Железный лес Малышева Анна

– Ну конечно, нет, – Игнат сменил тон и заговорил быстро, напористо: – Я звоню из аэропорта, вернулся раньше, чем думал. Наклюнулось отличное дело. И я хочу взять тебя в партнеры. Помнишь, я говорил? Ты согласна?

– Смотря что за дело? Ты говорил – по моей специальности? – оживилась художница. – Вообще, заказы у меня есть, но я рассмотрю любые предложения.

– Еще бы! – самодовольно бросил Игнат. – Мне сказали, ты вечно без копейки и за все берешься.

– Кто так сказал?! – Александра окончательно проснулась. Замечание ее возмутило.

– Я не помню, кто это сказал, – примирительным тоном произнес Игнат, мгновенно осознав свой промах. – Но до меня дошла такая инфа. Ерунда, не бери в голову. Тебе наверняка просто завидуют, как всегда.

– Завидовать нечему, – резко ответила женщина. Она встала, подошла к окну, отдернула штору. – Я действительно вечно сижу без денег. Беру картины на реставрацию, рада любому предложению. Но я не хватаюсь за все, что попало. Если бы я так поступала, у меня было бы больше денег. Что ты хотел предложить? Говори, или я кладу трубку и сплю дальше. У меня впереди сложный день.

– Остынь, прошу тебя, – Игнат заговорил мягко, почти умоляюще. – Мы ведь старые друзья… Я не выспался, мотался по самолетам целые сутки и не могу контролировать каждое слово. Прости, если чем обидел! Я могу приехать к тебе, поговорить?

– Сейчас?

– Прямо сейчас. Это не телефонный разговор. Я в такси, пробок нет, могу быть у тебя очень скоро. Скажешь адрес?

Александра оглядела пустынный спящий переулок. Из подворотни особняка напротив вышел мужчина с маленькой лохматой собачкой на поводке. Вид у обоих был взъерошенный, заспанный, они были до смешного похожи при всем несходстве.

– Хорошо, – холодно ответила она. – Приезжай. Записывай адрес и запоминай, как меня найти. Тут есть один нюанс. Будете подъезжать, позвони. Я еще посплю.

…Высвободившись из объятий старого знакомого, Александра еще раз с изумлением оглядела Игната:

– Я никогда бы тебя не узнала, если бы встретила на улице!

– Очень любезно с твоей стороны, – Игнат смущенно провел обеими ладонями по растрепанным волосам.

Александра была удивлена, увидев, как он постарел. Кожа на лице, когда-то свежем и смазливом, почти женственном, местами шелушилась, лоб пересекали морщины. В черных кудрях, как и прежде зачесанных за уши, тут и там мелькала сильная проседь. Прическу украшал тонкий серебристый ободок.

– Надо же, ты обзавелся нимбом, – иронично заметила Александра, запирая за гостем дверь. – Кто бы мог подумать…

– Увы, в мои годы полагается обзавестись чем-то еще, кроме нимба, – в том же ключе отшутился он. – Построить дом, например, дерево какое-то там еще посадить… Неизвестной породы.

Игнат стоял посреди кухни, глубоко заложив руки в карманы мятых брезентовых штанов, и оглядывал помещение. Одет он был в высшей степени небрежно – потрепанный хлопчатобумажный свитер горчичного цвета, из-под которого виднелась белая майка не первой свежести, слипоны на босу ногу. Из багажа у него была с собой одна спортивная сумка, так и оставшаяся стоять у порога. Александра подвинула сумку ногой, чтобы она не мешала, Игнат, увидев это, забеспокоился:

– Осторожно, там хрупкие вещи!

– Так береги сам свои хрупкие вещи и не ставь на дороге, – бросила женщина, подходя к плите. – Кофе хочешь? За той дверью – душ, можешь помыться.

– Хочу кофе, еще как, и душ хочу, спасибо… – Игнат продолжал осматривать кухню, медленно прохаживаясь от стены к стене. Его заинтересовал расколотый грушевый буфет. Внимательно осмотрев фасад, он осведомился: – А что тут случилось?

– Молния попала, – невозмутимо ответила Александра. – Представляешь, сидели люди, пили чай, и вдруг в окно молния – шарах! Буфет пополам, самовар вдребезги.

Игнат расширил голубые глаза, не поблекшие со временем, тут же сообразил, что приятельница шутит, и рассмеялся:

– Да, это было эффектно, я думаю! Отличная квартира! А место какое! Самый центр… Твоя или снимаешь?

– Если бы моя! – отмахнулась Александра. – Хозяйка живет за стеной. Стенка в коридоре из гипсокартона, так что там говори потише, если не хочешь, чтобы Юлия Петровна узнала твои тайны.

– Какие тайны, о чем ты… – Игнат выглянул в коридор с таким опасливым видом, словно его могла подкарауливать там квартирная хозяйка. – Там комната, да? Одна? Можно заглянуть?

– Конечно. Я кофе туда отнесу.

Через несколько минут они вместе завтракали, устроившись на противоположных концах обширного рабочего стола Александры. Трапеза была скромной, но у Игната все вызывало восхищение: кофе с кориандром, сухарики, джем, яйца всмятку, бутерброды с сыром. Наконец, художница, которую начали утомлять эти восторги, не выдержала:

– Слушай, или ты на самом дне, или я хорошая хозяйка. Из этого следует вывод, что ты на дне.

Игнат сделал отрицательный жест сухариком и макнул его в кофе:

– Вовсе нет. У меня неплохо идут дела в последнее время. Конечно, приходится побегать, но я не бедствую. И сейчас я начинаю просто золотое дело! Идея моя собственная, но один я не вытяну, мне нужен компаньон. Только один компаньон! – Игнат внушительно поднял к потолку указательный палец. – Ты, именно ты мне нужна, я сразу вспомнил о тебе. Я на тебя рассчитываю.

– Сейчас у меня есть крупный заказ, и он будет отнимать почти все время, – с сомнением ответила Александра. Она была искренне рада видеть старого приятеля, но ее очень задело замечание, брошенное им вскользь в телефонном разговоре. – Все-таки скажи, кто тебе сказал, что я хватаюсь за все, что подвернется?

– Не так! – запротестовал Игнат, поднося к губам кружку. – Не этими словами!

– Ну так припомни, какими словами меня охарактеризовали и главное, кто?

Игнат покачал головой:

– Саша, дорогая, не помню. Я спрашивал тысячу человек, всех подряд. Но спрашивал как о Мордвиновой. В последний момент мне прислали сообщение. Там был твой телефон. Написали, что ты теперь Корзухина, по мужу, и добавили пару слов. Что ты наверняка согласишься, потому что вечно без денег.

– Так кто прислал сообщение?

– Саша, клянусь, не помню… Я был в аэропорту, и уже не очень трезв. Я всегда немного выпиваю перед полетом, иначе не могу уснуть в салоне.

– Но сообщение-то осталось?!

– Я его удалил после того, как перенес твой телефон в записную книжку, – Игнат припал к кружке и не отрывался от нее до тех пор, пока не осушил последнюю каплю. – Я все постоянно удаляю. У меня телефон набит спамом. Да и написал кто-то неизвестный. Это неважно, все неважно! Главное, что я тебя нашел! И это прекрасно!

Он протянул руку и заискивающе коснулся пальцев Александры. Художница с сомнением пожала плечами:

– Прекрасно или нет, мы скоро узнаем. Предупреждаю, за копейки работать не стану! В моей жизни бывали трудные времена, это правда, но сейчас я на плаву, и востребована.

– Ну почему ты сердишься?! – в отчаянии воскликнул Игнат.

– Потому что мне надоели заказчики, которые пытаются купить тебя за копейки, да еще напускают на себя такой вид, будто делают тебе одолжение! – Александра так стукнула о столешницу пустой кружкой, что Игнат подскочил на стуле. – Ты понял?!

Мужчина молча развел руками, словно пытаясь показать свою непричастность к данной категории заказчиков. При виде его обескураженного лица Александра несколько остыла. Сменив тон, она проговорила:

– Извини, просто твой комментарий насчет моей сговорчивости… Это не то, что приятно о себе услышать.

– Я дурак, – после паузы ответил Игнат, не сводивший с нее глаз. – Дураком родился, дураком умру. Всегда говорю что-то лишнее, не то, что надо. Жена тоже меня за это ругала.

– Ты женат?

– Был женат. Все случилось быстро и очень глупо. Нелепо началось и нелепо закончилось. Мы остались друзьями. Детей у нас, к счастью, не было. Но это все так, эпизод…

Игнат снял ободок, сдерживавший волосы и положил его на стол.

– Ты что-то говорила про душ? Полотенца не найдется?

Александра выдала ему банное полотенце, уже раскаиваясь в своей вспышке. У Игната был вид побитой собаки. Хуже того – вид собаки, привыкшей к побоям. Пока в ванной комнате шумела вода, Александра сидела за столом и смотрела в окно, на стену особняка напротив. У нее появилось чувство, что прошлое, о котором она давно забыла, теперь совсем рядом – нашло ее, наконец, как адресованное ей письмо, когда-то ошибочно отправленное по неверному адресу. Даже эта вспышка гнева была из прошлого. «Тогда никто не мог бы меня убедить в том, что заказчик всегда прав. Никто и не смог. Это произошло само собой, со временем…»

Шум воды утих. Через несколько минут в комнату вернулся Игнат. Он был в прежней одежде, из чего Александра сделала вывод, что вещей на смену в его сумке нет. Мужчина растирал взлохмаченные волосы полотенцем:

– Спасибо! Эти вечные перелеты… Иногда просыпаюсь и не понимаю, в каком городе нахожусь.

– Где ты остановился? – осведомилась Александра. Встретив непонимающий взгляд Игната, она нахмурилась: – Не говори, что у меня!

– Нет, что ты. Даже не думал об этом! – Игнат повесил влажное полотенце на спинку стула, подошел к окну, зачем-то выглянул на улицу и задернул занавеску. Когда он повернулся к Александре, его лицо было очень серьезно: – Мне есть, где остановиться. И деньги есть, не суди по внешнему виду. Просто я стал равнодушен к условностям. Я вообще сильно изменился.

– Может быть, это и неплохо, – успокоившись, кивнула Александра. – Ты был страшным шалопаем. Вечные романы, по две-три девушки одновременно… А этот чужой диплом, который ты представил вместо своего! Скажи, зачем ты это сделал?! Ты ведь считался способным, для тебя диплом не был проблемой!

Игнат усмехнулся, вокруг рта обозначились глубокие морщины:

– Да мне просто лень было делать свой. Ведь это глупая формальность.

– Ну конечно, – Александра не сводила с гостя испытующего взгляда. – Но художником можно считаться и без диплома, а вот архитектором…

– Я не стал архитектором в итоге, – Игнат перестал расхаживать по комнате и вновь присел к столу. – И очень этому рад. Но давай поговорим о деле. Я хочу тебя подрядить для своего проекта. Нужен художник. Тщательный, быстрый профессионал. И главное, не болтливый.

– Та-ак… – протянула Александра. – Я, наверное, сразу скажу «нет». И даже не стану тебе объяснять, почему.

– Думаешь, я тебя заставлю картины подделывать? – Игнат взял со стола ободок и осторожно водрузил его на прежнее место, прижав к макушке еще влажные волосы. – Нет и нет. Что за глупость? В этой сфере работают такие мастера, что тебе до них, как до Луны. Уж извини! И если бы возникла нужда, я бы знал, к кому обратиться.

Александра с ироничной улыбкой ожидала продолжения. Игнат вновь вскочил со стула, казалось, он не может усидеть на одном месте.

– Погоди. Я кое-что тебе покажу! – крикнул он, направляясь к двери.

Через несколько секунд Игнат вернулся со своей дорожной сумкой. Поставив ее посреди комнаты, открыл молнию и осторожно достал огромную папку из коричневого картона. Даже на вид папка выглядела старой, многослойный картон разбух от времени, углы обмахрились. Игнат пристроил папку на краю стола и с благоговейным терпением развязывал матерчатые тесемки:

– Сейчас ты сама увидишь, это не имеет ничего общего с подделкой картин. Я горжусь собой! До этого надо было додуматься… Черт, что за узел!

Наконец, он справился с непослушными тесемками и поднял верхнюю крышку папки. Под ней обнаружился слой папиросной бумаги, сквозь которой просвечивала какая-то цветная картинка, наклеенная на лист картона.

– Перчатки у тебя найдутся? – спросил Игнат.

– Сколько угодно! – заинтригованная, Александра поднялась со стула и принялась убирать остатки завтрака, расчищая стол. – Хлопковые, латексные?

– Хлопковые лучше.

Вытерев стол, она положила перед Игнатом пару новых перчаток из тонкого хлопка – такими художница иногда пользовалась при реставрации.

– Сама тоже такие надень, не хочу, чтобы на листах остались следы пальцев, – Игнат говорил теперь совсем другим тоном. В его голосе звучала уверенность. – Вот, гляди. Сперва просто посмотри.

Александра смотрела, повинуясь его указаниям. Игнат поднимал один слой папиросной бумаги за другим, вынимал листы голубоватого картона с наклеенными на них рисунками, раскладывал их на столе. Вскоре весь стол был закрыт листами. Папка, казалось, ничуть не похудела. Игнат остановился:

– Этого достаточно, чтобы составить представление. Что скажешь?

Александра еще раз обвела взглядом стол, мгновенно превратившийся в некую импровизированную выставку. Казалось, перед ней внезапно расцвел диковинный волшебный сад, наполненный цветами, птицами, невиданными животными… В глазах рябило от золота, пурпура и серебра.

– Неожиданно, – произнесла она, наконец. – Что это такое?

– Материалы из одного архива середины девятнадцатого века. Гербы дворянских фамилий южной части Российской Империи. Кроме русских гербов, тут практически вся Польша, Силезия, Беларусь, Литва. Весь Городельский Привелей.

– Как ты сказал, извини? – переспросила Александра, натягивая нитяные перчатки. Она взяла один картон и поднесла к глазам, рассматривая поверхность рисунка. Осторожно втянула воздух, пытаясь уловить запахи краски и бумаги. Картон немного пах мышами и погребом и слегка покоробился по краям. На рисунке с краю виднелись слабые разводы – следы сырости. Игнат собирался что-то сказать, но Александра, увлекшись, продолжала:

– Да, это подлинники, судя по всему. Рисунок от руки, не печать. Цветная тушь, белила, золотая и серебряная краска. Надо бы для полной уверенности сделать рентген. Если белила свинцовые, у меня будет полная уверенность. Впрочем, китайцы сейчас специально выпускают свинцовые белила, идентичные тем, которые выпускали в Европе девятнадцатого века. Ты что-то говорил?

– Городельский Привелей – один из документов Городельской унии одна тысяча четыреста тринадцатого года, – Игнат говорил неторопливо, глядя на рисунки. Руки он скрестил на груди, взгляд у него стал задумчивым, почти мечтательным. – Бояре Великого княжества литовского, принявшие католицизм, получали права польской шляхты и польские гербы. В этой папке есть все сорок семь родов. От Абданка до Зарембы.

– Заремба? – Александра продолжала изучать рисунок. – Представляешь, у меня в классе была девочка по фамилии Заремба! Это такая знатная фамилия?

– Ничего невозможного, – откликнулся Игнат. – Может, произошло прямое наследование фамилии по отцовской линии, а может, они были Бонч-Зарембы, то есть те, кто служил Зарембам. Революционера Бонч-Бруевича помнишь? Так вот, приставка «Бонч» указывает, что его предки, мелкие шляхтичи, служили более знатным и богатым Бруевичам. Они имели право внести в свой герб элементы герба своих господ. Геральдика – это целая наука. В прежние времена любой дворянин был обязан ее изучать и мог читать гербы.

– Не знаю, был ли отец Ленки прямым потомком или имел приставку «Бонч», знаю только, что он был законченным алкоголиком, – Александра осторожно положила картон на место и взяла другой лист. – Из-за него Ленка ушла из дома в шестнадцать лет к какому-то парню. Слушай, а твой герб тут есть? Ты говорил, что Темрюковы – очень древний род?

– Моего нет, мой герб относится к группе гербов Северного Кавказа. Там своя особенная специфика. Тут – юг и запад Российской Империи.

– Откуда у тебя это? – Александра взглянула на картон с обратной стороны. Она бы вовсе не удивилась, обнаружив следы удаленного штампа какого-нибудь музейного запасника или книжного хранилища. Но картон был чист.

Игнат, моментально разгадав это движение, усмехнулся:

– Не ищи, ничего не найдешь. Государство к этому архиву доступа не имело. Я получил наследство.

– Вот оно как, – Александра, уже не стесняясь, продолжала осматривать листы, один за другим. Ее белоснежные перчатки постепенно становились сероватыми от пыли, впитавшейся в пористый картон за десятилетия. – Еще что-нибудь интересное получил?

– А… – Игнат пренебрежительно махнул рукой. – Побрякушки. Хочу продать, чтобы не болтались зря. В наше время единственное имущество, которым стоит обладать, это пачка наличных. Желательно – доллары или евро.

– Что ж, с тобой трудно спорить, – Александра приподняла крышку папки, лежавшей на краю стола. – И дальше в том же роде? Никаких печатей, регистрационных номеров из архива, все чисто?

– Ты до такой степени мне не доверяешь? – в голосе гостя не звучало и тени обиды, скорее, усмешка.

– Игнат, ты подделал диплом, – покачала головой художница. – Единожды солгав… Сам знаешь. И у тебя всегда была этакая легкость поступков, черта афериста. Ничего скверного тут нет, если не нарушается закон. При моей специальности я проблем с законом берегусь как огня. Стоит один раз нарваться на краденку, и все… Мало того, что будут проблемы уголовного плана, так еще и кредит доверия подорван. А у меня кредитная история незапятнанная.

Игнат сложил ладони в молитвенном жесте:

– Саша! Чем хочешь клянусь, это лично мой архив! Мне дедушка двоюродный, по маминой линии завещал! Причем, он умер-то давно, еще до распада СССР, и наследство все давно разделили. У него там по прямой нисходящей линии полно наследников было, и в завещании все указаны. Дед был тщательный старик. И мне кое-что оставил – какие-то побрякушки, малоценные, папка с картинками. Я подростком был, ничем этим не заинтересовался. Понял, конечно, что гербы, но меня это никак не зацепило. Дед, наверное, подумал, раз я черчу хорошо, рисовать люблю и в художественной школе учусь, так мне оно пригодится. Это все мама хранила до последнего времени у себя, в Вильнюсе. Я недавно обнаружил.

– Очень интересно, – Александра закрыла папку. На обложке косым четким почерком, фиолетовыми, слегка поплывшими чернилами было выведено латинскими буквами два слова. Под ними стояла дата: «05.12.1983».

– «Игнаций Ястржембло», – уловив направление ее взгляда, вслух прочитал Игнат. – Так звали деда. Бабушка меня в его честь назвала Игнатом. Маме имя не нравилось, но с бабушкой трудно было спорить. Бабушка ей вообще простить не могла, что она вышла замуж не за литовца. Мама говорит, бабушка на свадебном банкете в ресторане сидела с таким видом, что вино в бутылках скисло.

И расхохотался, по всей видимости, нимало не удрученный этим семейным преданием.

– Ну, вот мое богатство, полученное совершенно законным путем, – подытожил он, начиная бережно укладывать листы обратно в папку. Стянул тесемки, бережно завязал их бантиком. Снял перчатки и аккуратно положил на край стола. – Сможешь?

– Не поняла? – изумленно переспросила Александра. – Что именно?

– Ну, копировать эти гербы. Вот чтобы получились какие есть. Материалы я тебе достану. Старые отмытые холсты, деревянные доски. Этого добра у одного моего знакомого полно. А вот с красками я на тебя надеюсь. Я даже не слыхал про эти чертовы свинцовые белила… Можно ведь попасться. А ты в этом здорово понимаешь!

– Погоди! Ты что, предлагаешь мне изготавливать состаренные копии гербов?!

– Ну, якобы старые, – поморщился Игнат. – С полного моего дозволения. Я законный хозяин подлинников, не забывай.

– Зачем? – в упор спросила Александра.

Игнат, глазом не моргнув, ответил:

– На стенку повешу, буду смотреть.

– Большая, должно быть, у тебя квартира. Их вон сколько.

– Да не все подряд, я тебе укажу, какие именно. Мне в принципе важно твое согласие.

– Слушай, давай со мной начистоту, – покачала головой Александра. – Ты их собираешься продавать, эти копии? Выдавая за старинные оригиналы? Ты знаешь, как это называется?

– А вот и нет! – победоносно воскликнул Игнат. – Я их буду отдавать бесплатно! В подарок! А это ни разу не уголовно наказуемое деяние, а просто жест моей доброй воли. Хочу сделать приятное человеку. Или нескольким.

– Выкладывай все, если хочешь, чтобы я хотя бы начала обдумывать твое предложение, – твердо заявила художница. – Я должна воссоздавать эти оригиналы, используя старые холсты и доски, и краски, идентичные тем, которые использовались до… Скажем, до Первой Мировой войны, когда химическое производство красок, лаков и основ шло по другим технологиям. Чтобы никакой анализ не указал на то, что они сделаны в наши дни, никакой рентген – правильно?

– Совершенно верно! – глаза Игната сверкали, воодушевление омолодило его. Если бы не седина и помятая шея, торчавшая в вырезе свитера, он казался бы тем прежним беспечным студентом с архитектурного факультета, каким его некогда знала Александра.

– Удовольствие не из дешевых. Эти краски можно купить только на заказ. Аутентичная копия – это не то, на чем получится сэкономить.

– Да, аутентичная копия, будем называть это так! – воскликнул Игнат. – Мне это название нравится.

– Звучит благороднее, чем «подделка», – кивнула Александра. – В данном случае, немного утешает то, что копировать придется не авторские работы, а некий архивный иллюстративный материал. Подписи художника нигде нет.

– Да и быть не может, – бросил гость. – Тебе это совершенно ничем не грозит, уж ты мне поверь. И я хорошо заплачу!

– О цене потом, – остановила его художница. – Если ты, как говоришь, не собираешься продавать эти изделия, а будешь их дарить, то мне и вовсе не должно быть дела до деталей. Так далеко моя щепетильность не простирается. И все же! Я не буду участвовать в каком-то проекте, пока меня посвящают только в малую его часть. Уже обжигалась.

– Пожалуйста, – Игнат снисходительно улыбался, положив руку на папку. Он слегка перебирал пальцами, словно поглаживал уснувшего кота. – Какие тайны между компаньонами! Я действительно собираюсь дарить эти аутентичные копии. А продавать…

Его тон изменился, почти неуловимо. Он опустил веки, словно пытаясь скрыть лихорадочный блеск глаз.

– Продавать я буду кое-что совершенно иное. Есть такой вечный товар, в котором всегда имеется нужда.

Игнат выдержал эффектную паузу, явно рассчитывая на то, что слушательница задаст вопрос. Александра молчала, и он, чуть менее уверенным тоном, продолжал:

– Иллюзия, понимаешь? Самообман. То, что тешит тщеславие. Вот что продается «на ура» даже в самый лютый кризис.

– А конкретнее? – вымолвила она, без особого энтузиазма.

– Я буду продавать прошлое.

– Что?!

Игнат удовлетворенно кивнул, словно иной реакции, кроме непонимания, не предвидел:

– Все очень просто, – мужчина снисходительно улыбнулся. – Некоторые люди одержимы страстью казаться не тем, чем они являются.

– Некоторые? Ты хочешь сказать – все люди.

– Возможно. Но не все могут заплатить за новое прошлое, как не все могут оплатить себе новую внешность. Это что-то вроде пластической хирургии… Ты же понимаешь, мало кому эти операции под общим наркозом нужны на самом-то деле. Мы говорим не о наследственных уродствах или автокатастрофах, конечно. Речь о вполне себе нормально выглядящих людях, которые мечтают выглядеть иначе. Как в своей мечте. И платят за новый нос или рот огромные деньги.

– Продолжай, – Александра откинулась на спинку стула.

– Здесь, – Игнат вновь погладил папку, – отличное пышное прошлое на любой вкус. Гербы с тысячелетней историей. Есть еще архивы, но тебе они для работы не нужны. Их не надо копировать, я буду продавать клиентам оригиналы. Опять же – никаких нарушений закона. А ты будешь делать эти самые аутентичные копии. Оригиналы останутся у меня. Если заказчик изъявит желание, я их уничтожу. За отдельную плату.

– Это бессмысленно, – ответила Александра, когда он замолчал. – Ты можешь продавать кому угодно любые бумаги, но это не сделает твоего клиента членом той семьи, которая владеет гербом.

– Еще как сделает! – Игнат рассмеялся в голос, запрокинув голову, так что кадык на его тощей шее заходил вверх-вниз. – В этой папке только выморочные гербы!

– Какие?

– Гербы вымерших родов, гербы без хозяев. У них нет наследников. Дед оставил мне странное наследство!

– Вот оно как, – озадаченно проговорила Александра. – А как ты понял, что хозяев у гербов нет?

– К ним же прилагались родословные древа. Я сперва просто листал бумаги, потом стал задумываться, обращать внимание на даты. Последние представители этих родов скончались еще до Второй Мировой войны. Все абсолютно. Эти гербы – горькие сироты.

– Откуда они у твоего дедушки?

– Он работал в областном архиве, – кратко ответил Игнат.

– То есть он… Взял эту папку в архиве?

– Совершенно верно, взял никому не нужную в советское время папку в советском областном архиве. Где она хранилась, как ты могла убедиться, не в самых идеальных условиях. Там было сыро. Надо радоваться, что вся эта красота не сгнила, и ее не съели мыши.

– Да уж… Тогда бы ты не придумал этот гениальный бизнес, – иронично заметила Александра. – Ну, и что с того, что все эти гербы не имеют хозяев? Ты все равно не можешь пристегнуть к их фамильной истории посторонних людей. Нет связующих звеньев.

– Есть, – отрезал Игнат. – Всегда можно найти связующие звенья. Геральдика – точная наука. Дед был настоящим ее адептом и меня пытался приохотить. Тогда-то у него ничего не вышло, а вот сейчас мне его книги и записи очень пригодились. Вот например, слыхала ты о такой штуке, как западноевропейская система бризур?

Александра покачала головой:

– Я чувствую, ты меня решил задавить ученостью. Нет, не слыхала. Выражайся проще.

– Смотри! – Игнат принялся расхаживать по мастерской, все быстрее и быстрее, вряд ли осознавая, что движется. Его глаза сияли, он жестикулировал: – Все сыновья имеют право наследовать герб отца. Их гербы, такие же щиты, как у отца, включают определенные знаки, бризуры. По ним можно очень многое узнать о том, какое положение сын занимает в семье. Если отец, носитель герба, жив, его старший сын помещает в свой герб знак титл, в русской геральдике его зовут также турнирным воротником. Знак Т-образный по форме, но вниз обращен не один зубец, а три и более. Фигура с тремя зубцами изображалась при живом отце, с пятью – при живом деде, с семью – при живом прадеде. Вот!

Бросившись к столу, он схватил папку и, уже не вспоминая о перчатках, быстро перелистал едва не половину ее содержимого.

– Полюбуйся! – Игнат положил картон с наклеенным гербом перед Александрой. – Яркий пример. В золотом поле червлёный месяц, сопровождаемый по углам червлёными пятиконечными звездами, и лазуревая волнистая оконечность, обремененная серебряной рыбой.

Александра, расширив глаза, рассмотрела герб:

– Ну да, вижу, рыба в море, месяц и звезды. Как интересно ты говоришь…

– Я описываю герб, пользуясь терминологией блазона, это специальный геральдический язык. Понимаешь, в Средние века не всегда и не у всех была возможность присоединить к описанию герба его изображение. Это было дорого. И тогда была выработана единая для всей Европы терминология. С ее помощью любой герб можно описать устно или письменно, и на основе этого описания впоследствии можно сделать рисунок герба, – пояснил Игнат. – Ну… Вот так можно играть в шахматы по переписке, не видя доски. Повторюсь, геральдика – наука точная. Вот, гляди!

Он указывал на верхний левый участок раскрашенного листа, почти касаясь поверхности:

– Вот, например, титл. На декстере, справа, в первой части.

– Извини? – Александра подняла глаза. – Ты говоришь «справа», а указываешь налево.

Игнат сделал нетерпеливый жест:

– Это геральдически справа! Забыл тебя предупредить. Есть твердое правило – правая и левая стороны щита определяются не с точки зрения человека, смотрящего на щит, а с точки зрения человека, стоящего за щитом. Левая часть щита на рисунке является правой. И наоборот. Всегда, когда речь идет об ориентации на щите, имеется в виду геральдическая ориентация.

– Запутал! – перебила художница.

Игнат нетерпеливо схватил со стола два листа с гербами и выставил их перед собой.

– Смотри! – потребовал он. – С какой стороны синий щит? Относительно тебя?

– Слева…

– А красный справа, так? Но я стою за ними, и потому для меня синий – справа, а красный – слева.

– Я себя чувствую Алисой в Зазеркалье, – пробормотала Александра. – Право не справа, лево не слева. Рыцари… Драконы и грифоны…

– Когда ты научишься читать щиты, ты поймешь, что это и есть Зазеркалье, целый мир! Авантюрные романы с убийствами, кровосмесительными браками и крестовыми походами! – заверил ее Игнат. – Для начала запомни самое основное: декстер – это геральдически правая часть щита, синистер – геральдически левая.

– Я прямо ощущаю, что именно этих знаний мне всю жизнь и не хватало, – Александра вновь принялась разглядывать рисунок. – Как-то сразу все встало на свои места. Ну, и чей это герб?

– Да какая разница? – Игнат молниеносно уложил картон обратно в папку и, порывшись, вынул другой лист. – Они все давно умерли. Теперь все мое. Смотри сюда. Видишь, тут не щит, а ромб. Почему?

– Скажите сами, господин профессор, – фыркнула художница.

– Это герб вдовы. Видишь, ромб рассечен пополам вертикально? На декстере – половина герба мужа. На синистере – половина ее собственного девичьего герба. До замужества ее герб также представлял ромб, с ее собственным гербом. Иногда верхнее острие ромба венчал так называемый бант возлюбленной – довольно забавный бантик, он указывал на то, что перед нами герб девицы. Я тебе найду такой…

– Да не трудись, – отмахнулась Александра. – То, что ты описал, похоже на коробку с конфетами. Легко представить.

– Серьезно? – Игнат встретился с ней отсутствующим взглядом, взглядом фанатика, полностью поглощенного своей идеей. До него вряд ли доходило то, что свои замечания Александра щедро приправляла иронией. – Так вот, при жизни мужа герб женщины рисовался в форме щита, как мужской. Это бы все не представляло большого интереса, если бы не наличие так называемых геральдических наследниц. Вот тут для меня прямо раздолье. Поясню. Это женщина, имеющая право передавать родовой герб по наследству, если в роду нет наследников мужского пола. Тогда родовой герб помещается на щитке в центре щита. Если у старшей дочери, наследовавшей родовой герб отца, в браке также не было сыновей, ее старшая дочь наследует уже гербы отца и дедушки.

– А если и у этой старшей дочери родились одни дочки? – очень серьезно поинтересовалась Александра. – Тогда она наследует еще и герб прадедушки?

– Совершенно верно.

– Так никакого щита не хватит.

– Разделить щит можно на столько частей, сколько понадобится, как пирог, – отмахнулся Игнат и вновь взялся за папку. – Ну вот, а сейчас самое простое.

– Ты меня обнадежил, – фыркнула Александра. – Если не возражаешь, я сварю еще кофе. И давай поторопимся, у меня впереди очень сложный день.

… На кухне, стоя перед плитой и следя за уровнем воды в джезве, женщина старалась выбросить все мысли из головы. Так она поступала на перепутье, когда не знала, на что решиться. Правильное решение обычно появлялось из ниоткуда и выражалось не в словах и умозаключениях, а в смутной мелодии, которая как будто все приближалась и делалась яснее.

Когда Игнат только начал знакомить ее со своим наследством, у Александры было сильное искушение попросту выгнать его. То, о чем он говорил, было чистой воды авантюрой, да еще наверняка не такой уж безобидной, как он уверял. Но сейчас, во время краткой передышки, опуская молотый кофе, ложка за ложкой, в пузырящийся кипяток, Александра скорее чувствовала, чем понимала, что идея Игната ее задела. «Подделка документов карается законом, но я ведь буду копировать не документы, а рисунки гербов. То есть не буду, конечно. Даже не прикоснусь к кисти. Но если он продает клиенту подлинники документов, кто ему запретит? А если тот платит, то что тут такого? Покупает для коллекции. Просто так, для смеха. Предположим, какой-нибудь куриный король хочет повесить на стену в кабинете красивую картинку с гербом, чтобы указывать на нее гостям и небрежно говорить: «А, это герб моей бабушки, видите, у ее матери в браке не было наследников мужского пола, и бабушка унаследовала герб отца…» И как будто сразу меньше пахнет птицефабрикой. Да, это не так уж глупо… Но я в это не ввяжусь. У меня, к счастью, есть Маневич!»

Процедив кофе в керамический кувшинчик, она вернулась в комнату и вновь наполнила кружки. Игнат стоял у окна, отодвинув занавески, и смотрел на улицу. Бордовый шелк занавеси складками падал ему на плечо, придавая его породистому сухому профилю сходство с головой римского патриция.

– Я вот думаю, не бросить ли мне все это к чертям собачьим? – неожиданно произнес Игнат, не поворачивая головы. Казалось, его внимание прочно сосредоточено на том, что он видит в переулке, но когда Александра подошла к нему, то не обнаружила внизу, на мостовой и на тротуаре, ровно ничего примечательного. Рабочий день начался. Вдоль бордюров уже выстроились ряды машин, припаркованных так тесно, что между ними едва можно было протиснуться. Несколько пешеходов, которых она заметила в переулке, явно стремились как можно скорее его покинуть, торопясь по своим делам. Ей впервые пришла в голову мысль, что в этом переулке никогда ничего не происходит. «Он словно создан только для того, чтобы по нему проходили куда-то в другие места, где и начинается настоящая жизнь… А сюда никто не стремится, разве, чтобы сократить дорогу».

– Ну так брось эту затею, – она пожала плечами, подходя к столу, на котором уже были разложены новые рисунки. – Тебя не поймешь. То ты прямо полыхаешь от счастья, то вдруг такой упадок. Что ты хотел мне показать?

– Гербы незаконнорожденных, – вяло ответил Игнат, также подходя к столу. – Вот, три примера. Дети дворян и аристократов, рожденные вне брака, имели право наследовать герб отца. Но их гербы маркировались особыми знаками, чтобы отличаться от гербов законных сыновей. Никакого унизительного значения эта маркировка не имела – ее использовали в чисто практических целях, потому что…

– Потому что геральдика – точная наука, – кивнула Александра.

– Вот так называемый косой жезл, – указал Игнат. – Брусок, по диагонали пересекающий гербовой щит. Похож на перевязь. А вот еще два примера – по всей окружности герба волнистая кайма или наборная кайма из двух цветов.

– Очень симпатично, – признала Александра.

– Три мои козыря я тебе показал, теперь главный и четвертый, – подавшись вперед, Игнат оперся о столешницу расставленными пальцами обеих рук. Плечи вздернулись, голова глубоко ушла между ними, в позе появилось нечто паучье. – Специфика российской геральдики.

– А есть специфика? – удивилась Александра.

– Еще бы. В Россию геральдика пришла с многовековым опозданием. Это заимствованное явление. Геральдический язык в российской геральдике так и не был выработан полностью. Русские блазоны многословны, невнятны, зачастую неточно описывают герб. В итоге появились гербы, которые вообще невозможно точно описать не только геральдическими терминами, но и простым русским языком. Без иллюстрации такой герб даже представить себе невозможно. Ошибочные описания рождали ошибочные иллюстрации, на основе которых, в свою очередь, делались описания ошибочные уже окончательно. Понимаешь меня?

– Кажется, – медленно произнесла Александра. – Это дает известный простор тому, кто захочет воспользоваться ошибками. Так?

– В совокупности – так, – Игнат оторвался от стола и взял кружку. – И наконец, козырь последний, самый сильный. Когда человек покупает картину из-под полы, он хочет знать о ней всю правду. Он смутно чувствует, что ему подсовывают подделку. Он переживает. Ему не хочется оказаться обманутым. Так?

Александра молча кивнула.

– Когда человек покупает себе славное прошлое и родовой герб, он прекрасно знает, что это подделка с хорошими документами. Но он не хочет знать этой правды! Он еще заплатит лишнее, чтобы этой правды никто никогда не узнал. Он сам хочет, чтобы его обманули. Он сам первый обманет себя.

Выдержав паузу, словно собираясь с мыслями, Игнат поднял глаза на Александру:

– Что скажешь? Ты со мной?

– Нет, – просто ответила она.

– Почему?! – казалось, гость никак не ожидал услышать отказ. Вид у него был обескураженный. – Это верное дело, я хорошо заплачу! У меня клиент уже есть, готов выложить деньги хоть сегодня! Ему срочно нужно, он жениться собрался. Невеста из старинной семьи, понимаешь? А у него только большие деньги и предки-крестьяне. Мне бы такое горе…

Александра рассмеялась:

– Так и у меня клиент уже есть, к счастью. Да если бы и не было, я бы сто раз подумала, прежде чем на такое соглашаться. И знаешь, давай закругляться. Тебе есть куда идти? Мне пора в город, на весь день.

– Понятно, – проговорил Игнат, начиная перебирать рисунки, разложенные на столе. – Ты меня выставляешь за порог.

– Ну, выражаясь попросту… Да.

Мужчина часто заморгал, словно ему в глаза бросили горсть песка. Александра невозмутимо собирала сумку. Она не испытывала никакой неловкости от того, что указывала на дверь старому знакомому, именно потому, что слишком хорошо успела его узнать когда-то. Игнат, при всем его природном добродушии и легкости характера, обладал повадками паразита и охотно предоставлял окружающим право решать его проблемы. Проблем, как правило, было много…

– Я очень на тебя рассчитывал, – произнес Игнат. Он так и не убрал в папку ни одного листка. – Посмотри, это же пустячная работа для тебя! Сделай только вот этот герб, и я сразу заплачу, деньги есть, смотри!