Между двумя мирами. Сердце Абриса Ефиминюк Марина

– Молится, – коротко пошутила Крис, но тут же испуганно посмотрела на отца. – Он в добром здравии, господин Уваров.

– Мы хотим пойти на Рыночную площадь, – перевела я тему разговора. – Там объявили ярмарку, будут гуляния. Полина, ты с нами?

– У нас с девочками другими планы.

– Повезло-то нам, – едва слышно буркнула подруга, и отец все-таки подавился утренним бодрящим напитком, не сдержав ехидного смешка.

Тут натянутый разговор прервал стук дверного молотка, разлетевшийся по дому. Болонка, как сорванное охранное заклятье, взорвалась визгливым лаем. Продолжала она ругаться даже тогда, когда на пороге столовой появился Григорий, заставивший нас всех замереть с не донесенными до рта кусками.

– Доброе утро, – сверкнул он белозубой улыбкой.

– Господин королевский артефактор! – Анна немедленно встала из-за стола и, вытянув руки в приветственном жесте, заторопилась к гостю. – Какая приятная неожиданность! Проходите же скорее.

Я поймала быстрый вопросительный взгляд отца, мол, что происходит, и едва заметно пожала плечами.

– Благодарю, но воздержусь. Я приехал к вашей дочери.

При этих словах Полина выпрямила спину, расправила плечи и скромно потупила взгляд.

– К которой из них? – не удержался отец от ироничного замечания.

– Если господин Уваров позволит, я хочу пригласить Валерию с подругой на прогулку. – Он перевел веселый взгляд с отца на меня.

Из рук сводной сестры упала десертная ложка и со звоном ударилась о край блюдца.

– На Рыночной площади сегодня большие гуляния, – продолжил он. – Я подумал, что Кристине будет интересно посмотреть.

Отец только развел руками, но было заметно, что ему импонировали хорошие манеры нарисовавшегося с утра пораньше кавалера.

– Валерия, что скажешь? – спросил у меня Григ. Подозреваю, он нарочно проигнорировал Полину. Видимо, так боялся охоты на женихов, что предпочел заранее отсечь любые двусмысленности.

– Боюсь, что у нас уже есть планы, – улыбнулась я и тут же почувствовала, как под столом Крис чувствительно двинула мне по лодыжке. – Но, думаю, Полина с удовольствием составит тебе компанию.

В ответ сестра пронзила меня яростным взглядом, швырнула на стол льняную салфетку и процедила:

– Извините меня.

Оставив всех в полном недоумении, она, как фурия, вылетела из столовой.

– Ну а мы свои планы только что поменяли. Правда, Лерой? – заявила Крис, заговорщицки переглянувшись с гостем.

На Рыночной площади уже много лет не вели торговлю, название сохранилось еще с тех времен, когда об Абрисе никто еще слыхом не слыхивал. Казалось, что на маленьком пятачке столицы собрался почти весь континент. Вокруг пестрели палатки с нехитрыми развлечениями, играли музыканты, стоял грохот и гвалт, а посреди площади гордо высилось настоящее колесо обозрения с закрытыми кабинками.

– Когда они успели возвести такую громадину? – удивилась я.

– Его усовершенствовали в нашей лаборатории, – не без гордости объявил Григ, передавая нам с Крис бумажные стаканчики с фруктовой ледяной крошкой и плоские деревянные палочки вместо ложек.

– Теперь я знаю, господин Покровский, – усмехнулась я, – ты специально нас пригласил на Рыночную площадь, чтобы похвастаться!

– Не исключаю, – ухмыльнулся он. – Дамы хотят прокатиться?

– Дамы хотят абсолютно всего! – заявила Крис и взвизгнула, указывая на сколоченную из досок сцену, где проходили конкурсы. – Давайте поучаствуем!

Это было самым смешным, безумным и бессмысленным занятием из всего, что я делала за всю свою жизнь. Танцы со связанными ногами, песни дурным голосом, отгадывания загадок, и в итоге мы трое стали обладателями бесплатных билетов на колесо обозрения. Не откладывая в долгий ящик, тут же пристроились в хвост очереди.

На самом верху, когда от высоты захватывало дух, а кабинку раскачивало от ветра, я смотрела на каменный город с башнями, извилистыми улочками, бесчисленным количеством кленов, но отчего-то видела бескрайние горные долины Абриса. Маленькие селения, открывавшиеся с высоты скалистых уступов, удивительной красоты небо, хотя, казалось, оно не должно было отличаться от теветского.

– Светлые духи, оно низкое! Почему же кажется, что так высоко? – выкрикнула Крис, вцепившись в сиденье. – Я даже междугородный вокзал вижу и набережную!

– Руническая вязь «широкое пространство», – одинаково менторским тоном в один голос ответили мы с Григом.

– Остановитесь, господа артефакторы. Вы портите романтику, – скривилась Крис, – знать не желаю, что значит это ваше «широкое пространство». Иначе я запою псалмы, попробуйте меня тогда заткнуть.

– Кристина всегда такая непосредственная? – шепнул мне на ухо Григ.

– Большую часть времени, – тихо отозвалась я, бросив взгляд на рыжеволосую конопатую подружку. – Кстати, ее отец молельщик в храме.

– Так про псалмы она говорила серьезно?

– Очень даже, – ухмыльнулась я.

Каждый год в День Схождения, когда небо наливалось чернильной темнотой, запускали фейерверки. Салют мы смотрели с балкона ресторации на берегу Венты, где Григорий накануне заказал столик. Запрокинув головы, следили, как в вышине расцветали первые алые бутоны, а в тихих речных водах рассыпалось мерцающее отражение. Яркие цветы, ослепительные шары, алые звезды. Зрелище завораживало. От восхищения публика затаивала дыхание. Обычно, глядя на праздничный салют, мы с Крис визжали от восторга как сумасшедшие, но в компании аристократов, собравшихся в дорогой ресторации, вскрикивать было неловко, здесь каждый распустившийся огненный узор встречался сдержанными аплодисментами.

– Мы такие благопристойные, как служители храма, – фыркнула Крис, вызывая у меня улыбку. – Господин Покровский, вы всегда проводите время среди замороженных креветок?

Я не слышала, что он ответил. Видимо, отвесил какую-то колкость в сторону напыщенных индюков, и Крис прыснула от смеха. А я почувствовала, как к спине прижалась крепкая мужская грудь, и от знакомого аромата, окутавшего меня как коконом, я оцепенела.

Кайден…

– С Днем Схождения, – тихо шепнул он мне на ухо, щекоча дыханием, и отстранился.

Как он оказался в Тевете?! Каким образом переместился?!

Изумленная, я резко оглянулась и обнаружила за спиной женщину средних лет, смотревшую в похожее на волшебный сад небо. На лицах людей плыли разноцветные отблески сверкающих огней. Кайдена среди незнакомцев не было. Чувствуя себя полностью, абсолютно свихнувшейся, я начала пробираться сквозь толпу в опустевший обеденный зал. В открытые двери выходил высокий мужчина в черном. Не глядя по сторонам, я бросилась за ним. Сбежала по лестнице, держась за перила. Подскочила к швейцару.

– Мужчина, высокий, темноволосый, в черной одежде… – задыхаясь, выпалила на одном дыхании. – Куда он делся?

– Вышел на улицу, госпожа, – пояснил ресторанный служащий.

Не задавая лишних вопросов, я дернула тяжелую створку, но открыть не сумела.

– Давайте помогу, – предложил слуга, торжественно распахивая двери.

Как ужаленная, я выскочила на озаренную фонарями улицу. С набережной доносились крики ликующей толпы, раздавалось басовитое эхо последних залпов салюта. Высокий мужчина, силуэтом напоминавший Кайдена, направлялся к ожидавшему его кебу. Задыхаясь, я бросилась следом и схватила его за рукав.

– Кай?

– Простите? – незнакомый брюнет вопросительно изогнул брови.

Чувствуя себя полнейшей дурой, я пролепетала:

– Обозналась, извините.

Неужели подсознание сыграло со мной злую шутку и одарило затейливой галлюцинацией? В полнейшем замешательстве я огляделась, пытаясь высмотреть Кайдена. Конечно, вокруг не было похожих на него мужчин. Оставалось только вернуться к друзьям, сделав вид, будто пять минут назад не вела себя как чокнутая. Они уже заняли места за столиком и угощались десертом.

– Все в порядке? – улыбнулся Григ и жестом указал на креманку с розовыми шариками клубничного мороженого.

– Да, – отозвалась я усаживаясь, но тут же попросила, понимая, что просто не в состоянии изображать веселье: – Давайте возвращаться домой, уже поздно.

– А мороженое? – буркнула Крис, облизывая ложку.

– После мороженого, – согласилась я, не представляя, как проглочу хотя бы одну ложку лакомства. – Можешь мое тоже съесть.

Судя по разочарованным лицам друзей, они бы хотели еще праздновать, пить дорогущий чай, есть охлажденную клубнику, обмениваться бесконечными шуточками, соревнуясь в остроумии, и обсуждать, как в университете я ставила в тупик уважаемых профессоров.

– Конечно, – все-таки беспрекословно согласился Покровский. – Я оплачу счет – и поедем.

Когда он отошел, Крис с тревогой спросила:

– Подруга, на тебе лица нет, ты как привидение увидела. На балконе кто-то пытался тебя лапать?

– Крис, как… – У меня вырвался смешок. – Как ты делаешь такие выводы?

– Они самые логичные, – пожала плечами, пожалуй, самая нелогичная особа в Тевете. – Хотя, конечно, ты права, логичнее предположить, что у тебя просто прихватило живот.

Несмотря на то что время перевалило за одиннадцать вечера, в особняке еще светились окна. Анна планировала пригласить на бридж подружек, и, похоже, они по-прежнему азартно проигрывали в карты медяки.

– Спокойной ночи, господин Покровский, – помахала рукой Крис и, подмигнув мне, мол, прощайтесь тут, скрылась в холле. Осторожно прикрыла дверь. На окне шевельнулась занавеска, не сомневаюсь, что подружка еще и тетушку Матильду позвала, чтобы проследить за нашим прощанием.

– До встречи, – кивнула я Григу. – Спасибо за отличный день.

– До встречи, Валерия.

Только я собралась зайти в дом и хорошенько шлепнуть Крис по лбу за детскую привычку шпионить, как Григорий вдруг схватил меня за локоть и резко развернул. Не знаю, каким чудом, но я успела отстраниться, и влажные губы мужчины оставили горячий поцелуй на щеке. Мы оба, изумленные этим самым странным поцелуем, замерли. Таращась на Грига, я прижала руки к бокам и не смела пошевелиться.

– Извини, – первым пришел в себя Покровский, освобождая меня. – Я не должен был…

– Григ, ты… – Я никак не могла подобрать слова, чтобы описать изумление, и от нервов выпалила первое, что пришло в голову: – Все происходит слишком быстро! Ты хороший…

– Проклятье, не надо называть меня хорошим парнем! – словно сдаваясь неприятелю, поднял он руки. – Хорошие парни обязательно остаются за бортом. Девушки всегда предпочитают плохих парней, из-за которых падают в обморок в перепачканных кровью платьях… Прости, мне не следовало вспоминать тот вечер.

– Не следовало, – ошарашенно согласилась я.

Мы переглянулись, и у меня вырвался робкий смешок. Через секунду мы оба покатились в приступе нервного смеха. Сгибались пополам, стараясь не надорвать животы, вытирали слезы. Только успокаивались, переглядывались и снова начинали хохотать. Потом, наконец угомонившись, облокотились на перила крыльца и перевели дыхание.

– Лерой Уварова, – позвал меня Григ.

– Что? – повернула я голову, встречаясь с ним взглядом.

– Ты мне нравишься. Мы еще не были знакомы, а ты уже мне нравилась. Сначала я увидел твои артефакты, потом портрет, а потом красивую девушку. Поэтому просто знай, что ты мне нравишься.

– И все-таки ты хороший парень, господин королевский артефактор, – заставила себя улыбнуться я, понимая, что не готова слышать признания, не после того, как появился Кайден. Это было бы несправедливо по отношению ко всем нам.

Крис уезжала на следующее утро. Рано, когда город еще отходил от праздничного похмелья и улицы были пусты. Как Григорий и обещал, он приехал на собственной двуколке, в которую мы сумели втиснуться втроем, усевшись по обе стороны от отчаянного кучера. Управлял он коляской столь лихо, что иногда хотелось зажмуриться.

– Не скучай, подружка, – уже рядом с дилижансом, направляющимся в Кромвель, обняла меня Крис. – Увидимся на следующей седмице.

После того как я перешла в Королевскую академию, от аренды дома тоже отказалась. Теперь предстояло вернуться в академический город, собрать вещи и отправить в столицу.

– Береги себя, – вымолвила я, отчаянно не желая отпускать подругу.

– Обязательно. – Она вежливо поклонилась Григу: – Всего доброго, господин Покровский.

Дилижанс тронулся, и Крис еще разок помахала рукой из окошка. Дождавшись, когда тяжеловесный экипаж вырулит в сторону городских ворот, мы направились к выходу.

– Валерия, – остановившись посреди вокзальной площади и перегораживая путь другим пешеходам, позвал Григ.

– Что? – оглянулась я.

– Я решил, что тоже хочу быть плохим парнем.

– Прости?

В следующий момент он сделал ко мне широкий шаг, обхватил ладонями лицо и поцеловал, не закрывая глаз. Язык скользнул по сжатым губам. Ошарашенная, я прижала к животу ридикюль. Было дико и непривычно ощущать поцелуй не Кайдена, а другого мужчины. Я не оттолкнула его только потому, что Григ застал меня врасплох и ужасно изумил.

Он отстранился, отпустил меня и резюмировал со спокойной уверенностью:

– Вот так.

Я очень «по-умному» моргнула, растерявшись до потери дара речи.

– Кстати, что ты хочешь на завтрак? – как ни в чем не бывало спросил он, шагая к раскрытым дверям вокзала. Машинально я повернулась, разглядывая его широкую спину и не сходя с места, словно ноги приросли к полу.

– Ты идешь? – обернул он.

– Угу, – заторможенно отозвалась я, но так толком и не поняла, что прямо сейчас произошло.

Лаборатория Королевской академии мало отличалась от университетской в Кромвеле, на вид даже была поскромнее, но здесь адептов разделяли прозрачные магические стены, защищавшие соседа в случае неудачного эксперимента. Над моим рабочим столом, отбрасывая неяркое сияние, расцветал белый цветок. Сначала из набухшей почки вылезали мягкие несмелые лепестки. Увеличивались в размерах, набирали силу, а потом начали стремительно съеживаться, опадали, а в центре из крошечной пульсирующей точки наливалось стеклянное яблоко. По мере того как оно вырастало, на гладком алом боку явственнее проявлялся летящий росчерк «Лерой». Плод скоро увеличился в размере, но вместо того, чтобы повиснуть на ветке с двумя скромными листиками и позволить зрителю взять себя в руки, оторвался под собственным весом. С глухим стуком он бухнулся на столешницу и скатился мне на колени.

– Проклятье! – с раздражением я отбросила на стол стило и потерла лицо ладонями. Какое счастье, что закаленное магией стекло почти не билось, иначе уборщики в лаборатории замучились бы сметать крошево!

Ужасно хотелось добавить в артефакт темную руну, которая легко бы связала процесс цветения, увядания яблоневого цвета и созревания самого плода, но я не поддавалась соблазну. Наверняка после выставки артефакт тихонечко разберут на части и скрупулезно исследуют, чтобы понять, какие из рунических плетений можно использовать для мануфактурных производств. Они всегда потрошили любую магию, созданную мной в учебной лаборатории.

Опустив ветвь на стол, я потушила Истинный свет и вдруг осознала, что лаборатория погрузилась в полумрак. Оказалось, что за окном сгустилась темнота, а настенные часы со светящимся экраном показывали начало десятого вечера. Когда я поднялась из-за стола, то заметила мужской силуэт за внутренним окном, позволявшим из коридора следить за тем, что происходило в лаборатории. От движения за спиной незнакомца вспыхнула магическая лампа.

Из коридора за мной следил Кайден. Он стоял, засунув руки в карманы брюк. На лицо падала глубокая тень, не позволяя разглядеть черт. Свет резко погас, а потом снова зажегся, но за стеклом никого не было. Отмерев, я бросилась к двери, выскочила из лаборатории, но коридор опустел. Либо Кайден переместился в пространстве, либо меня снова посетила удивительная по своей реалистичности галлюцинация.

В задумчивости я добралась до дома, но едва успела поменять уличные туфли на домашние и погладить ластящуюся, подвывающую болонку, отчего-то проникшуюся ко мне теплыми чувствами, как из кабинета вышел отец и позвал:

– Валерия, загляни на секунду.

Такого официоза у нас уже давно не случалось, даже сердце екнуло. Я решила, что он надумал вписать в семейную книгу Полину и дать ей нашу фамилию, о чем собирался объявить, но ошиблась.

– Сядешь? – предложил он.

– Ты хочешь, чтобы я сняла себе апартаменты и уехала? – тут же предложила я, опускаясь на кожаный диван. – Тогда Матильду забираю с собой. И даже не пытайтесь мне впихнуть собаку.

– Ко мне сегодня приходил господин Покровский, – присел он рядом.

– Зачем? – удивилась я.

Мы не виделись уже пару дней, с того странного утра, когда он поцеловал меня при всем честном народе, накормил дорогущим завтраком в ресторации, хотя мне ужасно хотелось каши из маленькой едальни в переулке между Рыночной площадью и Портняжной улицей, и высадил из двуколки напротив отцовского особняка.

– Он просил разрешения встречаться с тобой.

– Чего? – поперхнулась я.

– И был крайне вежлив, – кивнул отец. – Сказал, что у него серьезные намерения, намекал на жен…

– Стоп! – выставила я ладонь. – Ты мне просто скажи, что ты ему ответил?

– Что моя взрослая дочь не привыкла просить разрешения, чтобы выбрать себе мужчину.

– Правильный ответ. – Я поднялась.

– Валерия, – остановил меня отец, – я не спрашивал тебя, но, думаю, все-таки имею право знать, что случилось в Абрисе? Он тебя обижал?

– Нет, Кайден вел себя достойно, не вини его ни в чем, – покачала я головой. – Помнишь, ты мне сказал, что каким бы золотом я ни была, все равно не впишусь в реальную жизнь наследника темного клана? Так вот, ты оказался прав. Теперь я понимаю насколько.

Папа потер переносицу.

– Наверное, если бы здесь была твоя мама, то она подобрала бы правильные слова, – вымолвил он, глядя на меня с дивана. – Просто знай, ты удивительная молодая женщина и еще встретишь подходящего мужчину.

– Подходящего? – усмехнулась я. – Подходящего, пожалуй, встречу.

Поднялась в спальню, закрыла плотно дверь и без сил опустилась на стул. Перед мысленным взглядом снова появлялся темный мужской силуэт за окном академической лаборатории.

А если мне не привиделось? То, как Кайден переместился?

Выдвинула ящик стола, где хранилась шкатулка с разобранным «Сердцем Абриса», и оцепенела. В животе словно завязался крепкий узел, сердце загрохотало как сумасшедшее. Поверх деревянного ларчика лежал знакомый блокнот и артефакторное стило с прогоревшим от магического света острием. Те самые, что остались в Белом замке после побега.

Кайден приходил сюда, в мой дом, в девичью спальню. Смотрел вещи, открывал ящики… Мне не привиделось, он в Тевете!

Трясущейся рукой осторожно, словно кожаная обложка кусалась, я вытащила блокнот. Уголок одной из страниц оказался загнутым, специально привлекая внимание. Раскрыла. Поперек разворота, через шрам корешка твердым, решительным почерком Кайден написал по-теветски: «С ним ты счастлива, Лера?»

Пальцем провела по строчке, стараясь прочувствовать, сильно ли он надавливал на самописное перо. Как всегда, когда боль оказывалась слишком острой, чтобы ее терпеть, внутри начал закипать гнев.

Как мне отпустить Кайдена, если он сам не отпускал меня?

Выплескивая злость, я в сердцах захлопнула блокнот и выбросила в мусорную корзину. Вскочила на ноги, шибанула стулом. Потом пришла в чувство и полезла под стол, чтобы достать блокнот. В конце концов, там находились расчеты, за которые иные были готовы продать душу абрисским бесам.

– Говнюк, – пробормотала я, тщательно расправляя помятые страницы. – Бессердечная скотина!

Когда на следующий вечер я вернулась из лаборатории, то обнаружила, что во всех окнах на первом этаже горел свет. Дом оказался полон гостей. Было шумно и, судя по всему, весело. Анна вообще вела бурную светскую жизнь, частенько приглашала подружек на партию бриджа, уговаривала отца посещать благотворительные приемы. Хотя прежде он отклонял подобные приглашения вежливыми письмами, теперь безропотно втискивался во фрак и отправлялся на прием. Вечера, которые он проводил в кабинете и занимался любимым делом – чтением старых фолиантов, можно было пересчитать по пальцам. Я все ждала, когда у него, архивного завсегдатая, случится нервный катарсис, но папа все еще держался.

Проведя тринадцать часов в лаборатории, я хотела съесть что-нибудь посытнее сандвича с сыром и проспать до утра, но даже не успела улизнуть на второй этаж. Меня остановила Анна.

– Поздороваешься с гостями? – выглянула она из гостиной.

– Я хочу умыться.

– Отец просит, – коротко улыбнувшись, соврала она.

Когда я вошла в гостиную, то обнаружила несколько наряженных дам. С крошечными кружечками кофе в руках они восседали на помпезных диванах, появившихся в доме во время моего побега в Абрис. Отца в гостиной не было, подозреваю, что он пару часов назад закрылся в кабинете.

– Добрый вечер, – поклонилась я, чувствуя себя маленькой девочкой, которую пытаются затащить на табуретку и заставить при всем честном народе громко декламировать детские потешки.

– Дамы, это и есть Валерия, – представила Анна и положила ладони мне на плечи.

– Та известная артефакторша? – посмотрела через лорнет одна из подружек.

– Артефактор, – поправила я. – Ремесла «артефакторша» не существует.

Удивительно, как дама не выронила лорнет.

– Если вы не против, я устала и хотела бы подняться к себе в комнату.

Анна явно была недовольна, но не стала меня останавливать. Правда, не удержалась от замечания:

– Господин Покровский с Полиной на веранде. Там вообще большая компания молодых людей.

– Очень за них рада, – отозвалась я.

Конечно, отец рассказал жене о том, что Григ, как галантный кавалер и честный мужчина, пришел спрашивать позволения целовать на вокзалах его дочь. Было видно, что мачеха крайне недовольна конкуренцией, подозреваю, она строила серьезные матримониальные планы в отношении королевского артефактора и Полины.

Но когда я вошла к себе в спальню, то обнаружила, что этот самый кавалер находился вовсе не на веранде, а сидел за моим письменным столом и пристально изучал разобранное «Сердце Абриса». Ящик был выдвинут, все вещи в нем перерыты. Я плотно закрыла дверь, но увлеченный Григ даже не услышал, что в комнате появилась хозяйка.

– И что, по-твоему, ты делаешь? – холодно спросила я.

Он замер, медленно поднял голову и посмотрел на меня. Глаза были совершенно безумные.

– Так и знал, что ты их создала!

– Что именно?

– Ворота в Абрис!

– Ты ошибаешься.

– Ты не забыла, что я очень неплох в магии? И знаешь что? Ты не имеешь права это скрывать. – Он ткнул пальцем в разобранный артефакт. – Магия такого уровня принадлежит не только тебе. Проклятие, Валерия, ты можешь стать очень, очень богатой, прославиться на весь Тевет!

В комнате повисло тяжелое молчание. Он взял в руки блокнот с расчетами, раскрыл на одном из разворотов, испещренных знаками на чужом языке, и показал мне:

– Ты вернулась оттуда. Я видел, как ты возникла в холле из пустоты. Все еще будешь отрицать?

Он меня поймал. Отнекиваться было глупо.

– Строго говоря, то, чем ты сейчас мне тычешь, перемещало из Абриса, а не в него, – спокойно вымолвила я. – А теперь, коль у нас стало на один секрет больше, ты уберешься из моей комнаты, а лучше из дома. Я постараюсь сделать вид, что не заставала тебя в собственной спальне, но попрошу больше ко мне не приближаться и не тревожить моего отца.

Он поднялся, сжал блокнот, явно не желая с ним расставаться, хотя сомневаюсь, что без переводчика сумеет расшифровать хотя бы часть записей. С огромной неохотой Григ положил записную книжку на стол и шагнул к двери. Я подвинулась, чтобы дать ему выйти, но когда он схватился за ручку, то замер. На лице ходили желваки, на лбу выступила испарина. Тишина в маленькой комнате казалась пронзительной, только внизу шумели гости.

– Ты должна кое-что увидеть, Валерия.

– Не имею ни малейшего желания.

– И все же.

Он снова вернулся и начал раздеваться. Снял пиджак, потом схватился за пуговицы на рубашке.

– Остановись, Григ, – по-настоящему заволновалась я.

– Подожди, – процедил он сквозь зубы. – Ты кое-чего обо мне не знаешь.

Рубашку он сдирал с широких плеч со злостью, словно его принудили оголиться посреди спальни, пока хозяин дома внизу попивал виски. Григ открыл подтянутый бледный торс, заставив меня смущенно отвести взгляд. Потом повернулся спиной и произнес:

– Смотри.

И я почувствовала, как меняюсь в лице. На правой лопатке главного королевского артефактора была выжжена темная руна «смирение».

– Они хотели, чтобы я перестал сопротивляться, и нанесли мне руну, – вымолвил он, позволяя в полной мере разглядеть рисунок. Магия была давно погашена, шрамы расплылись и потеряли четкость.

– Ты двуликий? – дрогнула я.

– Да, но об этом ведь не советуют говорить вслух. Так ведь, Валерия? – в интонации слышался сарказм.

– Умеешь чертить темные руны?

– Только простейшие. – Он надел рубашку, застегнул пуговицы, не поворачиваясь ко мне. – После перерождения Истинный свет почти не получил силы. Вернее, не как у тебя.

В замешательстве я следила за поспешным одеванием. Наконец мужчина натянул пиджак и только после этого посмотрел на меня.

– Я солгу, если скажу, что на кону не стоит моя карьера. Король в гневе. За полгода четыре лаборатории в разных частях Тевета не создали ни-че-го.

Если он намекал, что мог пригрозить, то напрасно. Отдать артефакт, привязанный ко мне, пробуждавший руны на руках, чтобы насытиться магией? Немыслимо.

– Не знаю, что тут почудилось вам, господин Покровский, я вижу только части разобранного хронометра, – кивнула я на стол. – Мне жаль, что вы страдаете той же бедой, что я сама, и не можете извлечь из недуга пользу для своей карьеры. А теперь уходите, неловко видеть вас здесь.

– Просто подумай еще раз, Валерия. – Он вышел из комнаты и, как мне тогда казалось, из моей жизни.

Я даже почувствовала облегчение и без колебаний на следующее утро выбросила в мусорную корзинку букет с карточкой, в которой Григорий просил прощения за то, что «вел себя неподобающе». Извинения полетели следом за цветами.

В Кромвель я добралась магическими воротами. В назначенное время вместе с остальными десятью путешественниками вошла в круг, а вышла на станции академического городка через пятнадцать минут, если верить настенному хронометру. Проверила карманные часы, давно превращенные в артефакт, стрелки стремительно завращались, настраиваясь на правильное время. Магические перемещения стоили недешево, так что небольшая опрятная станция, сплошь отделанная мрамором, выглядела пустынной. Зато здесь в отличие от площади междугородного омнибусного вокзала даже в середине дня пассажиров поджидали свободные возницы. Так я добралась до квартала Каменных горгулий, где прожила последние четыре года.

Хозяевами старому дому, взятому в аренду у университета, мы были посредственными. Коттедж всегда выглядел по-стариковски плохо, требовал ухода, уважения и заботы. При заезде папа нанял рабочих обновить стены, водопровод и очаг, на большее мы не сподобились. Прикипевшая от ржавчины калитка открылась с таким болезненным скрипом, что, подозреваю, вздрогнули все соседи в радиусе полумили. Сад окончательно одичал. Нехоженая в последние полгода дорожка заросла, из-под плиток пробились нахальные травинки и одуванчики. Пустая мансарда, где раньше жил Кайден, выглядела мрачной, темной махиной. Качели, стоявшие на веранде, засыпала прошлогодняя листва. Она же забилась в углы. Папа пару раз приезжал в Кромвель по делам, но меня одолевали большие сомнения, что он пытался навести порядок.

В доме стояла духота. Пахло как на старом чердаке – пылью и сушеной травой. Посреди кухни чернел круг, напоминавший о том, как меня перетянули в Абрис на вечеринку паладинов. Вместо двери в отцовскую спальню по-прежнему зияла пустота. Кайден и Валентин сорвали ее во время драки.

Остановившись на пороге, я вдруг остро осознала, какой огромный и важный кусок жизни решила оставить за спиной. Но здесь в каждой вещи, в каждом углу, в черном выжженном следе от насильственного перемещения, в сорванной двери – во всем хранились воспоминания о днях, которые я и хотела, и боялась забыть.

К вечеру в унылые сборы ворвалась Кристина, заставила бросить полусобранные дорожные сундуки и утащила меня в центр города, в маленькую едальню, где я любила столоваться во время учебы. Вернуться удалось уже затемно и снова пришлось паковаться – университет оставил на сборы всего два дня. Было страшно представить, сколько в действительности хлама накопилось за несколько лет, что мы жили в старом доме с мансардой.

Большой гардероб, занимавший почти половину моей крошечной спальни, опустел. Только внизу лежала одна коробка со злосчастным белым платьем, подаренным Валентином Озеровым. Вытащила, осторожно сняла крышку. На хрусткой бумаге нашлась подписанная другом детства карточка: «Принарядись для своего парня».

– Как же ты умудрился не оставить о себе ни одного хорошего воспоминания?

Неожиданно в тишине на веранде заскрипели старые половицы. Я замерла. Стало так жутко, будто мысли о Тине могли вернуть безумца к жизни. Пробравшись на цыпочках в кухню, я прислушалась. Показалось, будто на улице кто-то ходил. Чтобы увидеть позднего визитера, я с грохотом отодвинула смотровое оконце, и в лучшие времена открывавшееся с большой натугой. В первое мгновение я решила, что надо мной снова издевалось подсознание и посылало причудливые галлюцинации, потому что на веранде стоял Кайден.

– Откроешь? – вымолвил он после долгой паузы. В речи слышался заметный акцент.

Сердце колотилось как бешеное, когда я отодвинула засов. Распахнула дверь и застыла, впившись в его лицо жадным взором. Первое, что я заметила, он снова вытащил из губы колечко, а оно мне так сильно нравилось. Мы молчали, глядя друг на друга, разделенные верандой, тысячами непроизнесенных слов и сотнями сказанных.

Под крышей потрескивал магический ночник, словно реагируя на темную ауру паладина. Как ни странно, неофиты были чувствительнее к присутствию темных магов, мгновенно осознавали, что наступило время бежать без оглядки, не переобувая домашних туфель. Обладатели Истинного света, как правило, ощущали исключительно сильных ведунов, таких как Огаст Вудс, но, по правде говоря, только деревяшка не почувствовала бы тяжелую энергию главы клана. Подозреваю, в его присутствии цепенели даже мыши и тараканы. В Кайдене тоже начинала ощущаться мощная аура власти и темной силы. Наверняка и сейчас в его присутствии многие приходили в замешательство. Возможно, если мы встретимся лет через двадцать, то я окажусь парализованной страхом.

– Позволишь зайти? – тихо спросил ночной гость, глядя из-под бровей.

– Зачем?

Конечно, было ясно, что вряд ли он появился рядом со старым домом, где раньше стояла его метка, из праздного любопытства, но здравый смысл подсказывал, что нам не стоило оставаться одним в замкнутом помещении. Тело слабо, оно могло запросто предать.

– Ты мне все еще должна пять вопросов, – вымолвил Кайден.

– Строго говоря, господин наследник, всего четыре, – поправила я, но в дверях подвинулась.

Он перешагнул через порог и помедлил. Оглядел комнату. Он словно бы старался сравнить реальность и смутные воспоминания, подкинутые истерзанной памятью. Сначала взгляд замер на пустом дверном проеме в спальню отца, потом на прислоненном к стене семейном портрете, скользнул к выжженному кругу, пятнавшему пол. Лицо оставалось непроницаемым, но уверена, что клякса, похожая на след от взрыва, говорила ему о многом.

– Мне надо закрыть, – вымолвила я, предлагая ему пройти дальше в комнату.

Кайден перехватил дверь, и я невольно заметила, как на внешней стороне кисти блеснул красноватый сложный узор. Живот свело судорогой. Никогда в жизни не видела рун, наносимых в Абрисе во время обряда помолвки, но отчего-то мгновенно поняла, что означали туго переплетенные линии.

Я его отпустила! Возможно, если выбить фразу на лбу, то я сама себе поверю. Стараясь не беситься, с непроницаемым видом спросила:

– Кофе будешь?

– У тебя есть кофе? – удивился Кайден, закрывая входную дверь.

– Ты привозил из Абриса, – мысленно желая ему подавиться забытыми воспоминаниями, вымолвила я. – Или что-нибудь съешь? Правда, с едой у меня туговато.

– Кофе, – бросил он проходя.