Баллада о змеях и певчих птицах Коллинз Сьюзен
«До чего уродливое место», – тоскливо подумал Кориолан, проезжая через Дистрикт-9. Бетонные здания, облупившаяся краска и нищета под лучами безжалостного полуденного солнца. Покрытый угольной пылью Дистрикт-12 наверняка будет еще уродливее… Прежде Кориолану не доводилось видеть там ничего, кроме усыпанной шлаком площади, которую показывали в День Жатвы. Вряд ли это место пригодно для жизни.
Когда он попросил о назначении в Двенадцатый, брови офицера призывного пункта поползли вверх. «Нечасто я слышу подобные просьбы», – заметил он, ставя штамп, но от вопросов воздержался. Очевидно, за Голодными играми следили не все жители Капитолия. Офицер явно не узнал Кориолана, да и про Люси Грей не упомянул. Тем лучше. В данный момент Кориолан мечтал об анонимности, ведь по большей части его позор был связан с тем, какую он носит фамилию. Вспомнив беседу с директором Хайботтомом, он вспыхнул до корней волос…
«Слышишь грохот, Кориолан? Это рушится величие дома Сноу».
До чего же Кориолан ненавидел директора! Раздувшееся от самодовольства лицо нависало над уликами. Кончик авторучки тыкал в предметы на лабораторном столе.
– Салфетка с твоей ДНК. Ты тайком вынес еду из школьной столовой и отдал своему трибуту. Мы нашли ее, собирая улики на арене после взрывов. Запустили обычную проверку, и вот ты попался.
– Вы морили ее голодом! – воскликнул Кориолан дрогнувшим голосом.
– Для Голодных игр это вполне стандартная процедура. Заметь, тут важно не столько кормление трибута, на которое мы смотрели сквозь пальцы, сколько сам факт воровства из столовой, что строжайше запрещено, – напомнил директор Хайботтом. – Я настаивал на том, чтобы разоблачить тебя сразу, но доктор Галл сочла, что ты больше пригодишься в качестве мученика, пострадавшего за Капитолий. Пока ты валялся в больнице, мы крутили на похоронах запись гимна в твоем бездарном исполнении.
– Тогда зачем вспоминать об этом сейчас? – спросил Кориолан.
– Надо же вывести закономерность твоего поведения. – Ручка постучала по серебряной розе. – Теперь пудреница. Сколько раз я видел, как твоя мать доставала ее из сумочки, чтобы на себя полюбоваться? Твоя прелестная, заурядная мамочка, которая наивно убедила себя, будто твой отец подарит ей свободу и любовь! Как говорится, из огня да в полымя.
– Она не такая, – выдавил Кориолан.
– Надо признать, она была очень молода и, похоже, навеки осталась юной девочкой. В отличие от твоего трибута, Люси Грей. В свои шестнадцать эта девица тянет на все тридцать пять, причем весьма непростые тридцать пять, – заметил директор Хайботтом.
– Пудреницу она вам сама отдала? – При мысли об этом сердце Кориолана упало.
– Миротворцам пришлось повалить ее на землю, чтобы забрать эту штуку. Естественно, мы тщательно обыскиваем победителей на выходе с арены. – Директор склонил голову набок и улыбнулся. – Ловко ей удалось отравить Воуви и Рипера. Не очень-то честно, но что поделаешь? Возвращение в Дистрикт-12, видимо, достаточное наказание. Люси Грей сказала, что крысиный яд – целиком ее идея, и пудреница – всего лишь талисман.
– Так и есть, – подтвердил Кориолан. – Талисман на счастье, знак моей привязанности. Про яд мне ничего не известно.
– Допустим, я тебе поверил, хотя это не так. Тогда что прикажешь делать с этим? – Директор Хайботтом поднял кончиком авторучки носовой платок. – Вчера утром его обнаружили в террариуме со змеями. Сперва все были озадачены, бросились проверять карманы, ведь кроме сотрудников к переродкам вроде бы никто не подходил. Один лаборант даже признал его своим, сказал, что мучается аллергией и куда-то подевал платок. Уже собрался писать заявление об уходе, как вдруг они заметили инициалы в уголке. Не твои. Твоего отца.
CXS. Вышитые латиницей теми же белыми нитками, что и кайма. Не увидишь, пока не приглядишься. Кориолан никогда особо не рассматривал свои носовые платки – просто клал с утра в карман свежий и бежал в Академию. С обвинением можно было бы поспорить, если бы не средняя буква «икс». Ксанф. Единственным во всем Капитолии, кто носил это гордое имя, был его отец.
Спрашивать про тест ДНК не имело смысла – директор наверняка его провел и обнаружил следы Кориолана и Люси Грей.
– Почему же вы не предали это огласке?
– Поверь, мне очень хотелось. Однако у Академии есть традиция: когда ученика исключают, ему предлагают своего рода спасательный круг, – пояснил директор. – В качестве альтернативы позору он может до конца дня записаться в миротворцы.
– Но… зачем мне это делать? Я имею в виду, что подумают люди? Ведь я только что… выиграл приз Плинтов и могу учиться в Университете! – запинаясь, проговорил Кориолан.
– А может, ты весь из себя патриот? Или веришь, что защищать свою страну гораздо важнее, чем корпеть над книгами? – Директор Хайботтом расхохотался. – Или Голодные игры тебя изменили, и ты идешь туда, где можно как следует послужить Панему? Ты умный юноша, Кориолан. Я уверен, что-нибудь придумаешь.
– Я… я… – От поски и адреналина голова пошла кругом. – Почему? Почему вы меня так ненавидите? – выпалил он. – Я думал, что вы друг моего отца!
Директор посерьезнел.
– Я тоже так думал. Позже выяснилось, что он просто меня использовал. И кстати, продолжает использовать.
– Он же умер! Он много лет как мертв! – вскричал Кориолан.
– И вполне заслуженно, однако он живет в тебе. – Директор махнул рукой. – Лучше поспеши. Призывной пункт закрывается через двадцать минут. Если побежишь, как раз успеешь.
Так он и сделал, потому что другого выхода не видел. Записавшись в миротворцы, Кориолан помчался прямиком в Цитадель, надеясь вымолить прощение у доктора Галл. Увы, внутрь его не пустили, даже якобы воспалившиеся швы не помогли. Миротворцы позвонили в лабораторию, где им велели отправить его в больницу. Впрочем, один караульный сжалился и согласился передать эссе доктору Галл, если получится. На полях Кориолан хотел нацарапать записку с мольбой о помощи, затем передумал. Он понял, что это бесполезно, и написал лишь слово «спасибо». Кориолан и сам не знал, за что ее благодарить, однако решил не показывать ей свое отчаяние.
По пути домой поздравления соседей были ему как острый нож, но самое неприятное началось, едва он вошел в апартаменты под звуки жестяных рожков и приветственных криков. Бабушка с Тигрис достали украшения для вечеринок, которыми обычно пользовались на Новый год, и даже купили праздничный торт. Кориолан еле выдавил из себя улыбку, потом расплакался. И тогда он рассказал им все. Потрясенные женщины застыли, как мраморные статуи.
– Когда уезжаешь? – спросила Тигрис.
– Утром, – ответил он.
– Когда вернешься? – спросила Мадам-Бабушка.
У Кориолана язык не повернулся сказать, что через двадцать лет. Ей столько не прожить. Если он и увидит ее снова, то уже в семейной усыпальнице.
– Не знаю.
Старуха кивнула и выпрямилась в кресле.
– Помни, Кориолан, куда бы ты ни уехал, ты везде останешься Сноу. Этого у тебя никому не отнять.
Кориолан задумался, не в том ли главная проблема. Оставаться Сноу в послевоенном мире просто невозможно. Вот куда его завела семейная гордость… Однако вслух он сказал другое:
– Я постараюсь стать достойным своего имени.
Тигрис поднялась.
– Пойдем, Корио. Я помогу тебе собрать вещи.
Он последовал за ней в свою комнату. Кузина не плакала. Кориолан знал, что она постарается сдержать слезы до его отъезда.
– Собирать особо и нечего. Мне велели надеть старую одежду, чтобы потом выбросить. Нам выдадут форму, предметы гигиены и все остальное. Я могу взять только те личные вещи, которые поместятся сюда. – Кориолан достал из школьной сумки коробку восемь на двенадцать и примерно три дюйма в высоту.
Кузены долго на нее смотрели.
– Ты должен выбрать по-настоящему памятные вещи.
Фотографии матери с младенцем Кориоланом, отца в военной форме, Тигрис и Мадам-Бабушки, несколько снимков друзей. Старый отцовский компас в медном корпусе. Завернутый в оранжевый шелковый шарфик диск розовой пудры, который раньше лежал в серебряной пудренице матери. Три носовых платка. Почтовая бумага с фамильной монограммой Сноу. Корешок билета на цирковое представление с печатью арены. Осколок мрамора, подобранный после бомбежки. Сейчас Кориолан понял, что чувствует «ма» Плинт, чей прежний мир сжался до размера полки с безделушками из Дистрикта-2.
Спать они не ложились. Кузены отправились на крышу и смотрели на Капитолий, пока не начало светать.
– Ты был изначально обречен на провал, – сказала Тигрис. – Голодные игры – чудовищное, несправедливое наказание. Разве может хороший юноша вроде тебя соответствовать их требованиям?
– Не вздумай такое говорить! Это опасно, – предупредил Кориолан.
– Знаю, – ответила кузина. – И это тоже неправильно!
Кориолан принял душ и оделся в поношенные школьные брюки, вылинявшую футболку и старые шлепанцы. Выпив на кухне чашку чая, он поцеловал на прощанье Мадам-Бабушку и бросил последний взгляд на свой дом.
В холле Тигрис дала ему старую шляпу и отцовские солнечные очки.
– В дорогу.
Кориолан сразу понял, что она предлагает ему маскировку, и с благодарностью спрятал кудри под шляпой. Кузены молча дошли по пустынным улицам до призывного пункта.
– Я оставляю тебя с кучей проблем, – охрипшим голосом сказал он. – Апартаменты, налоги, Мадам-Бабушка. Прости меня! Если не сможешь, я пойму.
– Тебе не за что извиняться, – заверила Тигрис. – Напиши, как только выдастся минутка!
Они обнялись так крепко, что у него лопнула пара швов. Затем он вошел в призывной пункт, где толпились сотни три жителей Капитолия, ожидая начала новой жизни. У Кориолана вспыхнула надежда: вдруг его не возьмут по состоянию здоровья? Потом он ужаснулся. Какая судьба ждет его тогда? Публичный позор? Тюрьма? Директор Хайботтом не уточнял, но следовало готовиться к худшему. Впрочем, медосмотр прошел успешно, швы на руке сняли без лишних вопросов. Стрижка под машинку избавила от приметных кудрей, и Кориолан почувствовал себя чуть ли не голым, зато любопытные взгляды прекратились. Он переоделся в новехонькую военную форму, получил вещевой мешок, набор для гигиены, бутылку воды и сэндвичи с мясным паштетом в дорогу. А под конец подписал стопку бланков, в том числе распоряжение отсылать половину его скромной получки Тигрис и Мадам-Бабушке.
Остриженный, переодетый и прошедший вакцинацию Кориолан вместе с другими новобранцами сел в автобус, доставивший их на вокзал. По большей части с ним ехали выпускники средних школ, чей учебный год заканчивался раньше, чем в Академии. Забившись в угол зала ожидания, он посмотрел «Новости Капитолия», боясь увидеть репортаж о своем назначении, однако зрителям показали обычный субботний выпуск. Погода. Изменения в работе транспорта в связи с реконструкцией столицы. Рецепт летнего салата из овощей. Такое чувство, словно Голодных игр и не было…
«Меня хотят вычеркнуть из жизни, – подумал Кориолан. – И для этого им придется стереть память об Играх».
Кто знает о его позоре? Одноклассники? Друзья? С ним никто не пытался связаться. Наверно, новость еще не успела разойтись, но все впереди. Люди начнут строить догадки. Поползут слухи. Верх возьмет самая исковерканная и колоритная версия событий. О, как будет злорадствовать Ливия Кардью! Клеменсия получит приз Плинтов. На летних каникулах все станут гадать, куда он подевался. Некоторые даже будут скучать. Фест. Возможно, Лисистрата. В сентябре бывшие одноклассники начнут учебу в Университете, и постепенно о нем все забудут.
Стереть всякое воспоминание об Играх означает также вычеркнуть из жизни Капитолия Люси Грей. Где она? Правда ли ее отправили домой? Едет ли она сейчас в Дистрикт-12, запертая в вонючем вагоне для скота, который привез ее в столицу? Директор Хайботтом сказал, что так и будет, однако окончательное решение – за доктором Галл. Она может отнестись к их обману гораздо менее снисходительно. Вдруг под ее чутким руководством Люси Грей бросят в тюрьму, убьют или превратят в безгласую? Или, что еще хуже, приговорят к пожизненным экспериментам в жуткой лаборатории?
Вспомнив, что он в поезде, Кориолан зажмурился, чтобы не заплакать, и постарался взять себя в руки. Возвращение Люси Грей в Дистрикт-12 – лучший вариант для Капитолия. Возможно, через некоторое время доктор Галл вновь ее призовет – к примеру, спеть на открытии Игр. По сравнению с его преступлениями проступки девушки – ерунда. К тому же публика успела ее полюбить. Пожалуй, обаяние спасет Люси Грей и в этот раз.
Время от времени поезд останавливался и изрыгал новобранцев либо в назначенном им дистрикте, либо для пересадки на транспорт, направляющийся на север или на юг. Иногда за окном проносились мертвые заброшенные города, и Кориолан гадал, как они выглядели в годы расцвета, когда здесь был не Панем, а Северная Америка. Страна, полная Капитолиев, должно быть, смотрелась прекрасно. И все пропало впустую…
Около полуночи дверь в купе с грохотом распахнулась, и внутрь ввалились две девушки, назначенные в Дистрикт-8, с доброй половиной галлона поски, которую им чудом удалось пронести с собой. Будучи в полном раздрае, Кориолан не нашел ничего лучше, как к ним присоединиться. Проснулся он почти сутки спустя на рассвете, утром вторника, въезжая в Двенадцатый.
Кориолан спустился на платформу с больной головой и сухим, как наждак, языком. Следуя приказу, он и трое других новобранцев построились и целый час прождали сопровождения. Наконец явился миротворец, немногим их старше, и они отправились пешком по грязным улицам. Жара и высокая влажность превратили воздух в нечто среднее между жидкостью и газом. Влага облепила тело Кориолана липкой пленкой, и вытереть ее никак не удавалось. Пот не высыхал, только продолжал струиться. Из носа текло, кончик носа почернел от угольной пыли. Носки хлюпали в тяжелых жестких ботинках. После часового перехода по усыпанным шлаком улицам с остатками потрескавшегося асфальта они вышли к военной базе, которой предстояло стать их новым домом.
Надежное ограждение и вооруженные миротворцы у ворот смотрелись впечатляюще. Новички последовали за провожатым мимо невзрачных серых зданий. Возле казарм две девушки их покинули, и Кориолан со вторым новобранцем – высоким, тощим как жердь юношей по имени Юний, прошли в комнату с четырьмя двухъярусными кроватями и восемью шкафчиками. Две пары коек были аккуратно заправлены, на двух свободных возле грязного окна, выходившего на мусорные баки, лежали стопки белья. Кое-как себе постелив, Кориолан занял верхнюю койку, уступив нижнюю соседу, который боялся высоты. Остаток утра они потратили на то, чтобы принять душ, разложить вещи и ознакомиться с учебным пособием для новобранцев. К обеду следовало явиться в столовую.
Кориолан стоял в душе, запрокинув голову, и глотал теплую воду. Он трижды вытерся полотенцем, но кожа сухой так и не стала. Надев чистую форму, он распаковал вещмешок и сунул драгоценную коробку на верхнюю полку шкафчика, затем вскарабкался на свою койку и принялся внимательно изучать пособие – или сделал вид, что изучает, – чтобы избежать разговора с Юнием. Дерганый парнишка, похоже, нуждался в утешении, на которое Кориолан был сейчас не способен. «Пойми же наконец, наивный Юний, – хотел сказать Кориолан, – жизнь твоя кончена». Внезапное отсутствие обязанностей – перед Академией, перед семьей, перед своим будущим – лишило его последних сил. Даже самая незначительная задача приводила его в уныние.
Незадолго до одиннадцати часов за новичками зашли соседи по казарме: разговорчивый круглолицый юноша по прозвищу Улыба и его низкорослый щуплый приятель Блоха. Четверка направилась в столовую, где стояли длинные столы с потрескавшимися пластиковыми стульями.
– По вторникам у нас хэш! – радостно объявил Улыба. Пробыв миротворцем всего неделю, он успел не только выучить, но и полюбить здешний распорядок. Кориолан забрал поднос с миской, содержимое которой напоминало собачью еду, щедро сдобренную картофелем. Голод и воодушевление товарищей придали ему смелости. На вкус блюдо оказалось вполне съедобным, хотя и немного пересоленным. Также ему дали две консервированные груши и большую кружку молока. Не шикарно, зато сытно. Похоже, в армии голодать не придется – питание здесь гораздо более полноценное, чем дома.
Улыба объявил, что теперь они друзья, и к концу обеда Кориолан с Юнием получили прозвища Джент, сокращенное от «джентльмена», и Дылда – один из-за изысканных манер за столом, другой из-за телосложения. Кориолан обрадовался: в последнюю очередь ему хотелось трепать имя Сноу. Никто из соседей по казарме Голодные игры не упомянул. Выяснилось, что у новобранцев есть доступ лишь к одному телевизору, в комнате отдыха, причем сигнал здесь настолько слабый, что его практически никто не смотрит. Если Дылда и видел Кориолана в Капитолии, то вряд ли признал в обритом наголо солдате. Никто не ожидал увидеть его здесь. Могло быть и так, что слава Кориолана ограничивалась Академией и кучкой бездельников в Капитолии, следивших за действом в прямом эфире. Кориолан успокоился и рассказал друзьям, что отец у него был военным и погиб на войне, дома остались бабушка и кузина, и школу он закончил на прошлой неделе.
Выяснилось, что Улыба с Блохой, как и многие миротворцы, были вовсе не капитолийцами, а уроженцами дистриктов.
– Стать миротворцем – большая удача, – заявил Улыба. – Гораздо лучше, чем работать на фабрике. Много еды, и денег хватает, чтобы посылать предкам. Некоторые воротят нос, но я скажу тебе вот что: война давно закончилась, и работа есть работа.
– Значит, ты согласен надзирать за своими? – не удержался Кориолан.
– Для меня они чужие. Сам-то я из Восьмого. Нельзя служить в том дистрикте, где родился. – Улыба пожал плечами. – К тому же моя семья теперь тут, Джент.
Возможность познакомиться с другими членами новой семьи выпала Кориолану сразу после обеда, когда ему дали наряд на кухню. Под руководством Кренделя, старого миротворца, потерявшего на войне левое ухо, Кориолан разделся до пояса и простоял четыре часа напролет в клубах пара над раковиной, чистя кастрюли и поливая из шланга металлические лотки. Затем он перекусил все тем же хэшем и приступил к мытью полов в столовой и коридорах. Вернувшись в казарму за полчаса до отбоя (свет гасили в девять), Кориолан рухнул в постель в одних трусах.
К девяти утра он уже стоял на плацу, готовый приступить к тренировкам. На первом этапе новобранцев подтягивали до приемлемого уровня физической подготовки. Кориолан приседал, бегал и ходил строем, пока насквозь не вымок от пота и не стер ноги до волдырей. Суровая школа профессора Серп ему очень пригодилась, а маршировать он умел лет с двенадцати. Неуклюжему Дылде, у которого была впалая грудь и обе ноги левые, пришлось нелегко: сержант-инструктор строевой подготовки орал на него без устали, разнообразя ругань едкими насмешками. В ту ночь Кориолан засыпал под звуки сдавленных рыданий в подушку.
Теперь жизнь Кориолана состояла из сплошных тренировок, еды, уборки и сна. Он делал все механически, стараясь ровно настолько, чтобы избежать нареканий. Иногда ему удавалось выкроить драгоценные полчаса перед отбоем. Впрочем, ничем особым он в это время не занимался – принимал душ и залезал в койку.
Не давали покоя мысли о Люси Грей, однако навести справки было не так-то просто. Если бы он стал спрашивать у всех подряд, кто-нибудь наверняка узнал бы о его причастности к Играм, а этого он хотел избежать любой ценой. Выходной день в их подразделении приходился на воскресенье, дежурство заканчивалось в пять часов в субботу. Новобранцам в первую неделю полагалось оставаться на базе, поэтому Кориолан запланировал вылазку в город на следующее воскресенье. Улыба рассказал, что миротворцы ходят развлечься на старый угольный склад, так называемый Котел, где можно купить самогону и, если повезет, снять девочку. В Дистрикте-12 имелась и городская площадь – та самая, где проходила Жатва, – с несколькими магазинчиками и лавками, но к вечеру они закрывались.
Кроме Дылды, которому за плохую строевую подготовку выпало драить туалеты, после субботнего обеда все соседи по казарме отправились в комнату отдыха играть в покер. Кориолан сидел в столовой над тарелкой лапши с тушенкой. Обычно за едой Улыба болтал не переставая, и вот теперь впервые Кориолан смог спокойно рассмотреть других миротворцев. Самым молодым было около двадцати, самый старый выглядел ровесником Мадам-Бабушки. Некоторые разговаривали, многие сидели молча с понурым видом, поедая лапшу. Неужели и его ждет такое будущее?
Кориолан решил провести вечер в казарме. Последние деньги он оставил семье, поэтому играть было не на что – получку им давали первого числа каждого месяца. Еще пришло письмо от Тигрис, и он хотел спокойно его прочесть. Впервые за долгое время Кориолан отдыхал от вида, звука и запаха своих новых товарищей. Весь этот непрерывный коллективизм чрезвычайно напрягал его, привыкшего заканчивать день в одиночестве собственной комнаты. Он взобрался на койку и аккуратно вскрыл конверт.
Мой дорогой Корио!
Сейчас ночь понедельника, и в апартаментах без тебя ужасно пусто! Мадам-Бабушка не вполне понимает, что происходит: сегодня дважды спрашивала, когда ты вернешься и не стоит ли подождать с ужином. Слухи о твоем положении носятся самые разные. Я ходила к Плюрибу, и он сказал, что слышал всякое: якобы ты влюбился в Люси Грей и последовал за ней в Двенадцатый, якобы ты напился, празднуя победу, и друзья взяли тебя на слабо, якобы ты нарушил правила и посылал на арену подарки Люси Грей от себя лично, якобы ты повздорил с директором Хайботтомом… Я говорю людям, что ты отдаешь долг своей стране по примеру отца.
Сегодня вечером к нам заходили Фест, Персефона и Лисистрата. Очень о тебе беспокоятся. Еще звонила миссис Плинт, просила твой адрес. Думаю, она хочет тебе написать.
Наши апартаменты удалось выставить на продажу, спасибо Дулиттлам. Плюриб сказал, что если мы не найдем жилье сразу, то он может выделить нам пару комнаток над клубом, и для меня найдется работа по перешивке костюмов, если клуб откроется. Еще он помог с продажей мебели – нашел несколько покупателей. Плюриб вообще к нам очень добр и передает наилучшие пожелания тебе и Люси Грей. Удалось ли вам с ней повидаться? Пожалуй, это единственный приятный момент во всей этой дурацкой истории.
Прости, что письмо вышло коротким, – уже очень поздно, а у меня еще столько дел! Я лишь хотела черкнуть пару строк, чтобы напомнить, как сильно мы тебя любим. Знаю, сейчас тебе тяжело, однако надежду терять не стоит. Она помогла нам продержаться в самые темные времена, поможет и теперь. Пожалуйста, ответь поскорее и расскажи о своей жизни в Двенадцатом. Пусть она и неидеальна, но кто знает, как все обернется?
Целую,
Тигрис
Кориолан закрыл лицо руками. Капитолий делает из них посмешище! Мадам-Бабушка теряет рассудок! Их домом станет пара убогих комнатенок над ночным клубом, где Тигрис будет расшивать блестками костюмы танцовщиц и певичек! Неужели такова судьба славного рода Сноу?!
А что станет с ним, Кориоланом Сноу, будущим президентом Панема? Его ждет пустая и никчемная жизнь. Через двадцать лет он превратится в жирного тупого вояку без намека на светские манеры, озабоченного лишь низменными, животными помыслами вроде утоления голода. Люси Грей, томящаяся в лаборатории доктора Галл, к тому моменту давно погибнет, и вместе с ней умрет его сердце. Двадцать потерянных лет, и что потом? Когда срок службы закончится, придется продлить контракт, иначе в Капитолии его ждет сплошное унижение. Мадам-Бабушка умрет, Тигрис преждевременно состарится и превратится в старуху, занимающуюся с утра до ночи шитьем, доброта ее обратится в занудство, а сама она сделается посмешищем для тех, кому будет угождать, чтобы заработать на пропитание. Нет, он никогда не вернется в Капитолий! Останется в Двенадцатом, как тот старый вояка в столовой, потому что теперь это его жизнь. Ни жены, ни детей. Теперь его дом – казарма, его семья – Улыба, Блоха, Дылда и прочие миротворцы. Он больше не увидит никого из своей прежней жизни. Никогда-никогда!
Кориолана захлестнула ядовитая волна тоски по дому и отчаяния, грудь сдавила страшная боль. Похоже, у него случился инфаркт, но на помощь он звать не стал. Он сжался в комок и уткнулся лицом в стену. Выхода нет. Бежать некуда. Спасенья нет. Чего ждать от жизни? Хэша? Кружки джина раз в неделю? Повышения из мойщиков посуды в мойщики кастрюль? Не лучше ли умереть прямо сейчас, чем растягивать все на долгие годы?
Где-то далеко-далеко хлопнула дверь. В коридоре раздались шаги. Кориолан заскрежетал зубами, надеясь, что сердце его разорвется. Шаги стали громче и замерли возле двери. Кому он понадобился? Дежурному? Небось, стоит над душой и упивается его унижением! Сейчас последуют насмешки, издевательства и наряды вне очереди.
И тут спокойный голос произнес:
– Эта койка свободна?
Знакомый голос! Кориолан повернулся и удивленно распахнул глаза, не веря своим ушам. В дверном проеме с хозяйским видом стоял Сеян Плинт в новехонькой военной форме.
Глава 22
Кориолан никогда и никому так не радовался.
– Сеян! – вскричал он, спрыгнул с верхней койки на крашеный бетонный пол и бросился обниматься.
– Неожиданно теплый прием для того, кто тебя едва не угробил, – улыбнулся Сеян.
С губ Кориолана слетел истерический смешок, и он задумался над верностью этого утверждения. Сеян и в самом деле подверг его жизнь опасности, забравшись ночью на арену, однако было бы нелепо винить его во всем остальном. Хотя временами Сеян бесил Кориолана до невозможности, к вендетте директора Хайботтома против Сноу или к провалу с платком он не имел ни малейшего отношения.
– Нет-нет, совсем наоборот. – Кориолан выпустил друга и внимательно его осмотрел. Под глазами Сеяна залегли темные круги, он сильно похудел, но в целом выглядел лучше, чем обычно, словно с его плеч свалился огромный груз, который он таскал в Капитолии. – Что ты здесь делаешь?
– Давай подумаем. Учитывая, что я бросил вызов Капитолию, пробравшись на арену, мне тоже грозило исключение. Отец обратился к Совету и предложил оплатить новый спортзал для Академии, если мне позволят получить аттестат и записаться в миротворцы. Совет согласился, но я заявил, что пойду на сделку лишь в том случае, если они дадут аттестат и тебе. Профессору Серп очень хотелось новый зал, и она сказала: какая разница, если следующие двадцать лет мы с тобой проведем вместе? – Сеян опустил на пол вещмешок, порылся в нем и вытащил коробку с личными вещами.
– Значит, я закончил школу? – спросил Кориолан.
Сеян достал из коробки книжечку в кожаном переплете и торжественно протянул другу.
– Поздравляю! Теперь ты настоящий выпускник!
Кориолан открыл аттестат и увидел свое имя, написанное красивым почерком с завитушками. Похоже, его приготовили заранее, потому что там значилось «С отличием».
– Спасибо! Наверно, выглядит глупо, однако для меня это еще важно.
– Знаешь, если тебе придет в голову сдать экзамен и пойти учиться на офицера, то аттестат точно пригодится. Туда берут только тех, кто закончил среднюю школу. Директор Хайботтом заявил, что тебя следует лишить этой возможности. Якобы ты нарушил какое-то правило Голодных игр и помог Люси Грей. Тем не менее его никто не поддержал! – Сеян хихикнул. – Он уже всех достал.
– Значит, никто меня не осуждает? – уточнил Кориолан.
– Вот еще! Подумаешь, влюбился! Думаю, тебе многие сочувствуют. Оказывается, наши учителя люди романтичные, – заметил Сеян. – Люси Грей произвела на всех очень хорошее впечатление.
Кориолан схватил его за руку.
– Где она? Ты знаешь, что с ней?
Сеян покачал головой.
– Обычно победителя отправляют обратно в его дистрикт, разве нет?
– Боюсь, с ней случилось нечто гораздо худшее! Понимаешь, мы сжульничали в Играх, – признался Кориолан. – Я кое-что сделал со змеями, чтобы они ее не покусали. А Люси Грей всего-навсего воспользовалась крысиным ядом.
– Вот оно что. Ну, я об этом ничего не слышал, как и про ее наказание, – заверил Сеян. – Вообще-то она настолько талантлива, что в следующем году ее наверняка пригласят в Капитолий.
– Я тоже так думал. Видимо, Хайботтом прав, и ее действительно отправили домой. – Кориолан присел на койку Дылды и уставился на свой аттестат. – Знаешь, перед твоим приходом я всерьез подумывал о самоубийстве.
– Что?! Когда ты наконец вырвался из цепких лап директора Хайботтома и доктора Галл?! Когда неподалеку живет девушка твоей мечты?! Когда прямо сейчас ма пакует тебе огромную посылку со всякими вкусностями?! – воскликнул Сеян. – Друг мой, твоя жизнь только начинается!
Кориолан расхохотался, Сеян тоже.
– Значит, это не крах?
– Я бы назвал это спасением! По крайней мере, для меня. Ах, Корио, ты не представляешь, как я рад оттуда вырваться! – признался Сеян, помрачнев. – Капитолий мне никогда не нравился, а уж после Голодных игр, после того, что сделали с Марком… Не знаю, шутил ты насчет самоубийства или нет… В общем, лично я уже все продумал…
– Нет, Сеян! – воскликнул Кориолан. – Мы им не доставим такого удовольствия!
Сеян кивнул и утер лицо рукавом.
– Отец говорит, что здесь ничуть не лучше. Для местных я так и останусь капитолийским мальчишкой. Ну и ладно! Все равно хуже не будет. Как тут живется?
– Мы либо маршируем, либо драим полы, – сообщил Кориолан. – Сплошная нудятина.
– Отлично! Приятное разнообразие, учитывая, сколько времени я провел в бесконечных дебатах с отцом, – заметил Сеян. – Хватит с меня серьезных разговоров!
– Тогда тебе понравятся соседи по казарме.
Боль в груди исчезла, забрезжил проблеск надежды. Люси Грей избежала публичного наказания. Известие, что в Капитолии у него остались союзники, взбодрило Кориолана, возможность стать офицером придала новое течение его мыслям. Пожалуй, выход из затруднительного положения все-таки есть! К силе и власти ведет не один путь. Приятно думать, что директор Хайботтом останется с носом!
– Надеюсь, – кивнул Сеян. – Я намерен начать тут новую, прекрасную жизнь! Причем такую, в которой смогу сделать мир хоть чуточку лучше.
– Придется изрядно потрудиться, – проговорил Кориолан. – Не знаю, как мне взбрело в голову выбрать именно Двенадцатый!
– Случайность чистой воды, – подколол Сеян.
Кориолан густо покраснел.
– Не знаю, как ее искать. Столько всего случилось за последнее время… вдруг она вообще не захочет меня видеть?
– Ты шутишь?! Да она влюблена в тебя по уши! – воскликнул Сеян. – Не волнуйся, мы ее непременно найдем.
Помогая Сеяну разбирать вещи и стелить постель, Кориолан выслушал капитолийские новости. Его подозрения насчет Голодных игр подтвердились.
– Уже наутро про них словно забыли, – сообщил Сеян. – Когда я пошел в Академию на заседание Совета по моему делу, то слышал, как учителя говорили между собой о том, что привлекать учеников было огромной ошибкой. Похоже, больше такого не повторится. Хотя я ничуть не удивлюсь, если в следующем году мы опять увидим Счастливчика Фликермена, или на почте снова будут принимать подарки и ставки.
– Наши достижения, – кивнул Кориолан.
– Да уж. Сатирия сказала профессору Серп, что доктор Галл хочет их сохранить в том или ином виде. Голодные игры для нее – как вечная война, как замена реальным сражениям.
– Способ наказать дистрикты и напомнить нам, какие мы звери, – кивнул Кориолан, старательно укладывая в шкафчик свернутые носки Сеяна.
– И какие? – спросил Сеян, бросив на него странный взгляд.
– Не знаю, – ответил Кориолан. – Ты обратил внимание, с каким видом доктор мучает кролика-переродка или плавит кого-нибудь лазером?
– Будто ей это в удовольствие!
– Именно. Думаю, она считает всех подобными себе. Прирожденными убийцами. Жестокими по своей природе, – пояснил Кориолан. – Голодные игры – напоминание о том, какие мы чудовища и как сильно нам нужен Капитолий, чтобы не наступил хаос.
– Получается, мир жесток, и людям это нравится? Помнишь эссе, в котором мы писали, почему любим войну? Как будто война – огромное шоу… – Сеян покачал головой. – Даже думать об этом не хочу!
– Забудь, – велел Кориолан. – Давай радоваться, что больше никогда ее не увидим!
Вошел понурый Дылда, воняющий мочой и хлоркой. Кориолан представил его Сеяну, и тот, узнав о бедах с подготовкой, предложил помочь.
– Я тоже не сразу научился, в школе мне пришлось изрядно попотеть. Если смог я, то и у тебя получится!
Вскоре вернулись Улыба с Блохой и радостно приветствовали Сеяна. Они проиграли в покер все деньги, но вовсе не унывали, предвкушая развлечения в следующую субботу.
– В Котле будут музыканты!
Кориолан тут же набросился на него с расспросами:
– Музыканты?! Какие музыканты?
Улыба пожал плечами.
– Не помню, с ними еще девушка. Говорят, отлично поет. Какая-то Люси…
«Какая-то Люси!» Сердце Кориолана забилось сильнее, лицо расплылось в довольной улыбке.
Сеян усмехнулся:
– Правда? Ну, такого события стоит ждать целую неделю.
После отбоя Кориолан лежал, улыбаясь в потолок. Люси Грей не только жива, она сейчас в Двенадцатом, и через несколько дней они встретятся! Его девушка. Его любовь. Его Люси Грей. Им удалось пережить нападки директора, доктора Галл и даже Игры. После стольких недель страха, тоски и неопределенности он наконец-то заключит ее в объятия и больше не выпустит! Разве не для этого он отправился в Двенадцатый?
Впрочем, кроме встречи с Люси Грей у него были и другие поводы для радости. Как ни странно, появление Сеяна, бесившего Кориолана десять лет подряд, также помогло ему вернуться к жизни. И дело тут не только в аттестате, обещанных сладостях, заверениях, что Капитолий его не отверг, и даже не в надежде стать офицером. Кориолан испытал огромное облегчение от разговора с тем, кто знал его прежний мир и, что более важно, его ценность в том мире. Кстати, изрядно обнадеживало и то, что Страбон Плинт позволил сыну настоять на аттестате для Кориолана. Отчасти это было расплатой за спасение Сеяна на арене. Старина Плинт ничего не забыл и в будущем наверняка не откажется использовать свои деньги и связи для помощи Кориолану. И, конечно, «ма» его обожает. Пожалуй, все не так уж и страшно.
После прибытия Сеяна и еще нескольких опоздавших ребят из дистриктов новобранцев набралось на полный отряд из двадцати человек. Начались тренировки. Военная подготовка в Академии дала Кориолану и Сеяну значительное преимущество, хотя стрельбе их там не учили. Стандартный автомат миротворцев был грозным оружием, способным выстрелить сотню патронов без перезарядки. Для начала новобранцы изучали детали оружия, учились чистить, разбирать и собирать автоматы до тех пор, пока не смогли делать это с закрытыми глазами. В первый день учебной стрельбы Кориолан чувствовал себя, пожалуй, неуютно из-за воспоминаний о войне, затем понял, что оружие дает ощущение безопасности и силы. Сеян оказался прирожденным стрелком и сразу заслужил прозвище Снайпер. Ему оно не очень-то понравилось, но пришлось смириться.
Понедельник после прибытия Сеяна, первое августа, всех разочаровал: новобранцы узнали, что первая получка полагается только после полного месяца службы. Особенно расстроился Улыба, который рассчитывал на веселую субботнюю гульбу. Кориолан тоже приуныл. Как надеяться на встречу с Люси Грей, если у него нет денег на билет?
После трех дней непрерывных тренировок наступил четверг, и забрезжила надежда: прибыли гостинцы от «ма». Стоило видеть лица Дылды, Улыбы и Блохи, когда юноши бросились распаковывать свертки с вишневыми тарталетками, попкорном в карамели и глазированным шоколадным печеньем. Сеян с Кориоланом объявили сладости общими, еще больше укрепив их братский союз. «Знаете, – заметил Улыба с набитым ртом, – мы вполне можем что-нибудь из этого продать. Тогда и на выпивку хватит, и на все прочее». Поэтому часть решили отложить до субботы.
Объевшись сладкого, Кориолан черкнул записку с благодарностями «ма» и коротенькое письмо Тигрис, где сообщал, что у него все хорошо. Он постарался не вдаваться в подробности изнурительной рутины и сделал акцент на новых перспективах. Пролистав потрепанное пособие для кандидатов в офицеры, он обнаружил там примеры заданий. Отборочный тест проверял умение излагать свои мысли, пространственное мышление и математические способности. Конечно, Кориолану следовало изучить основные положения и правила из раздела по военной подготовке. Если сдаст экзамен, то сразу офицером не станет, зато сможет учиться и получить это звание. Свои шансы он считал высокими хотя бы потому, что большинство новобранцев едва умели читать, судя по занятиям, где им рассказывали о ценностях и традициях миротворцев. Еще Кориолан сообщил Тигрис грустную новость о получке, но заверил кузину, что первого сентября деньги придут непременно. Выковыривая из зубов карамельный попкорн, он приписал пару слов о приезде Сеяна и посоветовал Тигрис в случае острой необходимости обращаться к «ма» Плинт, на которую наверняка можно рассчитывать.
В пятницу утром в столовой ощущалась нездоровая напряженность. Улыбе удалось расспросить знакомую медсестру и все узнать. С месяц назад, в канун Жатвы, при взрыве на шахте погиб миротворец и два чиновника Дистрикта-12. Власти провели расследование и арестовали шахтера, чьи родители во время войны были лидерами повстанцев. Сегодня в полдень его повесят. Все шахты закрывают, все рабочие должны присутствовать на казни.
Будучи новобранцем, Кориолан решил, что его это не касается, и спокойно пошел на занятия по строевой подготовке. Однако вскоре на плацу появился сам командир базы, старикан по имени Хофф, окинул строй пристальным взглядом и что-то сказал сержанту-инструктору. Тот велел Кориолану и Сеяну выйти из строя.
– Вы двое отправитесь на казнь. Командиру требуется массовка, и он ищет новобранцев, которые способны постоять в строю. В полдень вас ждут у ангара, при полном параде. Просто выполняйте приказы, и все будет в порядке.
Кориолан с Сеяном быстро перекусили и поспешили в казарму переодеваться.
– Выходит, целью убийцы был не миротворец? – спросил Кориолан, впервые надевая белую парадную форму.
– Я слышал, что он пытался сорвать добычу угля и убил тех троих случайно, – сообщил Сеян.
– Сорвать добычу? Зачем?! – не понял Кориолан.
– Не знаю, – пожал плечами Сеян. – Может, хотел снова поднять мятеж?
Кориолан покачал головой. Почему люди считают, что для мятежа достаточно одного недовольства? У них нет ни армии, ни оружия, ни поддержки населения. В Академии учили, что последнюю войну начали повстанцы из Дистрикта-13, которые завладели оружием и средствами связи и разослали их своим сторонникам по всему Панему. В результате Дистрикт-13 сгинул в ядерном взрыве вместе с состоянием Сноу. Не осталось ничего, и любая попытка возобновить восстание – глупость чистой воды!
Когда они явились к месту сбора, Кориолану выдали автомат, хотя их подготовка была, мягко говоря, минимальной. «Не волнуйтесь, майор сказал, что от нас требуется всего лишь стоять по стойке смирно», – успокоил их другой новобранец. Солдат посадили в грузовики и повезли по кольцевой дороге, огибавшей Дистрикт-12. Кориолан нервничал, ведь это была его первая миротворческая миссия, и в то же время радовался. Всего пару недель назад он был обычным школьником, а теперь у него есть военная форма, автомат и статус мужчины. Даже миротворцы самого низкого ранга обладают определенной властью, ведь они представляют в дистриктах сам Капитолий. При мысли об этом Кориолан гордо расправил плечи.
По мере того, как грузовик объезжал дистрикт по периметру, обшарпанные здания сменяли убогие лачуги. Из-за жары окна и двери были распахнуты настежь. На ступеньках сидели женщины с осунувшимися лицами, глядя, как тщедушные дети вяло копошатся в грязи. В некоторых дворах стояли насосы, значит, проточной воды у них не было. Судя по провисшим проводам, электричество также отсутствовало.
Такая вопиющая нужда испугала Кориолана. Большую часть жизни он перебивался с хлеба на воду, однако Сноу всегда старались сохранять достоинство. Эти же люди сдались, и Кориолан считал, что они отчасти сами виноваты. Он покачал головой.
– Мы вливаем столько денег в дистрикты, – заметил он, вспомнив неоднократные жалобы, которые ему доводилось слышать в Капитолии.
– Мы вливаем деньги в свою промышленность, а не в сами дистрикты, – поправил его Сеян. – Люди выживают, как могут.
Грузовик с грохотом съехал с усыпанной шлаком кольцевой на грунтовую дорогу, которая огибала большой, плотно утоптанный пустырь у края леса. В парках Капитолия встречались лесопосадки, и они были прекрасно ухожены. Здесь же стоял самый настоящий густой лес – деревья, лианы, кусты росли как им угодно. Отсутствие порядка тревожило Кориолана. Кто знает, какие там обитают существа? Непонятное жужжание, несмолкаемый гул и странные шорохи заставляли его нервничать. А какой шум поднимали здешние птицы!
У края леса росло огромное дерево, простиравшее во все стороны похожие на руки узловатые ветви. С одной из них свисала петля, под которой стоял грубо сколоченный помост с двумя люками.
– Нам давно обещают построить нормальную виселицу, – заметил пожилой майор, командующий казнью. – Пока же пришлось соорудить времянку. Раньше мы просто вздергивали приговоренных с земли, но они умирали ужасно долго. Кому охота торчать тут и ждать?
Девушка-новобранец, вместе с которой Кориолан добирался до базы, робко подняла руку.
– Скажите, пожалуйста, кого мы сегодня вешаем?
– Очередного недовольного, который пытался закрыть шахты, – ответил майор. – Они все тут недовольные, но этот – главарь. Зовут Арло. Остальных пока ищем, хотя я не представляю, на что они надеются. Бежать-то некуда. Ладно, все на выход!
Кориолану с Сеяном отвели чисто декоративную роль: стоять «вольно, по-парадному» в заднем ряду одного из двух отрядов по двадцать человек, которые разместили по бокам помоста. Кориолану очень не понравилось, что за спиной – лес с неухоженной флорой и дикой фауной, однако приказ есть приказ. Он смотрел перед собой, на противоположную часть пустыря и находящийся за ним дистрикт, откуда прибывали зрители. Многие пришли прямо с шахт, судя по перепачканным угольной пылью лицам. К ним присоединялись чуть более чистые женщины и дети. Кориолан встревожился, когда счет местных пошел на сотни, и толпа стала напирать на помост самым зловещим образом.
С грунтовой дороги медленно съехали три машины. Из первой, которая до войны наверняка считалась роскошной, вылез мэр Дистрикта-12, некий Липп, в сопровождении жены, крашеной блондинки средних лет, и дочери, той самой Мэйфэр, пострадавший от змеи Люси Грей в день Жатвы. Они встали вплотную к помосту. Командир Хофф и полдюжины офицеров выбрались из второй машины, с развевающимся флагом Панема на капоте. Двери третьей, белого фургона миротворцев, распахнулись, и по толпе прокатился стон. На землю спрыгнули двое солдат и помогли спуститься узнику. Закованный в тяжелые кандалы высокий худой мужчина шел к помосту удивительно прямо. Он с трудом затащил свои цепи по хлипким ступеням, и конвой поставил его на люк.
Майор рявкнул приказ, и Кориолан машинально встал по стойке смирно. Вообще-то смотреть следовало прямо перед собой, но он краешком глаза наблюдал за происходящим на помосте, к тому же его скрывали спины стоявших впереди солдат. Кориолан никогда не видел казни в реальной жизни, только по телевизору, и почему-то не мог отвести взгляд.
Толпа умолкла, миротворец зачитал список преступлений приговоренного, Арло Чэнса, включая убийство трех человек. Он пытался говорить громко, но в жарком влажном воздухе голос звучал глухо. Командир кивнул миротворцам на помосте. Они предложили приговоренному повязку на глаза, тот отказался, и ему набросили на шею петлю. Мужчина держался стоически.
С дальнего края помоста раздалась барабанная дробь, в передней части толпы кто-то вскрикнул. Кориолан оглянулся в поисках источника звука. Над людской массой поднялась молодая женщина с оливковой кожей и длинными темными волосами – мужчина пытался унести ее прочь, взвалив себе на плечо, а она изо всех сил вырывалась и кричала: «Арло! Арло!» К ним тут же кинулись миротворцы.
Ее голос взбудоражил Арло: на его лице отразилось сначала удивление, потом ужас.
– Беги! – завопил он. – Беги, Лил! Беги! Бе… – Стук открывшегося люка и звон натянутой веревки оборвали его на полуслове, заставив толпу ахнуть. Арло пролетел пятнадцать футов и умер мгновенно.
Наступила зловещая тишина. Кориолан обливался холодным потом и ждал, что будет дальше. Нападут ли на них жители? Придется ли ему стрелять? Как вообще работает автомат? Он замер в ожидании приказа. Вместо этого раздался жуткий голос мертвеца, грянувший над мерно покачивающимся трупом.
– Беги! Беги, Лил! Бе…
Глава 23
По спине Кориолана пробежала дрожь, другие новобранцы тоже содрогнулись.
– Беги! Беги, Лил! Бе…
Крик нарастал и буквально поглотил Кориолана, эхом отражаясь от деревьев и атакуя его сзади. Ему показалось, что он сходит с ума. Забыв про приказ, он завертел головой, словно ожидая увидеть целую армию Арло, окружающую со всех сторон. Ничего. Никого.
Вдруг голос мертвеца раздался снова, на этот раз с ветки прямо над ним.
– Беги! Беги, Лил! Бе…
Заметив черную птичку, Кориолан вспомнил лабораторию доктора Галл, где видел таких же существ. Сойки-говоруны! Похоже, лес прямо-таки кишит ими, и сейчас они имитируют предсмертный вопль Арло.
– Беги! Беги, Лил! Бе…
– Беги! Беги, Лил! Бе…
– Беги! Беги, Лил! Бе…
Снова встав по стойке смирно, Кориолан увидел, какой переполох птицы вызвали в заднем ряду, хотя бывалые миротворцы застыли как ни в чем не бывало. «Наверное, уже привыкли», – подумал Кориолан. Вряд ли ему это когда-либо удастся. Тем временем предсмертный крик Арло постепенно превратился в мелодию. В музыкальную фразу, повторявшую его интонацию, причем гораздо более навязчивую, чем сами слова.
Миротворцы схватили женщину, Лил, и увели прочь. Она издала последний отчаянный вопль, и птицы подхватили его тоже, сперва как голос, потом как часть мелодии. Человеческая речь исчезла, остался лишь музыкальный диалог Арло и Лил.
Читать бесплатно другие книги:
