Инквизитор. Раубриттер Конофальский Борис
— Шлем, — хрипел Волков, — помоги… Шлем.
— Сейчас, господин, сейчас, — он стал своими толстыми пальцами ковыряться в застежках, приговаривая. — Сейчас. Я сейчас.
Волков чувствовал, как ослабло напряжение, а еще он чувствовал, как за шиворот ему течет горячая кровь. Как становится липкой и противной одежда.
— Снимай уже, — хрипел он.
— Все, готово, — Увалень потянул шлем с его головы.
И новая резкая боль прострелила его, и опять до поясницы. Но особенно его вывернуло от боли в шее, в левой ее части, сразу под затылком.
— А, дьявол, что так… что у меня там, половины башки что ли нет? — рычал он.
— Нет, господин, но тут у вас рана, все в крови, говорил Увалень, разглядывая затылок кавалера.
— Чем он меня так, а? Как он смог? — сквозь зубы и боль говорил Волков. — Что там у него было? Что за оружие?
— Шарик на цепи у него был, — отвечал оруженосец.
— Шарик? — удивлялся кавалер, ощупывая здоровенный, липкий отек на левой части затылка.
Увалень вскочил и тут же вернулся, сунул к лицу рыцаря оружие врага.
Дьявол, вот оно, что. Вот почему он не смог закрыться от удара. От такого оружия не закроешься рукой. Оно было придумано, чтобы бить поверх щита, когда они были еще в ходу. Перед его лицом раскачивался шар весь утыканный острыми шипами в палец длинной. Шар висел на крепкой цепи в локоть длинной, а цепь крепилась к мощному древку. Малый цеп, железный кистень, моргенштерн[15]. Такого оружия давно Волков не видал. А у этого проклятого горца он был. Кавалер только древко своею левой рукой смог остановить, а тяжелый и шипастый шар так и полетел дальше, прямо ему в затылок, в его драгоценный шлем.
— Вот, господин, — Увалень протянул ему шлем, показывая его.
Из левой затылочной части шлема торчал обломанный шип. Он застрял в крепком железе. Он пробил его и впивался в шею кавалера, пока с него не стянули шлем.
Волков все еще трогал свой залитый кровью затылок, но уже приходил в себя. Он надевал перчатки и брал в руки меч.
Дело еще не было закончено.
Глава 47
— Эшбахт! Эшбахт! — кричали солдаты, что ушли вперед.
Это были люди Бертье.
— Эшбахт! — кричали люди Рене, что шли от леса.
Дело началось. Шум боя. Он состоял из бесконечного крика и лязга железа. Кричали все. И те, кто выигрывал, и те, кто проигрывал.
— Шаг! Шаг! Шаг! — орали сержанты почти идеальным хором, в надежде, что упершиеся во врага солдаты смогут сделать еще один шаг вперед. И в ритм крику солдатская стена делала движение вперед, словно волна, накатываясь на врага. Обычно друг в друга упирались длинными пиками, но Волков решил кончить дело быстро. Пики оставили, работали алебардами и коротким железом.
— Шаг! Шаг! — орут сержанты Эшбахта.
И солдаты все оттесняют горцев все ближе к воде. Алебарды все чаще и чаще попадают по железу и плоти. Короткие копья и топоры тоже работают. Но сейчас, когда стена людей уперлась в стену других людей, оружие почти не наносит вреда.
— Шаг! Шаг! — орут сержанты Эшбахта.
— Не отдавай! — орут сержанты горцев. — Не отдавай ни шага.
Когда только эти горские свиньи успели построиться. Нет, что ни говори, а солдаты они отличные. Стоят, упираются, не отдают. Хотя, людей Бертье больше, но они не могут столкнуть горцев в реку.
Вернее, не могли, пока от леса не пришел Рене со своими шестидесятью людьми, он навалился на правый фланг горцев, стал его сминать. Да, там у того фланга их стали быстро убивать, одного за другим. А те, кого не убили, стали пятиться в реку.
А тут на помощь еще подошел Роха. Он ехал на коне, перед ним, в двух цепях, шли его стрелки. Вели их Хилли и Вилли. С ними был и Максимилиан.
Уже стало заметно светлее, почти светло, и первый утренний ветерок уже разгонял туман.
— Моим орлам так и не довелось пострелять сегодня, сказал Роха, подъезжая к Волкову, — Бертье и Рене и так их перетопят всех, без нас.
Тут Роха округлил глаза:
— Кавалер, тебе, кажется, досталось?
Волков не ответил, он садился на коня, которого ему отдал приехавший Максимилиан. Чувствовал он себя не очень хорошо, в основном из-за того, что умудрился получить ранение тогда, когда даже простых солдат раненых еще не было. А он, командир, уже получил по шлему.
Он повернулся к своим людям:
— А ну-ка, ребята, ступайте к реке, сейчас они все кинутся уплывать, постреляйте в них, потренируйтесь, слава Богу, туман рассеивается.
Но пострелять стрелкам Рохи все же пришлось. От Рене, что был у самой реки, прибежал сержант и заорал еще, не добежав до командира:
— Господин! Лодки! Лодки плывут сюда. Полные! Оттуда плывут.
Солдат указал направление, откуда плыли лодки.
Волков только глянул на Роху. Роха привстал в стременах:
— Ребята, наше дело пошло, бегом к реке, туда, — он указал направление.
Кавалер и Роха поскакали к реке, Увалень и Максимилиан побежали за ними, а за ними бежали стрелки.
Да, на помощь своим собратьям плыли одна за другой переполненные три лодки. Народа в них было много, от этого они еле пыли, борясь с течением.
— Первая линия, фитили палить! — выскочил на берег Вилли.
Его линия построилась, едва зайдя ногами в воду. Фитили уже дымились привязанные к кистям рук, мушкетеры ставили мушкеты на рогатки, целились. Аркебузиры целились без рогаток.
— Пали! — заорал Вилли.
Шипели струи, со свистом вырываясь из запальных отверстий.
Захлопали выстрелы. Волков про себя отметил, что четыре или пять пуль выбили фонтаны из воды, не долетев до лодки. Да, уж. Серый дым пороха смешивается с остатками тумана. Пятьдесят шагов, а они в лодку попасть не могут. Может это из-за тумана, который еще не до конца рассеялся. Но другие, кажется, попадали. От борта лодки отлетела большая щепа, кто-то в лодке заорал, кто-то завалился на гребца.
А тем временем строилась линия Хилли, а люди Вилли быстро отошли с позиции, и быстро заряжали свое оружие.
— Пали! — кричит Хилли.
Снова хлопают выстрелы. И снова несколько пуль бьют в воду.
Волков зло смотрит на молодого сержанта, но зря. Этот залп был удачнее первого. Многим горцам на этот раз досталось. В лодке крики и ругань. Теперь в ней гребут всего три весла. Лодку сносит течением. И она мешает плыть второй и третьей лодке.
А тем временем перезарядилась первая линия. Она строится у воды.
— Целься! — орет Хилли.
— Во вторую, — говорит Волков. Видя, что первая к берегу уже не движется, а плывет просто по течению, там, кажется, много раненых.
— Во вторую, — орет Роха, — цельтесь во вторую лодку.
— Во вторую лодку! Целься! Пали! — кричит Хилли.
Снова выстрелы, снова дым, снова крики на приближающейся лодке. Это был хороший залп. Кажется, и вторая лодка дальше плыть передумала. Замерла, вроде гребцы гребут, но не так, чтобы очень стараются. Глупее ничего с их стороны и быть не может. Надо либо плыть к врагу и высаживаться, либо убираться к себе. Не то получишь…
Еще один залп. И снова неплохой. Кажется, наловчились его стрелки бить по лодкам.
Остается третья. Ее еще плохо видно в тумане, да она еще прячется за второй лодкой.
Стрелки торопятся, перезаряжают оружие, уже все готовы, линия Хилли снова у воды, готова стрелять.
Но и вторая и третья лодки повернули обратно, уплывали в туман.
Волков понял, что дело кончено.
Рене и Бертье загнали последних горцев в реку и безжалостно их добивали, к ним побежали стрелки, чтобы не разряжать оружие в воду или в воздух, а подстрелить тех горцев, который пытались уплыть. Теперь на горцев охотились, с радостными криками резали последних. Добивали их в воде лихими ударами, одиночными выстрелами. Офицеры бойню не останавливали.
Пощады горцам не было. Уж больно сами они были беспощадны, вот и их не жалели.
— Кавалер, дело сделано, — улыбаясь, сказал Роха.
Волков глянул на него. Говорить кавалеру не хотелось, а кивнуть головой он не мог. Болела шея и затылок.
Солдаты тащили и укладывали на песок своих раненых товарищей.
Их было на удивление немного.
— Максимилиан, — позвал Волков, — спросите у господ офицеров, сколько у нас убитых?
Максимилиан кинулся бегом исполнять приказ.
Пришел Брат Ипполит со своим баулом, стал осматривать раненых.
А солдаты развлекались тем, что смотрели, как стрелки стреляют в последнего горца, что пытался уплыть в туман. Стрелки один за другим стреляли и не попадали.
Солдаты смеялись над ними:
— Криворукие! Давай ты, косоглазый, попади!
Но никто не попал в горца, тот доплыл до стремнины, и течение его быстро унесло в туман.
— Эх, вы, болваны! — смеялись беззлобно солдаты.
Прибежал Максимилиан и доложил:
— Ни у Бертье, ни у Рене убитых нет.
— Так то провидение Господне, — сказал брат Семион, неизвестно когда появившийся рядом с Волковым и Рохой.
Он пошел к солдатам. Его дорогая бархатная сутана развевалась на легком ветру, он поднял руку, и отлично поставленным голосом умелого попа кричал так, что слышно, наверное, было на том берегу:
— То провидение Господне. Слышите меня, дети мои! Ни один воин истинно верующий не сложил головы своей сегодня. А все потому, что вел вас в бой господин Эшбахт. И я скажу вам, что слышал про него от самого Епископа Маленского, а тот говорил про нашего господина: «Говорил епископ умудренный, что кавалер Длань Господа. Рука Господа». А разве есть который, что устоит перед Богом нашим всемогущим. Нет таких, и не будет во веки веков.
Солдаты и стрелки оборачивались на монаха, а он шел к ним и продолжал говорить:
— Иероним Фолькоф, рыцарь божий, опора Церкви, защитник Веры и Инквизитор. И волею Господа сеньор Эшбахта. И нет для него преград потому, что он Длань Господня.
И, кажется, солдаты верили ему.
— Он Длань Господня, — повторяли и повторяли они, снимали шлемы, стягивали подшлемники. Кивали мокрыми от пота головами. — Истинно, истинно Длань Господня.
Читать бесплатно другие книги:
