Берег. Следы на песке Крынская Юлия

Глава 30

Джулия

Вторая ночь после прилёта в Лондон незаметно перетекла в утро. Мы вернулись в свой дом в Фаррелл-Холл и отсыпались после пережитых приключений, переплетясь телами, словно ветви диковинного дерева. Эдвард настаивал на приезде Роберта в клинику для обследования, но мой муж категорически отказался, сказав, что любовь – лучшее для него лекарство. К пяти часам дня мы выбрались в гостиную, чтобы выпить по чашке чая.  На столе, накрытой белой накрахмаленной скатертью, дымился пирог с тыквой, яблоками и корицей и стояли розетки с брусничным вареньем.

– Как же хорошо дома, – Роберт сделал глоток ароматного напитка и закрыл от удовольствия глаза.

Львенок вновь превратился в идеальный продукт цивилизации. Правильные черты лица, умный лоб, скулы, упрямые, но такие манящие губы, глаза в которых хочется раствориться, словно в тёплом синем небе. Как же я его обожаю! Осанка, посадка головы, движения, а длинные тонкие пальцы… они словно существуют отдельной жизнью. Мне всегда нравилось наблюдать за руками Роба. Играл ли он на рояле, печатал ли за компьютером свои книги или просто держал бокал, это было так изящно, легко и непринуждённо, что дух захватывало.

– Обязательно всякий раз впрягаться в подобные аферы, чтобы это понять? – я доела пирог, радуясь, что организм его благодушно принял, в отличие от завтрака. – Мы чуть не похоронили Эдварда. Меня и тебя чуть не убили. Самурай ранен, Саня в коме.

За окном пронизывающий октябрьский ветер трепал облетевшие деревья. Где-то там за серой пеленой дождя, Саня лежал в палате реанимации. И попал он туда из-за меня. Так все хорошо складывалось, но судьба решила все по-своему. И теперь не могла я дать умереть Сане без покаяния. Слишком тяжек оказался его грех. В России Громов бы не выжил. Я понимала, что должна поехать к нему в клинику, чтобы просто хотя бы посидеть рядом, подержать его за руку.

– Ты меня слышишь? – Роберт коснулся моего запястья.

– Прости, задумалась.

Мы пересели на диван и закутались в синий шерстяной плед.

– Тебе не стоило так рисковать, Джу, – Роберт коснулся губами моей щеки. – Когда ты наконец поймешь, что отец контролирует каждый твой шаг? В России ты была бы под полным прикрытием, если бы поехала ни к Громову, а в гостиницу. Почему ты всегда все делаешь по-своему? Тебя спасло только чудо, и оно же привело тебя ко мне. Я благодарю Провиденье, но с большим удовольствием отшлёпал бы тебя за подобные художества. Ты не спланировала ничего, действовала, полагаясь на русский авось. Удивляюсь, как отец отпустил тебя одну в Россию, хотя ты мастер верёвки из него вить. Ты вообще потеряла страх, понимаешь, что с тобой могло случиться?

– Если бы Эдвард не играл со мной в кошки-мышки, было бы проще. Если бы ты делился со мной своими проблемами, ничего этого не произошло бы. В чём-то ты прав, конечно, но иначе я не могла поступить. У меня свое видение проблемы, у тебя свое. Пора объединяться. Ты, мой английский супермен, можно подумать спланировал все идеально, – пошла я в атаку. – Что сделано, то сделано. Что же касается страхов, любимый, то позволь припомнить тебе Солнечную бухту, в которую ты затащил меня не так давно. Удивительно, что я не поседела.

Мы рассмеялись, вспомнив приключение на дне океана. Заядлый ныряльщик, Роберт очень надеялся, что я разделю с ним его увлечение. Как и во всём, муж оказался интересным, хоть и требовательным, учителем. Мне пришлось вызубрить учебник по дайвингу от корки до корки, но это было пустяком, по сравнению с подводными тренировками. Роберт до блеска отшлифовывал все опасные ситуации, с которыми мог столкнуться дайвер. Параллельно с теорией и практикой, мы просто путешествовали по дну океана вокруг маленьких островов, исследуя тайны рифов. Для меня открылся новый мир, полный величия и покоя.

Но пощекотать нервы Роберт тоже умел. Мне навсегда запомнилась первая встреча с акулой. Мы исследовали на дне неизвестную рыбину, когда Роберт взял меня за руку и показал знаками: «опасно» и «замри». Я проследила за его взглядом и чуть не рванула от ужаса в аварийное всплытие, но муж крепко держал меня за плечи.  Тёмной серой тенью высоко над ними проплыла в нескольких метрах акула. Грозная, словно военный корабль, хищница медленно проследовала мимо, не обратив никакого внимания на двух человечков, замерших в объятьях друг друга. Когда я почувствовала, что опасность миновала, то позволила восхищению ворваться в мое сердце. Столько внутренней силы исходило от этой морской разбойницы, не боящейся ничего и никого. Когда статная дама скрылась из виду, мы вернулись на яхту. Я, трясущимися руками сняла с себя акваланг и грузы, проследовала к бару и, налив «Хеннеси», выпила залпом полстакана. Сзади раздался задорный смех. Я повернулась к мужу, который наблюдал за мной, облокотившись на стойку.

– Правда, классное местечко? – невинным голосом осведомился он, успев снять гидрокостюм и завернуться в сухое полотенце, – Ты просто умница.

– Убью тебя, – я бросилась на него, и мы повалились на ковёр.

Роберт стягивал с меня мокрый облегающий наряд, попутно уклоняясь от хлёстких пощёчин, которыми я награждала его. Победа осталась за ним.

Наши воспоминания прервал звонок Эдварда. Роберт неохотно взял трубку, возведя взгляд к потолку.

– Живы?

– Живы!

– Буду у вас через час.

Роберт вздохнул и взглянул в мои глаза.

– Я хотел бы поговорить с тобой по поводу Сани.

– Что именно тебя интересует? – напряглась я.

Роберт замялся, и пальцем очертил контур моих губ.

– Между вами что-то было?

– С чего ты взял?

В глазах Роберта застыла боль:

– Расскажи мне всё, пожалуйста. Хочу знать правду, какая бы она ни была.

– Какую правду ты хочешь услышать? – с горечью в голосе воскликнула я, – То, что Саня любит меня?

– Нет. Про любовь его мне неинтересно. Скорее про чувства, что ты испытываешь к нему.

– Испытывают трактор. До недавнего времени я считала Громова другом.

– И что произошло? Он точно не насиловал тебя?

– Для этого ему потребовалось бы меня убить.

Под страхом смертной казни я не призналась бы мужу в содеянном Громовым. Достаточно того, что это знание отравило мою жизнь.

– Саня в последнее время вел себя так, будто вы спите с ним. И мне показалось, что он каким-то образом…

– Ты думай, что говоришь! —я села на диване, выбравшись из объятий Роберта. – Да, когда ты пропал, он чуть не перешел черту! Но был послан ко всем чертям! И я выгнала его из дома. Ты хочешь заставить меня вновь всё пережить?

– Нет.

– Тогда чего же ты хочешь?

– Я не знаю, – Роберт дотянулся до меня, обнял, нежно поцеловал в макушку и тихо добавил: – Чтобы с тобой не случилось, это моя вина. Помнишь, я говорил тебе перед отъездом про фотографии?..

– Просто поверь, что между нами ничего не было. Хорошо?

– Да.

– Саня сполна искупил свою вину?

– Да, – выдавил из себя Роберт.

– Ты больше не оставишь меня одну?

– Да, – Роберт ещё крепче прижал меня к себе, – Рядом с тобой отныне я хочу видеть только себя, в любом качестве. Я сам стану твоим телохранителем и не доверю это больше никому.  Закончим этот разговор.

– Не я его начала.

Внизу раздался звонок, и мы встали, чтобы встретить отца в несколько растрепанных чувствах.

– Я пришёл вам сказать, друзья мои, – серьёзно заявил Эдвард с порога, – Что сажаю вас под домашний арест. До того момента, пока на свет не появится мой внук или внучка.

Он прошёл в гостиную и удобно расположился в кресле.

– Мне стоило больших трудов вытащить вас из этой истории, – мистер Фаррелл перевёл взгляд на меня: —Принеси мне ваши паспорта.

Я вышла из комнаты и вернулась с маленьким ящичком. Поставив его на столик около Эдварда, я протянула ему ключ. Он открыл миниатюрный сейф, вытащил документы и уже хотел закрыть его, когда заметил бордовый краешек моего фальшивого паспорта. Меня бросило в жар. Как я могла сунуть его сюда? Эдвард взял книжечку в руки.

– Екатерина Громова? – Эдвард побледнел и грозно взглянул на меня.

– Этому паспорту уже много лет. Благодаря ему мне не раз удавалось избегать неприятностей, – я смотрела на Эдварда глазами полными слез. – В этот раз я им воспользовалась только при оформлении неофициальной доверенности на машину. Я опасалась представляться своим именем, думала, меня ищут не только люди Филатова, боялась всех и вся.

Эдвард покачал головой, разорвал документ, подошел к камину и бросил обрывки в огонь.

– О чем еще я не знаю, дорогая? Фальшивые деньги, наркотики, оружие? Доставай все, – Фаррелл-старший сложил руки на груди и исподлобья уставился на меня.

Роберт поспешил скрыться из комнаты, предоставив мне управляться с отцовским гневом.

– Эдвард, – Я опустилась на колени перед ним, – прости мою самодеятельность. Неужели ты больше не любишь меня? Я не переживу, если ты перестанешь мне доверять.

Эдвард тут же сменил гнев на милость, опустился ко мне на ковёр и прижал к себе.

– Глупая моя девочка, – прошептал он мне на ухо. – Я люблю тебя… я так люблю тебя. Вы с Робертом все, что есть у меня. Никогда не говори так.

– Прости меня, – всхлипывала я у него на плече, а Эдвард перебирал пряди моих волос.

Я поняла, что прощена, положила голову Фарреллу-старшему на колени и молча наблюдала за отблесками огня.

Роберт

Я даже не ожидал застать отца в таком умиротворенном состоянии. Я хотел присоединиться к семейной идиллии, как вдруг услышал дрогнувший голос Джу.

– Как там Саня? Я очень беспокоюсь за него, – она старалась говорить спокойно, но я, как никто, умел чувствовать любую нотку в её настроении. Притормозив у дверей и закусив губу, я решил дослушать до конца. Ведь вроде только все проговорили про Громова.

– Он очень плох, в себя так и не приходил, – произнёс отец.

– Я схожу с ума от чувства вины, – перешла Джу на шёпот, и мне пришлось напрячь слух, – Помоги мне! Эдвард, я готова разорваться на части, совсем запуталась. Знаю, что я нужна сейчас Сане, для того чтобы он выжил, и не знаю, как объяснить это Роберту.

– Если бы ты ничего не испытывала к Сане, то не мучилась бы таким вопросом. Просто, поехала бы к нему, – с горечью произнёс Эдвард. – Но это не так, даже если ты и боишься себе в этом признаться.

– Вы сговорились, что ли? – Джу резко села, увидела меня и щеки ее вспыхнули. Эдвард, проследил за её взглядом, молча поднялся и подошёл к каминной полке, где стоял графин с коньяком.  Ну, конечно, он не бросит даму сердца одну на поле боя.  Как всегда, с нами троими случалось, цепная реакция уже пошла. Я ещё ничего не предпринял, Джу уже знала, что сейчас я скажу, а Эдвард держал в рукаве козырь.

– Вот ты и сказал то, что я боялся произнести вслух, – я взъерошил волосы. Больше всего мне хотелось бы никогда не начинать заново этот разговор, но это произошло. Я смотрел на Джу, хотел услышать ещё раз «нет», но понимал, что это будет неправдой. Я всеми фибрами души ощущал, что сердце любимой принадлежит только мне, но где-то в глубине него, она умудряется сберечь частичку огня для Громова, и молчу уже про ее Волка. Но тот хотя бы уже в стране вечной охоты!

– Вы достали оба! – упрямо произнесла Джу и топнула ногой.

– Мне больно оттого, что ты лжёшь сейчас и мне, и себе, – я проклинал себя за то, что моего ревнивого дракона понесло. – Я видел, как ты смотрела на Громова в аэропорту, как ты прятала от него глаза в гостинице.

Джу смотрела на меня, возмущённо хватая всей грудью воздух, хотя я ожидал как минимум пощечины.

– О чём ты? – повернулся отец ко мне и налил себе солидную порцию коньяка.

– Саня снимал её раздетой. Я нашел его дневник с несколько странными записями и откровенными фотографиями перед самым отъездом! Я не обвиняю тебя Джу! Ты не знала об этом, но и молчать я больше не смогу. Ты больше не увидишься с Саней, никогда, слышишь. Никогда!

Я схватил Джу за руку и потащил её за собой через весь дом. Эдвард, следовал за нами, ожидая момента, чтобы вмешаться. Я достал ключ от комнаты Сани, из-за картины, висевшей рядом на стене. Отворив дверь, я слегка подтолкнул Джу, и она первой вошла в комнату своего телохранителя.

– Ты же не будешь рыться в его вещах? – жена подошла к тумбе, на которой стояли ее фотографии в разнокалиберных рамках. Джу взяла одну из них, где мы были запечатлены втроём, и нервно протёрла стекло рукавом джемпера.

– Ни в коем разе! Только передам тебе его дневник.

Я откинул подушку с кровати Громова и схватил увесистый блокнот в кожаном переплёте. В сердцах я швырнул его к ногам жены, и из середины вылетело несколько фотографий. Там были снимки, сделанные явно незаметно для модели, покрасневшей тут же, как маков цвет. В комнате повисло неловкое молчание. Эдвард пришел в себя первым. Он собрал фотографии, сунул в дневник, и отдал его Джу.

– Я долго молчал… – тихо начал он.

– Отец, я знаю…

– Роберт, – Эдвард метнул молниеносный взгляд в мою сторону, и я, смолкнув, подошел к окну. Уткнувшись лбом в холодное стекло, я молча сосчитал про себя до десяти.

– Ты много бед наделал своим отъездом. Но я хочу рассказать именно о том случае, благодаря которому ты готов обвинить Джулию в предательстве. Я стал невольным свидетелем одного щекотливого момента и поклялся себе никогда даже не вспоминать о нём. Но, коли уж сие всплыло, то я вынужден свидетельствовать.

Я чуть не выдавил стекло наружу. Эдвард захватил волосы Джу в хвост, слегка запрокинув её голову.

– Мне было очень плохо в тот вечер, – Эдвард выдыхал в лицо моей жене свой рассказ. – Я ненадолго вышел из операционной, когда раздался звонок. Звонок от тебя, Джулия.  Уже вскоре я понял, что случай играет со мною злую шутку. Я ничего не мог сказать, только в бессилии шевелил губами. Слышалось какое-то шуршание, видимо, телефон выпал из кармана пижамы, а потом я по звукам понял, что завязалась драка. Твой голос, Джулия, всё твоё существо, взывало к разуму нападавшего. Саня, которого я узнал сразу, не мог оторваться от тебя. Изголодавшийся тигр дорвался до пищи. Мне казалось, что я парю над вами, настолько ясна была для меня картина.

Я подскочил к Джу и выхватил ее из рук отца. Она застыла, безвольно опустив руки и выронив дневник.

Эдвард прошелся по комнате и продолжил:

– Не отталкивай меня, умоляю. Ты же знаешь, как я люблю тебя, – требовал Саня.

Я услышал звук снимаемого с предохранителя пистолета.

– Юлька, ты ведь не сделаешь это!

– Сделаю, Громов! Про могилку за конюшней я тебя уже предупреждала. Но ты не понял с первого раза. Стреляю я так же хорошо, как танцую. А теперь слезь с постели и отойди к дверям.

– Звонок оборвался. Так что Джулия вела себя безупречно, Роберт, – Эдвард направился к дверям, и уже у порога обернулся и добавил, – Я могу поклясться тебе в этом. Били Громова крепко за его проделки перед отъездом. Если бы он спал с Джулией, его прах уже развеяли бы над ла Маншем. Жду вас в гостиной.

– Джу, – я встряхнул жену, словно куклу, – Джу, прости.

– Мне нужно побыть одной, – она отстранилась от меня и устало присела на краешек кровати.

– Но… – я внезапно понял, что она меня сейчас даже не  слышит, находясь в своих воспоминаниях.

О, эта поганая ревность. Но отец. Ведь знал и молчал, хотя когда было рассказывать.

– Любимая, всё хорошо? Давай я тебя перенесу в спальню? Ты… ты даже не слышишь меня сейчас.

– Уйди, пожалуйста.

Я расстроено потрепал жену по волосам и вышел из комнаты.

Глава 31

Джулия

Какой-то замкнутый круг! Да еще и Эдвард со своим свидетельством. Дурацкая привычка держать телефон в постели меня подвела. Явно он слышал больше, чем сказал! Потому и огреб Громов по полной, потому и в Москве наши пути разошлись бы по любому. Не нужно мне было Саню уже впутывать ни во что. И тем не менее он вывел меня из-под удара в аэропорту, и в своей квартире. Кстати, в Питере я тоже осталась жива благодаря ему.

Что тут этот писатель написал? Я нагнулась за дневником и, подняв его, раскрыла на первой попавшейся странице. Округлые буквы расплылись, и память услужливо подсунула мне признание в любви, которое Саня Громов написал на бумаге. Это было в Солнечном, на заливе. Вволю накупавшись и набегавшись с летающей тарелкой, мы лежали вместе на узеньком полотенце, укрывшись в соснах от посторонних глаз. Мы играли в «чепуху», переписываясь на маленьких бумажках. Я была влюблена и счастлива, оттого что в этот день Саня предложил поехать отдыхать отдельно от всей компании. Это получалось нечасто. Печалило меня только одно. Я до сих пор не могла понять, воспринимает Саня меня всерьёз или нет. Его шутки и уход от разговора выводили меня из равновесия. Сейчас же касаясь его плеча, я наслаждалась нашей близостью и готова была лежать на горячем песке до скончания века. Смеясь, я передала ему очередную записку и получила такую же взамен. Стоило мне ее раскрыть, как сердце перестало биться, в глазах потемнело, весь мир смолк в одно мгновение. Там было всего три слова: «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ». Я не решалась взглянуть на Саню, тогда он перевернул меня на спину и навис сверху, улыбаясь одними глазами. Их взгляд при первой же нашей встречи вдохнул в меня однажды чувство любви. Небесно-голубого цвета очи нежно и немного по-детски смотрели на меня из-под золотистых ресниц. У меня мелькнула глупая мысль, что я никогда не целовалась ни с кем, а он сейчас, наверное, захочет это сделать и разочаруется в моем неумении.

– Я люблю тебя, Юля, – он медленно приблизился к моему лицу, и его губы приникли к моим одеревеневшим от страха губам.

– Расслабься, – на секунду оторвался от меня Саня и дальше все это происходило как в полусне. Первая моя любовь…

Я открыла последние записи дневника и с облегчением вздохнула. У Громова хватило ума не сознаться в преступлении на бумаге. Лишь помыслы увезти меня в свою маленькую квартиру в Москве и сделать по-настоящему счастливой. Фотографии несколько удивили. Не припомню, чтобы я спала голой в гостиной. И именно это, я так понимаю, зацепило Роберта. Я захлопнула дневник и встала. Какая-то непонятная связь удерживает меня на одной волне с Громовым. Уже и простила я его, и отпустила. Он русский, я – русская. Может и в этом еще дело? Видно, нужно мне еще отмолить грехи бывшего возлюбленного. Роберт? Роберт поймёт и простит, он знает, что для меня существует в этом мире только наша любовь, а Саня… Саня есть и никуда от этого пока не деться.

На Роберта я рассердилась, а потому решила ограничиться запиской, оставленной в холле: «Уехала в церковь и в больницу». Я проверила документы и незаметно выскользнула из дома. На секунду я замерла: парк, который так любила, неожиданно показался мне чужим. Я прислонилась к двери и закрыла глаза, а ведь совсем недавно мы также вышли с Саней из этого дома, чтобы отправиться на поиски Роберта. Я вбежала в гараж, села в свою машину и отправилась в Лондон.

Роберт

Мы стояли у окна гостиной, когда «бэха» Джу пронеслась по дорожкам парка. Я взглянул на отца, бегом спустился в холл и вернулся с запиской.

– Она все делает правильно, – Эдвард пробежал глазами по строчкам. – Речь давно не идёт о любви и соперничестве, а лишь о жизни человека. Любит Джулия тебя, но ты сейчас можешь всё разрушить, если неправильно повернёшь ситуацию. Ей нужна твоя молчаливая поддержка, будь рядом и ни во что не вмешивайся. Саню ты сам приблизил. Я просил тебя не брать его на работу. И также, ты виновен в том, что произошло с твоей семьей и друзьями. У Громова осталось немного времени, пусть Джулия проведёт его вместе с ним. Эта та ничтожная малость, которую ты можешь дать своему умирающему приятелю. И запомни, всю жизнь Джулия будет винить себя в том, что произошло, хотя в ответе за все это только ты.

– Она ведь ребёнка ждёт, – я растерялся окончательно. – Ей нельзя волноваться.

– Ты создал все условия для её спокойствия, – не без сарказма заметил отец.

– Поехали в больницу, – я костерил себя последними словами. – Вызови шофёра, пожалуйста. Прихвачу коньяка еще.

Эдвард улыбнулся и взялся за телефон:

– Патрик, приедет Джулия. Оформи для нее разрешение в реанимацию. Я скоро буду.

Джулия

Я приехала к концу вечерней службы и началу исповеди. Батюшка пообещал на следующий день посетить клинику и соборовать Громова. Отслужив молебен за его здоровье, я села в машину и покатила в больницу. Роберт не звонил мне, и я была за это ему благодарна. Надеюсь, он понял, что перегнул палку со своей ревностью.

Вскоре, накинув халат, я вошла в палату, где лежал Саня в сети многочисленных проводов и капельниц. Сердце мое колотилось, как станочный молот, когда я медленно приблизилась к его постели. Громов лежал неподвижно, белый как полотно, с обритой на лысо головой.

– Саня, – я не узнала свой голос, – Саня, я здесь, с тобой. Прости, что я так долго не шла. Ты слышишь меня? Теперь я буду здесь, пока ты не поправишься, столько сколько потребуется.

Я коснулась его руки, холодной, словно лёд. Присев на краешек стула, я осторожно нащупала пульс. Слабый и редкий импульс.  Я провела рукой по щетинистой щеке, Похоже, Громов не брился с момента, как мы расстались в Москве. Я нажала кнопку вызова, и в ожидании медсестры приподняла краешек одеяла. Швы исполосовали грудную клетку Сани почище, чем мою.

– Доложите мне о состоянии пациента, – попросила я дежурную.

Мы разговорились, и медсестра рассказала, что пуля задела серебряный футляр, и это изменило немного её траекторию и силу удара. Но всё равно это только отсрочка, состояние очень тяжёлое из-за ушиба головой, пациент в сознание не приходит. Жизнь Громова поддерживается только за счёт аппаратуры.

– Я могу получить тот футляр, – потерянно попросила я, сообразив, о чём идёт речь. Это был складень-фоторамка, который долгие годы хранился у меня. Когда я улетала с Робертом в Лондон из Питера, я передала её Сане в аэропорту.

Сестра принесла футляр. Я провела пальцами по сколу, который оставила пуля и раскрыла его. Слёзы навернулись на глаза, и я украдкой вытерла их.

– Оставьте меня, пожалуйста, – сдавленным голосом попросила я, и сестра, бросив на меня испуганный взгляд, спешно покинула палату.

Я разревелась, не в силах больше сдерживаться. Мне было непонятно, что творится со мной.

Эдвард

– Роберт, пожалуйста, зайди к мистеру Ленцу во второй блок. Он как раз дежурит сегодня. Пусть он осмотрит тебя и отправит на снимок. А я хочу поговорить с Джулией о здоровье Громова. Встретимся в моем кабинете.

Сын находился сейчас в таком смешении чувств, что в кои-то веки решил довериться мне во всём.  Он сунул руки в огромные карманы халата и, понуро опустив голову, направился к лестнице. Я приготовил успокоительное для Джулии, уверенный на сто процентов в его необходимости и поднялся в отделении реанимации.

Молча поставил я стакан возле зареванной невестки и проверил состояние приборов и больного. Джулия молчала, будто меня и не было в палате. Она сидела, прислонив голову к стене и нервно всхлипывала. Похоже, истерика уже пошла на спад. Я сел напротив и вгляделся в черты ее чуть опухшего лица.

– Нам нужно серьёзно поговорить об этом человеке и не только. Выпей лекарство, приведи себя в порядок и поднимись ко мне, – с этими словами я встал и покинул палату.

Джулия вошла в мой кабинет уже совсем другим человеком. Она умела управляться со своим настроением. Четко уловив мой настрой, она сумела взять себя в руки. Я встал из-за стола и указал ей на кушетку около окна. Мы сели рядом и некоторое время молчали.

– Мне неловко задавать тебе этот вопрос, но я задам его, – я накрыл ее ладонь своею. – И хочу услышать только правду.

– Ты достаточно хорошо меня знаешь, – пожала Джулия плечами.

Я встал, прошёлся по кабинету и, присев на краешек стола, посмотрел на невестку.

– Кого сейчас оплакивает миссис Фаррелл, жена моего сына, будущая мать моих внуков: друга или любовника? – вышло довольно резко.

– Я оплакиваю человека, не моргнув отдавшего за меня жизнь. И навязал мне его мой муж, отец будущих моих детей, – обрубила Джулия. – Я не знала в жизни другого мужчины, кроме твоего сына. В моих мыслях никогда не было раздвинуть ноги перед кем-то еще.

Я облегчённо вздохнул и, поднявшись, раскрыл свои объятья.

– Прости, что усомнился.

Джулия встала мне навстречу, и я прижал ее к груди. Теперь мне пришлось собраться с духом, чтобы продолжить разговор.

– То, что я сейчас скажу, ты должна будешь пережить и принять решение сама, – я похлопал её по спине и вновь усадил на кушетку.

В шкафчике с лекарствами я взял капли. Таким уставшим я давно себя не чувствовал, но, в то же время, с моих плеч словно свалилась гора. Только сейчас я понял, что внутри меня, как и Роберта, точил червь ревности. Сама мысль о любовной связи Громова и Юли для меня оказалось очень болезненной. Разговор, услышанный тогда мной, разбередил мне душу. Но обстоятельства, завертевшиеся следом отложили разбор полетов на неопределенный срок. Конечно же, я всего не сказал Роберту. Смутили меня фотографии, но сейчас я понимал, что сделаны они были без согласия на то Джу. Сев за стол я разбавил лекарство стаканом воды и выпил его, не сводя изучающего взгляда с невестки. Она сидела, поджав ноги и сцепив кисти рук так, что побелели костяшки на них. Её взгляд безучастно сверлил стену напротив, казалось, что вот-вот дело закончится обмороком.

– Твое молчание невыносимо, – Джулия прижала ладони к вискам, – ты сейчас поступаешь со мной как хозяин, который очень любил свою кошку и отрезал ей хвост по кусочкам, думая, что так не очень больно. Прекрати меня мучить, скажи, наконец, правду!

В кабинет вошел Роберт и, услышав последние слова жены, подлетел к ней как коршун и обнял:

– Тише, тише, тише, – прошептал он ей. – Всё будет хорошо, родная, всё будет хорошо. Отец, что произошло?

– За какие же грехи мне всё это? – я побарабанил пальцами по столу.

– Выкладывай начистоту, Эдвард! – потребовала Джулия. С приходом Роберта ей явно стало лучше. Она взяла мужа за руку и слегка пожала её.

– Изволь, – я заложил руки за спину и дважды измерил кабинет широкими шагами. Наконец, я сел рядом с Юлей с другой стороны и взял её свободную руку в свою ладонь.

– Саня находится в этом мире на самой грани. Если выключить аппаратуру, его жизнь остановится. Я сделал всё что мог, и как бы мне не было тяжело это признать, традиционная медицина здесь бессильна.

– И… что ты предлагаешь? – лицо Джулии побелело от ужаса.

– Я предлагаю подождать ещё месяц и… – я запнулся, мне было тяжело говорить об этом.

– И? – стиснув зубы, спросила Юля.

– И отключить аппаратуру, – закончил Роберт вместо меня и добавил, усаживая к себе на колени, вскочившую было жену, – Я против этого, говорю сразу.

– Это невозможно, – прошептала Джулия.

– Я не буду вдаваться в медицинские подробности, но, если бы я мог хоть что-то сделать ещё, я бы сделал.

– А если бы это были Роберт или я? – вскричала Джулия, – Неужели ты бы тоже отключил аппаратуру?

Я смотрел ей в глаза и глубочайшее чувство вины грызло меня. Хотя ситуация с Саней была действительно такова, я не имел ни малейшего желания делать в данном случае что-то большее для человека, чуть не разрушившего нашу жизнь.

– Ты, может быть, начнёшь презирать меня после этого, – я не отводил взгляда, – Но я действительно бессилен в данной ситуации как врач. И есть ещё один момент…

– Продолжай, – сурово потребовала Джулия.

– Экономический, – горько усмехнулся Роберт. – Я правильно понял?

– Да, – кивнул я. – Каждый день обходится невероятно дорого. Не поймите меня превратно, но это тоже нельзя сбрасывать со счетов.

– Сколько у меня на личном счету? – быстро спросила Джулия.

– Я в доле, – поддержал жену Роберт.

– Ребята, – махнул я рукой. – Я буду оплачивать столько сколько нужно, не делайте из меня бесчувственного болвана. Но в тот момент, когда начнутся разрушительные процессы, это уже будет бесполезно. Итак, месяц.

– Если традиционная медицина бессильна, – неожиданно сказал Роберт, – Можно найти другие пути.

– Любимый, ты позволишь мне взяться выхаживать его? – слёзы надежды блеснули в глазах Джулии.