Игра Кеннеди Эль

– Он того не стоит. Тем более я не хочу, чтобы тебя ранили. – Ти-Джей не дохляк, но у него рост метр семьдесят и тощее телосложение. Нико убьет его в драке.

Его рука, держащая мою, напрягается.

– Я не имею в виду, что ты слабак, – иду я на попятную. – Я знаю, что это не так. Я говорю, что он того не стоит. Кроме того, тебе придется встать в очередь. Пакс уже качает в зале руки, чтобы набрать мышечную массу и, цитирую, «надрать ему задницу в плохом смысле этого слова, а не в хорошем». – Мы оба хихикаем. – А Дариус вообще с ним не разговаривает.

– Ого. Правда?

– Да. Говори о Ди, что хочешь, но ты знаешь, какое у него отношение к моногамии. – Дариус очень религиозен, поэтому он не поощряет ничего, что балансирует на грани аморальности. – О, и нельзя забывать о Хантере. Он бы с радостью поколотил Нико.

Стоит упомянуть Хантера, как от него спустя минуту приходит сообщение. Я открываю его и вижу фотографию яйца в крошечном гамаке. Во втором сообщении просто написано: «@PabloYaytsebar».

О боже.

Теперь у Пабло есть аккаунт в «Инстаграме».

Ти-Джей с любопытством наклоняется.

– Что это за фотка?

– У них есть яйцо вместо домашнего животного. – Я кладу телефон, качая головой.

– Что? У кого? – Ти-Джей выглядит озадаченным.

– У хоккейной команды. Их символ – сваренное яйцо, о котором они по очереди заботятся. Вроде это что-то типа тимбилдинга. Хантер не особо об этом распространялся.

– Оно разве не испортится и не начнет вонять?

– Уже начало. Они завернули его в целлофан и стали класть на ночь в холодильник, но пленка полностью от вони не спасает. На прошлой неделе яйцо было у Хантера, и я постоянно чувствовала серный запах.

– Какая-то жуть. Я никогда не пойму качков.

– Если честно, мне кажется, дело не в качках вообще, а именно в брайарских хоккеистах. Они все чокнутые, включая Хантера.

– Тогда почему ты постоянно с ним переписываешься? – с осторожностью спрашивает он.

– Потому что мы дружим. – Я пожимаю плечами. – Моим друзьям можно быть чокнутыми.

И Хантер, несмотря на все свои странные привычки, был для меня потрясающим другом с тех пор, как мои отношения провалились в тартарары. А его соседки – теперь мои любимые люди. Бренна – настоящая хитрая задница, и я ее обожаю. С Саммер у нас не так много общего, но она меня смешит. А Рупи – это… Рупи. Ее отношения с другом Хантера Холлисом меня поражают. Я искренне не могу понять: они без ума друг от друга или терпеть друг друга не могут. Возможно, и то и другое? В любом случае с ними не соскучишься.

Я все больше понимаю, что быть занятым – лучшее лекарство от плохого разрыва. А это означает концентрацию на промежуточных экзаменах, тестах по математике, лабораторных по химии, чтениях по психологии – на всем, что занимает мозг. А когда мозг устает, я отвлекаю себя общением с друзьями. Пью с Пиппой, смотрю фильмы с девочками из сестринства, тусуюсь дома у Хантера. Пока что это помогает.

– Во сколько уезжает твой автобус? – спрашивает Ти-Джей с кружкой у рта. С края свисает веревочка от чайного пакетика. Он не любитель кофе, поэтому пьет травяные чаи.

– В семь тридцать, – стону я. – Эх, не хочу День благодарения. У моих родителей одновременно случатся сердечные приступы, когда я расскажу им о Нико.

– Стой, ты до сих пор не сказала им, что вы расстались?

– Не-а. Будет сюрприз на День благодарения.

– Вот черт. Он им очень нравится, да?

– Нравится? Это как сказать, что парням из братства нравится пиво. Да они помешаны на нем и уже считают своим зятем. Они будут в отча… – Я замолкаю посреди предложения, когда в кофейню входит кое-кто знакомый. Коринн.

Мой позвоночник превращается в прямую негнущуюся линию. Коринн несколько раз после новоселья пыталась со мной созвониться. Когда я проигнорировала ее звонки, она написала, спрашивая, можем ли мы поговорить. Я ответила, что, когда я буду готова разговаривать, то свяжусь с ней сама.

Что ж, прошло две недели, а я даже близко не готова.

Заметив меня, она замирает, словно олень в свете фар. Когда к ней возвращается самообладание, она, черт возьми, идет к нам.

– Спрячь меня, – молю я Ти-Джея, но уже поздно. Коринн подходит к нашему столику, нервно улыбаясь.

– Привет, – тихо говорит она.

– Привет. – Мой голос напряжен.

– Я знаю, ты сказала, что мы поговорим, когда ты будешь готова, но… скоро праздники, а потом экзамены, а потом весенние каникулы… – Она криво пожимает плечами. – Может, проясним все сейчас? – Ее вопрос неловко повисает в воздухе между нами.

Ти-Джей вопросительно на меня смотрит, словно говоря: «Мне вмешаться?» Я слегка качаю головой.

– Хорошо, – отвечаю я Коринн. Обращаюсь к Ти-Джею: – Ты не против? Ты же все равно скоро встречаешься с соседом, да?

Он кивает.

– Да, все в порядке. – Вставая, он настороженно смотрит на Коринн.

Она идет за кофе, и я вижу, как черные кудри спускаются каскадом по ее спине. На ней пушистое темно-синее зимнее пальто, которое она снимает, встав в очередь.

– Я вообще не хочу это делать, – говорю я Ти-Джею.

– Я знаю, но ты справишься.

– Я не настолько уверена.

– Ты можешь справиться с чем угодно, – обещает Ти-Джей. – Ты бесстрашная. Но если тебе понадобится помощь, напиши «SOS», и я сразу брошу Райана и прибегу сюда.

– Ты лучший.

Он касается моего плеча, немного задержав на нем ладонь, прежде чем отпустить. Спустя мгновение над дверью звенит колокольчик, когда он выходит из кофейни.

Когда Коринн возвращается, мы опять неловко молчим. Я смотрю на нее, потому что не собираюсь заговаривать первой.

– Мне так жаль, – звучит ее первая реплика.

Как оригинально.

– Да, ты мне это уже говорила.

– Я знаю, и я буду говорить это, пока ты не поверишь, что это правда.

– О, я верю, что это правда. Но просить прощения легко. А что не должно было быть легко для тебя, так это спать с парнем своей подруги.

Ее щеки краснеют от стыда. Она сглатывает и коротко кивает.

– Я знаю. Я совершила ошибку. И, если ты хочешь спросить об этом что угодно, я обещаю, что каждое сказанное мной слово будет правдой.

– Хорошо, я попробую. – Мой голос холоднее, чем я хочу, но я не могу его контролировать. – Сколько раз ты с ним спала?

– Один раз, – тут же отвечает она. – Это было вскоре после переезда. Он зашел одним вечером, чтобы помочь мне повесить полку.

Я пытаюсь вспомнить, когда это могло произойти. Наверное, в один из тех вечеров, когда Нико работал допоздна. Интересно, сколько раз он лгал мне за все эти годы? Боже. Как унизительно об этом разговаривать.

– Мы выпили пиво, и, ты же знаешь, я не очень дружу с алкоголем… это не оправдание, – быстро добавляет она. – Я не виню алкоголь, но я правда была не в себе. А он, ну, сама знаешь, он был Нико. Он умеет очаровывать.

– Да, – коротко говорю я. Все дело в ямочках на щеках. Женщины всегда от них тают.

Коринн смотрит на свои ладони, обхватившие стакан с кофе.

– Он поцеловал меня, и я знала, что отвечать на его поцелуй было плохой идеей, но я туго соображала, а потом он сказал… – Она замолкает.

– Что он сказал?

– Он сказал, что у вас проблемы в отношениях, но ты не хочешь, чтобы кто-то об этом знал.

У меня отвисает челюсть.

– И он сказал… – Она краснеет. – Он сказал, что у вас не было никакой сексуальной жизни.

– Не было никакой? – Во мне опять все кипит. – Мы регулярно занимались сексом. – Просто я не понимала, что он занимается сексом еще и с кем-то другим.

– Прости. Я правда не хочу, чтобы моим оправданием была моя глупость, но так оно и было. Я была глупой и неуверенной в себе, у меня так долго не было парня, и вдруг этот очаровательный молодой человек обращает на меня внимание, флиртует со мной, говорит о тебе все эти ужасные вещи.

– И ты поверила ему? – Мне больно от одной мысли об этом.

– Нет, – признает Коринн. – Я хотела ему поверить, потому что тогда у меня появилось бы оправдание не чувствовать себя плохо. Но я чувствовала себя плохо. Я чувствовала себя ужасно перед, во время и после этого. А потом он опять попытался со мной увидеться. Мне стало отвратительно, и я ответила, что этого не будет никогда в жизни. Я хотела тебе рассказать, но он сказал, что будет все отрицать и выставит меня шлюхой, которая пыталась его соблазнить.

Я больше не знаю, чему верить. В своих сообщениях после нашей разборки у моего дома Нико завалил меня своими объяснениями и оправданиями. И именно это он мне и писал: что Коринн приставала к нему, а он был слишком пьян, чтобы от нее отбиваться.

– Я не знаю, поможет ли это, но… – Коринн вытаскивает из сумки телефон. – Это вся наша переписка.

Она пододвигает ко мне телефон, и я с неохотой его беру. Первое, что я делаю, это нажимаю на страницу с контактом Нико, чтобы убедиться, что это именно его номер. Люди – лжецы, а в последнее время технологиями часто и легко манипулируют. Но номер его.

Я не хочу, но заставляю себя прочитать переписку. И вот оно все, черным по белому. Точнее, серым и голубым по белому. Любящий меня парень спрашивает мою подругу, когда они опять займутся сексом. Коринн не лжет. Весь их разговор просто отвратителен.

НИКО: Все еще думаю о тебе. Когда мы это повторим?;)

КОРИНН: Никогда. Я никогда не хочу это повторять, Нико.

ОН: Серьезно? Вдруг начала изображать из себя недотрогу?

ОНА: Нет. Меня тошнит от этого. Я хочу все рассказать Деми.

ОН: Какого хрена? Ты шутишь?

ОНА: Нет. Я не могу спать, я не могу есть. Я чувствую себя худшим человеком на планете. Она одна из самых близких мне подруг. У меня таких немного. То, что мы сделали, – это ужасно тупо, и мне очень за себя стыдно. Меня каждую ночь тошнит. Я должна ей рассказать.

ОН: Это никогда не случится, Коринн. Она решит, что ты лжешь.

ОНА: Не решит.

ОН: Решит, потому что я скажу ей, что ты лжешь.

Переписка еще продолжается какое-то время, и Коринн права. Она настаивает на том, чтобы обо всем рассказать, а Нико ей угрожает.

Я кладу телефон на стол. У меня щиплет глаза, но я отказываюсь плакать.

– Мне очень жаль, – шепчет она. – И я знаю, то наша дружба необратимо изменилась. Все, о чем я прошу, – это простить меня и, возможно, дать мне еще один шанс. Когда ты будешь готова, конечно.

Я медленно киваю.

– Я принимаю твои извинения, и я буду работать над тем, чтобы тебя простить, но… сейчас я не готова к этому. Пока еще нет. – Ее искреннее раскаяние после того, как она переспала с моим парнем, не отменяет того, что она переспала с моим парнем.

– Я понимаю.

– Но я рада, что мы наконец-то поговорили, – говорю я, и это правда. Я не одна из тех девушек, которые обвиняют другую девушку. Да, Коринн показала свои слабые принципы и полное пренебрежение нашей дружбой, но она не тот человек, кто спал со мной, признавался мне в любви, говорил мне, что мы поженимся. Коринн была плохой подругой, но предательство Нико ранило меня намного глубже.

– В общем, мне надо идти. – Я отодвигаю стул. – Надо собрать вещи.

– Ты едешь в Бостон?

– Да, я уезжаю сегодня и возвращаюсь в воскресенье. А ты поедешь к своей семье в Вермонт?

– Нет, мы будем отмечать День благодарения с друзьями в Гастингсе. – Она медлит. – Там будет Пиппа. Надеюсь, это не проблема.

Я подавляю вздох. Пиппа в последнее время чуть ли не ходит на цыпочках, изо всех сил стараясь не упоминать передо мной свою дружбу с Коринн. Из-за гребаного Нико усложнилось все.

Мужчины – просто дерьмо.

Мои родители в восторге от того, что я дома, даже если только на несколько дней. На стол уже выложен полный холодильник еды, а ведь нас сегодня только трое. А завтра к нам из Майами приедет куча родственников. Папа – единственный ребенок в семье, как и я, но со стороны мамы семья просто огромна. Я жду, что завтра будет безумно шумно. Две из трех сестер моей матери приедут со своим потомством, а все мои двоюродные братья и сестры младше меня, поэтому вокруг будет носиться крошечная толпа восьми-, девяти- и десятилеток. У единственного брата мамы Луи и его жены Лианы только что родился сын, и я с нетерпением его жду. Я обожаю малышей.

А сегодня, можно сказать, затишье перед бурей.

– О боже! – Мой рот сразу увлажняется при виде пира, который мама устроила. Я заливаю слюной всю дорогу к столу. – Мама, ты величайшее сокровище во всем мире.

– Спасибо, мами. – Она целует меня в лоб и сажает меня на стул. – А теперь ешь! Ты так исхудала, Деми. Что происходит? Что-то не так?

Я слегка хмурюсь. После разрыва у меня пропал аппетит, и он возвращается только сейчас, но я не думала, что потеряла в весе. Вся одежда еще нормально на мне сидит.

Поскольку лгать моей матери невозможно, я отвечаю:

– Давай дождемся папу. Я скажу вам обоим сразу.

– Диос мио[20]! Я знала. Что-то случилось. Скажи что! Маркус! – кричит она в дверной проем, и у меня тут же разрываются барабанные перепонки. Я удивлена, что со стен столовой не падают картины.

Мой отец не торопится спускаться вниз. Он научился различать крики мамы и их громкость и ясно понял, что это не чрезвычайная ситуация. Когда он наконец заходит в комнату, то приветствует меня объятиями и поцелуем.

– Привет, детка.

– Привет, папочка. – Я протыкаю вилкой глубоко прожаренную крабовую котлету и кладу ее себе на тарелку.

– Что случилось? – Он смотрит на маму, садясь на свое обычное место во главе стола.

– Деми хочет что-то нам рассказать.

Он переводит взгляд обратно на меня.

– Да? И что же это?

– Может, дадите мне сначала доесть эту вкуснейшую крабовую котлету? – Я жую особенно медленно, смакуя, беру приготовленную по-кубински креветку с одной из тарелок и быстро засовываю ее в рот. – М-м-м? Ты их пожарила с ананасом? И чесноком? Так вкусно.

Я тяну время, и мама это знает.

– Положи креветку, Деми.

Эх.

– Хорошо. – Я кладу вилку на тарелку, проглатываю еду и вытираю рот салфеткой. – Мам, тебе лучше тоже сесть.

Они оба сразу же пугаются.

– Диос мио! – опять кричит она. – Ты беременна! Маркус, она беременна!

У меня взлетают брови.

– Что? Нет! Я не беременна. Господи. Сядь уже. – Я торопливо добавляю: – Пожалуйста.

Мама усаживается на стул рядом с отцом. Я хватаюсь руками за скатерть и прочищаю горло, словно собираясь прочитать унылую лекцию.

– Так, во-первых, еще раз на всякий случай: я не беременна. – Я предупредительно на них смотрю. – Но это связано с Нико, и мне нужно, чтобы вы оставались спокойными…

– Он в порядке? – с ужасом говорит мама. – Он что, в больнице?

– Нет, он не в больнице, и я буквально только что попросила вас оставаться спокойными. Можете, пожалуйста, пообещать, что дадите мне договорить, прежде чем начнете высказываться?

Папа машет своей большой ладонью.

– Говори.

– Пообещайте, – требую я.

Они оба бормочут обещания.

Я выдыхаю.

– Мы с Нико расстались пару недель назад.

Когда мама открывает рот, я, как каратистка, разрезаю ладонью воздух. Она закрывает рот.

– Я знаю, что это не то, что вы хотели бы услышать, – продолжаю я, – и, поверьте мне, я тоже не ожидала, что так случится. Как мне казалось, мы были счастливы вместе, и в наших отношениях все было хорошо.

Папа рычит:

– Что он натворил?

Он меня перебил, но я отвечаю:

– Он мне изменил.

Воцаряется тишина.

– Это было… спьяну на вечеринке? – Маме хватает наглости говорить это с надеждой.

– Даже если бы было спьяну, это все равно непростительно, – твердо говорю я.

– Ну, это намного менее непростительно, чем если бы он…

– С тремя разными девушками, – перебиваю я, и ее рот снова захлопывается. – Моя подруга, сестра его коллеги и случайная девушка, которую он встретил у бара, когда тусовался с друзьями. – В третьей измене он признался, когда заваливал меня сообщениями со своими раскаяниями. – С четырьмя, если считать девушку, с которой он изменил мне в старшей школе… – Еще одно милое признание по переписке, хотя в этом случае скорее подтверждение. – Поэтому нет, никакой надежды и никакого прощения. Я официально с ним покончила. Возможно, однажды я смогу опять с ним дружить, но только ради наших семей, а не себя.

– О, Деми, – печально говорит мама.

– Разумеется, я не буду вас просить перестать общаться с Дорой и Хоакином, но… – Я медлю, сцепляя вместе ладони. – Я знаю, что мы пригласили Дельгадос на Рождество, но, я вас умоляю, может быть, получится попросить их не приходить?..

Папа, в реакции которого была только поддержка, когда я рассказывала о неверности Нико, теперь выглядит смущенным.

– Но все уже запланировано, солнышко. – Я хорошо знаю своего отца: он не хочет плохо выглядеть перед своими друзьями.

– Я понимаю, но я прошу вас как ваша единственная дочь поставить в данном случае мое благополучие на первое место. Я не могу провести Рождество с Нико и его семьей. Просто не могу. Расставание еще слишком свежо, и это будет слишком неловко. Это… это причинит мне боль, – тихо говорю я и отвожу взгляд, потому что ненавижу показывать папе свою ранимость. Он так силен, что рассыпаться перед ним на части кажется грандиозным провалом.

Но слова имеют желаемый эффект. Со слезами на глазах мама встает и подходит ко мне, чтобы обнять.

– О, мами, мне так жаль.

Обнимая ее в ответ, я смотрю на отца, который все еще пытается объяснить действия Нико.

– Ты правда не хочешь дать ему еще один шанс?

– Правда, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Я не могу.

По лицу папы пробегает уныние.

– Я знал этого парня с тех пор, как ему было восемь. У него всегда крепко сидела голова на плечах.

– Я тоже так думала.

– Тут точно все не так просто. Возможно, Нико…

– Он изменил мне, папа.

– Я не оправдываю это, – быстро говорит он. – Обещаю, что нет. Я только хочу сказать, что, возможно, тут все не так просто. Возможно, у Нико эмоциональные проблемы, о которых мы не знаем, или проблемы с наркотиками, или…

– Или он просто хренов мудак, – выпаливаю я.

Глаза папы сужаются.

– Следи за языком.

– Нет, я не буду следить за языком, и я не буду стоять тут, пока ты всерьез пытаешься меня убедить, что мой неоднократно изменивший мне бывший парень стоит еще одного шанса. Ни за что, папа. Я не собираюсь к нему возвращаться и оправдывать такое поведение. Между нами все кончено.

– Возможно, в будущем…

Из моего горла вырывается крик отчаяния.

– О господи, нет! Между нами все кончено. И пожалуйста, пожалуйста, не приглашайте их на Рождество. – У меня все закипает в желудке, когда я представляю, как провожу праздники с семьей Нико. Я всегда думала, что отец во всем меня поддержит, но сейчас кажется, что он искренне разрывается между мной и Нико. А я его дочь.

Не говоря больше ни слова, я выхожу из кухни и быстро поднимаюсь в свою комнату. Не проходит и десяти секунд, как у двери появляется мама.

– Деми, детка. – Она видит мои мокрые глаза и раскрывает руки, и я, как маленький ребенок, падаю в них.

– Почему он так глупо себя ведет? – бормочу я в ее огромную грудь.

– Потому что он мужчина.

Я приглушенно хихикаю в ответ.

– Хочешь еще об этом поговорить? – предлагает мама, выводя успокаивающие круги на моей спине.

– Нет, тут больше нечего сказать. Но я была бы очень рада, если бы ты спустилась вниз и сказала папе прекратить, что бы, черт побери, они ни делал. Скажи ему, что если он хочет вернуть Нико, то может встречаться с ним сам.

Она тихо смеется.

– Я ему передам. И я хочу, чтобы ты знала: да, нам трудно поверить, что Николас мог так поступить, но боль в твоих глазах говорит мне, что этот парень очень сильно тебя ранил, а любой, кто причиняет боль моей детке… – Она зловеще замолкает, и ее карие глаза темнеют. – Ты уверена, что нельзя пригласить их на Рождество и отравить им еду?

– Уверена, – угрюмо говорю я. – Мне слишком сильно нравится его семья. – Я вздыхаю. – И его смерти я тоже не хочу. Но это не означает, что я когда-нибудь к нему вернусь. Знаешь, как это унизительно – понимать, что он спал с другими девушками? При этом он лгал мне, и покупал тупые подарки, и заставлял меня чувствовать себя как… – У меня срывается голос, и я замолкаю, потому что продолжать не имеет смысла.

Между мной и Нико все кончено. И я правда не хочу к нему возвращаться. Если честно, с тех пор, как я заблокировала его номер, с моей души как камень свалился.

– Мам, я хочу немного побыть одна, – признаюсь я. – Отложишь мне еду, чтобы я попозже поела?

– Конечно, мами. Если я тебе понадоблюсь, просто крикни, хорошо?

Как только она уходит, я ложусь на кровать и начинаю смотреть в потолок. В комнате убрались к моему приезду, и тут пахнет сосной и свежим постельным бельем. Мама знает, как сделать все уютным.

Я переворачиваюсь и начинаю играть с краем подушки. Это ужасно. Почему наши с Нико семьи так связаны? Мне всегда будет что-то о нем напоминать, когда все, что я хочу, – это оставить его позади. Сказать по правде, я готова двигаться дальше. По крайней мере, меня интригует мысль быть вместе с кем-то другим.

Со вздохом я открываю «Инстаграм» и бездумно прокручиваю ленту новостей. Я подписываюсь на Пабло Яйцебара, у которого до сих пор выложена только одна фотография. Интересно, они сами сделали этот гамак? Не могу представить, что его где-то можно купить. В Гастингсе особо не встретишь бутиков с миниатюрной одеждой и аксессуарами для яиц.

Пока я сижу в ленте, мне пишет Хантер – возможность отвлечься от социальных сетей.

ХАНТЕР: Нормально доехала?

Я: Да. Уже на месте. Но это была худшая поездка на автобусе В МОЕЙ ЖИЗНИ. Парень рядом со мной постоянно показывал мне фотографии своих хорьков.

ОН: Хорьков???

Я: Хорьков.

ОН: Семя, по-моему, ты сидела рядом с серийным убийцей. В следующий раз, пожалуйста, присылай мне фотографию своего соседа, чтобы мне было что показать полиции.

Я смеюсь про себя и печатаю: «Ты в Гринвиче?» Я знаю, что он собирался поехать туда после утренней тренировки.

ОН: Да. Поехал с Саммер и Фитцем. Он проведет День благодарения с ее семьей.

Я: А ты будешь только с родителями? Никаких дяди/тети/кузенов/бабушек/дедушек?

ОН: Никаких. Только нас трое. Слава богу.

Я: Все настолько плохо?

ОН: Мой отец один раз наорал на организатора кейтеринга за то, что она поставила на стол один общий соусник вместо нескольких маленьких для каждого. Я потом слышал, как она плачет на кухне.

О боже, это жестко. И я поверить не могу, что его семья заказывает кейтеринг на День благодарения. Моя мать скорее предстала бы перед расстрельной командой, чем доверила бы кому-то еду в этот день.

Я: Это хреново. Хотя, если это тебя немного успокоит, сейчас мой отец тоже ведет себя невыносимо. Я только что рассказала им про Нико, и папа пытался убедить меня дать ему еще один шанс!!

ОН: Серьезно??

Я: Ага. Папа помешан на нем.

ОН: А ты хочешь давать ему еще один шанс?

Я: 100 % нет. Вообще-то, я как раз перед тем, как ты написал, думала, что, возможно, готова к… барабанная дробь, пожалуйста… тому, чтобы замутить с кем-то и все забыть.

ОН: У-у-у, интересненько. Это весело.

Я: Вызываешься добровольцем?

Стоп. Что?

Что, черт возьми, я только что написала? И вдобавок к моему смятению Хантер отвечает простым «ахахах».