Где властвует любовь Куин Джулия

– И не надейся, что сможешь танцевать вокруг да около, отвлекая меня красивыми фразами и очаровательными улыбками.

– Ты находишь мою улыбку очаровательной?

– Колин!

– Между прочим, – сказал он, – ты сделала очень ценное замечание.

Вайолет растерянно моргнула.

– Я?

– Да, насчет танцев. – Колин слегка склонил голову набок, прислушиваясь. – Кажется, они начинаются.

– Я ничего не слышу, – сказала Гиацинта.

– Нет? Жаль. – Он схватил Пенелопу за руку. – Пойдем, жена. Думаю, это наш танец.

– Но никто не танцует, – упорствовала Гиацинта.

Колин одарил ее самодовольной улыбкой.

– Это поправимо.

Не дав ей шанса возразить, он схватил Пенелопу за руку и потащил за собой сквозь толпу.

– Ты вроде бы хотел танцевать, – вымолвила она, запыхавшись, когда они миновали небольшой оркестр, члены которого настраивали инструменты.

– Нет, просто сбежать, – объяснил Колин, проскользнув через боковую дверь и увлекая ее за собой.

Они поднялись по узкой лестнице и оказались в небольшой гостиной, освещенной только мерцанием фонарей, горевших за окнами.

– Где мы? – спросила Пенелопа, оглядываясь по сторонам;. Колин пожал плечами:

– Не знаю. Это место ничем не хуже любого другого.

– Ты собираешься рассказать, что происходит?

– Нет, вначале я тебя поцелую.

И прежде чем Пенелопа успела отреагировать на это заявление (не то чтобы она собиралась протестовать!), он приник к ней в поцелуе, который был жадным, нетерпеливым и нежным одновременно.

– Колин! – выдохнула она, когда он на секунду отстранился, чтобы перевести дыхание.

– Не сейчас. – Он заглушил ее слабые протесты, снова приникнув к ее губам.

Поцелуй поглотил ее целиком, с головы до ног, от его зубов, нежно покусывающих ее губы, до его рук, скользивших по ее спине. Это был поцелуй, от которого слабели колени, и казалось естественным позволить ему увлечь ее на софу и позволить делать с ней все, что он пожелает, пусть даже в нескольких ярдах от них находится пять сотен представителей высшего света…

– Колин! – воскликнула Пенелопа, когда ей удалось оторваться от его губ.

– Тише.

– Колин, ты должен остановиться!

Он уставился на нее с выражением покинутого щенка.

– Разве?

– Да.

– Почему? Из-за всей этой публики, что в двух шагах отсюда?

– Нет, хотя это очень хорошая причина, чтобы вспомнить о сдержанности.

– А может, лучше забыть о ней? – предложил он с надеждой.

– Нет! Колин… – Пенелопа высвободилась из его объятий и отошла на несколько шагов, подальше от искушения. – Ты должен рассказать мне, что происходит.

– Ну, – медленно начал он, – мы с тобой целовались…

– Ты прекрасно знаешь, что я не это имею в виду.

– Ладно. – Колин прошелся по комнате. Когда он снова повернулся к ней, его лицо было абсолютно серьезным. – Я решил, что делать с Крессидой.

– Правда? Что?

Он скорчил гримасу.

– Вообще-то я не собирался ничего рассказывать, пока не приведу свой план в исполнение.

Пенелопа недоверчиво уставилась на него:

– Ты, наверное, шутишь?

Колин бросил тоскливый взгляд на дверь, явно надеясь сбежать.

– Рассказывай, – настойчиво произнесла она.

– Хорошо. – Он вздохнул:

– Колин!

– Я собираюсь сделать объявление, – произнес он с таким видом; словно это что-то объясняло.

Пенелопа молчала, ожидая, когда он продолжит. Но этого не случилось; и она осторожно поинтересовалась: – Какое объявление?

Его лицо приняло решительное выражение.

– Я намерен рассказать правду.

Она ахнула:

– Обо мне?

Колин кивнул!

– Это невозможно!

– Пенелопа, думаю, так будет лучше.

Ее грудь стеснило от нарастающей паники.

– Нет, Колин! Ты не можешь этого сделать! Это мой секрет, и ты не вправе его открыть!

– Ты хочешь платить Крессиде всю оставшуюся жизнь?

– Конечно, нет, но я могу попросить леди Данбери…

– Ты не станешь просить леди Данбери, чтобы она солгала ради тебя, – отрезал Колин. – Это ниже твоего достоинства, и ты это понимаешь.

Пенелопа ахнула, пораженная его резким тоном. Но в глубине души она знала, что он прав.

– Если тебе так хочется, чтобы кто-нибудь присвоил твои труды, – сказал он, – надо было позволить Крессиде сделать это.

– Я не могла, – прошептала она. – Только не ей.

– Отлично. Значит, пришло время встать во весь рост и расплачиваться за свой поступки.

– Колин, – прошептала она, – я буду уничтожена.

Он пожал плечами.

– Мы переберемся в деревню.

Пенелопа покачала головой, отчаянно пытаясь найти нужные слова.

Колин сжал ее руки.

– Неужели это так важно? – тихо произнес он. – Пенелопа, я люблю тебя. Пока мы вместе, мы будем счастливы.

– Дело не в том, – сказала она, пытаясь выдернуть руку, чтобы вытереть навернувшиеся на глаза слезы.

Но он не отпустил ее.

– Тогда в чем?

– Колин, ты тоже будешь уничтожен, – прошептала она.

– Мне все равно.

Пенелопа недоверчиво уставилась на него. Как он может так легко, так небрежно говорить о том, что изменит всю его жизнь, изменит настолько, что невозможно даже вообразить?

– Пенелопа, – произнес он с такой настойчивостью, что ее сердце сжалось, – это единственный выход. Либо мы расскажем всем правду, либо Крессида…

– Мы могли бы заплатить ей, – прошептала она.

– Ты действительно этого хочешь? – спросил Колин. – Отдать ей все деньги, которые ты заработала тяжким трудом? С таким же успехом ты могла позволить ей изображать из себя леди Уистлдаун.

– Я не могу допустить этого, – сказала она. – Не думаю, что ты понимаешь, что значит быть парией в обществе.

– Д ты понимаешь? – воскликнул он.

– Лучше, чем ты!

– Пенелопа…

– Ты пытаешься сделать вид, будто это не имеет значения, но я знаю, что ты чувствуешь на самом деле. Ты ужасно рассердился, когда я опубликовала ту последнюю заметку. А все потому, что считал это слишком рискованным.

– И как выяснилось, я был прав, – не удержался Колин.

– Вот видишь? – отозвалась Пенелопа с жаром. – Видишь? Ты до сих пор сердишься на меня из-за этого!

Колин испустил долгий вздох. Разговор развивался не так, как он надеялся. Он никак не ожидал, что она станет бросать ему в лицо те самые доводы, которые он приводил ранее, настаивая на том, чтобы ее тайна осталась нераскрытой.

– Если бы ты не опубликовала ту заметку, – сказал он, – мы бы не оказались в нынешнем положении, но теперь бессмысленно пререкаться на эту тему, тебе не кажется?

– Колин, – прошептала она. – Если ты расскажешь всем, что я леди Уистлдаун и общество отреагирует так, как мы ожидаем, ты никогда не увидишь свои дневники опубликованными.

Сердце Колина замерло.

Потому что он наконец понял.

Пенелопа не раз говорила, что любит его, и доказывала свою любовь всеми возможными способами. Но никогда раньше это не было настолько очевидно, настолько искренне и неприкрыто.

Все это время, пока она упрашивала его не делать объявление, – она старалась ради него.

Колин проглотил застрявший в горле ком, не в силах заговорить, не в силах даже вздохнуть.

Пенелопа коснулась его руки, ее глаза умоляли, щеки были мокрыми от слез.

– Я никогда не прощу себе, – сказала она, – если разрушу твои мечты.

– Я ни о чем не мечтал, пока ты не заговорила об этом, – возразил Колин.

– Ты не хочешь печатать свои дневники? – Пенелопа нахмурилась. – Ты делаешь это ради меня?

– Хочу, – сказал он, потому что она заслуживала того, чтобы он был с ней честен до конца. – Очень хочу. Это моя мечта. Но эту мечту подарила мне ты.

– Это не значит, что я могу забрать ее назад.

– Этого не случится.

– Случится, если…

– Нет, – решительно произнес он. – А что касается публикации моей книги… Это не идет ни в какое сравнение с моей настоящей мечтой – прожить всю жизнь рядом с тобой.

– Так и будет, – мягко сказала она.

– Знаю, – улыбнулся Колин. В его глазах сверкнул вызов. – Так что же мы теряем?

– Возможно, больше, чем можем себе представить.

– А возможно, меньше, – возразил он. – Не забывай, что я Бриджертон. И ты тоже. В этом городе мы пользуемся кое-каким влиянием.

Ее глаза расширились.

– Что ты имеешь в виду?

Он скромно пожал плечами.

– Энтони готов оказать тебе полную поддержку.

– Ты рассказал Энтони? – ахнула Пенелопа.

– Пришлось. Он глава семьи. К тому же на свете найдется не много людей, кто посмел бы пересечь ему дорогу.

– О, – Пенелопа прикусила нижнюю губу, осмысливая услышанное, – и как он отреагировал?

– Удивился.

– Могу себе представить.

– Но, в общем, был доволен.

Ее лицо осветилось.

– Правда?

– Ему показалось забавным, что тебе удавалось хранить свою тайну так долго. Он сказал, что это достойно восхищения и что ему не терпится поделиться с Кейт.

Пенелопа медленно кивнула.

– Теперь уж точно придется сделать объявление. Тайны больше нет.

– Энтони не стал бы болтать, если бы я его попросил, – возразил Колин. – Это никак не связано с тем, что я хочу рассказать всем правду.

Она молча ждала, не сводя с него настороженного взгляда.

– А правда в том, – сказал Колин, взяв ее за руку и притянув к себе, – что я горжусь тобой.

Пенелопа почувствовала, что улыбается, хотя всего лишь секунду назад она и вообразить не могла, что будет снова улыбаться.

Он склонил голову, так что их носы соприкоснулись.

– Я хочу, чтобы все знали, как я горжусь тобой. Когда я сделаю свое объявление, во всем Лондоне не останется человека, который не отдал бы должного твоему уму.

– И тем не менее многие могут возненавидеть меня, – заметила Пенелопа.

– Могут, – согласился он, – но это будет их проблема, а не наша.

– О, Колин, – вздохнула она. – Я обожаю тебя. И это так прекрасно.

Он усмехнулся:

– Знаю.

– Нет, правда. Конечно, я любила тебя и раньше, но это совсем не то, что я чувствую сейчас.

– Отлично, – сказал Колин с собственническим блеском в глазах, – мне это нравится. А теперь пойдем.

– Куда?

– Сюда, – сказал он, распахнув дверь.

К изумлению Пенелопы, они оказались на небольшом балкончике, выходившем в бальный зал.

– О Боже, – ахнула она, пытаясь затащить его назад, в темноту комнаты, пока никто не обратил на них внимания.

Колин осуждающе цокнул языком.

– Смелее, любовь моя.

– А мы не могли бы сообщить это через газету? – отчаянно прошептала она. – Или просто рассказать кому-нибудь и дать слухам распространиться?

– Нет ничего лучше впечатляющего жеста, чтобы добиться нужного эффекта.

Пенелопа судорожно сглотнула. Да уж, трудно представить себе более впечатляющий жест.

– Я не очень-то умею быть в центре внимания, – сказала она, пытаясь вспомнить, как дышать в нормальном ритме.

Колин сжал ее руку.

– Зато я умею. Не волнуйся. – Он прошелся взглядом по толпе внизу, пока не встретился глазами с хозяином дома, герцогом Гастингсом, приходившимся ему шурином. По кивку Колина герцог двинулся к помосту для оркестра.

– Саймон знает? – ахнула Пенелопа.

– Я рассказал ему, когда приехал, – рассеянно отозвался Колин. – Откуда, по-твоему, я узнал, как добраться до комнаты с балконом?

И тут произошла удивительная вещь. Словно ниоткуда появился целый отряд лакеев и принялся раздавать гостям высокие бокалы с шампанским.

– А вот наши, – одобрительно заметил Колин, взяв два бокала, стоявшие на столике в углу. – В точности как я просил.

Пенелопа молча приняла свой бокал, все еще не в состоянии воспринять действо, которое происходило.

– Немного выдохлось, – произнес Колин заговорщическим шепотом, явно стараясь ее приободрить. – Но я не мог придумать ничего лучше, учитывая все обстоятельства.

Пенелопа в ужасе вцепилась в его руку, беспомощно наблюдая, как Саймон остановил музыку и предложил собравшимся обратить внимание на его брата и сестру, стоявших на балконе.

Брата и сестру, с изумлением отметила Пенелопа. Кто бы мог подумать, что наступит день, когда герцог назовет ее своей сестрой. И все благодаря Бриджертонам с их способностью обзаводиться родственными связями.

– Леди и джентльмены, – начал Колин. Его звучный уверенный голос разнесся по всему залу. – Я хотел провозгласить тост за самую удивительную женщину в мире.

По толпе пронесся ропот, и Пенелопа замерла под устремленными на нее взглядами.

– Учитывая, что я молодожен, – продолжил Колин, одарив аудиторию своей неотразимой улыбкой, – надеюсь, вы снисходительно извините мой восторженный тон, свойственный влюбленным.

Толпа откликнулась дружелюбным смехом.

– Мне известно, что многие из вас удивились, когда я попросил Пенелопу Федерингтон стать моей женой. Признаться, я и сам был удивлен.

Раздалось несколько недобрых смешков, но Пенелопа не дрогнула, уверенная, что Колин знает, что говорит.

– Но не тем, что я влюбился в нее, – веско произнес он, окинув толпу вызывающим взглядом, – а тем, что для этого понадобилось так много времени. Видите ли, за долгие годы знакомства, – продолжил он, смягчив голос, – я так и не удосужился заглянуть в ее душу. И чуть было не проглядел красивую, блестящую и остроумную женщину, которой она стала.

Пенелопа чувствовала, что по ее лицу текут слезы, но была не в силах пошевелиться. Она едва могла дышать. Вместо того чтобы, как она ожидала, просто раскрыть ее тайну, Колин преподносил ей невероятный дар – публичное объяснение в любви.

– И потому, – сказал Колин, – в присутствии всех вас как свидетелей я хотел бы сказать… Пенелопа, – он повернулся к ней и взял ее свободную руку в свою, – я люблю тебя. Я восхищаюсь тобой. Я преклоняюсь перед землей, по который ты ступаешь. – Он повернулся к толпе и поднял свой бокал: – За мою жену!

– За жену! – откликнулись все хором, захваченные волшебством момента.

Колин осушил свой бокал, и Пенелопа тоже, хотя и не переставала гадать, когда же он собирается сообщить всем истинную причину этого монолога.

– Давай сюда свой бокал, дорогая, – сказал он, взяв бокал из ее пальцев и поставив его на столик.

– Но…

– Ты постоянно меня перебиваешь, – с укором произнес Колин, прежде чем схватить ее в объятия и страстно поцеловать на глазах у всего зала.

– Колин, – ахнула она, когда он позволил ей перевести дыхание.

Он плотоядно ухмыльнулся, а зрители разразились бурными аплодисментами.

– И последнее! – крикнул он толпе.

Все уставились на него, ловя каждое слово.

– Я намерен сегодня уйти пораньше. Собственно говоря, прямо сейчас. – Колин усмехнулся, бросив пылкий взгляд на Пенелопу. – Думаю, вы меня поймете.

Мужчины встретили это сообщение одобрительными выкриками, а Пенелопа стала пунцовой.

– Но прежде чем уйти, я хочу сообщить вам еще одну вещь. Один пустячок на тот случай, если вы не поверили мне, когда я назвал свою жену самой остроумной и самой очаровательной женщиной в Лондоне.

– Нет!!! – раздался откуда-то сзади голос Крессиды.

Но даже Крессида не могла пробиться через толпу, и ее вопль отчаяния остался неуслышанным.

– Вы все знали мою жену как Пенелопу Федерингтон, – продолжил Колин. – Но оказывается, у нее было еще одно девичье имя, о котором никто не подозревал. Даже у меня не хватило ума догадаться, пока она не рассказала мне сама… – он выдержал паузу, ожидая, пока все затихнут, – что она также блестящая, остроумная и непревзойденная… – в голосе Колина слились гордость и любовь, – леди Уистлдаун!

На мгновение в зале повисла тишина. Казалось, никто не осмеливается даже дышать.

А затем раздались аплодисменты. Медленные и методичные, но такие сильные и решительные, что все повернулись, чтобы посмотреть, кто это посмел нарушить потрясенное молчание.

Это была леди Данбери.

Сунув кому-то свою трость, она высоко подняла руки и громко хлопала, излучая гордость и восхищение.

А затем кто-то еще начал хлопать. Пенелопа резко повернула голову, чтобы посмотреть, кто это…

Энтони Бриджертон.

Вслед за ним захлопал Саймон Бассет, герцог Гастингс.

Его поддержали женщины из семейства Бриджертон, а затем женщины из семьи Федерингтон и другие гости, пока весь зал не присоединился к аплодисментам.

Пенелопа не могла в это поверить.

Завтра они вспомнят, что она дурачила их много лет, и, возможно, будут злиться и испытывать досаду, но сегодня…

Сегодня все, что они могут, это аплодировать ей, выражая свое восхищение.

Для женщины, вынужденной раскрыть свою тайную деятельность, это предел мечтаний.

Ну, почти предел.

Ибо тот, о ком она по-настоящему мечтала, стоял рядом с ней, обвив рукой ее талию. И когда она взглянула на него. Колин улыбнулся ей с такой любовью, что у нее перехватило дыхание.

– Примите мои поздравления, леди Уистлдаун, – промолвил он.

– Я предпочитаю миссис Бриджертон, – сказала она.

Он усмехнулся:

– Отличный выбор.

– Мы можем уйти? – спросила она.

– Прямо сейчас?

Пенелопа кивнула.