Где властвует любовь Куин Джулия
– Не понимаю тебя, – сказала она.
Крессида улыбнулась, но на ее губах это в общем-то счастливое выражение лица превратилось в нечто коварное и безжалостное.
– Когда я задумала этот маленький обман, я подумала: а чем я рискую? Либо мне удастся убедить всех, что я леди Уистлдаун, либо, если мне не поверят, я всегда смогу заявить, что сделала это с единственной целью – выманить из норы настоящую виновницу. И буду выглядеть чрезвычайно умной и ловкой.
Пенелопа молча смотрела на нее.
– Но события, развивались не совсем так, как я задумала. Леди Уистлдаун оказалась куда более изобретательной и злонамеренной, чем я предполагала. – Глаза Крессиды сузились, и ее лицо, обычно весьма привлекательное, приобрело зловещее выражение. – Ее последняя заметка сделала из меня посмешище.
Пенелопа не произнесла ни слова, едва осмеливаясь дышать.
– А потом… – Голос Крессиды понизился. – А потом ты – ты! – имела наглость оскорбить меня в присутствии всего света.
Пенелопа испустила едва заметный вздох облегчения. Может, Крессиде неизвестна ее тайна. Может, этот визит вызван публичным оскорблением, которое нанесла ей Пенелопа, обвинив во лжи. Господи, что же она сказала? Наверняка что-то злое, хотя и вполне заслуженное.
– Я могла бы вынести оскорбление от кого-нибудь другого, – продолжила Крессида. – Но от такого ничтожества, как ты? Нет, это не может остаться без ответа.
– Тебе следовало бы дважды подумать, прежде чем оскорблять меня в собственном доме, – тихо произнесла Пенелопа. И добавила, хотя ей претило прятаться за именем мужа: – Я теперь Бриджертон. И могу рассчитывать на их защиту.
Предостережение Пенелопы, однако, не пробило брешь в самодовольной маске на красивом лице Крессиды.
– Думаю, тебе лучше выслушать меня, прежде чем делать угрозы.
Пенелопа ничего не имела против. Лучше знать, что у Крессиды на уме, чем прятать голову в песок и делать вид, что ничего не случилось.
– Что ж, выкладывай, – коротко сказала она.
– Ты совершила роковую ошибку. – Крессида ткнула указательным пальцем в Пенелопу и погрозила. – Ты ведь не подумала, что я никогда не забываю оскорблений, не так ли?
– Что ты пытаешься сказать, Крессида? – Пенелопа хотела произнести эти слова твердо и весомо, но вместо этого перешла на шепот.
Крессида встала и медленно прошлась по комнате, покачивая бедрами.
– Дай-ка подумать, что именно ты сказала, – задумчиво произнесла она, постукивая пальцем по щеке. – Нет-нет, не напоминай мне. Я уверена, что вспомню. Ах да. – Она повернулась к Пенелопе. – Кажется, ты сказала, что тебе всегда нравилась леди Уистлдаун. А потом – надо отдать тебе должное, это была незабываемая фраза – ты сказала, что твое сердце разобьется, если она окажется кем-то вроде леди Тумбли. – Крессида улыбнулась. – То есть меня.
Во рту Пенелопы пересохло. Пальцы ее дрожали, кожа покрылась мурашками.
Потому что, хоть она и не помнила, что именно сказала Крессиде, она прекрасно помнила, что написала в своей последней заметке, в той, что раздавали на балу в честь ее помолвки. В той самой, которую Крессида сейчас небрежно бросила на столик, стоявший перед ней.
«Леди и джентльмены, позвольте заверить вас, что автор этих строк не леди Крессида Тумбли. Она не более чем ловкая самозванка, и мое сердце разобьется, если подобная особа присвоит себе мои многолетние труды».
Пенелопа уставилась на строки, которые знала наизусть.
– Ну и что? – спросила она, хоть и сознавала всю тщетность своей попытки сделать вид, будто она не понимает, о чем речь.
– Не строй из себя дурочку, Пенелопа Федерингтон, – бросила Крессида. – Ты знаешь, что мне все известно.
Пенелопа продолжала смотреть на уличающий листок бумаги, не в силах отвести взгляд от роковых слов… «Мое сердце разорвется».
– Что, нечего сказать? – осведомилась Крессида.
Даже не глядя на нее, Пенелопа чувствовала, что та улыбается, презрительно и надменно.
– Никто не поверит тебе, – прошептала она.
– Мне самой не верится, – отозвалась Крессида с резким смешком. – Кто бы мог подумать, что в тебе имеются скрытые глубины? Но видимо, ты чуточку умнее, чем казалась. Во всяком случае, достаточно умна, – добавила она с нажимом, – чтобы понимать, что если я пущу слух, новость распространится со скоростью лесного пожара.
В мозгу Пенелопы вертелись одни и те же мысли, назойливо повторяясь. Боже, что она скажет Колину? Понятно, что она должна рассказать ему об угрозах Кресс иды, но как это сделать? Где найти слова?
– Поначалу, конечно, никто не поверит, – продолжила Крессида. – Тут ты права. Но все начнут думать, и постепенно кусочки головоломки сложатся вместе. Кто-нибудь вспомнит, что слова, сказанные тебе однажды, попали на страницу газеты. Или что ты была неизменной участницей вечеринок, так красочно описанных леди Уистлдаун. А если вспомнить о склонности Элоизы Бриджертон все вынюхивать… Ни для кого не секрет, что вас не разольешь водой.
– Чего ты хочешь? – тихо спросила Пенелопа, подняв наконец голову и взглянув на своего врага в упор.
– А вот и вопрос, которого я ждала. – Крессида сцепила руки за спиной и принялась расхаживать по комнате. – Признаться, я много думала об этом. Мне даже пришлось отложить свой визит сюда почти на неделю, чтобы хорошенько обдумать это дело и принять решение.
Пенелопа нервно сглотнула, удрученная мыслью, что Крессида знала ее самую сокровенную тайну целую неделю, а она беспечно наслаждалась жизнью, не подозревая, что, небо вот-вот обрушится ей на голову.
– Естественно, я исходила из того, – заявила Крессида, – что мне. Нужны деньги. Вопрос в том – сколько? Твой муж – Бриджертон и располагает определенными средствами, но он всего лишь младший сын и, надо полагать, не настолько богат, как его брат, виконт.
– Сколько, Крессида? – произнесла Пенелопа сквозь стиснутые зубы, понимая, что Крессида тянет время, желая помучить ее. Вряд ли она назовет конкретную сумму, пока не отведет душу и не выскажет все, что собиралась.
– Но затем мне пришло в голову, – продолжила Крессида, пропустив ее вопрос мимо ушей (и тем самым подтвердив ее предположение), – что ты и сама, не нищая. Если ты не полная дура – а учитывая, как долго тебе удавалось хранить свой маленький секрет, я пересмотрела свое первоначальное мнение о тебе и полагаю, что нет, – ты могла сколотить неплохое состояние за все эти годы. И, судя по твоему внешнему виду, – она бросила презрительный взгляд на утреннее платье Пенелопы, – ты их не растранжирила. Так что я пришла к выводу, что твои гонорары хранятся на, неприметном банковском счете в ожидании, пока их снимут:
– Сколько, Крессида?
– Десять тысяч фунтов.
Пенелопа ахнула:
– Ты сумасшедшая!
– Нет, – улыбнулась Крессида. – Просто очень-очень умная.
– У меня нет такой суммы.
– Я тебе не верю.
– Уверяю тебя! – Это была чистая правда. В последний раз, когда Пенелопа проверяла свой банковский счет, на нем было восемь тысяч двести сорок шесть фунтов. С учетом процентов, начисленных за это время, набралось бы еще фунтов десять. Конечно, это были огромные деньги, которых хватило бы, чтобы обеспечить человеку приличное существование в течение всей жизни, но это было меньше, чем десять тысяч, и значительно больше, чем она согласилась бы отдать Крессиде Тумбли. Крессида безмятежно улыбнулась.
– Уверена, ты что-нибудь придумаешь. При наличии богатого мужа и твоих сбережений найти десять тысяч фунтов – сущий пустяк.
– Десять тысяч фунтов не пустяк!
– Сколько тебе понадобится времени, чтобы собрать нужную сумму? – поинтересовалась Крессида, полностью игнорируя вспышку Пенелопы. – День? Два?
– Два дня? – изумленно повторила Пенелопа. – Что можно успеть за два дня?
– Ага, значит, у тебя есть эти деньги.
– У меня их нет!
– Ладно, пусть это будет неделя, – резко бросила Крессида. – Я хочу получить деньги через неделю.
– Ты их не получишь, – прошептала Пенелопа скорее для себя, чем для Крессиды.
– Получу, – уверенно отозвалась та. – Никуда ты не денешься. Иначе я тебя погублю.
– Миссис Бриджертон?
Пенелопа взглянула на дворецкого, появившегося в дверях.
– Прошу прощения, но есть срочное дело, которое требует вашего внимания, – сказал он. – Незамедлительно.
– Как раз вовремя, – уронила Крессида, направляясь к выходу. – Я ухожу. – Она помедлила на пороге и обернулась, так что Пенелопе пришлось взглянуть на нее, стоявшую в дверном проеме. – Надеюсь, ты не заставишь себя ждать, – произнесла она беспечным тоном, словно речь шла об очередном приглашении на вечеринку или повестке благотворительного собрания.
Пенелопа слегка кивнула в ответ, лишь бы избавиться от нее. Хотя что толку? Входная дверь захлопнется, Крессида уйдет, но заботы Пенелопы никуда не исчезнут.
Глава 22
Спустя три часа Пенелопа все еще сидела на диване в гостиной, уставившись в пространство и пытаясь придумать, как решить свои проблемы.
Точнее, проблему.
У нее только одна проблема, правда, такого масштаба, что стоит тысячи.
Не обладая агрессивным характером, Пенелопа не могла припомнить случая, когда ее посещали мысли о насилии, но в данный момент она бы с радостью свернула шею Крессиде Тумбли.
С чувством обреченности глядя на дверь, она ждала, когда вернется домой ее муж, сознавая, что с каждым тиканьем часов приближается момент, когда ей придется рассказать ему о визите Крессиды.
Он не скажет: «Я же тебе говорил». Колин никогда не скажет ничего подобного.
Но подумает.
Ей ни на секунду не пришло в голову утаить от него, что случилось. Угрозы Крессиды не из тех, какие можно скрыть от мужа, к тому же Пенелопа нуждается в его помощи.
Мало того что она не представляет, что делать, едва ли она сможет справиться с этим в одиночку.
Впрочем, в одном Пенелопа была уверена: нельзя платить Крессиде. Где гарантии, что та удовлетворится десятью тысячами фунтов, зная, что можно получить больше? Если уступить Крессиде сейчас, то придется платить ей дань всю оставшуюся жизнь.
А это значит, что через неделю Крессида Тумбли оповестит весь свет, что Пенелопа Федерингтон Бриджертон не кто иная, как знаменитая леди Уистлдаун.
Итак, у нее есть два выхода. Можно солгать, обвинив Крессиду в клевете, и надеяться, что ей поверят, или попытаться найти способ обернуть разоблачения Крессиды себе на пользу.
Но как это сделать она, хоть убей, не знала.
– Пенелопа? – раздался голос Колина.
Ей хотелось броситься к нему в объятия, и в то же время она боялась взглянуть ему в глаза.
– Пенелопа? – В голосе Колина послышались озабоченные нотки, и он ускорил шаг, направляясь к ней. – Данвуди сказал, что здесь была Крессида.
Он опустился рядом с ней на диван. Глаза, его обеспокоенно щурились, губы приоткрылись.
И тут Пенелопа позволила себе заплакать.
Удивительно, как ей удавалось сдерживаться до его прихода. Но теперь, когда он был рядом, единственное, на что она оказалась способна, – это, уткнуться лицом, ему в грудь и прижаться теснее, когда он обвил ее руками.
Словно он мог решить ее проблему, одним своим присутствием.
– Пенелопа? – встревоженно произнес Колин. – Что случилось? В чем дело?
Пенелопа лишь, покачала головой. Ей нужно было время, чтобы найти слова, набраться смелости и перестать плакать.
– Что она тебе сделала?
– О, Колин, – сказала она, когда ей удалось собраться с силами и отстраниться от него. – Она знает.
Он побледнел.
– Откуда?
Пенелопа шмыгнула носом.
– Это я виновата, – прошептала она.
Колин вручил ей платок, не отрывая взгляда от ее лица.
– Чепуха! – резко сказал он.
Пенелопа печально улыбнулась. Хотя его резкий тон был адресован Крессиде, она считала, что заслужила его ничуть не меньше.
– Нет, – сказала онах нотками смирения в голосе. – Все произошло в точности, как ты говорил. Я потеряла бдительность. И допустила оплошность.
– Какую? – спросил он.
Она рассказала ему все, начиная с прихода Крессиды и кончая требованием денег. Кто бы мог подумать, что неудачный выбор слов станет причиной ее гибели? Какая ирония, но у нее и вправду такое чувство, будто ее сердце разрывается.
Однако все время, пока она говорила, мысли Колина, казалось, были заняты чем-то другим. Не то чтобы он не слушал, но его глаза приняли странное отсутствующее выражение и вместе с тем сосредоточенно сузились.
– Колин? – неуверенно произнесла Пенелопа. Она говорила целую минуту, а он не произнес ни слова.
– Я обо всем позабочусь, – сказал он. – Пусть это тебя больше не тревожит.
– Вряд ли это возможно, – возразила она дрожащим голосом.
– Я довольно серьезно отношусь к своим брачным обетам, – заявил Колин с пугающим спокойствием. – Помнится, я обещал защищать тебя.
– Позволь мне помочь тебе, – порывисто сказала Пенелопа. – Вместе мы справимся с этим.
Уголок его губ приподнялся в едва заметной улыбке.
– Ты что-нибудь предлагаешь?
Она покачала головой:
– Нет. Я думала над этим весь день, но ничего не придумала. Хотя…
– Хотя что? – спросил он, выгнув брови. Пенелопа неуверенно произнесла:
– А что, если обратиться за помощью к леди Данбери?
– Ты хочешь, чтобы она откупилась от Крессиды?
– Нет, – сказала она, хоть и понимала, что он шутит. – Я хочу попросить ее сыграть мою роль.
– Роль леди Уистлдаун? – уточнил он.
– Ну да. Все равно все думают, что это она, – объяснила Пенелопа. – По крайней мере, большинство. Если она сделает заявление…
– Крессида тут же опровергнет его, – перебил ее Колин.
– Кто поверит Крессиде, если леди Данбери будет утверждать обратное? – Она обратила на него серьезный взгляд. – Я бы не посмела перечить леди Данбери ни в каком вопросе. Если бы она сказала, что она леди Уистлдаун, я бы, наверное, поверила ей сама.
– С чего ты взяла, что леди Данбери согласится лгать ради тебя?
– Ну, – Пенелопа прикусила нижнюю губу, – она мне симпатизирует.
– Неужели? – спросил Колин.
– Представь себе. Думаю, она не отказалась бы помочь мне, особенно если учесть, что она терпеть не может Крессиду.
– По-твоему, из симпатии к тебе она станет лгать всему свету? – усомнился он.
Пенелопа поникла на сиденье.
– Ну спросить-то можно.
Колин резко поднялся и подошел к окну.
– Обещай мне, что не станешь обращаться к ней.
– Но…
– Обещай.
– Обещаю, – сказала она, – но…
– Никаких «но», – отрезал Колин. – Если; понадобится, мы свяжемся с леди Данбери, но не раньше, чем я попытаюсь придумать что-нибудь еще. – Он взъерошил волосы. – Должен же быть какой-то выход»
– У нас есть неделя, – сказала Пенелопа, но это напоминание не придало ей бодрости.
Колин повернулся от, окна с выражением решимости на лице.
– Я скоро вернусь, – сказал он, направившись к двери.
– Куда ты идешь? – воскликнула Пенелопа, вскочив на ноги.
– Мне нужно подумать, – отозвался он, взявшись за дверную ручку.
– Разве нельзя думать здесь, со мной? – прошептала она.
Взгляд Колина смягчился. Он подошел к ней и обхватил ее лицо ладонями.
– Я люблю тебя, – произнес он тихо, но страстно. – Всем сердцем, всей душой.
– Колин…
– Ты мое прошлое, настоящее и будущее. – Он склонил голову и нежно поцеловал ее в губы. – Я люблю тебя каждым своим вдохом, каждым словом, каждым движением.
Пенелопа опустилась на стоявший поблизости стул.
– Я люблю тебя, – повторил Колин. – Ты ведь это знаешь, да?
Она кивнула, закрыв глаза.
– Мне надо кое-что обдумать, – сказал он, – но я не смогу сосредоточиться, если буду думать о тебе, видеть, как ты плачешь, переживать, что ты страдаешь.
– Со мной все порядке, – прошептала Пенелопа. – Во всяком случае, теперь, когда я все рассказала тебе.
– Я все улажу, – произнес он клятвенным тоном. – Доверься мне.
Она открыла глаза.
– Я бы доверила тебе свою жизнь.
Колин улыбнулся, и она вдруг успокоилась. Все будет хорошо. Может, не сегодня и не завтра, но скоро. В мире, где существуют такие улыбки, не может быть трагедий.
– Думаю, этого не понадобится, – сказал он, погладив ее по щеке, прежде чем убрать руки. У двери он обернулся. – Ты не забыла о приеме, который устраивает моя сестра сегодня вечером?
Пенелопа издала короткий стон.
– Нам обязательно там быть? Последнее, чего мне хочется, так это оказаться на публике.
– Обязательно, – сказал Колин. – Дафна редко дает балы и ужасно расстроится, если мы не придем.
– Знаю, – вздохнула Пенелопа. – Даже когда жаловалась, знала. Извини.
Колин криво улыбнулся:
– Ничего. У тебя есть все основания быть сегодня немного не в духе.
– Пожалуй, – согласилась она, слабо улыбнувшись в ответ.
– Я скоро вернусь, – пообещал он.
– Куда ты… – начала Пенелопа, но спохватилась, вспомнив, что он просил довериться ему.
К ее удивлению, Колин ответил:
– Хочу повидаться с братом.
– С Энтони?
– Да.
Пенелопа ободряюще кивнула:
– Иди. Со мной все будет в порядке. – Бриджертоны всегда черпали силу друг в друге; Если Колину нужно посоветоваться с братом, не стоит его задерживать.
– Не забудь про бал, – напомнил он, прежде чем выйти из комнаты.
Пенелопа переместилась к окну, чтобы проводить его взглядом, когда он выйдет из дома, но Колин так и не появился. Должно быть, направился прямо в конюшню. Вздохнув, она присела на подоконник. Она даже не сознавала, как ей хочется еще разок взглянуть на него.
Жаль, что она не в курсе его планов.
Впрочем, она даже не уверена, есть ли у него план.
Но как ни странно, на душе у нее полегчало, Колин все уладит. Он обещал, и у Пенелопы не было оснований сомневаться в его словах.
Конечно, ее идея обратиться к леди Данбери далека от совершенства, но если Колин не придумает ничего лучше, что еще они могут предпринять?
А пока ей нужно постараться выкинуть все эти проблемы из головы. Она так устала, что сейчас ей просто необходимо закрыть глаза и ни о чем не думать, кроме зеленых глаз ее мужа и его ослепительной улыбки.
Все остальное завтра.
Завтра она поможет Колину решить их проблемы.
А сегодня она будет отдыхать. Она приляжет и постарается поспать, чтобы набраться сил для предстоящего вечера. Наверняка там будет Крессида, которая не спустит с нее глаз в надежде, что она сделает ложное движение.
После одиннадцати лет притворства ей следовало бы привыкнуть играть роль и прятать свое истинное лицо.
Но это было до того, как ее секрет раскрылся. Теперь все изменилось.
Пенелопа свернулась калачиком на диване и закрыла глаза. Теперь все изменилось, но это не значит, что к худшему, не так ли?
Все будет хорошо. Обязательно.
Как же иначе?
Колин начинал сожалеть о своем решении отправиться к брату в экипаже.
Ему хотелось пройтись пешком – энергичная прогулка казалась единственным безобидным способом дать выход душившей его ярости. Однако времени было в обрез, и Колин сознавал, что даже с учетом оживленного движения карета быстрее доставит его в Мейфэр, чем собственные ноги.
Однако теперь стены кареты давили на него, воздух казался слишком плотным, и в довершение ко всему дорогу перегородил опрокинувшийся фургон, развозивший молоко.
Колин приоткрыл дверцу и высунулся наружу, не дожидаясь, пока карета остановится.
– Бог ты мой, – пробормотал он, охватывая взглядом сцену, открывшуюся его глазам.
Улицу устилало битое стекло, повсюду было разлито молоко, и он не взялся бы сказать, кто производил больше шума: лошади, запутавшиеся в упряжи, или дамы, чьи платья были сплошь забрызганы молоком.
Колин выпрыгнул из кареты, намереваясь помочь расчистить затор, но вскоре стало очевидно, что для этого потребуется по меньшей мере час – с его помощью или без оной. Убедившись, что о лошадях, запряженных в фургон, должным образом позаботились, Колин сообщил кучеру, что продолжит путь пешком, и зашагал в нужном направлении.
Его вызывающий взгляд заставлял встречных прохожих отводить глаза, доставляя ему какое-то извращенное удовольствие. Ему почти хотелось, чтобы кто-нибудь из них, возмущенный его откровенной враждебностью, позволил бы себе реплику, которая дала бы ему повод сорваться и выместить на бедняге свой гнев. И не важно, что единственный человек, которого он охотно бы придушил, – это Крессида Тумбли. В его нынешнем состоянии сгодился бы любой объект.
Гнев делал его неуравновешенным, непредсказуемым. Непохожим на себя.
Он до сих не понимал, что с ним случилось, когда Пенелопа рассказала ему об угрозах Крессиды. Это был не просто гнев, а нечто осязаемое – оно бурлило в его жилах, пульсировало под кожей.
Ему хотелось ударить кого-нибудь, проломить кулаком стену.
Когда Пенелопа опубликовала свою последнюю заметку, Колин был вне себя от ярости. Он никогда не испытывал ничего подобного и полагал, что не способен разгневаться больше.
Он ошибался.
Хотя, возможно, это просто другая разновидность гнева, вызванная реальной опасностью, когда кто-то пытается причинить вред человеку, которым он дорожит больше всего на свете.
Как он мог допустить, чтобы такое случилось?
Он должен это остановить. Обязан.
После стольких лет беззаботного существования, когда он довольствовался ролью праздного наблюдателя, пришло время предпринять какие-то действия самому.
Колин поднял голову и с удивлением обнаружил, что стоит перед величественным особняком, служившим резиденцией Бриджертонов. Забавно, но он уже не кажется ему домом. Он вырос здесь, но теперь это дом его брата.
А его дом в Блумсбери. С Пенелопой.
Его дом там, где Пенелопа.
– Колин?
Колин обернулся, обнаружив за спиной старшего брата, очевидно, возвращавшегося домой после отлучки. Энтони кивнул в сторону двери:
– Собираешься постучать?
Колин тупо смотрел на него, только сейчас сообразив, что стоит на ступеньках Бриджертон-Хауса бог знает сколько времени.
– Колин? – снова окликнул его Энтони, озабоченно хмурясь.