Телефонист Чернявский Владимир
Второй поддержал буффонаду:
– Не учебники же по преступным намерениям вы пишите, в конце концов. Человек работает для людей, чтобы порадовать читателя… Я сам с удовольствием прочёл все четыре ваши книги. И…
– Немного на изощрённую пытку смахивает, верно ведь? – первый тяжело и сочувственно вздохнул.
Он подумал, что сейчас лопнет от смеха. И в то же время этот еле ощутимый холодный дискомфорт внутри. И те, кто с ним говорят, знают это. И про клоунаду, и про тревожный холодок. Старая добрая вербовка: проявить понимание, сочувствие, схожесть взглядов, войти в положение – и бери тёпленьким.
– Но и вы должны нас понять: на первый взгляд, всё немножко лежит за рациональными рамками. И связано это, к сожалению, с вашим творчеством. Но не бывает ничего за рациональными рамками. Всё имеет свои объяснения. Вот мы их и найдём.
– Найдём! Уверяем вас, найдём. Гражданин писатель.
– Я всё это уже не раз обсуждал, – повторил он. И почувствовал, что наваливается какая-то усталость. Вряд ли всерьёз предположил: – Могу только прекратить писать, если это… пойдёт на пользу.
И мысленно усмехнулся: «Хрен вам».
Оба гостя переглянулись.
– Ни в коем случае! – с улыбкой запротестовал один. – Наша задача – остановить его, а не вас.
– И потом, вряд ли это уже поможет, – зачем-то заявил второй, с виду он был попроще своего коллеги. И, наткнувшись на его строгий взгляд, замолчал.
«Они играют не в доброго и злого следователя, – вдруг подумал он. – Они играют в умного и глупого. Значит, я опять под подозрением. И тот, кто косит под простачка, тут главный».
– Поэтому мы и обращаемся к вам за помощью, – заверил умный. – Ваши мысли очень важны: чего нам ожидать дальше, ум-м?
– Мы всего лишь рабочие пчёлки, – захотел поделиться простак. – Но, так сказать, мёд носим исправно.
Он усмехнулся и неожиданно спросил:
– Вы ведь что-то скрываете, да?
Они снова переглянулись.
– Почему мы должны что-то скрывать? – удивился Простак.
Форель щёлкнул языком и раскрыл ладони – жест, которым указывают на очевидные вещи.
– Ладно, покажи ему, – позволил Простаку Умный.
Тот полез в свой портфель, и на свет показался планшет. Изображение пошло сразу, на весь экран, ссылку увидеть оказалось невозможным.
– Это появилось в сети сегодня, – прокомментировал Умный.
Ему показывали ролик, который он уже видел. «Две свечи», видео, для которого глава из его нового романа вполне могла оказаться сценарием. Вот почему они оживились. У Сухова что-то пошло не так. Он что-то выпустил из-под контроля в игре «кнут-и-пряник», о которой упоминал. И вот сделан следующий ход.
– Пока нам удаётся оперативно блокировать эти ресурсы, – сказал Умный. – И пока это остаётся, так сказать, в даркнете.
– Но, как понимаете, это предупреждение, – Простак вперился взглядом не в экран, а в него. – Верно?
– Я это уже видел, – спокойно сообщил он. – Этот ролик.
И посмотрел на свой кабинет, где за закрытой дверью лежала увеличивающаяся рукопись нового романа. И совершенно не кстати всплыла фраза из того дурного сна: «Я пока закончил свои дела и вернулся».
Простак с интересом наблюдал за сменой выражений на его лице. И проникновенно спросил:
– Чего?
Он откинулся к спинке кресла и вытянул вперёд ноги:
– Хотели застать врасплох, так?! Вот эта игра в умника и дурачка… Прекращайте ваши фокусы, если пришли за помощью. Или я опять подозреваемый, тогда…
Умный остановил его, подняв ладонь. Улыбнулся. Взгляд проницательный и весёлый. Он оценил его бронебойную прямоту, и она его позабавила. Даже кое-какое атавистическое уважение в его глазах промелькнуло, что-то из безвозвратно канувшей эпохи джентльменов-противников.
– Та-ак, значит, типа обменялись визитными карточками, – осклабился Простак и тут же изобразил расстроенную мину. – Всё-таки не очень любезно вы о нас думаете.
– Я о вас никак не думаю, – возразил он. – Это же нормально, когда живёшь в такой стране, где можно не думать о различных её институциях, а? – он им подмигнул. – Так что давайте прямо к делу. А кофе могу напоить.
Они усмехнулись. Как будто прямо остались довольны. Три человека в комнате поняли друг друга.
– Кофе подождёт, – миролюбиво заявил Умный и, указывая на экран планшета, сказал: – Это ещё не всё. Tам было одно требование. Более чем странное. У вас ведь блог есть?
– Виновен, – улыбнулся он. – Его тоже читаете?
– С интересом.
– Какое требование?
Простак чуть наклонился к нему, сказал быстро:
– Чтобы вы начали выкладывать фрагменты нового романа. В блоге.
– Чего?!
– По мере написания. Понимаете, к чему он клонит?
– Это исключено! Я не публикую части незаконченной книги. Даже не показываю.
– Нам это известно, – сказал Простак.
– Грозит, что иначе всё ещё более усложнится, – пожаловался Умный.
– И-и?
– Так это вы нам скажите, – попросил Простак.
– Я не буду этого делать. Публиковать.
– Само собой разумеется. Делать или не делать – ваше право, и нас это не касается, – взгляд Умника вдруг сделался чуть холоднее, чуть более испытующим. – Как вы думаете, что может стоять за этим требованием?
– Если бы это был ваш сюжет, – ласковым тоном поинтересовался Простак. – Писатель ведь представляет себя на месте своих героев и персонажей.
– Э-э, вот тут аккуратней, – Форель провёл рукой черту. – Он не мой персонаж.
– Ах, да, персонаж, – словно только что вспомнил Умник. – Там ещё было кое-что занятное. Сейчас, – он быстро пробежал пальцами по планшету, нашёл то, что ему было нужно. – Смотрите.
На экране появилась записка. Сделано так, как будто её трепал ветерок. Как будто буквы, вырезанные из газет разного размера и разных шрифтов. Всё, как обычно, всё по-старомодному. В записке значилось: «Книга была хорошим прикрытием. Но теперь я свободен».
– Это вызвало большой интерес пользователей. Комментарии прямо… У вас появился конкурент.
Он хотел спросить, что это за ресурс; может, даже вскричать, что в этом мире полно сайтов с насильниками, извращенцами, порносайтов, включая педофильские, а также собирающие форумы людоедов, сектантов и самоубийц, в этом мире чего только нет, так причём тут я?! Но не стал, подумал, что именно этого от него и ждут.
Они подождали его реакции, он решил тоже подождать.
– Ну, и о чём это? – первым нарушил молчание Умный.
Форель уже все считалки про себя завершил, и поэтому лишь улыбнулся:
– Вам же это известно, – кивнул. – Шоу. Требует вовлечения всё большего количества участников. Вот и вы ко мне пришли.
Простак усмехнулся:
– Ну да, у нас работа такая.
– Я к тому, – пояснил Умный, – о чём эта песня: пытается представить дело так, будто у него окончательно съехали мозги? Симуляция?
– Это «РенТВ» какое-то напополам со Стивеном Кингом, – сказал Форель. – Оживший персонаж, видимо.
Они опять переглянулись.
– Ваш персонаж тоже так бы себя вёл? – Скорее утверждение, чем вопрос. – Ладно, это всё понятно. Кому это адресовано?
Форель усмехнулся, подумал, одобрительно кивнул.
– А вот это первый важный вопрос за сегодня, – сказал он Простаку. – Возможно, вам, возможно, мне. Или следственной группе Сухова. Но, скорее всего, всё вместе, и прежде всего – шоу. Подкидывает в топку. Закон жанра, всё большее пожирание среды, интереса аудитории, как раковая опухоль.
– А жуткая ведь у вас работёнка, – заметил Умный.
– Кто бы говорил, – иронично указал на него пальцем Форель. – Моя-то прекрасная. А хлеба и зрелищ – не я придумал.
– Откуда вы, кстати, видели ролик? – вдруг переменил тему Простак. – Ах, да, наши коллеги… Слышали, у вас установились неплохие отношения со следственной группой?
– Рабочие, – сказал Форель.
– Конечно, Алексей Сухов и Белова… м-м…
– Екатерина, – подсказал Умному Простак.
– …опытные следователи, но теперь за дело взялись всерьёз. Задача поставлена очень жёстко. И мы найдём его. Раньше, чем он может ожидать.
– Очень хорошо, – заметил Форель. – Тогда я смогу спокойно продолжить работу.
– Мы бы хотели быть с вами в контакте. Если шоу вдруг, – Простак совершил лёгкое круговое движение кистью правой руки, словно подыскивая нужное слово, – разрастётся до кризисных значений. Наш приоритет – безопасность и спокойствие граждан. И мы никому не позволим спровоцировать панику.
Вроде бы нормальное рабочее сообщение, но взгляд Простака, будто бы случайно, устремился на его кабинет, где за закрытой дверью росла, разбухала, как осиное гнездо, рукопись нового романа.
– Понимаете, почему мы обратились к вам как к профессионалу? – поделился Умник. – Мы найдём его очень скоро. Это я вам обещаю. И очень рассчитываем на ваше сотрудничество.
– А публиковать ничего не надо, – предостерёг Простак.
– Я никогда не публикую части незаконченной книги. Даже сюжетных линий не раскрываю.
– Ну, только если совсем припрёт, – непонятно предположил Умник.
– А ремарка про оживший персонаж была любопытной, – оценил Простак.
И на этом, вежливо раскланявшись, но так и не испив кофе, оба визитёра отбыли.
Он закрыл за ними дверь. Чуть постоял в холле. Отправился к кухонной плите. Он-то себе отказывать в чашке кофе не обязан. Поставил на диск нагрева кофеварку Bialletti. Совсем скоро гейзер наполнил емкость для напитка. Он налил кофе в чашку и перед тем, как сделать первый глоток, всё же усмехнулся:
– А ведь они мне так и не ответили на вопрос, являюсь ли я снова подозреваемым.
Опять зазвонил телефон. Он даже не успел допить свой кофе. Это был Сухов.
«А вот и он появился, – подумал Форель. – Стоит признать, что эта парочка – Умник и Простак – в чём-то правы, они действуют оперативнее».
– Вы уже в курсе? – спросил он без предисловий.
– Чего? – удивился Сухов. – Добрый вечер, вообще-то.
– Добрый.
– Ах, вы о ролике? Это ещё с утра появилось. Мы решили вас не беспокоить. Новая книга всё-таки… Ничего неожиданного – он предупреждал. А вас что – кто-то из наших коллег просветил? Или всё-таки шарите по даркнету?
– Не совсем, – он ухмыльнулся. – Дети Феликса Эдмундовича. Только уехали.
– Вот как? – вздохнул Сухов. – Этого тоже следовало ожидать. Но я звоню не поэтому. Не могу найти Орлову Ольгу. Все телефоны не отвечают. На работе помощница…
– Гризли?
– Да-да… Сказала, что вы в курсе. Мне бы задать ей пару вопросов. Орловой.
– Мне бы тоже… – невесело сообщил Форель.
– А-а… Ясно.
– Да нет! – отмахнулся он. – Не то, что вы подумали. Мы не поссорились. Она, как бы это… под семейным домашним арестом.
Сухов помолчал. Потом сказал:
– Понимаю. Сочувствую вам.
– Да чего уж тут… А чего хотели-то? Может, смогу помочь?
– Я… Да есть пара мыслей. Это… не совсем телефонный разговор.
– Дайте-ка подумать: решили всё-таки упечь Орлова?! Я, кстати, за!
Сухов рассмеялся.
– Мне надо всего лишь несколько минут. Я бы мог подъехать прямо сейчас. Ближайшее кафе рядом с вашим домом.
– Сухов! – усмехнулся он и пожурил: – Трудно было сразу сказать, что пиво моё понравилось?! Приезжайте, я дома. До ближайшей полуночи я совершенно свободен.
33. Оса
В подъезде пахло кошками. Всё ещё этот подъезд и всё ещё этот запах, хотя дядя Аркадий обещал. В принципе, он не нарушал обещаний. Но умел их как-то незаметно растягивать. И когда ты уже запаривался ждать и почти ни на что не надеялся, на тебя обрушивалось, как благодать то, что и так обещали, и тогда ты должен был испытывать особо сильную благодарность. Дядя Аркадий был хитёр, молодец, в общем. Норм мужик! Да только и Макс не дурак. На него подобные фокусы не действовали. Эти идиотки из издательства, получая положенный в августе отпуск, от счастья прямо были готовы отсосать дяде Аркаше. Что, по мнению Макса-Пифа (просто Пиф!), они и делали. Принцип не вступать в сексуальные отношения по месту основной трудовой деятельности, видимо, на дядю Аркашу не распространялся. Да молодец, чего там! У Пифа и так с этим полный порядок. А на сучку-бывшую глубоко насрать, пусть теперь выносит мозг этому пухловатенькому додику на «лексусе». Пиф сейчас съездит на Гоа, потрудится до летнего отпуска, а потом вновь заведёт разговор о переезде. Пора уже рвать отсюда. Да дядя Аркадий и сам понимает, что человеку, который так старается, надо выбираться из помоечного района хрущовок, пусть и квартира сама ничего. Так что, по возвращению, ждёт спокойный, очень уважительный, но и просительно-требовательный разговор. В стиле небезызвестного отца Фёдора. Дядя Аркадий такие любит. Не в самый же центр Пиф, в конце концов, просится, да и отрабатывал он всегда с лихвой. И половину взноса даст продажа метража в Измайлово. Но пока в подъезде пахло кошками. Пиф поднялся на несколько ступенек, завернул к лифтам. Теперь вон ещё стоять в этой вони в ожидании медленного ленивого скрипучего лифта, где все стены расписаны то ли малолетками, то ли сексуальными извращенцами.
Двери в подъезд открылись, и кто-то быстро поднялся по лестнице. Поковырялся в почтовых ящиках и встал за спиной Пифа в ожидании лифта. Позвякивает ключами. Какой-то лошок, скорее всего. Честно говоря, Пиф предпочитал не знаться с соседями. Да и ностальгий, в отличие от дяди Аркаши, по району детства не испытывал: чего тут, синяки одни спившиеся. Хотя в новых домах народ поприличней, даже жильё премиум-класса появилось, только лучше, если уж сваливать, то обрубать всё с концами.
Макс, конечно, этого не мог знать, но у Ванги с Суховым имелись некоторые основания называть Епифанова Максима Евгеньевича «младшим Пифом». Дядя Аркадий частенько обращался к нему просто «Младший», да Макс этого терпеть не мог. С чего это?! Можно Макс, а лучше – Пиф. И на районе, и в армии, и после за ним закрепилось это прозвище. Так что теперь Пиф он и есть, и только он. Отца Макс практически не помнил, хотя понимал, что дядей Аркашей движет ностальгия. Ему, вероятно, следовало уважать память о почившем папаше, да не особо. Конечно, он Аркаше никогда так не скажет, но нормальный человек не сопьётся в расцвете сил, бросив на произвол судьбы жену с малолетним ребёнком на руках. А как бы не было этих армейских и друзей детства? Или б таким же синяками оказались?! Ответственность надо иметь. А если для тебя бухарка важнее всего в жизни, то чего тут уважать-то? Да без базара: бухнуть прикольно иногда или дунуть, или чего в клубе заточить, чтоб тёлку нормальную снять; правильно зажечь – кто против-то? Но и края видеть надо. Вон в пятницу-субботу Пиф огненно тусанул в клубе, но уже полвоскресенья потел с железками в спортзале. Вот откуда у бывшего десантника (голубые береты не бывают бывшими!) прежняя мышца и отсутствие животика. А по-другому не бывает, голуби мои! Ответственность. И когда дядя Аркадий умильно заявляет, что ты всё больше становишься похож на своего отца, Младший, Макс, не очень понимает, как к этому относиться. Это не норм. Виду не подаёт. Но не понимает. Так что он – Пиф. Не «Младший» и не «Рыжий Макс», а именно Пиф, но сам по себе, а не благодаря отцу. А дядю Аркашу Пиф, конечно, уважает. Поэтому и дочку его несовершеннолетнюю не тронет. Хоть она вокруг него и так, и эдак. А раз, когда у них на даче ночевали – дом огромный, – так она прямо к нему в постель заявилась, типа предки набухались и спят. Но Макс её вежливо отфутболил. Оно ему надо – такие подставы, не дай бог?! Ну, что ж поделать, тёлки говорят, что от Пифа пахнет сексом, вот и лезут к нему. Хоть бывшая-сучка тоже так говорила, а теперь отсасывает в «лексусе». Поди их, баб, разбери. Да хер с ним, дуры, не в чем разбираться.
Наконец лифт соизволил приехать и, скрипя, растворил свои сраные гостеприимные двери. Пиф шагнул внутрь, обернулся, и у него в прямом смысле отвисла челюсть. Потому что человек, вошедший следом за ним в лифт, был в белой клоунской маске, нахрен, красный нос картошкой, да ещё воздушный шарик за спиной. Не спрашивая, он нажал на кнопку этажа, его, Пифа, этажа, и рот Макса захлопнулся. Ничего более идиотского он ещё не видел.
– Слышь, – ухмыльнулся Пиф. – Поздновато уже для детского утренника.
Тот подождал, пока двери лифта закроются, и сказал:
– Ключи от машины.
– Чего?! – не понял Пиф.
– То, что мы поедем на твоей, – ответил идиот с шариком. Пиф помолчал, усмехнулся и сказал:
– Та-ак… Слышь, клоун, я ж тебя сейчас на британский флаг порву.
– Ключи. И тогда тебе не будет больно.
Не, ну пипец! От такой наглости челюсть Пифа вновь чуть не отвисла. В принципе, махать руками не надо. И узкое пространство лифта тут ни при чём. Достаточно быстрого и незаметного удара пальцами в кадык. Тем более, если человек сам напрашивается. Пиф так и поступил. Сейчас он пробьёт кадык и отправит клоуна-идиота в этом же лифте на первый этаж. А самому надо шмотки собирать и в аэропорт… Только произошло что-то странное. Каким-то непостижимым образом клоун умудрился перехватить руку Пифа уже прямо у собственного горла. Пиф ещё пребывал в озадаченном недоумении, когда попытался высвободиться и понял, что удерживающая его рука будто сделана из стали. И мгновением позже его большой палец оказался перехваченным на «болевой», и его стали давить вниз.
– Ключи, – голос был спокойным, холодным. А боль невыносимой.
– В кармане, – автоматически прохрипел Пиф. – Отпусти, баран!
А потом клоун так и поступил. Он отпустил его, чуть приблизившись, и Макс ощутил жалящий укол в область шеи. Как будто его укусила оса. И узкое пространство лифта вместе со скрипами и запахом кошек задрожало и стало расплываться куда-то, пока Пифа не приняли объятья невесомой тишины.
Пиф открыл глаза. Перед ними всё ещё плыло. Да он и сам плавал в чём-то, надо сказать, приятном. Быстро зажмурился и чуть куда-то не улетел вслед за своей головой. Всё-таки открыл глаза. Человек, сидевший перед ним, куда-то отъехал и снова приехал. Пиф попытался сфокусироваться. Но очертания предметов пока не желали совмещаться, вдобавок всё было размытым. Да только Пиф не испытывал никаких тревог по этому поводу. Всё было норм!
– Я сейчас скажу тебе только два слова, – сообщил человек напротив, – и от того, что ты ответишь, зависит очень многое. Готов?
Пфф… Конечно, он готов! Всё отлично. Всё-таки Макс чуть свесил голову, улыбнулся, потом откинулся назад и кивнул. Человек напротив подождал, видимо, пока он полностью сфокусируется в глазах Пифа, и произнёс:
– Писатель Форель.
Макс глубокомысленно скривил губы – а чего, собственно, такое? И снова улыбнулся. С краешка губ у него выступила капля слюны. А чего Форель-то? А это, кстати, не он ли сам напротив? Похож! Да… Приятный такой, одет по моде. Норм парень. Чем он его таким ширнул-то?! Классная штука. И жизнь – классная штука.
– Ну да, Форель, – сказал Пиф. – Ты, что ли? – он хитровато улыбнулся и подмигнул собеседнику. – Всё норм, чувак!
Сидевший напротив норм-парень по-прежнему молчал.
Пиф что-то вспомнил про писателя Форель. И-и? Он ничего никому не сказал, в чём дело-то?! Тряхнул головой. Этот, напротив, снова попытался куда-то уплыть. Наконец зрение прояснилось. И помимо того, что жизнь – классная штука и что его ширнули каким-то бомбическим кайфом, Пиф сделал ещё одно открытие От синяка-отца у него остался участок с домиком. Семейная фазенда. Далековато, если честно, да и место не престижное. В гробу он её видал! Так, если побухать с друзьями, да и то только летом. Пиф попытался оглядеться и что-то вспомнить. Похоже, он находился на собственной даче. Как он здесь оказался? Его, что, привезли насильно?
«Э-э, ты чё, чувак, тут колотун! Ваще-то, это летний домик. Рыбалочка тут ничего, правда…» – захотел пояснить Пиф, но лишь хмыкнул. Довольно нелепое заявление, чувак и так в курсе.
Пиф внимательно посмотрел на сидящего перед ним человека. И чего-то вспомнил. Его улыбка начала увядать. Похоже, не всё было норм.
– …Слушай сюда, – говорил Сухов. – Ольга даже не свидетель. Это просто любезность с их стороны. Егорыч через свои связи договорился.
– Да уже ясно всё, – отозвалась Ванга.
– Тебя, кстати, просил не брать! Еле уболтал.
– Спасибо, Сухов, спасибо, дружище, – иронично поблагодарила она.
– Ну-ну, – Сухов кивнул. – Орлов, он, вообще-то, с понимание относится. Государственник. И фонд у него там, поддерживает спецподразделения, семьи особенно, кто без кормильца остался… так что вот. Но эта история ни коим боком не должна коснуться его или его жены.
– Да, конечно… Пару лет назад, кстати, твой государственник не являлся даже по повестке в суд в качестве свидетеля по им же самим инициированному делу.
– Он не мой, – сказал Сухов.
– Джеавю, – усмехнулась Ванга.
– Чего?
– Про немого у вас с Форелью разговорчик состоялся.
– Не являлся, было такое, – подтвердил Сухов. – Что ж поделать, мы направляемся к очень занятому человеку. Поэтому без фокусов, пожалуйста.
Они стояли и ждали, когда подъедет посланная за ними машина. По небу бежали тучки, погода хмурилась впервые за этот чудесный апрель. Да только он заканчивался.
– Всё равно дикость какая-то, – Ванга скривилась. – Средневековье! Запереть человека. А чего Форель?
– Расстроен. Собирается с ним поговорить. Иногда как наивный ребёнок.
– Ну, вы же вчера пиво пили, – с наигранным уважением отметила Ванга. – Наивный?
– Спросил, не прокатит ли незаконное удержание?
– А ты?
– В собственном дому с собственным мужем?
– Сухов, мужья иногда незаконно удерживают своих жён.
– Не кипятись! Лидер феминистской революции, – усмехнулся Сухов. – Только если от неё будет заявление.
– Так как же оно будет-то? Удобная ловушка, – фыркнула Ванга.
– Хотя Форель сам заявил, что она никогда так не подставит мужа. С заявлением, – пояснил Сухов. – Тем более… он могущественный человек, но сейчас какие-то проблемы, не совсем в фаворе… Форель вчера сказал, что за это ценит её ещё больше.
– Смотрю, в рыцарский клуб прямо вчера играли? – развеселилась Ванга; потом, подумав, сказала: – А вот если от кого из ближайших родственников заявление… А-а? Отец, мать…
– Родители у неё умерли, отец – ещё когда была совсем ребёнком.
Ванга дёрнула головой. Совсем незаметно. Сухов подумал, что Ванга тоже росла без отца.
– Ну, хорошо, – она развивала свою мысль. – Братья и сёстры, дядья и тётушки, кто-то ведь должен быть?!
– Ольга не общается со своей семьёй. Там какая-то сложная история.
– Как?!
– Так. Порвала с родными ещё в юности. Она не желает обсуждать своих близких даже с Форелью. Он и сам вчера дал понять, что вопрос деликатный. Поэтому и спросил, может, от него будет заявление, мол, они деловые партнёры всё-таки, самый разгар выставки.
– Сколько же вы вчера выпили! – восхитилась Ванга. – Деловые, значит… Да, он забавный, конечно.
– Не особо и выпили.
– Да-а, фигня… Скрытная, значит, у нас Ольга.
– Кто б говорил! – удивился Сухов.
– Так у меня форма соответствует содержанию, – Ванга ткнула ему в плечо указательным пальцем. – Теперь становится ясно с Орловым.
– Чего тебе ясно?
– Ну… Кирилл Сергеевич! На двадцать четыре года старше, больше отец, чем муж.
– Так, Егорыч просил не усложнять, – напомнил Сухов. – Такое сплошь и рядом.
Ванга отрицательно щёлкнула языком.
– Это… Она не охотница за баблом. Другой психотип. Уж поверь на слово… И человек хороший. Конечно, она его теперь не предаст!
– Чего-чего?! – Сухов выглядел искренне удивлённым. – Как это у вас женщин так выходит? Вообще-то, они с Форелью не куличики из песочка строили.
– Это другое, – Ванга улыбнулась в сторону, отвела взгляд. – Любовник… Совсем другое.
– Егорыч велел не усложнять! – хмыкнул Сухов.
– Тебе, домашний бородатый, этого не понять, – она вдруг взяла его за подбородок и легонько пощекотала. Сухов даже не успел опешить, когда она ретировалась. – Шутка.
– Ну-ну.
– Кирилл Сергеевич… – Ванга поморщилась. – Ну, а чего он ждал; рано или поздно это должно было случиться.
– Ванга! Мы сейчас поедем в один из самых больших домов в Барвихе, который находится в самом тихом месте этой… лакшери вилладж, – сказал Сухов. – Вот что с ней случилось на самом деле. А с остальным без нас разберутся.
– Чего завёлся-то? Просто рисую психологические портреты.
– Пожалуйста, не делай этого там, когда приедем, – попросил Сухов.
– Помню и обещаю, – бодро заявила Ванга. – Я буду ангелом. А почему мы едем на его адвокате?
– А как ты думаешь? – ухмыльнулся он.
– Точки над «i». Орлов всё держит под контролем. Вот она, польза психологических портретов: шаг в сторону – расстрел.
– Именно, ангел.
– Психическая атака…
– Ванга!
– Шутка, говорю ж… А вон и адвокат. Мать твою, никогда не ездила на «роллс-ройсе»!
– Даже с Рутбергом?
– Злыдень! Ревнивый бородатый злыдень.
А потом она приподнялась на мысочках, немножко наклонила голову и прошептала ему в ухо:
– Сухов, у адвоката костюм стоит больше твоей и моей квартиры.
– У тебя нет квартиры, – заметил Сухов. – У тебя есть Петрик.
Как только они добрались и обменялись приветствиями, Орлов велел адвокату:
– Поди-ка, погуляй.
– Конечно, Кирилл Сергеевич.
Когда он вышел, Сухов вежливо сказал хозяину дома:
– Предполагали, что вы захотите беседовать в присутствии адвоката.
– Полагали, я не смогу сам защитить свою жену? – холодно поинтересовался Орлов.
Ванга вспомнила, что на словечки типа «психическая атака» или «психологический портрет» наложено табу, и сдержала усмешку.