Вниз по реке Харт Джон
– Только если у вас нет идеи получше.
– Господи боже, – повторил Долф, после чего встал и направился к пикапу.
Привязав веревку к буксировочному крюку машины выбленочным узлом, я перебросил бухту со свободным концом через край. Она мазнула по камню, падая вниз.
– Нет, случайно, фонарика?
Долф вытащил фонарь из пикапа, передал мне.
– Не стоит этого делать, – произнес он.
– Я не уверен, что увидел там, внизу. А вы?
– Довольно уверен.
– Довольно или точно?
Он ничего не ответил, так что я повернулся спиной к провалу и ухватился за веревку. Рука Долфа крепко ухватила меня за плечо.
– Не делай этого, Адам! В этом нет нужды.
Я улыбнулся:
– Просто не бросайте меня одного.
Долф пробурчал что-то роде «вот же упрямый пацан».
Улегшись на живот, я перекинул ноги через край. Зацепился ступнями, дал им по возможности принять на себя мой вес, возложив остальное на веревку. Раз перехватил взгляд Долфа и тут же оказался внутри – жерло расщелины словно сомкнулось у меня над головой.
Тело обдало холодом, воздух становился все более спертым. Я опустился мимо последних слоев камня, и теплый яркий мир окончательно отлетел прочь. Солнце покинуло меня, и я сразу ощутил их всех до единого – все эти три сотни людей, многие из которых были еще живы, когда летели вниз. На миг мой повседневный разум покинул меня. Это было настолько реально, что я словно наяву услышал треск выстрелов на скале и пронзительные крики женщин, которых бросали сюда живыми, только чтобы не тратиться на пулю. Но это было многие века назад, оставив после себя лишь едва уловимую вибрацию древнего камня.
Раз я поскользнулся, услышав, как охнула туго натянувшаяся веревка, принимая на себя весь мой вес. Еще десять футов, и запах захватил меня целиком. Я силился дышать, но вонь была слишком уж густой. Направил на тело луч фонаря, увидел перекрученные палочки ног и поднял его повыше. Свет ударил в открытый изгиб лобовой кости, который выглядел сверху как опрокинутая чаша – тот самый полумесяц. Высветил пустые глазницы, лохмотья плоти и зубы.
И кое-что еще.
Приглядевшись попристальней, я увидел почерневшую джинсовую ткань и некогда белую рубашку, теперь лилово-бурую под влиянием впитавшейся в нее трупной слизи и гниения. Меня едва не вырвало, и вовсе не от этой мрачной цветовой гаммы или запахов.
Я увидел насекомых. Их были тысячи. Они безостановочно шевелились под тканью.
Словно исполняли какой-то жуткий танец.
Четыре часа спустя, под сводами чистого – не надышишься – воздуха Дэнни Фэйта вытащили из расщелины. Не было способа сделать это поизящней. Просто спустились вниз с мешком для трупов и воспользовались лебедкой на одном из пикапов шерифа. Даже сквозь ее натужное завывание я хорошо слышал шуршание задевающего за стенки пластикового мешка, глухие удары кости о камень, от которых почему-то замирало сердце.
За извлечением тела наблюдали трое: Грэнтэм, Робин и медэксперт. На них были респираторы, но их лица все равно казались напряженными и серыми, как обуглившаяся бумага. Робин избегала встречаться со мной взглядом.
Никто, кроме меня, не мог с полной уверенностью сказать, что это Дэнни, но это был он. Габариты подходили, да и волосы было трудно перепутать с чьими-то еще. Рыжие и вьющиеся – не слишком-то частое явление в округе Роуан.
Шериф появился, когда тело было еще в провале. Провел десять минут, разговаривая со своими людьми, а потом – с Долфом и моим отцом. Я видел открытую враждебность между ними, недоверие и неприязнь. Со мной он поговорил только раз, и ненависть тоже так и витала в воздухе. «Я не мог помешать тебе вернуться, – сказал он. – Но тебе не следовало туда лезть, тупой ты урод!» Сразу после этого шериф уехал, словно сделал лишь одно важное дело из великого множества и у него по-прежнему есть дела поважней.
Я поймал себя на том, что постоянно вытираю ладони о штаны, будто так можно было стереть запах или оставшееся в них ощущение от соприкосновения с влажным камнем. Отец наблюдал за мной, и я засунул руки в карманы. Он казался таким же остолбенелым, как и я, и все ближе придвигался ко мне всякий раз, когда Грэнтэм подходил к нему с еще каким-нибудь вопросом. К тому моменту, как Дэнни был готов отправиться с утеса в свой последний путь, мы с отцом уже стояли в каких-то пяти футах друг от друга, и наши собственные беды словно уменьшились по сравнению с неуклюжим, топорщащимся во всем стороны мешком, который никак не удавалось уложить в кузове шерифского пикапа более или менее плоско.
Но тело не могло оставаться тут вечно. Пикапы скрылись вдали, и тишина воцарилась вновь. Мы стояли неровной шеренгой возле изрытого трещинами камня, втроем, и шляпа Долфа покоилась у него на руке.
Дэнни Фэйт был мертв уже как минимум пару недель; но для меня каким-то странным образом он как будто воскрес. Да, Грейс серьезно пострадала, но Дэнни не имел к этому абсолютно никакого отношения. Я чувствовал, как моя ненависть ускользает прочь. На его месте вырастали горько-сладкое облегчение, тихое сожаление и немалая толика стыда.
– Давай я тебя отвезу? – предложил отец.
Ветер шевелил его волосы, когда я посмотрел на него. Я любил этого человека, но не видел выхода из наших общих проблем. Хуже того – не знал, хватит ли у меня энергии искать такой выход. Сказанное до этого дорого нам обошлось. Его нос распух в том месте, куда я ударил его.
– Зачем, папа? О чем нам еще разговаривать?
– Я не хочу, чтобы ты уезжал.
Я посмотрел на Долфа.
– Вы ему рассказали?
– Я уже устал ждать, когда вы оба повзрослеете! – в сердцах бросил Долф. – Он должен был знать, насколько близок к тому, чтобы потерять тебя навсегда. Жизнь чертовски коротка.
Я обратился к отцу:
– Я остаюсь только ради Грейс. Не ради тебя или чего-либо другого. Ради Грейс.
– Только давай будем оставаться цивилизованными людьми, хорошо? Давай сойдемся на этом – и посмотрим, что принесет нам будущее.
Я поразмыслил над этими словами. Дэнни уже не было, и я предполагал, что кое-какие темы для разговора все еще остались. Долф это понял и без лишних слов двинулся к своей машине.
– Встретимся у меня дома! – крикнул ему вслед мой отец. – По-моему, сейчас всем нам нужно выпить.
Пикап Долфа кашлянул, и мотор подхватил.
– Цивилизованными так цивилизованными, – произнес я. – Хотя это ничего не меняет.
– Ладно, – сказал отец. И тут же: – А ты уверен, что это Дэнни?
– Вполне, – ответил я.
Мы надолго уставились в черную-пречерную расщелину. Дело было не в самом факте смерти Дэнни и не в вопросах, которые эта смерть подняла. Та трещина, которая пролегла между нами, была столь же глубокой, и более того: мы оба не были расположены заглянуть в нее. Гораздо проще было созерцать темную прореху в земле и трепещущую вокруг траву, прижатую к земле внезапно налетевшим ветром. Когда отец наконец решился заговорить, то речь шла о самоубийстве моей матери и о моих последних словах.
– Она не сознавала, что делает, Адам. Неважно, я это был или ты. Она избрала тот момент по причинам, которые мы никогда не поймем. Она не пыталась никого наказать. Я просто не могу в это не верить.
Я ощутил, как кровь отхлынула у меня от лица.
– Непохоже, что сейчас самое время все это обсуждать, – произнес я.
– Адам…
– Почему она вообще это сделала? – Этот вопрос вырвался у меня сам собой, помимо воли.
– Депрессия творит с человеческим разумом странные вещи…
Я чувствовал, что отец не сводит с меня глаз.
– Она растерялась. Потеряла себя.
– Тебе надо было как-то ей помочь.
– Я пытался, – произнес он, и это остановило меня. – Большую часть того года она посещала психотерапевта, и толк вроде был. Он говорил мне, что у нее намечается улучшение. Улучшение, сказал он, а всего через неделю после этих слов она спустила курок!
– Я и понятия не имел…
– И не должен был. Ни один ребенок не должен знать такое о собственной матери. Знать, что даже простая попытка выдавить из себя улыбку требовала от нее напряжения всех ее сил. – Отец с отвращением махнул рукой. – Вот потому-то я никогда и не пытался отвести тебя к какому-нибудь мозгоправу. – Он вздохнул. – Ты никогда не был размазней. Я думал, ты справишься.
– Справлюсь? Ты серьезно? Она проделала это прямо у меня на глазах! Ты оставил меня там, в доме!
– Кто-то же должен был поехать с телом.
– Я соскребал ее мозги со стены.
Отец выглядел потрясенным.
– Так это был ты?
– Мне было всего восемь лет!
Он словно вновь отдалился от меня.
– Это было непростое время…
– Почему она была в такой депрессии? Она всю мою жизнь была счастлива! Я помню. Всегда была веселой и жизнерадостной, а потом внутри у нее вдруг словно что-то умерло. Я хочу знать, почему.
Отец заглянул в расщелину, я понял, что никогда не видел у него на лице такой тоски.
– Забудь про это, сынок. Ничего хорошего сейчас из этого все равно не выйдет.
– Папа…
– Просто оставь ее покоиться с миром, Адам. Что сейчас важно – это мы с тобой.
Я прикрыл глаза, а когда открыл их, то обнаружил отца стоящим рядом со мной. Он опять положил руки мне на плечи, как тогда у себя в кабинете.
– Я дал тебе имя Адам, потому что сердце мое просто переполняла любовь, потому что я был настолько горд в тот день, когда ты родился, как, наверное, был горд сам Господь наш, увидев творение свое! Ты – это все, что у меня осталось от твоей матери, и ты мой сын. Ты всегда будешь моим сыном.
Я заглянул старику в глаза и все-таки нашел в своем сердце твердый уголок, пусть он и едва не разорвал мне душу на части.
– Господь вышвырнул Адама вон, – произнес я. – Адам никогда не вернулся в тот райский сад.
А потом повернулся и сел в пикап отца. Посмотрел на него через открытое окно. И спросил:
– Ты вроде предлагал выпить?
Глава 13
Мы пили бурбон в отцовском кабинете, Долф с отцом – с водой и сахаром, я – чистый. Несмотря на все, что произошло, никто не знал, что сказать. Все это оказалось уж слишком. Грейс, Дэнни, бурные пертурбации моего возвращения… Зло, казалось, таилось в каждом углу, и говорили мы мало, словно все знали, что от этого станет только хуже. Будто некая зараза висела в самом воздухе, и даже Джейми, который присоединился к нам через десять минут после того, как бурбон был разлит по стаканам, недовольно повел носом, словно учуяв ее.
Тщательно все обдумав, я передал им слова Робин про Грейс. Мне пришлось повторить.
– Ее не изнасиловали, – произнес я еще раз, после чего объяснил, в чем была суть уловки Грэнтэма.
Мои слова упали в комнату достаточно весомо, чтобы выбить из-под нас пол. Стакан моего отца разлетелся вдребезги в камине. Долф закрыл лицо руками. Джейми словно задеревенел.
А потом я рассказал им про записку.
– «Скажи старику, чтоб продавал».
Это вытянуло из комнаты весь воздух.
– Это уже становится невыносимым, – произнес отец, понемногу распаляясь. – Всё это! До последней, на хрен, мелочи! Да что, черт побери, тут творится?
Ответов не было – пока не было, – и в тягостной тишине я отнес свой стакан к буфету за добавкой. Налил на два пальца и похлопал Джейми по плечу.
– Ты-то как, Джейми?
– Плесни-ка мне тоже, – попросил он.
Я наполнил его стакан и почти вернулся к своему креслу, когда в дверях появилась Мириам.
– Здесь Робин Александер, – объявила она. – Она хочет поговорить с Адамом.
Опять подал голос мой отец:
– Черт, я тоже не прочь с ней поговорить! – В его голосе ощутимо звучал гневный металл.
– Она хочет поговорить с ним на улице. Говорит, что это полицейский вопрос.
Робин мы нашли во дворе. Она была явно не рада видеть нас всем скопом. Некогда она была частью этой семьи во всех важных смыслах этого слова.
– Робин… – Я остановился на краю крыльца.
– Можно говорить с тобой с глазу на глаз? – спросила она.
Прежде чем я успел хоть что-то сказать, встрял мой отец:
– Все, что хочешь сказать Адаму, ты можешь сказать при нас! И на сей раз я буду очень благодарен за правду.
Робин поняла, что я уже все им рассказал, – это было ясно по тому, как она рассматривала всю нашу группу, словно оценивая возможную угрозу.
– Было бы проще, если б мы пообщались только вдвоем.
– Где Грэнтэм? – спросил я.
Она махнула в сторону машины, и я различил внутри мужской силуэт.
– Я подумала, будет лучше, если выйду только я.
Отец шагнул мимо меня на траву, башней навис над Робин.
– Все, что у тебя есть сказать насчет Грейс Шеперд или событий, случившихся на моей территории, ты можешь, клянусь богом, сказать в моем присутствии! Я сто лет тебя знаю и не побоюсь сказать, насколько я в тебе разочарован. Твоим родителям должно быть стыдно за тебя!
Она обвела его холодным взглядом и даже не поморщилась.
– Моих родителей уже некоторое время нет в живых, мистер Чейз.
– Можешь с равным успехом сказать все это прямо здесь, – вмешался я.
Никто не двинулся и не заговорил. Я довольно хорошо представлял, о чем она собирается спросить.
Тут хлопнула дверца машины, и за плечом у Робин возник Грэнтэм.
– Всё, хорошего понемножку, – объявил он. – Пообщаемся в отделе.
– Я арестован? – спросил я.
– Я готов пойти и на такой шаг, – ответил Грэнтэм.
– На каком основании? – требовательным тоном поинтересовался Долф, и мой отец поднял руку, вынуждая его умолкнуть.
– Да что тут, черт побери, происходит? – вопросил он.
– Ваш сын соврал мне, мистер Чейз. А я не выношу ни вранья, ни врунов. Вот насчет этого я и собираюсь с ним побеседовать.
– Да ладно, Адам, – примирительно произнесла Робин. – Давай съездим в отдел. Всего несколько вопросов. Просто возникло несколько нестыковок. Это не займет много времени.
Я уже не обращал внимания ни на кого вокруг. Ни на Грэнтэма, ни на отца. Наше с Робин взаимное общение подходило к концу, и она тоже это поняла.
– Это принципиально, – сказал я. – Прямо здесь.
Ее решимость поколебалась было, но тут же окрепла вновь.
– Не будешь ли так добр подойти к машине?
Вот и всё.
Сердце у меня дрогнуло, последняя надежда о нас с ней умерла, и я забрался в полицейский автомобиль, наблюдая за своими родными, пока Грэнтэм разворачивался. Видел потрясение и растерянность на их лицах. А потом заметил Дженис, свою мачеху. Та вышла на крыльцо, когда за нами поднялась пыль.
Она выглядела настоящей старухой, словно за последние пять лет постарела на все двадцать. Приподняла руку, прикрывая глаза от солнца, и даже издали я заметил, как эта рука дрожит.
Глава 14
Они повезли меня в город – мимо местного колледжа и окружающих его магазинов, потом по главной улице с ее юридическими конторами, зданием суда и кофейнями. Мимо проплыла высотка, в которой жила Робин. Люди высыпали под розовеющее небо, тени вытягивались. Ничегошеньки не изменилось. Ни за пять лет, ни за сто. Здесь имелись фасады, датирующиеся позапрошлым веком, предприятия, принадлежавшие уже пятым поколениям одной и той же семьи… И было еще кое-что, оставшееся всё в том же неизменном виде, – Адам Чейз, вечный подозреваемый.
– Не хотите объяснить, что все это значит? – спросил я.
– По-моему, вы и сами знаете, – отозвался Грэнтэм.
Робин ничего не сказала.
– Детектив Александер? – произнес я. Ее подбородок напрягся.
Мы свернули на боковую улочку, ведущую к железнодорожным путям. Отдел полиции Солсбери располагался в двух кварталах от главной улицы – новое двухэтажное задание из красного кирпича, с полицейскими машинами на стоянке и флагами на флагштоке. Грэнтэм поставил машину, и они сопроводили меня ко входу. Все проистекало крайне вежливо. Никаких наручников. Никакого «обезьянника». Грэнтэм любезно придержал дверь.
– Я думал, это дело округа, – заметил я. – Почему мы не в конторе шерифа?
Контора шерифа располагалась всего в четырех кварталах, в цокольном этаже под тюрьмой.
Ответил Грэнтэм:
– Нам подумалось, что вы предпочтете избежать тамошних помещений для допросов… Учитывая ваш предыдущий опыт.
Он говорил про то дело об убийстве. Меня забрали через четыре часа после того, как мой отец обнаружил тело Грея Уилсона – ноги в струящейся вдоль берега воде, ботинки стукаются о гладкий черный корень. Я до сих пор не знал, был ли он с Дженис, когда она отправилась к копам. Так и не выпало случая спросить, и я предпочитал думать, что он был столь же удивлен, как и я, когда появились наручники. Меня везли в одной из машин с маркировкой службы шерифа. Продранное сиденье. Отпечатки чьего-то лица и высохшая слюна на прозрачной перегородке. Меня отвели в комнату под тюрьмой и прессовали там целых три дня, часами. Я все отрицал, но они не слушали, так что в итоге я заткнулся. Больше не произнес ни единого слова, ни разу, но хорошо запомнил, каково это – ощущать вес всех этих этажей над тобой, всего этого бетона и стали. Тысяча тонн как минимум. Достаточно, чтобы выжать влагу даже из бетона.
– Как внимательно с вашей стороны, – сказал я, так до конца и не понимая, с сарказмом я это произнес или нет.
– Это была моя мысль. – Робин по-прежнему не смотрела на меня.
Они отвели меня в небольшую комнату с металлическим столом и зеркалом, на самом деле представляющим собой одностороннее смотровое стекло. Здание, может, было и другое, но комнатка ощущалась точно так же: маленькая, угловатая, давящая. Я сделал глубокий вдох. Тот же самый воздух, теплый и влажный. Сел там, где Грэнтэм велел мне сесть. Мне не понравилось выражение его лица, но я предположил, что у таких людей это уже нечто вроде условного рефлекса, когда они усаживаются с коповской стороны привинченного к полу стола, на слепой стороне смотрового зеркала. Робин присела рядом с ним, напряженно сложив руки на серой стали.
– Сначала о главном, мистер Чейз. Вы не под арестом, не задержаны. Это скорее беседа, а не допрос.
– Могу я вызвать адвоката? – спросил я.
– Если вы считаете, что вам нужен адвокат, я, несомненно, позволю вам его вызвать.
Грэнтэм немного выждал, совершенно не двигаясь.
– Так желаете вызвать адвоката? – уточнил он.
Я посмотрел на Робин – на детектива Александер. Яркий свет добавил блеска ее волосам и жестких черт на лице.
– Давайте лучше побыстрей покончим со всем этим фарсом, – сказал я.
– Вот и отлично.
Грэнтэм включил магнитофон на запись, назвал дату, время и фамилии всех присутствующих. А потом откинулся назад, ничего не говоря. Молчание затянулось. Я выжидал. Наконец он подался ко мне.
– Первый раз мы общались в больнице в тот вечер, когда напали на Грейс Шеперд. Это так?
– Да.
– Вы виделись с мисс Шеперд ранее в тот день?
– Да.
– На мостках?
– Верно.
– Вы целовали ее?
– Она поцеловала меня.
– А потом убежала по тропе в южном направлении?
Я понял, что он делает, – подготавливает почву. Заставляет меня привыкнуть, расслабиться. Репетиция. Разминка. С подтверждением давно установленных фактов. Безобидных фактов. Просто два парня треплются о том о сем, переливают из пустого в порожнее.
– Может, сразу перейдем к делу?
Его губы поджались, когда я сбил его с ритма; потом он пожал плечами.
– Хорошо. Когда вы сказали мне, что мисс Шеперд от вас убежала, я спросил, стали ли вы ее преследовать, а вы ответили, что нет.
– Это вопрос?
– Вы погнались за мисс Шеперд, когда она стала от вас убегать?
Я посмотрел на Робин. Она казалась совсем маленькой на своем жестком стуле.
– Я не нападал на мисс Шеперд.
– Мы переговорили со всеми рабочими на ферме вашего отца. Один из них готов поклясться, что вы все-таки погнались за мисс Шеперд, когда она убежала от мостков. Она побежала, вы побежали следом. Я хочу знать, почему вы соврали нам об этом.
Вопрос меня не удивил. Я всегда знал, что кто-то мог видеть.
– Я не соврал. Вы спросили меня, погнался ли я за ней, а я ответил, что это было не того рода бегство. Вы сами заполнили пустые места.
– У меня не хватает терпения для словесных игр.
Я пожал плечами:
– Меня расстроило то, как закончился наш разговор. Она была не в себе. Я хотел продолжить. Я догнал ее, когда она футов на сто углубилась в деревья.
– Но нам ничего не сказал? – спросила Робин. Это был ее первый вопрос.
Я встретился с ней взглядом.
– Потому что вы спросили бы, про что был разговор.
Я подумал о последних словах, которые Грейс адресовала мне – о том, как она дрожала в тени низких сучьев.
– А это не ваше дело, – добавил я.
– Так я спрашиваю, – сказал Грэнтэм.
– Это личное.
– Вы соврали мне! – Теперь уже злобно. – Я хочу знать, что вы ей сказали!
Я медленно заговорил, чтобы он не пропустил ни единого слова:
– А вот хрена вам с два.
Грэнтэм поднялся со стула.
– На мисс Шеперд напали в полумиле от того места, и вы ввели нас в заблуждение относительно собственных действий в данный отрезок времени. Стоило вам вернуться в наши края, как вы для начала отправили двух человек в больницу, а потом оказались вовлечены – по крайней мере, опосредованно – в поджог метамфетаминовой лаборатории и применение огнестрельного оружия. Мы только что привезли труп с территории фермы вашего отца – труп, который вы каким-то удивительным образом якобы случайно обнаружили. Такого рода вещи нечасто случаются в округе Роуан. То, что я заинтригован вами, – это еще слабо сказано, мистер Чейз. Очень слабо сказано.
– Вы сказали, что я не задержан. Так?
– Совершенно верно.
– Тогда вот вам мой ответ. – Вытянув руку, я сунул ему под нос дулю.
Грэнтэм опять опустился на стул.
– Что вы делали в Нью-Йорке, мистер Чейз?
– Это совершенно не ваше дело, – ответил я.
– Если я свяжусь с властями в Нью-Йорке, что мне там про вас расскажут?
Я отвернулся.
– Что привело вас обратно в округ Роуан?
– Не ваше дело, – сказал я. – Ответ на любой вопрос, за исключением «Можно ли вызвать вам такси?» будет: «Не ваше дело».
– Вы ничуть не стремитесь себе помочь, мистер Чейз.
– Вам следует заняться людьми, которые хотят, чтобы мой отец продал землю, – теми, что посылают угрозы. Вот откуда на самом деле растут ноги у нападения на Грейс! Какого черта вы зря тратите время на меня?
Грэнтэм стрельнул взглядом в Робин, разочарованно отвесив губу, потом опять посмотрел на меня.
– А я и не знал, что вы в курсе, – произнес он.
– Это было мое решение, – поспешно сказала Робин. – Они были вправе знать.
Грэнтэм пригвоздил Робин к месту своими блеклыми глазами – явно всерьез разозлился. Она переступила черту, но тем не менее не дрогнула – голова решительно вздернута вверх, глаза не моргают. Он вновь переключил внимание на меня, но я понял, что вопрос не закрыт.
– Могу я сделать вывод, что теперь все располагают этой информацией? – поинтересовался Грэнтэм.
Читать бесплатно другие книги:
