Инквизитор. Башмаки на флагах. Том третий. Графиня фон Мален Конофальский Борис
Волков огляделся, ища себе место для лежанки, и тут увидал в одной из телег своего молодого оруженосца Курта Фейлинга. Тот сидел в пустой телеге в обнимку с флагом, который так никому и не отдал, и что-то грыз.
– Сдается мне, что вы так и не выполнили мой приказ? – сказал он молодому человеку без всякой злости. – Вы так и были с ротой Брюнхвальда до конца?
Фейлинг перестал жевать, посмотрел на полковника с трепетом.
– Думается, что знаменосцем вам быть рановато, это звание еще нужно заслужить, – произнес Волков, залезая в телегу и садясь рядом с мальчишкой. – Будете и впредь моим оруженосцем. Надеюсь, Максимилиан научит вас ухаживать за доспехом и за моими конями.
– Ухаживать за конями я умею, кавалер, – с радостью отвечал Курт Фейлинг.
– А шлем с меня снять сможете?
– Конечно.
– Ну так снимайте.
Молодой человек привстал, стал отстегивать ремни, что крепили шлем к горжету. Это у него получилось почти сразу.
Волков повалился на что-то мягкое, положил секиру под правую руку.
– Максимилиан, сержант Хольц.
Те сразу подошли.
– Мне нужно поспать, пусть даже немного. Думаю, на рассвете мужики начнут дело, хочу быть бодрым к тому времени.
– Я разбужу вас, – заверил его Максимилиан.
– Я пригляжу за вами, – пообещал сержант стрелков.
«Хорошо, что пришел Пруфф, а то без Брюнхвальда совсем плохо». Больше он ни о чем не успел подумать.
Сначала Волков не мог понять, что происходит. Вокруг все серое. Максимилиан склонился над ним.
– Кавалер, кавалер, просыпайтесь, барабаны…
Он сел, откинул одеяло – его кто-то накрыл, пока он спал, кажется, это денщик Гюнтер. Рядом, в ногах, спит новый оруженосец Курт Фейлинг, а вокруг все заполнено тяжелыми клубами серого тумана, такого плотного, словно вата.
– Барабаны? – Он не слышит барабанов, только звуки топоров, пил, заступов.
– Приехал кавалерист из разъезда с восточной дороги, говорит, что у второго брода барабаны бьют.
Волков сразу проснулся, вылез из телеги, взял топор, шлем и некоторое время постоял, привыкая к боли в растревоженной ноге, затем пошел к восточному выходу из лагеря. Максимилиан и стрелки охраны поспешили за ним.
Всадник ждал сразу за частоколом.
– Ну? – спросил кавалер.
– Барабаны, господин, – говорит тот, – за рекой у дальнего брода. Бьют «походный шаг».
– Езжай туда. Как только начнут переправляться, сразу отходите в лагерь.
– Да, господин, – ответил всадник и уехал.
Надо послать кого-нибудь на рекогносцировку, но кого? Рене? Да нет, какой из него разведчик. Хайнквист? Новый человек, Брюнхвальд говорил, что он проявил себя в деле. Один бой – этого мало. Волков не знает этого человека совсем. Вилли? Нет, конечно, мальчишка совсем без опыта. Гренер? Да будь у кавалера еще хоть один кавалерийский офицер, так он сразу снял бы Гренера-младшего с должности. Волкову надо все выяснить наверняка, но посылать-то некого. Был бы Бертье… Да, но Бертье нет. Волков понимает, что ему придется идти в разведку самому. Как не стало Бертье, Брюнхвальда и Рохи, ему приходится делать все самому. Потеря опытных командиров – самое худшее, что могло случиться. Заменить их всех Волков просто физически не сможет, даже если и силы в нем будут. Он не выспался, он мрачен, но надевает подшлемник и сверху небрежно нахлобучивает шлем.
По росе, по мокрому песку он спускается к реке. Здесь вообще ничего не видно, туман такой густой, словно молоко, не только лишает видимости, он еще скрывает звуки… Волков подходит к самой воде, присаживается, начинает умываться и… замирает.
– Слышите? Максимилиан, сержант, слышите?
– Я нет, – отвечает Максимилиан.
– Похоже, лошадь ржала, – говорит сержант.
Да, через плотную пелену тумана с той стороны реки донеслись именно эти звуки.
– Максимилиан, бегом в лагерь, передайте Рене, Хайнквисту и Вилли работы бросить, строиться в лагере.
– Да-да, полковник, – говорит знаменосец и убегает наверх к дороге.
Волков продолжает умываться, но больше прислушивается, чем моется, наконец встает.
– Сержант.
– Да, господин.
– Останетесь со своими людьми здесь. Как начнут переправу или даже просто подойдут к воде, так дадите один залп, чтобы мы знали, что они пожаловали, а потом бегом в лагерь.
– Да, господин.
Волков, хромая в сыром песке, насколько мог быстро двинулся вслед за Максимилианом, ему нужно было еще осмотреть укрепления, что построили за ночь. Осмотреть, чтобы точно знать, к чему готовиться.
То, что он увидел, его не слишком порадовало, вернее, не радовало совсем. Восточная стена, что перекрывала дорогу рядом с поворотом к броду, была хороша, поставлена, еще когда он не лег спать, стояла крепко, и окопали ее хорошо. Канава под ней была человеку по грудь, спуск легок, подъем крут – попробуй из такой вылези. Рогатки у восточного входа вкопаны надежно, заточены на восток, телега одна пройдет, а вот строй солдат нет. Такой проход несложно будет оборонять, особенно если у тебя достаточно стрелков. Тут все было хорошо. Солнце уже почти вылезло из-за верхушек деревьев. Подул ветерок, туман клочьями разлетался и таял в воздухе, словно творилось какое-то волшебство, но рыцарю было не до красот природы. Первые пятьдесят шагов северной стены тоже были неплохи, а дальше… Бревна вкапывались неглубоко, держались некрепко, да и эти окопаны плохо… Саперы и солдаты второй роты, что еще работали тут, видели недовольство командира работой, смотрели на него зло, что-то бурчали себе под нос.
А к нему подбежал новый командир второй роты Хайнквист.
– Господин полковник… – проговорил он устало.
– Что это? – сразу перебил его Волков, показывая на кривые и косо вкопанные бревна. – Кто учил вас, ротмистр, так укреплять лагерь?
– Мои люди еле волочат ноги от усталости, господин полковник, они сутки не ели.
– Вы офицер, Хайнквист, и должны понимать, да еще и людям своим объяснять, что если не будет укрепления, так им вообще больше поесть не придется…
– Я пытался…
– Плохо пытались… Плохо, – прорычал Волков и, уже успокаиваясь, добавил: – Снимайте своих людей, быстро кормите и стройте.
– Что-то случилось?
– Разъезды доложили, что на том берегу у дальнего брода слышны барабаны, играют «походный шаг», а у нашего брода я сам слышал ржание лошадей.
– Пойдут на штурм, думаете?
– Нет, придут поздравить нас с Днем святого Енуария, – невесело усмехнулся полковник. – Кормите людей быстро и стройте.
– Вторая рота, бросай работу, сержанты, всех людей ведите в лагерь! – закричал Хайнквист.
– Господин, а жрать дадут? – тут же откликнулись солдаты, что были рядом.
– Дадут. Сержанты, инструменты не бросать, все нести в лагерь.
– А нам что? – закричали саперы, тоже останавливая работу, ожидая ответа от офицеров.
– Тоже в лагерь идите, идите есть, – отвечал им полковник.
Все, и солдаты, и саперы, радостно, чуть не бегом поторопились к проходу. Люди хоть и устали смертельно, но голод пересиливал усталость.
Волков отправился дальше. Стена дрянь, ров неглубок, хорошо, что сразу за рвом начинается заросший лесом крутой спуск к реке, тут очень непросто будет врагу атаковать, волноваться за северную стену смысла не было, тем не менее он не преминет высказать все Хайнквисту. Брюнхвальд такого бы не допустил.
Западная стена, которую ставил Шуберт, оказалась не лучше северной, да еще и у прохода не вкопали рогатки, просто сложили рядом… Он уже собирался повернуть за угол к южной стене, как услышал выстрелы. Мушкеты, стреляющие новым порохом. Он уже знал этот звук. Пикет из его охраны оповещал, что у брода появились хамы.
Дальше разглядывать бревна и канавы времени не было, он поспешил в лагерь, где почти сразу увидел Максимилиана.
– Господин полковник, вернулись наши разъезды и пикет с восточной дороги. Мужики переправляются.
– Сколько? – только и спросил он.
– Насчитали пять сотен, но конца колонны не видели.
– Пять сотен минимум, – прикинул Волков, – а может, и тысяча будет, на этот раз переправятся со стрелками, на этот раз времени у них много. Где Рене?
– Строит людей, но без вас не решается просить ни трубачей, ни барабанщиков, чтобы сыграли ему построение.
О, как этот слюнтяй раздражал Волкова, кавалер аж зубами скрипел. Не будь Рене мужем сестры, отстранил бы этого болвана сразу после атаки мужиков. А поставил бы… Да хоть того же Хайнквиста, хуже бы не было.
– Максимилиан, бегите к трубачам, пусть играют «тревогу» и «построение».
Знаменосец коротко кивнул и скрылся.
В лагере суета, крики, неразбериха. Резко кричал молодой офицер, фамилии которого Волков вспомнить не мог.
– Первая рота, строиться!
Сержанты повторяли приказ, орали так, что у них вены на горле выступали.
– Рене? Где капитан Рене? – спросил кавалер у первого попавшегося сержанта, схватив того за рукав кольчуги.
– Там, господин, ближе к воротам был. – И тут же отвернулся от полковника. Сержанту не до того, у него свое дело. – Эй вы, бараны во втором ряду, куда первым на пятки наступаете? Опытные люди, а сбиваетесь в стадо, как новобранцы. Ровняйтесь, на полтора шага от них. Не напирайте.
«Даже этот сержант и то знает, что делать. Достался мне родственник».
А тут звонко, громко и тревожно, как положено, зазвенели трубы, играя сигнал «тревога, к оружию».
…Солдаты, те, что еще ели, спешно закидывали в рот еду грязными руками, бросали миски и кружки, брали оружие. Волков, расталкивая мельтешащих под ногами возничих, кашеваров и саперов, стал искать офицеров.
– Вторая рота, стройся в проходе, под мою руку, – заорал старший сержант второй роты, вытягивая руку вдоль прохода. – В колонну по четыре.
Слава богу, хоть ротмистр Хайнквист знал, что делать, он оказался уже рядом со своим сержантом, уже надел шлем, уже готов и критически оглядывал солдат.
Вилли тоже собирал стрелков, Волков посмотрел на мальчишку, слушая его высокий голос, и заволновался. «Ах, как все это нехорошо, рано, рано мальчишке командовать ротой, не дорос еще, был бы Роха…» Но старого товарища не было рядом, и от этого на душе у полковника стало совсем неспокойно.
Глава 3
И тут нежданно-негаданно, как бальзам на сердце, в суете и толкотне лагеря, который вот-вот подвергнется атаке, нашлось место, где царили порядок и спокойствие. В северо-восточном углу была насыпана площадка в высоту взрослому по пояс, землю на ней застелили досками, и на этом помосте стоял капитан Пруфф рядом со своими пушками. Всем пушкам места хватило. Волков сразу поднялся к капитану, к орудиям. Пруфф молодец, сам он до этого додумался или ему кто из его людей подсказал, но земли они много насыпать не стали, а, чтобы пушки могли стрелять из-за частокола, просто спилили верхушки бревен. Теперь пушки достреливали и до переправы, и до дороги. И везде у артиллеристов порядок. Рядом с полукартауной два бочонка с картечью, с крупной и с мелкой. Ядра тут же сложены в пирамиду, ядра для кулеврин рядом. Большая бочка с порохом отнесена подальше, стоит внизу и накрыта крышкой, чтобы во время стрельбы искра не залетела. Под колесами всех пушек чурбаны, чтобы уменьшить откат при отдаче. Все-все тут продумано, все в полном порядке.
Капитан Пруфф поклонился Волкову.
– Доброе утро, полковник.
– Доброе ли, капитан? Мужиков не видать? – Волков подошел к частоколу и опять восхитился продуманностью позиции.
– Говорят, барабаны бьют. Но я сам не слышал, – ответил Пруфф. Волков давно заметил, что он всегда говорил громко и, кажется, был немного туговат на ухо, впрочем, как и все артиллеристы.
Волков огляделся. Отсюда переправа как на ладони, а если пушки чуть развернуть на юг, то и вся дорога ими простреливается.
– Вы отлично оборудовали позицию, капитан, – наконец заметил Волков, – все прекрасно видно, и порядок у вас безупречный.
«У всех бы так в частях».
Капитан в ответ лишь поклонился, но видно было, что похвала ему приятна. Полковник оглянулся. Роты построены, офицеры собрались около артиллерийской насыпи. Он спустился к ним, но не поздоровался, а начал сразу:
– Капитан Рене, ваша рота у восточного прохода, выделите резерв из лучших солдат в сто человек под командованием ротмистра, остальных разделите на две части, ставьте людей с двух сторон от прохода. Если хамы надумают войти, так давите их с флангов. Резерв поступает в мое распоряжение.
– Как вам будет угодно, полковник, – отозвался Рене.
– Ротмистр Вилли, выделите охранные пикеты человек по пять, поставьте их к западному, южному и северному проходам, чтобы мы знали, когда враг попытается обойти лагерь.
– Да, полковник.
– Остальных так, как вы умеете, стройте рядами фронтом к восточному проходу. Пусть как только войдут, так сразу попадут под ваши мушкеты и аркебузы во фронт и под удары людей Рене во фланги.
– Да, полковник, – повторил Вилли.
– Полковник! Господин полковник! – еще издали закричал артиллерист, пробираясь к нему через строй солдат первой роты.
Все офицеры и солдаты, что были рядом, обернулись.
– Ну? – коротко бросил ему Волков.
– Мужики, колонна, человек под шестьсот. С флагами идут и с барабанами.
– Где?
– У нашего, ближнего брода.
– Ступай, – ответил полковник и положил руку на плечо молодому ротмистру, который уже командовал ротой. – Вилли, действуй так, как действовал Роха.
Волков так и не успокоился. «Рано, рано юнцу командовать полутора сотнями людей, что старше него».
– Не волнуйтесь, полковник, – отвечал ему Вилли, – ваши стрелки им врежут как следует.
– Хайнквист!
– Я тут, полковник.
– Вторая рота в резерве. Встаньте в центре лагеря, будьте наготове.
– Да, господин полковник.
– А что делать кавалеристам? – спросил Гренер, думая, что Волков про него забыл.
– Кавалеристам в лагере делать нечего, выводите их отсюда на запад, встаньте на дороге, и если увидите, что враг обойдет нас и появится с запада, чтобы ударить нам в тыл, так сами его бейте при первом удобном случае, приказа не ждите.
Гренер кивал. Мальчишка, который вчера потерял отца. В глазах его как минимум растерянность, как ему полуэскадроном руководить? «Тоже молод, как и Вилли, эх, с кем приходится воевать, со слюнтяями да мальчишками».
Почти все слова уже сказаны, но нужно было что-то говорить солдатам. Они ждали.
– Братья-солдаты! – заорал Волков. – Помните, что вы дети Божьи, дети истинной матери нашей – святой церкви, а они, – он махнул рукой на восток, – дети Лютера и Кальвина, слуги Сатаны! С нами Бог, молитесь, кто как умеет, и бейтесь изо всех сил! Кто погибнет, обретет царствие Божие, кто выживет – славу! И верьте в меня, как верили раньше. Я знаю, как бить мужиков.
Он повернулся и захромал к артиллерийской насыпи, за ним пошел Максимилиан со знаменем. Курт Фейлинг догнал кавалера и, заглядывая в глаза, тихо заговорил:
– Господин полковник.
– Да, Курт.
– Может, прикажете оседлать вашего коня?
Волков остановился и посмотрел на мальчишку внимательно, он даже едва заметно улыбнулся.
– Ну, на всякий случай, – так же тихо продолжал Фейлинг. – Вдруг…
– Нет, – отрезал Волков, – вы умный юноша, господин Курт Фейлинг, но коня мне сегодня седлать нет нужды, я сегодня никуда уезжать из лагеря не собираюсь, – сказал и начал взбираться наверх, к капитану Пруффу.
– Идут с флагами, – сказал Пруфф, увидав, что полковник встал с ним рядом.
Солнце и ветер ничего не оставили от тумана. Утро прекрасное, птицы в небе звенят, переливаются, красота. А по утренней влажной от росы дороге, совсем не поднимая пыли, с флагами, с барабанами идет плотная полнокровная колонна пехоты – восемь сотен, не меньше; а по полю, догоняя пехоту, все в цветастых шелках и с дорогими перьями в плюмажах, не спеша, почти шагом, едут рыцари.
– Как хороши-то кавалеры, красавцы, едут, не прячутся. – Капитан-артиллерист покачал головой. – Красиво все у них: и пехота, и кавалеры.
– Специально так идут, надеются нас выманить защищать переправу, – говорит полковник, не вглядываясь в тот берег.
– Но мы не пойдем? – спрашивает Фейлинг.
Волкову не очень хочется отвечать мальчишке, но это будет невежливо.
– С востока движется еще одна колонна, мы выйдем к броду, а они ударят нас с берега – и конец. Нет, им не выманить меня из укреплений, пусть хоть золото на берегу раскидывают.
– Кавалеры опасные, – вдруг осмеливается взять слово Максимилиан. – Раненые говорили, что кавалеры раскидали четверть их колонны одним наездом.
– Угу, – мрачно подтверждает кавалер.
Он не видит стрелков и арбалетчиков – это его беспокоит. Значит, они переправились с другой колонной у дальнего брода и двигаются сейчас к его лагерю по дороге с востока.
Пруфф неожиданно для него вдруг смеется и говорит:
– Кавалеры перед атакой собираются в плотный строй. – И добавляет, оборачиваясь к Максимилиану: – Лучше нет цели для крупной картечи. В них не промахнешься.
А пехота врага уже приближается к берегу.
– Может, пора заряжать пушку? – спрашивает Волков.
– Я уже думаю о том, просто никак не решу чем.
Волков смотрит на него, не понимая, и артиллерист поясняет:
– Двести шагов… Думаю, какую картечь класть.
Старый арбалетчик Волков был приятно удивлен, насколько старый артиллерист Пруфф верно угадал расстояние. Да, кавалер и сам посчитал, что до спуска к реке двести шагов. Ни один болт туда не долетит. Он щурится, приглядываясь, и говорит, продолжая разглядывать пехоту противника:
– Мелкую кладите, у мужичья ноги не защищены, лат на ногах почти нет, им и мелкой довольно будет.
– Да, это так, – еще сомневается Пруфф, – но уж больно у мелкой разлет большой, и силу она быстро теряет.
Волков не хочет лезть с советами к нему, Пруфф всю жизнь стреляет, он лучше знает.
– Двести шагов… Ладно, попробуем мелкую, – наконец заключает капитан артиллеристов, – посмотрим, как пойдет. Фейерверкер!
– Тут, господин, – откликается один из артиллеристов.
– В полукартауну порцию мелкой картечи. Дистанция – двести шагов.
– Да, господин! – И тут же отдает команду: – Полтора совка пороха, пыж, картечь мелкая – заряжай, запал ставь!
– Стойте, – останавливает его Пруфф.
– Да, господин.
– Два совка пороха, – говорит капитан артиллерии. – Толкнем картечь посильнее.
– Два совка пороха, пыж, картечь мелкая – заряжай, запал ставь!
– Кулеврины как обычно, – продолжает командовать Пруфф.
– Кулеврины, полсовка пороха, пыж, ядро – заряжай, запал ставь! – тут же отзывается фейерверкер.
Волков даже любуется этими ловкими солдатами. Как быстро и четко делают все артиллеристы, каждый знает свою работу: кто несет порох, кто отмеривает картечь, кто подает пыж. Ни суеты, ни мельтешения какого, любо-дорого смотреть на них, еще бы стреляли так же метко.
– Дальность – двести, – продолжает Пруфф, – целься.
– Дальность – двести шагов! – перекрикивает его команду старший артиллерист.
– Готов, – наконец отвечает канонир у первой кулеврины.
– Готов! – тут же кричит канонир второй.
С полукартауной возиться дольше всего, но и она уже готова к выстрелу.
– Готов! – кричит канонир у главной пушки.
Волков ждет, когда же будет отдана команда стрелять. Как хорошо сейчас враг сгрудился, начинает спуск, но в воду никто не заходит. Солдаты стоят на песке кучей – прекрасная цель. Приказа, что ли, ждут? Но Пруфф не дает приказа стрелять, идет к полукартауне, сам склоняется к стволу, проверяет прицел. И, видно, только после этого, согласившись с тем, что прицелились хорошо, подходит к Волкову.
– Думаю, что наш гостинец мужичью будет не по душе, разрешите, господин полковник, стрелять?
– Да уж начинайте, – отвечает кавалер, боясь, что враг начнет переправу.
– Полукартауна, пали! – кричит капитан.
– Полукартауна, огонь! – тут же отзывается фейерверкер.
Канонир подносит к запальному отверстию сложенный вчетверо и крепко скрученный тлеющий фитиль на палке. Запал тут же вспыхивает…
Бах-х-х…
Глава 4
Волков даже вздрогнул. Удар такой, что звон в ушах, ни шлем, ни подшлемник не помогли. Дым густым облаком медленно плывет на запад. Кавалер оглядывается, видит Пруффа, который морщится и улыбается одновременно, говорит приглушенно:
– Вон как жахнуло, два совка пороха – не шутка, однако.
Пока артиллеристы огромными кольями возвращают откатившуюся пушку на место, Пруфф и Волков смотрят за реку.
А там мужичье суетится. Картечь удачно накрыла тех, кто столпился на берегу. Раненых много: кто-то валяется на песке, кто-то остался стоять, а кого-то товарищи уже волокут наверх. Ноги, руки, лица, глаза… Всю плоть, что была незащищена, всю ее нашли и порвали на части мелкие, с вишню величиной, неровные свинцовые шарики.
– Два десятка минус, – прикидывает Пруфф, оценивая попадание. – Канонир, прицел был хорош.
«Может, и нет двух десятков раненых, но полтора десятка есть точно…»
– Фейерверкер, повторить! – кричит капитан артиллеристов.
– Два совка пороха, пыж, картечь мелкая – заряжай, запал ставь! Канонир, дальность двести – целься! – тут же отзывается заместитель капитана.
И снова суетятся вокруг пушки канониры: солдаты чистят от нагара ствол длинным банником, другие несут порох, третьи отсыпают картечь.
– Непонятно, чего они ждут, почему не начинают переправу, – говорит Пруфф.
Волкову самому интересно. Он не отрывает глаз от суеты на том берегу. Чего тянут, хотят подольше под картечью постоять? И тут ему становится ясно.
– Вон кого они ждали, – говорит он капитану.
Да тот уже и сам видит. Видит, как на берег, на вчерашнее свое место, выезжает мужицкий генерал со своей свитой. Он, как и вчера, без шлема, в берете на войну приехал.
«А вот и ты, удивительный генерал хамов». Волков очень хочет разглядеть его лицо, но слишком далеко. Кроме бороды ничего не разобрать. И еще ему кажется, что Железнорукий также пытается разглядеть его.
– Готов! – кричит канонир полукартауны.
– Может, по генералу выстрелить? – предлагает Волков.
Пруфф сомневается:
– Двести пятьдесят шагов, разлетится картечь, лошадей раним в лучшем случае. Лучше из кулеврин, ядрами проверим генерала.
– Хорошо, – соглашается Волков.
Пруфф машет рукой: стреляйте.
Снова страшный хлопок звучит над рекой, снова рой жужжащего свинца летит на ту сторону и находит множество целей. Волкову даже кажется, что он слышит крики раненых, но это, конечно, только кажется. А жаль, то была бы песня для души. Снова не меньше десятка людей валится на прибрежный песок. А кто-то стал забираться наверх по крутому берегу. «Побежали хамы? Видно, для них такое впервой. Что, не привыкли стоять под пушечным огнем?» Волков был удовлетворен такой стрельбой, артиллеристами и их капитаном. Два выстрела, и оба в цель. Стреляй они так у холмов по горцам, дело кончилось бы в два раза быстрее.
Два артиллериста длинным банником уже чистят ствол, готовят оружие к дальнейшей работе, а капитан отдает новый приказ:
– Кулеврины, прицельтесь вон по тем офицерам.
– Да, господин! – кричат канониры и разворачивают пушки.
– Как будете готовы, так стреляйте без команды, – продолжает Пруфф.
– Да, господин.
Недолго пришлось ждать. Почти одновременно, один за другим, хлопают два выстрела. Два ядра величиной со среднее яблоко улетают за реку.
Волкову кажется, что он видел, как одно из ядер пролетело выше голов офицеров. Немного, но выше. А второе не долетело. Ударило в пяти шагах прямо перед лошадью Железнорукого, выбив фонтан песка, который полетел в лошадей и офицеров. Офицерские лошади испугались, шарахнулись, а лошадь Эйнца фон Эрлихенгена так и вовсе встала на дыбы, а когда всадник угомонил ее, так еще и взбрыкнула. От этого всего у Железнорукого слетел с головы берет. Кто-то из адъютантов спешился, поднял и передал головной убор генералу. «А! Так ты еще и лысый!» Волкова почему-то это порадовало, он даже засмеялся. «Лысый черт».
А полукартауна тем временем опять заставила его вздрогнуть, снова оглушительно ахнула, отправив злой свинец на тот берег реки.
На этот раз свинец не нашел столько крови, сколько было в первый и второй раз, но людишки падали, корчились. Мало, но ничего. Волков знал, каково ходить под пушечным огнем. В крепостях сидел, крепости штурмовал. Стоишь иной раз у крепостного зубца с арбалетом и ждешь выстрела большой осадной пушки, гадаешь, куда следующее ядро полетит. Выше, ниже тебя, в стену шлепнет, разбивая кирпичи, к соседу полетит или к тебе. Убьет сразу или оторвет ноги. Даже вспоминать то неприятно, мороз по коже. А если уж в первый раз под пушки попал, то совсем человеку плохо. Защиты ни от ядра, ни от крупной картечи нет, никакой доспех от них не спасет, ни умения твои тебе не помогут, ни храбрость, надежда только на молитву. Надейся, что Бог тебя услышит. Вот и все, оттого ноги подкашиваются и появляется желание спрятаться, сбежать.
Суетятся мужики на берегу, сержанты да офицеры их успокаивают, но даже отсюда видно, что вражеские солдаты готовы кинуться вверх по берегу, туда, где картечь их доставать не будет. «Да, если хамы первый раз под пушки попали, им не позавидуешь». Впрочем, ему ничуть не жаль этих людей. Совсем не жаль. Он неотрывно смотрит на тот берег и хочет, чтобы как можно больше их корчилось на песке. «Что, быдло взбесившееся, страшно? Это вам не навоз по огороду раскидывать. Бойтесь, картечь не помилует. Это хорошо, хорошо… Вот вам за Увальня, за Бертье, за Гренера, за всю вторую роту. Жрите».
А пока полковник с удовлетворением глядел, как раненых хамов уносят, на том берегу появились и рыцари. И сразу же Железнорукий махнул рукой: переправляйтесь.
Читать бесплатно другие книги:
