Железный лес Малышева Анна

– Помолчи, – бросила она Игнату.

Эмиль даже не поздоровался, начал с места в карьер:

– Ты слышала уже про Федора Телятникова?

– Я слышала. А ты откуда узнал?

В трубке повисло молчание. Потом Эмиль виноватым голосом поинтересовался:

– Ты далеко от меня? Не можешь подъехать? Не хочу по телефону.

– Я сейчас дома. Через полчаса подойду к тебе на Сретенский бульвар. Напомни только домофон.

– Пятьдесят два. Не знаю, как тебя благодарить! – сердечно отозвался Эмиль. – Места себе не нахожу. Жду.

Она положила телефон в сумку и, взяв из шкафа чистое полотенце, отправилась в душ. Игнат следовал за ней по пятам:

– Я с тобой пойду!

– Не мыться, надеюсь?! – она захлопнула дверь ванной комнаты у него под носом, заперлась, сбросила простыню, белье, встала под душ. Пока горячие струи воды гнали с ее волос пену, Александра стояла с закрытыми глазами, и в красном сумраке под веками проплывала одна и та же картина. Выставка, мерно жужжащая толпа, бродящая под низкими сводами мансарды, превращенной в галерею. Шепот Марины Алешиной, острый, древесно-перечный аромат ее духов. Человек, на которого она указала, высокий, подтянутый, стильно и небрежно одетый. Яркая седина подчеркивала смоляную черноту его глаз. Маневич был похож больше на актера, чем на бизнесмена. И рядом – маленький рыжий Эмиль, возбужденно машущий руками. Снисходительная улыбка Маневича. «Они знакомы».

Пока она принимала душ, Игнат переоделся. На нем снова были брезентовые штаны неопределенного цвета, он натянул едва подсохшую выстиранную белую майку, свитер повязал на шею за рукава.

– Ты, в самом деле, собрался со мной? – Александра переодевалась в комнате, пока Игнат топтался в коридоре за закрытой дверью. – У тебя совершенно нет других дел? Может быть, тебе лучше поехать домой?

Одевшись, она открыла дверь и перебросила на плечо ремень сумки.

– Я пойду с тобой, я за тебя беспокоюсь, – Игнат посмотрелся в подслеповатое старинное зеркало, скорчил гримасу и, по всей видимости, остался собой доволен. – Вокруг тебя происходит что-то нехорошее.

– У меня такое ощущение, что я завела собаку, – Александра присела, зашнуровывая кеды. – Только говорящую. Я иду сейчас к человеку, который не способен причинить мне зла. Совсем не обязательно тащиться со мной. Боюсь, он зажмется при тебе, а ему явно есть что рассказать.

– Ну, я во дворе подожду, – вздохнул Игнат. – Раз я говорящая собака. Конечно, разве можно меня в квартиру впускать? Еще на ковре натопчу.

Александра вышла на Покровский бульвар и двинулась в сторону Чистопрудного. Она знала короткую дорогу к дому Эмиля, но тогда пришлось бы пройти мимо ее старой мастерской. Этот дом вызывал у нее панический страх. Игнат, которого она вчера так долго уговаривала позвонить утром в полицию, не напоминал ей об этом. И она была ему за это благодарна. Так в детстве, совершив какой-то проступок, она откладывала признание – на пять минут, еще на пять, на «после обеда», на «после мультика»… Сознаваться все-таки приходилось, и тогда она жалела, что не созналась сразу, ведь все было бы давно позади. «Чем так мучиться, – думала она, – лучше сразу позвонить в полицию. Но тогда, боюсь, пропадет весь день…»

Игнат шагал рядом, глубоко засунув руки в карманы, оглядываясь с таким беспечным видом, словно и впрямь не имел ни дел, ни забот. На пруду он остановился и некоторое время смотрел, как курсирует по зеленоватой воде стая уток. В пруду отражались облака, серые, неподвижные. День продолжался темный и душный, солнце не выглянуло ни разу.

– Будет гроза страшнейшая, – тоном оракула изрек Игнат.

Александра, обогнавшая его на несколько шагов, обернулась:

– Да, насчет грозы. Страшнейшую грозу я тебе обещаю, если ты еще раз попробуешь обратиться к Юлии Петровне с просьбой впустить тебя в квартиру. Как я теперь буду с ней объясняться? Я же ей обещала, что ты не будешь там проживать. Что ты творишь?! Она меня выгнать может.

– Брось, глупости, – Игнат нагнал ее и пошел рядом, вкрадчиво взяв под руку. – Такие дамы всегда нервничают, когда мужское внимание достается не им. Несколько комплиментов, и они ради тебя на кокосовую пальму залезут.

Они миновали Чистопрудный бульвар, перешли площадь и пошли по Сретенскому. Игнат достал телефон и посмотрел на экран.

– А где, ты говоришь, магазин твоего знакомого, Федора?

– Там, – Александра, не глядя, махнула рукой в сторону Мясницкой.

– Далеко отсюда?

– Пять минут, если переулками. Зачем тебе?

– Так, интересуюсь. Вы все очень близко друг от друга живете.

– Центр вообще небольшой, – Александра свернула с бульвара в переулок. – Мы пришли. То есть я пришла. Ты можешь по бульвару погулять, в кафе зайти. Я тебе позвоню, когда освобожусь.

– Зайду-ка я для начала в аптеку, – решил Игнат, оглядевшись. – У меня от твоего гостеприимства второй день голова трещит.

Эмиль ждал ее у лифта и сразу обнял:

– Тебя мне и надо! А я не знал, кому позвонить! Совсем с ума сошел. Проходи, проходи же!

Как только Александра переступила порог его квартиры, и за ней затворилась дверь, она оказалась в особенном, изолированном от действительности мире. Большая квартира, оставшаяся Эмилю от родителей, и была его миром, в котором он родился и вырос. Его отец был известным хирургом и работал в ожоговом отделении НИИ скорой помощи имени Склифосовского. Мать была известной переводчицей с арабского и хинди. По большей части она работала дома, и Эмиль никогда не ходил в детский сад. «Мама считала, что в садике я научусь только плохому!» – рассказывал Эмиль со своей обычной, глуповато-добродушной улыбкой. Сперва он играл на своем, Сретенском бульваре – у матери, работавшей в кабинете окнами на бульвар, было условие, чтобы сын оставался в поле ее зрения. Но мальчик умудрялся улизнуть. Он постепенно расширял географию своих прогулок. Его видели на Чистопрудном бульваре – он пускал кораблики, лежа животом в грязи возле пруда. Видели на Яузском – он вылезал из трамвая, прокатившись зайцем пару остановок. Он двигался в другую сторону – один раз соседка поймала его на Петровском бульваре, отвела домой, и мать некоторое время не пускала его гулять одного. Конец ее терпению пришел, когда милиция нашла Эмиля на Гоголевском бульваре. «Я совсем не понимал, где оказался, у меня было идиотское убеждение, что на Бульварном кольце никогда не заблудишься. Но я заблудился!» После этого вольная жизнь закончилась, и последние два месяца перед школой Эмиль просидел дома. За это время он научился читать и писать. «Я был самым настоящим городским дикарем, дикарем со Сретенского бульвара, – рассказывал он Александре, время от времени разражаясь беспричинным смехом. – И учился жадно, как дикарь. У меня был абсолютно девственный мозг!»

Родители Эмиля уже умерли, и теперь он жил в большой квартире один, со своими бесчисленными кошками. Комнату с окнами во двор, бывший кабинет отца, он превратил в склад тканей – заказал стеллажи, поставил несколько манекенов, на которых драпировал старинные палантины и платки. Бывший кабинет матери, окнами на бульвар, он занял сам. Остальные две комнаты были целиком отданы кошкам. В одной содержались здоровые, уже обжившиеся кошки, в другой – недавно подобранные, больные или требующие особенного ухода после операции. Хотя у каждой кошки была большая просторная клетка, они всегда разгуливали на свободе. Эмиль запирал только самых робких или самых драчливых, или тех, кого подбирал уже беременными.

И сейчас навстречу Александре вышла упитанная, серо-голубоватая короткошерстная кошка с круглой мордой и маленькими ушами – любимица Эмиля и глава стаи. Она подошла к гостье и несколько раз чиркнула по ее ноге кончиком хвоста. Александра взяла кошку на руки, и та немедленно заурчала.

– Негодяйка, – сказал Эмиль, запирая дверь. – Сегодня давал ей суспензию, так она меня укусила за палец. Пойдем ко мне. Я сам не свой.

В бывшем кабинете его матери все осталось почти так же, как было при ней. Большая угловая комната одним окном смотрела на бульвар, другим – в переулок. Между окнами стоял большой письменный стол. Несколько книжных шкафов по-прежнему хранили библиотеку матери – книги на арабском и на хинди. Книг Эмиля тут не было. По его собственному признанию, он почти ничего не читал.

– Присаживайся, – он быстро убрал с дивана разворошенную постель, затолкал ее в стенной шкаф. – Выпьешь чего-нибудь?

– Не стоит.

– А я выпью, – Эмиль подошел к письменному столу, опустился в потертое кожаное кресло и налил себе бокал красного вина. Полупустая бутылка стояла перед ним на столе, еще одну, пустую, Александра заметила под столом, рядом с ножкой. Она обратила внимание на то, что вид у ее старого знакомого необыкновенно возбужденный, щеки раскраснелись, глаза блестят.

– Твое здоровье, – он поднял наполненный бокал и медленно, маленькими глотками, осушил его. Бросил в рот половинку очищенного грецкого ореха. Орехи и курага всегда лежали в блюдечке на столе, Эмиль непрерывно их жевал, вряд ли осознавая, что делает.

– Как ты узнал? – задала Александра мучивший ее вопрос. – Как ты узнал это в девять часов?!

– А ты что знаешь об этом? – блестящий беспокойный взгляд останавливался на чем угодно, но не на ее лице. – И почему спрашиваешь?

– Потому что я нашла его! Я нашла его в семь часов с минутами, не помню точно, во сколько именно. Я в обморок упала. Потом вызвала полицию. И они там были до десяти часов с лишним. Я сама оттуда уехала в начале двенадцатого. Как ты мог знать о его смерти в девять?!

Эмиль вылил в бокал остатки вина и так же медленно, размеренными глотками, осушил его. Казалось, он изо всех сил старается опьянеть – и безуспешно.

– Это я нашел Федю, – сказал он так тихо, словно не желал быть услышанным. Но Александра услышала. Она поднялась с дивана, подошла к столу, положила руку на плечо Эмилю. Тот взглянул на нее покрасневшими, несчастными глазами.

– Я… нашел… – Он всхлипнул, но слезы не появились. Держа руку у него на плече, Александра чувствовала дрожь, волнами проходящую по его телу.

– Эмиль… Говори, дорогой, – Александра слегка сжала пальцы и тряхнула его за плечо: – Умоляю тебя! Во сколько ты там был?

– В шесть тридцать… Примерно…

– И Федор был в магазине?

– Да. И сказал, что мне повезло, он только что вернулся. Я к нему по делу зашел, попалось несколько гобеленов, если их обрамить, будет дивно… И он такие вещи отлично продает. Я зашел показать… А Федя сказал, что сегодня никак не может посмотреть гобелены, он очень занят и ждет кого-то.

– Меня, – упавшим голосом ответила художница.

Эмиль помотал головой:

– Нет-нет.

– Что значит – нет? Мы уговорились встретиться в семь.

Эмиль словно не слышал. Он продолжал:

– Я собирался еще в одно место, не хотелось таскать с собой гобелены. Ты же знаешь, я не вожу машину. Я ему предложил оставить их, пусть посмотрит на досуге. Не подойдет – я заберу. Он сказал отнести сверток в подсобку и положить там на стол.

Эмиль схватил пустую бутылку и, посмотрев ее на просвет, с резким стуком поставил обратно на стол.

– Федя нервничал, я видел это. Я видел, что пришел некстати, что мешаю ему. Я прошел в подсобку, стол был завален хламом, я принялся расчищать место для свертка… И услышал в магазине голоса. Кто-то пришел, и Федя с ним заговорил. Тот вроде отвечал, но так тихо, что я ничего не разобрал. Потом вдруг раздался такой резкий звук, хлопок, и стекло зазвенело. Я успел только подумать, что они там что-то разбили. Было тихо, я только услышал, как дверь открылась и закрылась. Тогда я решил выглянуть в магазин.

Эмиль вскочил и вышел из комнаты. Он вернулся с очередной бутылкой. Штопор обнаружился в верхнем ящике стола.

– Прошу тебя, остановись, – Александра с тревогой смотрела, как он срывает обертку с горлышка, яростно ввинчивает штопор в пробку. – Не пей, тебе не нужно.

– Я один знаю, что мне нужно! – с неожиданной резкостью оборвал ее Эмиль. – Раз ты его нашла, то знаешь, что я там видел.

Пробка крошилась, ее приходилось доставать по кускам, и это усиливало его неистовство. Наконец, Эмиль извлек последний кусок, нетерпеливо наклонил бутылку над бокалом, наполнил его и выпил залпом, не смущаясь тем, что на поверхности вина плавали крошки от пробки. Морщась и отплевываясь, он продолжал заплетающимся языком: – Федя лежал за прилавком… И больше в магазине не было никого. Я побежал к двери, увидел только красные габаритные огни в подворотне. Машину не рассмотрел. Мне показалось, что белая, но может быть, серебристая…

– И что ты сделал?! Что?!

– Я… Убежал.

Александра низко склонилась к его лицу, вгляделась в жалко, часто моргающие глаза. Маленькие серые глаза в обрамлении коротких рыжих ресниц.

– Ты убежал?

– Да, сразу побежал домой. Через несколько минут уже был здесь, и меня черт знает как выворачивало. Даже кошками не мог заниматься, они от голода орали. Часа через два в себя пришел. Выпил, стало полегче.

– И ты позвонил не в полицию, а этому мнимому больному, Балакяну.

– У нас дела… Я сам не знаю, как заговорил о Феде. Мне нужно было это сказать вслух, наверное. Я не подумал о тебе, я забыл, что вы дружите. Вообще, плохо соображал.

– Ты не позвонил в полицию, бросил его там…

Александра осеклась. Она увидела мужчину в светлом костюме, темное пятно вокруг его головы, армию мух. «Да ведь ты сама поступила точно так же», – заметил спокойный равнодушный голос, звучащий очень издалека. Голос шоковых минут.

– Я забыл там сверток, – тонким детским голосом откликнулся Эмиль. Он был уже совершенно пьян.

Александра подошла к окну, взглянула на бульвар.

– Дождь начался, – сказала она. Эмиль не ответил, но издал протяжный глухой звук. Она обернулась. Он плакал, уронив голову на руки, сложенные крест-накрест.

– Какой же я трус… Вшивый трус… Я испугался, что меня будут подозревать. Ведь я там был, когда его убили! А тот, другой, уехал…

– Тебе бы надо лечь и выспаться, – она чуть не насильно подняла Эмиля из кресла и подвела к дивану. Он слабо сопротивлялся, бормоча:

– Не могу ложиться, сейчас приедут кошку посмотреть, может, заберут…

– Сколько их сейчас у тебя?

– Вместе с котятами? Сорок три.

И, тяжело повалившись на диван, Эмиль пробормотал, закрывая глаза:

– Я убежал, потому что о них подумал… Если меня арестуют, что с ними будет? Они же никому не нужны. Подохнут тут в клетках… Вот увидишь, никто сегодня за кошкой не придет. Только обещают. Все только обещают…

Он отвернулся к стене и затих. Александра растерянно стояла рядом. Взяла с кресла подушку, подсунула Эмилю под голову. Он что-то проворчал, уже во сне.

Александра достала телефон и набрала номер Игната. Тот без всякого раздражения сообщил, что она заставляет его ждать уже сорок минут.

– Поднимись ко мне. Первый подъезд от угла, домофон пятьдесят два.

– Наконец-то меня в гости приглашают, – проворчал Игнат. – А то и я уже чувствую себя собакой, о которой плохо заботятся.

– Собакам сюда нельзя, – ответила Александра. – Да, пятый этаж.

Он несколько минут стоял возле дивана, наблюдая за спящим хозяином квартиры. Во сне лицо Эмиля стало детским и обиженным, оттопыренные губы смешно надувались от храпа. Игнат перевел взгляд на пустые бутылки.

– Какой молодец, с утра нарезался, – заметил он. – Завидую таким людям.

– Он видел убийцу, – оборвала его Александра. Она также стояла возле дивана, держа на руках серую кошку. – Эмиль был в салоне у Федора за полчаса до меня. Тогда все и случилось.

– Полиция знает?

– Представь, нет. Тут собрались сплошь герои, как видишь.

Игнат хмыкнул:

– А я в герои не набивался. Я просто хотел заработать с твоей помощью. А ты та еще женщина, с тобой свяжись… Этот, – он кивнул на Эмиля, – хотя бы живой. Собираешься его караулить?

– Он важный свидетель, – Александра, не выпуская кошку из рук, опустилась в кресло. – Он знает точное время убийства, обстоятельства, видел машину. Мельком, но видел. Надо подождать, чтобы он пришел в себя, и я позвоню в полицию. Если они сами мне к этому моменту не позвонят.

Эмиль перевернулся на спину, зачмокал губами и внезапно очень громко произнес:

– Накорми кошек.

– Пойдем, накормим, – Александра спустила на пол серую кошку, которая трусцой побежала к выходу и просочилась в приоткрытую дверь. – Столько кошек сразу ты никогда не видел, я уверена.

Игнат оказался плохим помощником. Войдя в первую комнату, где содержались здоровые кошки, он молча воздел руки к потолку, словно взывая к небесам, развернулся и вышел.

– Я этого не вынесу, – раздалось уже из коридора.

Александра справилась одна – раздала сухой корм, поменяла воду в поилках. С десяток кошек свободно разгуливали по комнате и заходили в клетки только по делам или за едой. Другие сидели запертые, и у всех у них был вид пассажиров на вокзале, ожидающих поезда, который сильно опаздывает, а может быть, не придет совсем. Кто-то забивался в угол, когда она ставила миску с кормом, кто-то, напротив, терся о ее руки, умоляя подарить лишнее мгновение ласки. На кормежку ушло около часа. За все это время Игнат не появился ни разу.

Забеспокоившись, она отправилась его искать и обнаружила в шоу-руме. Игнат перебирал вороха старинных тканей, рассматривал их на свет, набрасывал на манекены. Увидев Александру, он воскликнул, расправляя кусок старинной парчи:

– Это золотое дно!

– У тебя везде золотое дно, – Александра взглянула на часы. – Гербы – золотое дно, коврики – золотое дно… Ты просто генерируешь идеи, но что-то не выглядишь миллиардером.

– Миллиардеры сейчас выглядят именно так, как я, – бросил Игнат, поглаживая мерцающую ткань. – Ты отстала от жизни. Я экологически сознательный миллиардер с высокой социальной ответственностью. У меня даже машины нет.

– А лучше бы она у тебя была, – Александра подошла и, вытащив парчу у него из рук, вернула ее на безголовый манекен. – Я думаю, хватит ему спать. Надо, чтобы он дал показания в местном РОВД. Мне сказали сразу туда звонить, если что-то случится. Меня тоже должны вызвать, но еще не вызвали. Я хочу, чтобы Эмиль поскорее дал показания.

– Ну понятно, – Игнат поправил газовый шарф на плечах другого манекена, задержал взгляд на золотой вышивке. – Его показания полностью оправдают тебя, правильно?

– Оправдают?! А я не подозреваемая. Я свидетель.

– Все свидетели – подозреваемые, – повел бровью Игнат. Его губы чуть искривились. – Знаешь, у меня тут родилась одна идея… Я нашел целую кучу гобеленов, старых, вонючих, каких нужно! Без всяких там единорогов и девиц, просто цветочки…

– Мильфлёр, – раздалось за их спинами.

Эмиль стоял на пороге, приложив к виску сложенное полотенце. С полотенца капала вода, футболка на груди промокла.

– Мильфлёр, – Эмиль подошел ближе, потянул с полки один из гобеленов. – По французски – «тысяча цветов». Сюжеты гобеленов могли быть разными, но фон мильфлёр всегда создается по одному шаблону. Фон обычно красный, темно-синий, зеленый, реже – белый и желтый. По нему разбросаны цветы – срезанные или растущие. Цветы, даже стилизованные, можно узнать, так что это своеобразный средневековый гербарий. Вам интересно?

Он протянул руку Игнату, тот поспешил представиться.

– Извини, это я его пригласила, – Александра испытывала некоторую неловкость, хотя знала, что Эмиль сердиться не будет. – Мой старый знакомый, вместе учились в Питере, проездом в Москве… Негде остановиться, пока осел у меня.

– Что за вопрос? – Эмиль переложил полотенце к другому виску. – Можно жить и у меня. Правда, кошки…

– Спасибо, – совершенно искренне поблагодарил Игнат. – Теперь буду знать, куда податься, когда Саша меня прогонит. У меня к вам деловое предложение, только что родилось!

– Игнат! – одернула его Александра. – Потом деловые предложения. А лучше всего – вообще не надо.

И обернулась к Эмилю:

– Сейчас я позвоню в РОВД, все объясню, и мы туда съездим. Ничего твоим кошкам не угрожает. И тебе тоже. Я буду все время с тобой. Мы оба первые нашли Федора, мы самые важные свидетели.

Она встретила ироничный взгляд Игната и замолчала. «Скоро двое суток, как Ветошников лежит в мансарде. Я не смогу туда войти».

– Хорошо, – после секундной заминки выговорил Эмиль. – Я все расскажу. Я ведь ни в чем не виноват.

Игнат тихонько свистнул, закатив глаза к потолку.

Много времени заняли телефонные переговоры – звонок постоянно перекидывали то одному сотруднику, то другому, и каждый раз приходилось ждать. Затем Александра вызвала такси. Игнат не пожелал их сопровождать и вылез из машины, как только прибыли на место.

– Лучше погуляю, – заявил он. – К этому делу, к счастью, я непричастен.

Эмиля приняли быстро. Он исчез за желтой дверью с табличкой «Дежурный оперуполномоченный». Он пропадал там полчаса, потом вышел в сопровождении офицера, одарил Александру растерянной улыбкой и исчез за поворотом коридора. Она обеспокоенно встала, снова уселась.

Минут через десять Эмиль вернулся и подошел к ней, умиротворенный и розовый от возбуждения.

– Я все рассказал, и у меня взяли отпечатки пальцев, – сообщил он. – И сказали, что мои гобелены у них. Благодарили, что пришел.

– Идем, я могу опоздать, у меня в шесть встреча, – Александра направилась к выходу, Эмиль спешил за ней. Уже на крыльце, вдохнув теплый влажный воздух, она поняла, что все это время дышала вполсилы, словно что-то сдавливало легкие. Возле отделения стояли полицейские машины. Прошел кинолог с немецкой овчаркой. Овчарка внезапно повернула голову в сторону Эмиля. Он смущенно засмеялся:

– Кошки. Он их чувствует. Я весь пропах кошками.

– Пойдем отсюда, а то еще решат, что собака на наркотики реагирует, – Александра потянула его прочь. На другой стороне улицы она увидела Игната – он поднял руку и тут же ее опустил.

– Ну что? – На губах Игната блуждала странная улыбка, ироничная и тревожная одновременно. – Покаялись?

– Да, все прошло удачно, – Эмиль радовался так искренне, словно забыл о смерти Федора Телятникова. Сказали, что я им очень помог. Жалко, что машину не разглядел. Если бы я решился высунуться раньше…

– Он бы и тебя пристрелил, – отрезала Александра.

– А я не знаю, мужчина это был или женщина, – ошарашил ее Эмиль. – Мы сейчас говорили с оперуполномоченным, он задавал вопросы, и я понял, что не знаю пола убийцы.

– Ты же слышал голос? – напомнила художница.

– Голос Феди! Говорил он. А тот отвечал очень тихо. Да и разговора почти не было. Пара фраз…

– То есть тот, кто пришел, явился только затем, чтобы убить, – Александра медленно двинулась к стоянке такси, расположенной метрах в ста от отделения. – Не для разговора, не для выяснения отношений. И ссоры не было, ты не слышал ничего похожего. И все произошло за пару минут, так?

– Именно так, – подтвердил Эмиль, двигаясь вслед за ней. – Даже за минуту, наверное. Все было так быстро… Я даже понять не успел, что там происходит.

И добавил с задумчивым видом:

– До сих пор не могу поверить, что я был свидетелем настоящего убийства… Я ведь даже детективы не смотрю, это для меня слишком. Предпочитаю мелодрамы.

– А куда мы идем? – догнал их Игнат.

– Куда вы идете, не знаю, а мне надо ехать на встречу.

– Я с тобой поеду! – заявил Игнат.

– Тебя туда не приглашали, нет смысла ехать. Эмиль, – обернулась она, – если тебе не трудно, приюти у себя на несколько часов этого подкидыша. Я его вечером заберу.

Эмиль обрадовался:

– С удовольствием! Мне после всего, что случилось, страшно одному. Не могу же я все время напиваться до бесчувствия…

– Это не метод, – согласился Игнат. – Саша, ты ведь к Маневичу едешь? Помни, что я тебе говорил.

– К Ивану Алексеевичу? – обрадовался Эмиль. – Саша, я ведь сразу что-то заподозрил, когда вы на выставке разговорились. Он, знаешь, такой пуританин… Зря любезничать не станет. Редкий семьянин! Так у вас дела?

– Вроде того, – неопределенно ответила Александра. – Скажи, ты давно его знаешь?

– Да лет десять, наверное.

– И какого ты мнения о нем?

– Это… Незаурядный человек, – торжественно произнес Эмиль. – Я горжусь знакомством с ним. Да, горжусь!

– Вот как… – только и смогла ответить Александра.

– Знакомством с тобой я тоже горжусь, – поспешно добавил Эмиль. – Знаешь, а вы с ним чем-то похожи.

– Что ты такое говоришь?!

Удивленный ее бурной реакцией, Эмиль смешно заморгал:

– Я имел в виду… Просто я хотел сказать… Вы похожи, правда! Вы оба одиночки. Только ты так и живешь одна, а у него семья, но все равно он одиночка. Есть люди, которые сразу такими рождаются, и ничего тут не изменишь. Увидишь его – передавай от меня привет.

И Александра обещала передать. Она махнула рукой на прощанье и быстро пошла к стоянке, на которой оставалась всего одна машина. Близился час пик. «Я могу опоздать, на Садовом кольце наверняка пробки!» Она села в такси, назвала адрес. Водитель покачал головой, построив маршрут:

– Час назад я бы через центр поехал, сейчас не рискну. Будем тащиться по кольцу.

– Что же, будем тащиться, – Александра расположилась на заднем сиденье. – К шести успеем?

Таксист красноречиво воздел руки к потолку. Машина выехала со стоянки, развернулась и двинулась в сторону Садового кольца. Александра глядела в окно, высматривая среди прохожих на тротуаре Игната и Эмиля. Если они пошли к метро, то должны были попасться ей на глаза.

Но их нигде не было.