Книга Джошуа Перла де Фомбель Тимоте
Но Илиан в тот момент думал лишь о том, что чуть не погиб.
– Кто может превратить волков в диких кабанов?
Фара взглянул на принца с тревогой.
– Кто способен на такое?
Слуга молчал.
– Ответь мне, Фара.
– Тааж способен. Крестный вашего брата.
– А кто еще?
Илиан знал, что Тааж никогда бы не стал его спасать.
– Раньше, – Фара колебался, – другие существа, наделенные магией, были на такое способны.
– Кто?
– Тааж уничтожил всех лесных волшебников. Но некоторые прячутся.
– Где?
– Я с самого начала знал, что однажды вы нас покинете.
– Ответь мне. Где они прячутся?
– Как знать? Я ведь не выхожу из дворца. Но если кто-то из них сделал то, о чем вы говорите…
В эту секунду неподалеку от дворца ударом трости, отделанной чешуйками, Тааж отворил дверь. Охотник лежал на медвежьих шкурах, поместив сломанную ногу между двух досок.
В глубине пещеры, освещенной факелом, слышалось хрюканье.
– Они там, – охотник кивнул на клетку.
Тааж положил руки на решетку. Маленькие кабаньи глазки сверкали во мраке.
– Я почти схватил ее. Она была прямо передо мной, – простонал охотник.
Просунув трость в клетку, Тааж помешивал грязь в свинарнике.
– Они чуть не сожрали меня, – продолжал раненый. – Узнайте, кто это сотворил. Верните моих волков.
– Не указывай, что мне делать, дурень.
Тааж повернулся к охотнику.
– Как ей удалось сбежать? Кто в такое поверит? – стенал тот.
– Замолчи! – Тааж помрачнел. – Какая она?
– Я не видел ее лица. Она маленькая и сильная, как звереныш.
– Ты шутишь. Ей тринадцать лет.
– Клянусь!
– Это не она. Кто-то был с ней. Кто-то ее спас.
– Кто?
Тааж снял со стены факел и пошел прочь.
– Не оставляйте меня в темноте.
Всадники, ждавшие снаружи, помогли старому колдуну сесть на коня. Из пещеры слышались стоны охотника.
Тааж поделился огнем факела со своими спутниками.
На берегу озера жили два других колдуна.
Тааж приказал сжечь их леса. Он не мог лишить своих соперников магии, уничтожить. Поэтому решил хотя бы запугать. Кто-то из них помогал наследнице. Разумеется, ради того, чтобы завладеть короной Яна. Поговаривали, будто и в народе появились недовольные, повстанцы. Давно следовало избавиться от девчонки, раз она угрожает власти.
Тааж ехал по лесу, глядя на мелькавшие вокруг огни факелов. Деревья хрустели, надламывались и падали, не выдерживая угольно-снежного вихря.
Илиан сидел на понтонном мосту и смотрел на озеро. По льду, спасаясь от лесного пожара, бежали животные. Над лесом поднимался дым. Северные олени проскакали мимо Илиана. Молодые куропатки спрятались под сваями.
Илиана не покидала мысль о том, что в пожаре виноват он.
12. Любовь
Наступил май. Шел холодный дождь.
Девушка стояла по пояс в воде и собирала камни, чтобы укрепить насыпь, регулирующую поток. Весной тающие снега размывали сооружение, уничтожая бассейн, в котором она привыкла купаться.
С каждым новым камнем пение каскада становилось звонче. Вода поднималась и падала с большей высоты, а затем исчезала, сливаясь с ручьем.
Каждое утро Олия купалась в источнике, смывая с себя вчерашний день. Дни и годы не имели над ней власти. Она не старела. В том числе и душой.
Вот уже несколько столетий Олия чувствовала себя на пятнадцать лет. И ни годом старше.
Наверху, спрятавшись среди скал, Илиан наблюдал за девушкой. Наконец он вычислил ту, чьи следы не давали ему покоя зимой. Фею.
Устроившись в тени, Илиан не спускал с нее глаз.
Всю жизнь Илиан старался быть невидимкой, тем, кто никогда не рождался на свет. Он умел сливаться с пейзажем. Даже птицы, в которых он стрелял из рогатки, падали, не успев его заметить.
Олия, казалось, не обращала внимания на дождь и не замечала Илиана.
Она вышла из воды, вскочила на валун. На секунду пропала из виду, а принцу почудилось – на целую вечность. Сердце стучало, отмеряя время. Илиан вытягивал шею.
Когда фея вернулась, она говорила с кем-то, кто стоял у нее за спиной. Олия постоянно оборачивалась к собеседнику, которого Илиан не видел. Присев на корточки, она протянула руки, что-то нежно нашептывая. С кем она говорила? Кого одаривала ласковым взглядом? Илиану не нравились эти улыбки и жесты, эта нежность, предназначенная неведомо кому. Но как бы ему хотелось услышать ее голос, заглушаемый шумом воды!
Он чуть-чуть продвинулся вперед и увидел белую пуму с перевязанными лапами, которая едва держала равновесие. Пума не могла ходить, но внимательно смотрела на фею, словно желая подойти ближе.
– Тебе больно? – Ее голос оказался более глубоким, чем можно было вообразить, глядя на фигуру. – Тебе всё еще больно?
Внезапно пума подняла голову, понюхала воздух и посмотрела в сторону Илиана. Тот едва успел спрятаться.
Его вычислили.
Он спрыгнул на мшистую скалу, проскользнул между двух утесов и скрылся в тени зарослей. Но не успел сделать и шагу. Фея стояла у него на пути.
Он замер.
Олия с мокрыми волосами и во влажном платье смотрела себе под ноги и выглядела скорее раздраженной, чем смущенной. Она сказала:
– Если вас ловят каждый раз, когда вы покидаете дом, лучше бы вам не выходить вовсе.
У Илиана дрожали спрятанные в рукава руки.
– Это вы спасли меня в тот день? – спросил он.
– Не знаю, о чем вы.
– Волки… зимой…
– Какие волки?
– Маленькую пуму вы тоже спасли.
Она подняла глаза.
– Пума, по крайней мере, больше не бегает по лесу.
– А что с ней?
– Охотник повредил ей лапы.
Илиан сжал кулаки. Фея добавила:
– Охотник не убивает сразу. Живое мясо дольше хранится.
– Шакал.
– Шакалы никому не вредят.
– Почему вы меня защитили?
Наконец она посмотрела на него.
Дождь прекратился.
– Вам не стоит покидать дворец, – молвила фея. – Там вы в безопасности. Народ не позволит им вторгнуться туда, где умерла королева.
Они снова переглянулись, затем она прикрыла глаза и словно отдалилась.
Илиану показалось, что его схватили и потянули назад. Однако Олия стояла на месте, прижав ладони к дереву. Илиан чувствовал, как что-то неудержимо влечет его, и не мог сопротивляться неведомой силе, завладевшей его телом и волей. Он обернулся на бегу, чтобы еще раз увидеть фею, но деревья уже скрыли ее.
Спустя час Илиан вплавь добрался до дворца, ухватился за сваю, пытаясь восстановить дыхание. Он чувствовал, как невидимая нить, заставившая его бежать, развязывается.
Однако существует кое-что посильнее магии. Другая нить – золотая – была по-прежнему крепко привязана к его сердцу. Нить, от которой он уже никогда не сможет освободиться.
Илиан вырос на сказках, которые ночами и бесконечными зимними вечерами рассказывал отец. Но кое-чего в этих сказках не хватало. И теперь Илиан наконец начинал понимать, в чем движущая сила всех этих историй. Что превращает уток в лебедей, вызывает ревность, дуэли, отчаяние королев, битвы между армиями, подвиги скромного портного, безумие старого короля…
Несмотря на предостережение феи, мальчик не остался во дворце. И на следующий день Олия вновь встретила его у источника и вновь прогнала, воздвигнув баррикады из колючего кустарника.
Тем не менее назавтра Илиан явился опять.
Он приходил каждый день. А порой и ночью. Ничто не могло заставить Илиана сидеть во дворце.
Олия ругала его всё менее уверенно. Когда же он долго не приходил, она бродила по лесу, изнемогая, словно от боли в животе. Она не помнила, чтобы когда-нибудь испытывала нечто подобное.
Она ждала. Смотрела в сторону озера.
Она открыла чувство, запрещенное феям. Любовь. Силу, которая дарит и отнимает жизнь.
Часть вторая. Оставить печаль в живых
13. Джошуа Илиан Перл
Их было восемь человек. Одни лежали, другие сидели, прислонившись к стенам конюшни. Лошади спали стоя. Наступило 22 июня 1941 года. Бои шли по всей округе.
Мужчины носили форму марокканских спаги. В плащах и покрытых пылью тюрбанах они напоминали заблудившихся всадников пустыни, ввязавшихся не в свою войну.
Они только что укрылись на ферме в одной из французских деревушек.
Взрывы снаружи прекратились. Тишина звучала как предвкушение рая.
– Флаг? – вдруг спросил кто-то.
Семеро бойцов поднялись из соломы.
Переглянулись.
– Где Эль Фасси?
Они были здесь, потому что месяц назад выжили в кровавой битве в Арденнах. Так что они не собирались потерять кого-то из своих в лесу Лотарингии.
Молодой солдат встал на ноги.
– Что вы намереваетесь делать, Перл?
– Отправлюсь за бригадиром Эль Фасси, мой лейтенант.
Солдаты бились у реки восемь часов подряд, чтобы задержать движение немецких танков. Такова миссия всадников: выиграть время. В конце концов противники отступили. Взяли таймаут, чтобы прийти в себя.
– Я потом присоединюсь к тылу, – сказал Перл.
– Нет, вы останетесь с нами.
– У него наш флаг, мой лейтенант.
Лейтенант посмотрел в глаза молодому солдату.
Разумеется, пропавший бригадир был больше чем знаменосец. Брахим Эль Фасси, старый солдат, герой, бородач, походивший на пророка, безмолвно заботился обо всех. В пустыне он сначала давал вдоволь напиться лошади, а уже потом сам утолял жажду. Но на поле битвы никого не звали Эль Фасси или Перл, и знамя стоило по меньшей мере пятидесяти человек. Поэтому лейтенант уступил.
– Уходите до наступления темноты, если ничего не найдете. Не геройствуйте.
Джошуа Перл уже оседлал лошадь, кто-то распахнул перед ним ворота. Джошуа оставил за собой столб пыли вперемешку с сеном.
Было восемь вечера, но молодому солдату показалось, что он попал в большую печь. Неподалеку еще дымилась спаленная ферма. А землю за день раскалило солнце.
Первые солдаты, которых Перл встретил через час, тоже были всадниками. Они мчались галопом под предводительством младшего лейтенанта, который скакал подобно жокею, задрав колени чуть ли не к плечам.
– Вы потерялись? – спросил он у Перла, осаживая лошадь.
– Я ищу бригадира второй кавалерии спаги. У него должен быть флаг.
Впрочем, всадники спаги не нуждались во флагах, чтобы быть замеченными. Они всегда выглядели как сбежавшие с маскарада «Тысяча и одной ночи».
– Оставайтесь с нами, – обратился офицер к Перлу. – Скоро стемнеет.
Перл поблагодарил за предложение, но поехал направо – на холм. Добравшись до вершины, он понял, что вокруг – лес. Он надеялся оглядеть равнину сверху, но высоты оказалось недостаточно. Спрыгнув с лошади, Перли подошел к дереву. Это был бук с гладкой, как кожа, корой. За несколько секунд Перл вскарабкался наверх. Лошадь, не понимая, куда девался всадник, топталась под деревом.
Перл высунул голову из листвы. Посмотрев вдаль, он увидел людей в немецкой форме, которые приближались к холму.
Значит, враг преодолел все препятствия. Возможно, бригадир с флагом уже убит.
Перл взглянул на опушку. Кто-то бежал к его дереву. На секунду ему показалось, что это Эль Фасси. Но, присмотревшись, он понял, что это был один из бойцов, потерявшихся в беспорядке войны.
Настоящие армии куда менее организованные, чем игрушечные. Настоящие сражения куда более неожиданные, чем те, что описаны в книжках. Они случаются повсеместно, солдаты словно падают с неба, выползают из-под земли или вдруг возникают на холме.
Перл стал спускаться по веткам, которые ломались под ногами. Он был еще только на середине дерева, когда услышал ржание. Он глянул вниз и увидел, что незнакомец вскочил на его лошадь и бьет ее каблуками по бокам.
Всадник завопил, словно цыган-конокрад.
Перл решил спрыгнуть, но было поздно.
Лошадь помчалась вперед. Спустя секунду топот раздавался уже где-то вдали.
Перл стоял в траве, прислонившись к дереву, и переваривал случившееся. Без лошади ему оставалось лишь надеяться, что стемнеет незамедлительно.
Вскоре всадник вновь появился на опушке. Теперь он был не один. К нему присоединились два немецких мотоцикла. Вор привел подкрепление.
Не надеясь на спасение, Перл бросился бежать. Рев мотора слышался всё ближе. Повсюду вспыхивали огни. Земля вздымалась от картечи. И тут как по волшебству из леса появился другой всадник. Он размахивал флагом второго полка марокканских спаги и был одет в белый плащ и чудесный тюрбан. Борода пророка развевалась по ветру.
Бригадир Эль Фасси заставил лошадь сделать круг по опушке и подхватил Перла, словно куклу. Мотоциклы ревели у Перла за спиной, взрывы раздавались всё чаще, и молодой солдат прижался к бригадиру. Лошадь перепрыгнула через два поваленных дерева. Они въехали в лес.
Казалось, они были спасены. Они скакали среди деревьев, оставив преследователей далеко позади. Шум стихал. Наконец стемнело. Перл, державшийся за товарища, думал, что теперь они в безопасности. Пьянящая свежесть леса напоминала о детстве.
Джошуа чувствовал, что лошадь еще бодра. А вот всадник, похоже, совсем обессилел. Флаг он держал по-прежнему прямо, но сам склонялся всё ниже.
– Бригадир?
Тяжелый вздох был ему ответом. Эль Фасси уже не мог держаться в седле. Перл подхватил его и натянул поводья.
– Вы ранены, Брахим?
– Может быть.
Они проехали еще немного, и вдруг луна озарила огромное пятно крови под белым плащом. Пуля попала бригадиру прямо в грудь, пока он спасал Перла.
Лишь благодаря рукам Перла пророк еще сидел на лошади. Всё тело обмякло, кроме руки, которая крепко сжимала древко знамени.
– Оставьте меня здесь, – сказал Брахим.
Перл понимал, что вдвоем они действительно далеко не уедут. Они спустились к ручью, что журчал внизу. Несколько минут лошадь шла вдоль воды, мерцавшей в лунном свете. Копыта стучали по валунам.
Путники остановились под большим каменным мостом. Перл уложил раненого на берегу. Разрезав кинжалом одежду, высвободил плечо и грудь. Потом аккуратно приподнял тело и убедился, что пуля прошла насквозь. Он ощупал рану с обеих сторон. Бригадир продолжал дышать и не жаловался. Рана находилась очень близко к сердцу. Перл подумал, что это конец.
– Только бы пережить ночь, – сказал Брахим, обычно не склонный к таким развернутым высказываниям. – Если дотяну до утра, то выкарабкаюсь.
В темноте было слышно, как дрожит, стоя в воде, лошадь. Затем раздался первый удар грома. Бригадир улыбнулся, поняв, что это не взрыв.
Начался дождь. Перл перевязал рану разорванной одеждой. Раз пуля прошла насквозь, оставалось только ждать.
Он накрыл Брахима своим плащом и лег рядом. Они слушали дождь, тяжелый летний дождь, похожий на водопад. Время от времени сверкала молния. С каждым ударом грома Джошуа вспоминал ту ночь, когда покинул свой мир. Не ждет ли сегодня подобное путешествие его товарища?
Через час раненый начал хрипеть. Джошуа намочил знамя в ручье и положил ему на лоб.
– Скажи что-нибудь, – попросил бригадир.
По иронии судьбы той ночью под мостом встретились два самых неразговорчивых солдата Франции. Перл не знал, что сказать. Бригадир застонал. Стало ясно, что дальше молчать уже нельзя. Он должен был облегчить смерть тому, кто спас ему жизнь.
– Скажи что-нибудь.
Перл подумал о самом дорогом, что у него было.
– Я родился далеко отсюда, – сказал он.
– Я тоже, – с трудом выговорил бригадир, вспомнив маленькую деревушку в тысячах километрах от их убежища.
Была полночь.
Джошуа Илиан Перл проговорил с товарищем до рассвета.
Он рассказал ему обо всем. Даже о том, что поклялся никогда не вспоминать.
На заре раненый еще дышал.
На следующий день немецкая танковая дивизия подобрала двух заблудившихся солдат на одной лошади. Раненого сначала подлечили в лазарете, а затем обоих отправили в лагерь для военнопленных в Вестфалии.
Бои во Франции закончились. Война была проиграна, страна – оккупирована.
14. Чешуйка сирены
Письмо начиналось словами «Дорогой наш Джошуа», и это невыразимо тронуло заключенного, стоявшего в снегу возле барака. Жак Перл, наверное, тоже волновался, когда, сидя с женой в маленькой парижской гостиной, выводил на бумаге это имя. Держа в руках карандаш, он, должно быть, чувствовал жар печи и аромат хлеба из каштановой муки.
Дорогой наш Джошуа!
Две недели назад мы получили твое письмо. Мы почти не спим. Когда я увидел на конверте имя отправителя, думал, умру на месте. Я не открывал письмо до самого вечера. Сегодня мы тебе отвечаем, потому что на дворе Рождество. Ты знаешь, что лавка закрыта. Мы оба в халатах. Это забавно, потому что уже почти полдень.
Я написал «наш Джошуа», потому что ты попросил так написать для охраны, которая читает письма заключенных (здравствуйте, господа!). Но мне приятно так тебя называть, мне приятно выводить эти буквы на бумаге. Дорогой Джошуа, наш малыш, не думай, что сделал нам больно своим письмом. Не думай.
Слезы навернулись ему на глаза. Перед началом зимы он написал старикам из-за человека, вместе с которым чистил лагерную цистерну. Среди заключенных только он и Джошуа говорили по-французски, и парень так обрадовался, услышав родной язык, что выложил Перлу всю свою жизнь, начиная с первых дней. В том числе он рассказал, что его родители даже рады, что он в плену. Его семья держала отель на севере Франции. Поскольку они были евреями, у них были проблемы с полицией. И их не трогали лишь потому, что сын оказался в плену у немцев.
Пока сын гнил в лагере, глодаемый вшами, отель с роялем в холле и видом на реку из ресторана процветал. А солдат говорил, что боится только одного: умереть от тифа до конца войны.
– Если я умру, отель закроют.
Выслушав эту историю, Джошуа вспомнил лавку Перла. Он ничего не писал старикам с самого начала войны. Иначе пришлось бы объяснять, почему на конверте стоит имя их умершего сына.
Но тут он подумал, что тоже мог бы помочь им, сообщив, что храбрый солдат Джошуа Перл, сражавшийся за Францию, вот уже два года находится в немецком плену.
Да, – продолжал Жак Перл, – с администрацией сейчас отношения непростые, но я верю в свою страну. Пусть не думают, что от нас так легко избавиться!
Поэтому пока я не стану говорить о тебе в префектуре, как ты советуешь. Хвалиться, что мой сын в плену, – это как-то неправильно. К тому же лавка до сих пор работает. Вокруг полным-полно куда более несчастных людей. Посылаю тебе фотографию нашей рождественской витрины, чтобы ты не беспокоился. Фотографировал аптекарь. Посмотри, как красиво.
Джошуа достал из конверта фотографию, которую сначала не заметил: лавка Перла в мерцающих огоньках, а в углу – обнадеживающая надпись:
- Скоро Рождество!
- Дела идут прекрасно.
- У нас всё хорошо. Береги себя!
- Не трать силы понапрасну.
Еще в письме Жак Перл обещал обязательно прислать разных сладостей для Джошуа и его товарищей. Перечислял вкусы мармелада, которые до сих пор в ходу, несмотря на сокращение бюджета. А также рассказывал о сумке с орехами, обнаруженной в подсобке одним осенним утром. Эта чудесная находка спасла их от разорения. Упоминал Перл и миндаль с фермы Пилон – никогда еще этот миндаль не был таким вкусным!
В последнем абзаце говорилось о новой помощнице, которая устроилась к ним в сентябре и очень выручает после отъезда Джошуа.
Она так прекрасно работает и так мила, что мадам Перл, конечно, мечтает познакомить ее с тобой, когда ты вернешься. Я хотел ее сфотографировать. Она сидела возле лавки, но, видимо, убежала, прежде чем аптекарь сделал снимок. Вечно девушки так поступают. Ей нравится, когда я рассказываю о тебе. Ах да, забыл: она очень красива.
На фотографии Джошуа заметил маленькие следы на снегу возле лавки.
В конце письма Жак Перл иносказательно (чтобы охрана не поняла) сообщал, как ему не терпится поговорить с Джошуа и выяснить, почему тот сбежал, взяв имя умершего мальчика.
Джошуа аккуратно сложил письмо и спрятал в карман. Ледяной ветер обжигал пальцы, но ему было хорошо: он больше не чувствовал себя обманщиком.
Начинался февраль. Два трудных лагерных года были уже позади. Джошуа работал в основном на лесоповале, где вместе с другими пленными перетаскивал и грузил спиленные деревья. Большинство заключенных были поляками. Многие умирали с голоду, питаясь супом, прозрачным, как дождевая вода. С французами немцы обращались немного лучше, однако голод, болезни, вши, жестокость делали жизнь почти невыносимой.
Джошуа вернулся в барак. Вдоль стен в три яруса тянулись нары. Он присел на край нижней лежанки.
– Я получил письмо, – обратился он к тени, вытянувшейся у стены.
Брахим обернулся. Та ночь, когда они по очереди спасли друг друга, очень сблизила их. Джошуа доверил бригадиру свою тайну, полагая, что тот умрет с ней. Некоторые истории помогают уходить. Но эта подействовала как магическое снадобье. Брахим сказал тогда: «Если я дотяну до утра, то выживу». Голос Илиана помог бригадиру перебраться через ночь. Тот выжил.
Несколько дней, проведенных в госпитале и транзитной тюрьме, они избегали встречаться взглядами, словно стыдясь, что остались в живых.
В лагере они стали неразлучны. Но больше никогда не вспоминали об откровениях Илиана.
– Хорошее? – спросил Брахим.
– Да.
Бригадир удовлетворенно погладил бороду. Хорошее письмо. Этой информации было достаточно.
Брахим выпрямился, развернул пальто, служившее подушкой, оделся.
Заключенным выдавали одежду, снятую с убитых на поле боя. Но бригадиру позволили сохранить тюрбан спаги.
Он поднялся и сделал Перлу знак следовать за ним.
Они переступили через заключенных, игравших в карты на полу.
Эль Фасси толкнул дверь и зашагал по снегу.
Когда они отошли довольно далеко от бараков, Брахим заговорил. Он произносил каждое слово так четко, словно сообщал результаты серьезного исследования.
– Вы знаете, я был в медпункте из-за ранения.
Они по-прежнему обращались друг к другу на «вы». Возможно, это был их способ оставаться цивилизованными людьми, несмотря на ужасы и унижения лагерной жизни.
– Вам больно?
– Не очень.
Перл знал, что бригадир врет. Он мучился каждую ночь и спал с кожаным ремнем в зубах, чтобы не слышно было их скрежета.
– Доктор говорит по-французски, – сказал Брахим. – Он из Эльзаса. Бывал и у меня на родине. Рассказывает всякое. Это приятно.
Каким-то чудом Перл еще ни разу не попадал в медпункт, но он сомневался, что там можно приятно проводить время. Брахим продолжал, красноречиво как никогда: