Сын ярла Посняков Андрей
Прямо перед ними, внизу, расстилалось озеро, чуть тронутое утренним туманом у своего восточного болотного берега. Вода была настолько спокойной, что казалась какой-то колдовской, мертвой. Словно живые, отражались в ней заросшие высокой травой берега, стройные сосны и хмурые угрюмые ели. По левому берегу, за камнями, так же отражающимися в озере, проходила дорога, даже не дорога, а тропка, ведущая к хутору Курид. Тут же, за камнями, тропинка раздваивалась, заворачивая к Снольди-Хольму. Расстояние от обрыва, где укрылись ребята, через озеро до развилки составляло где-то около двух полетов стрелы, так что все было видно как на ладони. Нет, лиц, конечно, не разглядеть, но фигуры увидеть можно.
— Будем ждать, — шепнул Хельги. — Только смотрите на засните.
— Ну, это к Снорри, — засмеялся Харальд Бочонок. — Это ведь он у нас любитель поспать, а, Снорри?
— Всего-то один раз и уснул в лагере Эгиля, — обиженно отозвался Снорри. — А попрекать, видно, всю жизнь будут.
— Ладно, хватит вам, — шикнул на них Хельги. — Звук по воде расходится сами знаете как…
Он напряженно всматривался в левый берег, в любой миг ожидая появления нидингов. Напряжение было настолько велико, что сын ярла почувствовал вдруг, как задвоилось в глазах, потяжелели веки, а в глубине мозга сначала тихонько, а потом все громче забили, заухали барабаны…
— А зори здесь тихие… — почему-то прошептал он, теряя сознание… и тут же очнулся, увидев над водой черные тени: — Вот они!
— Да где? Где же? Ага… Теперь вижу! — азартно выдохнул Ингви. — Один, два… пять… Пятеро, как и говорил Трэль. По кустам таятся, собаки. Слушай, Хельги, и как ты их только заметил?
— Зорче надо быть. И черники побольше есть — говорят, глазам помогает.
— Ну, черника еще и от поноса помогает, — засмеялся Харальд. — И плащи ею красят, и бражку делают. Со всех сторон полезная ягода.
— А мне так больше голубика по вкусу…
— Цыц! — Хельги хотел было дать леща вспомнившему про голубику Снорри, да вовремя удержался. Вместо этого кивнул на нидингов: — Ишь, прислушиваются к чему-то. Вон как жалами водят!
— Так это они к развилке вышли, — догадался Снорри. — Теперь, видно, совещаются — куда дальше. Я бы на их месте выбрал хутор тетки Курид. Хлопот меньше.
— Так и в Снольди-Хольме воинов мало. Почти все с Торкелем на тинг уехали, землю делить.
— Но ведь нидинги об этом не знают!
— Смотри, смотри! Как раз туда и уходят. К Снольди-Хольму.
— Что ж, выходит, знают?
— Да и слишком уж быстро разыскали все тропы.
Хельги резко поднялся на ноги.
— Некогда болтать, други. Скорее в Снольди-Хольм. Как думаете, намного они нас опередили?
— На десять полетов стрелы, не больше. Если в Снольди-Хольме крепко заперты ворота, должны б успеть продержаться.
— Ага, если не подожгут…
Срезая путь, побежали через холмы. Первым несся сын Сигурда ярла, который, казалось, совсем не чувствовал усталости. За ним, не отставая, бежали Ингви и Снорри, затем Харальд, и замыкающим — тяжело дышащий Трэль. Бывшему рабу приходилось труднее всего: хоть и привык он к тяжелой работе, да ведь мирный труд совсем не то, что работа воина, к которой юные викинги готовили себя с самого раннего детства. Бегать без устали, плавать, ориентироваться в лесу — вот то, чему они учились, и это теперь пригодилось. Трэль, чувствуя, что отстает, схватился за правый бок, остановился, немного отдышался и побежал вновь. Что гнало его вслед за молодыми норманнами? Его, бывшего раба, не так давно получившего свободу? Это ведь они, норманны, сделали его рабом, это они презирали и издевались над ним, заставляя работать на себя, так какая же разница, если одни из них истребят других? Трэль снова остановился, качнул головой, отгоняя навязчивые мысли. Чуть улыбнулся. Нет, норманны тоже были разными. Были и такие, кто издевался, но были и другие… Взять хоть этих, друзей Хельги Сигурдссона. Трэль не помнил, чтобы и раньше-то они как-то обидели его, а если говорить про «теперь», так ведь все эти люди — Хельги, Харальд, Ингви и малыш Снорри — первыми отнеслись к нему как к равному. Не только внимательно выслушали, но и уважительно попросили показать место, где он заметил нидингов, и ни разу не позволили себе в чем-то его упрекнуть. А Харальд — так еще и кинжал подарил. Носи, говорит, на здоровье. Его, Трэля Навозника, приняли как своего, пожалуй, лучшие из молодых воинов Бильрест-фьорда. И это не говоря уже о Хельги — именно благодаря ему Трэль не только получил свободу, но и вообще живет на этом свете. Трэль, конечно, понимал, что в предстоящей схватке от него будет мало толку, но и предоставить ребятам действовать без него, бросить их, тоже не мог — считал, что это подлый поступок, вполне простительный рабу, но не позволительный для свободного, отвечающего за себя человека.
Бывший раб сделал выбор. Пусть его даже убьют там, в схватке у Снольди-Хольма, он погибнет не зря. Умрет даже не столько за Хельги и его друзей, а за нечто большее, за то, что называют гордостью, благородством и правдой.
«В конце концов, недаром ведь ходили слухи, что я из благородного рода», — усмехнулся Трэль и, вытащив из-за пояса широкий кинжал — подарок Харальда, — резко прибавил ходу.
Когда небольшой отряд во главе с сыном ярла поднялся на последний перед хутором Торкеля холм, со стороны Снольди-Хольма уже валили густые клубы дыма. Сам дом — слава богам — еще не горел, но вот амбары, овин, коровник и другие постройки пылали так, что, казалось, жарко было даже здесь, в отдалении.
Хельги не стал долго ждать и распределять диспозицию, некогда было. Просто крикнул: «Вперед!» — и, вытащив меч, помчался с холма. Таиться не стоило — похоже, нападавшие их уже заметили. Двое здоровенных верзил вращали над головами устрашающего вида палицами, а рыжеволосый парень в блестящем шлеме натянул тетиву лука. Хельги тут же пригнулся и услышал, как над левым ухом обиженно-злобно пропела стрела. Еще двое нидингов в кожаных панцирях деловито рубили секирами запертые ворота дома.
— А мы, похоже, вовремя! — обернулся на ходу Ингви и, подмигнув, напал на одного из верзил. Тот яростно осклабился и с размаху ударил Ингви палицей, целя в голову. Рыжий Червь сумел ловко отпрыгнуть в сторону и ткнул верзилу острием меча в руку. Тот зарычал и, перекинув палицу в левую руку, снова нанес удар… и с тем же результатом.
Харальд Бочонок набросился на второго здоровяка, вороном закружил вокруг него, стараясь не подставлять под удар палицы серебристую секиру, которой очень гордился.
Малыш Снорри сунулся было к рыжему, но тут же упал, сбитый с ног одним движеньем руки. Рыжий не успел выхватить меч и просто вырубил нападавшего юношу ударом лука по голове.
— Снорри, оставь этого! — на бегу крикнул Хельги и нанес удар мечом, целясь в незащищенную кольчугой кисть врага. Тот угадал маневр, подпрыгнул и в свою очередь нанес удар. Страшный, быстрый, сокрушительный, со всего размаха. Хельги бы не успел отпрыгнуть — за ним находился обложенный камнями колодец, — и без кольчуги и панциря ему пришлось бы туго. Хищная торжествующая улыбка уже появилась на губах рыжеволосого, когда сын ярла просто подставил под удар лезвие своего меча. Это было неожиданно — хорошие клинки являлись редкостью, и мало кто решался сражаться таким образом — обмениваясь ударами, а уж тем более подставлять под удар свой меч. Но Хельги подставил и был уверен в победе, ведь этот клинок он выковал сам под руководством мудрого Велунда! И сварное лезвие не подвело. Звонко, без напряжения, приняло удар и с хрустом переломило клинок врага. Рыжий озадаченно взглянул на собственный меч… Это был его последний взгляд — быстрый, скользящий удар сына ярла перерубил ему шею. Нелепо взмахнув руками, рыжий упал на землю, орошая траву алой дымящейся кровью. Хельги обернулся — перестав рубить ворота, к нему бежали еще двое. И каждый был вооружен секирой — плохо дело, против секиры не очень-то помашешь мечом. Ага, разошлись на бегу в стороны — видно, хотят взять в клещи. Ну, погодите! Хельги вспрыгнул на ограждение колодца, развернулся, стараясь держать в поле зрения обоих врагов. Вот один уже почти рядом… Второй забежал за горящий сарай, готовится зайти сзади… Ну, ну… Да где же ты? Из-за сарая второй так и не вышел, зато показался вполне довольный, размахивающий пращой Снорри. Молодец, парень! Ловко! Однако остался еще один…
Оставшийся оказался опытным бойцом — Хельги это почувствовал сразу. Секира в руках противника вертелась так, что ее лезвие сливалось в один серебрящийся круг. В какой-то момент сын ярла едва успел уклониться, и острое лезвие со свистом пронеслось над его головою. Да, с этим покрытым шрамами нидингом определенно следовало быть настороже. А тот не прекращал атак, все время вынуждая Хельги к защите. Сын ярла попытался было контратаковать — куда там, тут же чуть было не поймал секиру правым плечом — и снова ушел в защиту, вернее, в бесконечные уклонения, ибо удар секиры — пожалуй, слишком сильное испытание для меча, даже для такого хорошего, как меч Хельги. Следовало срочно что-то предпринять. Может быть — так? Хельги неожиданно резко — как учил Велунд — подпрыгнул на месте и, перевернувшись через голову, мягко, словно рысь, приземлился позади противника. Тот хоть и не был сбит с толку, однако напор ослабил, да того и добивался хитрый сын ярла. Быстро поднырнул под секиру и с одного удара перерубил древко почти посередине. Ну что, глупень? Помахай-ка теперь обрубком! Мужик зарычал, яростно сверкнув глазами, словно сломали его любимую игрушку — а, похоже, так оно и было, — и, бросив бесполезный обрубок, бросился вперед, намереваясь сломать противнику шею. Хельги, однако, был начеку, он ожидал чего-то подобного, правда, больше ждал ножа из-за пояса, ну а противник, видимо, решил взять его голыми руками… Что ж… Сын ярла чуть шевельнул мечом, выбирая, как половчее вогнать его под кожаный панцирь… И в этот момент нидинг рухнул на землю прямо к его ногам! Хельги проворно отскочил в сторону, ожидая очередной каверзы… И понял, что зря. Сбоку, из-за колодца, размахивая пустой пращой, выскочил смеющийся Снорри.
— Ловко! — похвалил Хельги, посмотрев на недвижно лежащего мужика, коему пущенный снаряд угодил прямо в переносицу, чуть пониже открытого шлема из толстых железных полос. — Теперь покрепче свяжи его, а уж потом потолкуем… Как там остальные?
Остальные были ничего себе. Харальд подобно бешеному берсерку молотил секирой верзилу, да так, что от палицы того летели щепки, а вот Ингви приходилось хуже: из висящей, словно плеть, правой руки его лилась кровь, а зажатый в левой руке меч он держал на расстоянии от противника, сменившего брошенную палицу — Ингви постарался? — на короткую рогатину. Да, плохо дело… Хельги с сожалением покачал головой и обернулся к Снорри. Тот кивнул, раскручивая пращу. Первый удар пришелся по шлему — звон вокруг пошел такой, словно зазвонили разом колокола всех монастырей, когда-либо ограбленных викингами. Второй камешек влетел верзиле прямо под левый глаз, а третий — промеж ног, да так ловко, что несчастный аж заскакал, высоко подкидывая ноги и гнусно ругаясь. Хельги поднял с земли лук рыжего.
— Я предлагаю вам мир, — наложив на тетиву стрелу, спокойно предложил он. Верзилы переглянулись. Тот из них, что сражался с Харальдом, — видимо, старший — кивнул, и оба, разом отпрыгнув, подняли оружие над головами.
— Надеемся на твое благородство, юный ярл, — крикнул тот, что постарше. Видимо, не все верзилы оказывались на поверку глупцами, как говорила о них людская молва. Эти двое глупцами точно не были. Увидев, что произошло с их предводителем, лишь одновременно пожали плечами. Бывает…
— Вы люди Хастейна? — спросил Хельги.
— Если ты имеешь в виду того, кого называют Спесивым, то да, — дружелюбно улыбнувшись, ответил старший верзила.
— Так, значит, это Хастейн собирается напасть на нас, — почесал затылок Харальд Бочонок.
— Теперь уже вряд ли, — покачал головой верзила. — У Хастейна всего один драккар — весной его здорово потрепал Ютландец.
— А вы что же оставались с таким нидингом?
— Теперь уже не останемся, — твердо кивнули оба. — Лучшие люди погибли или в плену. Думаем поискать себе другого ярла — Хастейн не наш вождь, мы прибились к нему в Ирландии. Не нужны ли Сигурду опытные в боях люди?
— Не знаю. — Хельги пожал плечами. — Об этом следует говорить с Сигурдом. Чьего вы рода?
— Мы из рода Ютландца. Я — Горм, а это — мой родной брат Альв.
— И вы, из рода Ютландца, сражаетесь с ним за Хастейна?! — Сын ярла удивленно переглянулся с друзьями. — Видно, давно разошлись ваши дорожки с вашим же родным ярлом.
— То наши дела, — спокойно ответил Горм. — Думаю, Ютландец еще пожалеет о том, что прогнал нас. Если уже не пожалел. Так вы свяжете нам руки или позволите идти так?
— Идите, — пожал плечами Хельги. — Вы же дали клятву… Дом! — Он взглянул на пылавшую крышу, и глаза его округлились: — О, боги! Дом! Харальд, Снорри, скорее!
Схватив секиры, все — естественно, кроме пленников — принялись дружно рубить дверь, крича находящимся внутри защитникам, что кругом свои, пора бы отпирать засовы, не то сгорите. Защитники, впрочем, выбираться наружу не торопились. То ли не верили, то ли задохнулись в дыму.
— Позволь я, — попросил подбежавший Трэль. Хельги отошел от двери. Достав нож, Навозник принялся деловито ковыряться в дверных петлях. — Готово, — через некоторое время весело крикнул он.
Подняв с земли валяющийся щит, обитый железом, Хельги осторожно заглянул в черное нутро дома. Пахнуло дымом и жаром…
— Надо идти в дом! — крикнул Трэль и, бросившись к колодцу, смочил водой подобранную тряпицу. Разорвал, протянув половину Хельги, намотал на лицо — сын ярла поступил так же, — и, глубоко вздохнув, они бросились в дверной проем.
В доме, полном густого дыма, обнаружились задохнувшиеся слуги, кашляющий дед со слезящимися глазами и неподвижно лежащая девушка…
— Сельма! — вскрикнул Хельги. В синем сборчатом платье, в коричневом сарафане, крашенном корою дуба, дочь Торкеля бонда, похоже, была мертва. Застывшее, словно бледная маска, лицо, посеревшие губы, закрытые глаза… А может? В мозгу Хельги вновь забили барабаны. Не сознавая, что делает, он опустился на колени и, припав губами к полураскрытым губам девушки, начал с силой вдувать в ее легкие воздух, одновременно нажимая руками на грудь. И р-раз… И два… И три… Толпившиеся вокруг соратники, широко раскрыв глаза, в ужасе смотрели на явно сошедшего с ума Хельги. Целовать мертвую, да еще и обнимать ее! Да-а… это уж никуда не гоже… А сын ярла, не обращая внимания на застывших изваяниями друзей, продолжал свое непонятное дело. Продолжал до тех пор, пока… пока ресницы Сельмы не дрогнули и из груди не вырвался легкий вздох.
— Жива! — оторвался от губ девушки Хельги и обвел присутствующих счастливым радостным взглядом. — Слава богам, жива!
Глава 14
ПОЕДИНОК
Июнь 856 г. Бильрест-фьорд
«Старшая Эдда». Первая песнь о Хельги, убийце Хундинга
- Спешат бойцы
- На сходку мечей,
- Быть ей — решили —
- У склонов…
Было раннее утро. Тот самый час, когда затихают уже все ночные шорохи, но ничто не выдает еще наступление нового дня. Над фьордом клубился зеленовато-белесый туман, густой, непроницаемый, гулкий. Наползая на берега, туман растекался по низменностям, стекал в овраги, медленно, но верно подбирался к ручью. По всему, и день ожидался такой же туманный, пасмурный — солнце всходило в густых облаках, а сумрачное низкое небо затянули серые тучи, вот-вот готовые пролиться дождем. В этот час по всей округе разнесся стук копыт, и небольшой отряд всадников, пригнувшись к гривам коней, выскочив из леса, промчался по старой дороге вдоль Радужного ручья и вновь скрылся в лесной чащобе.
Часовой на недавно сложенной из камней башне в усадьбе Сигурда — кажется, это был Снорри, — услыхав стук копыт, напрягся и поднес к губам огромный рог, висевший на специальной балке. Миг — и обитатели усадьбы будут разбужены низкой, угрюмой нотой, напоминавшей мычание рассерженного быка. Часовой набрал в легкие побольше воздуха… Стук копыт затих вдалеке за ручьем, так же внезапно, как и послышался. Что ж… Пожав плечами, воин отвел рог в сторону и поправил на плече лук.
А всадники проскакали, петляя, по темному лесу, выбрались на дорогу и свернули к длинному озеру с топкими болотистыми берегами, поросшими молодым камышом и реденькими ивами. За озером виднелись сквозь уходивший туман серые крыши строений. То был хутор хозяйки Курид, вдовы одного из бондов и дальней родственницы Торкеля.
Подъехав к самому хутору, всадники остановились — в серых, с навершьями, шлемах, в добрых кольчугах и кожаных панцирях, некоторые — с круглыми деревянными щитами, выкрашенными в красный цвет и обитыми железными полосками. Все с копьями, мечами, секирами. Один из воинов, в кольчуге и золоченом шлеме, поднял руку, остальные столпились вокруг, выслушивая указания. Затем кивнули, и несколько всадников понеслись в обход хутора, а двое, спешившись, перелезли через каменную ограду и, оглядываясь, побежали через двор к воротам.
Видимо, привыкли на хуторе Курид к спокойной жизни — даже часовых не выставили, а единственный сторож-мальчишка храпел себе в копне желтого прошлогоднего сена. Его сначала разбудили — ведь недостойно викинга убивать спящих! — а затем сразу и закололи длинным узким кинжалом, ударив прямо в сердце. Парень лишь чуть дернулся, ничего не понимая, а из уголка рта его потекла на солому темно-красная ниточка крови.
Въехав во двор, предводитель в золоченом шлеме поднял над головой огромных размеров секиру и молча опустил ее вниз. Так же беззвучно — не издавая никаких воинственных криков — воины выбили дверь и ворвались в дом. Он был такой же, как и все дома в округе, дом тетки Курид, — длинный, вытянутый, с покрытой дерном крышей, похожий на перевернутый кверху килем корабль.
Нападавшие действовали стремительно. Не гася тусклых светильников — самим бы ничего не было видно, — принялись колоть копьями налево-направо, туда, где на широких лавках спали родичи Курид. И только тихие предсмертные стоны раздавались по сторонам в этот утренний час. Тут уж викинги не считались с честью — нападение совершено, многие, попытавшиеся было оказать сопротивление, — те, кто спали у самого входа, — тут же были убиты, ну, а раз остальные не захотели проснуться — это уж их дело. Они что, глухие? Не слышали звона мечей и стона раненых? Что ж, тем хуже для них…
Впрочем, не все прошло гладко. В доме Курид было не так уж мало воинов, а настоящему викингу собраться — только подпоясаться, да и собираться-то не надо, схватил со стенки висящий там меч или секиру — и вперед, в битву!
— Бей нидингов! — схватив прислоненное к балке копье, грозно закричала сама хозяйка. Едва проснувшаяся, с длинными седыми волосами и крючковатым носом, она напоминала злобную фурию. Однако копьем действовала умело, ловко насадив на него одного из не ожидавших такого отпора нападавших. — Ага! — возопила Курид, собирая вокруг себя немногочисленных уцелевших защитников. — Да поможет нам Один! — Она ловко отбила древком летящую секиру и, в свою очередь, метнула копье с такой силой, что оно насквозь пронзило шею врага. Ободренные этим успехом, обороняющиеся перешли в контрнаступление: размахивая мечами и секирами и издавая устрашающие вопли, они попытались прорваться к выходу. И в какой-то момент им это вроде бы удалось… Удалось бы…
Если б в дверях не появилась мощная фигура вожака. Ударами огромной секиры он напрочь раскроил черепа двоим защитникам и остановился прямо напротив Курид, словно нехотя отбив удар ее меча.
Та вдруг остановилась, пристально всматриваясь в лицо врага, полускрытое шлемом. Однако рыжую бородищу шлем скрыть не мог.
— Я узнала тебя, Бьярни Альвсен, — сказала Курид и презрительно бросила меч к ногам вражеского вождя. — Ты убил всех моих родичей, убей же и меня! Но знай, я приду за тобой из другого мира. — С этими словами Курид прыгнула на Альвсена, словно разъяренная рысь, и, изрыгая ругательства, вцепилась сильными пальцами в его шею.
— Ах ты, старая дура! — захрипел не ожидавший ничего подобного Бьярни и, с силой оттолкнув от себя женщину, снес ей голову мощным ударом секиры. Вместе с Курид полетел на землю амулет на золотой цепочке, сорванный несчастной с шеи врага. Амулет в виде молота Тора, когда-то потерянный в водах Радужного ручья сыном Сигурда ярла. — Что стоите? — Пнув катящуюся по земляному полу голову, Бьярни Альвсен строго взглянул на соратников: — Убивайте всех, даже младенцев. Помните, никто не должен остаться в живых. И торопитесь — нужно вернуться домой до обеда.
Вскоре все было кончено. Добив раненых — и своих и чужих, — отряд Бьярни Альвсена скрылся в лесу. Одни трупы остались лежать во дворе некогда богатого дома, а от подожженной усадьбы поднялся высоко в небо густой черный дым.
Никого не осталось в живых, ни женщин, ни стариков, ни детей, никого, кто бы мог рассказать о случившемся. Лишь в лесу, у самого озера, увидев всадников, нырнула, как была, в воду Сельма, дочка Торкеля бонда, предварительно хлопнув по крупу лошадь. Та понеслась вскачь, и несколько воинов, отделившись от отряда Бьярни, понеслись за ней следом. Затем вернулись, догнали остальных, ведя лошадь на поводу. Бьярни остановился было, подозрительно осматривая окрестности, потом вдруг схватил себя за шею — выругался, не найдя амулета, затем ухмыльнулся, махнул рукой и, пришпорив коня, понесся к лесу…
Дождавшись, когда топот копыт затихнет за лесом, выбралась на топкий берег Сельма. Сняла тонкое шерстяное платье, выжала, хотела было чуть подсушить на ветру, повесив на ветках… да, повернув голову, увидела черный дым над хутором тетки своей, Курид. Вскрикнув, девушка быстро натянула платье и, полная нехороших предчувствий, направилась к хутору…
Как раз в этот момент из-за дальних отрогов гор спускались к дороге трое — двое верзил, сбежавших под шумок от сына Сигурда ярла, и узколицый Конхобар Ирландец. Выйдя к Ерунд-озеру, остановились.
— Хорошенькие дела творятся у вас на хуторах! — кивая на дым, усмехнулся старший верзила, Горм, а Ирландец только удивленно присвистнул, да прикинул про себя, кто бы это мог натворить таких дел? Они осторожно приблизились к горящему хутору и замерли, затаившись в орешнике. На хуторе был кто-то живой, и этот живой плакал… вернее — плакала…
Конхобар Ирландец подкрался ближе, спрятался за оградой и махнул рукой, подзывая остальных. В три бесшумных прыжка верзилы оказались рядом.
— Похоже, нам стоит побыстрей убраться отсюда, — почесал бороду Горм.
— Видите девку? — обернулся к верзилам Ирландец. Те дружно кивнули. — Хватайте. Только тихо и, главное, быстро.
Весть о том, что какие-то нидинги, перебив всех, сожгли хутор Курид, достигла усадьбы Сигурда уже к полудню. Покрытый дорожной пылью вестник — один из людей Торкеля, — передав тревожную весть, без сил повалился на лавку. Сердобольная Еффинда поднесла гонцу воды — тот жадно припал губами к чаше и пил долгими глотками.
— Наверное, это дело рук Хастейна, — произнес Сигурд и приказал быть начеку. Впрочем, все знали это и без его указаний. Слишком многие в Бильрест-фьорде помнили прошлые набеги Спесивца. Хельги с младшей дружиной вызвался прочесать дальний лес и предгорья у Ерунд-озера. Идею эту поддержали и Велунд с Сигурдом ярлом. Последний, правда, поначалу высказался за то, чтобы послать в леса не только молодежь, но и старых, испытанных воинов. Затем, подумав, согласился с кузнецом — испытанные воины пригодятся и в самой усадьбе, мало ли что случится, ищи их потом по лесам.
Хельги, гордый доверием отца и учителя, облачившись в серебристую кольчугу и алый английский плащ, тут же и выступил, собрав охочих людей из числа молодых. Харальд Бочонок, Ингви Рыжий Червь и Снорри ехали рядом с вождем. Чуть поотстав, скакали парни с хуторов — не все, некоторые пошли за Фриддлейвом, который тоже собрал небольшую дружину. Конечно, была она гораздо меньше, чем дружина Хельги, но и то хлеб. Тем более что главное было проявить себя, а затем, с течением времени, переманить чужих воинов. Все это хорошо понимал и сын ярла, ни на миг не забывая о так и не успокоившемся до конца конкуренте. Он и сам бы на месте Фриддлейва не успокоился.
Прослышав о двух дружинах, зашевелились и Альвсены. Старший, Скьольд, как наиболее авторитетный из братьев, лично объехал все ближайшие усадьбы, а на дальние хутора послал гонцов с вестью: собрали-де недоносков аж две дружины, а толку-то от них чуть, опыта ведь никакого, одна молодежь желторотая. Нет, уж на этих надежды напрасны. Разве по силам им справиться с опытнейшими воинами Хастейна? Другое дело — бойцы, закаленные во многих битвах, — воины из рода Альвсенов. Правда, мало их, так ведь всю молодежь, по решению тинга, нужно передать под начало славного и хитромудрого Скьольда, тогда уж точно никакой Хастейн не страшен. А то что же выходит? Младшая дружина больше, чем все ополчение. Да и две их, по сути, дружины-то, а командует кто? Те, у кого молоко на губах не обсохло. Уж они накомандуют. Мало вам, что люди Спесивца — а кто же еще? больше некому — только что сожгли и разграбили хутор хозяйки Курид, так ждите новых бед. От молокососов этих — Хельги и Фриддлейва — ждать настоящей защиты нельзя. Несерьезный народ, им бы еще в игрушки играться. Вот хорошо бы собрать поскорее тинг да выбрать всем миром настоящего хевдинга, Скьольда Альвсена, — пусть старшим над всем ополчением будет, ума хватит с избытком, а что же касается молодых, так и для них вождь найдется — известный всем своей смелостью Бьярни. Да, пусть несколько необуздан, зато щедр! Не верите, так спросите у его воинов, те, как один, подтвердят: «Бьярни — щедрый на кольца, как истинный ярл!». Заодно, пока готовимся к отпору, можно и с землицей разобраться, чтоб сто раз не собирать тинг. Луга вот, что за лесом у старой дороги, да землица убитой Курид, что порушена сейчас ворогом, она ведь когда-то роду Альвсенов принадлежала, так, пожалуй, можно ее сейчас вернуть. А кому больше-то? Кто еще дальние хутора от врагов защитить сумеет, молодежь сопленосая, что ли? Ага, ждите, ждите… Нет, не такие уж дурни живут на дальних хуторах, чай, знают: братья Альвсены — лучшая им защита. Больше некому: Сигурд ярл стар, да и воинов у него мало — только и смогут защитить, что свою собственную усадьбу, и то — как сложится. Торкель? Ну, об этом и говорить смешно — людей у него еще меньше, чем у Сигурда. Свейн Копитель Коров? Гм… Тот давно на Альвсенов смотрит, сыну вот только потакает чрезмерно, ну, так это никогда исправить не поздно.
— Вот негодяи! — только и прошипела хозяйка Гудрун, узнав о притязаниях Альвсенов на земли хутора Курид. — На ту землицу наш род куда больше прав имеет. А что касается лугов за лесом — так это же наши кровные луга! И ты, о мой ярл, будешь все это терпеть?
Посмотрев прямо в лицо Сигурду, Гудрун ожгла его взглядом.
— Не время сейчас ссориться с Альвсенами, — покачал головой тот. — Не время.
— А когда будет время? — не унималась Гудрун — чувствовала, что недолго еще протянет Сигурд, так хоть перед смертью решил бы проблемы.
— Когда отразим атаку Спесивца, — твердо ответил ярл. — И не раньше того.
Он задумался, посмотрев на игравшее в очаге пламя. Потом поднял голову:
— Ну, конечно, если Альвсены совсем зарвутся — мы терпеть не станем, дадим отпор. Вернется Хельги, предупрежу…
— Хельги… — презрительно усмехнулась Гудрун. — Как бы его самого от Альвсенов спасать не пришлось…
Поднявшись с лавки, она вздохнула и направилась к выходу. В распахнутую дверь врывались свежие запахи лета. Поправив лямку сарафана, Гудрун прошлась по двору, придирчиво проверяя работу слуг, затем подошла к дальней ограде, сложенной из серых камней, и, прислонившись к старой липе, задумалась, устремив взгляд к дальнему лесу. Ствол был узловатый, шершавый, теплый, а дальний лес, видневшийся за недавно прореженными соснами, тонул в голубовато-зеленой дымке. Рядом с липой, над кустами шиповника, жужжали пчелы, а где-то совсем рядом, за оградой, в траве, деловито пересвистывались перепелки. Бежали по небу редкие облака, вот уже и солнце пошло к закату, а Гудрун все стояла, все смотрела в сине-голубую даль. Кто грезился ей там, за деревьями? Конхобар Ирландец?
А в дальнем лесу все было спокойно. Сколько ни рыскали вокруг Ерунд-озера дружинники Хельги, так и не встретили никого, кроме бывшего раба Трэля с большой вязанкой камыша за плечами.
— Собираюсь наконец покрыть крышу в своей хижине, — с улыбкой пояснил он, а на вопрос, не видел ли кого чужого, лишь отрицательно качнул головой. Нет, чужих в округе не наблюдалось. А из необычного…
— Слышал, что хутор Курид пожгли, видимо, люди Хастейна, — вспомнил Трэль. — Ну, так об этом вы, верно, и без меня знаете.
Хельги кивнул, задумчиво перебирая поводья. Белый жеребец его фыркнул, нетерпеливо перебирая ногами.
— Поедем к Торкелю, — решительно махнул рукой сын ярла. — Может, он чего знает?
Скакать решили в обход, вокруг Ерунд-озера, через сожженный хутор несчастной Курид. Вдруг и там что высмотрят? Ведь что получалось? Получалось, что люди Хастейна Спесивого, напав на Снольди-Хольм, на этом не успокоились и сожгли хутор Курид, перебив там всех. Но не слишком ли их мало для такого дела? Они и на усадьбу Торкеля-то напали, заранее зная об отсутствии там воинов, — интересно только, кто их об этом предупредил? А ведь предупредил, точно, сами бы наобум не сунулись, впятером-то. Тем более невероятно, чтобы эти же люди решились вдруг напасть на Курид, где людей хватало. Может, получили подмогу от Хастейна? Гм… А ведь море от хутора Курид довольно-таки далеко. Не успел бы Хастейн выслать подмогу, да и до него самого сначала добраться надо. Сутки бы прошли — это как минимум! А еще потребовалось бы время для того, чтобы подготовить нападение, все рассчитать, прояснить пути отхода. И все это быстро, да так, чтобы никто ничего. А если это люди Хастейна, то им явно нужно к морю, к кораблям… или к кораблю… Пленные верзилы, кажется, говорили, будто один корабль и остался у разбойного ярла после разборок с Рюриком Ютландцем, будущим Хельгиным родственником. Давно уже сватался Ютландец к сестрице Еффинде, и та, похоже, была не прочь стать женой удачливого косматобородого ярла. Значит, к морю им нужно было бы возвращаться после разграбления хутора Курид, а к морю от тех мест две дороги: севером, мимо Снольди-Хольма, либо южнее — рядом с усадьбой Сигурда. И в том и в другом случае вражьи силы уж никак не могли проскользнуть незамеченными, тем более с добычей. Что в усадьбе старого ярла, что в Снольди-Хольме, у Торкеля, народ, опасаясь все того же Хастейна, в последнее время нес службу не за страх, а за совесть — по крайней мере, часовые на башнях не спали. Нет, никак бы не проскользнули враги, никак. Если это и вправду люди спесивого Хастейна. А вот, похоже, получается, что и не они это вовсе. А тогда кто же? Обыкновенные бродяги? Тоже непохоже. Уж слишком организованы, да и куда ушли? Значится, не викинги Хастейна это и не бродяги. Значится, кто-то из своих подличает! Но зачем?
Хельги придержал коня, обернулся, случайно встретившись взглядом со Снорри. И тот вдруг замер, увидев в глазах вождя и друга искорки страха! Нет, это не был страх перед битвой, это был ужас перед Непознанным.
Хельги ощутил его тогда, когда рассуждал, сопоставлял факты, используя логику и опыт так, как никогда не смог бы обычный пятнадцатилетний подросток. Мысли юного сына Сигурда ярла были мыслями взрослого человека. Хельги подспудно ощущал это, ощущал и боялся, как боялся первобытный человек бури, грозы и града. Словно кто-то сидел в нем… кто-то мудрый… или нет, не так… более взрослый. И это состояние, раньше приходившее редко — только в момент зыбкой границы меж сном и бодрствованием либо в миг, требующий подъема душевных и физических сил, — теперь оно появлялось все чаще. И все чаще сын ярла задавал себе пугающий вопрос: а он ли это, Хельги, так рассуждает, так мыслит, так действует? Или, может, вселилось в него нечто из мира нелюдей, как боевое безумие вселяется в берсерков?
Справившись со страхом, Хельги подмигнул Снорри и, поторопив коня, вылетел к воротам сожженного хутора. За ним последовала дружина, подбадривая себя криками. Увидев дымящиеся развалины и трупы, все притихли. Остановились, спешились…
Коровник, амбары и прочие деревянные постройки выгорели напрочь, так что остались одни головешки. Дом — полувросший в землю — практически уцелел, вернее, уцелели обложенные камнями стены да земляная крыша, местами, правда, успевшая провалиться. Из темного провала дверей пахнуло дымом и сладковатым запахом разлагающихся трупов. Видно, и внутри не все успело сгореть. Снорри остановился у входа и вопросительно оглянулся на Хельги. Тот кивнул, и Малыш ловко, словно мышь, юркнул в дом. Некоторое время его не было — и все напряженно ждали, пока наконец не появилась, словно из-под земли, измазанная углем физиономия.
— Там, внизу, одни убитые, — вытерев рукавом слезящиеся от дыма глаза, сообщил Снорри. — Остальное все сожжено, да и темно, не видно.
— Надо поискать что-нибудь из оружия и внимательно осмотреть убитых — вдруг кого опознаем? — высказал дельную мысль Ингви Рыжий Червь, и сын ярла кивнул, соглашаясь. Он и сам собирался это предложить.
Все разошлись по двору, а Снорри опять нырнул в дом. На этот раз за ним последовал Ингви.
— Чужих нет, — осмотрев двор, решительно сообщил Рагнар, парень из соседнего хутора. — Видно, забрали с собой.
— Милая предосторожность, — усмехнулся сквозь зубы Хельги. — Совсем не похожая ни на бродяг, ни на Хастейна. Им-то кого так стесняться?
Он скрипнул зубами, понимая, что не обмануло его внутреннее чувство… если можно было бы так называть то, что происходило иногда в его голове. Да, это именно кто-то из своих. Из жителей Бильрест-фьорда. Цель подобной провокации ясна: власть и нажива — сиречь спорные земли. Альвсены? Свейн Копитель Коров? Да кто угодно, включая Торкеля и самого Сигурда. Вернее, Гудрун, та вполне могла провернуть подобное и без ведома старого ярла.
— Слышь, Хельги, взгляни… — Малыш Снорри тронул молодого хевдинга за плечо. — Я никому пока не показывал, даже Ингви. Кажется, такой был у тебя…
Снорри разжал руку: на узкой, почти совсем еще детской, ладошке его вспыхнул золотом амулет. Мьельнир — волшебный молот Тора. Хельги сразу узнал его, вон, на краю золотинка отколота… Его, его амулет. Оставленный на дне Радужного ручья после схватки с Бьярни Альвсеном. Видно, Бьярни его и подобрал потом. Значит, Альвсены… Вполне могли, вполне… Хоть и глуп Бьярни, да зато старший его братец, Скьольд, умнее умного. К тому ж хитер, коварен. И умеет проигрывать, затаив зло, как он поступил тогда, на суде тинга. А вдруг не Альвсены? Мало ли кому мог попасться на глаза амулет, вынесенный течением на песчаный берег ручья. Может, и кому-то из местных, ныне, увы, погибших. Нет, один амулет — это еще не улика. Однако на определенные мысли наводит. Вполне.
— Помолчи пока о находке, Снорри, — попросил сын ярла, тщательно пряча находку за пазуху. Малыш кивнул, проведя себя пальцем по горлу — мол, не расскажет никому, хоть режь его на куски. Хельги шутливо ткнул его кулаком в бок, подмигнул и прыгнул в седло: — Едем!
Срезав путь лесной тропкой, всадники Хельги выехали к горным пастбищам Сигурда — так называемым «верхним лугам». Густо усыпанные желтыми одуванчиками, луга тянулись горной террасой, полого спускаясь к лесу. От леса пастбище отделяли плетеная изгородь и колючие заросли можжевельника. На лугу паслось стадо коров голов в тридцать. Рядом с изгородью находился старинный межевой камень с высеченными на нем охранительными рунами. До половины вросший в землю, он казался незыблемым стражем вековой собственности Сигурда ярла. Казался… Казался бы… Если бы не блестевшие на солнце вражеские шлемы! Именно вражеские, чьи же еще? Кому, кроме заклятых врагов Сигурда, придет в голову выкорчевывать межевой камень? А именно этим черным делом и занимались сразу четверо спешившихся воинов. Часть всадников отгоняла коров к лесу, связанные пастухи угрюмо толпились у изгороди. Заправлял всем этим непотребством высоченный здоровяк с буйной рыжей бородищей, торчащей во все стороны. Бьярни Альвсен! Хельги сразу узнал его, еще бы не узнать. Ах, вот он, собака, чем занимается! Нагло захватывает чужие земли! И разграбление хутора Курид, скорее всего, его рук дело. Что же делать? Первым желанием Хельги, конечно же, было немедленно атаковать Бьярни и его людей, он так и поступил бы, если б был обыкновенным пятнадцатилетним юношей… Однако и тут вдруг проявил несвойственную годам мудрость.
— Стойте! — Он поднял руку, не дав своей дружине полностью показаться из леса. — Харальд, Ингви, Снорри — со мной, остальным спешиться и затаиться. Сидеть и ждать. Действовать только по моему знаку.
Дружинники молча кивнули и быстро исполнили приказание своего вожака. Сам же Хельги, в сопровождении верных друзей, выехал из-за кустов и медленно поехал к лугу.
Бьярни заметил их, мигнул своим людям и подбоченился. Людей у него было раза в три больше, чем вся дружина Хельги. Воины, не раз выступавшие верными помощниками Альвсенов в самых неблаговидных делах. Напасть на таких — погубить всю дружину. Ну, если и не всю, то большую часть — точно. И с кем тогда останется Хельги? Хоть и дружина без вожака — толпа бродяг, но и вождь без дружины — пустое место.
— Я вижу, вы по ошибке забрались на чужие земли, — подъехав ближе к Альвсену, вместо приветствия громко произнес Хельги. — Напрасно стараетесь.
— А может, и не напрасно? — презрительно посмотрел на него Бьярни. — Это ведь давние земли нашего рода, и вам стоит скорее убраться с них подобру-поздорову. — Он бросил красноречивый взгляд на своих воинов, обступивших незваных гостей полукругом.
Сын ярла улыбнулся и неожиданно негромко свистнул. И тут же — из лесу, из-за кустов, с предгорий — буквально отовсюду раздался ответный разбойничий посвист. Складывалось такое впечатление, что пастбище полностью окружено изрядным количеством воинов. Люди Альвсена почувствовали себя неуютно. Заоглядывались, загалдели, а некоторые — это было хорошо видно — незаметно подались в противоположную от леса и изгороди сторону. Бьярни недовольно засопел, глаза его налились кровью.
— Ты, Хельги, сын Сигурда, — вор и жалкий нидинг! — не в силах сдержать злобу, громко выпалил он, вытаскивая из ножен меч.
Хельги вздрогнул. Не такой виделось ему завершение встречи, но… что ж, оскорбление нанесено, и смывается оно только кровью.
— Я вызываю тебя на бой, Бьярни Альвсен, — гулко сказал он. — На честный поединок. Если победишь ты — эти земли будут твоими, если нет — они останутся в собственности Сигурда ярла.
Воины из дружины Бьярни одобрительно зашумели. Хорошо сказал сын Сигурда, поступил как настоящий викинг.
Добровольные помощники быстро разметили выбранное для поединка место. С трех сторон его ограничивали кусты и серые полукруглые валуны, а с четвертой — глубокий овраг с текущим по каменистому дну узким ручьем.
— Камни, кусты и овраг, — громко возвестил кто-то из воинов Бьярни. — Заходить за них запрещается. Битва до первой крови? До глубокой раны? Насмерть?
— Насмерть! — зло прищурился Бьярни, откидывая прочь шлем.
— Насмерть! — повторил Хельги не менее зло. Бьярни нужно было убить — это не вызывало никаких сомнений. Слишком много зла сотворил младший Альвсен, особенно в последнее время, и за все это должен был ответить. Ответить именно сейчас. И если есть на земле справедливость, орудием ее должен был стать Хельги, сын Сигурда ярла.
Оружием для поединка выбрали меч. Хоть Бьярни явно предпочел бы секиру, но, услыхав про меч, согласно махнул рукой, сплюнул презрительно — не считал Хельги опасным соперником. Полетели на траву кольчуги и туники — чтоб все по-честному, без обмана. Да… Сын ярла на первый взгляд проигрывал младшему Альвсену. Тот — здоровенный, с шарами-мускулами, перекатывающимися под бледной, покрытой мелкими веснушками кожей; со шрамами на груди — славными следами былых битв, с рыжей, буйно развевающейся на ветру бородищей. И Хельги — да, поджар, как хорошая охотничья собака, высок, и хорошо сложен, и вроде бы тоже мускулист… В общем, выигрывал бы в сравнении со сверстниками, пусть даже и с Фриддлейвом, но только не с Бьярни. Давид и Голиаф. То есть, наоборот, Голиаф и Давид. Бьярни весело улыбался. Исход боя не вызывал у него сомнений, как не вызывал и у всех его воинов… и даже у части дружинников юного хевдинга, притихших в ожидании неизбежного. Хельги почувствовал это, обернулся, ободряюще подмигнул своим, а стоящему с похоронным лицом малышу Снорри даже скорчил смешную рожу и показал язык. Снорри не выдержал, улыбнулся. Улыбнулся и толстяк Харальд — он вообще день без хорошей шутки считал навсегда потерянным. Ингви Рыжий Червь ободряюще хлопнул Хельги по плечу и отошел, кивнув воинам Бьярни. Кто-то из них тоже кивнул в ответ и махнул рукой. Начали…
Бьярни Альвсен попер на Хельги, словно айсберг. Он больше не смеялся, не щурился презрительно, глаза его — маленькие, глубоко посаженные, злые — излучали смерть. Подобравшись ближе, с ходу нанес молниеносный удар — умел работать мечом, этого не отнимешь, — только лезвие сверкнуло в лучах вечернего солнца, запутавшегося в вершинах сосен. Удар был страшен и неминуемо разрубил бы сына Сигурда пополам, от шеи до копчика, если бы Хельги, конечно, стал его дожидаться. Ага, как же! Ищите дурака. Застыл на мгновенье, следя за клинком, как учил Велунд, и, когда безжалостное лезвие, ускоряясь, со свистом пошло вниз, быстро, но плавно переместился вправо и тут же, в свою очередь, нанес ответный удар… Нет, положительно, Бьярни был отличным бойцом! Как он ухитрился сделать мечом столь хитрый финт — известно одному Локи, коварному богу. Но сумел-таки отбить выпад соперника, лишь на груди осталась тонкая, быстро краснеющая царапина. Альвсен шумно выдохнул и, перебросив меч в левую руку, снова бросился в атаку. Меч в руке его засверкал, словно молния, словно жаркое июльское солнце, отражающееся в журчащих водах ручья. Хельги был готов к этому. Недаром Велунд учил его сражаться обеими руками, и что правша, что левша перед ним, не имело для сына ярла существенного значения. Он лишь усмехнулся про себя да покрепче сжал губы — что ж, верти, верти свои мельницы, рыжая борода, если надеешься здесь кого-то загонять, так это зря. Вряд ли получится. Уроки Эгиля тоже не прошли даром. Хельги пока особо не рыпался, берег дыханье и силы. Однако когда представлялся удобный случай, немедленно контратаковал. Только делал это очень быстро. Удар — отскок. Удар — уклонение. Со стороны могло показаться, что сын ярла начинает понемногу уставать, не в силах вынести непрекращающиеся атаки Бьярни. А тот уже пер напролом, с такой частотой размахивая клинком, словно косил высокую стерню. После первой же царапины он оставил мысль поиграть с соперником, словно кот с мышью, и решил побыстрее расправиться с ним одним хорошим ударом. И вот ударить-то и не получалось! Слишком вертким оказался этот Хельги. Прямо вьюн какой-то, а не воин. Ладно, посмотрим, долго ли ты продержишься…
Хельги сразу почувствовал, когда противник изменил тактику — то шерудил мечом, словно траву косил, а тут вдруг затаился, заходил кругами, словно рысь вокруг попавшей в капкан добычи… Ясненько, решил взять измором. Ну-ну… Надо бы ему в этом помочь… Нанеся несколько ударов, Хельги тяжело задышал, так, чтобы слышал Бьярни, и нарочно подставил под лезвие вражеского меча левую руку… Подставил-то нарочно… А вот убрать еле успел! Уж слишком проворным оказался Бьярни! Брызнула кровь, упали на вытоптанную траву крупные красные капли. Хельги побледнел. Не рассчитал все-таки. А Бьярни уже торжествовал победу! Уже снова размахался мечом, бросился в последнюю атаку, осталось совсем немного, совсем чуть-чуть…
«Будь внимательным, мальчик, используй местность», — вихрем пронеслись в голове Хельги слова Велунда. Юноша отбил очередной удар… Вообще, отбивы были не характерны для клинкового боя — клинки были слабые, — хоть и верил сын ярла в силу своего меча, да ведь, похоже, и у соперника был не худший, явно работы франкских мастеров, добытый в одном из набегов. Ни на миг не упуская из виду врага, боковым зрением Хельги внимательно осматривал местность. В мозгу словно бы отпечатывались моментальные снимки. Кусты. Камни. Камни. Кусты. Пустошь. А за пустошью что? Кажется, овраг. Овраг…
А вот тут тоже удобный камешек… И трава вон, у лужи… Вроде бы грязная, скользкая. Нет, все же недостаточно скользкая… Ладно.
Словно бы оступившись, сын ярла упал на землю, неловко зацепив рукой лужу, и сразу вскочил на ноги. А в место, где он только что лежал, тут же воткнулся дрожащий клинок. Люди Альвсенов обидно захохотали, посмотрев на забрызганного грязью Хельги, уж слишком жалко тот выглядел.
— Добивай его, Бьярни! — послышались выкрики. — Давай!
Юные дружинники Хельги покрепче стиснули губы.
— Мы сразимся с ними, — обернувшись к Харальду, сквозь зубы прошептал Снорри. — И умрем вместе со своим вождем!
— Твои слова — слова викинга, Малыш, — так же тихо ответил Харальд и сжал Снорри плечо. — Мы так и поступим, если… Смотри, смотри! Он заманивает рыжего в овраг!
И действительно, Хельги, время от времени делая резкие выпады, явственно перемещался к оврагу, так что каменистый обрыв постепенно оказывался за спиной соперника. Это хорошо было видно зрителям, а вот что касается Бьярни… Нет, тот вдруг остановился, презрительно хохотнул — видно, тоже разгадал нехитрый маневр. Поднял меч, отступил влево… И тут вдруг вроде бы выдохшийся Хельги набросился на него боевым соколом! Казалось, откуда и силы взялись? Удар слева. Отскок. Удар справа. Снова слева. И справа… А теперь сверху. На! На! На!
Только звон стоял в воздухе, словно где-нибудь в кузнице делали свое дело кузнецы. Да, оба меча были на диво хороши, плохие давно бы сломались. Хельги вновь зашел справа. Рыжий скосил глаза на овраг, ухмыльнулся и, нанеся удар, резко отпрыгнул влево, к той самой луже, около которой недавно валялся Хельги…
Наконец-то!
Чуть присев — блестящее лезвие со свистом пролетело над самой головой, — сын ярла резко ударил ногой в колено соперника. Тот взвыл, поднял над головой меч… И левая нога его предательски скользнула по мокрой от грязи траве. На миг, всего на миг, Бьярни потерял равновесие…
Хельги этого мига оказалось вполне достаточно. Уж слишком долго он его ждал и слишком тщательно готовил.
Резкий выпад вперед. Удар без всякого замаха, скорее характерный для копья или рогатины, нежели для меча… И с противным хлюпаньем лезвие погрузилось в бледное брюхо Бьярни Альвсена. Тот удивленно захлопал глазами, а затем повалился в траву, грузно, словно копна сена. Из распоротого живота его вывалились наружу сизые дымящиеся внутренности. Бьярни чуть приподнялся на локте, дернулся, словно хотел что-то сказать, и затих, устремив недвижный взгляд в синее вечернее небо.
— Это честная победа, — помолчав, произнес один из дружинников Бьярни, густобородый, пожилой, со шрамом на левой щеке. — Мы все подтвердим это. А ты, парень… — Он повернулся к тяжело дышащему, но счастливому Хельги. — У Сигурда ярла достойный сын. Вполне достойный, чтобы стать ярлом.
Солнце садилось в темно-синие воды фьорда, и алеющая за деревьями заря занимала полнеба. Воины Альвсенов забрали мертвое тело вождя. Хорошо умер Бьярни, славно, как и подобает настоящему викингу. Осталось лишь похоронить его с честью, достойной этого великого воина.
— Не расслабляйтесь, — вытирая кровь с руки, тихо приказал своим Хельги. — Снорри, пробегись по тем, кто остался в лесу. Пусть не спускают глаз и не ослабляют тетивы луков.
— Сделаю, — кивнул Снорри и исчез за деревьями.
— Молодец, парень, — послышался рядом знакомый чуть хрипловатый голос. — Правда, слишком долго возился.
Хельги обернулся:
— Велунд!
Старый кузнец, улыбаясь, смотрел на ученика, и налетевший ветер играл его длинной седой бородою.
Глава 15
СЕЛЬМА
Июнь 856 г. Бильрест-фьорд
«Старшая Эдда». Песнь о Хельги, сыне Хьерварда
- Нет ее краше
- В целой вселенной!
- Хоть и красивей
- Хьерварда жены
- Воинам кажутся…
Совсем не стало покоя жителям дальних хуторов в это жаркое лето. И дело было не только в участившихся нападениях нидингов — хотя каких участившихся, всего-то два и было! Снова обнаглели волки, снова повадились к людским местам быстрые серые тени, лишая спокойного сна людей и животных. На этот раз волки не резали коров и овец, не задирали собак, а, налетев молнией, хватали детей, унося их с собой неведомо для каких целей. Нет, не пожрать сразу, наполнив желудок сладкой человечьей кровью, — для утоления голода серым бестиям вполне хватило бы и овец, и дичи. Да и детских костей не находили в окрестных лесах, хоть и разорили там разъяренные бонды не одно волчье логовище. Нехорошие слухи поползли по окраинам Бильрест-фьорда, от хутора к хутору, от усадьбы к усадьбе. По слухам этим, вожак волчьей стаи был оборотнем. Многие видели его — большого темно-серого зверя со светлой полосой на спине, от хвоста до загривка. Один из пастухов со Снольди-Хольма рассказывал: видал как-то этого зверя, бежал к лесу большими прыжками, да остановился вдруг на пути, оглянулся… и словно бы ожег пастуха горящим колдовским взглядом. Обмер пастух, застыл, не шевелясь, а волк отвернул голову и скрылся в лесной чаще. Ни жив ни мертв вернулся пастух с верхних лугов на усадьбу Торкеля бонда. Рассказал о встрече, и, выслушав его, решили люди: не обычный волк это — оборотень. И детей таскает для своих мерзких обрядов. Да и не только детей — третьего дня, как раз тогда, когда люди спесивого Хастейна — а больше некому! — сожгли и разграбили хутор хозяйки Курид, пропала Сельма, младшая дочка Торкеля. Пошла навестить тетку Курид — и до сих пор не вернулась. И не нашли ее ни средь убитых на сожженном хуторе, ни — истерзанную — рядом, в лесах. Видно, уволок оборотень. Торкель аж посерел весь, исхудал, три дня проведя в безуспешных поисках. Потом вздохнул — на все воля богов — да на всякий случай решил съездить к дальнему кузнецу Велунду, что считался в округе обладателем колдовской силы. Побаивались Велунда люди, без особой нужды не ездили к старой кузнице.
А волк и вправду не ел детей. Налетал, хватал ребенка и, закинув на загривок легкое тело, быстро уносился в чащу. Один — без стаи, терпеливо ждущей вожака в одном из тайных логовищ, — несся по урочищам, стремясь к ведомой только ему одному цели. Целью этой был Черный лес — именно там, присыпанные хвоей, лежали под старой елью пузатые смешные кувшины. Лежали, дожидаясь своего часа. То были жертвенные кувшины самого Крома Кройха, жестокого кельтского бога, давно потерявшего былую силу у себя дома, в Ирландии, и надеющегося обрести ее вновь с помощью верных друидов. Конхобар Ирландец, младший жрец древних богов, по возможности подпитывал черную ауру Крома свежей дымящейся кровью. Но Кром хотел крови человека. Об этом всегда помнил Форгайл Коэл, друид, обретающийся в теле волка. Для того и нужны были ему дети. Взрослого, несмотря на всю свою силу, не дотащил бы оборотень-волкодлак на место будущей жертвы. Поэтому крал детей. Да и детская невинная кровь — куда уж угодней Крому!
Подтащив очередную жертву к кувшинам, Волк-Форгайл дожидался тьмы и перегрызал ей горло острыми, как бритвы, зубами, стараясь, чтобы хотя бы часть хлынувшей крови попала в жерло кувшина. Затем, пожрав еще трепыхающуюся теплую плоть, поднимал окровавленную пасть к небу и выл на луну, долго, надрывно и страшно. В такие минуты, злобно рыча, вскакивали на ноги сторожевые псы на ближайших пастбищах, а пастухи, просыпаясь, молили богов о защите. А волк выл, надеясь обрести благоволение своего кровавого бога. Знал и чувствовал Черный друид Форгайл, что все больше превращается в зверя. Все меньше человеческого с каждым днем остается в нем и все больше появляется волчьего. Нет, не хотел друид окончательно превратиться в волка, но все больше нравилось ему находиться в шкуре сильного, наводящего ужас зверя. И даже уже не мог бы ответить самому себе, что заставляет его красть детей — необходимость священной жертвы или неодолимое желание вгрызться в теплую плоть, чувствуя, как рвутся на зубах сухожилия, как трещат тонкие кости и приятно щекочет ноздри пряный запах крови. Волк убивал детей и уже не мог остановиться.
Дождь, свежий летний дождь, прошелестел над лесом, над полями, лугами и пастбищами, напоил влагой деревья, кусты и травы, изошел парящей дымкой в лучах жаркого солнца, вспыхнув на сиреневом небосводе многоцветной сверкающей радугой. Радужная полоса — синяя, красная, желтая, еще бог знает какая — гигантским коромыслом растянулась через весь Бильрест-фьорд, от водопада до кузницы Велунда, уходя вниз где-то за лесным озером.
— Да, скорее всего, это необычный волк, — выслушав Торкеля, покачал головой Велунд. Старый кузнец знал, что говорил, — уже не раз и не два выслушивал он рассказы о страшном чудовище в образе огромного волка. И то, что волк принялся красть детей, наводило Велунда на весьма нехорошие мысли.
— Это чье-то древнее колдовство, — убежденно произнес кузнец. — Я могу только догадываться, чьи боги собирают в нашей округе свою кровавую жатву. И не в волке тут дело, вернее, не только в волке… Что же касается исчезновения твоей дочери… — Велунд помолчал, задумчиво посмотрев вдаль, где за дальним лесом снова собирались тучи. — Думаю, что волк здесь ни при чем. Полагаю, это людских рук дело…
— Так кому ж было надо? — Торкель, седоватый, плотный, с вислыми усами на круглом лице, напоминал в этот момент рассерженного тюленя. — Кому? Может быть, скоро потребуют выкуп?
— Может быть, — кивнул Велунд. — Если же нет… Я помогу тебе, Торкель, в твоих поисках. Не благодари сейчас, не надо. Ступай и жди вестника. Помни, дочь твоя отнюдь не в лапах злобного оборотня.
Торкель уехал к себе на хутор, по пути выслушивая от встретившихся пастухов очередные скорбные вести о пропавших детях. Сельма… Любимая младшая дочь. Вот о ком с грустью думал сейчас Торкель. Даже если волкодлак не имеет никакого отношения к ее пропаже, с этим зверем — кем бы он ни был — нужно кончать. И чем быстрее, тем лучше. С этими его мыслями согласились бы все жители хуторов. Вздохнув, бонд пришпорил коня, сворачивая на дорогу к Снольди-Хольму. Остро пахло иван-чаем и жимолостью, белели на кочках цветы голубики, а из близкого леса прямо из-за кустов можжевельника смотрели в спину несчастному бонду черные пронзительные глаза, горящие недобрым огнем глаза огромного волка. Волк снова задумал убийство.
А старый кузнец и колдун — ох, не зря его побаивались в округе! — Велунд, проводив гостя, оседлал вороного коня и поскакал вниз, к фьорду. Правда, не доезжая ручья, свернул вдруг влево, оставив за собой священную рощу, проехал по старой дороге, поросшей травою и папоротниками почти до холки коня, еще раз свернул и оказался в Черном лесу. Темном, непроезжем, опасном. Снова пошел дождь, и первые капли его застряли в высоких сосновых кронах, зашумели в верхушках сизовато-голубых елей, оросили пыльную каменистую тропку, сворачивающую от дороги.
Велунд спешился, привязал коня — тот всхрапывал, прядал ушами, почему-то не нравилось ему это место — и скрылся за вересковыми кустами. Черный мох мягко запружинил под ногами, вылетели из кустов, поднявшись на ветку сосны, какие-то мелкие птахи. Старый кузнец шел, огибая встречающиеся на пути кусты и деревья, шел, не останавливаясь, словно точно знал куда. Впрочем, если присмотреться, видна была чуть заметная — видно, что давно не пользовались, — заросшая высокими папоротниками тропка, не разберешь, людская или звериная. Велунд прошел по ней немного, остановился, шумно вдыхая воздух. Почти полная тьма сгустилась вокруг мокрым колдовским покрывалом, а впереди, буквально в нескольких шагах, почувствовал — скорее, почуял — старый кузнец что-то нехорошее, чужое, злое. Постояв, Велунд глубоко вздохнул и, раздвинув тяжелым посохом тяжелые ветви елей, сделал пару шагов. Затем нагнулся… И обнаружил под старой елью странные, нелепые кувшины с широким горлом. Провел рукой по горловине… И тут же отдернул — кувшины были покрыты липкой запекшейся кровью. Рядом, в кустах, обнаружились обглоданные детские кости. Старый кузнец посмотрел на все это, плюнул и, повернувшись, быстро зашагал обратно. В глазах его горел огонь, и если б огонь тот мог хоть на миг увидеть оборотень, то, наверное, сразу бы и покинул эти места навсегда. А может, и не покинул бы. Может, еще бы посопротивлялся.
Поговорив с Сигурдом и выпив предложенной медовой браги, Велунд вытер усы и попросил позвать Хельги. В очаге над красными углями жарилась насаженная на вертела рыба — треска и скумбрия. Стекающий с рыбьих туш жир, падая на угли, вспыхивал на миг маленькими трескучими звездочками. Старый кузнец протянул к огню руки и обернулся.
— Звал, отец? — вбежав в дом, обратился к Сигурду Хельги.
— Звал, — кивнул тот. — Учитель Велунд хочет говорить с тобой, сын.
Хельги почтительно поклонился.
— У меня к тебе два дела, — не тратя времени на предисловия, пояснил старый кузнец. — Первое — в Черном лесу, второе — пока не знаю где. Первое не терпит. Второе, впрочем, тоже. У тебя, я надеюсь, уже имеются верные люди, на которых можно полностью положиться?
Сын ярла молча кивнул.
— Пусть возьмут с собой секиры и лопаты, скачут в священную рощу, принесут в жертву богам белого петуха и нарубят ветвей с ясеня, того, что растет сразу за камнем с волшебными рунами. Не перепутают?
— Да вроде не пили еще, — усмехнулся Хельги. — Так я пойду, свистну их?
— Давай. Пускай после ждут нас на старой дороге. Хотя мы, скорее всего, будем там раньше. — Велунд встал с лавки, прощаясь с Сигурдом. Обернулся к вот-вот готовому выбежать на двор Хельги: — О втором деле поговорим по пути. Вели слугам седлать коня.
Сельма! Услышав об ее пропаже, Хельги сильно пожалел, что не узнал об этом раньше. Ведь буквально только что его дружина вернулась из рейда по дальним лесам. Сельма… Неужели и ее разорвал на куски злобный оборотень? Велунд сказал, что нет, а старому кузнецу можно верить. Значит, одно из двух — либо девчонку схватили люди спесивого Хастейна, либо… либо это дело рук Альвсенов, вернее, теперь уже одного Альвсена, Скьольда. Бьярни не далее как вчера схоронили, насыпав над сожженной могилой высокий курган. Вместе с младшим Альвсеном в Валгаллу отправились: вороной жеребец по кличке Гром — любимый конь Бьярни, старый слуга, пара наложниц, ну, и всякого рода материальные ценности, типа дорогого оружия, заморских тканей и целого таза серебряных арабских дирхемов. Никто особо не горевал о погибшем, даже Скьольд. Но злобу против Хельги определенно затаил старший братец, затаил, тут и думать нечего, потому что не терпел, когда так нагло вмешиваются в его планы. Значит, вполне может быть, что Сельма у него. В целях давления на Торкеля, который был в большом авторитете среди владельцев дальних хуторов. Если же Сельма у Хастейна, тот явно потребует выкуп… Впрочем, может и подержать, как заложницу, до нападения на Бильрест-фьорд. В таком случае освободить девчонку будет труднее… Ладно, главное сейчас — установить точно, где она да что с ней, а уж потом… потом видно будет.
Хельги с Велундом оказались у края Черного леса раньше остальных. Правда, не намного и опередили: не успели осмотреться, как послышалось гиканье, веселые голоса и смех, и из-за кустов, ломая сухие ветки, вынеслись на дорогу всадники. Харальд, Ингви, Снорри, парни с хуторов, даже Дирмунд Заика с Приблудой Хрольвом. Вся дружина Хельги. У каждого поперек седла перекинуты лопата и связка ясеневых веток — все, как и наказывал Велунд. Увидав кузнеца, молодежь попритихла; спешившись, столпилась вокруг, почтительно склоняясь в поклоне.
— Пошли, — махнул рукой Велунд. — Коней только привяжите крепче да выставьте охранение.
— Да кому надо… — беспечно протянул было Харальд, но, наткнувшись на яростный взгляд Хельги, осекся. Знал — будущий ярл хоть и друг с детства, а расслабиться не даст, и не зря не даст. Явно была на это причина. Какая? О том он, может быть, и сам скажет.
Сомкнулись над последним молодым воином темные еловые лапы, и вся дружина оказалась в царстве ночи. Настолько густо росли здесь деревья, что дневной свет почти не проникал в чащу, сумрачную, дикую, колдовскую. Идти становилось труднее — все чаще встречались на пути упавшие деревья, то и дело приходилось огибать кучи бурелома. Но пока шли удачно — никто не подвернул ногу, и дерево ни на кого не упало. Да и Велунд шагал уверенно впереди — видно, хорошо знал дорогу. Ага, наконец остановился на опушке, со всех сторон окруженной седыми мохнатыми елями. Пришли.
— Разжигайте костер из ясеня, а вы — вытаскивайте из-под ели кувшины… там увидите какие… Остальные — пройдитесь вокруг опушки, соберите кости. Чьи кости? Ну, как вам сказать… Нет, разбрасывать их не надо — кидайте в костер. А теперь добавьте ясеня!
Костер занялся сразу, запылал, яростно и гулко. Распарывая сгустившуюся тьму, взметнулось к небу оранжевое пламя, и дым священного ясеня стелился между деревьями, очищая это место от скверны.
Старый колдун Велунд, разбив кувшины посохом, бросил в огонь окровавленные осколки и принялся нараспев читать висы:
- — Воины станом
- Стали чеканным,
- Сети из ясеня
- Крепко вязали.
- Гневалась в пламени
- Вера чужая,
- Ясеня гибель —
- Чужая слава.
Кидайте, кидайте еще ясеня, не жалейте! — прервав вису, крикнул он воинам, и те раскочегарили костер так, что жаркое пламя опалило ближайшие деревья.
— Как бы не случилось пожара, — подошел ближе к Велунду Хельги.
— Не тревожься, ярл, — улыбнулся в бороду тот. — Пожара не будет. Впрочем, если даже и будет, главное — огнем выжечь скверну. Я чувствую, как вскипает кровь чужих богов, как меркнет их злобное колдовство. Нет, не сладко придется теперь порождению зла, и корабль из ногтей мертвецов не придет теперь на земли Бильрест-фьорда. А ведь он пришел бы за нами.
И тут Хельги ощутил ненависть. Словно страшный черный ком разросся у него в голове, ком чужой злобы взорвался тысячью разноцветных огней, так, что, казалось, вспыхнул весь мир, словно…
«Словно ядерный взрыв» — так отпечаталось в мозгу, и эти непонятные слова пришли изнутри Хельги, только вот барабаны на этот раз молчали и не рычала надрывно сумасшедшая девушка Магн. Впрочем, нет, лицо ее появилось на миг перед глазами сына Сигурда ярла.
«Остановите его!» — прошептала Магн и исчезла, растаяла в жарком от пламени воздухе, словно наваждение.
А где-то в предгорьях, в дальнем урочище, выпустив из пасти очередную добычу, жалобно завыл волк, огромный оборотень с темно-серой шерстью и горящими колдовскими глазами друида Форгайла Коэла. Только теперь в один миг словно бы даже стал он меньше, заскулил, испуганно шаря глазами по елкам, и, поджав хвост, понесся прочь длинными усталыми прыжками. Куда держал путь оборотень, не знал даже он сам. Куда-нибудь. Лишь бы подальше от оскверненного места. Не уберег. Не сумел. И гнев древних богов будет страшен!
— Не знаю, что вам и сказать, — выставив гостям нехитрое угощение, пожал плечами бывший раб Трэль Навозник. — На дальних хуторах видели двух верзил, так вы их и сами видели, то люди Хастейна. Но видели их давно, видно, тогда же они и покинули эти места. Нет, вряд ли они прихватили с собою Сельму. Просто не успели бы, да и зачем она им? Только лишние заморочки. Им бы самим побыстрее убраться.
— Так-то оно так. — Сын ярла запил козьим молоком просяную лепешку с сыром. — Да только вроде как некому больше! Кроме, пожалуй, Альвсена…
— Вряд ли это Скьольд. — Трэль подлил гостям молока из большой деревянной крынки. — Был бы жив Бьярни, я б еще поверил, а так… Слишком уж грубый нажим. Не похоже на хитреца Скьольда. Он хоть и жадный, а мозгами шевелить умеет.
Хельги кивнул. Харальд и Снорри, допивая молоко, удивленно посматривали на хозяина хижины. Ну никак они не могли привыкнуть к тому, что бывший раб Трэль, о непроходимой тупости которого ходили легенды, на поверку оказался весьма неглупым малым. Хельги, например, так очень нравилось с ним общаться. Логично рассуждал Навозник, а она была нужна сейчас, логика…
— Давайте порассуждаем еще, — упрямо повторил Хельги. Харальд и Снорри покосились на него с некоторым суеверным страхом — слишком уж он казался странным, чужим в такие вот минуты тяжких раздумий.
— Значится, так! — Хельги даже сам вздрогнул: снова незнакомые интонации, далекие и чужие, чужие… Но если они помогут… По крайней мере, до сего дня внутренние непонятные силы еще не принесли ему зла. Тогда пусть… Тогда — не нужно мешать… Не нужно… Не нужно… Не… — Значится, так! — окрепшим голосом повторил сын ярла. — Слушай мою команду. Ты, Харальд, берешь Ингви — и летите в Снольди-Хольм, выясните там точно, когда ушла Сельма, с кем, куда, вплоть до того, как была одета и какие песни напевала, когда выходила из ворот усадьбы. Все ясно?
Харальд кивнул.
— Вперед, — напутствовал Хельги. — На все про все вам срок — до вечера. Вечером собираемся… собираемся… здесь! Надеюсь, Трэль, ты позволишь воспользоваться твоей собственностью?
Бывший раб лишь поклонился.
— Прекрасно. — Хельги потер ладони. — Теперь ты, Снорри. Слушай внимательно, чтобы не перепутать… Сейчас снимешь с себя всю свою одежку, да, да, прямо здесь, уж слишком она у тебя вызывающе богата: висюльки какие-то, серебришко, даже вон, казалось бы, мелочь, фибула — так и та золотая! Нет, в таком виде тебе никто из простого народа ничегошеньки не расскажет. Надевай вот рубище. Подай-ка, Трэль… Н-да-а… А погрязнее ничего нет? Ладно, сойдет и это, вот потопчем ногами… ага… В самый раз. Ты чего скуксился, Малыш? Я тебя не побираться отправляю, а с важным заданием, так что подбери сопли и немедленно доложи о готовности.
— Я всегда готов, ярл!
— Вот так-то лучше будет. Все, вперед. Жду тебя тоже к вечеру… Впрочем, можешь чуть опоздать — концы не близкие. Но только чуть-чуть, понял? Запомни, если к утру тебя не будет, наша дружина разнесет усадьбу этого нидинга в пух и прах. Да ты не смейся, ты проникнись — чуешь, какое обострение обстановочки может родиться в Бильрест-фьорде благодаря тебе, любимому? А раз чуешь, так чего тут застыл, как камень с рунами? Давай, давай, работай. Да позови там остальных… Слушайте сюда, ребята…
Они явились под утро. Прошелестели плащами, словно натуральные нидинги. Словно бы пробрались тайно. Но нет, не тайно пробирались дружинники, знали, ожидают их с нетерпением в хижине вольноотпущенника Трэля.
Читать бесплатно другие книги:
