Телефонист Чернявский Владимир
Что-то покатилось по полу, от входа прямо к камину. Алексей, наверное, уже всё понял, но ему необходимо было удостовериться. Похоже, этот Форель и правда знаком со спецсредствами. И бережёт Ольгу, правда, странным способом. Это была шумовая граната.
– Ложись! – закричал Алексей. Но Орлов, к счастью, и сам уже среагировал, бросился на пол, ударившись больно о стену.
– Зажми уши, – велел Алексей, склоняясь над Ольгой. Потом поступил так же со своими и раскрыл рот. Он войдёт не сразу после вспышки, и Алексей не должен дать нейтрализовать себя; оружие лежит рядом, он всё успеет.
Граната прекратила своё движение. Тишина, густая, зловещая. Сейчас. Сейчас будет вспышка. Но Алексей уже слышит отдалённые звуки сирен – менты, Чип и Дейл спешат на помощь. И хоть попытка улыбнуться могла бы показаться кому угодно чудовищной, Алексей не станет возражать, – нервам надо иногда давать выход.
А потом Алексей понял, что ничего не происходит. Что все отсчитанные до взрыва мгновения уже прошли. И услышал какой-то свистящий звук, похожий на шёпот бритвы, рассекающей воздух. Только это была не бритва. Жалящий укол. Словно оса укусила в шею. Он ещё успел поднести руку к шее и откатиться от Ольги, но рука его безвольно упала. Алексей сел, прислонившись к стене, он всё ещё пытался закрыть собой Ольгу. От самых кончиков ног как будто побежала приливная тёплая волна, тело тут же сделалось тяжёлым, становясь всё менее подвижным. Алексей попытался дотянуться до оружия, «Сайги», но рука лежала рядом и не собиралась слушаться, словно связь между мозгом и мышечной деятельностью была перерезана. Алексей скосил глаза. Граната была бутафорская, детская игрушка, осталось только, чтобы оттуда выскочил весёлый пластмассовый человечек и заржал. Он опять их обманул. И продолжает обманывать сейчас. Он выстрелил шприцем, и Алексей не знает, из чего. С него станется, что плюнул дротиком через трубку. Любит выкрутасы. Только теперь у него в руке ствол с глушителем, и он действительно умеет двигаться бесшумно и со скоростью молнии. Мгновенный выпад ногой, и Орлов, который, уловив движение, попытался подняться, успевает только всхлипнуть и отключается. Ненадолго. Это представление не окончено. Он знает болевые точки, куда бить, и сегодня распределил для каждого своё.
«Ты всё-таки пощадил меня!» – думает Алексей. Человек в чёрном костюме (конечно же, не Бэтмена) уже здесь, стоит над ним. Ольга, поджав ноги, забилась в угол. Что-то типа шока. Но похоже, нижняя губа всё-таки дрожит – хороший знак. Эх, Ольга Павловна… Вот только звук, выходящий из её горла, Алексею не понравился, Ольга Павловна, конечно, не скулит, это что-то другое, намного хуже, красивые женщины иногда издают звуки, которых сразу не расшифровать. Эх, Ольга, а твоего мужа сейчас убьют. У тебя на глазах. И если это забота о тебе, то человек, пришедший на помощь, в конец долбанутый урод, больное чудовище, какой-то сраный Минотавр. Может, это и не помощь вовсе: болевая точка, для каждого своё.
Орлов застонал, очухался, приходит в себя. Тоже боец… Даже не успел среагировать, хотя, говорят, по молодости был тем ещё отморозком. Эх, молодость, Ольга Павловна… Человек, который был, конечно, не в костюме Бэтмена, наступил Орлову на руку и отбросил ногой выпавшее оружие в сторону, а затем приставил ствол с глушителем к его лысой голове. А вот Алексей тут может только сидеть и безвольно смотреть. Странно: эта чёрная Бэтменская одежда пробита, по руке течёт кровь, он ранен, кто-то из парней, Эльдар, скорее всего, зацепил его. Он, что, этого не чувствует? Он пришёл сюда казнить, и ему не до ранок на руке. Алексей очень много бы ему сейчас сказал, да язык тоже не особо подвижен. А вот Орлов не скулит, он бранится, ворчливо, как обезумевшая старуха. И это смешно, это тоже смешно, потому что какой бы ты ни был крутой отморозок, жить хочется всем. А может, смешно не поэтому, а от препарата, который сделал его неподвижным, однако одарив покоем. И все тревоги последних дней стали отступать, словно их и не было вовсе. Вот только мужа убьют на глазах у Ольги Павловны, а ей, судя по всему, и так досталось по жизни…
А потом случилось то, чего не ожидал ни Алексей, ни Орлов.
– Нет! – страшно и растянуто произнесла Ольга. Её голос показался низким и грубым. Немножко безумным. – Стой!
Бэтмен посмотрел на неё, не отводя ствола от головы Орлова. А она вдруг вскочила, истеричная женщина, и оттолкнула его. Орлов перевернулся, но ему удалось всего лишь сесть – Бэтмен всё держал под контролем.
– Он мой муж, – проговорила Ольга, нелепо вставая между Бэтменом и его жертвой. Её голос вроде бы зазвучал спокойней, только это было спокойствие шока, и прежние безумные огоньки в глазах выдавали её. – Ты не сделаешь этого. Или стреляй в меня.
А ещё кроме вызова и усталого сожаления в её голосе была ненависть то ли к Орлову, то ли к тому, кто явился его убить, или же к тому, как всё сложилось в жизни.
Бэтмен молчал. Никаких механических примочек. Глаза в прорезях маски ничего не выражали. Потом он перевёл ствол от головы к коленной чашечке и просто спустил курок. Орлов вскрикнул и завыл. Перекатился по полу, держась за ногу. Механическая примочка всё же была. Примерно в том же месте, куда Алексея ужалила оса. Бэтмен поднял руку к своему шлему-маске чуть ниже скулы и нажал на что-то:
– Ладно, живи, – прозвучал тот же механический голос. – Благодари жену.
– Сволочь! – выкрикнула ему Ольга и склонилась над вопящим Орловым. Теперь его речь стала более членораздельной: он материл и Бэтмена, но и Ольгу тоже. Алексей нашёл это странным. Орлов не был отчаянно бесстрашным, скорее всего, он просто рехнулся. От боли, беспомощности и страха, о которых давно успел забыть. Но Алексей видел ещё кое-что. В каминной появился Эльдар. Ползёт, перебирая локтями, в левой руке ствол, ИЖ, ноги тащит за собой, оставляя кровавый след.
Бэтмен посмотрел на Алексея, вновь дотронулся до своего шлема чуть ниже скулы:
– Не волнуйся, через два часа всё пройдёт, – сказал он ему. – Извини, пришлось дать тебе лошадиную дозу. – И добавил: – Пей больше воды.
Алексей сморгнул. Только что о нём проявили заботу. Этот кровавый спектакль всё больше отдавал безумием. Бэтмен перевёл взгляд на хрипящего и вопящего Орлова и сказал:
– Заткнись.
Сирены патрульных машин звучали уже гораздо ближе. А Эльдар дополз до валяющейся на полу бутафорской гранаты. Бэтмен заметил его, – скорее, наконец обратил внимание, – когда тот нажал на спусковой крючок. Выстрела не последовало, лишь сухой металлический щелчок.
«Не осечка, – успел понять Алексей. – Он просто разрядил оружие. И здесь для каждого своё».
Их гость шагнул к Эльдару, быстро, – невзирая на весь этот бутафорский прикид двигался он с какой-то пугающей грацией, – выбил ногой бесполезный теперь ствол, ухватил Эльдара за шиворот и просто поволок за собой. Левой подстреленной рукой; вся его чёрная одежда уже прилично пропиталась кровью вокруг раны. Он, что, не чувствует боли? Неуязвимый. Пули не берут?!
– Не заткнёшься, прострелю тебе второе колено, – сказал он Орлову. Ровное механическое сообщение.
– Убирайся! – завизжала Ольга. Кирилл Сергеевич продолжал материть обоих. Жену всё более грязно. Алексей отвернулся. Скоро всё закончится. Но лучше бы шефу и правда заткнуться. Но того словно прорвало. Бэтмен спокойно прицелился во вторую коленную чашечку. И тогда Эльдар совершил свою самую главную ошибку. Он перевёл тяжёлый взгляд с ноги шефа на Ольгу и выдавил ей прямо в лицо:
– Сука! Это всё из-за тебя, – возможно, боль. Возможно, шок, а может быть, давно держал в себе, и вот всё это сейчас вышло. – Сука конченная!
Ольга лишь закусила губу, а Алексей смог медленно повернуть голову обратно и посмотрел на Эльдара. «Как же ты держал в себе столько ненависти?» – подумал он.
Орлов продолжал исторгать проклятия. Обещал, что теперь найдёт Бэтмена и закопает его живьём. Видимо, то, что его жену только что назвали сукой, на него никак не подействовало. Спектакль достиг своей кульминации. Бэтмен с изяществом киногероя крутанул пистолет в ладони и ударил Орлова чуть выше лба. Рана пустяковая, но крови сразу много. Потом он приставил ствол к голове Эльдара и хладнокровно нажал на спусковой крючок. Эльдар дёрнулся и повалился на пол. Ольга вскрикнула, закрыла лицо руками, почему-то обернувшись вокруг своей оси, и просто завыла. Но Кирилл Сергеевич наконец-то заткнулся.
– Ты всё понял начёт суки? – механический голос, который все они теперь не скоро забудут. Он будет преследовать их в липких ночных кошмарах, а потом, в один прекрасный день, всё пройдёт. Или нет.
Орлов не отвечал. Лицо в крови, взгляд тяжёлый, исподлобья.
– Убирайся, – прошептала Ольга, отнимая ладони от своего лица. Бэтмен не обратил на неё внимания. И взвёл курок. Лицо Орлова застыло.
– Я задал вопрос, – механический голос Бэтмена.
Орлов что-то злобно пропищал. Алексей скосил на него взгляд, впервые за всё время работы в этом взгляде промелькнуло презрение.
– Не слышу?! – потребовал Бэтмен.
– Понял, – почти выкрикнул Орлов.
– Хорошо.
Бэтмен развернулся и двинулся прочь. Полицейские сирены звучали совсем близко.
– Ты скрываешь голос, чтобы я не узнала тебя? – вдруг сказала Ольга.
Бэтмен уходил, не будет никаких ответов.
– Это ты мне тогда подарил белые лилии? – закричала ему вслед Ольга. – В Поляне?!
Алексей не понял, что услышал в её голосе, что-то зловещее и тоскливое одновременно.
Бэтмен уходил.
– Нет, не ты, – произнесла Ольга. Этой обречённой глухой тоски в теперь тихом голосе стало ещё больше. – Но ты был там.
Спина Бэтмена качнулась. На какое-то мгновение произошла заминка, даже показалось, что Бэтмен остановился, и на это самое мгновение дом вновь наполнился угрозой, но он не стал оборачиваться, наоборот, теперь ещё быстрее зашагал в ночь, откуда пришёл. А Ольга, к счастью, не успела добавить то, что чуть не сорвалось у неё с языка: «Хотя я сказала тебе, что ты для меня не существуешь. Как и она».
44. Этой же ночью (Эндшпиль)
Он шёл по ярко освещённой улице, и ночная прохлада обдувала его лицо. К этому подъёму, эйфории добавилось головокружение, и вдобавок пересохло горло, надо было присесть. Он не до конца осознавал, что произошло, скорее всего, вернулся из сна и помнил обжигающую боль в руке, впрочем, непродолжительную. Потрогал рукав чуть выше локтя – липкое, много, да его кто-то продырявил! И теперь с него капает кровь, оставляя за собой след. Почему-то это обстоятельство он нашёл забавным:
– Как Гензель и Гретель, – пробубнил он и захихикал.
Мимо проехала машина, открытая, и ему что-то крикнули. Про месть Альтрона. Он захихикал ещё громче и показал им кулак. Все остались довольны. Однако редкие прохожие вели себя не столь безответственно, косились на него с подозрением и предпочитали обойти стороной. Ну конечно, он же продырявлен! Ежу понятно… Он запустил в отверстие палец – вообще-то, рука занемела и была горячей. Ему необходимо присесть. И попить. Он остановился. Напротив был «Макдоналдс». Увидел своё отражение в зеркале и не сразу поверил, что это он. То, что было на нём надето, привело его в восхищение. Костюм был великолепен! Где он его взял? Чёрный, да ещё сзади что-то болтается, красавец просто. Надо всегда ходить в таком.
– Интересно, в этом «Макдаке» обслуживают злодеев-супергероев и всяких бяк из комиксов? – с важной рассудительностью заявил он и снова захихикал. Только голова закружилась сильнее. Ему надо попить и присесть. Но прежде надо сделать кое-что другое. Он ещё помнит, что, не такой дурак. Надо успеть всё закончить, потому что… эндшпиль.
– Неожиданный, однако, оборот! – этот приступ предельного веселья, уже в полный голос, опять омрачило головокружение. Всё просто: он истекает кровью, надо срочно перевязать руку и попить. Присоединиться к весёлым зайкам и клоунам в «Макдоналдсе» на правах Бэтмена и попить кока-колы. Много.
Вместо этого он сел на бордюр, постаравшись укрыться, хотя его всё равно скоро найдут. Бэтменам в развевающихся плащах с кровавым подбоем нельзя гулять по улицам Барвихи, запрещено, харам, как говорят наши братья-мусульмане. Он прыснул и извлёк телефон. Обстоятельная переписка с Ольгиным мужем привела его в недоумение. Он не помнил такого, чтобы писал какие-то угрозы этому злобному лысому клоуну. Да он вообще пишет угрозы только в собственных книгах.
– Ну… наверное, – пробормотал он, пытаясь сосредоточиться. Экран телефона в его руках расплывался. Ему надо было сосредоточиться в прямом смысле, он вдруг обнаружил, что забыл слова. Некоторые. Вот имя Сухова он помнил. Да, собственно говоря, ему-то и необходимо сейчас написать. Сухову. Потому что к звукам ночной трассы добавились далёкие пока патрульные сирены.
– Едут, голубчики! – недовольно пробормотал он. И сумел подавить очередной смешок.
Он набрал «Сухов» и понял, что не знает, как быть дальше. Он забыл слова, забыл, как писать! Ну, не все, конечно, слова, некоторые помнил, но те, которые были сейчас нужны, куда-то делись. Он никак не мог вспомнить элементарных вещей, словно кто-то заблокировал их в его мозгу.
– Меня, чего, загипнотизировали? – он нахмурился и облизал губы. Но в этот раз не как герой собственных книг, надо было срочно выпить любой жидкости, а лучше воды. Или кока-колы, шипучей и сладкой.
Непонятно, как такое возможно и что произошло, но он уставился на телефон и не мог сдвинуться с места. Плохо дело, сирены звучали ближе. Писатель, который не знает, как писать.
– Я убил свой мозг, – пожаловался он телефону с набранным словом «Сухов».
Не совсем так: слова в его голове никуда не делись, но их и вправду будто кто-то заблокировал, запрятал к ним доступ. Неважно, как такое случилось, необходимо срочно найти выход. Эндшпиль, его время почти закончилось.
Он снова облизал губы.
– Мы пойдём обходным путём, – вдруг заявил он телефону. – Понял, о чём я? Не-на-прямик.
Нет доступа к нужным словам? Отлично, плевать! Мы будем задавать вопросы. Кружной путь.
Рядом со словом «Сухов» он дописал: «если человек взял фамилию и отчество матери – он здоров?» Отлично: блокировочки в его голове только что пропустили эту фразу, удалось обхитрить их. Не совсем ясно с «отчеством матери»; честно говоря, это какой-то абсурд, – проклятая смешинка опять сорвалась с его губ, – но сейчас не до жиру.
Отправил. Ночь. Но Сухову сейчас тоже не до жиру, должен проснуться. Следующее.
«Зачем сестре…» – набрал он и снова застыл. Завис. Хрень! Сирены уже звучат оглушительно, вон они, едут, это идут нас арестовывать, снова смешинка на губах. Срочно, обходной путь.
«Зачем сестре…» Кого? Тёмная зона в голове. Нет имён, нет самых простых обозначений. Какие-то непонятные слова: «Рокфеллер, царь, Крёз» пульсируют и вновь прячутся, а надо срочно поймать их. Хотя бы одно, любое…
Вот «Крёз», оно подойдёт. Дальше слово «работать» без сопротивления встаёт рядом, но потом… опять темнота.
– Кем? – бормочет он. – Кем работать? Как это называется, мать его?!
Скрипят тормоза, аж стонут, да за ним выслали целых две патрульные машины. И правильно! Ещё бы следовало и вертолёт. Он хихикает, его секунды на исходе. Он обязан успеть переслать Сухову хотя бы то, что сможет, хотя бы то, что получится. Смотрит на сверкающий чистотой «Макдоналдс», бубнит:
– Консуматоры хреновы…
И вспоминает. Объявление о наборе персонала. Эвфемизмы, почему-то это слово от него не запрятали. Подойдёт! Он набирает, быстро, тыкая пальцами, потому что хлопают автомобильные дверцы, и клацают передёргиваемые затворы – да их целая толпа, явившихся за ним. Но он даже не поднимает на них головы, смотрит на свой телефон, на то, что получилось: «Зачем сестре Крёза работать клининг-менеджером?»
Наверное, пойдёт, должно сработать, хотя такой же абсурд. И отправляет сообщение. Он успел. И теперь надо положить телефон на землю, чтобы они видели. Ему не хочется схлопотать ещё одну пулю.
– Руки за голову! Лежать! Лечь…
«Зачем мне ложиться, когда я и так сижу?» – думает он и улыбается. Боли он не чувствует, вот только бы попить…
Бессонница. И осиротевший дом, и ты можешь только ходить из угла в угол и ждать рассвета. И ты можешь только тихонечко выть, потому что никто не слышит. И ты не знаешь, куда идти, куда бежать, какие пространства преодолеть, чтобы оказаться с ней рядом и забрать её. Ты можешь только стоять в её комнате, куда пришёл, как бездомный пёс, и нюхать запах, застрявший в её вещах, и тихонечко разговаривать с нею, но это единственная роскошь, которую ты можешь себе позволить, потому что если хоть капелька влаги появится на твоих глазах, ты вырежешь себе слёзные железы.
Сухов вышел в коридор и какое-то время стоял перед комнатой жены. Ванга предлагала приехать и побыть с ним, но он поблагодарил и отказался. Она звонила недавно, но Сухов не смог с ней особо разговаривать. Потом от неё пришло сообщение, что она тоже не спит и чтоб звонил в любой момент.
Он ответил: «Спи. Утром надо быть выспавшимися». Зачем? Зачем быть выспавшимися? Всё ещё верим в заклинания: придёт утро, и мы будем знать, что делать?!
Усталое раздражение сверкнуло глухой белой яростью, но Сухов отстранил от себя и то, и другое. Лишь только закапал в воспалённые глаза. И открыл комнату жены. Шагнул, чуть удивлённо и странно озираясь, словно за всё это время оказался здесь впервые. И ещё не слышал тишины и пустынности, царивших в этой комнате.
Компьютер был здесь, в темноте. Почему-то очень не захотелось включать свет. Сухов смотрел на старый спящий монитор и чуть слышно прошептал:
– Привет.
Но разговаривать с женой, с её призраками, он сейчас себе тоже не позволил. Включил компьютер, по монитору в уголке побежали цифры. Это будет долго, пока он проснётся; совсем недавно все компьютеры работали так.
В Ватсап снова пришло сообщение. Видимо, Ванга, уж лучше бы ей сейчас оставить его в покое. Сухов открыл сообщения. Два, и оба оказались от Форели. Воспалённые глаза Сухова застыли, и тут же заныло сердце. Каким же он оказался мерзким трусливым ублюдком! И совсем от пьянства крыша поехала, не спит, пьёт от стыда, и шлёт всякое говно: «Сухов, если человек взял фамилию/отчество матери он здоров?» – гласило первое. Второе было совсем уж охеревшей мерзостью: «Зачем сестре Крёза работать клиниг-менеджером?»
– Сука ты подлая, просто тварь, – произнёс Сухов. И не стал разбивать телефон об стену. Положил рядом. И хоть эта белая молния гнева чуть не удушила его, всё-таки позволить себе такую роскошь, как ярость, сегодня он не мог.
Компьютер его жены включился. Сухов долго смотрел на мерцающий монитор. Прошло, оказывается, десять лет, и мониторы больше не мерцают.
– Это ведь отчаяние? – шёпотом спросил себя Сухов.
Кем бы он ни был – всезнающим свихнувшимся гуру-хакером, полагающим себя ботом, алгоритмом, искусственным интеллектом или кем-то ещё (не важно!), он был здесь.
– Не важно, – так же шёпотом сказал Сухов. Прошло десять лет, и в этой комнате, оказывается, жила тьма, и он блуждал по ней, потому что боялся выйти. И увидеть вещи такими, какие они есть.
Большим и указательным пальцами левой руки Сухов протёр воспалённые глаза, затем положил руки на клавиатуру. Всё ещё верим в заклинания?
Сухов набрал: «Мне нужна помощь».
– Форель, вы что себе ввели? – голос Простака плавает вокруг его головы. – Под каким вы препаратом?
«Чего так орать? – хмурится он. – Руку, вон, рученьку обработали, и на том спасибо. Пуля-то, оказывается, навылет прошла. Да и вообще, пустяки, царапина».
– Форель! Вы в курсе, чего натворили?! – а вот голос Умника звучит грозно. Да он у нас Иван Васильевич Грозный прямо, допрашивает Миколу Васильевича… Проклятые хиханьки да хаханьки опять срываются с его губ.
– Он ширнул себя чем-то, – говорит Простак. – Он в полном неадеквате.
– И что его пули не берут? – возражает Умник.
– Да ладно вам, – ухмыляется Форель. – Нет никаких супергероев. Нету! Это всё наркотики. Афобазол с кокаинчиком. И амфетаминчиком.
– Какой на хер афобазол? – возмущается Умник.
– Который вы для спецназа разработали, – хитро щурясь, заявляет Форель. – Я чего, по-вашему, такой тупой?
– Там повсюду ваша кровь и ваши следы, – устало вздыхает Простак. – И в вашем телефоне… Вы знаете, что вы совершили?
– Тю-тю-тю, лапочка, хватит умничать, – отмахивается Форель и глубокомысленно замечает: – Вы – Простак, а вот он – Умник. Вот и хорош умничать.
– Козёл он конченый, – говорит Умник, и на его лице почти брезгливость.
– Во-о, ещё один, – делится Форель, апеллируя к портрету на стене.
– Сейчас от него ничего не добиться, – Умник отворачивается. – Козёл обдолбанный.
Форель возмущён. Стучит указательным пальцем правой руки себе по голове:
– Эндшпиль, ребята! – не выдерживает и снова начинает хихикать.
Простак пристально смотрит на него. Говорит:
– Так, давай сначала: вы были сегодняшней ночью в доме Орлова Кирилла Сергеевича?
– Кирилла Сергеевича, – передразнивает его Форель, но уже почти не кривляясь. Вздыхает. – Ну-у, по-видимому, был. Скорее, да, чем нет, – ухмыляется, обдумывает произнесённое, а потом важно сообщает: – Но у меня к вам другое предложение.
…Сухов почувствовал, что его лицо словно сковала металлическая маска. Он смотрел на монитор. Этот таинственный друг его умершей жены, кем бы он ни был… Сухов просил о помощи, это был жест отчаяния, но…
– Ксюха, Ксюха, что же ты творишь, – прошептал Сухов.
Оказывается, его дочь знала о существовании этого таинственного корреспондента. Оказывается, она поддерживала с ним переписку.
(Только то, что в сети)
И это было тайной. Но сейчас не появлялись смайлики, и он не называл себя супергероем. Друг его жены и его дочери… У него не было ответов на его вопросы. Он не дал ему лекарства от отчаяния. Вместо этого он раскрыл ему последний поисковый запрос его дочери. Милицейские базы ещё советских времён, и потом, позже, 90-е, смена эпох…
«Господи», – прошептал в его сердце голос его умершей жены.
Это случилось в тот момент, когда за окнами уже вовсю был рассвет, и Сухов обнаружил искомое. Это могло ещё ничего не значить, так, просто семейные тайны, которых никто особо и не прятал. Просто никому бы не пришло в голову там искать. Поэтому и не прятал, чтобы не вызывать лишних подозрений. Оставил на поверхности. Как всегда предупреждал Форель, которого Сухов успел начать ненавидеть, а сейчас не знал, сколь безмерно велика степень его благодарности, каким бы ненормальным способом тот ни выражал свои мысли.
Сухов смотрел на свой телефон с ночными сообщениями в Ватсап от Форели, и теперь не призрак в его сердце, а он сам прошептал:
– Господи, вот что он имел в виду.
45. Тёмная зона
Алексей видел это. Как у них всё закончилось. Наверное, если бы полиция явилась хотя бы минутой раньше, этого бы не произошло сегодня ночью. Всё равно бы случилось, но потом, позже; наверное, она бы дождалась, когда Орлов вернётся из больницы, наверное, всё вышло бы как-нибудь по-другому, но не так, оставляя лишь руины…
Как только долбаный Бэтмен исчез, Ольга Павловна бросилась к мужу. Алексей хотел пошевелиться, но всё ещё не мог. И услышал, как Орлов завизжал:
– Не трогай меня! Убирайся, грязная шлюха! – Ещё ни разу голос шефа не звучал так блеюще высоко. – Смотри, во что ты нас втянула! Этого хотела? Беги теперь к своему трахальщику. Вон из моего дома! Пошла…
Алексей закрыл глаза. Он бы закрыл уши, да руки не слушались. «Вообще-то, она тебе жизнь спасла», – подумал Алексей. Он не хотел видеть лица Ольги. И не мог ей сейчас помочь.
А потом приехала полиция. И скорые. Дом Орлова, место, где Николай работал столько лет, превратился в место преступления. И были вопросы, долго и много; Ольга Павловна отвечала сразу, Алексей – как только смог связно говорить. А за окнами уже брезжил рассвет. Орлова увезли в больницу, а позже, оградив всё полицейскими ленточками и нарисовав на полу мертвецов, увезли тела тех, с кем ещё недавно они шутили, пили чаёк и играли в домино. У всех, кроме Эльдара и Алексея, работа была непыльная.
А потом они уехали. Смилостивились над Ольгой Павловной; все полицейские процедуры были прерваны до наступления рабочего дня. Правда, предложили оставить Ольге Павловне охрану. Та отказалась:
– Наверное, мне больше ничего не угрожает, – усмехнулась мрачно. Всё ещё была в прострации.
Всё же они обещали выслать сейчас патрульную машину дежурить перед домом. Даже Алексея перенесли на кушетку, а докторишки ввели ему какой-то транквилизатор. Потребовали никуда не уезжать из Москвы. Алексей засыпал. Отключался, бороться с этим становилось всё труднее.
– Ольга Павловна, – позвал Алексей. Его голос, эхо в опустевшем доме.
Она вышла. Такой он её никогда не видел: шок, привидение… Но и что-то ещё, какая-то обречённость. Она словно стала моложе: мир вокруг неё обрушился, и она лишилась привычной защиты, обнажая свой истинный возраст, – одинокая, насмерть перепуганная девчонка. Сколько сегодня мы узнаём нового и неожиданного.
Попросила у него сигарет. Тоже впервые. Он сказал, где взять. И снова позвал её:
– Ольга Павловна…
Она остановила его, затрясла головой, подняв руку, развернулась и ушла в столовую. Ей бы поспать… Алексей услышал, как она щёлкает зажигалкой, и как она закашляла, сделав первую затяжку, и провалился в сон.
Она больше не дрожит. По крайней мере, её зубы больше не стучат друг о дружку, хотя первый озноб ещё не покинул тело. Но и это пройдёт, люди на многое способны. Ехать ей недалеко. Это место тут, совсем рядом. И никуда оно не делось. Место, которое она когда-то очень любила. В котором были феи и демоны тёмного мира из шкафа, видимые и невидимые друзья, как у всех; соседский рыжий кот – подлец и шпион, который давно сдох (так они тогда сказали), и было ещё кое-что. В месте, которое она любила, а потом запретила себе о нём думать. Знать о его существовании, помнить. И оно исчезло. Как такое возможно? Наверное, невозможно. Но ей удавалось. Она забаррикадировалась своим весёлым и слегка упрямым нравом, а потом, значительно позже, надёжной бронёй дома Орлова. И это место исчезло. Ей удалось. Люди способны на очень многое. В том числе уходить, навсегда обрубив концы, и жить дальше с чистой страницы. Орлов никогда не узнает, что он на самом деле значил для неё, хоть сначала прошла девичья влюблённость, а потом и вообще вся романтика, люди живут и без этого. И она бы никогда не отплатила ему столь чёрной неблагодарностью, ни за что на свете, она старалась, видит бог, она старалась из последних сил…
И вот сегодня ночью всё закончилось.
Она ничего не знала наверняка. У неё не было доказательств. Хотя смутные тревоги уже витали, но как она могла оказаться настолько слепой?
Зубы больше не стучат друг о дружку, лишь нервный озноб, и путаются мысли… Она знала, где взять доказательства. На каминной полке Орлова. Здесь больше не её дом, остались руины… И действительно, надо убираться отсюда; тогда Орлов сможет восстановить руины. И жить дальше без неё.
Похоже, сегодня ночью это место вернулось. Только уже без фей. Остались одни лишь демоны.
Алексей раскрыл глаза. Наверное, спал он совсем недолго. Ольга разбудила его. Не сразу понял, для чего она протягивает ему свой телефон. Потряс головой, чтобы проснуться окончательно. Совсем невысоко, но всё же смог поднять руку.
– Алексей, вот здесь набран последний номер. Если я через два часа не вернусь, позвоните по нему.
– Ольга Павловна…
– Т-с-с… – она поднесла указательный палец к губам. – Спите. Всё хорошо. Я поставила будильник. Прозвонит через два часа.
– Ольга Павловна, подождите, я отвезу вас… Я уже почти, – снова поднял руку, до половины, ноги пока не двигались.
– Нет-нет, – она быстро и как-то лихорадочно, словно это была дрожь, затрясла головой. – Хватит уже всем из-за меня…
Положила телефон на журнальный столик. Выпрямилась.
«Куда ты собралась?» – подумал Алексей.
– Вот ещё что, – добавила Ольга. – Назовите её Вангой. Её мало кто так зовёт. Скажите, что от меня. И что её сумочка со мной. Она сразу поймёт.
Ольга была одета. И с ней была сумочка. Не её. Та, другая, которой она обменялась в спа-салоне. Судя по всему, с этой самой Вангой. Дальше Ольга совершила ещё более странную вещь: она забрала с каминной полки большую коробку спичек для растопки, длинные, баснословно дорогие спички – аналог наших отечественных охотничьих, – которые не гаснут на ветру, и положила их в сумочку.
Орлов был большой поклонник рыбалки и охоты, снасти, охотничьи ружья, хранившиеся в доме, также были баснословно дорогими.
«Куда ты?» – снова мелькнуло в голове у Алексея.
Ванга… В спа-салоне на её лицо была наложена косметическая маска, но… Не её ли вместе со следователем привозил адвокат Орлова? Алексею это нравилось всё меньше, и собственная неподвижность нравилась всё меньше.
– Хорошо, я понял, – сказал Алексей и указал на журнальный столик. – Подвиньте ближе.
Ольга покачала головой, теперь медленно, словно ей это давалось нелегко; и немного горькая улыбка далась нелегко:
– Скоро вы сможете сами двигаться. А сейчас спите.
– Ольга…
Она кивнула:
– Запомните: её сумочка со мной. Пусть ищет. – И вдруг улыбнулась. – Алёша, вы очень хороший. Спасибо вам большое.
И ещё раз воспользовалась его беспомощностью. Наклонилась и быстро поцеловала его в щёку, чуть пониже виска. И ушла, не оборачиваясь. Спустилась в гараж, и Алексей услышал, как она завела двигатель своего автомобиля.
Она подъехала прямо к дому. Остановилась и выключила двигатель. Солнце поднялось уже достаточно высоко, и день обещал быть жарким. Но пока дела обстояли не так. Стрёкот насекомых в высокой траве, и всё ещё утренняя свежесть от реки. Рыжий котёнок играл на крыльце, развлекаясь ловлей мух. Завидев Ольгу, он затаился, но потом ветерок прошелестел по террасе оброненным конфетным фантиком, и котёнок решил, что это заслуживает гораздо большего внимания. Мадам была здесь. Сидела в плетёном кресле, подставляя лицо ласковому весеннему солнышку. Услышав, что у ворот остановилась незнакомая машина, она чуть отклонилась в кресле, приветливо вглядываясь, кто бы мог пожаловать в гости.
Ощущение, что здесь ничего не изменилось, снова грозило приступом дурноты. Ольга недолго помедлила и вышла из автомобиля. Всё же взялась рукой за дверцу, чуть покусала губу, обернулась и изобразила на лице такую же приветливую улыбку.
– Можно к вам? – голос прозвучал мягко, дружелюбно, даже бодро; голос соседки-дачницы. – Доброе утро! Елена Павловна? Я Ольга Орлова, у нас с вами есть общий знакомый…
– Бог мой, Оленька, – прервала её Мадам; на открытом добродушном лице лишь искренняя радость и изумление. – Это ты? Что ты здесь делаешь, девочка?! Это ведь ты, верно?
Ольга почувствовала слабость в ногах. Одни только демоны и людоеды. И ведь это всё ещё ничего не значит – человек имеет полное право заботиться о своих близких.
– Верно, – подтвердила Ольга. Широко улыбнулась: – Я живу тут недалеко.
– Ах, ну да…
– Еду сейчас с реки, гляжу, думаю, вы – не вы… А как вы меня узнали?
– Сразу! По фотографиям, – Мадам поднялась к ней навстречу. – Он много раз мне показывал. Чего там стоишь? Заходи, проходи в дом, милая.
Ольгины ноги всё же словно приросли к земле, словно внутри неё была проведена красная черта, которую сейчас придётся переступить.
«И мне он показал фотографии, – чуть снова не начала кусать губу – движение, забытое с детства, навсегда похороненное в нём. – Скан паспорта. Только я не узнала. Признаться, и сейчас не узнаю».
Но она явилась сюда не для рефлексий. Рыжий котёнок, вполне вероятно, далёкий праправнук того самого подлеца и шпиона, вернулся, неудачно затормозив на лапах, шлёпнулся с крыльца. Ольгина улыбка вернулась, а ноги оторвались от земли.
– Я на пару минуточек…
– Проходи, присаживайся, в ногах правды нет, – гостеприимно затараторила Мадам. – Ты завтракала?
– Да, спасибо.
– Вот и кофе уже поспел, – на газовой горелке во дворе стояла большая кофеварка Bialetti. – Это он меня научил.
У Ольги защемило сердце – её писака обожал кофеварки Bialetti и даже как-то хвастался, что и своей Мадам такую же подарил. Но как можно быть такой слепой? «Успокойся, – остановила себя Ольга. – Часто люди знакомят своих любовниц со своими уборщицами? Не часто. Наверное, вообще, никогда».
– Да уж, он с этими кофеварками, как ребёнок прямо, – призналась Ольга.
Мадам тепло улыбнулась упоминанию о своём работодателе и на миг помрачнела:
– Беспокоюсь я о нём…
«Я тоже», – чуть было не сказала Ольга, а Мадам шагнула к ней навстречу:
– Ну, вот, наконец познакомились лично, – она широко развела руки в стороны. – Дай, я тебя хоть обниму, девочка.
И опять внутри Ольги начала натягиваться струна, и муть поднялась из желудка, вызывая новый приступ головокружения, – насколько же ко многому мы оказываемся не готовы! У Ольги хватило сил не отстраниться, когда Мадам обняла её, она почувствовала панику и одновременно желание сделать встречный жест, почувствовала её запах, и ноги всё же чуть не подкосились, и ничего, кроме теплоты и искренней заботы, в её объятии не было. Как такое возможно?
«За это он так привязался к тебе?» – подумала Ольга. Но слабость в ногах и приступ дурноты уже проходили. Она посмотрела прямо в ясные, чистые, без каких-либо прячущихся в уголках теней глаза Мадам, и сказала:
– Да. Вот и познакомились.
Уселась на предложенное ей такое же плетёное кресло у пластикового столика – судя по всему, она здесь не первый гость. И пока Мадам отлучилась в дом за чашкой для Ольги, раскрыла свою сумочку, достала эту коробку с охотничьими спичками. Положила на стол рядом с собой. Кое-что здесь всё-таки изменилось, в этом месте, которое она когда-то так любила: камеры наблюдения, они тут повсюду, и, скорее всего, её уже обнаружили. Телевизор, огромная панель-плазма, её тогда тоже не было. Приятные умиротворяющие звуки – шум прибоя, на экране волна накатывает на берег. А в кронах деревьев, как всегда, галдят птицы.
Мадам вернулась. Ольга посмотрела на поднос – гжель, чашка на блюдце, вазочка с конфетами, печенье.
– А наш писатель сказал, что вы в Крыму, – поделилась она невинно, хотя ей хотелось кричать. – Дочку проведываете.
– Так съездила уже! – незамедлительно отозвалась Мадам и спохватилась: – Ой, Оленька, спасибо тебе за подарки! Огромное спасибо, милая. Всё подошло, что передавала, дочурке моей. И размер, и цвет. Картинка-девочка!
– Правда? – пролепетала Ольга, тут же заставила голос звучать твёрже. – Я так рада… А что тут-то? Гостите у кого?
Мадам ей смущённо улыбнулась:
– Подлечиться надо чутка. Ты уж меня не выдавай, милая, у вас с ним и без меня хлопот хватает, – вздохнула. – Приболела немного, возраст… У нас же в Крыму медицина, сама понимаешь, – посетовала она и бодро заверила: – Но мир не без добрых людей…
– Это правда, – согласилась Ольга. – Что-нибудь серьёзно? Помощь нужна? Больница есть хорошая…
– Нет, спасибо, всё, что надо, люди делают. Да ты не беспокойся, милая, пустяки! На следующей неделе уже на работу выхожу.
– Вот как? – Ольга словно невзначай открыла коробку, которую крутила в руках, достала длинную спичку. – Он вас уже ждёт не дождётся.
Мадам снова вздохнула:
– Не вовремя я уехала, – в голосе беспокойство. – Но прихватило. А болячки свои напоказ выставлять…
– Так тоже нельзя, Елена Павловна! Не чужие мы вам всё-таки, – Ольга задумчиво посмотрела на спичку в своей правой руке.
Мадам отвернулась за кофеваркой, гейзерное бурление только что закончилось. Камеры повсюду, её давно заметили, и если она не ошибается, у неё в распоряжении всего несколько минут. Ольга медленно, с нажимом провела по воспламенителю. Сперва огонёк зарделся лениво, потом ярко вспыхнул, чёрный внутри с осыпающимися неоновыми искрами по краям. Мадам покосилась на спичку и улыбнулась Ольге:
– Забыла спросить: молоко, сливки?
– Не надо, – Ольга покачала головой. – Елена Павловна, а что вы знаете о своём работодателе?
– В смысле?!
– Сколько вы у него работаете?
– Так три года уже.
– Дольше, чем мы знакомы, верно? – сказала Ольга. – В два раза дольше. И до вашего появления он превращал дом в свинарник.
– Мужики, – усмехнулась Мадам.
Чтобы не обжечь пальцы, Ольга затушила спичку. Взяла новую. Мадам принялась разливать кофе по чашкам. В первую очередь Ольге. Шок мало по малу отпускал её. Она узнала эту чашку. И подносик – Палех. Интересно, где сейчас можно достать такое? Рыжий котёнок, дом, которого не было. Здесь изменилось всё, в этом месте, которое она когда-то так любила. Этого дома не было, долгое время, а потом его отстроили заново. В точности воспроизвели всё. Даже подносик и чашки. Только без фей, одни лишь демоны. Но когда вы практически не ограничены в средствах, вы можете создать это замертвевшее, каменное время. Холодок пощекотал Ольгин затылок. Надо держать себя в руках. Шок проходил, и только сейчас она поняла, насколько была безрассудна. И насколько ей в действительности страшно. Но выхода нет. Ольга зажгла вторую спичку. С еле слышным стоном Мадам вздохнула. На мгновение звук воспламеняемой смеси словно выдавил из пространства другие звуки. Мадам уже наливала кофе себе.
Читать бесплатно другие книги:
