Лабиринт простых сложностей Романова Галина
– Вот именно! Что ничего не видно, – проворчала она, неожиданно испытав удивительное облегчение оттого, что это именно Андреев, а не кто-то другой – опасный. – Там, наверху, свет горит?
– Да.
– И ниже тоже. А здесь нет. Поэтому нечего выдумывать лишнего, – проговорила Хмельнова с досадой, скорее для себя, чем для капитана. – Это место не случайно, потому что здесь не горит свет. И только! А не горит он потому, что неисправна проводка. Мы же уточняли у жильцов? Уточняли. Они подтвердили. Здесь просто нет света, и все…
– И отец Новиковой здесь ни при чем – озвучил Андреев свои, да и ее тоже, размышления. – И танцовщица из ночного клуба тоже ни при чем. Никто не собирался подставлять их под подозрения. Здесь просто темно.
– Да…
Он поравнялся с ней, постоял и вдруг спросил:
– А зачем вы здесь, товарищ подполковник?
– А ты? – она подтолкнула его вперед. Проворчала в спину: – В квартиру Сахаровой зачем ходил? Что-то тебе не нравится в нашей стройной версии про черных риелторов? Хочешь ее разрушить? И что нашел в квартире?
Андреев промолчал, начав спускаться по лестнице.
– Ничего, – проговорил он, когда они были уже на втором этаже. – Ничего нового не нашел.
– Тогда что щекочет твой нерв, капитан?
Он промолчал. Дойдя до подъездной двери, приоткрыл ее, выглянул наружу и лишь потом пропустил Маргариту вперед. Остановились они прямо под камерой, одновременно уставившись на светящуюся красную точку.
– Убийца вошел через окно. Теперь я в этом не сомневаюсь, – нарушил тишину Андреев через минуту.
– Однозначно, – кивнула Хмельнова. – Так же и вышел.
– Если он вообще сюда входил, – почти шепотом произнес Андреев и неожиданно втянул голову в плечи, будто боялся ее подзатыльника. – Чертовщина какая-то, товарищ подполковник. Вроде все стройно. Все гладко. Версия для учебника, а… А мотив для такой жестокости неоправдан!
Она отступила на шаг, смерила его насмешливым взглядом с головы до ног. Попутно успела отметить, что легкая спортивная кофта очень рельефно обрисовывает его мускулатуру. Дознавателю Верочке было от чего потерять голову.
– Хочешь сказать, что мы ошиблись? Снова ошиблись? И мне теперь следует срочно позвонить полковнику и сказать ему об этом? – собственные слова ее разозлили. Голос сделался неприятным, резким. – Начать со слов, что капитану Андрееву кажется, что методы у черных риелторов несколько иные. Они не убивают ради двух десятков миллионов с такой жестокостью. Они должны были Сахарову объявить недееспособной и отправить в дурку, к примеру. Или устроить дорожно-транспортное происшествие с ее участием. Или какой-нибудь несчастный случай. Так считаешь, капитан? Для них несколько ножевых ранений и лужа крови как-то уж слишком? Это ты хочешь сказать?
Он опустил голову, помялся, невнятно забормотал: «да не то чтобы», «да я ничего такого»… И вдруг глянул на нее смело и с кивком произнес:
– Да. Слишком все сложно.
– Допустим, – не стала она спорить и потянула его за рукав олимпийки в сторону своей машины. – Но для того все и устраивалось. Чтобы сбить нас с толку. Чтобы мы закрыли Новикову. Раскрыли преступление по горячим следам. Чтобы не искали никого другого. Все просто, капитан. И нечего огород городить.
– Ну да. Только вот Грабов…
– Что Грабов? – повысила она голос.
– Мне тут кое-что стало известно по факту его гибели. Нечто странное, товарищ подполковник.
Побережье с одиноко стоящей под пальмами хижиной накрыло плотным туманом несбывающихся надежд. Отпуска не будет. Тон Андреева не сулил добра.
– Он был отравлен странной дрянью синтетического происхождения. – Он поймал ее вопросительный взгляд и пояснил: – Пока вы были у полковника, звонили из лаборатории. Заключение завтра сбросят вам на почту.
– И на том спасибо, – проворчала она. – И что тебе не нравится? Что это не крысиный яд и не цианистый калий?
– Нет, дело не в этом. – Он поставил ногу на переднее колесо ее машины, оперся локтями на согнутое колено. – Эта редкая штука имеет свойство распадаться в организме. Если бы не соседка Грабова, которая его обнаружила мертвым почти сразу, его смерть выглядела бы как внезапная остановка сердца уже на следующий день. И все! Никто не нашел бы ни единого следа.
– Понятно. Но есть ведь что-то еще? Это не все новости? Что еще тебе сообщили эксперты?
Она открыла водительскую дверь, швырнула сумочку на переднее пассажирское сиденье.
– Ну! Не тяни, капитан, – поторопила его Хмельнова.
На нее вдруг накатила такая усталость, что колени подгибались. Захотелось домой. Она еще вчера запаслась продуктами. И один бутерброд с лососем и творожным сыром остался от завтрака. Сейчас она съела бы его с удовольствием, хотя бы на минуту позабыв о неприятных сюрпризах, которые день за днем преподносит это «банальное до тошноты» дело.
Накаркала, дура!..
– Эксперты нашли в базе совпадение по этому яду. – Андреев встал ровно, убрав ногу с ее колеса. – Несколько лет назад в одном из учреждений особого режима случилось массовое отравление. Один за другим умерли десять человек. Было установлено, что все они отравились синтетическим наркотиком. Как он попал на территорию зоны, не выяснили. Но та дрянь и та, которой был отравлен Грабов, идентичны по составу.
Он помолчал, прислушиваясь к ее тяжелому дыханию, и добавил:
– Так говорят эксперты.
Маргарита полезла в машину, пристегнулась. Покосилась на Андреева, рассматривающего высыпавшие звезды, с неожиданно проснувшимся интересом.
– И это ведь еще не все, капитан? – во рту у нее сделалось кисло, бутерброда с лососем больше не хотелось. – Есть и еще что-то? Что-то еще более гадкое, чем ты хочешь окончательно добить меня сегодня и лишить сна?
– Я тут же полез в базу после этих новостей. – Андреев все так же таращился в ночное небо. – И установил, что в то время, когда случилось массовое отравление заключенных, там отбывал срок наказания наш общий знакомый – Золотов Иван Сергеевич…
Глава 23
Она сидела на полусгнившей доске со следами старой краски и не сводила глаз с мобильного телефона. Тот лежал слева от нее, на той же самой доске, которая прежде была скамейкой у крыльца дома ее двоюродной бабки. Пеньки под скамейкой давно подгнили. И бабка перетащила доску под яблоню, уложив ее на несколько кирпичей, она их стащила с соседней стройки. Если присмотреться, то в саду и в доме было немало предметов, которые бабка таскала со стройки, подпаивая сторожа самогонкой собственного производства. Новенький облегченный топорик в ее руках тоже был оттуда. Им бабка колола дрова для уличной печурки. На ней она готовила летом нехитрую еду себе, а теперь вот и внучатой племяннице.
Рада она была или нет ее внезапному появлению, понять было сложно. Не ругалась, не гнала, уже хорошо.
– Кулеш будешь? – спросила бабка, перестав махать топором. – С вермишелью?
– Кулеш готовится из пшена, – рассеянно отозвалась Маша, продолжая рассматривать телефон, который выключила неделю назад.
– Ну из пшена сварю, коли хочешь, – отозвалась бабка миролюбиво.
– Вари. С вермишелью не буду. Там вечно пенки.
Бабка вогнала топорик в березовое полено, поправила белоснежную косынку на седых кудрях, смерила ее насмешливым взглядом. Но ограничилась лишь легким покачиванием головой. Острить не стала. В прошлый раз – позавчера – ее язвительные замечания в адрес Маши обернулись скандалом.
Кулеш был готов через сорок минут. В дом завтракать она не пошла. Там пахло мышами и плесенью. Села с тарелкой за расшатанный садовый стол, подтащив к нему старый венский стул с облупившимся сиденьем.
– Чего на телефон-то без конца смотришь? Не звонит тебе никто? – не удержалась, спросила бабка, когда Маша уже опустошила тарелку с вязкой пшенной кашей.
– Мне никто не может позвонить, потому что телефон выключен. А смотрю я на него, потому что не знаю, включить его или нет, – пояснила она, хотя была и не обязана.
– Если ждешь звонка, включи. Если нужно позвонить, звони с моего. Хоть старенький, но рабочий. Если нельзя включать и звонить, то не тоскуй. Просто жди.
– Чего ждать? – с интересом глянула на бабку Маша.
– Чего-то, что должно случиться и без телефона.
Сказала и ушла в дом за чайником, пообещав вкусный чай с печеньем из деревенского ларька. Маша задрала голову, поймала луч солнца, пробивший себе дорогу сквозь яблоневые листья. Сощурилась, задумавшись над бабкиными словами.
Не так уж она была и неправа. Если разобраться, найти ее могут элементарно. Как полиция, так и ее мнимые друзья, попросившие об одолжении. Ее пока не нашли. Что это значило? Что ее не искала полиция, а друзья сами спрятались, перепугавшись насмерть.
– Ба, я попала в скверную историю, – неожиданно проговорила Маша, съев почти сто пятьдесят граммов песочного печенья с орешками.
– Я это уже поняла, – бабка угрюмо глянула на нее поверх пузатой чашки в ягодку. – С чего бы ты тогда ко мне приехала? Не было десять лет, а тут нате вам – явилась. Я не против, конечно. Даже рада. Любила тебя всегда, дуреху, больше матери твоей – моей племянницы. Но… Но рада была бы вдвойне, если бы ты приехала просто так, навестить меня. А то ведь прятаться приехала, Машка. И это плохо…
Печенье в целлофановом мешочке закончилось. Чай выпили. Поставив пустые чашки на стол почти одновременно, они молча уставились друг на друга. Первой не выдержала Маша.
– И что мне делать, ба? Как поступить?
– Ну… Все зависит от того, насколько ты виновата.
Маша склонила голову к левому плечу, задумалась. Взгляд ее блуждал по клеткам старой клеенки, застилавшей садовый стол.
– Я не знаю, в чем моя вина, ба, – произнесла она с досадой. – Но меня совершенно точно ищет полиция.
– Украла что? – бабка морщинистой ладонью смахнула со стола крошки от печенья и добавила, не глядя на нее: – Украла – верни.
– Не крала ничего.
– Убила?! – не подпорченные старческими болезнями ясные глаза испуганно округлились. – Машка, да ты что!
– Нет. Не убивала, ба.
Ей вдруг стало холодно в тени, и, приподнявшись, она перетащила старый венский стул на солнце. Сощурившись, подставила лицо яркому свету. Произнесла не совсем уверенно:
– Не убивала, но все выглядит так, что будто я это сделала. А сначала – будто помогла сделать так, чтобы кое-кого убили.
Бабка молчала слишком долго. Маша забеспокоилась и повернула голову в ее сторону. Вдруг ушла незаметно? Она могла. Невзирая на больные суставы, передвигалась почти бесшумно.
Нет, та по-прежнему сидела на месте. И, кажется, размышляла. Взгляд сосредоточился на внучке. Нехороший взгляд, недоверчивый.
– Что? – вытянула шею в ее сторону Маша и широко развела руки в стороны.
– Хреновня какая-то получается, Машка, – произнесла бабка и съежила губы куриной гузкой.
– В смысле?
– В том самом, что на тебе два убийства, так? – деловито поинтересовалась та. – В одном конкретно обвиняют тебя. По-другому ты проходишь как соучастница.
Маша вытаращилась на двоюродную бабку, словно видела ее впервые. То, каким языком она вдруг с ней заговорила, никак не вязалось с ее ситцевым ветхим платьем, галошами и косынкой, повязанной тугим узлом на макушке.
– Чего смотришь? Думаешь, я всегда была ископаемой? А я пятнадцать лет секретарем суда отработала. Многое повидала. – Бабка потянулась к остывшему чайнику, плеснула из него воды себе в чашку, вздохнула. – Вот как, скажи, ты ухитрилась, не воспитываясь у матери, скопировать всю ее сволочную жизнь? Все ее кошачьи проделки? Отец тебя неплохой воспитал. Образование дал. Сам уважаемый человек. А ты… Ты все одно в мать пошла!
– Ба, да при чем тут мать? Я ее видела в последний раз, еще когда в школе училась.
– А как ты ее могла увидеть? Если она, не успев из тюрьмы выйти, снова туда отправлялась. Как по расписанию! И ты вот теперь туда дорожку себе топчешь. Как же так, Машка?
Ясные голубые глаза бабки вдруг наполнились слезами, и через мгновение слезы крупными горошинами покатились, утопая в глубоких морщинах.
– Ба, ну не плачь! Клянусь, я не виновата!
Маша потащила венский стул обратно к столу. Села рядом с бабкой, обняла ее за плечи, оказавшиеся достаточно крепкими. Повторила жалобно:
– Не плачь, ба! Клянусь, я не виновата. Меня подставили!
– Знаешь, сколько я таких слов в зале суда слышала? И знаешь, скольких потом таких закрыли?
– Скольких? – Маша неожиданно для самой себя уложила бабке голову на плечо.
– Почти всех, Машка! Ладно бы кража… – пробормотала старая женщина задумчиво. – А то убийство! Идем в дом, расскажешь мне все подробно. Будем решать.
– А тут нельзя? В доме мышами пахнет, – сморщила носик Маша.
– Нельзя тут. Кругом уши. Идем, девочка, поговорим…
Утро следующего дня началось с мелкого дождя. Маша отчаянно мерзла, стоя под зонтом у распахнутых полусгнивших ворот бабкиного гаража. Та пыталась завести старую «Волгу», которую заводила в последний раз пять лет назад.
– Ба, давай такси вызовем, – ныла Маша, ежась от прохладной влаги, попадающей на голые щиколотки.
– Нет, – поворачивалась та на нее от открытого капота. – На своей поедем. Она у меня счастливица. Мне на ней всегда везло.
Счастливица капризничала почти час, прежде чем завестись. Но потом побежала бодро, и к трем часам дня они уже въезжали в Москву.
– Что, сразу в полицию едем? Сдаваться? – невесело усмехнулась Маша.
– Нет, заедем к одному хорошему моему знакомому. Я звонила ему вчера. Обещал помочь.
Маша покосилась на заднее сиденье. Там лежал ее рюкзак с вещами первой необходимости. Бабка собрала на всякий случай.
– Даже если тебя на трое суток задержат, смена белья должна быть, – бубнила она полдороги и тут же горестно всхлипывала. – Приехала внучка в гости к бабке! А она ее в тюрьму везет! Ой, беда, беда с тобой, Машка. Что же ты такая непутевая-то уродилась? Вся в мать…
Ее хорошим знакомым оказался крепкий еще старичок. Худощавый, остроносый, с взъерошенными седыми волосами, в костюме, который пропах нафталином так, что у Маши тут же заслезились глаза, и с претенциозной тростью. Из-под мышки у старичка торчала старомодная картонная папка с тесемками.
– Что там? – поинтересовалась бабка, когда он уселся с ней рядом, погнав Машу на заднее сиденье.
– Ничего. Это я так, для пущей важности, – отозвался он рассеянно. – Нет, документы мои, конечно, там. Подтверждающие, что я могу выступать в роли адвоката этой вот длинноногой девицы с наглыми глазами. Кто такая?
– Внучка моя, – нехотя призналась бабка.
– Ты не говорила, что у тебя есть внучка. – Старик развернулся и уставился на Машу оценивающим взглядом. – А-а-а, понял. От племянницы?
Бабка лишь кивнула, подтверждая.
То, что старик оказался таким догадливым, Машу немного вдохновило. Поначалу-то она вовсе не верила в успех их мероприятия. Заранее смирилась с тем, что ее рюкзак ей понадобится.
– Сидите здесь, я мигом, – скомандовала бабка, с кряхтением выбираясь из машины.
Маша смотрела ей в спину. Бабка ради выезда в Москву принарядилась. Достала из шкафа какой-то шелковый костюм в широкую полоску, который Маша сочла ужасным. Костюм из прошлой жизни на ней повис, юбка крутилась на талии. И сейчас, рассматривая широкие полосы шелка, играющие при ходьбе на бабкиных бедрах, Маша поймала себя на мысли, что ей все острее хочется удрать.
– Даже не думай, – проскрипел с переднего сиденья старческий голос ее адвоката. – Твоими портретами вся Москва увешана.
– В смысле? – вытаращилась она на лохматую седую макушку, торчащую поверх спинки сиденья.
– В том самом, что в розыске ты, девушка. И у каждого постового твой портрет, и на станции метро. Не скроешься. Поймают. И снова привезут сюда. Но тогда оформят уже не как явку с повинной. И тогда это уже будет другая статья. Простым соучастием не отделаешься. Поняла?
– Поняла, – буркнула она, кусая губы. – Я ничего такого не делала, если что!
– Сейчас и разберемся. И если повезет, то назад поедем тем же составом…
Ей не повезло сразу же. Судьба подсунула ей для допроса ту самую бабу, от которой Ваню Грабова передергивало. Она с ходу принялась забрасывать ее такими вопросами, что даже матерый адвокат с лохматой макушкой растерялся. И затребовал совещательного времени с клиентом.
– Что за чужой паспорт?! – зашипел он на нее тут же, стоило им остаться вдвоем. – Откуда он у тебя?! Зачем?!
– Мне его сунули в руки, когда я заселялась в отель с Грабовым. И все. Я его тут же выбросила, как мы выписались, – немного приврала она.
Но его провести было сложно. Он что-то такое прочел в ее глазах, потому что тут же отвесил ей подзатыльник.
– Не ври мне, дрянь! – не повышая голоса, продолжил он шипеть.
– Вы чего деретесь?! – попыталась она возмутиться. – Я запросто откажусь от ваших услуг! И вообще, вы не имеете права руки распускать!
– Имею, потому что ты ее глупая внучка – раз. Потому что мне за услуги адвоката никто не заплатит – два. И три – мне надо вытащить тебя из того дерьма, в котором ты теперь барахтаешься. Ты еще не поняла, так я тебе поясню. Эта баба со злым лицом очень хочет повесить два убийства на тебя, идиотка. И если ты не станешь меня слушаться, у нее все получится. Тебе грозит тюремное заключение. Пятнадцать лет минимум! Или ты мне сейчас говоришь всю правду, или сядешь. Все ясно?!
Маше пришлось все рассказать. Все-все, вплоть до того, во что был одет их третий знакомый, когда они строили совместные планы на квартиру Сахаровой Аллы, которую потом убили. Не они!
– Боже, все даже хуже, чем я мог себе представить, – простонал дедушка, вызвавшийся ей помогать. – Ладно, надо подумать, какая часть правды тебе не повредит. Сейчас ты скажешься уставшей. И переночуешь в камере. А завтра я постараюсь тебя отсюда вытащить.
Глава 24
Эта дрянь, чье тело скользило сейчас вдоль шеста, по-прежнему его возбуждала. И он ничего не мог с собой поделать! И не потому, что у него давно не было женщины. Она была. Вчера. Визитка закрывшегося притона сохранилась в вещах. Случайно попалась ему на глаза. И он набрал номер. И, странно, ему ответили.
– Да, конечно, можно девочку, – ответил ему приятный женский голос. – Несколько изменились условия. Сейчас только на адресе клиента. Или в машине клиента. Вас устроит?
Машины теперь у него не было. Он оставил ее бывшей жене.
– Можно на адресе.
Он продиктовал. Она записала, назвала цену и время.
– Если захотите продлить, платить придется дополнительно. Если будете не один, двойной тариф. Если захотите разговоров по душам, плюс двадцать процентов от основного тарифа, – перечислила она ему условия.
– Разберемся на месте, – ответил он.
Девочка пришла вовремя. Красивая, стройная. В его вкусе. Двойного тарифа не случилось, но вот двадцать процентов за разговоры пришлось доплатить. Потому что она хорошо знала Ангелину. И не очень хорошо к ней относилась.
– Я тебе, красавчик, про нее такого могу наговорить! Двадцати процентов доплаты будет мало, – улыбалась девушка, пряча деньги в сумочку.
– Разберемся, – проговорил Игорь, развалившись поперек разложенного дивана. – Ты рассказывай…
Многое из того, что она ему рассказала, не было для него секретом. Но вот кое-что оказалось новостью.
– Да… Никогда бы не подумал, – пробормотал он, добавляя денег. – Она, оказывается, еще хуже, чем я думал.
– Конченая дрянь, поверь мне. Ничем не брезгует!..
Денег после визита проститутки оставалось как раз на посещение клуба. За любимое место заплатить и на пару коктейлей. А если ограничиться пивом, то можно заказать и приватный танец. Очень ему хотелось ее публичного унижения. Очень!
Она бы села к нему на колени, терлась бы о него телом, а он бы шептал ей гадости. И еще рассказал бы ей то, что ему удалось узнать. Интересно, как она отреагирует? Соскочит с его коленей? Убежит? Расплачется прямо в зале? Но за это ее накажут работодатели. Он оплатил ее, будь любезна терпеть.
Приватного танца не будет, понял он, наблюдая за тем, как ее тело в блестящих крохотных трусиках извивается вокруг шеста. Он все еще слаб перед ней. Он все еще ее хочет. Она это почувствует и унизит его, а не наоборот. Публично унизит, как прежде. Нужно как-то иначе.
А что, если…
А почему, собственно, нет? Ее тайна, о которой ему теперь известно, могла бы стать прекрасным мотивом для шантажа. Пусть эта красивая шлюха отрабатывает. И он скажет об этом ей прямо сегодня. Прямо после ее танца. Он знал, как пройти к ней в гримерку незамеченным. Не раз следовал по пятам за Иваном Бугровым, который был безнадежно влюблен в Ангела. И знал его условный стук, на который Ангелина открывала, впуская Бугрова.
Игорь подозвал официанта и запросил счет. Чаевых оставил ровно столько, чтобы не обидеть парня, но чтобы и в памяти его не остаться. Встал и, лавируя между столиками, пошел в сторону туалетов. Поворот направо был не доходя до туалетных дверей. Узкий проем в стене редко когда освещался. Может, намеренно, чтобы не привлекать любопытных. Может, экономили таким образом. Этим проемом в стене начинался узкий коридор, который вел к гримерке Ангелины. Туда Игорь и свернул никем не замеченным.
Минуту стоял, привыкая к темноте. Потом медленно двинулся к узкой полоске света у самого пола. Дверь гримерки не примыкала к порогу вплотную, позволяя хоть как-то ориентироваться в темноте, чтобы не разбить себе лоб о шершавую стену. Дошел. Протянул руку, чтобы нашарить дверную ручку, и тут же замер.
Ангелина в гримерке была не одна. Она разговаривала. И не по телефону. У нее определенно там был собеседник. Но говорил тот так тихо, что Игорь не мог определить, мужчина это или женщина. И слов ее собеседника не смог разобрать тоже. Но Ангел точно психовала. Говорила громко, возмущенно.
– Мне плевать, что ты хочешь, понятно!
Минутная пауза, какой-то грохот. Игорь прислушался. Попытался распознать этот грохот. Не вышло. Ангелина могла стучать каблуками об пол, так разгневавшись. Или каким-то предметом по столу или в стену.
– Не надо мне угрожать, ясно! И шантажировать не надо!
Ого! Еще кто-то явился к ней сегодня, чтобы поприжать красивую дрянь? Не он один? Это точно не был Иван Бугров. Тот никогда не повышал голоса на Ангелину, но и не шептал подобным образом.
Снова послышался нераспознаваемый говор собеседника Ангела. Тихий, невнятный. Явно человек не был так разгневан, как хозяйка гримерки.
– Что-о?! – воскликнула вдруг Ангелина совсем рядом с дверью. – Ты в своем уме?! Долю тебе?! А вот это хочешь? Я тоже кое-что знаю, понятно? Рассказать?
– Расскажи, – попросил бестелесный голос чуть громче.
И Игорю показалось, что он его узнал – этот тихий голос. Он точно его слышал. Но…
Но этого не может быть! Зачем этот человек здесь?
– Убирайся, понятно! – не понижая тона, крикнула Ангелина, и ключ в замке трижды повернулся. – Я сейчас охрану позову!
Дверь нешироко распахнулась, из проема на пол и стену упал преломленный прямоугольник света. Но никто не вышел. Игорь вжался в стену в метре от светлого пятна. Прислушался. Показалось, что кто-то коротко вскрикнул. Ангел? Или ее гость? Потом странное шуршание, шаги – торопливые, тяжелые. Пятно света на стене сделалось темным ровно посередине, обретая человеческий абрис, который Игорь мгновенно узнал.
– Что происходит? – шагнул он вперед, сразу попав на свет, бьющий из гримерки. – Что здесь, черт побери, происходит? И что вообще ты здесь делаешь?
Перед тем как все его тело прошила невыносимая боль от чего-то острого, вошедшего в его левый бок, он успел заметить ноги Ангела, безвольно раскинувшиеся на полу гримерки. И, наверное, впервые она не позаботилась о том, чтобы поза ее выглядела соблазнительной.
Темнота накрыла его с головой. Он мог потерять сознание. А могло быть и так, что тот, кто напал на них – на него и Ангела, просто прикрыл дверь в гримерку. Оставил их умирать в этом тесном аду, где их никто не хватится. Скорее – второе. Убийца ушел, закрыв дверь, поэтому и темно. Игорь же все соображал. Ощущал боль и холод бетонного пола, на который он упал, зажимая рану в левом боку рукой. Он еще был в сознании. И никогда еще так остро не хотел, чтобы над головой раздалось:
– Всем оставаться на своих местах! Полиция!
Ее некому было вызвать. Их никто не хватится. Одна надежда на Ивана Бугрова. Но он обычно заходил к Ангелине позже. Почти на час позже. Когда уже публика начинала расходиться. За это время они истекут кровью и умрут. И он больше никогда не увидит своих детей и не попросит прощения у бывшей жены.
Только он виноват во всем, что случилось. И если даже она все подстроила, подсунув ему молодую соблазнительницу, виноват все равно он. Он не смог устоять. А жена просто догадывалась о его слабостях и сыграла на них.
Из зала доносилась громкая музыка, смех, крики, подбадривающие очередную танцовщицу. Они веселятся, а он умирает. Глупо и бездарно заканчивая свою жизнь, которую сам уничтожил. Если бы, движимый похотью, он не пошел сюда, а вернулся на съемную квартиру, он бы остался жить. Ненавидел бы Ангела всей душой, но жил бы. А сейчас…
Впереди раздались девичьи голоса. Несколько девушек ждали очереди в туалет, встав прямо напротив проема в стене, который вел в коридор, где он сейчас истекал кровью.
– Помогите… – попросил он и сам удивился, каким слабым стал его голос. Он чуть приподнял голову и постарался крикнуть: – Помогите…
– Кто-то кричит? – вдруг обеспокоилась девушка.
– Не выдумывай, – одернула ее подруга.
Он снова крикнул, и еще, и еще.
– Кричит же! Пошли посмотрим. Включи фонарик на мобильном.
Он готов был молиться на настырную девчонку, которая тащила подруг на его голос.
– Вечно ищешь приключений! – попытались ее остановить подруги. – А если там маньяк?
Он продолжал кричать, но силы истекали вместе с кровью из раны в левом боку.
– Мы не в лесу. Здесь толпа народу. Идем…
Они пришли, благослови, Господи, их любопытство! Свет трех фонариков сошелся пятном на его лице. Кто-то завизжал, кто-то охнул. А та – деловитая – тут же принялась вызывать полицию, призвав подруг бежать за охраной.
– Там… Там за дверью… – шептал он подбежавшим охранникам. – Там Ангел…
– Знаем. Нашли, – угрюмо ответил за всех один – самый крепкий и высокий. – Она умерла. Ты знаешь того, кто это сделал?
Вязкие мысли в его голове тут же потребовали от него молчания. Убийца мог быть связан с кем-то из тех же охранников. И мог прийти за ним, добить его. Да и сама охрана могла зажать ему рот и нос, чтобы доделать то, что не удалось убийце.
– Эй, эй, не отключайся… – его легонько пощелкали по щекам. – Ты видел, кто напал? Ты видел лицо?
– Не-ет, – просипел он и потерял сознание.
Потом была «скорая», полиция. Много машин с проблесковыми маяками. Толпа посетителей, которых вывели из клуба и попросили никуда не разъезжаться, пока их не опросят. Высокая худощавая женщина с каменным лицом просматривала записи с камер наблюдения, пытаясь распознать в мельтешащих лицах то, которое она могла бы смело начать подозревать. Ее молодой помощник, которого выдернули из койки, стоял за ее плечом и без конца подавлял зевки. И еще был крепкий молодой мужчина, сидевший на земле прямо у входа и рыдавший навзрыд. Его несколько раз пытались поднять, напоить водой, но он только отмахивался и без конца повторял:
– Почему я не пришел раньше? Господи, почему я не пришел раньше?!
Глава 25
Сегодня, рассматривая себя утром в зеркале, Хмельнова пришла к неутешительному выводу: она постарела и подурнела. За две недели, как за три года! Цвет лица серый, мешки под глазами не убирал ни один ночной крем. Косметика тоже не справлялась. А все почему? Потому что не случилось ее безмятежной дремоты в шезлонге под пальмами. Потому что они с Сережкой снова были в контрах. Потому что «банальное до тошноты» дело обернулось для нее провалом.
– Ты завалила расследование, Рита, – рычал ночью на нее полковник, позвонив ей уже после того, как тело Баловневой увезли из ночного клуба, Игоря Харина прямиком отправили на операционный стол, а она подъезжала к своему дому. – Ты начала не оттуда! Ты упустила главное…
– Что, товарищ полковник?
Их разговор затянулся, и она уже успела войти в свою квартиру и скинуть с ног балетки. А сумку снять с плеча и повесить на крючок вешалки в прихожей.
– Ты упустила причину убийства Сахаровой. Ты искала мотив для ее убийства, а оказалось, что убить хотели не ее. Ее просто спутали с Баловневой. Прав был этот, как его…
– Харин, – подсказала Рита, проходя в кухню, где оказалась включенной кофеварка.
Она – балда – забыла ее утром выключить, так спешила. И синий глазок весь день сердито моргал, поджидая ее возвращения. Она нажала кнопку, выключая.
– Да, ее давний воздыхатель оказался прав. Не ты, а он! Причин для убийства Баловневой было много больше, чем причин для убийства Сахаровой.
Она промолчала, полковник продолжил:
– Твоя версия с черными риелторами, Рита, катится ко всем чертям! Начинай все сначала!..
Она, конечно, могла бы возразить и напомнить полковнику, что в данный момент в камере сидит одна из соучастниц преступной группы, которую возглавлял покойный ныне Иван Грабов. И интерес этой группы к квартире Сахаровой почти доказан. Но она промолчала. Девушку еще не допросили. Неизвестно, каких сюрпризов ждать от ее показаний. Мария Илюхина, по паспорту – Нина Проскурина, сказалась то ли больной, то ли уставшей и попросила время до утра. Хмельнова просьбу адвоката услышала.
Утро должно было наступить уже через пять часов. Сейчас было два ночи. Она устала до такой степени, что, рухнув на диван в гостиной, отключилась мгновенно. А проснувшись по будильнику, не могла сразу вспомнить, почему она в брюках и блузке на диване, а не в пижаме на кровати. Вспомнив, помрачнела. Увидев себя в зеркале, помрачнела еще больше.
Под душем она простояла на десять минут дольше обычного, подставляя лицо то под прохладную, то под горячую воду. Почти помогло. Лицо порозовело, мешки под глазами немного подобрались. Но вот сами глаза…
Она уже не могла вспомнить, когда такими глазами смотрела на мир. Наверное, когда девушка сына шагнула с крыши, а он открестился от отношений, обвинив во всем мать – то есть ее. Тогда она испытывала не только чувство вины, что не сумела предотвратить трагедию, но и остро ощущала себя преданной.
Как-то не так она воспитала своего сына. Как-то неправильно…
В кабинете напротив капитана Андреева сидел незнакомый ей мужчина – довольно молодой, в легком костюме, аккуратно подстриженный. С кожаной папкой, которую он положил на край Диминого стола.
– Товарищ подполковник, вот к вам – Игорь Семенович – наркоконтроль, – представил гостя капитан, успев раздраженно закатить глаза, чтобы дать ей понять, как гость его достал.
– Доброе утро. Подполковник Хмельнова, – протянула она руку Игорю Семеновичу, поравнявшись с ним.
– Майор Гарин, – он вскочил с места, пожал ей руку и больше уже не присел. – Маргарита Сергеевна, так вышло, что наши с вами интересы пересеклись самым неожиданным образом.
Она вопросительно выгнула брови, не проронив ни слова. Но начала прозревать, что майор явился по делу об отравлении Грабова. Подробный отчет экспертов преподнес неожиданные сюрпризы. Оказалось, то, чем отравился Грабов, не было ядом.
– Мы уже брали Золотова по подозрению в распространении этого синтетического вещества, – рассказывал между тем майор, встав возле окна. – Но ему удалось в прошлый раз соскочить.
– Это когда был прикрыт бордель в его доме? – предположил капитан.
– Совершенно верно. Тогда прошла информация, что кто-то толкает эту опасную дурь. Поясню, чем она опасна…
Он достал из внутреннего кармана легкого пиджака свернутый вчетверо лист бумаги, развернул его и зачитал характеристики.
Читать бесплатно другие книги:
