Луна Верховного. Том 3 Эльденберт Марина
Любовь отца.
Любовь.
Я задохнулась от любви, которую Рамон вложил в собственное послание. Она не была похожа на то, что испытывала я, более сдержанная, но вместе с тем более надежная. Меня будто укрыло теплым одеялом, каменной стеной ото всех ветров. Эта сила прошла через меня и настолько меня напугала, что я инстинктивно закрылась, блокируя подобную трансляцию.
Она же не для меня!
И все разом прекратилось. Я осталась наедине с собственным смятением. Потому что никогда не чувствовала ничего подобного от Рамона по отношению к себе. Я вообще раньше его не чувствовала, если быть честной. Вот так. На полную.
Пока я размышляла об этом, Рамон вынырнул из сессии и уставился на меня так, будто решил в уме сложную математическую задачку. На которые мне совершенно точно плевать. На задачки и на его пытливые взгляды.
Я подрываюсь, приближаюсь к нему:
– Ну что? – Даже ладони вспотели от волнения. Ну же!
– Ничего не вышло.
Этого можно было ожидать. Но я надеялась, верила, что у него получится, и провал ударяет по мне больнее и ярче, чем его чувства.
– Я знала, – говорю я. – Но ты попробовал. Теперь моя очередь.
– У тебя тоже не получится. – Кажется, у меня в него веры больше, чем у него в меня.
– Это еще почему?
– Потому что я понял, что нужно. Точнее, кто. Мы оба.
– Нет, – вырвалось у меня прежде, чем я успела все обдумать. А следом на меня обрушились его недавние чувства. Его, мои. Все, к чему я прикоснулась в полной мере. И Рамон предлагает мне это повторить? Повторить без возможности закрыться, спрятаться от этой отцовской тоски и заботы по отношению к Саре.
Для верности я покачала головой, но тут же мысленно осеклась. Что я делаю? Из-за собственного глупого упрямства лишаю дочь возможности прикоснуться к нам, пусть даже ментально, через расстояние. Какая же я мать после этого?
Рамон же подлил еще масла в огонь:
– Нет так нет.
Чем добил меня окончательно. Если бы он спорил, я могла бы поспорить в ответ, а тут все время со мной соглашается. Бесит!
– Ты не станешь меня переубеждать? – спросила я.
– Я уже говорил, что это для тебя опасно, и совершенно точно не стану тебя заставлять.
Я прищурилась:
– То есть заставлять меня что-то не делать ты можешь?
– Только если это угрожает твоему здоровью и безопасности.
Он невозможный!
Я стягиваю туфли, плюхаюсь на постель рядом с ним и сажусь скрестив ноги.
– Давай покончим с этим! – командую и закрываю глаза.
– Ты же отказалась, – напоминает мой истинный ехидно.
– Я передумала. Я женщина, имею право. Если я не могу сделать это одна, придется делать это с тобой.
Покашливание Хантера свидетельствует о том, что мы устроили друзьям тот еще театр, поэтому я даже глаз не открываю, прошу:
– Али, начинай.
Моя рука оказывается сжата в теплой ладони Рамона. Я вздрагиваю, но не отстраняюсь: я готова пережить эти чувства заново, только бы почувствовать дочь. Пусть даже для этого придется почувствовать Рамона. Последнее меня пугает своей откровенностью. Потому что так нашу близость я не ощущала даже во время секса, когда раскрывалась под ним. Когда отдавалась ему без остатка.
Только, кажется, такие воспоминания, а точнее, чувства, которые они вызывают, совершенно не то, что нужно ему сейчас транслировать, и я сосредотачиваюсь на единственном якоре, единственном существе, которое меня сейчас волнует. На Саре. Под чарующий гипнотический голос Алиши погружаюсь так глубоко, как это только возможно, и тоже открываюсь, раскрываюсь, как делала совсем недавно, и задыхаюсь от силы Рамона, что вплетается в мою.
Сказать, что сейчас легче… вроде как я знаю, к чему готовиться. Но я все равно оказываюсь не готова. Наоборот, в этот раз все кажется острее, особенно, когда нет возможности закрыться. Точнее, она есть, конечно же, но я сама себя останавливаю, когда хочется инстинктивно сжаться, мысленно выстроить границы, запереть свое сердце и свой разум на замок. Я приказываю себе расслабиться, насколько вообще сила воли и расслабление могут сочетаться. Не могут, потому что даже спустя пару минут я похожа на сгусток нервов. Как в таком состоянии любовь дочери транслировать?
Дочь.
Сара.
Я должна думать о ней, а не о нашей связи с Рамоном. Но у меня ничего не получается, и когда я решаю, что не получится вовсе, то чувствую легкое поглаживание. Рамон гладит большим пальцем центр моей ладони, и это приводит меня в чувство, возвращает в реальность. Эта поддержка сейчас такая ценная для меня, и она позволят по-настоящему раскрыть сердце. Почувствовать тепло в груди, почувствовать мою волчицу, а вместе с ней волка Рамона. Это так красиво: наши звери сливаются друг с другом и срываются с места, убегая туда, где их дитя. Как же я забыла, что это и их дочь тоже!
Мое сознание летит следом за моей второй ипостасью: чувствами я с ней. С ней и с волком Рамона. Кажется, вместе мы пересекаем полмира, но на самом деле я этого не знаю. Мы все ищем-ищем на пределе своих возможностей, как единый зверь, до тех пор, пока не улавливаем тот самый аромат.
Запах нашей малышки.
Не знаю, существуют ли в ментальном мире, где может властвовать только сознание, запахи, но я совершенно точно его чувствую. Я замираю, а после всей своей сутью тянусь к ней. Не только я, Рамон движется за мной. Со мной вместе, и…
Если эмоции истинного пугают своей силой, то эмоции моей малышки врезаются в меня своей искренностью. Искренностью, на которую способны только дети. Особенно новорожденные малыши, которые пока еще не осознают этот мир, его законы. Для них не существует слов, для них есть только чувства. И то, что испытывает Сара, то, что я испытываю я через нее, точно не спокойствие и безопасность. Не радость счастливого и самого желанного в мире ребеночка.
Моя малышка еще не знает, что такое страх, но она совершенно точно успела познать одиночество. Она чувствует себя брошенной и ненужной. Покинутой. Она плачет, она ничего не понимает. Ее эмоции не просто врезаются в меня, меня словно снова режут наживую. Что с ней сделала Альма? Она же хотела особенного ребенка, так почему не дает ей хоть капельку тепла? Мне хочется рыдать и рычать одновременно, хочется броситься к ней, но воля Рамона становится между нами. Я будто вижу, как он качает головой, а затем «шагает» к дочери первым.
Я готова драться за мою малышку, но почти сразу осознаю, почему он меня не пустил: Рамон «обнимает» ее, обволакивает собой. Это только чувства, но он дарит нашей дочери защиту. Любовь. И я понимаю, что со своей яростью к Альме, своим отчаяньем сделала бы только хуже – напугала бы Сару. Нет, так я точно делать не стану, поэтому нахожу в себе любовь. Это оказывается просто, потому что мои чувства к ней самые чистые, самые яркие. Как только мать может любить свое дитя.
Я присоединяюсь к Рамону, «обнимаю» дочь тоже, и что-то меняется: она откликается. Сначала настороженно, а затем в ее эмоциях вспыхивает узнавание. Вспыхивает и будто взрывается фейерверком чувств. Здесь и радость, и любовь, и такая нежность в ответ, что меня просто затапливает этой нежностью.
Я не знаю, сколько это длится. Мне так хорошо. Нам всем так хорошо, где каждый на своем месте. Полная семья, как я и мечтала. Как, кажется, мечтала и Сара. В безопасности. В любви. И так до бесконечности.
Пока Рамон, ментально поцеловав Сару, просто не выдергивает нас оттуда. Насильно отрывает меня от нее.
Я резко возвращаюсь в реальность и врезаюсь в него всем телом, трясу за ворот рубашки.
– Нет! Нет-нет-нет. Верни нас назад. Верни нас к ней!
Теперь я рычу уже в реальности, но Рамону хоть бы хны. Он стена. Он крепость. Он сила. Поэтому он скручивает меня раньше, чем я успеваю выцарапать ему глаза.
– Венера, хватит! – командует он. – Ты и так потратила достаточно сил.
Это правда, возможно, поэтому сейчас я дергаюсь в его объятиях с потугами мошки, запутавшейся в паутине. Но там же моя дочь!
– Ей же страшно без нас!
– Знаю, – Рамон встряхивает меня, ловит мой взгляд. В его ответном даже больше ярости, чем во мне. – Поэтому мы должны найти ее.
– Мы уже нашли ее.
– В реальности.
– Как?! Как, если мы понятия не имеем, где она.
– Я бы не был так уверен.
– Что? – выдыхаю и переставая сопротивляться. – Что ты такое говоришь?
Рамон не отвечает, точнее отвечает, но не мне. Потому что Хантер за моей спиной интересуется:
– Сработало?
– Да. Я знаю, где моя дочь.
ГЛАВА 7
Рамон
Архипелаг Джайо.
Где еще могла спрятаться старая ведьма? Там, где до нее не доберется Артур и Волчий Союз. На одном из многочисленных островов, большинство из которых в принципе совершенно дикие и необитаемые. Иголка в стоге сена? Лучше сравнения не придумаешь. И найти Сару в другой раз было бы сложно, если не сказать невозможно. Но у него была связь. Точнее, у них с Венерой была связь.
Рамон пробовал дотянуться до дочери самостоятельно, ничего не получилось. Он чувствовал лишь свою истинную, то, как она закрывается от него, пытается отстраниться, отгородиться стеной, и все его силы уходили на попытки перелезть, преодолеть эту заслонку, прорваться сквозь ее нежелание соединиться с ним, быть с ним.
Венера не желала иметь с ним ничего общего. Но так получилось, что нечто общее у них с ней уже было. Некто очень маленький и напуганный. Нуждающийся в любви и защите. И ради дочери его nena готова была на все. Даже сложить оружие, перестать угрожающе рычать и скалить клыки. Она готова была заключить перемирие.
Это злило. Предки, это немыслимо злило. То, что его истинная была согласна принести себя в жертву, только бы освободить дочь. Но не ее самоотверженность, он сам жизнь положит ради Сары, если потребуется. Если потребуется! На самом деле, Рамон собирался жить. Ради дочери, ради своей пары, ради себя, в конце концов. После того, как он побывал на волосок от смерти, он совершенно точно планировал прожить еще как минимум лет сто. Счастливо и со своей семьей и умереть, зная, что оставил после себя таких же счастливых детей и внуков.
Но вот Венера его план не поддерживала. Она не желала его знать, всячески подчеркивала, что сделает все ради Сары, поэтому и согласилась на его помощь. Терпела его.
Венера всячески показывала, что его терпит. И терпит потому, что у него больше всего шансов отыскать Альму. Будь на его месте Микаэль, Артур или этот придурок Рауль, она бы так же приняла их помощь. Только чтобы найти дочь. У Рамона просто есть фора из-за его силы. Его возможностей. Еще он хочет найти Сару без условий и условностей. Защитить ее. Сделать это для Венеры, а не для себя.
Но его прекрасная nena ошибается. У Рамона свои мотивы. Он хочет спасти Сару ради их семьи. Хочет увидеть радость во взгляде его женщины. Хочет увидеть ее счастливой. Снова почувствовать ее эмоции.
Ее эмоции. Даже воспоминания о ее любви к их дочери разливались теплой волной в его груди. Предки, он готов выть от тоски и безысходности, даже убьет, наверное, за то, чтобы почувствовать хоть толику силы этих чувств к себе. И забрать всю эту боль себе, защитить свою малышку, несмотря на то, что она изо всех сил старалась изображать сильную и стойкую женщину. Точнее, Венера и была сильной, но нуждалась в защите, внимании и любви не меньше их новорожденной дочери. Если не больше!
Он почти оставил ее в Легории, убедил себя, что так будет лучше. Экрот защитил бы его истинную, а его супруга сделала бы все, чтобы Венера не чувствовала себя одинокой. Но nena решила иначе, отправилась за ним, вместе с ним, и Рамон разрывался между радостью и желанием оставить свою женщину в безопасном месте. Только могла ли она быть в безопасности вдали от него? Раньше Рамон считал, что он сам опасность, что его истинной рядом с ним светит только боль и разочарование. Но сейчас, после того, как он умер и воскрес, он не хотел расставаться с Венерой ни на одну минуту.
Интуиция, доставшаяся ему от предков, а, может, эгоистичное желание побуждало его взять истинную с собой. И по какой-то странной иронии, именно вместе они смогли не просто дотянуться до Сары, а найти ее. Пока Венера окутывала их дочь любовью, оставляла свое «сообщение», он считывал направление. На это ушла, наверное, тонна энергии, но теперь Рамон совершенно точно знал, где дочь.
На островах Джайо, куда они сейчас летели.
Венера отказывалась с ним разговаривать. Во-первых, потому что Рамон не сообщил ей о том, что собирался не просто связаться с дочерью, а определить ее местонахождение. Во-вторых, потому что вылетели они лишь на следующий день: он буквально заставил истинную отдохнуть и выспаться. Пригрозил, что ляжет с ней на одной кровати, если она не станет спать. К его огромной досаде сработало, Венера сделала все, только бы он к ней не приближался. Не притрагивался. Вздрагивала от любых прикосновений, от самых легких, невинных и даже случайных касаний. Это и злило, и одновременно придавало ему еще больше решимости разобраться с Альмой. Вернуть себе семью.
И совсем скоро он сможет это сделать.
Они долетели до Джайо ближе к вечеру следующего дня. Точнее, это на архипелаге был вечер, а в Легории уже давно глубокая ночь. Учитывая, что Венера все еще жила по прежним биоритмам, она не спала, когда они сели в аэропорте Хайла на материке. Дальше следовало добираться либо на вертолете, либо на катере. И Рамон понял, что после всего, что было, нескоро сядет в вертушку, тем более не посадит в нее Венеру.
Благодаря тому, что он настоял на отдыхе, истинная больше не выглядела так, будто вот-вот рухнет без сил: ушли темные круги под глазами, бледность, проявился легкий загар, который Венера приобрела в Вилемие. Она нравилась ему любой, но еще больше ему нравилось, что она чувствует себя отдохнувшей. Даже ее аромат изменился. Когда Рамон признал факт, что Венера важна для него, что она его истинная, что он влюблен в нее, ее аромат стал для него самым вожделенным запахом. Он мог почувствовать его на расстоянии. Он щекотал обаяние, призывал быть с ней, побуждал сделать ее своей. Волк внутри нее бесновался, желая воссоединиться со своей волчицей. И не объяснишь ведь своей звериной сути, что Венера пока не готова его принять. Признать истинным. Они будто поменялись с ней местами, и Рамон сполна почувствовал все, что испытывала его пара, когда он говорил, что ему важен и нужен только ребенок. Конечно же, он тогда сам себя обманывал, сам верил, что это правда.
А Венера? Говорит это лишь для того, чтобы причинить ему боль, отыграться на нем? Или действительно уверена в том, что между ними все кончено? О последнем Рамон старался не думать, сосредоточившись на своей единственной цели. На спасении дочери.
– Катер Зена уже в порту, – сообщил ему Хантер. – Я поплыву с тобой.
Рамон даже не собирался спорить по этому поводу: Прайер не только сильнейший волк, он умен и хитер, но главное, он на его стороне, и в таком деле от помощи отказываются лишь идиоты.
– А мы? – интересуется Венера. Впервые заговаривает с ним с тех пор, как он приказал ей отдыхать. Эта неугомонная женщина не желала терять ни минуты. Особенно после того, как Альма могла что-то заметить в поведении Сары. И спрятать ее.
Рамон придерживался другого мнения. При всей продуманности Альмы, она вряд ли могла даже предположить, что это возможно – настолько сильная связь истинных. Наверное, узнай Альма про эту связь, она бы охотилась не только на ребенка, на всю их семью. Их преимущество во внезапности.
– Вы с Али останетесь в гостинице, – отвечает Хантер. – Берн с ребятами за вами присмотрят.
– Нет, – заявляет его упрямая женщина. – Я должна плыть с вами.
Глаза Хантера вспыхивают синевой: кажется, упрямство истинной раздражает не только Рамона.
– Не мне объяснять тебе, насколько это опасно, Ви.
Но если в случае Рамона это оправдано – она его пара, то Прайер пусть держит свои эмоции при себе. Венера слишком много пережила, поэтому у Рамона вырывается утробное рычание, которое Хантер воспринимает по-своему:
– Ты серьезно хочешь подвергнуть опасности ее жизнь?
– Нет, – отрезает Рамон, – но это не значит, что можно обращаться к ней в таком тоне.
Обрадовавшаяся было истинная, хмурится:
– Ты не можешь оставить меня здесь.
– Поговорим наедине, – предлагает Рамон.
– Нет, – отвечает Венера слишком поспешно. – У меня нет секретов от друзей.
– Зато у нас есть секреты от вас, – заявляет до этого молчавшая Алиша. – Мне надо сказать несколько слов мужу.
Она хватает Хантера за руку и направляется к выходу из самолета. Они все-таки остаются одни, даже команда давно покинула салон. Это другой самолет, другой салон, но он навевает воспоминания о том, как он впервые вез Венеру домой, к себе на остров. Тогда его злило его притяжение к ней, ее важность в его жизни, но так же, как сейчас, Рамону совершенно точно хотелось шагнуть к ней, притянуть к себе и целовать. Целовать до тех пор, пока в голове у истинной не останется ни одной связной мысли. До тех пор, пока не начнут гореть губы. А чего хотелось ей? Он не на знал, потому что nena от него тщательно закрывалась.
– Предатели, – тихо цедит Венера, но ту же надевает на лицо маску спокойного безразличия. – Ты знаешь точное месторасположение логова Альмы? Можешь сходу взять и указать на карте? Только не лги, я сразу пойму, если так сделаешь.
– Мне незачем тебе лгать, nena. Мы договорились о честности.
Она морщится:
– Не называй меня так. Это… навевает ненужные воспоминания.
– Ничего не могу с собой поделать, – он криво улыбается. – Для меня ты всегда будешь моей малышкой.
– Я не твоя!
– Моя. Моя истинная. Хочешь ты этого или нет.
Что точно хочет сделать Венера, так это возразить, но он не дает ей такой возможности. Она совершенно права: они действительно теряют время.
– Этот спор бессмысленный.
– Согласна. Так что? Ты уже знаешь, где Сара?
– Нет, – качает он головой. – Я видел направление, а не конкретные координаты. Но это уже много. В юго-западной части немного необитаемых островов. Мы их проверим с помощью Зена.
– А если не получится, тогда что? Ты сам сказал, что Альма многие годы водила за нос весь Волчий Союз! Уверена, она идеально замаскировала свое логово. Может, у нее вообще подземный бункер? Или не знаю… Подводная лодка?
Он приподнимает бровь:
– Подводная лодка?
– Неважно, – отмахивается она и ловит его взгляд, смотрит в самое сердце. – Рамон, вдруг понадобится наша связь.
– Не понадобится.
– А если понадобится? Я должна быть рядом с тобой. Как же: все делаем вместе? Мы же пара, в конце концов…
В ней вспыхивает злость. Он резко шагает к ней, прерывая ее слова, кладет ладони на ее талию, притягивает так близко, что может теперь шептать слова губами в губы.
– Пара, Венера? Ты готова признать меня парой? Принять как своего истинного.
Она такого напора не ожидает, поэтому застывает в нерешительности. Одурманивая его своим ароматом, будоража близостью. Эта близость длится всего мгновение, давая Рамону надежду и разрушая ее, когда Венера приходит в себя и делает шаг назад.
Не готова. Ей не нужно это даже произносить, и так все понятно. И все вроде как он того хотел – она в безопасности, но почему же тогда так тошно?
– Это слишком опасно. Я достаточно потерял близких, чтобы потерять еще и тебя. Ты остаешься.
Он ставит точку в их разговоре и уходит.
ГЛАВА 8
Венера
Не знаю, чего я жду от Рамона. Но точно не того, что он оставит меня на материке. Не того, что отправится на поиски Сары один. После того, как сам позвал меня с собой. После всех его слов о том, что мы семья. Что мы пара. Поверить не могу, что он меня кинул! Использовал!
Да, именно использовал! Мы вместе дотянулись до Сары, вместе ее почувствовали, и искать, спасать должны вместе. Но верховный старейшина, пусть даже бывший, решил, что на этом его работа в команде окончена. И можно, прикрываясь заботой обо мне, оставить меня на материке. Да, именно прикрываясь, потому что я могла ему понадобиться для связи с Сарой! Наша связь вообще была единственной возможностью ее найти. Но Рамон все равно продолжал стоять на своем. В итоге у меня вовсе возникло ощущение, что он не хочет найти дочь. Иначе бы использовал все варианты. Я даже не против того, чтобы он использовал меня. Все ради Сары.
От такого откровения Рамон буквально озверел и больше со мной не разговаривал, а затем вовсе отчалил из порта.
– Они найдут ее, – обняла меня Алиша, когда я смотрела вслед уходящему катеру. Это была частная гавань и сейчас почти безлюдная, не считая нашей охраны. Не настолько живописная, как в Гэжеле, но красный закат был необычным и соответствовал моему настроению.
– А если нет?
Риторический вопрос, ответ на который я хотела знать, и одновременно не хотела. Больше всего на свете я желала обнять дочь, а один самоуверенный папаша стоял между нами.
– Надо верить в лучшее.
– Моя жизнь – сплошная задница, о каком лучшем ты говоришь, Али?
– Да ладно? – нахмурилась подруга. – И что по-твоему задница, Ви? Встреча с истинным, который в тебя влюблен? Твоя прекрасная дочь? Друзья, готовые пойти за тобой и в огонь, и в воду?
Кажется, я ее довела. Потому что на флегматичную Алишу это было не похоже, больше на яростную Чарли. И я почувствовала укол вины: все-таки за друзей и дочь я была благодарна. А вот насчет Рамона…
– Он не влюблен в меня. Он с самого начала заявил, что ему нужен ребенок.
– И ты поверила? – скептически хмыкает волчица.
– Эй! Ты как моя подруга должна быть на моей стороне.
– Я и есть на твоей стороне, – примиряюще вскидывает руки Али. – Если он тебя не любит сейчас, пускай полюбит. Вы истинная пара. Вы читаете чувства друг друга.
– У него сердца нет, нечем любить, – заявляю я, но, правда, уже не так уверенно. Я действительно считала чувства Рамона, когда мы объединились для поиска Сары. Но это же все равно были чувства к дочери, а не ко мне.
К причалу пристает еще один катер, поменьше того, на котором отчалил Рамон, из него выпрыгивает молодой чернокожий парень. А вот у его спутницы, которой он подает руку, кожа цвета светлой карамели и тонкая, как тростинка, фигура. Парень вервольф, а девчонка – человек. Ничего особенного, но она будто кого-то мне напоминает. Не пара, девушка. Но вряд ли здесь способен оказаться кто-нибудь из моих знакомых. Тем более таких молодых.
– Венера, возвращаемся в гостиницу, – командует Берн, и я киваю, отворачиваясь от парочки. Но не успеваю сделать и шага.
– Подождите! – кричит девушка на легорийском, явно направляясь в нашу сторону, и я ее узнаю. По голосу. Ее яркие волосы скрывает черная бандана, поэтому без вариантов.
Это Мишель.
– Венера, подожди! Нам надо поговорить!
Очень хочется сделать вид, что у меня проблемы со слухом. Потому что Мишель – точно не тот человек, которого я хочу сейчас видеть и слышать, тем более с ней разговаривать. Учитывая, обстоятельства нашего знакомства. Она же должна быть на островах! Так что забыла на материке? Вопрос не в тему, потому что рыжая решительно движется в мою сторону.
– Венера!
– Еще один жених? – интересуется Алиша. – Или… в данном случае, невеста?
– Очень смешно, – морщусь я. – Это бывшая подопечная Рамона.
Мишель подбежала уже достаточно близко, чтобы ее можно было игнорировать, но Берн преграждает ей дорогу. Правда, за ее спиной практически тут же будто вырастает ее темнокожий спутник, предупреждающе качает головой – вроде говоря взглядом: «не касайся, иначе останешься без рук и с переломанными ногами». Грозный он какой-то, дикий. Так как на лице Мишель явно читается решимость до меня добраться, то лучше покончить с этим по-быстрому. Еще одной драки я не хочу.
– Все нормально, Берн, – говорю я. – Это мои знакомые.
– Которые тоже хотят тебя увезти?
Они с Али сговорились, что ли? Юмористы. Хотя в случае с Берном, это, кажется, даже не шутка. Впрочем, неважно.
– Этот разговор будет коротким.
Я поворачиваюсь к рыжей имани. Она будто бы изменилась и не изменилась. На острове Рамона пряталась от солнца, а сейчас все ее лицо, шею и руки покрывают многочисленные веснушки пополам с золотистым загаром.
– Что ты хотела, Мишель? – Может, резко, но честно: не хватает меня на притворство.
– Поговорить, – повторяет рыжая.
Взгляд! Точно, взгляд изменился. Если раньше Мишель при встрече обдавала меня высокомерием и смотрела на меня с ненавистью, то сейчас эти все чувства ушли, оставив какую-то неуверенность и… что-то еще, что у меня не получается понять.
– Говори, – разрешаю я. Не отвяжется же.
– Наедине, – уточняет она.
– Странное требование. Здесь все вервольфы, они все услышат.
– Мне без разницы, – передергивает плечами Мишель. – Главное, чтобы у меня было ощущение приватности. – Она неожиданно складывает руки на груди в умоляющем жесте: – Пожалуйста.
Этот образ так не вяжется с гордой Мишель, что я слегка теряюсь. Не могло же похищение и жизнь у джайо так ее изменить? Или могло?
– В прошлый раз ты чуть меня не убила, – напоминаю я, отчего немного расслабившийся Берн снова подбирается.
– Не тебя, а твоего ребенка, – поправляет Мишель, – и я не собиралась никого убивать, это безликие меня использовали.
Мне хочется закатить глаза. Нет, мозгов у нее так и не прибавилось, но, как ни странно, с такой рыжей общаться привычнее.
– И я должна тебе верить теперь?
– Не должна, – качает головой Мишель, глядя мне в лицо. – Но я очень хочу, чтобы ты меня выслушала. У меня с собой нет змей или оружия, твоя охрана может проверить. Я прошу пять минут твоего времени. Это же немного? Потом я вернусь к джайо, и ты меня больше никогда не увидишь.
– А если нет? – хмыкаю я. – Ты будешь меня преследовать?
Лицо Мишель становится по-детски обиженным. Да, мы обе понимаем, что я сейчас могу уйти, и тоже никогда ее не увидеть. И это сочетание: собственной власти и обезоруживающей искренности рыжей странным образом заставляет меня согласиться.
– Ладно, – киваю. – Но будешь снова говорить гадости, я развернусь и уйду. Мы пройдемся по набережной, – поворачиваюсь к Берну. – Можно?
– Только недалеко, – хмурится мой телохранитель.
Мы с Мишель отходим, но я замечаю, как рассредотачиваются остальные вервольфы, практически заключая нашу пару в кольцо. Хотя больше Мишель их беспокоит сопровождающий ее мужчина. Я могу их понять: выглядит он устрашающе, даже не выглядит, чувствуется. Силу альфы ни с чем не спутать, несмотря на молодой возраст. Это и есть тот самый Зен, о котором рассказывал Рамон? Он не представился, за все время он вообще не произнес ни слова. Не владеет нашим языком?
Впрочем, какое мне до этого дело? Я-то и на разговор с рыжей согласилась из любопытства, точнее, из-за нервов, и чтобы не возвращаться в отель раньше времени и маяться там в ожидании вестей от Рамона. С учетом того, что маяться я могу несколько дней, а так хоть на эту девчонку отвлекусь! Не буду психовать и волноваться за дочь хотя бы пять минут.
– Я хочу извиниться, – начинает сразу Мишель и тараторит, будто боится, что отведенное время истечет слишком быстро, прежде чем она успеет все сказать. – За то, что говорила гадости раньше. Я ревновала Рамона к тебе. Я считала его своим, хотя он никогда моим не был. Прости, пожалуйста, за это. За все мои слова и поступки. Я не хотела навредить ребенку. Тем более ребенку Рамона. Это меня не оправдывает, но сейчас я раскаиваюсь в своих поступках.
– Это больше не имеет значения, – говорю и действительно верю в свои слова. Ревность Мишель теперь меня не трогает. Какая разница, что там было, когда есть дела поважнее.
– Для меня имеет! Я хотела начать с чистого листа, и у меня получилось. Но я хотела отпустить прошлое, и, когда узнала от Зена, что ты прилетела с Рамоном, я не могла не воспользоваться шансом.
– Чтобы очистить совесть?
– И поэтому, – краснеет рыжая. – И для того, чтобы рассказать, что я теперь знаю, что такое истинность. Что такое любить не из благодарности, а просто потому что между вами крепкая связь. И страсть, и нежность.
Мишель краснеет еще больше, а в ее взгляде такое мечтательно-обожательное выражение, что с ней сразу все становится ясно. Вспоминая, как она сходила с ума по Рамону, Зена становится почти жалко. Хотя если эти подростки нашли друг друга, то, наверное, за него можно порадоваться.
– Я завидовала тебе, – продолжает Мишель. – Страшно завидовала.
– Из-за Рамона? – вырывается у меня.
– Из- за него тоже, но и потому, что только ты смогла сделать его счастливым.
– Это не так Мишель, – качаю головой. – Просто ему нужен был ребенок.
– Ребенок? – улыбается рыжая. – Нет. Он мог получить ребенка от меня или от любой другой женщины. Но он захотел ребенка от тебя. Рамон говорил, что преодолел несколько островов, а потом выступил против племени Зена?
– Из-за тебя.
– Из-за тебя! Точнее из-за катера. Он мог остаться, стать мужем жрицы джайо, но предпочел вернуться.
– Что?! – кажется, мы с моей волчицей обе в шоке. Она из-за ревности, я за компанию.
Мишель выглядит пристыжено, будто лишнего сболтнула.
– Да, он очень понравился одной нерене, но его интересовала только ты. Всегда только ты. Он рвался к тебе.
Я могу поклясться, что сейчас волчица внутри одиноко завыла, а у меня, кажется, дрогнуло сердце. Насколько это правильные слова, те слова, которые мне бы хотелось услышать. Раньше так точно. Но разом меня охватывает и другое чувство. Колкое, болезненное. Что, если Рамон не хотел брать меня с собой на земли джайо из-за этой жрицы? Может, он не только о моей безопасности заботился?
– Это все? – интересуюсь я холоднее, чем, возможно, стоило.
– Нет, – качает головой Мишель. – Я хочу, чтобы ты меня простила. Ты простишь меня?
Я удивленно моргаю. Зачем ей мое прощение?
– Зачем тебе мое прощение?
– Потому что из-за меня вы с Рамоном разлучились. Он застрял здесь и не успел, когда ты рожала.
А Мишель в курсе новостей, понимаю я.
– Он успел, – разочаровываю ее. – Просто не сумел защитить.
Глаза у рыжей круглые-круглые, но все объяснять мне не хочется.
– Мне не за что тебя прощать, – говорю, – но если тебе нужно мое прощение – держи его.
– Спасибо! – Девчонка неожиданно бросается ко мне, обнимает. Вижу, что один из вервольфов бросается к нам, и вскидываю руку в предупреждающем жесте, мол все нормально, просто Мишель бурно выражает свои эмоции.
– Ты меня задушишь, – рычу я, и она ослабляет хватку.
– Прости! Спасибо-спасибо. Что я могу для тебя сделать? Мы теперь семья, я сделаю для тебя все, что угодно. Все, что смогу.