Безумство Мазарини Бюсси Мишель
Он удивился.
— Позавчера я видел тебя в порту, потому и начал искать. Вообще-то это странно, тебе не кажется? Никто тебя за десять лет ни разу не узнал, кроме моряка-алкоголика, а я нашел за несколько дней…
— Но ты-то, в отличие от других, был уверен, что я жив, а умерших не замечают. Особенно если они бородатые, в бейсболке и темных очках.
Наверное, он прав. Опять сработало что-то вроде инстинкта или тайного предчувствия.
Вокруг тишина, прохладно, ветер с моря подгонял нас в спину. О чем мы забыли поговорить? Я задумался.
Ну да, конечно!
— Папа, а сокровища Мазарини? Ты мне про них ничего не сказал. Это легенда или нет?
Отец оглянулся и посмотрел на меня.
— Я ждал, что ты об этом спросишь. Подростков увлекают истории про клады, правда? Я был таким же. Нет археолога, который не шалел бы от кладов. Безумство Мазарини… Завтра ты узнаешь о нем больше, Колен. В досье, которое ждет тебя у нотариуса, есть, кроме всего прочего, план и еще кое-что. Ты и это тоже унаследуешь. Годы поисков сведений о Безумстве Мазарини. Тебе еще предстоит удивиться…
Я уже почти совсем не боялся, шел легким шагом, как бывало после приключенческих фильмов. Я выходил из зала, но еще несколько минут оставался внутри истории, в образе героя.
— На самом деле, Колен, ты знаешь про Безумство Мазарини намного больше, чем думаешь. Тебе кажется, что ты все забыл, но если как следует пороешься в памяти, то за травмой, пережитой в шестилетнем возрасте, найдешь глубоко спрятанные воспоминания.
О чем он? Мне ничего не удавалось вспомнить, кроме взрослых вокруг стола, обеда, спора.
— Я правда ничего не помню… или почти ничего.
— Тебе так только кажется. Продолжай искать, сосредоточься, и память разблокируется. Во всяком случае, я на это надеюсь. Перед тем как исчезнуть, я доверил тебе важные секреты, рассказал историю, как можно ее рассказать шестилетнему ребенку, в зашифрованном виде, это было нашей игрой. Подумай хорошенько — и вспомнишь.
— Про Безумство Мазарини?
Он улыбнулся.
— Некоторые уверяли, будто я нашел клад и хотел оставить его себе. Это было одной из причин разногласий внутри ассоциации, ссор с Тьерри, Максимом и некоторыми другими. В местной газете время от времени все еще пишут, что я купил аббатство на деньги, вырученные за сокровища.
— Это правда?
— Конечно, нет.
— А то, что ты нашел клад, Безумство Мазарини, это правда?
— Я бы сказал, все чуть сложнее…
— Ты знаешь, где оно?
— Это знаешь ты!
Он прикоснулся пальцем к моему лбу:
— Где-то там.
Он опять улыбнулся.
— Поищи как следует!
Я все еще не догадывался, куда он клонит, но чувствовал, как между нами зарождается невероятная близость. Я был счастливейшим подростком на свете. Все опасности, о которых говорил папа, были какими-то… ненастоящими. Меня охватило невероятное возбуждение и вместе с тем безмятежность. «Наверное, так бывает, когда влюбляешься», — думал я. Мы шли через ланды, мой фонарь мало что выхватывал из темноты, отец молча шагал чуть позади, словно оберегая меня. Так прошло около четверти часа.
Я услышал чье-то дыхание, и тут же какая-то черная фигура прыгнула на меня.
Я выронил фонарь, он покатился по дороге.
В следующий миг передо мной мелькнуло кошмарное видение, в руках тени сверкнуло стальное лезвие, большой нож, как у мясника.
Нож совсем рядом.
Я даже испугаться не успел.
Просто подумал, что сейчас умру.
Ничего не понимая.
36. Желтая ночь
Пятница, 18 августа 2000, 23:55
Шоссе А6/Е15/Е21
Симон выехал на шоссе А6/Е15/Е21. Он где-то читал, что этот участок дороги между Боном и Лионом самый загруженный во Франции.
Еще бы, восемь полос!
Мимо проносились нескончаемые склады. Километры рифленого железа, а на шоссе — бесконечная вереница грузовиков. И как люди могут здесь жить. Фактически на шоссе. В окружении складов.
Нет, через такое место можно только проезжать, и побыстрее, не останавливаясь.
В кармане джинсов завибрировал мобильник. Симон снял с руля правую руку и, извернувшись, полез за телефоном. Когда наконец удалось его достать, телефон уже умолк. Но тут же тренькнул — голосовое сообщение. Симон поднес мобильник к уху.
Куда ты подевался, придурок? Я весь вечер тебя прождала! Думаешь, мне больше нечем заняться? Пошел ты знаешь куда!
Кандис… Симон улыбнулся: он и забыл про прелестную блондинку. Хотел было ей перезвонить — но что сказать? Что едет на юг, хочет увидеть Средиземное море? Она бы заорала в ответ, что он ненормальный. И не ошиблась бы.
Симон бросил мобильник на пассажирское сиденье. Кандис подождет.
Возможно.
Это было частью игры — завоевывать ее каждый раз по новой. Он представил тело, вздрагивающее от его поцелуев, ощущение ее кожи под пальцами. Вздохнул и провел рукой по нагретому пластику руля.
Шоссе стелило под колеса машин свои восемь полос. Гольдман еще раз спел «Мы поедем». Симон смотрел на бесконечные винные склады «Критер».
Склады, склады, ничего, кроме складов.
Мысли перескочили на раскопки в аббатстве Сент-Антуан. Там, наверное, тоже есть склады, в подвалах. Крипты. Он только сейчас сообразил, что перед отъездом следовало сходить в аббатство — может, нашел бы там улику, какую-нибудь деталь. Он представил черноту подземелий, длинные подземные ходы, соединяющие аббатство с портом, с цитаделью, с тюрьмой.
Почему бы и нет?
Подземелье под тюрьмой? И где-то там, в сумрачном лабиринте, Жан-Луи Валерино. Неуловимый.
Вот Симон медленно продвигается по темному проходу. Оружия у него нет, только свисток и дубинка вроде полицейской…
Он поежился.
Во мраке мало что можно разглядеть, как ни напрягай зрение. И тут на него надвигаются два желтых фонаря. Стремительно. Ни одно живое существо не способно двигаться с такой скоростью.
Желтые фонари уже вплотную…
37. Красная ночь
Суббота, 19 августа 2000, 00:11
Чаячья бухта, остров Морнезе
Нож совсем рядом.
Сейчас воткнется в меня. И все же я не закрывал глаза.
Замер. Смирился.
И чудо, о котором я и не молил, случилось.
Лезвие остановилось в нескольких сантиметрах.
Я сумел повернуть голову. Отец вцепился в запястье нападавшего, навалился на него всем своим весом. Я вспомнил про складной ножик, который дала мне Мади, но не мог и пальцем пошевелить. Я словно окаменел.
Папа изогнулся и внезапно лягнул темноту. Нападавший глухо вскрикнул и, не выпуская ножа, повалился вбок. Отец отпихнул меня в сторону и бросился сверху.
Я в ужасе подумал, что он сейчас напорется на нож. Сцепившиеся тела покатились по дороге, исчезли в канаве.
— Папа!
Подобрав упавший фонарик, я кинулся к обочине. В канаве боролись две тени. Отец жив! Я ощутил небывалую радость и полную беспомощность.
В темноте блеснуло лезвие ножа. Папа наклонился, будто что-то искал. Он не успеет увернуться от удара.
— Папа!
Тень с ножом на миг замешкалась, этого оказалось достаточно. Отец резко выпрямился, в руке у него было что-то увесистое, и он изо всех сил ударил бандита.
Тот рухнул. Папа поднял голову, отыскивая меня.
— Нет, Колен! Не смотри!
Однако я уже направил луч фонарика на неподвижно лежащее тело: левая сторона головы была вся в крови. Человек выглядел мертвым. Узнал я его сразу — тип с фотографии на первой полосе «Островитянина», Жан-Луи Валерино! Заключенный, бежавший из цитадели.
Папа в два прыжка выбрался на дорогу.
— Он за нами следил! И, возможно, все слышал. И успел рассказать… остальным.
— Кто?
— Валерино. Человек, который действовал в интересах «Семитим», прокручивал в мэрии грязные дела. Его и в четверти совершенных им преступлений не обвинили, когда посадили за решетку.
— Он… он умер?
— Не знаю. Колен, тебе нельзя здесь оставаться. По-моему, он был один, но мало ли что. Возвращайся в лагерь. Быстрее! Там ты вернее всего будешь в безопасности. Во всяком случае, до завтра. Вне лагеря слишком опасно.
Я мешкал, не понимая, что делать. Отец нахмурился, и я послушался. Я всего лишь мальчишка, незачем мне в это вмешиваться. Слабый луч почти сдохшего фонаря уперся в дорогу.
— До завтра, папа. — Голос мой дрожал.
— До завтра, Колен. Без четверти десять у лагеря. Будь осторожен и, главное, помни — никому нельзя доверять. Не забывай, они очень сильны. Не доверяй никому, совсем никому.
Я бежал. Не оборачиваясь, забыв обо всем на свете — меня гнал страх. Никогда в жизни мне за один день не приходилось столько бегать. По темной, призрачной тропе, потом по такой же темной и призрачной дороге я домчался до лагеря.
Там было тихо.
Уже привычно я пробрался между деревьями, практически ничего не видя, но фонарь не включал. В голове у меня пылали слова отца.
Не доверяй никому!
Никому… Но это не может относиться к Мади и Арману, они не имеют никакого отношения к острову. И они мои ровесники, которые и не слыхали ничего про старые дела.
Но кто знал, что я сегодня вечером встречаюсь с отцом?
Арман и Мади! Только они…
А что, если это один из них сообщил Валерино? Нет, что за бред. И на секунду я не мог представить себе, что Мади ведет двойную игру.
А Арман?
Он умный. И что вообще делает на острове Арман? Если хорошенько подумать, кажется очень странным, что мальчишку вроде него занесло в парусный лагерь. Объяснения он давал путаные. Настойчиво хотел со мной подружиться…
Не раздеваясь, я залез в спальник. В голове теснились вопросы.
Арман сам напросился мне в наперсники, это Мади выбрал я. Что это означает? Ладно, надо просто молчать. Неважно, замешаны они в этой истории или нет, в любом случае не стоит втягивать их еще больше.
Молчать.
Но что, если Арман — сообщник этих бандитов? Если он снова предаст меня?
В безопасности ли я здесь?
В лагерь ведь так легко проникнуть.
Я вслушался.
В палатке царила полная тишина, и я вдруг запаниковал.
Тишина была неестественной.
Я не слышал ничьего дыхания.
Мне представился чудовищный кошмар. А что, если все умерли?
Я включил фонарь и поочередно осветил спальники.
Они были пусты.
Я был один!
38. Бессонная ночь
Суббота, 19 августа 2000, 00:31
Шоссе А6/Е15/Е21
Когда Симон вдавил в пол педаль тормоза, между бампером «твинго» и грузовиком оставалось не больше трех метров. Хорошо, что сзади никто не ехал. Грузовик быстро удалялся, и вскоре его задние фары скрылись из виду.
Симон потер глаза.
Он больше десяти часов вел машину без остановки. Без еды. Вспомнились слова Клары.
Постарайся вернуться живым.
Он похлопал себя по щекам и вскоре съехал на площадку для отдыха.
Несмотря на поздний час, на маленькой заправке было людно, выходные только начинались, и отпускники катили к югу. В туалете Симон долго плескал себе водой в лицо, затем отправился на поиски еды. Он ничего не ел с тех пор, как покинул Морнезе. Клара строго наказала: в ее тачке даже чипсы нельзя. Когда она возвращается с пляжа в одном купальнике, у нее от крошек ноги чешутся. «А от песка, — со вздохом подумал Симон, — они у тебя не чешутся?»
И все же он послушался. Купил дряблый бутерброд в целлофановой обертке и коробочку с куском лимонного пирога, в котором теста было намного больше, чем начинки, и сжевал все это стоя, подумав, что Клара этот не самый полезный выбор вряд ли одобрила бы.
Клара…
Похоже, она была права.
Что он делает в час ночи на унылой площадке для отдыха при заправке, зачем гонится за призраками? Все из-за тупого упрямства…
Чего он добивается? Скорее всего, и это шоссе закончится тупиком, он и в Ницце никого не застанет, напрасно прокатится за три тысячи километров.
Симон поглядел на очередь, выстроившуюся к кофейному автомату. А что, если взять да и развернуться? К рассвету он будет на Морнезе. Валерино могут к тому времени уже поймать, он больше никому не причинит вреда, «Островитянин» выйдет с сенсационным заголовком. Еще можно выкрутиться, не потеряв лица, привезти Кларе круассаны и позавтракать с ней, устроившись с видом на порт. А после заявиться к Кандис в аббатство Сент-Антуан, вытащить ее из будки кассы да и завалить прямо среди развалин, а потом долго лежать голышом, прижавшись друг к другу, подобно любовникам из греческой трагедии.
Вот как поступил бы всякий разумный человек.
Эта история его не касается.
А какая, собственно, история? Всего лишь несколько совпадений. День рождения этого мальчика, Колена Реми, который пришелся на сегодня, через несколько дней после побега Валерино. Старый план землепользования, подделанный десять лет назад. Несчастный случай и самоубийство археолога. Липовый клад, выдуманный ловкачом-журналистом.
Нет никакой тайны. Все эти детали никак не связаны.
Приличного вида папаша отчаянно молотил по автомату, который то ли сломался, то ли исчерпал свои запасы и теперь отказывался наливать ему кофе, хотя бедолага отстоял очередь, чтобы получить это пойло!
Симон улыбнулся.
Кто угодно сдался бы и повернул обратно.
Только не он!
39. Беспросветная ночь
Суббота, 19 августа 2000, 00:45
Лагерь на диком полуострове, остров Морнезе
Все постели были пусты.
Меня захлестнула паника. Время перевалило за полночь. Я вообразил ужасное. Убийцы искали в этой палатке меня, не знали, где я сплю, и били наугад, без разбора, растерзали спящих, а тела забрали с собой.
Я снова посветил на спальники — никаких следов борьбы не видно, спальники лежат аккуратно.
Похищение? Мади и Арман… они все знали. А если их хотели заставить заговорить? Похитили и теперь из-за меня жестоко пытают…
Я выключил фонарик, вышел из палатки. Раскрыл нож Мади и покрепче стиснул рукоятку. В темноте светились окна кухни и зала, где мы собирались. Стараясь не шуметь, я двинулся туда.
И тут краем глаза заметил, как сбоку метнулась какая-то тень. Не успел я и дернуться, как меня крепко ухватили за плечи.
Я буквально заледенел от ужаса. Не сомневаясь, что сейчас в спину мне всадят лезвие, я извернулся и ткнул куда-то назад своим ножиком.
Человек мгновенно отпустил меня. Я обернулся.
Передо мной была насмешливая физиономия Йойо.
— Спокойно, Колен, спокойно. Это всего-навсего я. Убери оружие, дикарь! Ты, может, и забыл, но сегодня вроде бы твой день рождения.
Не в силах произнести ни слова, я поплелся следом за ним в большой зал собраний. Там ждал меня весь лагерь, в полном составе.
— Все-таки явился! — воскликнул Кевин. — Мы из-за тебя три часа взаперти сидим!
— С днем рождения, Колен! — безрадостно произнес Арман.
А вот Мади незаметно мне подмигнула.
Отец Дюваль стоял в углу зала.
— Мы с вожатыми кое-что придумали, — спокойно начал он. — И, пожалуй, неплохо придумали, мы готовили сюрприз. Видишь ли, Колен, мы хотели поздравить тебя после вечерних посиделок и совместить это с поздним ужином. Отличный сюрприз, правда?
Напряжение отпустило. Я почувствовал невероятную легкость.
Поздравить меня с днем рождения? Вот придурки!
— Можешь сказать, где ты был? — спросил начальник лагеря.
Что мне теперь его выговоры и его наказания?
— Нет.
— Твои товарищи сидят здесь с десяти вечера. И все молчат!
Теперь я понял, почему у них такие хмурые лица. Их больше трех часов допрашивали — все из-за меня, «папенькиного сыночка», никудышного яхтсмена, не пользующегося успехом у девчонок. Наверное, мое исчезновение всех изрядно удивило.
— Неправда, мсье, — заявил Арман, — мы признались. У него было свидание со шведкой, которая продает билеты в аббатстве. Не надо на него сердиться, это естественно, все имеют право стремиться к образованию.
Дюваль кинул на него недобрый взгляд. Арман развлекался, Мади было не до смеха. Остальные смотрели на часы. Стефани, сидевшая на столе, странно на меня поглядывала.
— Можно идти по койкам? — поинтересовался Кевин.
— Минутку, — ответил отец Дюваль. — Вы, надеюсь, отдаете себе отчет в происходящем? Ты отдаешь себе отчет, Колен? Остров Морнезе на первых полосах национальных газет! Все только и говорят, что про беглого убийцу, который, возможно, все еще прячется на острове. А ты, Колен, исчезаешь посреди ночи! Совсем разум потерял?
Мне казалось, что я смотрю на происходящее с пьедестала или с вышки теннисного судьи. Беглый убийца, господин начальник? Знали бы вы, в каком он сейчас состоянии! С мозгами всмятку валяется в канаве.
— И не вздумай мне хитрить! — пригрозил отец Дюваль. — Разберемся завтра, то есть уже сегодня, когда приедут твои дядя и тетя. Поговорим с ними. И не вздумай снова сбежать. Завтра ты никуда из лагеря не выйдешь. Тебя будут стеречь, глаз с тебя не спустят. Но не беспокойся, для тебя найдется работа в лагере. И считай, что тебе повезло! Еще четверть часа — и мы бы вызвали полицию.
Я тотчас начал обдумывать план завтрашнего побега. Не привяжут же они меня, не запрут на ключ, в палатке замков нет. Даже из-под надзора я сумею сбежать. Наверное.
— Колен, ты меня слушаешь? — рассердился Дюваль.
— Да.
— Ну хорошо, идите спать. Йойо, проводи их.
— А свечки задувать не будем? — подал голос Арман.
Йойо пожал плечами.
— Сказано же — в постель.
Я ждал, чтобы все в палатке заснули. Я ничего не хотел рассказывать. Ни с кем не хотел делиться.
Не доверять никому.
Никого не впутывать.
Действовать в одиночку.
Около двух часов ночи я услышал шорох, это Арман подобрался к моему спальнику.
Вот липучка!
И тут же Мади, которая, должно быть, только и ждала этого как знака, пробралась с девчоночьей половины. Я притворился спящим.
— Не томи, — прошептал Арман. — Колись уже! Ну так что твой отец? Воскрес или нет?
— Я ничего не могу вам рассказать.
Я почувствовал, что Мади допытываться не станет.
— Ты что, шутишь? — возмутился Арман. — Мы рисковали. Мы компаньоны! Я не просто так все дни провожу с Валькирией.
Мади промолчала, и я был благодарен ей за это. Взгляд у нее теплый, совсем не похожий на те кинжалы, какие она метала в остальных парней из лагеря. Может, притворяется?
— Я ничего не могу вам сказать. Для вашей же безопасности.
— Значит, ты его видел! — обрадовался Арман. — Он жив! А ты уверен, что это он?
Арман меня бесил. Или он в самом деле такой хитрец? Однако меня терзало бешеное желание открыться, и я не выдержал.
— Конечно, он! Кто же еще.
— И что? — не утерпела Мади.
— Если я расскажу, все равно не поверите.
— Если промолчишь — точно не поверим!
Да, Армана не перехитрить. Несколько секунд я мысленно оценивал риск. Никому не доверять. Даже Арману? Даже Мади? С другой стороны, могу ли я справиться один? Завтра мне понадобится их помощь, чтобы сбежать. Если они состояли в заговоре против моих родителей, если были сообщниками, если играли какую-то роль в этой истории, я ничего нового им не сообщу.
И я решил рискнуть.
Сделал глубокий вдох и выложил все: и про подкоп под краном в подземелье, и про нападение Валерино, и про встречу завтра утром у нотариуса, и про Безумство Мазарини, и про тайну, запрятанную где-то в глубинах моей памяти. Умолчал только о своих подозрениях насчет того, что папа изменял маме с этой Джессикой. Мади больше всего взволновало Безумство Мазарини. Ее черные глаза так и загорелись, она схватила меня за руку:
— И ты ничего не помнишь? Тебе надо поспать, а потом сосредоточиться.
А вот реакция Армана меня удивила.
— Ты уверен, что он умер, этот Валерино?
— Во всяком случае, выглядел он не лучшим образом. А почему ты спрашиваешь?
Я не ожидал, что Арман станет беспокоиться о беглеце. Какое ему дело до убийцы? А что, если он его знал? А что, если он…
— Эта история с нападением кажется мне странной. Немного слишком…
— Слишком что?