Тьма, смотри на меня (сборник) Соколов Илья
25
Дьявола сожгли на костре.
52
«На святое руку подняли!» 2S2
Мне виден странный «полудождь». В проулке мягко плачут капли, а в жёлтом свете фонаря асфальт слезливо обезвожен. Цвет старости и смерти.
Упадок. Увяданье.
Затушен ливнем жаркий блеск. Безутешный вой мозговых вихрей.
Стою спиной к стене пустой. Холодный ветер осени.
Прощальный посвист: Ржавый, Ржавый, Ржавый…
Падшая россыпь пепла. Густая ночь в окне. Опять разбил себе кулак…
Важные вещи плетутся в утробу души, чтобы потом появиться.
И не важно, сколько душ умрёт впоследствии.
Я остаюсь одиноким. Теперь без неё.
Идеал любви рушится в сумерки и гаснет, забирая весь свет.
Не глаженный рисунок больного малярией:
Солёная пустыня праха.
Чёрный блеск красивых глаз.
Чёлка чуть набок. Приятный снег волос.
Но сахар тает в мутном чае.
Сбор урожая листьев. Жёлтый.
Сухие ветки облетелых стай.
Сток снега вдоль стекла.
Под землёй плещется тьма.
Мёртвые просторы осенней памяти.
Долина Смерти Красивых Девушек.
Сон.
Мой смысл — рассказать всё тем, кто ещё слышит.
Попытка предотвратить то, что каждого коснётся.
Самая трудная в мире задача. Жить, когда жить невозможно.
Видимость искажена. Правда — самая бесполезная в реальности вещь.
Зато самая честная.
Верность неправильного текста, который должен быть другим, его изменит.
Останови меня, когда я стану понимать, что говорю.
Осталось ждать рассвета. Ночь. Сырая темнота. Луна к лицу ей.
Я один у стёкол окна. Одинокая Тьма. Считаю раз. Красавица в забытой памяти. Считаю два. Урод в отраженье стекла. Считаю три. Опасный шёпот. Четыре. Катится крестом. Надхолмье лунный свет обнял. Прохлады пряный аромат. Считаю пять. Урод в отражении красавицы.
Неповторимая Религия Повтора. Первозданная Религия Расщепления.
Он жил в вагончике рядом с рекой А голос у неё всё тот же…
Важно жить.
Но я же покину тела покров.
Мой путь будет пройден.
Интересно, что я почувствую после смерти? S
Я, кажется, знаю, что будет дальше. Жаль, знания не очень долговечны.
3 слона vs 3 кита. Круглые, как шарики синего цвета в фиолетовой обёртке. Нелепые мазки. В полнейшей темноте закрашены мозги…
Ступор. Стоп. Супер!
Стол стоит посреди пустыни. Солнце жёлтым испаряет кровь. Часы стоят на двойнике полуночи, а ветер шёпотом метель песка несёт.
Он появляется из ниоткуда. Печальной поступью шаги подводят к стулу.
Садится. Колонны деревянных ножек в песок уходят чуть. Свой рисовый баул поблизости стола поставил. Бесшумный ветер жёлтые пылинки сеет. Он веет с севера, и шляпа путника безропотно дрожит.
— Умрёшь?
Молчание.
— Как скажешь… Тебя мне больше не за что винить.
Теперь мне кажется {как будто снится}, сидит с ним Дьявол за одним столом. Друг против друга.
Давно он создан был страданьем наделён и пониманьем знания той важности момент усугублён
Как проводят чужое время несуществующие?
В прятки играют… Пишут портреты отражением на зеркале…
Чередуют сущности умерших… Пытаются прорваться.
Им тоже нужно выбираться.
Вход. Выход. Крик. Выдох.
В пустыне веет ветер. Жаркое, жёлтое, сухое, сладкое.
Всё выдыхает.
Те двое смотрят друг на друга (враг врага). Глубокомысленно молчат…
Часы песок пересыпают.
— Для Дьявола ты слишком молодой.
2S
— Куда направишься?
— Домой.
S2
Один уйдёт, один останется сидеть и ждать заметных изменений.
А на столе песочные часы стояли.
Круглые как шарики синего цвета в фиолетовой обёртке.
Пойдёт песочный дождь. Я, кажется, знаю.
Её по-новому открытые глаза. Всё те же стены. Для Химены тот сон был слишком чёрно-белым.
Чёрно-белым почудился Жилю сонный рассвет.
В единственном окне его палаты мерцал, рождающийся мёртвым, свет заката. Последним отблеском небесного огня над облетелым лесом является начало вечера. А завтрашня ночь прошла.
Жиль устало сел на кровати, согнув ноги в коленях и обняв пернатый покров одеяла.
Корвус стал вспоминать то, что снилось ему завтрашней ночью. {Невыносимо красивая брюнетка в чёрных брюках. На ней ничего больше. Она выгнула спину игриво. Прекрасные улыбки смешливых школьниц желтеют на её смуглой ладони. Бе33аботно изогнула спину. Пряный аромат горелого голоса. Безропотно расстегнула три старых пуговицы на брюках. Зябь путаницы в звуках, три каменных надгробья, утонувших в чьих-то муках. Спорхнули вниз. Со стороны другой столь непристойный визг, что наслаждайся им, коль обладаешь слухом. Идущая к тебе по всем уступкам красоты, раздевшаяся без пощады шлюха уходит вдаль моих могил, так безвозвратно чередующих друг друга. С оглядкой тайны на меня, пристыжено обнажена, зовёт тебя. Она. Красотка-тьма}
Жиль открыл глаза — в паре прозрачных метров на подоконнике истерзано орал подарок.
Чернокрылый Ангел Дьявола преподнёс постояльцу 25-ой палаты серебряный поднос. И чья-то незнакомая голова теперь пылала на подносе.
— Жиль? — строго спросила голова. Корвус бессмысленно кивнул.
— Жди, — потребовала голова и попыталась заглянуть себе под нос. Чуть не упав, прочла-таки с поверхности подноса:
— Два, Пять и Два опять…
— Очень жаль, что всё так ясно.
Ничего не сказав в ответ на скепсис Жиля, горящая говорящая голова «слетела» с подоконника и, приземлившись на пол палаты, неспешно направилась к приоткрывающейся двери, искренне осыпая свой путь хрустящими искрами.
По-прежнему с сомненьями в такую вот реальность веря, Корвус окончательно потерял полыхающий подарок из виду.
«Умываться пошла.» — сорвалась странная мысль внутрь себя.
Тем временем (идущим не совсем привычно) Жиль наблюдал обычный тихий вечер, оканчивающийся мягкими сумерками своего начала. Пациент 25й палаты с растерянным интересом оглядел привычный интерьер: тринадцать жёлтых роз в широкой банке на столе / по раковине умывальника, как по адскому кругу арены, катается мыло / зелёная зубная щётка старается влезть в тюбик с пастой / изнеженно-жёлтый цвет краски обнимает старинные стены / фиолетовые шрамы легли на полу, а сонные тени от них блестят с потолка / за изголовьем древней кровати застыла колонна, выглядевшая сквозь призму справедливости чёрным монолитом из космоса бесконечности.
«Какую же одежды мне выслали сегодня?» Корвус слез с кровати (пружины плясали плавно, словно волны) и осторожно заглянул в тумбочку, чем-то неправдоподобным похожую на топку кочегара-лунатика. За чёрным веком заслонки скрывался новый «гардероб» Жиля: жёлтая футболка с надписью «Darkness» (буквы ложились на ткань сверху вниз, как крупные зловещие листья); мятые джинсы из вельвета серого цвета; чёрный носок с белой полоской + белый носок с чёрной полоской; идеально белая куртка без подкладки (зато вся в письменах).
Под буйство осенних перепадов настроенья за окном [и окончательно рассеявшийся вечер] Корвус облачился в новый наряд.
Вот тут-то он и вспомнил о ней.
Красно-кровно-жёлтая. Отвратительно кривая. Разорванная на куски и сшитая в одно творенье снова… Пустая маска Уродливого Духа {чуть не забытая} висела на двери.
Маска казалась Жилю жуткой и обезвоженной. Она косо улыбалась, будто дверь представлялась ей смешливой крышкой гроба, за который нет ничего.
«Теперь моя.» Подумал Корвус, надевая маску.
А дальше — как в забытом сне про старый фильм (сценарий не прилагается). Жиль с ловкостью пьяного фокусника выловил из раковины неугомонное мыло, попросил у крана открыть воду, выдавил зубную щётку из тюбика с пастой и стал взахлёб умываться.
«Вода — первичный отражатель,» вспоминал Жиль собственный голос, высматривая себя в зеркало над умывальником. Размытая ухмылка маски Злого Духа. Ровная колонна водопада из крана. Парализованные часы упорно шагают против собственной стрелки…
Где-то за стеной (безо всякой надежды на ожиданье) раздался космический шум, едва ли не рвущий пространство.
Музыка из чудного пепла научной фантастики.
Жиль сразу понял по звуку:: инопланетная группа MuDvAyNe снимает клип в соседней палате. Он выключил воду. Тут вдруг погас весь свет, за окнами слетелась тьма, взяв в плотное кольцо (как в капсулу) больницу.
Уродливая маска сильнее вжалась в кожу Жиля. Казалось, ничего не происходит, но сквозь пустую темноту вновь «вдарили» Mudvayne.
Вышедший из многосекундного паралича Корвус, решив полюбоваться игрой безумных музыкантов, на ощупь вышел из палаты. Чёрная тишина овладела Психушкой. По коридору бродила прозрачная мгла.
Корвус наконец-то добрался до звукоизоляционной комнаты и дёрнул открывалку двери. Лишь на секунду ослеплённый светом, Жиль ожидал увидеть всё , только не это: простая белая комната с мягкими стенами смотрелась слишком пустой. Ни люков в потолке, ни дыр (забытых кем-то) на полу, ни потайных дверей, ни одного оконца.
Свет — тьма — свет-свет… Последние слова не успевают ворваться в разум Жиля до того, как скрытый за затылком страх повиснет на плечах [и поздно будет что-то прокричать]. Закройся внутри, в белой палате скройся от звуков, никуда не смотри…
Почти погибая от атомного взрыва в центре сердца (клапаны захлёбываются кровью, в висках раскатисто играет гром), захлопывая свет пустой палаты, Жиль Корвус выбирает тьму.
…Внезапно коридор ожил. Появились другие пациенты, лениво бредущие то ли за лекарствами, то ли в столовую, то ли на Страшный Суд…
От вечера к полудню растворилась темнота.
«Здесь есть парень — Космический Казак… Так если ему нужно выключить свет в комнате, туалете или коридоре (не говоря уже про кладовку или саркофаг старшей медсестры), он просто разбивает все горящие в помещении лампочки.» Космический Казак называет такой приём «обесцвечивание», хотя в справочнике «Устрой свой Апокалипсис: Удиви себя и других» он упомянут под названием «изменить источник света».
Почему-то только сейчас Жиль почувствовал удовлетворённое пять (идущих вспять) минут [вперёд-назад] желание умыться. Скоро будет обед. Для всех, кто помнит — как есть. Оставшиеся яства уходят на ночной обед для бессонных (пару прямоходящих во сне пациентов из корпуса Б такой подход к приёму пищи не тревожит).
Один коридорный полудурок под видом сутенёра-сменщика трагично семенит к торговцу семечками. Тот сидит на сеточном стуле, а перед ним табурет из рыбьих костей и чешуи, на котором установлен стеклянный таз. По всей глубине ёмкости страшно шевелится чёрный товар.
— Если не покажешь мне шумовые документы… — с грозным доверием говорит первый идиот второму. — Отчаянно запнусь и переверну твой тазик.
В следующую назад секунду лицензия на торговлю живыми жареными семечками {в любом районе рая} со скоростью пули пролетает у него перед глазами.
Жиль уже видел всё это (сценка с угрозой проверки документов разыгрывается каждый день и заканчивается совместным принятием препаратов обоими «актёрами»). А дальше — как в забытом сне про странный фильм:
Какой-то мрачный пациент в «костюме из грязи» вынул свой глаз и промыл физраствором. Три улыбчивых галлюцинации курят в туалете [одна — с обратной стороны окна]. Дон Кидок терзает градусник, наполненный китовой кровью. Сплошная медсестра с мозговой клизмой. Чихающий доктор Кашля с кодеином в баночке для анализов. Серый дым, нежданно ожив, жгёт мусор прямо на вахте (под ним дым представляет телефон, журнал дежурной, ваксу, клей, капельницу, два шприца и лампу). Какой-то псих пытается проехаться в коляске по стене, но падает и мелко матерится. Вопрос раскрошенного манекена «Сколько время?» Вовремя повесили с обратной стороны доски психокоррекции рассказ забытого скользящего ублюдка под названьем «{С}0{Н}». Налипшие на стены тени. Чужие фотоснимки привидений. И голоса невидимых людей…
Корвус наносит на холст реальности краткий визит в столовый ресторан.
Пациент Ротпей, попавший в Больницу за необдуманность врачей (пока он здесь — пластические хирурги могут совершать любые ошибки совершенно без последствий) запугивает еду перед употреблением.
«Смотрю в свою тарелку… Это даже есть не надо. Это уже говно.»
Приготовив пищу для психов, санитары-повара грузят её падшими порциями на многоярусную стол-тележку, после чего выкатывают во двор.
Несколько аппетитных кругов вокруг Психушки строго против часовой стрелки. Настоящее пищевое ралли, к финишу которого доезжает далеко не вся еда, а шеф-повар доедает все сошедшие с дистанции котлеты.
И только потом (и только так) изысканные блюда пребывают к обеду.
Взглядом мёртвого патологоанатома Жиль оглядел столовую: Ротпей дерётся с кашей; какой-то длинноволосый мужик в плаще ударил себя ложкой в шею (вероятно пытаясь закончить жизнь таким нелепым способом); старшая девушка-медсестра, вооружённая неоновой короткой юбкой, заглядывая в глаза доктора Вуду, «строит глазки» своему отражению; Микки Хи за крайним столиком у окна проводит операцию по удалению мозга; ну а за столиком в углу отчаянная парочка занимается космически солёным сексом.
Жиль Корвус выносит в мусорный банк реальности свой краткий визит в столовый ресторан. Теперь ему нужно раньше себя попасть к доктору К.
Итак — комната, одетая в тёмное. Пряные сумерки осени липнут к тебе. Ты закрываешь бесшумную дверь, проходишь, садишься.
Сейчас ты — Жиль Корвус.
— Привет, доктор К… Поговорим о любви?
Основной инстинкт Человечества — узнать, на кого похож Жиль Корвус
— Любовь другого в идеале — зеркало, которое тебя любит…
Скорей всего — похож Жиль на тебя, но лишь если твой любимый человек любит такую твою похожесть
— Очередная пара-Ноя. Двоичная ложь. Как если на полном серьёзе говорить со своим отражением при полной луне.
«Вы странно выглядите, доктор…» Твой голос во сне.
— Что за Ужасная Маска у Вас на лице?
— Ах, эта… — пальцы липнут к чужой коже. — По-моему, это подарок…
– Любовь ?
— Да, совсем забыл о ней…
Кривая ухмылка через маску.
— Как это всё просто… Наводишь на неё прицел лица, делаешь его «гипноз» красивым и…
Тихий шёпот тайны во тьме, что слился со словами Жиля:
— Любовь: мистический обман… Дружба: всего лишь взаимовыгода… А я — в плену людских идеалов… Идеалов своей красоты и собственного уродства… Но когда я видел тех людей на улицах городов, внутри своих\чужих домов, в магазинах, кинотеатрах, где-то ещё… я не чувствовал, что они способны любить даже себя. Вот смотрю на него, на неё, на них, но не верю, будто эти отравленные друг другом люди влюблены, были или будут…
Никто не ощущает счастья. Нет для тебя игры в любовь
Корвус попрощался и вышел. Он идёт (сквозь тусклый свет коридора _ по бесконечному полю чёрно-жёлтых шагов _ мимо оскаленных пастей перил _ вдаль скалистых уступов скучающих лестниц _ вдоль душных дверей, закрытых для всех и за всеми _ он идёт, идеально один _ пустой стук шагов к невидимой цели).
В его палате (пустыня многолюдней) — никого.
Цветы. Колонна. Умывальник. Перед окном серебряный поднос…
Жиль переложил подарок на стол (тринадцать чайных роз заискрились каплями слёз). Нежный аромат, мягкий ветер любви, случайно пролетавший мимо. Сладкий вкус радиоволной ниоткуда.
Жиль отмахнулся от всего. Он у окна. Перед ним осень.
Взгляд {словно в сон} на след от подноса: «Выжег фазы Луны на подоконнике…»
Синхронно с точкой в конце мысли незапертую дверь палаты остервенело начали пилить, при этом как-то очень чётко следовали своим инструкциям по эксплуатации чучела рыбы-пилы.
Жиль с интересом висельника перед расстрелом наблюдал за моно(томным) формированием идеальной окружности на теле взмокшей двери. Спустя пару секунд {как плод из утробы} на пол выпал кусок дерева, похожий на поднос. В образовавшемся круге черноты появилась улыбающаяся кошачья башка.
— Ты что-то совсем с ума сошёл, — промурчал ЧёрноЖёлтый Кот Корвусу, пробираясь через дыру.
Тот только промолчал.
— Я к тебе давно не заглядывал… Прости, друг! — Кот влез на стол и обнял банку. Цветы обрадовано зашелестели лепестками, стали благоухать ещё сильней.
— Амррр… — двухцветный гость палаты 25 блаженно закатил глаза (и брякнулся на поднос). — Хладная гладь! Приятен твой приём.
Закрыл глаза, как будто бы уснул.
Прошло назад минуты две. Корвус спросил:
— Почему часы перевернули?
— Могут в психушке часы спятить? — Кот закрытыми глазами пялился в потолок. — Скоро утро. Доживёшь до ужина?
ЧёрноЖёлтый, не размыкая век, глянул на Жиля:
— На тебе твоя маска или чья-то? И почему здесь так темно?! Ты родился до того, как умер, или после? Сколько звёзд отражается в океане? Кто разрушил пирамиды? Где находится нофелет? Почему ты такой красивый? Какова скорость беззвучия? Есть ли всё на Марсе? Будет ли Конец Тьмы? Как долго ждать Второго Пришествия? Кто пролил Косте Пепеляеву клей в портфель? Счастлив ли ты? Сколько любимых людей у тебя не будет? Кошки: кто они? На какой фильм похожа твоя любимая книга? Мы когда-нибудь перестанем играть в вопросы? Что такое Матрица?
Кот открыл глаза.
— Зачем ты здесь? — Корвус смотрел на посетителя сквозь отражение в стекле. Ему показалось, будто сама Смерть изучает его кошачьим взглядом. Уродливая маска Злого Духа на карнавале. И занавес осенней красоты.
— Ты так легко теряешь свою жизнь… — ЧёрноЖёлтый Кот перевернулся на живот, с детсадовским любопытством оглядел палату. — В твоей гробнице так чудесно… Отдашь мне вторую половину «Абсурдника»? Она кое-кому сейчас нужнее, чем тебе.
Жиль с безразличным чувством открыл топку тумбочки (совершенно забывшую о собственном существовании), пошарил-побродил внутри рукой и выудил одну из равноценных половин.
Кот бережно обнял книжку.
— Музыку сегодня слышал? — спросил он.
Корвус вспомнил про съёмки клипа в соседней палате.
— Да.
— Это тебе показалось, — Кот двинулся к двери, поднял выпиленный круг и уложил на него книгу. — Индустрия грузоперевозок прижимает к груди Вашу любовь.
— Что показалось? — переспросил Жиль.
— А что тебе показалось, мы тебе потом покажем, — ЧёрноЖёлтый мягко царапнул ручку лапой. Дверь отворилась медленным полумесяцем. Кот замер в тёмном проёме. Его смешливый взгляд перелетел с постояльца палаты 25 на текст:
«Память — изощрённая болезнь Счастья.»
Прочитав эту строчку, Кот весело улыбнулся и снова поглядел в сторону растерянного Жиля.
— Попросишь что-нибудь взамен?
Корвус неопределённо повёл головой, в которой не зажглась ни одна просьба. Кот согласно кивнул.
— Я могу дать тебе всё , но ничего больше.
Он водрузил импровизированный поднос себе на голову и вышел.
Химена уже переоделась в свою обычную одежду. Палата в подвале стала для неё привычнее места на парковке за бесплатным супом. Когда она проснулась, ей на мгновение почудилось, что время движется в обратную сторону (но мгновение это быстро прошло…)
Она решила пройтись по больнице — ей всё-таки здесь жить. Только отворила дверь, а на пороге чёрно/жёлтый Кот: не вздумай жить здесь слишком долго.
Ещё он улыбается и говорит: я тебя повсюду не искал. Ты не была нигде. Давай пройдёмся…
Химена пристально смотрит на «кусок бумажной рванины» в лапах Кота. Тот почтительно вручает ей «кусок бумажной рванины», сказав, что это вообще-то единственная половина лучшей книги во всей психушке.
— Книжка явно библиотечная, попрошу листать осторожней и гвозди уборных в неё не втыкать.
Кот приобнял Химену за колено, но идти стало неудобно — девушке пришлось отлепить от себя настырного зверька. Тот же потребовал «не лапать его такими чистыми руками».
Они, не встретив даже пауков, прошли весь коридор подвала. Кот спросил:
— Тебе ведь снятся сны?
А Химене всё время снится парень, что зовёт себя Ржавым…
От него ушла девушка — просто разлюбила. Но он почему-то считает, будто она умерла (и пытается винить себя в этом)… А ещё этот Ржавый одержим идеей о Втором Сатане, который якобы переделает мир (ели вообще когда-нибудь появится)…
— Да так… снится всякая чушь, — отвечает Химена. Они выходят из подвала.
Коридор больницы полон чудес. Психи слоняются повсюду, не вдаваясь в подробности собственной болезни. Кот напевает:
— Я дерево узнаю по походке — оно носит, носит листья в галифееее…
Химена замечает, что «сахар» — единственное слово на стенах коридора, которое можно прочесть разоружённым взглядом. Мимо неё проходит бритоголовый парень, раздетый по пояс (и окрашенный в красное). Кот говорит: пойдём, поешь.
В столовой супер-бардак: безработный художник Микки Анджело предпринял сокрушительную попытку изобразить себя в цвете (не вышло); доктор Вуду узурпировал всю соль в солонках (как он выразился — «для проведения ритуалов»); Кот нашёл потерянное сознание (оставленное кем-то на столике у входа); Химена заказал пончики + кофе (ароматный и не очень горячий); Космический Казак расправляется с лампами дневного накаливания (накалывает их на свечной шампур); «трижды герой мира» Чапаевец крепит себе на спину новый орден (места для пластиковой тарелки на груди доблестного вояки просто нет); доктор Бен безучастно отслеживает всяческие телодвижения персонала (подумывая использовать этот материал в камасутре для насекомых)…
После условного обеда Химена и Кот пробрались на чердак психушки.
Вид на Симанский сад чарует осень бесконечно. Прозрачность желтизны лица любого из деревьев — как перевёрнутый закат. На небо море пролилось. Ультрамарин небес…
Химена не находит слов. Кот шарит по углам, находит букву «D». И сообщает: никогда не умел знакомиться по азбуке Жизни.
Девушка, дарящая себя чернящей белизне, вволю наслаждаясь осколками света осени, отводит взгляд от сада, красиво смотрит на Кота. И говорит:
— Тебе нравилось не делать вид?
Изображая приступ паранойи, Кот отвечает:
— Мне нравилось твоё изображение… У нас тут местный художник малюет всякое «фото» на стенах… Я тебя уже видел. Странно, что ты меня раньше не видела, — он хитро улыбается и опирается о стену лапой.
Чердак условно чист — здесь хлама нет. Ещё отсутствует полезный «инвентарь», но без потери качества психушки.
— Никогда не найдёшь, что искал столько дней — В самом тёмном углу, слиянии теней — И не ясен финал слишком страшной игры — Кем останется «Я», кем останешься ты…
Чёрный\жёлтый Кот поёт, когда они с Хименой прочь выходят. Чердак теперь сильней опустошён. А осень сад всё также украшает.
Жиль попытался прочесть слово снова.
Сахар.
Красуется на левом рукаве его сегодняшней куртки чуть ниже плеча. Остальные письмена прочесть не удалось (невнятная бессмыслица психически больного летописца). Читай хоть через зеркало, хоть задом наперёд, переставляя буквы — результат один: «сахар» самое знакомое слово. Корвус начал читать надписи, чтобы прогнать скуку.
Похоже, не поможет… Утро. Ужин уже.
Холодный рассвет осени.