Татуировщик из Освенцима Моррис Хезер

Лале догоняет охранника:

— Куда мы идем?

— Беспокоишься? — смеется Барецки.

— А вы не беспокоились бы?

— Нет.

У Лале теснит в груди, он учащенно дышит. Убежать? Если он попытается, Барецки наверняка возьмет его под прицел. Но какая разница? Пуля уж точно лучше печи.

Они уже совсем рядом с крематорием III, когда Барецки решает положить конец терзаниям Лале. Он замедляет широкий шаг:

— Не дрейфь! Поторопись, а не то нам обоим не поздоровится и окажемся в печи.

— Вы не собираетесь от меня избавиться?

— Пока нет. Тут есть два заключенных как будто с одинаковыми номерами. Надо тебе взглянуть на них. Вероятно, клейма ставил ты или этот евнух. Ты должен сказать, что это за номера.

Впереди маячит здание из красного кирпича. Большие окна маскируют его назначение, но размер труб подтверждает ужасающую истинную его природу. У входа их встречают два эсэсовца; они обмениваются шутками с Барецки и игнорируют Лале. Указывают на закрытую дверь внутри здания, и Барецки с Лале направляются туда. Лале оглядывает этот последний смертный путь в Биркенау. Он видит стоящих рядом понурых зондеркомандовцев, готовых выполнять работу, на которую добровольно не согласился бы ни один человек на земле: они извлекают трупы из газовых камер и загружают их в печи. Лале пытается встретиться взглядом с кем-нибудь из них, дать знать, что он тоже работает на врага. Он тоже выбрал возможность продлить себе жизнь, оскверняя людей одной с собой веры. Но никто не смотрит ему в глаза. Он слышал то, что говорят другие узники об этих людях и их привилегированном положении: живут отдельно, получают дополнительный паек, имеют теплую одежду и одеяла. Их существование схоже с его собственным, и у него падает сердце при мысли, что его тоже презирают за роль, которую он играет в лагере. Не сумев никак продемонстрировать свою солидарность с этими людьми, он идет дальше.

Их приводят к массивной стальной двери. Перед ней стоит караульный.

— Все в порядке, весь газ вышел. Нам нужно отправить их в печи, но мы не можем, пока ты не разберешься с номерами.

Караульный открывает дверь для Лале и Барецки. Выпрямившись в полный рост, Лале смотрит на Барецки в упор и делает широкий жест рукой слева направо:

— После вас.

Барецки хохочет и хлопает Лале по спине:

— Нет, после вас.

— Нет, после вас, — повторяет Лале.

— Я настаиваю, Татуировщик.

Эсэсовец широко открывает двери, и они входят в помещение, напоминающее пещеру. Оно заполнено телами — сотнями обнаженных тел. Они навалены друг на друга, конечности скрючены. Неподвижный взгляд мертвых глаз. Мужчины, молодые и старые, внизу дети. Кровь, рвотные массы, моча и фекалии. Все помещение пропитано запахом смерти. Лале пытается сдержать дыхание. Легкие горят. Ноги под ним вот-вот подогнутся.

— Вот черт! — восклицает за его спиной Барецки.

Это одно слово из уст садиста лишь увеличивает бездну бесчеловечности, в которую погружается Лале.

— Сюда, — указывает офицер, и они идут за ним к стене, где рядом лежат два мужских трупа.

Офицер заговаривает с Барецки. В кои-то веки тот не находит слов, лишь сообщает эсэсовцу, что Лале понимает немецкий.

— У них обоих одинаковые номера. Как такое может быть?

Лале лишь качает головой и пожимает плечами. Откуда ему знать, черт побери?!

— Посмотри на номера, — отрывисто говорит офицер. — Какой из них правильный?

Лале наклоняется и поднимает руку одного. Он рад возможности встать на колени, надеясь, что это поможет ему сохранить равновесие. Он внимательно рассматривает цифры на коже.

— А другой? — спрашивает он.

Ему грубо пихают руку другого мужчины. Он тщательно изучает оба номера.

— Посмотрите. Это не тройка, это восьмерка. Часть ее потускнела, но это восьмерка.

Караульный нацарапывает на каждой холодной руке правильные номера. Не спрашивая разрешения, Лале поднимается и покидает здание. Он идет скрючившись и тяжело дыша. Барецки нагоняет его на улице.

— Ты в порядке?

— Нет, не в порядке, мать вашу! Вы — подонки. Скольких еще из нас вы намерены убить?

— Вижу, ты удручен.

Барецки — простой необразованный парень. Но у Лале в голове не укладывается, что эти люди, на лицах которых они только что видели следы агонии, чьи тела искорежены смертной мукой, не вызывают у Барецки никаких чувств.

— Давай пошли, — говорит Барецки.

Лале берет себя в руки, чтобы идти рядом с ним, но не смотрит на попутчика.

— Знаешь что, Татуировщик? Готов поспорить, ты единственный еврей, который дошел до печи и вышел из нее. — Он громко смеется, хлопает Лале по спине и широкими шагами направляется вперед.

Глава 15

Лале решительно выходит из барака и шагает по лагерю. К нему приближаются два эсэсовца с автоматами на изготовку. Не останавливаясь, он поднимает свой портфель:

— Политотдел!

Автоматы опущены, и он проходит без лишних слов. На территории женского лагеря Лале сразу же направляется к блоку 29. Его встречает капо, со скучающим видом прислонившаяся к стене здания. Она даже не двигается, когда он подходит к ней и достает из портфеля большую плитку шоколада. Барецки предупредил ее, чтобы не вмешивалась в отношения между Татуировщиком и заключенной номер 34902, и она принимает взятку.

— Пожалуйста, приведите ко мне Гиту. Я подожду внутри.

Засунув шоколад за пазуху и пожав плечами, капо отправляется в администрацию. Лале заходит в барак, закрыв за собой дверь. Ждет он недолго. Вспышка солнечного света — открывается дверь — говорит о том, что она пришла. Гита видит его стоящим в полумраке с опущенной головой.

— Ты!

Лале делает шаг к ней. Она отступает назад, ударившись о закрытую дверь. Ей явно не по себе.

— Ты в порядке? Гита, это я. — Подойдя к ней на шаг, он с изумлением замечает, что она дрожит. — Гита, скажи что-нибудь.

— Ты… ты… — повторяет она.

— Да, это я, Лале. — Он берет ее за обе руки и крепко сжимает.

— Ты хотя бы чуточку представляешь, что творится в голове у человека, когда за ним приходит эсэсовец? Хотя бы чуточку?

— Гита…

— Как ты мог? Как ты мог послать за мной эсэсовца?

Лале ошарашен. Он выпускает ее запястья, она освобождается и отворачивается от него.

— Прости, я не хотел тебя напугать. Я лишь попросил твою капо привести тебя сюда. Мне необходимо было тебя видеть.

— Когда кого-то уводит эсэсовец, этот человек исчезает навсегда. Понимаешь? Я решила, что меня ведут на смерть, и могла думать только о тебе. Не о том, что могу никогда больше не увидеть подруг или Силку, которая видела, как меня уводят, и, наверное, огорчилась, но о том, что никогда не увижу тебя. И вот ты здесь.

Лале стыдно. Его эгоистичное желание повергло возлюбленную в смертный ужас. Внезапно она набрасывается на него с поднятыми кулаками. Он протягивает к ней руки, и она наскакивает на него. Она колотит его в грудь, и по ее лицу струятся слезы. Лале принимает удары, пока они не утихают. Потом он медленно поднимает ее лицо, вытирая слезы и пытаясь поцеловать ее. Когда их губы встречаются, Гита отодвигается, сердито глядя на него. Он протягивает к ней руки, словно зовя вернуться. Увидев ее сопротивление, он опускает руки. Она снова наскакивает на него, на этот раз прижимает его к стене и пытается сорвать с него рубашку. Ошеломленный Лале хочет отодвинуться, но она изо всех сил прижимается к нему, страстно целуя. Тогда он приподнимает ее снизу, и она обвивает его ногами за талию и жадно целует, прикусывая его губы. Лале ощущает вкус крови, но отвечает на поцелуи. Наткнувшись на ближайшие нары, они вместе падают на них, срывая одежду друг с друга. Они занимаются любовью со страстным отчаянием, не в силах более сдерживать жгучее желание. Два человека, стремящиеся к любви и близости, боятся, что никогда этого больше не испытают. Все это скрепляет их преданность друг другу, и Лале в этот момент понимает, что может любить только ее. Это усиливает его решимость встретить следующий день, и следующий, тысячу дней — столько, сколько понадобится, чтобы сбылись его слова, сказанные Гите: «Стать свободными, чтобы заниматься любовью, когда захотим и где захотим».

Утомившись, они лежат в объятиях друг друга. Гита засыпает, и Лале долго смотрит на нее. Постепенно им овладевает сильное душевное волнение. Что с нами сделало это место? Сколько еще это продлится? Она думала, что сегодня для нее все кончится. И я виноват в этой муке. Я никогда больше не должен так поступать.

Он дотрагивается до своей губы и морщится. Мрачное настроение проходит, и он улыбается при мысли о том, откуда пришла эта боль. Нежным поцелуем он пытается разбудить Гиту.

— Эй, привет, — шепчет он.

Гита переворачивается на живот и с тревогой смотрит на него:

— Ты в порядке? У тебя был такой вид, не знаю… Пусть я была расстроена, когда пришла сюда, но ты выглядел ужасно. Теперь я это понимаю. — (Глубоко вздыхая, Лале закрывает глаза.) — Что случилось?

— Скажем так, я еще раз заглянул в бездну, но потом отступил назад.

— Ты расскажешь мне когда-нибудь?

— Скорей всего, нет. Не торопи меня, Гита. — (Она кивает.) — Теперь, я думаю, тебе лучше вернуться в контору, чтобы Силка и прочие увидели, что с тобой все в порядке.

— Мм. Хочу остаться здесь с тобой навсегда.

— Навсегда — это очень долго.

— Или все кончится уже завтра, — говорит она.

— Нет, так не может быть.

Гита отворачивается и, вспыхнув, закрывает глаза.

— О чем ты думаешь? — спрашивает он.

— Я слушаю. Стены.

— Что они говорят?

— Ничего. Они тяжело дышат, оплакивают тех, кто ушел отсюда утром и не вернулся вечером.

— Они оплакивают не тебя, любовь моя.

— Не сегодня. Теперь я это знаю.

— И не завтра. Они никогда не будут тебя оплакивать. Теперь выбирайся отсюда и возвращайся к работе.

Она сворачивается калачиком:

— Можешь пойти первым? Мне надо найти одежду.

Поцеловав ее, Лале шарит вокруг в поисках одежды. Одевшись, он поспешно целует Гиту перед уходом. Снаружи капо стоит на своем посту, прислонившись к стене.

— Ну как, полегчало, Татуировщик?

— Да, благодарю.

— Шоколад чудесный. Я еще и колбасу люблю.

— Посмотрим, что я смогу сделать.

— Ты все сделаешь, Татуировщик. До скорого.

Глава 16

Март 1944 года

Стук в дверь пробуждает Лале от крепкого сна. Он осторожно открывает дверь, ожидая увидеть кого-нибудь из цыганских мальчишек. Но в дверях стоят два испуганных молодых человека с бегающими глазами.

— Что вам нужно?

— Ты Татуировщик? — спрашивает один из них по-польски.

— Смотря для кого.

— Нам нужен Татуировщик, — говорит другой парень. — Нам сказали, он живет здесь.

— Проходите сюда, пока не разбудили детей.

Лале закрывает за парнями дверь и знаком предлагает сесть на койку. Гости оба высокие и худые, а у одного на лице веснушки.

— Спрашиваю снова: что вам нужно?

— У нас есть друг… — с запинкой говорит веснушчатый.

— Друзья у всех есть, — перебивает его Лале.

— Наш друг в беде…

— А мы все разве не в беде?

Парни смотрят друг на друга, не решаясь продолжать.

— Извините. Продолжайте.

— Его поймали, и мы боимся, что убьют.

— На чем поймали?

— Ну, на прошлой неделе он сбежал, и его поймали и привели сюда. Что, по-твоему, они с ним сделают?

Лале недоверчиво смотрит на них:

— Как, черт возьми, он сбежал и почему оказался таким глупым, что попался?

— Мы не знаем всю историю.

— Ну, его повесят, вероятно, прямо завтра утром. Вы знаете, что это наказание за побег, если только он не удался.

— Ты можешь что-нибудь сделать? Люди говорят, ты можешь помочь.

— Я могу помочь, если нужна дополнительная еда, но на этом все. Где сейчас ваш парень?

— На улице.

— Около барака?

— Угу.

— Господи, скорей зовите его сюда, — открывая дверь, говорит Лале.

Один парень выходит на улицу и вскоре возвращается с молодым человеком, дрожащим от страха. Лале указывает на койку, и тот садится. У него припухшие глаза.

— Твои друзья сказали, что ты сбежал.

— Да, пан.

— Как тебе это удалось?

— Ну, я работал за ограждением и спросил караульного, можно ли мне облегчиться. Он велел мне пойти к деревьям, чтобы не воняло. Когда я вернулся к своему наряду, они все уже пошли прочь. Я испугался, что, если побегу за ними, меня пристрелят караульные, так что я пошел обратно в лес.

— И?.. — спрашивает Лале.

— Ну, я шел и шел. Потом меня схватили, когда я зашел в деревню стащить еды. Я голодал. Солдаты увидели мой номер на руке и привели сюда.

— А теперь они собираются повесить тебя завтра утром, верно?

Голова парня падает. Лале думает, что именно так он будет выглядеть завтра утром, когда его вздернут.

— Ты можешь как-нибудь помочь нам, Татуировщик?

Лале вышагивает по комнатушке. Потом отворачивает рукав парня и рассматривает номер. Это его собственная работа. И продолжает ходить. Парни молча сидят.

— Побудьте здесь, — твердо произносит он, хватает портфель и быстро выходит из комнаты.

Прожектора обшаривают территорию, как безумные глаза, выискивающие, кого бы убить. Прижимаясь к строениям, Лале пробирается к административному корпусу и входит в главную контору. С облегчением он замечает за стойкой Беллу. Она поднимает на него глаза:

— Лале, что ты здесь делаешь? У меня нет для тебя работы.

— Привет, Белла. Можно кое-что у тебя спросить?

— Конечно, все, что угодно. Ты ведь знаешь, Лале.

— Когда я заходил сюда днем, мне кажется, я слышал разговор о каком-то транспорте, уходящем сегодня ночью?

— Да, один транспорт уходит в полночь в другой лагерь.

— Сколько там народа?

Белла берет лежащий рядом листок:

— Сотня имен. А что?

— Имена, не номера?

— Нет, у них нет номеров. Их привезли сегодня, а потом отправляют в мужской лагерь. Ни один не имеет номера.

— Можно втиснуть в этот список еще одного?

— Думаю, да. Кого? Тебя?

— Нет, ты ведь знаешь, что я не уйду отсюда без Гиты. Это кто-то другой. И чем меньше ты знаешь, тем лучше.

— Хорошо, сделаю это для тебя. Как его зовут?

— Черт! — восклицает Лале. — Сейчас вернусь.

Злясь на себя, Лале быстро возвращается в свой барак.

— Твое имя? Как тебя зовут?

— Мендель.

— А дальше?

— Извините, Мендель Бауэр.

* * *

В конторе Белла дополняет напечатанный на машинке список.

— А охранники не заметят, что одна фамилия напечатана на другой машинке? — спрашивает Лале.

— Нет, им лень разбираться с этим. Просто скажи этому парню, чтобы был на территории, когда увидит погрузку в транспорт.

Лале достает из своего портфеля кольцо с рубинами и бриллиантами и вручает Белле:

— Спасибо. Это тебе. Можешь оставить себе или продать. Я прослежу, чтобы он сел в транспорт.

* * *

Вернувшись в свою каморку, Лале прогоняет двоих друзей Менделя с кровати, достает свой портфель и садится рядом с ним.

— Дай твою руку.

Парни смотрят, как Лале перебивает номер в изображение змеи. Татуировка не совершенна, но цифры скрывает.

— Зачем ты это делаешь? — спрашивает один из парней.

— Там, куда едет Мендель, все без номеров. Его номер могли бы вскоре заметить, и тогда парня вернули бы сюда, прямо на свидание с палачом. — Он заканчивает работу и поворачивается к двум другим. — А вы отправляйтесь в свой барак и будьте осторожны. Я способен спасти лишь одного за вечер. Вашего друга завтра здесь уже не будет. Он уезжает в полночь. Не знаю, куда его повезут, но у него, по крайней мере, появляется шанс остаться в живых. Понимаете?

Трое парней обнимаются, обещая друг другу встретиться по ту сторону этого кошмара. Когда друзья уходят, Лале снова садится рядом с Менделем:

— Останешься здесь до отъезда. Я отведу тебя к грузовикам, а дальше смотри сам.

— Не знаю, как вас благодарить.

— Если тебе снова удастся сбежать, смотри, чтобы не поймали. Это будет достаточная для меня благодарность.

Некоторое время спустя Лале слышит шум, выдающий какое-то движение в лагере.

— Давай, пора идти.

Они проскальзывают вдоль стен барака и различают два грузовика, в которые садятся люди.

— Поторопись и постарайся попасть в середину одной из очередей. Смешайся с ними и, когда спросят, назови свое имя.

Мендель торопливо уходит и пристраивается к очереди. Обхватив себя руками, он старается согреться и в то же время прикрыть змею у себя на руке. Лале смотрит, как караульный находит в списке его имя и подталкивает к кузову. Когда двигатель заводится и грузовик отъезжает, Лале крадучись возвращается к себе.

Глава 17

Следующие месяцы оказываются особенно тяжелыми. Узники умирают по многим причинам: от голода, холода и болезней. Некоторые сами убивают себя, бросаясь на забор под током. Других, не успевших это сделать, пристреливают караульные с вышек. Газовые камеры и крематории работают сверхурочно, а к столикам Лале и Леона постоянно тянутся длинные очереди из десятков тысяч людей, привозимых в Освенцим и Биркенау.

По мере возможности Лале с Гитой встречаются по воскресеньям. В эти дни они смешиваются с другими узниками, чтобы украдкой прикоснуться друг к другу. Время от времени они урывают короткие минуты в бараке Гиты. Это помогает им выживать, а Лале даже планирует совместное будущее. Капо Гиты толстеет от еды, которую приносит ей Лале. Иногда, когда Лале долгое время не может встретиться с Гитой, охранница спрашивает без обиняков: «Когда твой дружок придет еще?»

Однажды в воскресенье Гита наконец отвечает на упорные вопросы Лале, что именно происходит с Силкой.

— С ней забавляется Шварцхубер.

— О господи! И долго это продолжается?

— Точно не знаю. Год, может, и больше.

— Он настоящий ублюдок, пьяница и садист, — сжимая кулаки, говорит Лале. — Можно представить, как он с ней обращается.

— Не говори так! Не хочу об этом думать.

— Что она рассказывает вам? Как они проводят время вместе?

— Ничего не рассказывает. Мы не спрашиваем. Не знаю даже, как ей помочь.

— Если она так или иначе откажет ему, он сам ее убьет. Думаю, Силка давно решила все для себя, в противном случае она уже была бы мертва. Главная проблема — не забеременеть.

— Все нормально, никто не забеременеет. Чтобы это произошло, у девушки должны быть месячные. Ты разве не знал?

— Ну да, знал, — кивает смущенный Лале. — Просто мы об этом не говорили. Наверное, я не подумал.

— Ни тебе, ни этому подлому ублюдку можно не волноваться, что у Силки или у меня будет ребенок. Ладно?

— Не сравнивай меня с ним. Скажи ей, что я считаю ее героиней и горжусь тем, что знаком с ней.

— Что ты хочешь этим сказать — героиня? Она не героиня, — произносит Гита с некоторым раздражением. — Просто она хочет жить.

— И это делает ее героиней. Ты тоже герой, моя дорогая. То, что вы обе пытаетесь выжить, — это нечто вроде сопротивления нацистским подонкам. Выбрать жизнь — значит проявить неповиновение, своего рода героизм.

— В таком случае кем себя считаешь ты?

— Мне был дан шанс участвовать в уничтожении наших людей, и я выбрал этот шанс, чтобы выжить. Надеюсь только, что однажды меня не сочтут преступником или предателем.

Гита наклоняется и целует его:

— Для меня ты герой.

Время пролетает быстро, и они пугаются, когда в барак начинают возвращаться девушки. Оба они одеты, поэтому Лале покидает барак без смущения. А ведь могло случиться и по-другому.

— Привет. Дана, рад тебя видеть, — уходя, говорит Лале. — Девушки. Дамы.

Капо стоит, как обычно, у входа в блок. Глядя на Лале, качает головой:

— Тебя не должно быть там, когда заключенные возвращаются. Понял, Татуировщик?

— Простите, этого больше не повторится.

Лале бодрым шагом идет по лагерю. Слышит свое имя и с удивлением оборачивается, чтобы посмотреть, кто его зовет. Это Виктор. Он и другие польские рабочие направляются к выходу из лагеря. Виктор машет ему.

— Привет, Виктор, Юрий. Как ваши дела?

— Не так хорошо, как у тебя, судя по виду. Что происходит?

— Ничего, ничего. — Лале машет рукой.

— У нас для тебя припасы, и мы думали, что не сможем их передать. Найдется место в портфеле?

— Разумеется. Извините, я должен был раньше с вами увидеться, но я был… э-э… занят.

Лале открывает портфель, и Виктор с Юрием наполняют его. Помещается даже не все.

— Хочешь, принесу остальное завтра? — спрашивает Виктор.

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга Ильи Сидоренко – сборник полезных советов для начинающих дизайнеров. Автор рассказывает о пути...
Красавица Лейли когда-то перебралась из Африки в Марсель, где и живет уже много лет. Жизнь Лейли пол...
«Кошмар» – ключевое слово в мире рассказов короля ужасов Стивена Кинга. Смерть вторгается в повседне...
Перед вами первое издание на русском языке классических мемуаров, посвященных Второй мировой войне. ...
Актриса советской эпохи Агния Орлова приглашает журналистку федерального канала Беату Иофе для работ...
Дилогия. Книга втораяЯ научилась жить без него, без любимого мужчины, которого у меня отняли. Научил...