Телефонист Чернявский Владимир
– Мне сказали, что у вас всего несколько вопросов, – заявил Орлов. – Так что давайте сразу к делу. Время не ждёт.
Ольга сидела прямо; спинка стула была высокой. Поймав Вангин взгляд, она чуть отодвинулась от края, чтобы её поза выглядела комфортней, и постаралась гостеприимно улыбнуться. «Со мной всё в порядке, я у себя дома», – словно должен был говорить весь её вид. Видимо, они с Орловым подробно обсудили все детали предстоящей беседы.
– Вы позволите? – спросила Ванга, обращаясь к Орлову и Сухову. – Собственно, мы хотим показать вам одну фотографию, – это уже Ольге.
На сей раз у Ванги в руках была деловая папка, и фотография младшего Пифа находилась там.
– Взгляните: вам знаком этот человек? – попросила Ванга.
Ольга внимательно посмотрела на фотографию, нахмурилась:
– По-моему… нет. Может, видела где-то, – пожала плечами. – Я не знаю, кто это.
– Епифанов Максим Евгеньевич. Помощник Аркадия Григорьева. Как понимаю, последняя выставка – ваш совместный проект.
Теперь на лице Ольги не было даже намёка, что она могла как-то переглядываться с Григорьевым; она лишь снова пожала плечами:
– Да, это верно. Но помощник… Возможно, появлялся в галерее, но большего сказать не могу.
– Очень жаль, – вздохнула Ванга, собираясь спрятать фотографию. Орлов молча наблюдал за ними.
– Постойте, дайте-ка ещё взглянуть, – попросила Ольга.
Ванга тут же вернула фотографию. Ольга отрицательно помотала головой.
– Его я не знаю. Но… Кажется, мне знакома эта машина.
– Вот как? «Субару»?
Ольга кивнула. Орлов чуть приподнял подбородок и теперь смотрел на свою жену.
– Да. У нас с мужем… – Ольга одарила его ответным взглядом, и он поощрительно прикрыл и открыл веки. – У меня было предположение, что за мной следят.
Ванга молча ждала продолжения. Орлов спокойно смотрел на свою жену, вероятно, даже любовался; семейная идиллия. Все детали разговора подробно обсуждены. Они не позволят выносить сор из избы, но и препятствовать следствию тут никто не намерен.
– Я несколько раз видела эту машину, – сказала Ольга. И впервые усмехнулась. – Больше двух. Цвет не спутать.
– Это точно, – согласилась Ванга.
– И моя помощница, Гризли…
– Анна, – спокойно поправил Орлов и слегка улыбнулся супруге.
– Да, Анна, – не стала возражать Ольга. – Она тоже видела эту машину. И у галереи. Но самое важное, во дворе собственного дома.
– Ваша помощница? – Ванга чуть рассеянно захлопала глазами. Вспомнила, как Форель вчера рассказал Сухову, что Орлов обещал переломать ей ноги. Помощнице собственной жены. Как и самому Форели. Но Гризли лишь за то, что та была в курсе Ольгиного романа и могла позволить себе какие-то обсуждения за его, Орлова, спиной. Ванга подумала, что Кирилл Сергеевич Орлов так не смотрит на вещи и даже искренне удивится, но Ольга по-прежнему его собственность, и прежде всего его беспокоит именно потеря контроля, а потом уж всё остальное. А Гризли просто попала под раздачу.
– Вообще-то, попахивает похищением, – сказала Ванга, слушая рассказ Сухова.
– В чём? – возразил тот. – В чём похищение? В том, что он подбросил её до метро?
Сейчас Ванга повернулась к Орлову:
– Ну, и как вы считаете, кому могло понадобиться следить за вашей супругой?
Сухов развернулся к Ванге вполоборота.
И Ванга поняла: прокол. Этот вопрос стоило задать им обоим.
Орлов вскинул на Вангу взгляд, который мог бы быть удивлённым или слегка неприязненным, но на самом деле, не отражал ни одну их этих эмоций:
– Очень рассчитываю, что вы с этим разберётесь, – выразил надежду он.
– Ну а вы, Ольга Павловна, – спросил Сухов. – У вас есть какие-либо предположения?
Расслабленная поза Сухова, руки в карманах, чуть покачивается на каблуках (присаживаться они с Вангой сразу отказались) – несколько разрядила обстановку.
Ольга лишь пожала плечами:
– Это, правда, странно, – сказала она и добавила: – Но к моменту открытия выставки всё прекратилось. Слежка, если она и была, прекратилась. Может… Григорьев в чём-то не доверял мне, – предположила Ольга, разводя руками. – Не знаю.
– Спасибо, вы нам очень помогли! – поблагодарила Ванга. Сухову даже показалось, что неожиданно горячо поблагодарила.
Они ещё недолго поговорили, и Орлов даже предложил гостям что-нибудь выпить, правда, одновременно посмотрел на часы. Но они отказались. Ольга поднялась их проводить, Орлов кликнул адвоката и встал рядом с супругой. Ванга подумала, что, наверное, когда-то в этом огромном и роскошном доме было тепло и уютно, но на сегодня все её эмоциональные оценки закончены. У неё оставалось ещё одно небольшое дело.
Чета Орловых проводила их до порога дома. Послушный адвокат послушно подогнал «роллс-ройс». Он был чем-то похож на Ольгу. Заложник собственных решений. Но самое удивительное, что и сам Орлов был чем-то на них похож. Потом Ванга подумала, что Игорь Рутберг был совсем другой. Он получал огромный кайф от своего богатства, оно служило ему, но не он. Наверное, потому что был слишком ироничным. Ироничный гедонист. А потом Ванга поняла, что уже пора. Ольга ей протянула руку, улыбнулась, капельки тоски в её глазах, но Орлов, видимо, контролировал даже мимику своей жены. Так они договорились сегодня. Не выносить сор из избы. Но долго такое продолжаться не могло. Ванга пожала протянутую руку, а потом её брови в ужасе поползли вверх.
– Осторожно, – вскричала она и вскинула руку. Молниеносным движением поймала что-то у Ольгиного лица и с силой бросила на пол. – Вот гадина!
Ольгины зрачки расширились. Орлов и Сухов в недоумении наблюдали, как Ванга растоптала нечто ногой. Потом она подняла ботинок. Это была оса. Теперь уже трупик осы.
– Проснулись уже. Спросонья злые.
– Господа, спасибо вам большое! – воскликнула Ольга. – У меня аллергия на осиный яд.
– Я помню! – Ванга ей по-свойски простодушно подмигнула. – Вы мне на открытии выставки жаловались. Поэтому её и хлопнула.
Ольга моргнула; Ванга указала на трупик насекомого.
– Спасибо, – сказал Орлов. – Действительно… Ну, сообщите, если ещё что-то от нас понадобится. Не стесняйтесь.
Ванга посмотрела на свою руку, которой поймала осу.
– А знаете, дайте, что ли, правда, воды, пожалуйста.
– Конечно, – тут же отозвалась Ольга и вернулась в дом. Вскоре вышла с высоким стаканом, в котором плавала долька лимона. Протянула Ванге.
– Нужно, – сказала она. Кашлянула. Орлов посмотрел на жену. Ольга улыбнулась Ванге и закончила свою мысль: – было, наверное, льда положить?
– Спасибо, – поблагодарила Ванга. – Вроде не особо жарко сегодня.
А потом они уселись в машину послушного адвоката и покинули дом Орловых.
Ехали молча. Сухов попытался заговорить, но она молча указала ему глазами на водителя. Щёки у неё раскраснелись, было видно, что ей самой не терпится всё обсудить. Зазвонил телефон Сухова. Это был Кирилл. Ванга покачала головой и снова указала на водителя. Сухов дал отбой. Через несколько минут Кирилл перезвонил ей, но она не стала отвечать, лишь убавила звук. Всё же, словно не выдержав, тихо задумчиво произнесла:
– Он следил не за Ольгой. И не за Гризли. Он следил за картинами.
Сухов вопросительно посмотрел на неё, но Ванга уже откинулась к спинке роскошного сидения и уставилась в окно. Потом, не поворачиваясь, нашла Суховскую руку и крепко пожала её.
«Оса», – подумал Сухов. – «Ж-ж-ж».
А Ванга вдруг немного наклонилась к послушному адвокату и бодро похвалила:
– Какая у вас всё-таки замечательная машина!
– Ну и что это за выходка с осой? – поинтересовался Сухов, как только они остались вдвоём. Адвокат предложил подбросить их в центр, откуда забрал, но Ванга попросила высадить их у ближайшего метро. – Она же могла тебя ужалить.
– Не могла.
– Слышь, ты, ниндзя, – Сухов улыбнулся и не удержался от похвалы: – Реакция у тебя, конечно…
– Не могла, – повторила Ванга. – Она была дохлая.
Сухов моргнул.
– А ты не внимательный, – сказала она. – Орлов, к счастью, тоже.
Достала из кармана пакетик с леденцами, одну конфетку отправила в рот, предложила Сухову:
– Хочешь? Курить стала много. Помогает. Ох…
Сухов посмотрел на пакетик и тут же забыл про конфеты.
– В чём фокус? – спросил он.
– Искусство иллюзии, – похвалилась Ванга и, состроив важную мину, добавила: – Ну и моя знаменитая реакция. Я передала ей записку. Оса была отвлекающим манёвром.
Сухов вспомнил про леденцы. Протянул руку за конфетой. Усмехнулся:
– Ну-ка. Поподробней.
– У неё был вырез, здесь, – Ванга провела рукой по области декольте. – Хорошо, что она почувствовала. Никто ничего не заметил. Она молодец, Ольга, быстро сообразила. Сходила за водой и прочитала записку. Всего два слова: «Помощь нужна?». Вернулась и ответила: «Нужна».
– Про лёд?
– Про помощь, Сухов.
– Я про то же, – он снова усмехнулся. – А… аллергия?
– Подслушала случайно беседу – светский трёп иногда бывает полезен.
– Ты… – просмотрел на неё с восхищением. – А осу привезла с собой?
– Конечно, – Ванга кивнула. – Дохлую.
Убрала пакетик с леденцами в карман:
– Ох, Сухов… похоже кое-что меняется.
– Говори уже, – потребовал он. – У адвоката чуть ухо не вытянулось, когда ты про Ольгу с Гризли начала.
Ванга похлопала по папке с бумагами:
– Нам надо срочно его найти, – лишь на мгновение мелькнула эта её странная сонливость, а потом уже взгляд выражает уверенность. – Он нам необходим!
– Пиф?
Она мотнула головой:
– Он следил не за Ольгой. И не за Гризли. Они ему не нужны. Думаю, его интересовали картины. Форели.
– Ванга…
– Точнее, одна из них. Её он и выбрал.
– Ванга, да о чём ты?! Зачем ему…
Сухов вдруг дёрнул головой и как-то странно выпрямился. Посмотрел на неё в изумлении.
– Колпак рассуждений, – хмыкнула она. – Что – выбрался? Страшно стало?
– Ты думаешь… – Сухову понадобилось кашлянуть, чуть прочистить горло. – Ты…
Ванга не стала дожидаться, пока он закончит фразу:
– Понял, в чём мы ошибались?! Я думаю, у нас ещё один игрок.
Сухов выглядел немного ошеломлённым.
– Поэтому ты повесила распечатку картины на мою панель? – хрипловато спросил он.
Ванга кивнула. Задумчиво отвернулась. Всё-таки достала сигареты вместо леденцов. Сухов проследил за пачкой ментолового «Кента».
– Но… зачем? Пиф, – казалось, Сухову надо ещё немного времени, чтобы прийти в себя. – Зачем ему?
Ванга усмехнулась, вовсе не весело. Она ещё и сама была не во всём уверена.
– А вот это мы должны спросить у него.
Снова позвонил Кирилл. Сухов развернул телефон экраном к Ванге.
– Господи, да отвечай уже, – сказала она. – Чего ему там нужно?! И включи громкую связь. Пожалуйста.
Сухов так и поступил. И она услышала:
– Какого хрена вы не отвечаете?! Оба?!
Сухов моргнул. Он ещё ни разу не слышал в голосе Кирилла столько… озлобленности? Или?..
– Мы были у Орловых, – спокойно сказал он. – А что за паника?
– Полная! Вы что, не в курсе?!
– В курсе чего?
– Вы… – Кирилл запнулся, – даёте. Он снова появился. В сети!
– Ещё вчера, – сказал Сухов.
– Нет! Сегодня… Сейчас!
Всё-таки не совсем озлобленность. С примесью чего-то. Если бы он не знал Кирилла, то подумал бы о панике. Или отчаянии.
– Ещё одно видео?
– Хуже! Прямой эфир. Они пока не могут этого остановить. Уже тысячи просмотров. Это… Зайдите прямо сейчас в, – он назвал социальную сеть. – Страничка некоей Лариной Татьяны, как будто она сама выложила. С её телефона, конечно же. Ладно, ловите ссылку, – Сухов посмотрел на Вангу, та не сводила взгляда с экрана телефона, словно за заставкой фото улыбающегося Кирилла она могла видеть нечто совсем другое, нечто очень похожее на картину Эдварда Мунка с его пробковой панели. А потом и Сухов сумел это увидеть, когда голос Кирилла дрогнул. – Он включил счётчик лайков и перепостов. Сухов… это кошмар.
В этот же момент в их разговор попытался вклиниться ещё один абонент. И Сухов услышал, как упал голос Ванги.
– Это Форель, – сказала она.
Глава четырнадцатая
34. Полная паника (Аквариум)
– Сопляк бестолковый, – пробормотал Аркадий Григорьев, отпирая ключом дверь собственной квартиры. Ему давно уже пора было подумать, что он преподнесёт жене к годовщине, и дочка, юла любопытная, покоя не даёт, что же «папа подарит маме», но Григорьев с загадочным видом отмалчивался, из чего можно было сделать вывод, что он готовит какой-то особенный сюрприз. И хотя в деловых отношениях о нём закрепилось мнение, что он тот ещё жмот, подарки Аркадий делать любил. Но только самым близким и самому себе. На себя любимого Аркаше было ничего не жаль, малейший каприз исполнялся, причём очень часто он умудрялся представить дело так, что каприз этот самый просто необходим для бизнеса. И такое о нём закрепилось мнение. В число же самых близких, помимо самого себя, входили супруга и дочь. Ну и редко – Младший, Рыжий Макс, правда, тому предварительно стоило особо потрудиться. Потрудился он и в этот раз, но немного нагадил и, судя по всему, продолжает гадить сейчас. Возможно, именно по этой причине Григорьеву было совсем не до подарка жене к приближающемуся празднику.
Сопляк не отвечал на звонки. Лишь раз позвонил, – видимо, уже должен был быть на курорте, – сказал какую-то ахинею и бросил трубку. Такого он себе прежде не позволял. Судя по всему, сопляк был в конец удолбанный. И тогда Аркадий Григорьев сделал одну вещь. Которая ему совсем приходилась не по статусу. Очень похоже на то, как его дочка, юла малолетняя, выслеживала своих ухажёров. Он включил функцию «найти айфон», хотя ничего, конечно, не терял. Он имел на это право. Сам подарил младшему Пифу айфон 10. Тогда было за что, тогда ещё сопляк так не оборзел; приподнёс к двадцативосьмилетию. Дядя Аркадий… Поиск Пифовского гаджета привёл его в замешательство. «Он, чего, сидит дома и квасит? – подумал Григорьев. – Или отчего он там торчит?»
У Григорьева были ключи от квартиры Младшего. Поймав себя на том, что занимается каким-то уж совсем непотребным делом, – скажи кому, не поверит! – он всё-таки съездил к нему домой. Открыл дверь, позвал Рыжего. Чисто, прибрано. Поставленный на зарядку айфон Пифа лежал на кухонном столе. Забыл? Отбыл на Гоа без телефона? Но… ведь он звонил уже позже своего рейса. Аркадий Григорьев быстро набрал номер Младшего. Пошли гудки, трубку опять не сняли. Но… лежащий перед ним на зарядке айфон молчал. Григорьев недоумённо захлопал глазами: он, что, вытащил симку? Вставил её в другой телефон? Зачем – этот самый модный… И для чего он тогда оставил его на зарядке? И почему тогда не снимает трубку?
– Ты что задумал, сопляк? – пробормотал Григорьев.
Всё, что происходило, ему не нравилось. Никакой паники, конечно, но сильно не нравилось. Хотя… Рыжий мог купить себе новый телефон – у этого, например, какие-то проблемы с зарядкой… Мог удолбаться на этом Гоа с какими-нибудь шлюшками. Мог в конец отбиться от рук! Но… молодость. Вернётся – он его в лоскуты порвёт, но ничего из ряда вон…
Такие за прошедшие дни Григорьев придумал для себя объяснения. Только червячок сомнения всё равно грыз неприятным холодком где-то под ложечкой. Вот и всплывают в самый неожиданный момент фразы про «сопляка». Не очень подходящий фон, чтобы настроиться на мысли о подарках.
И всё это ему очень не нравилось.
Григорьев вошёл в дом, сразу задвинул засов на двери. Механизм, похожий на скелет доисторического животного, был вынесен наружу. Являлся частью дизайна. Оформление холла вообще намекало на эпоху бодрой веры в механизмы. Нравился Аркадию стимпанк. Но в отсутствии чувства меры, вкуса или стиля его обвинить никто бы не мог.
Григорьев включил свет, снял своё невесомое пальто из кашемира, всё же вечера ещё стояли прохладные, и решил первым делом вымыть руки. Сегодня его ждёт замечательный холостяцкий вечер. Большую часть времени семья жила за городом, где юла-малолетка ходила в школу, а завтра ещё пара важных мероприятий, и если бы не Пиф, то можно было бы сказать, что всё прекрасно.
– Сопляк, – пробормотал Григорьев и решил, что на сегодня хватит.
И остановился как вкопанный. Озадаченно моргнул. Недоумение на его лице быстро уступило место гораздо более тревожному выражению. Лёгкий ком подкатил к горлу. Сердцебиение и плохая отдышка тут же напомнили о себе.
Григорьев смотрел на дверь в ванную. То, что он принял за шутку – и ему очень бы этого хотелось – кого-то из домашних, не было шуткой. И уж точно не домашних. На двери ванной ему оставили записку. Огромную, можно сказать, плакат. Неплохого дизайна. И буквами, которых не спутать, буквами, якобы вырезанными из газет. Он несколько сиротливо огляделся по сторонам. Ком, подступивший к горлу, пришлось сглотнуть. Самыми крупными буквами было исполнено предостережение или предупреждение:
«Прочитай, прежде чем входить!!!»
«Форель. 5-я книга. Глава 7. «Последняя печать (Аквариум)»
И дальше шёл текст. Фрагмент из новой книги. И хоть Аркадий Григорьев не являлся выдающимся редактором (для этого у него на должностях сидели люди, которым он очень неплохо платил), авторство спутать было невозможно. Григорьев стоял и читал текст, фрагмент из новой рукописи, поданный ему самым необычным способом за всю его издательскую практику. Он боялся шелохнуться, словно за ним наблюдали, словно его спину буравили глаза того, кто был недавно в его квартире и оставил ему послание. А потом, как и велели, Григорьев дрожащей рукой включил свет в ванной и открыл дверь.
Сердце чуть не остановилось. Спазм, металлической рукой перехватив горло, вызывал удушье. Аркаша закричал, но изо рта вышел только беспомощный хрип… Он убил их! Утопил в ванной, в тёмной грязной воде, в которой покачивались кровавые завитки. Они обе были голые, стояли на коленях, в ванной находились лишь их головы, растрёпанные мокрые волосы плавали по поверхности.
Григорьев услышал свой собственный хрипловатый стон: нет, это не были его жена и дочь. Нет! Резиновые куклы, бабы, купленные в секс-шопе. Как и тогда… Они стояли на коленях, выпятив зады. Бабы, не жена и юла-дочь. Но на искусственных раззявленных вагинах были, как стикеры-напоминалки, приклеены записки с их именами.
Волна слабости поднялась по всему телу Григорьева. Он не знал, что некоторое время беспомощно лепетал, отвечая на вопросы, поставленные ему в конце текста:
– Нет-нет, я не вздумал тягаться, пожалуйста, – а потом с его губ срывались порции жалобного поскуливания. – Пожалуйста…
За спиной еле уловимо качнулся воздух. Его голова сама судорожно вжалась в плечи. Он зябко обернулся, чувствуя затылком хищное дыхание немыслимой болезни; сейчас он его увидит, того, кто выполз сегодня из тьмы, сотворил всё это, он здесь, в его доме, никуда не ушёл. Ждал, таился; сейчас он его увидит, и больше уже не будет ничего.
Ещё раз пришлось сглотнуть ком, гораздо крупней. В холле никого не было. Тот, кто сотворил всё это, просто открыл окна. И по дому прогулялся ветер, пригнал в холл огромного покачивающегося надувного динозавра, собственно, очень большой воздушный шарик, с которым его юла-дочь всё не хотела расставаться. Тот, кто сотворил всё это, уже исчез. Оставил имена его жены и дочери на раскрытых искусственных вагинах. И ушёл. До поры до времени.
В конце текста, безусловно, авторства Форели, ему был задан вопрос: «решил со мной потягаться?». И ещё: «Смотри, что будет». И ещё: «Молчание – золото».
Н-е-ет. Нет! Он не решил потягаться. Нет… Пожалуйста! Надо им звонить. Немедленно. Надо забирать их, жену и юлу-малолетку, и немедленно бежать. В отпуск. На Мальдивы, озеро Гарду, в Юрмалу, где у Аркаши были прикуплены недвижимость-гражданство. Валить! Куда угодно, только подальше отсюда.
«Смотри, что будет!»
Но… нет! Конечно, молчание – золото. И если ты уже отсюда ушёл, он никому ничего не скажет. Пожалуйста…
А потом включилась музыка. Его стереосистема. Григорьев не сразу вспомнил, что он поклонник хорошей ламповой аппаратуры, и что это может быть функция «будильник». Да и как тут вспомнить?! Ни треск, ни шумы, ни музыку, так же, как и текст книги, было не спутать. Григорьев завизжал.
Девушке из хорошей семьи Татьяне Лариной повезло меньше, чем жене и дочери Аркадия Григорьева, хотя она о них никогда не слышала. Она лежала в чём-то вроде большого пенала с непроницаемыми стенами, и под голову ей заботливо положили довольно комфортную подушку. Руки её были свободны, но нижняя часть тела – разведённые в стороны ноги – была жёстко закреплена и находилась с внешней стороны пенала. За прозрачной перегородкой рядом с ней находилась ещё одна девушка, которая предпочла позу на животе. Сначала Татьяна Ларина всё же смутилась и не отказалась от предложенной ей театральной маски. Но девушка за перегородкой – наверное, она всё же была более вульгарной – заявила: «Всё равно они нас видели. И мы их видели. Чего уж тут прятаться?»
«Ну, я-то общалась только с ним, – подумала Татьяна Ларина. – С тем, кто привёз меня сюда. В дом греха», – и решила оставить всё, как есть.
«Дом греха» – как они смеялись вместе с ним над названием. Само с языка сорвалось… Наверное, после этого она и почувствовала к нему полное доверие.
А потом она увидела, как её соседка моргнула, как её лицо на миг застыло, и потом она улыбнулась, и как у неё заблестели глаза. Она повернула голову, посмотрела прямо на Татьяну Ларину и снова улыбнулась. И словно доверительным шёпотом сообщила: «Понеслось». Потом она выдохнула, прикусила верхнюю губу и быстро облизнула её. Попыталась ненадолго приподняться на локтях, опустила голову вниз, негромко застонала и растянулась по подушкам, устроившись на них левой щекой. Её глаза закатились и вновь широко раскрылись, когда они, обе девушки, услышали звонкий шлепок по ягодице. Он предложил немного грубости, тот, кто привёз её сюда, и немного грязных слов. На её усмотрение. И она согласилась, она захотела и того, и другого.
– Какая грязная шлюшка! – хрипловатый мужской голос, но грубый и сильный, сексуальный; и снова шлепок.
На лице её соседки застыло мучительное выражение, и стон, сорвавшийся с губ, прозвучал гораздо громче. Татьяна Ларина моргнула обоими глазами; наверное, и не предполагала, что ей может передаться чужое возбуждение. А потом она почувствовала горячее и влажное прикосновение к внутренней стороне собственного бедра. Она не знала, чьё, но он не спешил, тот, чьи язык и губы сейчас касались её. Это хорошо, что он не спешил. Коснулся лона и снова отступил. Татьяна Ларина отвернулась от соседки. Он не сказал, сколько будет мужчин, но гарантировал полные меры предосторожности. И что увезёт её отсюда так же инкогнито, как и привёз, если она захочет. А может ей захочется и встретиться потом с её партнёрами. Татьяна Ларина выдохнула, услышала, каким сладким вышел её стон. Он только что вошёл в неё, её партнёр, совсем немного, с края, меньше чем наполовину, и тут же покинул. Снова язык и губы. Её вульгарная соседка сказала ей: «Понеслось»? Татьяна Ларина засмеялась и увидела, что безыскусная улыбка удовольствия на лице соседки делает её не похотливой, а счастливой, скорее.
«Человеку хорошо», – подумала Татьяна Ларина. И отвернулась.
Её партнёр снова вошёл в неё, уже глубже, и снова покинул. Вошёл и опять покинул.
– Ну куда же ты? – прошептала она. – Давай.
Почувствовала, наверное, каким горячим стал низ живота, и волну дрожи. Но он всё не торопился. А ей уже было нужно. На миг ощутила его всего, закрыла глаза и снова опустела.
– Давай же, – прохрипела требовательно. Вероятно, даже чуть расстроенно скривилась. Он умел распалить девушку, её партнёр. Но она уже не хотела думать, она ждала. Звала телом, красивым, требующим и податливым. Её не надо было больше готовить. Она хотела его всего. Ей было нужно. Сейчас. Но он снова покинул её. Татьяна Ларина застонала. Перед глазами пронеслась какая-то пелена.
«Я мокрая грязная девчонка», – вдруг с грубой радостью произнесла она. Или только подумала. Но он будто услышал. Вошёл в неё полностью. Татьяна Ларина схватилась обеими руками за простыни, на которых распласталось её тело.
Она не поняла, в какой момент одна из стенок стала прозрачной. Видимо, прежде её занавешивала плотная красная ткань. На палке для селфи к штативу крепился её собственный телефон.
«Я сделаю видео, – предложил он ещё в самом начале. – Только лично для тебя. Захочешь, потом сотрёшь, захочешь – сохранишь».
Это было долго, и ей было очень хорошо. Они довели её до оргазма, лучшего в её жизни, её партнёры, и она не знала, сколько их. А штатив для селфи с телефоном знали. Наверное, она уже сама говорила что-то грубое, то, что хотела всегда, потому что не было запретов, штатив с телефоном смогут поведать ей и об этом. И ещё он обещал ей сюрприз, опыт, которого она точно не имела прежде, и попросил её ничего не бояться. Ей показалось, что о её соседке он был невысокого мнения, хотя не позволял себе ничего такого, никаких уничижительных выражений, но Татьяне Лариной также только показалось, конечно, что у них с ним установились особенные отношения. Потому как сегодняшний «Дом греха» был организован прежде всего для неё. Правда, она очень хотела, чтобы видео, которое она, конечно же, потом удалит, показало ей ещё кое-что: был ли он сам с ней и в какой именно момент.
«Аквариум» – так называлась сегодняшняя сессия. И всё это продолжалось. И вот чего она не ожидала от себя, что ей нужно будет так много. Он словно прочитал желание, которое было замуровано в её теле и грезило тайными фантазиями, похожими на несбыточные сновидения. В какой-то момент она смогла услышать свой собственный грубый, почти животный смех, и понять, что она впервые матерится при половом акте. И от этого ей тоже стало хорошо. Он сумел её сделать абсолютно свободной. Как же потом возвращаться после всего этого, как спать с этим
(додиком?)
её дружком, сокурсником, которого она иногда считала своим парнем. «Аквариум» оказался пугающим опытом. И радостным. Об этом успела подумать Татьяна Ларина, девушка из хорошей семьи, во время совсем короткой передышки. И ещё она подумала, что, наверное, пора уже всё остановить. Но когда всё продолжилось, она, к своему удивлению, не стала возражать.
А потом в соседний бокс, где находилась её соседка, стала поступать вода.
«Я под завязку накачан наркотой и виагрой», – вот что сказал ему младший Пиф в тот единственный раз, когда позвонил ему с собственного телефона. – Я супермен».
Аркадий Григорьев гнал автомобиль за женой и дочерью. Он не собирался сбрасывать скорость, хрен с ними, с камерами, и хрен с ними, со штрафами, главное, чтобы не остановили. Он думал о том, что сопляк совсем сошёл с катушек.
А потом ему позвонили. Его собственный секретарь. Григорьеву было сейчас совсем не до, но он снял трубку – бизнес должен был оставаться на плаву в любую погоду. Голос у этой обстоятельной и всегда толковой хохотушки был какой-то ошеломлённый. Сбиваясь и путая слова, она сообщила ему о том, что уже знали десять тысяч продвинутых пользователей интернета. Прямой эфир… Прямо сейчас. Порнушка, которая всё больше становится убийством онлайн. И совсем уж сбивчивым тоном она осторожно добавила:
– Там комментарии, Аркадий Михайлович, нас тоже…
– Чего?! – заорал Григорьев.
Она запнулась. Боится. Никто не хочет быть тем, кто первым сообщает дурные вести. Григорьев хотел сорвать свой шейный платок, но не стал этого делать – капитан тоже должен оставаться на плаву в любую погоду.
– …комменты, – пропищала она. – Аркадий Михайлович, опять пишут про одного из наших авторов.
– Дура! Форель?! – Григорьев только что чуть не засадил в «жопу» какому-то обнаглевшему «Кайену», тупо подрезавшему его. Он обошёл «Порше» и, обнаружив, что за рулём вдобавок ещё и тёлка, по классике белокурая, покрутил ей пальцем у виска. Реакция в ответ была даже не нулевая, эта дура посмотрела на него, улыбаясь. Григорьев взял себя в руки:
– Ничего, милая, – успокоил он своего секретаря. – Я всё улажу. Я не дам тебя в обиду. Я никого не дам в обиду.
Но когда Григорьев открыл названную ему социальную сеть, он почувствовал, что паника, как хищная волчица, стала вгрызаться в его внутренности.
Вульгарная девушка в соседнем боксе захлёбывалась. Но Татьяну Ларину успокоили: немного удушья под водой – тот самый сюрприз. И действительно, вроде бы в последний момент вода в соседнем боксе начала спадать, и девушка смогла дышать. Правда, для этого ей пришлось максимально приподняться и запрокинуть назад голову. Она глотнула воздуха, половой акт с ней продолжался, но особых признаков беспокойства она не проявляла, вероятно, её тоже предупредили, чем должно всё закончиться.
«Аквариум», – мелькнуло в голове у Татьяны Лариной.
Потом с края бокса появилась рука и опустила голову вульгарной соседки ниже уровня воды, доведя ту почти до удушья, затем рука исчезла, и девушка вновь могла глотнуть воздуха. Такое повторилось несколько раз.
И Татьяне Лариной захотелось всё прекратить. Немедленно. Этого она и потребовала. Громко и ясно. В ответ опять появилась рука, прижавшая голову соседки почти ко дну аквариума. Отпустили её лишь в самый последний момент. И глотнув воздуха, та впервые попыталась кричать. Правда, сначала – браниться, но ничего особо членораздельного у неё не вышло, лишь брызги в разные стороны, её продолжали макать, и часть своих претензий она высказывала уже под водой.
И тогда ещё только лёгкий приступ тревоги совсем тихонько колыхнулся внутри Татьяны Лариной.
– Вы чего творите? – заявила она. – Всё, хватит.
И тут же добавила:
– Я хочу всё прекратить. Немедленно. Хватит! Сейчас же.
И почувствовала, что и в её бокс начала поступать вода.
– Хватит!
И поняла, что вода теперь прибывает в оба бокса, хотя в соседнем её и так было под завязку.
«Что происходит?» – вдруг беспомощно подумала она, впервые оценив своё положение с несколько иной точки зрения. И сразу всё начало меняться. Словно через запертые двери попыталось вломиться понимание, для чего ещё её могли привезти сюда. Нет, это, конечно, не так, только гораздо более беспощадная, обжигающе-холодная рука паники вновь сжала всё внутри неё.
– Ну хватит, прошу тебя, – позвала она того, кто привёз её сюда.
Этого не может быть! Он ведь совсем… другой. Он ведь… Мы же с ним так говорили. Он… это невозможно!
– Нет! Не надо! Прошу тебя, – закричала Татьяна Ларина, обращаясь только к тому, кто привёз её сюда.
Вода продолжала поступать. Хотя её вульгарной соседке уже некуда было запрокидывать голову для спасительного глотка. И с ней, с Татьяной Лариной, продолжали половой акт. Вернее, её продолжали насиловать.
Она ещё успеет попытаться осознать, как это с ней могло такое случиться. Но сейчас ей больше всего хотелось жить! И она будет бороться за жизнь до последнего вздоха. Пытаться вырваться и бить по стенкам этого аквариума, в который поступала вода.
И всё ещё взывать к тому, кто привёз её сюда. Обещать ему прощение. Обещать ему молчание и возможность делать с ней всё, что он захочет, всегда, по первому требованию, потому что больше всего сейчас она, Татьяна Ларина, хочет жить.
Она ещё успеет увидеть, как побегут в воде струйки краски – от туши, размазанной под глазами вульгарной соседки. И как застынут, словно остекленев, эти глаза, вместе с последними пузырьками воздуха, которые выйдут из её чуть приоткрытых губ. Выражения страха в глазах не останется, лишь какая-то странная дремучая озадаченность станет печатью отсутствия, как у куклы, которую сделал не самый искусный мастер. Что произойдёт с ней самой, она не узнает. Зато увидят многие другие. Потому что её телефон продолжал снимать.
– Что ж ты, мил человек, в деревню-то помчался? – расстроенно сказал Егорыч. Сухов стоял и молчал. – И всевидящая твоя тоже… Героями решили побыть?!
Сухов молчал. Всё разваливалось. Только злость и усталость, и ощущение беспомощности. Всё валилось из рук. Они опять облажались с Вангой. Следак Сухов облажался. Хотя ему было известно, почему помчался в деревню. Сразу после разговора с Кириллом. Тот, кто устроил сегодня прямой эфир, знал, как они будут думать, и просчитал их. А они его нет.
– Он включил счётчик лайков и перепостов. Заявил, что если трансляция наберёт их в общей сложности сто девяносто тысяч, прежде чем выключат прямой эфир или прежде чем вода наполнит оба аквариума, то все останутся живы.
– Сто девяносто тысяч? – спросил Сухов. Главное – не позволять раздражению командовать собой. Главное – держать себя в руках.
– Да, – ответил Кирилл. – Точнее, сто девяносто тысяч четыреста три… Вот такая цифра. Что наступит раньше! Все должны поторопиться, пользователи сети ещё могут их спасти. Он врёт! Сухов, он ведь совсем…
«И ты держи себя в руках», – подумал Сухов. Но не стал этого говорить.
– Да, – согласился он. – И мы должны его остановить. Теперь мы обязаны его остановить.
Безумная немыслимая цифра, и требования такие же безумные – он заведомо знает, что они невыполнимы, но теперь решил вовлечь в свои игры чуть больше народу, чем облажавшийся следак Сухов и его всевидящая подруга. Да ещё перепуганный в этот момент писатель, который, конечно, уверен, что не мог позволить собой манипулировать, но… уже существуют сны; и в сокровенном этих снов или где-то с краешка сознания уже зреет мысль, что он выпустил в мир монстра. Следовательно – виновен!
Читать бесплатно другие книги:
