Белый огонь Пехов Алексей

Глава 14

Кори встала до рассвета, собрала свои вещи и направилась в Роринг-Форк. Она удобно устроилась в ангаре «Высот» и с головой ушла в работу. Останки Эммета Боудри были аккуратно разложены на пластмассовом складном столике, который она купила в «Уолмарте», над столиком стояли мощные софиты. Кори наладила микроскоп с электронным усилением и посмотрела на монитор своего ноутбука, на который была выведена картинка с микроскопа. Ее «никон» стоял на треноге. Она чувствовала себя как в раю, имея возможность работать внимательно, тщательно, не умирая от страха и не боясь, что ее в любую минуту могут обнаружить.

Одно было плохо: холодина стояла лютая. Когда Кори пустилась в долгий путь из Базальта (от номера в отеле «Себастиан» за счет Пендергаста она отказалась), было минус восемнадцать. Для экономии Кори не стала завтракать и теперь, ближе к полудню, умирала не только от холода, но и от голода. Она поставила у ног электрический обогреватель, но он дребезжал и гудел, а поток теплого воздуха рассеивался в нескольких дюймах от прибора. Он неплохо обогревал ее голени, но не больше.

И все же ни холод, ни голод не заглушали того растущего возбуждения, которое она испытывала. Ее находки были удивительны. Почти на всех костях обнаружились травмы в виде скобления, тупых вдавливаний и выемок. Ни на одной кости не было видно костной восстановительной реакции, следов воспалений или заживления. На мягких и губчатых костных тканях были видны отчетливые следы зубов – не медвежьих, а, судя по радиусу укуса и форме зубов, человеческих. Да что говорить, там вообще не было следов медвежьих зубов.

Внутри сломанной бедренной кости и внутри черепа Кори обнаружила дополнительные следы скобления, и это указывало на то, что костный и головной мозг извлекались изнутри металлическим инструментом. Под микроскопом было видно, что эти отметины состоят из едва заметных и близко расположенных друг к другу параллельных линий, кроме того, обнаружились следы чего-то похожего на отложения окиси железа, а отсюда вытекало, что инструмент был железным. И велика вероятность, что это был изношенный напильник.

Первый удар по черепу явно был нанесен камнем. Под микроскопом Кори сумела разглядеть несколько крохотных осколков камня, судя по беглому осмотру – кварца.

Грудная клетка была вскрыта – тоже камнем – и раздвинута, словно для того, чтобы добраться до сердца. На костях почти не было следов повреждений, нанесенных острым предметом, например топором или ножом, как не было и огнестрельных ранений. Этого Кори не могла понять, поскольку большинство добытчиков, несомненно, были вооружены либо ножами, либо пистолетами.

Согласно газетному сообщению того времени, кости Эммета Боудри были разбросаны по земле в сотне ярдов от дверей его хижины; он был «почти полностью съеден» так называемым медведем. Газетная статья (видимо, щадя чувства читателей) не вдавалась в подробности о том, что было съедено и какие повреждения имели кости. В одном только месте отмечалось, что «частички сердца и других внутренностей были обнаружены на расстоянии от тела и частично съедены». В статье не говорилось о костре или тепловой обработке, и предпринятое Кори исследование костных останков не выявило температурного воздействия.

Эммета Боудри съели в сыром виде.

По мере работы Кори мысленно восстанавливала последовательность нанесения повреждений телу Боудри. На него напала группа – никто в одиночку не смог бы расчленить человеческое тело с таким безумным остервенением. Они ударили его сзади камнем по голове, раздробив череп. Возможно, смерть от удара наступила не мгновенно, но сознание он потерял почти наверняка. Затем они принялись жестоко избивать тело, переломали почти все кости, а потом раздробили и размолотили почти все основные сочленения тела – остались следы бессистемных, беспорядочных ударов, нанесенных неровными камнями, – после чего тело разодрали на части, приложив немалые усилия. Раздолбив суставы, они отделили конечности от туловища, разломали ноги в коленях, вскрыли череп и удалили мозг, содрали мясо с костей, переломали крупные кости, чтобы достать костный мозг, удалили большую часть внутренних органов. Похоже, у убийц был всего один инструмент – изношенный напильник, к которому они добавили заостренные куски кварца, свои руки и зубы.

Кори пришла к выводу, что причиной убийства стала вспышка ярости и гнева, которая затем фактически перешла в людоедское пиршество. Девушка на мгновение отступила от останков и задумалась. Какая банда могла заниматься такими делами? И зачем? К тому же ей казалось чрезвычайно странным, что банда убийц бродит по горам в 1870-е годы без ножей и огнестрельного оружия. И почему они не приготовили мясо? Это скорее напоминало убийц из каменного века, безжалостных и диких.

«Безжалостных и диких». Кори пыталась согреться у обогревателя, потирая руки, и тут ее мысли вернулись к случившемуся вчера страшному пожару и к смерти той девушки, Дженни Бейкер. Это был какой-то запредельный ужас: вся семья погибла при пожаре. Час назад в ангар заезжал подсобный рабочий, который и сообщил Кори об этом. Неудивительно, что она в десять утра смогла проехать в «Высоты», едва кивнув охраннику, и никто не препятствовал ее занятиям.

Ощущение этого кошмара и лицо Дженни Бейкер, такое серьезное, такое красивое, не давали ей покоя. «Сосредоточься на работе», – сказала себе Кори, выпрямилась и стала готовить к осмотру следующую кость.

Что ей сейчас было необходимо, так это получить возможность обследовать другие останки для сравнения. Пендергаст сказал, что поможет ей найти потомков. Кори на секунду задумалась: что в его предложении ей не понравилось? Сила его личности была такова, что он в любых обстоятельствах доминировал. Но это был ее проект, и она хотела завершить его своими силами. Она не хотела, чтобы кто-то в «Джоне Джее», в особенности ее научный руководитель, отклонил ее работу на том основании, что ей помогал влиятельный агент ФБР. Даже малейшая помощь с его стороны способна скомпрометировать ее достижения, давая повод снять ее работу с конкурса.

Но Кори тут же отбросила и эту мысль. Пендергаст спас ее карьеру, а может, даже и жизнь. Что за глупость с ее стороны отталкивать его, предъявлять какие-то собственнические претензии? Да к тому же Пендергаст вообще всегда старался избегать публичности.

Девушка сняла перчатки, чтобы правильно расположить берцовую кость под микроскопом, и, перемещая ее, добилась того, чтобы свет падал под нужным углом. На этой кости были те же повреждения, что и на остальных: переломы с пластической реакцией без каких-либо следов исцеления, следы скобления и самые четкие из всех обнаруженных ею зубных отметин. Люди, которые сделали это, были сумасшедшими. Или просто очень, очень озлобленными?

Руки у нее совсем заледенели, но она сделала несколько снимков, после чего пришлось снова склониться над обогревателем.

Конечно, не исключалось, что это отдельный случай. Остальные жертвы вполне могли быть убиты бродячим медведем гризли. В газетах сообщалось о том, что кто-то видел этого зверя, а в одном случае обнаружили еще недоеденного добытчика, и уж его-то кости точно были обглоданы. Кори испытала мучительное искушение проверить еще один из гробов, но подавила в себе это желание. Отныне она все будет делать исключительно по закону.

Она поднялась, когда снова стала чувствовать свои пальцы. Если изучение других останков подтвердит, что это дело рук банды убийц, то тема ее работы станет иной. Кори опишет историю серийных убийств стопятидесятилетней давности. Вот будет класс, если она сумеет раскрыть их! Не говоря уже о том, что это станет мощным толчком для ее будущей карьеры…

Глава 15

Ларри Чиверс стоял рядом со своим грузовичком, герметизируя пакеты с уликами с помощью ламинатора и заканчивая свои заметки и наблюдения. Он пришел в себя после обморока, но его не оставляло чувство крайнего смущения. Такого с ним еще никогда не случалось. Ему казалось, что все смотрят на него, шепчутся о нем.

С хмурым видом он кончил запаивать последний пакет и убедился, что герметизация обеспечена. Он уже наговорил на диктофон остальные свои наблюдения, пока они были свежи в памяти. Чиверс хотел быть уверен, что все сделал абсолютно правильно. Дело намечалось очень серьезное, возможно, даже национального масштаба.

Услышав у себя за спиной какой-то звук, Чиверс повернулся и увидел, что к нему направляется шеф полиции Моррис. Вид у него был совершенно убитый.

– Извините меня за такую реакцию, – пробормотал Чиверс.

– Я знал эту семью, – сказал ему шеф. – Одна из девочек проходила у меня практику.

Чиверс покачал головой:

– Соболезную.

– Мне бы узнать вашу реконструкцию пожара.

– Могу представить вам только мои первые впечатления. На лабораторные исследования может уйти несколько дней.

– Продолжайте.

Чиверс глубоко вздохнул:

– Пожар, как мне представляется, начался в ванной второго этажа или в спальне над гостиной. Оба эти помещения были обильно политы горючим веществом – настолько обильно, что преступнику нужно было тут же убираться из дома. В обоих этих помещениях обнаружились человеческие останки.

– Вы хотите сказать, что Бейкеры… жертвы… были облиты бензином и сожжены?

– Двое из них – да.

– Живьем?

Ну и вопрос!

– На это должен ответить патологоанатом. Но я сомневаюсь.

– Слава богу.

– Еще две жертвы были обнаружены у задней двери, – вероятно, преступник бежал через нее. Там же было и тело собаки.

– Рекс, – пробормотал шеф полиции, отирая лоб дрожащей рукой.

Чиверс обратил внимание на человека в черном костюме, которого приметил раньше, – тот фланировал на небольшом расстоянии, не сводя с них глаз. Чиверс нахмурился. Почему гробовщика пропустили за кордон?

– Мотив? – спросил шеф.

– Это лишь мои предположения, – сказал Чиверс, – но, исходя из тридцатилетнего опыта, я могу с уверенностью сказать, что это ограбление со взломом в возможном сочетании с сексуальным преступлением. Тот факт, что вся семья была обездвижена и обезврежена, говорит мне, что преступников было несколько.

– Это не было ограблением, – раздался мягкий, тягучий голос.

Чиверс быстро повернул голову и увидел человека в черном, который каким-то образом сумел незаметно подойти и теперь стоял у них за спиной. Он нахмурился еще сильнее:

– Я говорю с шефом полиции, если вы не возражаете.

– Ничуть. Но если вы позволите мне высказать мое мнение, то я могу предложить некоторые соображения. Простой грабитель никогда бы не стал связывать жертвы, а потом сжигать их заживо.

– Заживо? – переспросил шеф. – Откуда вы знаете?

– Садизм и ярость этого преступления очевидны. Садист хочет видеть страдания жертвы. От этого он получает удовольствие. Привязать кого-то к кровати, облить бензином и поджечь – в чем тут удовольствие, если жертва уже мертва?

Лицо шефа приобрело землистый оттенок. Рот его шевельнулся, но он не произвел ни звука.

– Ерунда, – яростно возразил Чиверс. – Это было ограбление со взломом. Преступники проникают в дом, обнаруживают двух хорошеньких девочек, насилуют их, забирают драгоценности, а после поджигают дом, думая, что тем самым уничтожат все улики, и в первую очередь их ДНК в жертвах насилия.

– Но драгоценностей они не забрали, как вы сами записали на диктофон несколько минут назад, говоря об обнаруженных вами расплавленных слитках золота.

– Постойте-ка. Вы что, подслушивали? Кто вы такой? – Чиверс повернулся к шефу полиции. – Это официальное лицо?

Шеф полиции промокнул лоб влажным платком. Вид у него был нерешительный и испуганный.

– Прошу вас. Хватит.

Человек в черном костюме пристально посмотрел на него своими серебристыми глазами, потом безразлично пожал плечами:

– У меня здесь нет официального статуса. Я просто сторонний человек, предлагающий свои наблюдения. Оставляю вас, джентльмены, вашим важным делам.

С этими словами он повернулся и пошел прочь. Но остановился и бросил через плечо:

– Однако должен сказать, что, вполне возможно, трупов будет… больше.

И на этот раз он действительно ушел, приподнял ленту и скрылся в толпе зевак.

Глава 16

Хорас П. Файн III остановился, развернулся на каблуках и оглядел Кори, словно ему только что пришла в голову какая-то мысль.

– У вас есть опыт хаус-ситтинга?[17] – спросил он.

– Да, конечно, – немедленно ответила Кори.

В некотором роде это было правдой: она не раз по ночам сторожила их дом-трейлер, когда мать уходила в запой и исчезала. А потом Кори полгода прожила в квартире отца – он тогда уезжал работать в Питсбург.

– Правда, никогда в таком большом доме, – добавила она, оглядевшись.

Файн подозрительно посмотрел на нее… а может, просто у него было такое выражение лица. Ей казалось, что он с недоверием встречает каждый произнесенный ею звук.

– У меня нет времени проверять ваши рекомендации, – ответил он. – Человек, с которым я договорился об этой работе, отказался в последнюю минуту, а я опаздываю в Нью-Йорк. – Он чуть прищурил глаза. – Но я буду за вами приглядывать. Идемте, я покажу ваши комнаты.

Кори пошла за ним по длинному гулкому коридору первого этажа, спрашивая себя, как Хорас П. Файн собирается приглядывать за ней из Нью-Йорка, с расстояния в две тысячи миль.

Поначалу это казалось ей чудом. Она узнала об имеющейся вакансии случайно – услышала в кафе разговор о доме, за которым нужно присмотреть. Несколько телефонных звонков вывели ее на владельца особняка. Возможность была великолепная. И это в самом Роринг-Форке. Не нужно будет тащиться восемнадцать миль в ее блохастый мотель. Она могла начать сегодня же. К тому же она будет зарабатывать деньги, а не тратить их.

Но когда Кори приехала в особняк познакомиться с владельцем, ее энтузиазма поубавилось. Хотя дом фактически находился в Роринг-Форке, стоял он высоко в горах, совершенно изолированно от другого жилья, в конце узкой извилистой частной дороги длиной в милю. Дом был и в самом деле громаден, а глядя на его постмодернистскую архитектуру и материалы (стекло, сталь и камень), можно было подумать, что это не жилище, а роскошная приемная какого-нибудь знаменитого дантиста. В отличие от большинства домов, которые Кори видела здесь, – домов, прилепившихся к склонам гор и предлагающих фантастические виды из окон, – этот был построен в горной выемке, практически в чаше, и с трех сторон его окружали высокие ели, погружавшие это место в вечный сумрак. С четвертой стороны было глубокое обледенелое ущелье, которое переходило в россыпь покрытых снегом валунов. Как ни нелепо, но большинство громадных окон зеркального стекла выходили на эту пейзажную «достопримечательность». Интерьер дома был агрессивно модернистским и своей аскетичностью вызывал ассоциации с тюрьмой: всюду хром, стекло и мрамор, и ни одного острого угла, если не считать дверных косяков. Стены были украшены ухмыляющимися масками, плетеными ворсистыми коврами и другими зловещими поделками африканского народного искусства. Кроме того, в доме было холодно, почти так же холодно, как в ангаре, где работала Кори. Пока хозяин показывал ей дом, она не снимала пальто.

– Это вход во второй подвал, – сказал Файн, останавливаясь и показывая на закрытую дверь. – Там старая топка. Она обогревает восточную часть дома.

«Обогревает. Вот это хорошо».

– Второй подвал? – переспросила Кори.

– Это единственная сохранившаяся часть первоначального коттеджа. Когда его разобрали, строитель оставил подвал, модернизировал его и сделал частью нового дома.

– Здесь был коттедж?

Файн хмыкнул:

– Коттедж под названием «Вороний овраг», но на самом деле это была просто старая бревенчатая сторожка. Здесь останавливался фотограф, когда отправлялся в горы делать снимки. Адамс – так его звали. Говорят, он был знаменитостью.

«Адамс. Ансель Адамс?»[18] Кори вполне могла представить такое. Вероятно, прежде здесь среди деревьев стоял уютный загородный домик, а потом на его месте выросло это чудище. Ее не удивило, что Файн не знает Адамса. Только человек, начисто лишенный вкуса, или его жена на грани развода могла бы купить такое убожество.

Хорас Файн был холоден, как и его дом. Он возглавлял инвестиционный фонд на Манхеттене. А может, это было американское отделение иностранного инвестиционного банка. Кори толком не слушала, когда он ей говорил. Фонд, банк – для нее все это была китайская грамота. К счастью, он, видимо, не слышал про нее и про ее недавнее пребывание в местной тюрьме. Он не скрывал, что ненавидит Роринг-Форк и презирает женщину, которая вынудила его купить этот дом и которая теперь вовсю старалась, чтобы он не мог избавиться от него. «Мегера» – так на протяжении последних двадцати минут говорил он о ней, вводя Кори в курс дела. Ему хотелось одного: найти кого-нибудь, кто будет присматривать за домом, и уехать, к чертовой матери, в Нью-Йорк. Чем скорее, тем лучше.

Он шел по коридору впереди Кори. Дом был столь же уродлив, сколь и странно спланирован. Казалось, он состоял из одного бесконечного коридора, который время от времени делал повороты, отвечавшие топографии дома. Все важные комнаты располагались слева и выходили на овраг. Все остальные – ванные, кладовые, подсобные помещения – располагались справа, как чирьи на ноге. Насколько себе представляла Кори, второй этаж имел такую же планировку.

– А что здесь? – спросила она, остановившись у приоткрытой двери справа.

Освещение там не было включено, но в комнате за дверью было светло от сияния десятков точек – зеленых, красных, желтоватых.

Файн снова остановился:

– Это техническое помещение. Можете посмотреть.

Он открыл дверь и включил свет. Кори скользнула взглядом по множеству панелей, экранов и инструментов – от их количества голова шла кругом.

– Это, разумеется, «умный» дом, – сказал Файн. – Все автоматизировано, и отсюда можно управлять всеми процессами: генератором, энергосистемой, системой безопасности, системой наблюдения. И ко всему этому есть доступ через Интернет. Я могу управлять системами с моих компьютеров в Нью-Йорке.

«Вот, значит, что он имел в виду, говоря, что будет приглядывать за мной», – подумала Кори.

– И как работает система наблюдения?

Файн показал на большую плоскую панель с портативным многофункциональным компьютером и каким-то устройством внизу, похожим на дивиди-плеер, накачанный стероидами.

– Всего здесь двадцать четыре камеры.

Он нажал кнопку, и плоская панель ожила – на ней возникла картинка гостиной. В левом верхнем углу появилась цифра, а внизу строка с датой и временем.

– Вот эти двадцать четыре кнопки связаны каждая с соответствующей камерой.

Он нажал кнопку с надписью «Подъезд», и на экране возникла другая картинка подъездной дорожки (чего же еще?), на которой стояла арендованная машина Кори.

– А камерами отсюда можно манипулировать? – спросила девушка.

– Нет. Но любое движение, воспринимаемое сенсорами, включает камеру и записывается на жестком диске. Вот, смотрите.

Файн показал на экран: по дорожке шел олень. Его на ходу обволакивали облачка черных квадратов (почти как рамочные окна цифровой камеры), в то же время на экране появилась большая красная буква «Д» в кружке.

– «Д» означает движение, – сказал Файн.

Олень исчез с экрана, но красная буква осталась.

– А почему «Д» не исчезла? – спросила Кори.

– Потому что, когда одна из камер засекает движение, запись об этом сохраняется на жестком диске. Сохраняется отрезок, включающий минуту до начала движения и минуту после его окончания. После этого, если движение не возобновляется, «Д» исчезает.

«Движение».

– И все это можно видеть по Интернету? – спросила Кори.

Ей не хотелось думать, что за ней издалека будут присматривать.

– Нет, эта часть умной системы не была выведена в Интернет. Мы прекратили работы над системой безопасности, когда решили продать дом. Пусть эти расходы берет на себя новый владелец. Но отсюда система управляется довольно эффективно. – Файн показал еще на одну кнопку. – Экран можно разделять, многократно нажимая на эту кнопку.

Файн впервые казался увлеченным. Он нажал кнопку, и картинка разделилась на две части: в левой части монитора осталась подъездная дорожка, а в правой появился вид на овраг. Еще одно нажатие кнопки – и монитор разделился на четыре части, потом на девять, шестнадцать; размер отдельных картинок, передаваемых с разных камер, соответственно уменьшался.

Любопытство Кори быстро сходило на нет.

– Как мне управлять тревожной сигнализацией? – спросила она.

– Ее тоже не установили. Вот почему мне нужен человек, который присматривал бы за домом.

Файн выключил свет и вышел из комнаты. Кори последовала за ним по коридору, прошла через дверь в конце. Дом внезапно изменился. Дорогая отделка исчезла, а с ней и модерновая мебель, сверкающие высококлассные устройства. Впереди был короткий узкий коридор с дверями по обеим сторонам, заканчивающийся еще одной дверью в небольшую ванную с дешевой сантехникой. Пол здесь был линолеумный, а на стенах не висели картины. Все поверхности имели монотонно-белую окраску.

– Это часть дома для прислуги, – гордо сказал Файн. – Здесь вы и будете жить.

Кори одну за другой открыла двери. За двумя слева были спальни, по размеру и аскетизму почти монашеские кельи. Одна из дверей справа вела на кухню, где стоял дешевый холодильник и такая же плита. Другая комната оказалась кабинетом, совсем крохотным, едва ли больше ее номера в мотеле.

– Как я уже сказал, я уезжаю чуть ли не немедленно, – сказал Файн. – Приходите в мой кабинет, и я дам вам ключи. Есть вопросы?

– А где регулятор температуры? – спросила Кори, обхватывая себя руками, чтобы скрыть дрожь.

– Он здесь.

Файн вышел из помещения для прислуги и направился назад по коридору в гостиную. На стене висел регулятор температуры в прозрачном пластиковом коробе на замке.

– Десять градусов, – сказал Файн.

Кори посмотрела на него:

– Вы о чем?

– Десять градусов – я поставил такую температуру, и она останется на этом уровне. Я не потрачу на этот чертов дом ни на цент больше, чем необходимо. Пусть мегера оплачивает услуги, если хочет. И вот еще что: как можно меньше пользуйтесь электричеством. Пару лампочек при крайней необходимости. – Ему пришла в голову еще одна мысль. – И кстати, установки термостата и показания электросчетчика выведены в Интернет. Я смогу контролировать их по моему айфону.

Кори с упавшим сердцем посмотрела на регулятор температуры. «Просто класс. Значит, я буду морозить себе задницу не только в ангаре, но и здесь по ночам». Она начинала понимать, почему от этой работы отказался первый кандидат.

Файн посмотрел на нее взглядом, говорившим, что аудиенция закончена. Оставался еще один вопрос.

– Сколько вы мне будете платить?

Глаза Файна расширились от удивления.

– Платить? Я пускаю вас бесплатно жить в великолепном огромном доме прямо здесь, в Роринг-Форке, и вы еще хотите, чтобы я вам платил? Считайте, что вам повезло: я не беру с вас за аренду помещения.

И он направился в кабинет.

Глава 17

Арназ Джонсон, парикмахер звезд, в свое время повидал немало необычных людей, обитавших в знаменитом приюте «Биг-Пайн» на самой вершине горы Роринг-Форк: старлетки, одетые так, словно отправлялись на вручение «Оскара»; миллиардеры со своими элитными девицами в норках и соболях; фальшивые индейцы в дизайнерских лосинах за десять тысяч долларов; псевдоковбои в широких шляпах и в сапогах со шпорами. Арназ называл это парадом нарциссистов. Лишь немногие из них умели стоять на лыжах. Парад был причиной, по которой Арназ купил сезонный билет и раз или два в неделю отправлялся в приют в кабинке подъемника. А кроме того, его влекла туда еще и атмосфера самого знаменитого лыжного приюта на Западе с его бревенчатыми стенами, на которых висели старинные ковры навахо, с массивными люстрами из кованого чугуна и ревущим камином такого размера, что там можно было зажарить на вертеле целого быка. Не говоря уже о стеклянных стенах с круговым обзором на океан гор, сейчас серый и замерший в ожидании под темным небом.

Но Арназ никогда не видел никого подобного джентльмену, который в одиночестве сидел за маленьким столиком у громадного окна, игнорируя стоящий перед ним отделанный серебром графин с неизвестным напитком, и смотрел в направлении занесенной снегом Чаши Контрабандиста с ее комплексом давно заброшенных горняцких сооружений, сгрудившихся, словно толпа сторонников, вокруг громадного ветхого деревянного здания, в котором находился знаменитый Ирландский паровой насос – великолепный пример техники девятнадцатого века, некогда самый большой насос в мире, ныне представляющий собой лишь ржавеющий корпус.

Арназ уже минут тридцать с восхищением наблюдал за этим похожим на привидение человеком, и за это время объект его наблюдения не пошевелил и мизинцем. Арназ был модником, он разбирался в одежде. На человеке было стильное черное пальто из шерсти ламы высочайшего качества, вот только производителя Арназ определить не смог. Пальто не было застегнуто, и под ним виднелся сшитый на заказ черный костюм английского покроя, галстук от Дзеньи и великолепный кремовый шелковый шарф, небрежно повязанный. Хотя в большом зале приюта было тепло, этот человек казался холодным, как лед.

Он не был киноактером: Арназ, заядлый киноман, никогда не видел его на экране, даже в эпизодической роли. Он точно не был банкиром, управляющим инвестиционным фондом, председателем правления, адвокатом или каким-либо другим предпринимательским или финансовым волшебником. Одежда такого рода была абсолютно неприемлема среди подобных людей. В нем не было ничего позерского – этот человек носил свою одежду небрежно, безразлично, словно в ней и родился. И он был слишком элегантен, чтобы причислить его к интернет-бизнесу. Так кто же он такой, черт побери?

Гангстер.

Да, теперь все становилось на свои места. Он был преступником. Очень, очень успешным преступником. Возможно, русским – он и в самом деле выглядел немного как чужестранец: светлые глаза и высокие скулы. Русский олигарх. Впрочем, нет… где же тогда его женщины? Вокруг русских миллиардеров, приезжавших в Роринг-Форк, – а они приезжали, и довольно часто, – всегда крутилась толпа увешанных побрякушками, сисястых шлюх.

Арназ пребывал в недоумении.

Пендергаст услышал, что его окликают, медленно повернулся и увидел шефа полиции Стенли Морриса, который шел в его направлении по огромному залу.

– Вы позволите?

Пендергаст сделал приглашающий жест.

– Спасибо. Я слышал, что вы здесь.

– И как же вы это услышали?

– Гм… Вас нельзя назвать неприметным.

Молчание. Наконец агент Пендергаст вытащил из кармана пальто маленький серебряный стаканчик и поставил на стол:

– Не хотите шерри? Самый заурядный «Амонтильядо», но при этом довольно вкусный.

– Нет, спасибо. – У шефа полиции был озабоченный вид, и он не сразу устроился на стуле, сначала поерзал немного. – Послушайте, я понимаю, что совершил ошибку с вашей… э-э… подопечной мисс Свенсон. И я сожалею об этом. Скажу, что я заслужил то, что случилось на заседании городского совета. Вы себе не представляете, что означает возглавлять полицию в таком городе, где тебя одновременно тащат в пяти разных направлениях.

– Я вам искренне сочувствую, но боюсь, что ваши микроскопические проблемы меня не волнуют. – Пендергаст налил себе немного шерри и выпил его одним махом.

– Послушайте, – сказал шеф полиции, снова поерзав на стуле. – Я пришел просить вас о помощи. У нас случилось страшное четверное убийство, место преступления площадью в один акр и невероятной сложности. Все мои криминалисты спорят друг с другом и с этим экспертом-пожарным, они парализованы, они никогда в жизни не сталкивались ни с чем подобным… – Его голос зазвучал надтреснуто, потом прервался на какое-то время. – Послушайте, эта девочка – Дженни, старшая дочь, – она у меня стажировалась. Хорошая такая девчонка… – Он попытался взять себя в руки. – Мне нужна помощь. Неофициальная. Совет – это все, о чем я прошу. Ничего официального. Я посмотрел ваш послужной список – очень впечатляющий.

Бледная рука снова подползла змеей к графину, налила еще глоток, который был выпит, как и предыдущий. Наконец Пендергаст заговорил:

– Я приехал сюда, чтобы вызволить мою подопечную – это ваше слово, не мое, – из лап вашей некомпетентности. Моя цель, моя единственная цель – дождаться, когда мисс Свенсон закончит свою работу, и воспрепятствовать вмешательству миссис Кермоуд или кого-то другого, если такое последует. После этого я оставлю ваш порочный город и постараюсь как можно скорее добраться домой, в Нью-Йорк.

– Сегодня утром вы были на месте преступления. Вы предъявили ваш значок, чтобы пройти в огороженную зону.

Пендергаст отмахнулся от этих слов, как отмахиваются от мухи.

– Вы пришли туда. Почему?

– Я видел пожар. Во мне проснулось любопытство, хотя и вполне ничтожное.

– Вы сказали, что будут и другие. Почему?

Пендергаст еще раз отмахнулся от вопроса.

– Черт побери! Почему вы это сказали?

Никакого ответа.

Шеф полиции поднялся.

– Вы сказали, что будут и другие убийства. Я посмотрел ваш послужной список и понял, что вы, как никто другой, можете это знать. Я говорю вам: если случатся новые убийства, а вы откажетесь помочь, то эти жертвы будут на вашей совести. Господом клянусь!

Пендергаст ответил на это пожатием плеч.

– Не смейте пожимать плечами, сукин вы сын! – взорвался шеф полиции. – Вы видели, что они сделали с этой семьей. Как вы можете спокойно сидеть здесь, попивая шерри? – Он ухватился за край стола и наклонился вперед. – Я могу только одно вам сказать, Пендергаст: идите к черту!

При этих словах тонкие губы Пендергаста дрогнули в едва заметной улыбке.

– Ну вот, это уже больше похоже на дело.

– На какое дело? – прорычал Моррис.

– У моего старого приятеля из нью-йоркской полиции есть выражение, подходящее для данного случая. Как там говорится? Ах да. – Взгляд Пендергаста скользнул по шефу полиции. – Я вам помогу, но лишь при условии, что вы – кажется, он именно так и выражается, – что вы будете мужчиной.

Глава 18

Шеф полиции Стенли Моррис смотрел на руины дома. От остаточного тепла предыдущего дня не осталось и следа, вчерашний снежок припорошил пожарище, укутав сцену ужаса мягким белым одеялом. Главную площадку, где могли обнаружиться улики, укрыли пластиком, и теперь его люди осторожно убирали пластик, стряхивали снег, чтобы можно было обеспечить доступ внутрь. Было восемь часов утра, светило солнце, температура минус десять градусов. Хорошо хоть ветра не было.

Ничего подобного прежде с Моррисом не случалось ни в личном, ни в профессиональном плане, и он старался взять себя в руки в преддверии сурового испытания, которое его ждало. Прошлой ночью он почти не спал, а когда все же забылся ненадолго, ему привиделся кошмарный сон. Чувствовал он себя отвратительно и так до сих пор и не мог осознать весь невообразимый ужас случившегося.

Он глубоко вздохнул и оглянулся. Слева от него стоял Чиверс, пожарный эксперт, справа – Пендергаст в пальто из шерсти ламы, несообразно натянутом на ярко-синий пиджак. Пушистые рукавицы и жуткая шерстяная шапка довершали его образ. Он был настолько бледен, что, казалось, стал жертвой гипотермии. Но глаза оставались вполне живыми и обшаривали место преступления.

Моррис откашлялся и сделал над собой усилие, чтобы выглядеть уверенным в себе шефом полиции.

– Готовы, джентльмены?

– Еще спрашиваете, – ответил Чиверс с полным отсутствием энтузиазма в голосе.

Присутствие агента ФБР явно его не воодушевляло.

«Да и хрен бы с тобой», – подумал Моррис. Ему уже по горло надоели все недовольства, скрытая война и разногласия в управлении, вызванные этим происшествием.

Пендергаст просто кивнул.

Шеф полиции поднырнул под ленту, остальные последовали за ним. Свежий снежок засыпал все, кроме тех мест, что были укрыты пластиком, и эти участки представляли собой большие темные квадраты на белом ландшафте. Судмедэксперты еще не полностью извлекли останки. Разноцветные флажки криминалистов придавали руинам неуместно праздничный вид. Над пожарищем все еще висел тяжелый запах обгоревших электрических проводов, резины и пластика.

Теперь шествие возглавил Пендергаст, который, несмотря на теплую одежду, двигался легко. Он устремился вперед, опустился на колени, маленькой кисточкой расчистил снег с напольной плитки и принялся разглядывать ее повреждения от пожара. По мере того как они продвигались вглубь пожарища, он проделал это в нескольких разных, случайно выбранных точках. В одной из точек он вытащил из-под пальто стеклянную трубочку и с помощью пинцета положил в нее микроскопический образец чего-то обнаруженного им на полу.

Чиверс оставался сзади и ничего не говорил, на его плотном лице застыла гримаса неудовольствия.

Наконец они добрались до ванны с ее страшным содержимым. Моррис не смог заставить себя заглянуть в нее. Но Пендергаст опустился на колени и склонился над ней, словно в молитве. Сняв перчатку, он длинными пальцами ухватил пинцет и, потыкав им туда-сюда, отобрал новые образцы в другие трубочки. Затем он поднялся, и они пошли дальше по руинам дома.