Спасти диплом, угнать дракона Мамаева Надежда

— Нет. За то, что ты была неблагодарной. Я же помог тебе не совершить глупость. А брюнетка тебе и вправду подруга?

Я вспомнила, как четыре года назад, еще на первом курсе, когда мы с Алекс только познакомились, один парень начал ухаживать за мной. Я тогда была наивная, как незабудка, и верила в любовь.

Зато когда выяснилось, что все эти букеты и прогулки по вечерам — всего лишь способ побольше узнать об Алекс… Что же, разочарование делает нас сильнее, циничнее и позволяет лучше разбираться в людях.

Я не хотела говорить об этом Алекс, но она все равно каким-то непостижимым образом оказалась в курсе. И отомстила. Причем так, что никто не догадался, что она к тому причастна. Парня вышибли из общежития, ему грозило отчисление и застенки за контрабанду звездной пыли, найденной у него. Но он успел перевестись в какой-то захолустный университет.

— Да. И если хочешь подкатить к ней, то лучше напрямую, а не через меня, — процедила я.

— Я не страдаю повышенной стеснительностью. И к той, которая мне понравится, подойду сразу, не ища окольных путей.

М-да… Представить Варлока мнущимся, краснеющим и мямлящим «не хочешь ли ты пойти со мной на танцы» я не смогла бы, даже лежа в бреду от красной гнили. Скорее наглый альв просто ткнет пальцем в понравившуюся ему девицу и поманит за собой. А «избранница на вечер» пойдет за ним, как сомнамбула, еще и будет сиять счастливой до одури улыбкой.

— А теперь… Умный, красивый, остроумный, сногсшибательный, честный, бескорыстный, интересный, уверенный, сильный, одаренный и самокритичный… — обогатив словарь эпитетов альва, я требовательно протянула руку и по слогам отчеканила: — От-дай. Мне. Кни-гу!

— Рад, что ты прониклась моими талантами, но я жду извинений.

Больше всего мне хотелось сейчас не извиняться, а убивать, но я все же совершила акт насилия над собой и прошипела: «Прости».

Как ни удивительно, но Варлок протянул мне книгу. И именно в этот момент маскировочная обложка съехала, обнажив фамилию автора «Крови».

— Фонгроф Морк? Не припомню у почтенного чернокнижника трактатов по соблазнению, — задумчиво протянул альв, на миг утратив маску самоуверенного засранца.

— Однофамилец, — отрезала я и молниеносно цапнула книгу. — И вообще, что ты здесь делаешь? Ты же вроде надежда нашей сборной и должен тренироваться.

— Не надежда, а ценное приобретение. Разве запрещено ценным приобретениям тянуться к знаниям?

— Нет, но запрещено обогащать эти знания, суя свои носы в личные дела других.

— Язва.

— Хроническая, — не стала спорить я. — Так что с тобой, идеальным, нам не по пути.

— А ты малышка с характером…

— Я не малышка. Я Нари! Для тебя Найриша Лонтор Ирнур Контариа Росс! — выпалила я свое полное имя.

Именно так дядя записал меня как свою племянницу в семейном свитке. Надо сказать, при поступлении имя сократили до Найриша Л.И.К. Росс, а затем из ведомостей и вовсе исчезла аббревиатура. Но сегодня было дело принципа!

— Ну Най так Най… Еще увидимся, — ухмыльнулся Варлок и прошел мимо меня, тихонько насвистывая, как будто ничего и не было.

Обессиленно прислонившись к стеллажу, я смогла с облегчением выдохнуть. Кажется, пронесло. Но если до этой феерической встречи я альва просто опасалась, то теперь еще и откровенно хотела его придушить!

Глянула на наручные хроносы и ахнула: я же почти опаздываю к Виру! Поспешно забежала в тринадцатый сектор, вернула злополучную книгу на место. Хватит на сегодня. Вытащила из сумки кольцо и надела. Теперь все. Пора сдавать моего альва Алекс и наконец заниматься своими делами.

К расписанию я успела как раз вовремя. Сидевший на подоконнике Вир встал и заулыбался.

— А нас отпустили немного пораньше, — пояснил он. — Я думал, что язык альвов и древний драконий сложны. Так вот, теперь я могу сказать, что имперский — ничуть не проще. Одна непостижимая литера «ЫХ» чего стоит. А смягчающий апостроф? И как вы держите в уме все правила вашего языка: склонения, спряжения, исключения, ударения? Знаешь, мне кажется, что ваш язык настолько суровый, что не я изучаю его, а он меня.

— Не переживай, тут главное — практика, — попыталась я утешить остроухого, взглядом ища Алекс.

— То же самое мне говорил друг, когда в двенадцать лет я просил объяснить мне теорию поцелуев. — Вир так подкупающе улыбнулся, что я не смогла не ответить тем же.

— А друг намного тебя старше? — с любопытством спросила я.

— На целую вечность длиною в год и три дня, — не стал скрытничать альв. — Ему тогда было уже тринадцать, и у него имелась настоящая девушка. Целую неделю он провожал ее из школы до дома… Но потом она ему изменила: разрешила нести свою сумку с учебниками другому.

Я наконец заметила в другом конце зала черноволосую макушку Алекс, которая остановилась с кем-то поболтать. Вир ее тоже увидел и… проигнорировал, повернулся ко мне.

— Нари, я сегодня узнал, что у вас скоро будут осенние танцы, — сказал он. И, сжав в руке висевший на шее переговорник так, чтобы тот не переводил, старательно выговорил на имперском: — Ты пойдешь со мной?

Его рука разжалась, отпуская пластину переводчика.

Я закрыла лицо рукой, пряча улыбку.

— Это значит нет? — услышала я разочарованное.

— Извини, просто у тебя… удивительный акцент. — Я постаралась подобрать самую обтекаемую форму эпитета «ужасный».

А потом подумала, что Вир ничуть не хуже Эша в качестве заслона от вышедшей на брачную охоту Алекс. К тому же уж точно решительнее. Я на всякий случай огляделась по сторонам: не притаился ли где поблизости Варлок со своим «я бы не соглашался на это весьма сомнительное предложение». Мало ли! Но популяция остроухих в ближайшем радиусе ограничивалась одним Виром.

— Это значит «а почему бы и нет?», — лукаво улыбнулась я. И произнесла однозначный ответ: — Да, пойду.

— Отлично, — выдохнул альв. — А то мне бы пришлось придумывать дюжину причин, почему ты должна согласиться.

— Интересно было бы послушать… — с намеком протянула я.

— Причина первая: в империи я знаю тебя лучше всех. Ну, еще преподавателя по имперскому языку, с которым провел сегодня целых четыре часа тет-а-тет. Но, боюсь, престарелый эйр не оценил бы моего приглашения… — задумчиво пробормотал альв.

Я прыснула.

— Над чем смеемся? — Алекс бесцеремонно вклинилась в наш разговор.

— Алекс! Ты внезапна, как кусок паркета в вечернем чае!

Тут я, конечно, слегка покривила душой: все же подругу я давно приметила. Но объяснять ей причину веселья, а тем паче сообщать, что на охоту за Варлоком ей придется идти одной… Увольте! Зачем очаровательной девушке портить отличное настроение? Тем более что беззащитная, но злая Алекс способна и голыми руками убить. Даже если на тех — невысохший маникюр.

Лучше уж сначала ее морально подготовить к неприятной новости. А то мало ли. Между тем ничего не подозревающий альв улыбнулся Алекс. Та в ответ щедро одарила его своим сиянием. Я тихо постояла в тени оного. А потом мы вместе двинулись в сторону моего дома.

Выселение прошло на удивление быстро и мирно. Хотя я внутренне уже готовилась к очередной каверзе судьбы. Но нет, альв шустро собрал свои вещи и еще стремительнее ретировался. Я уже хотела захлопнуть за Алекс с Виром дверь и отправиться к себе, но тут из-за угла раздался шепот:

— Нари, ты пока не разделась, вынеси мусор!

Я обернулась. Из кухни высунулся Матеуш и, оглядываясь по-воровски, протянул мне кастрюлю. У его ноге глазами, в которых застыли безграничные скорбь и отчаяние, замер рыжий кот.

— Выкини, пока Тай не видит. А то она нас заставит это есть.

Глянув в кастрюлю, я заметила в вареве шляпку мухомора, сколопендровый листочек, какую-то мелкую взвесь, больше всего напоминавшую порошковую серу… Мелькнула мысль продать это как отраву для тараканов: столь ядреным супчик был даже на вид.

Больше не говоря ни слова, я схватила кастрюлю и устремилась к выходу. Сейчас был как раз тот случай, когда спасение моего желудка было в моих руках.

Выбежав из дома, я под недоуменным взглядом Вира припустила к мусорным кадкам. Вслед раздался понимающий смешок Алекс, которая не раз лицезрела мои забеги с кастрюлькой. Когда же возвращалась из своего опасного рейда, то увидела, что эти двое все еще стоят на том же самом месте и никуда не ушли.

— Вы тут корни решили пустить? — удивилась я.

— Нет, мы осознали, что не сможем спокойно ужинать, зная, что сегодня у вас на кухне в очередной раз практикум по абсолютным ядам. Поэтому ты идешь с нами.

— Но кастрюля… — растерялась я.

— Я ее понесу. — Альв с таким невозмутимым видом взял ее из моих рук, словно это был учебник.

Вот так вчетвером — я, Вир, Алекс и кастрюля — мы и заявились в особняк подруги. По сравнению с моим домом то был дворец. Да что там с моим… По сравнению со многими престижными домами столицы тоже.

Нам навстречу тут же выскочил здоровенный лохматый волкодав. При виде альва он настороженно рыкнул. Мол, я на этой выставке главный экспонат, если некоторые ушастые не поняли.

Пироженка, а именно так подруга в свое время назвала пушистого умильного щенка, сейчас тянул на целый торт. Свадебный. Тот, который выкатывают на тележке в зал к гостям, поскольку на руках такой не внести. А внутри сего кондитерского апогея может поместиться все что угодно. Хотя бы и один остроухий в полный рост.

Вот только пес хоть и напоминал пушистое облако, но был отнюдь не столь безобиден, как его кличка. Альв оценил. Проникся и сделал шаг назад. Так, на всякий случай.

Подруга цыкнула на Пироженку и тут же, что-то щебеча, потащила Вира на второй этаж — показывать его комнату. Я поплелась следом. Не потому, что мне было интересно, в какой именно спальне разместится остроухий, а исключительно по причине того, что не могла надолго расстаться с кастрюлей. Ее Вир все еще прижимал к своему боку.

Что ж, апартаменты, которые семья Алекс выделила гостю, были просторны и со вкусом обставлены. А такие мелочи, как магография знаменитого альвийского озера или книга на полке на родном языке остроухого, говорили сами за себя — здесь к приезду Вира готовились.

— Ты располагайся, а мы будем ждать тебя внизу. — Подруга умело показала, что она отличная хозяйка: предупредительная, но не навязчивая. Знает, когда гостю стоит дать побыть немного в одиночестве. — Ужин будет через полчаса.

Мы покинули комнату альва, а потом я полчаса слушала о том, что Варлок еще сотню раз пожалеет, что сегодня посмел проигнорировать Алекс.

Пироженка лежал у ног хозяйки, скорбно опустив морду на лапы. Он давно привык к тому, что у его хозяйки непростой характер, и, как истинный благородный пес, стоически его терпел.

Алекс же негодовала. Судя по всему, подруге попался крепкий орешек. И расколоть его стало делом принципа.

— Слушай, а этот чемпион, он хотя бы на каком факультете учится? — вклинилась я в монолог Алекс, которая, чтобы успокоиться, принялась пилить идеальные ногти.

— Ты разве не знаешь? — Она изогнула изящные брови. — Конечно, на боевом. Он же огневик.

Я удивилась. Вопрос был не праздным. Я могла поклясться, что боевики не изучают трудов Фонгрофа Морка. Скажу больше: ни Чейз, ни Генри даже не знают, кто это такой. А они, между прочим, в том году получили дипломы. И если Чейз был водником, то Генри — как раз огневиком. И ни тот ни другой о почтенном некроманте ни разу не слышали.

Варлок же, судя по обмолвке, с библиографией Морка был знаком. Это настораживало. Нет, определенно, от странного альва мне стоило держаться подальше.

Размышления прервал спустившийся Вир.

Ужинали, слава двуединой силе, втроем. Отец и мама Алекс задерживались. Подруга вела непринужденный разговор о ерунде, не забывая одаривать гостя своими фирменными взглядами, как иная хлебосольная хозяйка — свежей сдобой. Но, судя по мине альва, сегодня он был на диете. Строгой. Очень строгой, не разрешавшей не то что вкушать постный сухарик, но даже нюхать его.

В общем, вечер напоминал мне тренировочный полигон. Алекс пыталась отточить навыки обольщения альвов на имеющемся в наличии подопытном образце. Но то ли у остроухих с представлениями о тактике этого самого обольщения туго, то ли подруге попался на редкость непрошибаемый экземпляр…

Когда же хроносы пробили восемь, я поспешила удрать. Правда, в компании шофера семьи Лейрин. Алекс настояла, чтобы я не шла пешком, дескать, время уже позднее. А Вир ее поддержал. И судя по выражению его лица, не предложи подруга магомобиль, то альв ринулся бы провожать меня до дому, даже не зная города.

И только доехав до дома, я вспомнила: кастрюля!

Вир с ней поднимался по лестнице, когда Алекс повела показывать его апартаменты. Значит, кастрюля у него. Демоны! Не возвращаться же сейчас за ней… Плохая примета. Как и оставлять что-то где-то. Хотя и верить в приметы — тоже плохая примета. Посему решила подумать о возвращении блудной посудины завтра.

Тепло попрощавшись с шофером, я выбралась из магомобиля и пошла к дверям.

У порога меня встретила отборная ругань. Вдохновенно цапались двое: соседка Тамарин — дородная троллиха, способная уложить буйвола не то что своим кулаком, а просто взглядом, — и близнец Генри. Причем кузен, несмотря на то что по весу был всего треть соседки, а по объемам и того меньше, ничуть ей не уступал. Хотя та уже опасно уперла одну руку в бок, а в другой и вовсе держала скалку.

— Это ты мои розы попер! — наседала Тамарин.

— Нужен мне ваш колючий веник сто лет в обед! — не уступал близнец.

— Ага, как же, не нужен! Небось какой-нить вертихвостке надрал, а остальные — поломал! Думал, я не замечу! — свирепела соседка. Ее лицо налилось кровью, щеки и все три подбородка затряслись, а глаза сощурились, став маленькими. Сходство с почтенной хавроньей было столь велико, что мне нет-нет да и чудилось в ее голосе характерное повизгивание.

— Какой вертихвостке? Ничего я не драл и не ломал. Идите лучше проспитесь.

— Это твоему папаше проспаться надо, а еще лучше — просохнуть! — ужалила соседка. — А то глядишь, ненароком с ним случится чего…

— С алхимиками и их близкими редко что-то случается, — подходя к двери, как бы между прочим обмолвилась я. — А вот с их врагами… Несварения, галлюцинации, внезапные приступы… Это уже зависит от квалификации и степени обиды зельевара.

Тамарин поперхнулась. А я с видом «вам просто послышалось, говорю же: добрый вечер и хорошего вам здоровьичка» прошла мимо. Даже улыбнуться не забыла.

Генри вошел в дом за мной следом.

— Нари, слушай, поделись секретом, на каких курсах учат так виртуозно язвить. Я эту оголтелую тетку полчаса не мог вразумить.

— То не курсы, то врожденный дар, — просветила я кузена. — Кстати, о каких розах речь? Не о тех, что растут под нашими окнами?

— О них. Кто-то поломал вчера кусты, вот Тамарин и взбесилась.

Узенький палисадник со стороны двора когда-то был разделен между четырьмя семьями нашего дома поровну. Но так получилось, что склонности к садизм… — хм — садоводству и огородничеству ни у кого в семействе Росс не обнаружилось. А вот у нашей соседки оной было в избытке. Потому-то она тихонько и захватила полностью нашу часть палисадника. Мы не возражали. И все было почти мирно до сегодняшнего дня…

Мне даже стало любопытно, из-за чего взвилась Тамарин. Поднялась к себе в комнату и выглянула в окно, которое выходило во двор. Внимательно осмотрела розовый куст, росший как раз между окнами близнецов и бабушкиной спальни. На нем всего-то и был сломан один стебель. А в целом пышности и колючести он не утратил. Странно…

Я пожала плечами, закрыла створки и задернула шторы. Мне нужно было еще разбираться с формулой, выписанной сегодня в библиотеке, и с заданием по мономерным структурам.

Заснула уже за полночь. И в этот раз ко мне опять пришли они. Частые гости — кошмары.

Демоны моего прошлого приходили во сне всегда одинаково: я проваливалась в колодец из мрака. Липкого, вязкого, без надежды выбраться или проснуться, пока не переживу ту ночь заново. И лишь когда я, захлебываясь в немом крике, доходила до самого конца кошмара, то могла открыть глаза.

На сей раз все повторилось, как и тысячи ночей до этого. Я очутилась в густом чернильном тумане. Десятилетняя. В старом платье и стоптанных башмаках. Стояла на мостовой, продрогшая до костей. Чувствовала, как холод сковывает тело, душу, разум. Мамы больше нет. Она умерла. Всего час назад я держала ее холодеющую руку, смотрела в ее глаза, которые стали на миг удивительно ясными. А ее взгляд… острый настолько, что можно порезаться… Я слышала ее последние слова. Она произносила их с трудом, захлебывалась кровью из сгорающих от болезни легких. «Возьми… Сохрани… Спрячься у Морриса… Талисман… Они будут искать тебя… Ты ключ».

Она силилась сказать еще что-то, но не могла. А я… Я мало что поняла. Лишь то, что едва она умрет, как заклинание сокрытия, завязанное на ее крови, падет, и маму смогут найти наемники. И к этому времени мне стоит быть как можно дальше от ее тела.

Я не хотела никуда бежать, не хотела отпускать мамину ладонь… Но последние крохи своего дара мама потратила на то, чтобы меня будто незримой гигантской рукой буквально вытянуло из съемной квартиры, протащило по обшарпанному коридору, а потом направило прочь в холод ночных улиц.

С наемниками, пришедшими за мамой, я разминулась всего на пару минут. Повернув за угол дома, я услышала рев магомобилей, подъехавших к подъезду. Отрывистые приказы, топот сапог по булыжной мостовой… А спустя десять секунд — как раз столько потребовалось, чтобы сильные здоровые мужчины поднялись на второй этаж — раздался взрыв.

На брусчатку посыпались стекла, из окон вылетели клубы дыма и языки пламени. Мама была истинным алхимиком не только при жизни, но и в посмертии: «Огонь преисподней» — так называли этот раствор — был способен сжигать не только дерево и тела, но даже плавить камень. Он, разлитый по колбам, ждал своего часа. И дождался.

Магесса Эбигейл лично готовила его, лично запечатывала склянки сургучом и зачаровывала: в качестве подарков для таких вот непрошеных гостей. Они сработали. Даже после смерти чародейки, их создавшей, взорвались.

Заклинание буксиром тянуло меня прочь. Во тьму и мрак ночного провинциального Пейрока. Туда, где в подворотнях можно лицом к лицу встретиться с собственной смертью. И я побежала, разбивая ботинками лед осенних луж, оглядываясь, дрожа от холода, страха и отчаяния, зажимая в руках мамин талисман.

По спине тек липкий пот, руки дрожали. Я уже не знала точно, где нахожусь и куда мчусь. И с каждой минутой сил становилось все меньше. Наконец я остановилась.

Вокруг был туман. Стылый, проникающий не только под одежду, но даже под кожу, сжимавший своими ледяными щупальцами сердце, убивающий душу, вымораживая ее по кусочкам. Я стояла одна на мостовой, тряслась, замерзая от стужи и отчаяния.

Одна. Одна. Одна.

— Не-э-эт! — закричала я, падая на колени.

И проснулась. В ледяном поту, с бешено колотящимся сердцем, готовым выбить ребра и вырваться наружу. Кошмар отпустил. Но я знала, что он вернется. Всегда возвращался. Я даже как-то пробовала не спать несколько ночей кряду, чтобы потом отрубиться. Кошмар выждал. И… стал сниться каждую ночь. Словно наверстывая какой-то свой график. Я смирилась и приняла как данность: раз в неделю мне предстоит рандеву с моим прошлым. Вот только жаль, что я не знала, в какую именно ночь это произойдет.

Я встала, подошла к окну и распахнула его. Осенний стылый ветер тут же укусил оголенные плечи. Зато мысли прояснились, страх ушел, и я, закрыв створки, смогла лечь в постель и заснуть. На этот раз безо всяких сновидений.

А утро началось с заклинания, доступного даже немагам: «Ой-е! Проспала». После него как-то само собой волшебным образом случилось умывание и параллельное одевание с последующей телепортацией в стены университета. А то, что при этом я глотала ртом воздух и в боку нещадно кололо, — так, ерунда… издержки утреннего чародейства. На занятие успела ровно за секунду до звонка, упала на свое место и выдохнула.

— Ты чего так поздно? — мрачно спросила Алекс вместо приветствия.

В аудиторию, чеканя шаг, вошел магистр Мыхрым, что избавило меня от необходимости отвечать.

Мы встали со своих мест, приветствуя преподавателя. Предметом «История магологии, ее развития, ответвлений и систематических единиц» стоило бы пытать опасных преступников. На седьмом параграфе те были бы готовы сознаться даже в том, чего не совершали, лишь бы от них отстали. Но, судя по всему, адептов ректору было жаль гораздо меньше, чем преступников и военнопленных, поэтому мы страдали регулярно. Согласно расписанию. И если на лекциях наши мозги просто хотели тихо-мирно взорваться, то на коллоквиумах мы жаждали умереть хотя бы ради того, чтобы в загробном мире найти отцов-основателей магологии и проклясть их лично. Пару сотен раз.

А то напридумывали тут терминов, ответвлений, системных единиц и благополучно умерли, а нам зубри, мучайся. Еще и даты жизни и великих свершений этих чародеев древности запоминай. И ладно бы нужно было держать в памяти только ключевые события. Так нет, магистр Мыхрым был педантом и заставлял нас, невежд, заучивать, когда и где родился Кукмор Ремский, где учился, на ком женился, сколько наплодил мажат,[4] как однажды во сне додумался о коэффициенте поглощения потока, сколько времени он его потом вычислял, где защитил на эту тему диссертацию… В общем, иногда складывалось впечатление, что мы биографию магов-ученых знаем едва ли не лучше, чем они сами при жизни.

Как по мне, для дела хватило бы знать, для чего тот самый коэффициент нужен и как его применять. Но… То уже была область алхимических уравнений, а эйр Мыхрым был гуманитарием, о чем он с гордостью нам заявлял едва ли не на каждом занятии.

Началась нудная лекция, на которой под монотонный, чуть шепелявый голос магистра хотелось спать. Хотелось, но не моглось.

Меценатом моего вынужденного бодрствования была Алекс. Ее прямо-таки распирало от негодования, которым она не могла не поделиться со мной.

— Ты представляешь, — шипела она мне на ухо рассерженной гадюкой, — к нам в дом сегодня попробовал прокрасться вор! В два часа ночи! К моему отцу! Законнику, которого в столице каждый щипач знает и обходит за милю кривой дорогой!

М-да, я могла лишь посочувствовать тому глупцу, который рискнул покуситься на богатства особняка Лейринов.

— Этот сумасшедший уже на рудниках? — вопросила я.

— В том-то и дело, что его не поймали… — Алекс закусила губу.

Я озадачилась. Надолго. Вор был явно псих. Конченый. Но уйти от ловушек и охранных заклинаний, которых в стенах дома Алекс было нашпиговано больше, чем самих камней кладки… Это надо быть профессионалом экстра-класса.

Магистр между тем невозмутимо диктовал лекцию. Кажется, случись взрыв университета, и в этом случае эйр Мыхрым довел бы занятия до конца, прерываясь лишь на короткие замечания. Если те касались непосредственно его предмета. В ином случае… Можно было смело рассчитывать на докладную записку в деканат о плохом поведении. Десять записок — минус форинт из стипендии.

Некоторые адепты, к слову, наловчились слушать эйра Мыхрыма, спя с открытыми глазами. А Йонок — парень из нашей группы, невысокий, тощий и невероятно шумный (и откуда столько звуков могло рождаться в том тщедушном теле?) — на задней парте и вовсе мог похрапывать в такт речитативу магистра. Главное, что лектора не перебивал.

— А улики, следы какие-нибудь остались? — наконец, не найдя логичного объяснения случившемуся, спросила я.

— Угу. Остались. Целая одна улика — психологическая травма у Пироженки. Волкодав на белом ковре ручной работы напрудил лужу. И сейчас подлец ни в какую не вылезает из-под кровати родителей. Хотя папа и грозился, что если Пир не выберется оттуда, то он из него самого коврик сделает.

— Знаешь, я бы на месте вашего волкодава тоже не вылезала. Хотя бы неделю…

Я задумчиво обвела аудиторию взглядом, понимая, что чего-то мне не хватает. Точнее, кого-то. Русоволосой макушки и острых кончиков ушей. С несостоявшимся ограблением подруги я как-то упустила его из виду.

— А где Вир? — не удержалась я.

— В лазарете, — скривилась Алекс.

— Как?! — выдохнула я, судя по всему, слишком громко. Даже преподаватель оторвался от чтения лекции.

Неужели Вир пострадал от рук или заклинаний грабителя?

— Простите, что «как»? — прошепелявил эйр Мыхрым, обращаясь ко мне.

Вспомнила, что преподаватель сегодня нам повествовал о тяготах жизни эйра Зейнца. Ученый вывел заклинание для преобразования ароматических эфиров. Вообще-то алхимик создал его по заказу пекарей, чтобы дешевый хлеб из лебеды, продаваемый в рабочих кварталах, вкусно пах, а то его плохо покупали. Но сейчас эта магическая формула применялась повсюду: для устранения неприятных запахов при уборке и создания парфюмерных композиций, в лекарском деле и, само собой, в торговле, когда в умелых руках ушлого продавца протухшая селедка могла вдруг запахнуть жасмином.

— Как эйр Зейнц додумался использовать в качестве основы ароматического ряда шестигранный мономер альфа-структуры? — спросила я с таким недоумением и восхищением перед гениальностью почившего два века назад алхимика, что теперь уже озадачился эйр Мыхрым.

Хотя, возможно, причина того, что преподаватель открыл рот и не произнес ни звука, крылась в том, что он пытался вспомнить то, чего не знал. А именно: что такое шестигранный мономер и почему он основа?

— Хороший вопрос, — наконец произнес лектор. И с поистине преподавательским талантом ставить умников на место выдал: — И ответ на него вы озвучите завтра сами, подготовив доклад на тему «Основы ароматического ряда».

Я мысленно взвыла. Ну чего стоило отыграть дурочку? Схлопотала бы замечание. У меня их за годы учебы и так дворец и маленькая резиденция. Так нет же, решила начать «умнеть». Вот, теперь сиди, Нари, пиши доклад ночью. Ибо после занятий меня ждет лавка зелий в квартале брокеров. Там я подрабатывала уже второй год пару часов два раза в неделю. Прибавка к стипендии выходила небольшой, но все же…

Едва эйр Мыхрым вернулся к лекции, как Алекс зашептала:

— Да ничего с этим ушастым недоразумением серьезного не произошло. Кроме аллергии. Оказалось, что у альва непереносимость шерсти волкодавов. Он весь с утра покрылся сыпью и чесался, как прокаженный. Я его в лазарет при университете отправила, пусть капли какие дадут…

Она повертела ручку в руках, вздохнула и извиняющимся тоном начала:

— Слушай, Нари, а можно тебя попросить взять Пироженку на то время, что альв у меня живет?

Я вздрогнула. Пироженка уже гостевал у нас. Правда, не матерым волкодавом, а щенком. Помнится, тогда он перегрыз все тапки, порвал штору и попытался уронить «Единорога с девой». Если бы ему это удалось, я бы простила пушистому пакостнику даже порчу любимой пары туфель, поскольку, как говорится, победителей не судят. Но Пироженка с задачей устранения единорога не справился, а посему…

— Нет. — Я замотала головой.

— Ну, пожалуйста, — забывшись, громко произнесла Алекс.

— Что «пожалуйста»? — Лектор сегодня оказался на удивление бдителен.

— Пожалуйста, повторите еще раз, я не успела записать… — Алекс очаровательно улыбнулась.

— С какого именно момента? — уточнил преподаватель.

Меня так и тянуло сказать, что всю лекцию.

— С… того момента, как эйр Зейнц сделал предложение своей будущей супруге.

Вообще-то Алекс выбрала безошибочный вариант: ведь рано или поздно, оторвавшись от алхимических изысканий, в промежутке между экспериментами ученые мужи совершали променад до алтаря под ручку с какой-нибудь эйрой. Вот только сейчас вышла промашка.

С биографией ученого я ознакомилась еще на втором курсе в библиотеке, когда искала формулу преобразования эфира ртути в «живую сталь» — эликсир, на время создающий на коже эффект брони. Тогда мне на голову и свалился светский журнал «Ритуалити» со статьей, посвященной ученому. В том числе и его сердечному другу и спутнику всей жизни.

Посему от вопроса Алекс лектор слегка закашлялся… И поняв, что его разглагольствования она не слушала вовсе, вознегодовал.

— Эйра Лейрин, я вынужден буду написать докладную записку на имя ректора. — От злости лектор даже перестал шепелявить.

Те из адептов, которые слушали лекцию вполуха, то бишь почти все, были в легком недоумении, Алекс — в шоке. С чего бы Шелест, как за глаза звали преподавателя, вызверился? Впрочем, я не стала говорить подруге о ее промахе. Иначе было бы слишком много вопросов. Просто решила подсунуть ей ту статью. Думаю, прочтя, Алекс поймет свою оплошность.

Зато оставшуюся часть лекции она сидела тихо. Лишь агрессивно скрипело ее перо.

Следующим занятием значились темные силы, которые вел у нас куратор эйр Бишоп. И он, и мы прекрасно понимали, что сея дисциплина алхимикам не была жизненно необходима. Но когда решался вопрос, кого назначить куратором нашей группы, свободным оказался лишь Бишоп — молодой и обаятельный чернокнижник, в том году защитивший диссертацию. Его нам и дали. Вместе с «Темными силами».

По красавцу-архимагу сохла половина адепток университета. Да чего уж там. Даже Алекс на первом курсе пыталась его охмурить. И на моей памяти это было единственное ее поражение на любовном фронте, ибо у куратора оказались высокие моральные устои. Если отбросить вычурность изящной словесности, то их можно было охарактеризовать тремя словами: преподаватель и адептка — ни-ни. Ну и еще у Бишопа была чуть-чуть невеста…

Я к обаянию молодого магистра была равнодушной, посему считала, что куратор нам достался веселый, понимающий и немножко разгильдяй: наша группа с ним характерами сошлась.

Вот и сегодня лекция началась не с традиционного «тема занятия…», а с вопросов организационных. Почему во второй день недели адепты уже успели нахватать докладных записок? Где альв по обмену? Когда у Йонока проснется совесть и он перестанет выразительно храпеть на утренних занятиях? Мне казалось, что ответ на пятый год учебы очевиден — никогда. Почему Спаржецкий так и не отработал в оранжерее? В довершение куратор особо выделил, что с преподавателями, у которых мы планируем писать дипломы, нужно определиться в ближайшие дни.

— Эйра Росс, прошу вас после занятия остаться, — вскользь упомянул Бишоп и наконец-таки начал лекцию. Хотя, по ощущениям, до конца занятия оставалось всего ничего.

Только куратор назвал тему занятия, как в дверь постучали.

— Войдите, — устало выдохнул Бишоп.

Дверь открылась, и наша группа смогла лицезреть перманентно чихающего и поправляющего очки Вира с красным носом.

— Вот видишь, почему я прошу тебя взять к себе Пироженку?

М-да, масштабы аллергии впечатляли. Даже странно, почему на его величество Бенедикта Первого Непобедимого и Неподражаемого у альва никакой аллергии не случилось…

Между тем лекция все же началась. Но длилась недолго.

Едва прозвенел звонок, Вир очутился рядом со мной и, извинившись перед Алекс, попросил меня прогуляться с ним в большой перерыв и кое-что обсудить.

Подруга подозрительно покосилась на нас и, глянув на меня с выражением «потом все расскажешь», улыбнулась Виру и начала собирать вещи.

— Давай, только мне сначала нужно с куратором поговорить, он попросил задержаться… — Я кивнула в сторону Бишопа.

Вир повернулся, отчего-то критически осмотрел фигуру чернокнижника и произнес:

— Если ты не против, я подожду в коридоре.

— Хорошо.

Я беззаботно закинула сумку на плечо и подошла к куратору.

— Что-то случилось, магистр? — спросила я, мысленно прикинув, что причина разговора, скорее всего, Мейнхаф.

— Да. — Бишоп был на удивление серьезен, он бдительно проследил, пока все адепты выйдут, а потом щелкнул пальцами, установив полог тишины.

Оперся бедром о столешницу, побарабанил по ней пальцами, словно собираясь с мыслями, и произнес:

— У меня к вам весьма щекотливый разговор…

Я насторожилась. Часто деликатные вопросы бывали далеки от деликатности, как и щекотливые разговоры никого еще не доводили до щекотки.

— Простите? — Удивление даже не пришлось изображать.

— Я о вашей беременности… Вчера смотритель оранжереи доложил… Как куратор, я беспокоюсь о вашем самочувствии и…

Я закашлялась.

— Я убью ее, — сквозь приступ пообещала я.

— Может быть, не стоит решать столь поспешно. — Бишоп враз изменился. Сейчас передо мной стоял уже не вчерашний адепт-разгильдяй, а уверенный и решительный мужчина. — Если вопрос касается отца ребенка, я поговорю с ним…

Я, все еще кашляя, замахала рукой в жесте «не надо».

— Вы не так поняли, — наконец выдохнула я, справившись с собой. — Я Алекс убью. У меня нет никакой беременности. Это подруга все придумала…

Пришлось сознаться куратору, который с каждой моей фразой все сильнее старался сдержать смех. Под конец он все же не выдержал:

— Хорошо. Сам помню, как отрабатывал в оранжерее. Так что я вас понял. Главное, не говорите об этой уловке другим, а то у меня вся женская часть группы станет резко беременной.

Бишоп щелкнул пальцами, убирая полог, и я, развернувшись, радостно побежала к выходу, где меня уже ждал Вир.

ГЛАВА 5

— Что-то серьезное? — обеспокоенно спросил он.

— Ерунда, разбирались с моей беременностью, — ляпнула я и тут же спохватилась.

Вир отчего-то помрачнел. Прямо грозовая туча. Хотя секунду назад был безоблачным, как летний день. Даже аллергия у альва куда-то исчезла.

— Да я не в том смысле. — Я с трудом удержала смешок. — Алекс просто в очередной раз сочинила сказку.

— Расскажешь? — Вир не спешил вновь становиться безмятежным.

— А ты любишь сказки? — Я постаралась перевести все в шутку.

— Конечно. — Альв изогнул бровь.

— Тогда обязательно, но чуть попозже. А то большой перерыв все же не бесконечен. О чем ты хотел поговорить?

Мы с Виром уже вышли из университета и стояли на ступенях.

— Давай прогуляемся в парке? — предложил альв.

Я пожала плечами. Почему бы и нет? Погода хорошая…

Когда мы уже шли по дубовой аллее, Вир заговорил:

Страницы: «« « 12345678 » ... »»