Сын ярла Посняков Андрей

— Хастейн ярл совсем не хочет с тобой ссориться, — улыбаясь, заверил его один из викингов, высокий, со светлой, аккуратно подстриженной бородой. — Сигурд — его давнишний враг, попортивший ярлу немало крови. Да ты, должно быть, и сам слышал об их старой вражде?

Скьольд кивнул, хотя ни о чем таком не слышал.

— В знак дружбы прими от Хастейна ярла вот этот плащ. — Высокий обернулся и, взяв поданный воинами сверток, с поклоном протянул его Альвсену. Тот, быстро отступив назад, развернул сверток… и не смог сдержать довольной ухмылки: уж больно хорош был подарок. Из тонкой, явно фризской, шерсти, ярко-синий, вышитый по краям золотой проволокой. Такой плащ стоил немало.

— Скажи Хастейну ярлу: их дела с Сигурдом меня не касаются, — держа подаренный плащ под мышкой, ласково улыбнулся Скьольд.

Проводив викингов, он помахал им рукой с такой же блаженной улыбкой, а как только те скрылись из виду, обернулся к своим с жуткой гримасой:

— Ну, что встали, бездельники? Скорей бегите на птичник — чтобы к полудню ни одного гуся не осталось в усадьбе, ни одного цыпленка, ни одной уточки.

— Уж всяко успеем до полудня! — клятвенно заверил хозяина один из воинов.

— Смотрите у меня. — Скьольд и сам знал — успеют. Так просто кричал, для порядка. Успеют. А после полудня — приходи, Хастейн, жги, дурачина! Вот, еще и плащик подарил, глупый. Хороший плащик…

Посмеиваясь, Скьольд бросил взгляд в конец фьорда, где от усадьбы Сигурда уже поднимались к небу клубы черного дыма.

Расставив вокруг воинов, Хастейн Спесивый с разбега забрался на крышу длинного дома Сигурда. Битва подходила к концу — ну долго ли могли сопротивляться профессиональным разбойникам мирные — в основной своей массе — люди ярла? Самые яростные защитники — воины Эгиля — давно уже нашли свою смерть, кто-то был ранен, а кое-кто из числа слуг поспешил сдаться в плен.

Старый ярл, с мечом в руках, ждал приближения врага и улыбался. Все болезни словно покинули его, вернув для последнего боя былую ловкость и силу. Внизу, около дома, послышался какой-то шум — это спешили на помощь ярлу уцелевшие воины. Сигурд остановил их небрежным взмахом руки. Он знал — это последняя битва. И был рад этому. Потому зря дожидались его в лесу верные люди, зря прядали ушами заранее спрятанные кони. Мог бы уйти Сигурд. И мог бы внезапно нагрянуть потом, собрав людей по дальним усадьбам, мог бы… Но не хотел. Молча ждал Хастейна, улыбался.

Морской конунг жестом прогнал своих с крыши. Отбросив в сторону щит и секиру, вытащил меч:

— Согласен ли ты скрестить со мной даятеля злата, Сигурд ярл? Иль твой крушитель бранных рубашек давно заржавел без дела?

Сигурд перестал улыбаться:

— Кормилец воинов скоро напьется твоей крови, Спесивец. — С этими словами Сигурд легко, словно юноша, прыгнул вперед и первым нанес удар. Удар этот мог бы стать смертельным для пиратского ярла, если б тот не проявил свою всегдашнюю осторожность и не отпрыгнул резко в сторону. А старый ярл не унимался — лезвие его меча вновь взлетело, вспыхнуло на миг в лучах восходящего солнца и упало, встретив на излете затянутый кольчугой бок Хастейна. Да, если б не ловкость пирата и не качество кольчуги… Хищно осклабившись, морской конунг нанес скользящий удар по клинку Сигурда, и старый ярл слишком поздно понял опасность: так бились франки лысого короля Карла — резко провести лезвием вниз по вражескому клинку и, если повезет, раздробить руку. Хастейну повезло. Пальцы старого ярла разжались, залитые кровью, однако он подхватил выпавший меч левой рукой. Размахнулся… И в этот миг вожак пиратов, высоко подпрыгнув, ударил старика в грудь обеими ногами. Хрустнули ребра. Сигурд упал, выронив меч, и торжествующий Хастейн вогнал меч ему в шею. Кровь погибшего ярла оросила крышу длинного дома.

— Аой! — подняв окровавленное лезвие к небу, торжествующе прокричал Спесивец.

— Аой! — хором подхватили его викинги, жаждущие немедленно приступить к грабежу усадьбы. Чадя, горели подожженные пиратами амбары, стонали раненые — люди Хастейна волками шныряли около них: тяжелораненых добивали, легких, предварительно связав за спиной руки, отводили в сторону, к остальным пленникам. Пленников было не так уж и мало. В основном слуги. Жаль, не было женщин — те успели скрыться в горах. Зато вот вывезти все добро старый ярл не успел. С довольными криками пираты вытащили из дома огромные, обитые железными пластинами сундуки, полные сокровищ. Золото, иноземные ткани, дорогое оружие, серебряные монеты с непонятными надписями, посуда из цветного стекла — чего здесь только не было!

— Чуете, что мы еще найдем у этого скряги, Скьольда? — азартно прокричал Хастейн, погружая руки в сундук и подкидывая драгоценности в воздух.

Подхватив награбленное, викинги подожгли дом и, подгоняя пинками пленников, направились к драккарам. Ха! Кто-то уже сообразил перегнать флагманский корабль от мелководья к причалу. Туда и стоит нести сундуки, разделить по справедливости — на четыре части, затем каждую — еще на двенадцать, а уж после — личная доля!

Опьяненные относительно легкой победой и богатой добычей, пираты не сразу сообразили, что с их кораблями творится что-то неладное. Ну да, уж слишком много воинов толпилось на кораблях, вроде столько не оставляли? И сами драккары: их ведь осталось три из пяти — один до сих пор на камнях у входа во фьорд, другой уже затонул у причала. Тогда откуда четвертый? Вон он, с другой стороны причала — щегольский, легкий, с серебристой фигурой журавля на форштевне.

А с кораблей полетели стрелы. Копья, секиры, дротики. Захваченные врасплох викинги отступили к берегу. Впрочем, было уже поздно — треть их, пораженная стрелами и дротиками, нашла свою смерть на мелководье или у причала. С победными воплями, звеня оружием, посыпались с кораблей воины — их вел молодой незнакомый конунг с безусым юношеским лицом, в алом плаще и серебристой кольчуге. На мачте незнакомого корабля взвилось синее знамя с изображением белого журавля.

Хастейн приказал своим отступать. Снова, как всегда, действовал осторожно, проклиная растяп часовых на драккарах. Надо же, позволить врагам захватить корабли! Хотя еще посмотрим, кто кого. Еще поборемся. Еще посражаемся. Вот сейчас отойдем за камни, перестроимся, и тогда…

Пиратский ярл не успел придумать, что «тогда». Из-за спасительных камней в его воинов, свистя, посыпались стрелы. А с холма, со стороны близкого леса, спускался конный отряд. Хастейн выругался. Он знал — это конец, но не собирался сдаваться. А, вот впереди несется с причала молодой конунг. Интересно, кто бы это мог быть? Неужели старый враг Рюрик Ютландец? Как-то пронюхал, паскуда, что у Хастейна мало сил. Нет, это не Ютландец. Уж слишком молод. Что ж, прихватить с собой в Валгаллу вражеского ярла — что может быть приятней и почетнее? С ним и дорога в небесные чертоги не в пример веселее, а уж там, кто знает, может быть, они даже и подружатся.

— Аой! — Вытянув меч вперед, пиратский ярл рванулся обратно, оставляя своих воинов на пир вражеских копий.

Он шел напролом, проигравший морской конунг, знал — пощады не будет, да и не нужна она ему была, эта пощада. Умереть в битве, с мечом в руках — что может быть лучше?

Хельги заметил его еще издали. Кто-то из близких, кажется Ингви, рванулся было наперерез и тут же упал, держась за шею. Остальные кучей столпились вокруг молодого ярла — однако здесь и Заика с Хрольвом — эти-то откуда взялись? Все знали: ничего нет позорнее в бою, чем гибель хевдинга.

— Не мешайте! — воскликнул сын Сигурда. — Он ищет смерти. Что ж, он ее найдет.

Со звоном скрестились клинки — опять не по правилам: Хастейн не ожидал такого от этого сопливого бодрячка. Надо же, откуда он знает приемы иноземного боя? Следует быть осторожней. Следующий удар пиратский ярл нанес неожиданно. Долго выжидал, ждал, когда враг откроется. И рубанул отвесно, сплеча, слышно было, как хрустнули под кольчугой кости. Ага! Теперь — по следующей руке, а затем — в шею. Хельги еле сдержал стон от нестерпимой боли. Левая рука его повисла плетью, в глазах потемнело… Потемнело только на миг. Очнувшись, сын Сигурда ловко отбил удар. Хастейн — а Хельги почему-то не сомневался, что имеет дело с вражеским ярлом, — как и следовало ожидать, оказался очень опасным противником. Умным, осторожным, жестоким. Такого не возьмешь ни измором, ни обычными приемами боя. Значит… Значит — нужны необычные. Хельги, притворно пропустив неслабый удар — понадеялся на крепость кольчуги, и не зря, — отошел — не отскочил! — в сторону. Делал вид, что устает. Увидев это, Хастейн заработал мечом с удвоенной силой. Так, что молодой хевдинг поскользнулся, упал — на радость пиратскому ярлу, занесшему меч для окончательного удара… Но его так и не последовало, этого удара. Хельги поскользнулся не просто так — крутанулся с нижней позиции, опираясь на локоть, захватил ступней лодыжки противника, дернул на себя — и тот с шумом завалился на спину. А вот вскочить на ноги Хельги ему уже не дал! Не вставая, с силой ткнул мечом под кольчугу врага, снизу, чувствуя, как рвутся ткани. Хастейн взвыл, но тотчас, засучив ногами, затих. Его победитель, поднявшись на ноги под одобрительные крики дружинников, издав победный крик, поставил ногу на грудь поверженного врага. Он не знал в тот момент, что попирает ногою тело убийцы отца… и убийцы друга. Ингви Рыжий Червь так и не оправился от удара в шею, нанесенного ему пиратским ярлом. Умер, выпустив из холодеющих пальцев копье, упав лицом в грязную коричневую лужу.

Все было кончено. Большая часть пиратов пополнила ряды воинов Одина, некоторое количество предпочло плен. Усадьба, правда, лежала в руинах, но зато какие трофеи — целых три драккара…

Хельги, сын Сигурда, доказал всем, что достоин называться ярлом. Операция возмездия оказалась неплохо спланированной, хотя, может быть, в чем-то и примитивно. Пока воины Хастейна предавались грабежу, Снорри привел людей с хуторов, часть из которых тут же посадили на «Транин Ланги», а часть, ведомая вольноотпущенником Трэлем, знавшим в округе все козьи тропы, пустилась пешком к усадьбе Сигурда. Эффект неожиданности сработал как надо. Хельги, правда, переживал, что корабли не удастся захватить так просто. Удалось. Может быть, оставленные на кораблях викинги были слишком увлечены видом горящей усадьбы. А может быть, просто повезло. Ведь ярл без удачи — все равно что лодка без весел и паруса.

А как яростно сражались жители хуторов! Ладно, Фриддлейв — тот все-таки воин, — но и другие были ничуть не хуже. Отец, Свейн Копитель Коров, не хотел отпускать Фриддлейва, так тот сам ушел, рассудив, что отсиживаться в стороне, когда другие сошлись в смертной сече, — дело, недостойное воина. Побурчав, Свейн отпустил с сыном нескольких человек, а ближе к концу битвы и сам с остальными примчался. Тогда же прибыл и отряд Скьольда. Как же — делить победу кто будет?

К той же победе примазались и два предателя — Заика с Хрольвом. Именно они указали пиратам фарватер. А как дело повернулось по-другому, тут же повернули мечи им в спины. Надеялись на Хастейна, а вон оно как обернулось. Хорошо, хитрый Заика придержал Хрольва при разграблении усадьбы. Посоветовал не лезть вперед, да без особой нужды не светиться. Так и не сражались они со своими, в кустах неподалеку отсиживались, а как пошло грабилово — тоже не вышли. Дирмунд сказал: подождем. Не очень-то хотелось Заике показываться перед оставшимися в живых родичами в рядах их врагов. Ладно бы Хастейн их всех поубивал, тогда бы оно ничего, так ведь он и пленных набрал — а эти-то разнесут весть о падении усадьбы Сигурда ярла, да двух предателей тоже упомянуть не забудут. И пойдет гулять по всем фьордам дурная слава — от Халагаланда до Вика. Нет уж, не надобно это Заике. Вот чуть погодим, посмотрим. А затем потихонечку проскользнем на корабль, а уж в море — там видно будет. Можно и заколоть кой-кого из пленников или в шторм, как лишний груз, выбросить за борт. Так что придержал Заика рвущегося делить сокровища Хрольва. Правильно придержал, как оказалось. Теперь-то и они — в рядах победителей. А откуда взялись — никто их особо и не расспрашивал, кому надо?

Сигурда похоронили в одном из захваченных драккаров. Вместе с ним в последнее плаванье отправились его любимый белый жеребец и три наложницы-финки. Это не говоря уже о разного рода коврах, оружии, драгоценностях…

— Больше добра Сигурд с собой в Валгаллу унес, нежели Хастейн бы разорил, — сквозь зубы цедила Гудрун, вернувшись с другими женщинами из леса. А сестрица Еффинда плакала, как и многие в Бильрест-фьорде. Сигурд ярл все-таки был справедлив и не очень-то зарился на общественные земли. А вот как поведет себя новый хозяин? Или, скорее, хозяйка? Все понимали, что молодой ярл Хельги Сигурдссон вряд ли будет вести спокойную жизнь бонда. Тем более теперь, имея три драккара, включая «Транин Ланги» и флагманский корабль Хастейна. Гудрун тоже догадывалась об этом и, кусая губы, посматривала то на освещенное погребальным костром лицо Хельги, то на Свейна Копителя Коров, то на скромно стоящего позади Скьольда. Ладно хоть этот дурачок Хельги скоро свалит в дальний поход, но вот эти шершни, Скьольд со Свейном. Особенно Скьольд… Гудрун вздохнула. Предчувствовала — немало сил придется еще приложить в борьбе за власть и влияние в Бильрест-фьорде. Те же самые мысли обуревали и Скьольда, украдкой поглядывавшего на хозяйку усадьбы. А та снова подумала о Хельги. Вот уйдет он — и поднимут алчные головы и Скьольд, и Свейн, а не уйдет, останется — зачем тогда она, Гудрун? От непростых мыслей разболелась голова у Гудрун, и так она прикидывала, и эдак, все плоховато выходило, не в ее пользу. Главное, и людей-то верных мало, и где-то запропастился Конхобар Ирландец.

А Конхобар Ирландец никуда не запропастился. Сидел себе на скале, на острове, посиживал. Ждал — что из этого нападения выйдет. Знал лучше многих других о том, что маловато у Хастейна воинов, даже на весла и то не хватает, сильно потрепал его Ютландец у фризских шхер. Победит Хастейн — хорошо, нет — тоже что-нибудь придумать можно. Жаль вот только, кто-то помог бежать намеченной жертве — дочке Торкеля бонда. Сама она из тайной пещеры не могла б выбраться ни за что, разве что прыгнуть в море, рискуя разбиться о камни. Правда, сам Ирландец так же вот свалился, сброшенный этим недоноском Хельги, но, слава Крому, живой остался, даже костей не переломал. Потому, на всякий случай, крепко-накрепко связал девчонку — нипочем не развязалась бы без посторонней помощи. Но, видно, нашли, развязали… Узнать бы кто. Впрочем, и так догадаться можно. Конхобар усмехнулся — это все дела решаемые. Обвести вокруг пальца простоватых финнгаллов — ума хватит. Про девчонку сказать, что от Хастейна людишек ее на скале спрятал, а что руки связал — так это исключительно для того, чтобы с перепугу глупостей каких не наделала. Так что не мстить за это нужно Ирландцу, наоборот — серебришка отсыпать щедро. А с Сельмой… может, то и к лучшему. Вот другая проблема — с волком, то есть с друидом Форгайлом Коэлом, — гораздо больше тревожила Конхобара. Не показывался в последнее время волк, даже убивать перестал — это знак хороший! Видать, плохи дела у Форгайла. Не потому ли, что, ходили слухи, уничтожил капище в Черном лесу местный колдун, кузнец Велунд. Разбил жертвенные кувшины. И правильно, между прочим, сделал. Теперь обиделся, видно, Кром на друида, не отстоял тот жертвенники, не смог, не сумел. Хорошо это! Пускай бы пропал этот волк-друид на веки вечные, не мешал бы его, Конхобара, реальным планам. А то ведь… Как представил Ирландец жутковатый взгляд Форгайла, так снова захолонуло сердце.

Черный друид Форгайл Коэл, обучавшийся колдовству еще на Зеленом острове, в школе друидов, в Круахан-Ай, средь каменистых ущелий Коннахта… Затосковал друид в последнее время, забросил стаю и, охотясь теперь в одиночку, все чаще выл на луну. Знал — лишь одно могло бы помочь ему вернуть милость кровавого бога — сиреневый камень Лиа Фаль, что дает власть и силу. Власть… Скорее — лишь крупицу власти. Но и этой бы крупицы хватило, иначе все пойдет прахом. А ведь так хорошо все начиналось! Форгайл вспомнил, как вместе с младшим жрецом Конхобаром почти сразу же по прибытии в землю финнгаллов принес первую обильную жертву и как сразу почувствовал в себе возросшую колдовскую мощь. А потом… Потом так и не смог проникнуть в душу умирающего, вернее, уже умершего сына местного ярла. Место в его умирающей душе занял кто-то другой… Отнюдь не случайно. Старый колдун, что живет на кузнице, — несомненно, это его работа. Недаром веет от него чем-то опасным, страшным, так, что ни один волк, включая самого Форгайла, так и не осмелился и близко подойти к кузнице. Да, кузнец — опасный противник. Недооценка его — ошибка. Большая ошибка. И вторая ошибка — младший друид Конхобар. Вот ведь, змееныш, — как не стало за ним постоянного пригляду, тут же начал свои делишки крутить. Недаром говорят — пастух спать, овцы — в лес. Разобраться надо и с ним, и с кузнецом. Но для этого… Для этого снова надо стать человеком. И стал бы… Да вот только как? Хорошая жертва нужна и жертвенник. А ничего ж, ничегошеньки нет. Замкнутый круг получается. И чтобы его разорвать, нужно снова стать человеком, иначе… иначе чувствовал Форгайл, как все больше завлекает его звериная, волчья жизнь, как просыпаются в нем, веселя и дразня, инстинкты его древних пращуров. Днем с собой справлялся. Ночью — нет. Тогда, чтобы не озвереть окончательно, специально отбился от стаи и ночью старался спать, а охотился днем. И меньше охотился, а больше думал. И знал — когда-нибудь да придумает выход. Обязательно!

Дул ветер, раздувая пламя погребальных костров. Победители справляли тризну по погибшим друзьям. Ингви… Ингви Рыжий Червь. Ты славно бился и умер в бою, как настоящий викинг.

— Когда-нибудь мы еще встретимся с ним в небесных чертогах, — поднимая рог с хмельным питием, негромко сказал Хельги.

И все повторили:

— Так будет, ярл.

А Велунд, старый кузнец Велунд, всю битву не выпускавший из руки смертоносный лук — он мог бы, если б хотел, легко поразить Хастейна во время боя с Хельги, — лишь улыбнулся.

Через семь дней так и не утихший ветер наполнил свежим дыханием полосатые паруса трех драккаров Хельги Сигурдссона, молодого бильрестского ярла. На носу его корабля «Транин Ланги» поднимали весла друзья и сподвижники: Харальд, Снорри. Ближе к корме, не особо желая выделяться, сидели Дирмунд Заика и Хрольв, а по левому берегу, по лугам, покрытым розовыми полосками душистого клевера, мимо редких сосен, взмывающих кронами к небу, вслед за кораблем бежала девушка, красавица в синем сарафане, и прощально махала белым платком.

Сельма…

Хельги посмотрел на нее и грустно улыбнулся.