Гончие Лилит Старк Кристина
Я ударила рукой по кнопкам аудиосистемы, не желая слышать голос певицы. Но он продолжал звучать, заполняя салон – отчаянный, чистый, удушающе красивый:
О Боже, о Боже, что я делаю? Я влюбилась в того, в ком нет ни частицы святого. Дьявол взрастил его на своем хребте. О, я просто хочу забрать его с собой!
Я принялась лупить рукой по кнопкам, желая выключить радио, но что-то, черт побери, сломалось. Оно не выключалось. Музыка рыдала в салоне моей машины. С моей душой на пару.
Награди меня этим бременем, этой виной! О, скольких Богородиц еще мне молить? Мне все равно, виновен он или нет. Он прекрасен, он ужасен – и он все, что у меня есть! О Боже, о Боже, молю тебя, пожалуйста, не забирай этого грешника у меня. Не забирай его у меня…
Оставив попытки выключить радио, я опустила стекла, чтобы гул ночного города заглушил голос певицы, потом просто сдалась и съежилась в комок. Моя любовь разрушила меня, а музыка доломает то, что осталось…
Но это уже не важно. Главное – теперь Лилит найдет ее. Она никогда не бросает слов на ветер. Лилит найдет пострадавшую девушку и поможет ей. Как когда-то помогла мне. Одной спасенной душой больше. А также…
Одним ребенком больше.
Чудесным ребенком от Сэма Гарри Оушена, с такими же ясными серыми глазами и русыми волосами…
Меня затрясло так, словно я наступила на оголенный провод под напряжением. Я ударила затылок о сиденье. Еще раз. И еще. Боль физическая может заглушить боль душевную. Только нужно удариться сильнее. Не жалей себя, Скай. Потом, когда будешь сидеть на дальней скамье в церкви во время крещения его ребенка, будет в миллион раз больнее…
Нет.
Меня не будет на этих крестинах. Есть вещи, с которыми моя психика точно не справится. Например, ребенок Боунса и – я с силой сжала руль – другой женщины.
Впереди показалась развилка дорог. Налево – к гостинице, где остановилась вся свора. Там уже поджидает лаборант, который поместит «пыльцу дьявольского цветка» в бокс с жидким азотом и повезет ее в Пасадену, в одно из дочерних отделений «Мальтезе-медикал». Направо – в противоположную от гостиницы сторону.
Что выберешь, Скай?
И все-таки самые ужасные решения в своей жизни я приняла после долгих мучительных раздумий. А самые лучшие, которые изменили всю мою жизнь – мгновенно. Я резко крутанула руль вправо. К черту! К черту! Не могу представить ребенка Боунса на руках у другой женщины. Кем бы он ни был. Убийцей, монстром, дьяволом. Его ребенка не будет растить никто другой, кроме него самого!
Я схватила с пассажирского сиденья свой клатч, в котором между записной книжкой и засыхающим цветком водяной лилии лежал презерватив стоимостью двести тысяч долларов, и вышвырнула его из машины. За моей машиной раздался сигнальный гудок, кто-то резко затормозил, кто-то замигал аварийками, кто-то вывернул к обочине. Я смотрела в зеркало заднего вида и молчаливо извинялась.
Тише, тише, Полански, сбавь скорость. Рано становиться донором…
И тут смутная тревожная мысль царапнула коготком по моим нервам. Что-то связанное с донорством органов после смерти, о чем я говорила с Боунсом, а позже с Лилит.
Пот выступил у меня на лбу, когда я наконец ухватила за хвост ускользающую мысль. Я никогда не говорила с Лилит о том, что она назвала моим «благородным порывом»! О донорстве я говорила только с Боунсом. Этот разговор произошел в кабриолете, когда мы ехали с пляжа, и я больше никогда и ни с кем не говорила ни о чем подобном!
Мысли вихрем закружили у меня в голове. Что, если в машине был жучок? Что, если жучки были везде: в «мерсе», в доме, в саду, в гараже? Но зачем ей столь тщательная прослушка, если Боунс – легкая добыча? Если Лилит, по ее же словам, могла послать к нему любую гончую, и та бы наверняка вернулась не с пустыми руками?
А что если все это не сойдет мне с рук? Что если я поплачусь за то, что вернулась ни с чем? Что скажет Лилит, как только я объявлю ей о своем бунте? Ведь это бунт! К последствиям которого, признаюсь честно, я не была готова. Инстинкт самосохранения завопил во мне пожарной сиреной: «Говори ей что угодно, только не правду! Бунтуй сколько угодно, но не в открытую!» Мне потребуется убедительное объяснение, почему я вернулась от Боунса с пустыми руками. Мне нужен надежный способ выиграть немного времени и разобраться, что делать дальше. Например…
Немного шумихи и слегка поцарапанная машина. Небольшая – совсем несерьезная – авария. «Лилит, я понятия не имею, куда делся мой клатч! Должно быть, кто-то спер его после аварии ради нескольких баксов! Мне так жаль! Я такая растяпа!»
Я набрала воздуха в легкие и направила машину к боковой ограде моста. Меньше скорость, еще меньше, еще меньше… Мне казалось, я рассчитала все: скорость машины, безопасный угол для столкновения, но что-то пошло не так. Удар оказался такой силы, что машину развернуло на сто восемьдесят градусов, а лобовое стекло разлетелось вдребезги. Лента ремня безопасности врезалась в тело, но меня это не уберегло. То ли голова ударилась о боковую панель салона, то ли панель ударила меня в голову – не могу сказать наверняка. Я потеряла сознание раньше, чем успела понять, что к чему.
– Ничего серьезного. Просто небольшое сотрясение. Через день-два можете ее забрать.
Серый мрак. Везде. Всюду.
– Ваша невеста когда-нибудь употребляла наркотики?
– Не думаю, – слышу я голос, который обволакивает меня, как шелковый кокон обволакивает куколку бабочки. Теплый, бархатный. Знакомый и чужой одновременно.
– Дело в том, что у нее в крови были найдены следы сильнодействующих препаратов. Мы обязаны передать эту информацию полиции. И было бы куда лучше, если бы эти препараты были ей официально прописаны. Вы понимаете, о чем я?
– Понимаю. Какие именно вещества? Какой же у него красивый голос…
– Транквилизаторы в больших количествах.
– Мне ничего не известно о том, что она могла принимать, доктор. К сожалению.
Стук шагов. Звук закрывающейся двери. Я приоткрываю глаза, и зрачки режет полоска ослепительно-яркого света. Мне приходится долго и часто моргать, пока наконец глаза приспосабливаются и я начинаю различать очертания комнаты. Белый прямоугольник потолка, точечное освещение, яркий солнечный луч, косо падающий на стену.
Я приподнимаю голову и осматриваюсь. Рядом с моей кроватью, запустив пальцы в волосы и глядя в пол, сидит человек, которого я едва узнаю. Настолько усталым, даже изможденным он выглядит. Я кладу руку на его покрытое татуировками предплечье, и он вздрагивает. Теперь я вижу его глаза и выдавливаю из себя улыбку, но он не улыбается в ответ. Глаза холодны, как зимнее море. Линия губ – прямая, как будто прорезана скальпелем.
– Это все, что ты пожелала сказать мне перед исчезновением? Серьезно? – Боунс кладет на прикроватный столик бумажный комок. – «Прости» на клочке бумаги?
Я едва узнаю его голос. В нем больше нет ирландского акцента.
– Ты говоришь без акцента, – шепчу я.
– Самое время это обсудить, – замечает он с досадой.
– Но это странно…
– Дорогая, я живу в Штатах уже десять лет. И обычно говорю так, как говорю сейчас. А ирландский акцент достаю из шкафа и сдуваю с него пыль только в компании близких мне людей, – холодно поясняет Боунс.
Мои ладони увлажняются, когда истинный смысл его слов доходит до меня: я больше не вхожу в круг близких ему людей. Вот что значит отсутствие акцента.
Боунс встает, словно ему становится неприятно находиться вблизи меня, и отходит к окну.
– Я искал тебя всю ночь. Ведь влюбленные девушки не сбегают, не попрощавшись. Я был уверен, что тебя похитили, пока не раздобыл записи с камер наблюдения в парке. И тогда выяснилось, что ты ушла сама. Никто не набросил тебе мешок на голову. Ты в самом деле ушла сама. Пока я барахтался посреди озера в городском парке, выбирая для тебя долбаный цветок…
– Прости…
– Не извиняйся, черт побери! От твоих извинений мне ни холодно, ни жарко. – Боунс резко поворачивается ко мне, и я внезапно замечаю, какой он бледный. – Все это время я позволял тебе хранить в тайне, кто ты и как оказалась в Саймонстауне. Потому что каждый имеет право на секрет. До поры до времени. Я не понимал, какую цель ты преследуешь, но позволял тебе лгать о многих вещах: о твоем настоящем имени, о твоей работе, о том, откуда ты прилетела…
Я судорожно сглатываю и отвожу взгляд. Боунс складывает на груди руки.
– Сначала я принял тебя за одну из репортерш, которые до сих пор активно интересуются моей жизнью. Но для пытающейся соблазнить меня репортерши ты слишком плохо выглядела. Катастрофически плохо. И попыталась сбежать после предложения станцевать мне стриптиз. Ни одна журналистка не пренебрегла бы этим предложением ради вкусного пайка. Но тебя оно явно оскорбило. Чем дальше, тем больше я склонялся к тому, что ты просто неприкаянная, бестолковая туристка, которую случай занес в Саймонстаун. Я в это почти поверил. Если бы не курьер авиакомпании, которому ты не открыла дверь.
Я сунула под одеяло дрожащие руки. Жар стыда и смущения обжег лицо.
– Тому явно не хотелось тащить твой чемодан обратно в Кейптаун. Поэтому он оставил его у меня под расписку. В соответствии с которой я обязался в кратчайшие сроки передать чемодан некой Скай Полански, остановившейся по соседству. Которая, как оказалась, прилетела из Бостона, а вовсе не из Дублина. Багажная наклейка на чемодане это подтверждала. И еще мисс Полански, как выяснилось, летела бизнес-классом. Меня попросили передать ей глубочайшие извинения за то, что драгоценный клиент авиакомпании понес моральный ущерб. Желтая наклейка на чемодане с надписью «приоритетный багаж», какую обычно наклеивают на багаж постоянных клиентов, рассеяла последние сомнения. На мой багаж постоянно вешают такие же, поэтому я знаю наверняка.
Боунс ходил по палате, сунув руки в карманы. Время от времени он поворачивался ко мне, но смотрел словно сквозь меня. Он больше не искал зрительного контакта со мной.
– Что еще… Часы «Лонжин» за три тысячи баксов на твоем запястье. Дорогое нижнее белье. Бриллиантовые серьги – каждый из камней не меньше карата. Волею судьбы я хорошо разбираюсь во всех этих вещах. Что в остатке? Состоятельная, часто путешествующая девушка, оказывается, работает официанткой. Что-то не сходится, следишь за мыслью? А также врет о своем настоящем имени и о том, откуда прилетела. В этой истории явно было фальшивое дно. Но я был готов закрыть на это глаза, пока ты сама не захочешь рассказать. Я готов был ждать. Но теперь мое терпение на исходе, и я не могу не задать вопрос, который не давал мне покоя все эти дни: «Кто ты такая, Скай, и какого черта тебе было от меня нужно?»
Я утратила дар речи примерно на середине его монолога. А теперь беспомощно хлопала глазами и шевелила губами, не произнося ни звука. Лису загнали в нору.
«Говори правду, если хочешь удержать его. И ври, если тебе все равно, – сказал мне внутренний голос громко и отчетливо. – Этот человек видит тебя насквозь, и он уйдет, если ты начнешь лгать».
А мне не хотелось, чтобы он уходил.
– Я работала в организации, которая занималась не совсем законными вещами. Она продавала за большие деньги сперму знаменитостей тем женщинам, которые готовы были за нее платить. Компания получила заказ на тебя. И меня отправили познакомиться с тобой. Но я об этом не знала…
Внезапно я почувствовала такое облегчение и свободу, словно сорвала грязный пластырь, прилипший к моему телу. Сорвать их все! Меня тошнит от лжи! Я сойду с ума, если не расскажу ему все как есть! Сейчас же! Я зажмурилась, опасаясь смотреть Боунсу в лицо, и слова полились из меня потоком:
– Я не знала, что ты – объект охоты. Я была уверена, что просто прилетела на отдых. Клянусь! А потом я потеряла голову. Мне захотелось забыть обо всем, что я когда-либо делала. Начать все заново. С тобой. Я хотела покончить со своей работой раньше, чем все зайдет слишком далеко! Вот почему так торопилась…
По моим щекам потекли слезы, но я быстро стерла их руками. Не время давать волю чувствам. «Быстрей, быстрей говори, пока он не принял тебя за сумасшедшую!»
– Меня отпустили. Но моя начальница настояла, чтобы я в последний раз поприсутствовала на охоте. Я должна была прийти в бар и посмотреть, как одна из нас, так называемых гончих, обработает клиента.
Я не знала, кто он, пока не увидела тебя в «Гиене». Я была там, Гарри. И я все видела…
Когда я прервалась, тишина в палате оказалась такой глубокой, что я начала различать шум крови в висках. Боунс медленно развернулся и наконец заглянул мне в глаза. Посмотрел не сквозь меня, а на меня. Впервые с начала нашего разговора.
– И что же ты видела, Скай? – спросил он ровно.
– То, во что не поверила бы никогда, если бы не была там. Эта организация тесно сотрудничает с папарацци и хорошо изучает привычки объектов охоты. Насколько хорошо, что может предугадать каждый их шаг. Они знали, что ты будешь в клубе. И заранее послали туда ту, с которой ты…
– Как интересно…
– Та, с которой ты ушел оттуда, – профессиональная соблазнительница. И она получила шестизначную сумму за презерватив с твоей спермой. Ей все очень понравилось. Ну, кроме синяков на шее.
«Раз, два, три – замри!» Теперь я знаю, как плоть превращается в камень. Боунс буквально окаменел. Если бы сейчас его вытолкнули из окна, то при ударе об землю он наверняка рассыпался бы на куски.
– Есть что возразить? – спросила я, молитвенно сложив ладони под одеялом.
– Пока нет, – цинично ухмыльнулся он. «Сердце, сердце… Только стучи, прошу тебя».
– Может быть, в «Гиене» был твой брат-близнец, о котором я не знаю? Твой двойник?
– У меня нет братьев-близнецов, и позавчера в «Гиене» был именно я. Продолжай, Скай. И что же было дальше, после того как я наставил девушке синяков на шее? Мне становится все интересней.
– Ты продержал ее у себя слишком долго, и, когда она вернулась, материал оказался непригодным. Так что у тебя не будет детей, о которых ты не узнаешь. Это, пожалуй, хорошая новость. Плохая заключается в том, что я узнала не только о твоей измене, но и обо всем, что ты натворил прежде. Обо всем.
– А конкретней? – Голос впервые подвел его, прозвучав хрипло и надломленно. Боунс сунул руки глубже в карманы, голова его едва заметно вжалась в плечи.
– Ты избил одну из своих фанаток, и… ребенок… – У меня не получилось выговорить и половины того, что я хотела сказать. В горле встал ком.
– Когда ты об этом узнала?
– Вчера.
– Вчера до того, как мы переспали, или после?
– До, – пробормотала я, не совсем понимая, к чему эти расспросы.
Боунс прошел к стоящему рядом с моей кроватью креслу. Но садиться не стал. Он просто стоял за ним, вцепившись в спинку и скользя взглядом по моему пылающему лицу.
– Это было не возбуждение, – наконец сказал он. – Что?
– Не возбуждение отражалось у тебя на лице, когда ты затащила меня в ту проклятую беседку. Это был ужас. Ты думала, что трахаешься с убийцей.
– А ты не убивал? – ошалело проговорила я.
Саркастичная ухмылка, какую я не видела никогда прежде, тронула его губы. И чем дольше он смотрел на меня, тем хуже мне становилось.
Что я наделала… Если бы я только могла повернуть время вспять! Неужели все, что я видела в Интернете, это ложь и байки журналистов? Или я вообще не понимаю, что происходит!
– Я не спала с убийцей, – попыталась оправдаться я. – Я была близка с тем парнем, которого узнала в Саймонстауне и по которому безумно…
– Избавь меня от этого высосанного из пальца бреда! – резко сказал Боунс. – Ты смогла отдаться монстру, лишь бы получить свою шестизначную сумму.
– Я сделала это не из-за денег!
– Да ладно! Попытка номер один провалилась, и они послали тебя за свежим материалом, разве не так?!
– Не так! Мне нужно было подвести черту. Я бы сошла с ума, если бы не вернулась в нашу с тобой сказку хотя бы на мгновение…
– Ответь на один простой вопрос. – Боунс подошел к моей кровати и склонился надо мной, уперев руки в матрас. – О чем ты думала, когда стаскивала с себя белье и терлась об меня грудью?
«О залитом кровью животе. Прости меня, прости…»
– О том, как сильно меня любишь? – расхохотался Боунс. – Или о том, выйдешь ли живой из той гребаной беседки?
– Если это было не твоих рук дело, то кто на всех тех фотографиях?.. – прохрипела я.
– Все это уже не имеет значения. Женщина, готовая трахаться с монстром, это последнее, что мне нужно.
Удар кнута – даже он не поразил бы меня так больно. Я втянула голову в плечи, но оскорбленное самолюбие не позволило мне просто промолчать.
– А мужчина, бросающийся на первую аппетитную девку, которая подвернулась ему в клубе, это совсем не то, что нужно мне!
Боунс вцепился в мои плечи так сильно, что я поморщилась от боли.
– Я не спал с ней! Твои подельницы навешали тебе лапши на уши, и ты всему поверила. Поверила кому угодно, только не мне. Точнее, даже не удосужилась расспросить меня. Твоя… кхм… коллега — эта блондинка, которая мне не давала проходу в клубе, – порезала руку. Уронила бокал и полезла за ним под стол. А когда выбралась – показала мне руку с порезом поперек ладони. Кровь лила так, что мне пришлось зажать ее кисть и не отпускать. А потом мне пришлось отвести ее наверх, в мой кабинет, где…
– Где она стонала и умоляла тебя быть с ней поласковей? – ухмыльнулась я.
– Где есть аптечка, – ледяным тоном возразил Боунс. – И там у твоей подруги ни с того ни с сего случилась истерика. Я еще никогда не видел такой реакции на жидкость для обработки ран. Мне ее чуть ли не умолять пришлось дать руку, пока она рыдала, стонала и вела себя так, словно репетировала роль жертвы изнасилования.
Стоп. СТОП! ГОСПОДИ, ЧТО?..
– Ты с ней не спал?!
– Я вернулся в зал через десять минут после того, как ушел. Ты этого, как я понимаю, уже не увидела. Не хотела видеть.
– И ты не возил ее в свою квартиру? Не знакомил с Фионой?!
– Что?! Фиона в Африке! На кой черт ей сюда ехать? Устраивает все для свадьбы.
– Разве?
Боунс выхватил из кармана телефон, потыкал пальцем в дисплей и сунул мне его под нос со словами:
– Давай позвоним на мой городской номер в Саймонстауне. Узнаем, где она сейчас.
– Бро! Хорошо, что ты мне позвонил! – быстро сняла трубку Фиона. – Сразу к делу: те фирмы по организации свадеб не предлагают ничего путевого. Я вчера смотрела их каталоги и все остальное – ерунда какая-то. Мне не понравилось почти все, начиная от украшений зала до тортов. Я смогла бы сделать в сто раз лучше!
Боунс молча смотрел на меня, а я с него не сводила глаз. А Фиона все говорила, и говорила, и говорила. И каждое ее слово звучало прекраснее пения ангелов и ранило больнее ножа.
– Кстати, мать Ашанти, как выяснилось, печет обалденные торты! Давай ее привлечем? Нет, Ашанти! У Флоренс не будет розового платья! Ашанти хочет, чтоб Флоренс надела розовое. А я ей говорю, что Фло в розовом будет выглядеть как дурацкая сахарная вата, ха-ха…
Все эти слова ранили и Боунса. Его пальцы, сжимающие телефон, совсем побелели.
– Свадьба отменяется, Фиона.
– Что?! – Она поперхнулась. – Что-то случилось? Я зажала рот ладонью, надеясь задушить рвущийся наружу крик.
– Сэм! Ты там? Что произошло?
– Скай, как и любая порядочная девушка, не может любить чудовище. Разве что может переспать с ним за шестизначную сумму, но, боюсь, я не готов платить такие деньги за то, что можно получить даром.
«Не говори так, ради всего святого, не говори…»
– Кто такая Скай? Ты что, пьян?!
– Теперь уже нет. До связи.
Боунс прервал соединение, игнорируя протестующие крики сестры, и сунул телефон в карман.
– Ты мне тоже не не назвал своего настоящего имени, Сэм.
– Гарри – мое второе имя, которое знают только самые близкие люди, – ответил он, набрасывая куртку. – Будь здорова, Скай.
– Боунс!
Он обернулся, и я проглотила все мольбы, готовые было сорваться с языка. Умолять не имело смысла. Он не поверит ни единому слову. И уж тем более не останется.
– Это конец?
– А на что еще это похоже? – фыркнул он и взялся за ручку двери.
– Тогда прошу тебя, не спи с малознакомыми девушками! Если не хочешь, чтобы у тебя были дети, о которых ты ни сном ни духом не будешь знать! Эти люди не остановятся ни перед чем, пока не добудут то, что им требуется.
– В этом-то и суть, Скай, – спать с теми, кого не знаешь достаточно хорошо, – с ироничной ухмылкой ответил он. – Потому что после того, как узнаешь их поближе, к ним уже не захочется прикасаться.
– Я не шучу, Боунс! Ты не поверил мне?! Все, что я рассказала о той компании…
– Бред сивой кобылы, – закончил он. – Завязывай с таблетками. Боюсь, тебя ждут проблемы, как только выйдешь отсюда. В твоей крови нашли целый коктейль. Хотя тут мне сложно упрекнуть тебя – я бы и сам обдолбался по полной, если бы мне пришлось трахнуть змею.
Нет! Нет! Нет! Я выпрыгнула из кровати, срывая с себя липучки с проводками, тянущимися к медицинской аппаратуре, и метнулась к двери, за которой он скрылся.
– Боунс! – закричала я ему вслед. – Делай, что тебе вздумается: бросай меня, ори, презирай – но будь осторожен! Или… Да спи с кем угодно, только следи, чтоб никто из них не украл презерватив! Боунс!
Он быстро шел по коридору, не оглядываясь, так что мне пришлось бежать следом. Но ноги плохо слушались, меня водило из стороны в сторону, как будто я была не вполне трезва.
– Мисс? – Рядом возникла кудрявенькая молоденькая медсестра в голубой униформе. – Пожалуйста, вернитесь в палату.
Я отпихнула ее и побежала за Боунсом, расталкивая пациентов и врачей.
– Я не употребляю наркотики! С чего ты взял? Верь мне! Если ты не проявишь достаточной бдительности, то где-нибудь по земле будет гулять твой малыш! О котором ты даже не узнаешь! БОУНС!
Он не обернулся ни разу, пока я его звала. А потом мне преградила дорогу массивная докторша-китаянка и схватила меня за руку.
– Отпустите меня! Он в беде! Он не понимает, в какой он беде! – беспомощно кричала я, пока Боунс не исчез за углом.
– Да-да, мисс, уже вся больница осведомлена, что он в беде. Но вы, кажется, в большей беде. Только что множество людей увидело ваш голый зад. Эта рубашка завязывается сзади, давайте помогу, – сказала она участливо, завязывая тесемки. – А теперь давайте я отведу вас в палату и дам вам успокоительного.
– А смертельную инъекцию вы мне сможете сделать?
– Нет. Но вы можете отправить на тот свет пару десятков людей, и тогда вам обязательно сделают смертельную инъекцию. В тюрьме, – деловито сказала китаянка и повела меня в палату.
– Отличный юмор, мэм, – горько заметила я.
– Отличная задница, мисс, – ответила докторша и помогла мне забраться в кровать.
Итак, что в остатке?
Меня предали все, кто только мог предать. У меня отобрали Боунса, веру в людей и вот-вот отберут водительские права. Я не знаю, где моя одежда, мой телефон и все остальные вещи, которые находились в машине. И, конечно же, понятия не имею, что делать дальше и как себе помочь. Впрочем, некоторая ясность по поводу кое-чего у меня все же была: я вырву Алише все волосы, как только до нее доберусь. Я выясню правду о Сэме Оушене, чего бы это ни стоило. И я больше не позволю Лилит водить меня за нос. К черту гончих! Теперь-то уж наверняка.
Но это все завтра. А сегодня я собираюсь свернуться клубком и молить Бога послать мне сейчас хоть одного человека, который не смотрел бы на меня, как на чокнутую наркоманку или продажную шлюху.
Молись громче, Полански. Бог не слышит писк мышей.
На следующий день я получила свои вещи, выписку, штраф на восемьсот долларов за вождение автомобиля в состоянии наркотического опьянения (Что за фигня? Это точно какая-то ошибка!) и свой телефон, на котором обнаружила уйму непринятых вызовов от Боунса, Фионы, Лилит и даже стилиста Саймона. Боунс звонил мне раз пятьдесят вечером после того, как я убежала из парка. Лилит звонила ночью и утром. Фиона – днем, видимо, сразу после разговора с братом, который сказал ей об отмене свадьбы.
Я набрала номер Боунса, но он не ответил. Со всеми остальными я поговорю потом. Позже, когда перестанут трястись руки и гудеть голова. Только не падай в обморок, только не падай, сказала я себе, направляясь к выходу.
– Эй, Белоснежка, курнуть хочешь?
На выходе из больницы на ступеньках сидела чернокожая девушка в большой вязаной шапке и с сигаретой в зубах. Настоящая беспризорница, если бы не идеальный маникюр. И красивые зубы. И колечко с бриллиантом на мизинце.
– Давай, – кивнула я и села рядом.
– Что-то ты совсем плоха, подруга. – Она протянула мне зажженную сигарету. – О-о, узнаю бланк федеральной конторы – тоже любишь надраться, а потом сесть за руль?
Я взглянула на выписанный мне штраф и покачала головой.
– Я не пью и не употребляю наркотики, это или ошибка, или мне их подсыпали…
– Ну да, ну да, – хохотнула девушка, выпуская изо рта кольцо дыма и протягивая мне руку. – Шантель.
– Скай, – ответила я, пожимая ее мягкие, красивые пальцы. – А ты что здесь забыла?
– Подхватила какую-то дрянь от одного козла. Сдавала анализы. Верней, сдавала вчера, а сегодня меня обрадовали, что это хламио-что-то-там. Теперь неделю глотать колеса и никакого алкоголя.
– Оу, – только и произнесла я. Ну и подробности.
– Да ладно тебе, не красней, Белоснежка. На твоей планете девушки никогда ничего не подхватывают от всяких козлов?
– Ну… На моей планете девушки всегда используют презерватив.
– А еще не плюют на пол, не превышают скорость и едят только обезжиренный йогурт?
– Да, на моей планете все ужасно скучные, – рассмеялась я.
– Зато на моей праздник каждый день. – Шантель сунула руку в карман. – Глянь, что мне обломилось вчера.
Я покосилась, и у меня сжалось горло: на ее ладони лежало кольцо, подаренное мне Боунсом.
– О боже…
– Я то же самое сказала, когда один чувак просто выбросил его. Больной. Это же белое золото и натуральные брюлики! Знаешь, как дело было? Подъезжаю я, значит, вчера сдавать анализы. Паркую свою тачку, и тут этот тип выезжает на своей «бэхе» со стоянки и выбрасывает из окна кольцо. «Эй, сэр, ты потерял кое-че!» – ору ему. «Возьми себе», – ответил он и укатил. Ненавижу всех этих селебритис. Дети в Африке голодают, а они брюлики из окна выбрасывают.
– Шантель, – хрипло проговорила я. – Это мое помолвочное кольцо, а тот парень…
– Да иди ты, – рассмеялась она. – Хрен я тебе его отдам.
– Я знаю. Но я могу выкупить его у тебя. Сколько за него хочешь?
Шантель вдавила окурок в бетон и посмотрела на меня так, словно прикидывала, как много я могу дать.
– А ты не бедненькая овечка, так?
– Возможно.
– А я ведь тоже, – подмигнула мне она и кивнула в сторону.
Повернув голову, я увидела останавливающийся неподалеку роскошный «мерседес», за рулем которого сидела делового вида чернокожая женщина в золотых очках. Ее волосы были скручены в элегантный пучок, а в ушах покачивались огромные серьги.
– Матушка за мной приехала. Идем, отужинаешь у нас дома, она круто готовит лобстера. Расскажешь нам, отчего Белоснежка вся такая бледная и убитая. Мы послушаем, пожалеем тебя. Наверняка история будет – обрыдаться. Потом сходишь на свиданку с моим братишкой. Он жирноват и прыщав – но как танцует! Можешь перекантоваться у меня ночку-две. Только не нюхать, не курить и не колоться. Дома – ни-ни. У бабушки аллергия на крэк, а матушка не выносит обдолбанных. А потом, если все будет пучком, я отдам тебе твое кольчишко. Ну что, Белоснежка?
– Мне тебя, видать, сам бог послал.
– Еще бы. Лобстеры с укропом точно с неба не падают.
– Ну, только на свидание с твоим братом я точно не пойду.
– И долго мне еще ждать, пока вы закончите трепаться, барышни?! – крикнула нам дама из «мерса».
– Ма, ты сегодня готовишь лобстера! – сказала Шантель, когда мы подошли к машине. – Знакомься, это Скай!
Женщина окинула меня взглядом с головы до ног, заметила штрафной бланк в моих руках и строго сказала:
– Только не нюхать, не курить и не колоться. Дома – ни-ни. У бабушки аллергия на крэк, а я не выношу обдолбанных.
– Да-да, я ей уже сказала, – закивала Шантель, впихивая меня в салон. – Она согласна. Она согласна почти на все, кроме свидания с Джорданом.
– Это еще почему? – строго сказала ее мать, мастерски выводя «мерседес» на оживленную дорогу.
– Мое сердце не свободно, мэм, – пробормотала я.
– Сердце Шантель тоже было не свободно, и теперь у нее хламидиоз.
– Мам, при чем тут это?!
– Очень даже при чем. Нет более проблемного и вредного органа, чем тупое, влюбчивое девчачье сердце. И, если бы это было возможно, я бы советовала всем просто его удалять. Да-да, под скальпель – и нет проблем.
«И я бы с радостью последовала вашему совету, мэм», – подумала я.
Глава 16
– Мэм, если вас не обременит, не могли бы вы подвезти меня к отелю «Ритц-Карлтон» на бульваре Вест Олимпик? Я бы хотела выписаться оттуда и забрать вещи. Это не слишком далеко.
Миссис Даллас глянула на меня в зеркало заднего вида и, кашлянув, сказала:
– Милочка, когда-нибудь ты сможешь рассказать своим детям, что сама миссис Даллас однажды поработала для тебя таксисткой.
– Если, конечно, это не обременительно…
– Еще как обременительно, там на парковке места днем с огнем не сыщешь, но Шантель так сильно пинает ногой мое кресло, что, по-видимому, я должна соврать тебе.
– Вообще-то это была азбука Морзе, – заметила Шантель. – Я пыталась просигнализировать тебе: «Не вздумай отфутболить Белоснежку. Ей пришлось туго», – но ты не поняла.
– Нет, я все прекрасно поняла. А именно: мне придется потерять полчаса из-за твоей новой знакомой, Шантель.
– Ну и ничего, ма, потерпишь, не развалишься.
– Следи за языком, дитя мое.
Я откинулась на спинку сиденья и молча следила за разговором «ма» и ее «дитя». Откровенно говоря, мне было все равно, отведаю ли я лобстера в гостях у этой семейки, или день закончится ужином в самолете. Если миссис Даллас притормозит у обочины и скажет, что дальше нам не по пути, я даже не смогу толком огорчиться. Это будет все равно, что пролить на себя стакан воды после того, как вымок до нитки под дождем.
Скоро «Мерседес» заехал на парковку «Ритц-Карлтона».
– Спасибо. Это не займет много времени. У меня совсем мало вещей.
Читать бесплатно другие книги:
