Луна Верховного. Том 3 Эльденберт Марина

ГЛАВА 10

За нами следуют другие вервольфы, те, что были у пирамид. Я не знаю, почему они нам помогают, да и не интересует это мою волчицу. Она сосредоточена на своем волчонке, только о нем и думает. А я могу только отмечать длинные тоннели, по которым мы устремляемся, удаляясь от берега. Быстро бежим по скользким камням до металлической заслонки, плотных дверей, похожих на те, что в современных лифтах.

Бункер.

Эта преграда заставляет волчицу нервничать, топтаться на месте. Потому что она готова перегрызть глотку за свое дитя, но двери, надежней тех, что у сейфов, ей не пройти. Мне в облике человека, в общем-то, тоже. Потому что у меня нет доступа к бункеру Альмы.

Ни у кого нет.

Я в панике оглядываюсь на Рамона, а он внезапно перекидывается. Тело волка уменьшается в размерах, превращая его в мужчину. Но не отменяет его силы и угрожающей ауры.

– Альма! – зовет он, подходя к темному экрану на панели рядом с входом в бункер. – Я знаю, что ты меня слышишь. Что ты знаешь, что я здесь. Как я знаю, что ты там, за этой дверью.

Минуту ничего не происходит, и мне кажется, что она не ответит. Притворится, что никого нет дома. Моя волчица в волнении едва не начинает рыть лапами землю. Как вдруг экран оживает, вспыхивает голубоватым свечением, и я подаюсь вперед. Изображение черно-белое, а качество не самое лучшее, но это точно Альма, и она прижимает к себе небольшой сверток.

Сара!

Мое сердце пропускает удар, в который раз за этот бесконечный вечер. Мой взгляд прикипает к экрану, а злость течет по венам, когда малышка начинает хныкать. Звериная, яростная. Волчица хочет разорвать горло этой женщине только за то, что ее волчонок плачет. А Сара плачет, хнычет на руках у Альмы, которая в свою очередь пытается ее успокоить:

– Тише-тише, крошка. Мамочка с тобой.

Мамочка?! Сомнительное заявление, и я не сдерживаю угрожающего рычания, клацнув зубами. В этом мы с волчицей солидарны.

– Здравствуй, Рамон, – наконец-то обращается она в камеру. – Не ожидала, что ты так быстро найдешь меня.

– Думаю, ты вообще рассчитывала, что тебя никто не найдет.

– Я не настолько наивна, чтобы поверить, что ты бросишь поиски дочери. Но верила, что у меня есть несколько лет. Пока Афина подрастет.

– Ее зовут Сара. – Голосом Рамона можно кости ломать, столько в нем мощных чувств.

– Мне без разницы, как ее назвал ты, дорогой. Теперь она моя дочь, и я придумала ей более подходящее имя.

Альма укачивает мою дочь, и она перестает плакать. Моему материнскому сердцу это и радостно, и одновременно мне хочется проломить эти слои бетона и металла, чтобы наконец добраться до нее. Я даже не знаю: это больше мое желание или Рамона?

– Открой дверь, – приказывает он опасно-спокойно.

– Я не настолько наивна, чтобы это сделать, Рамон.

– Открой, и я тебя не трону.

Она качает головой:

– Но заберешь Афину.

– Конечно. Я заберу Сару, потому что она моя дочь.

Альма прижимает мою дочь к груди, и Сара снова захлебывается в плаче. Это разрывает нам с волчицей сердце. Я утробно рычу, и Альма переводит взгляд на меня.

– Венера? – Ее удивление быстро сменяется радостью, что лично для меня тот еще показатель ее психического состояния. – Это же Венера!

Чего ты радуешься, тварь?

– Не думала, Рамон, что ты привезешь с собой свою пару. Очень недальновидно с твоей стороны. Вдруг с ней что-то случится? Что-то непоправимое.

Я смотрю на Альму, и понимаю, что весь ее уверенный вид – бравада. Потому что мы ее нашли. Прижали к стенке. Загнали в угол. Но Рамон, кажется, не настолько беспечен, потому что закрывает меня собой.

– Открой дверь, – повторяет он приказ. – Ты не сможешь сидеть там вечность, Альма. Тебе нужно пополнять запасы еды и воды, а вот мы можем и подождать.

– Ждите, сколько вздумается, – отвечает она и выключается.

Я бросаюсь на дверь, но Рамон меня удерживает: просто перехватывает меня, как собаку какую-то. Я клацаю зубами возле его лица, за что получаю угрожающее рычание и взгляд, которым меня будто пришпиливает к камням. Волчица не пойдет против своего волка и спорить с ним не станет. А я стану, поэтому перекидываюсь в два счета. Почему в два, а не в  один? Потому что это оказывается не так легко, как обычно. У меня перед глазами темнеет, это я рядом с Ману была смелой, в эйфории, а вот обратное превращение заставляет меня вспомнить последний раз, когда я снова становилась человеком.

После родов. Когда хотела увидеть малышку.

Но это мгновенное помешательство, оно не имеет значения. Все, о чем я могу думать, о ком могу думать – это Сара. Сара на руках у бессердечной твари, которая хотела и меня убить, и Рамона. Последнему, кстати, не по душе мои трансформации туда-сюда.

– Тебе лучше оставаться волчицей, Венера.

Нашелся советчик!

– Надо что-то сделать, – говорю. – Вдруг у Альмы там запасной ход. Пока мы тут, она сбежит.

– Если бы могла, она бы не стала с нами разговаривать, – обнимает меня Рамон, снова прикрывая меня ото всех. – Но на всякий случай я попросил Хантера оцепить весь остров. Она не пройдет.

Он кивает темно-шоколадному волку, и тот убегает в сторону выхода.

– Что если она навредит Саре? Использует ее ради шантажа…

Рамон кладет ладони на мои плечи и ощутимо встряхивает меня:

– Nena, дыши. Дыши глубже. Она считает нашу дочь своей, поэтому не навредит ей. Ты же видела. Она сумасшедшая, но защищает Сару.

Подчиняясь его словам, которые медленно проникают в мое сознание, я делаю глубокий вдох и такой же длинный выдох. Мне на минуточку становится легче. Хотя я продолжаю дрожать и даже не возражаю против объятий истинного. Не сейчас точно.

– Что… Что мы будем делать? – интересуюсь сбивчиво. – Штурмовать?

Рамон поворачивается ко входу в бункер:

– Бесполезно. Это очень прочные двери.

– Ждать? Но тогда еда и вода может закончиться не только у Альмы и у тех, кто там внутри, но и у Сары!

– Я знаю об этом, – мрачнеет он. – Дай мне немного времени.

– Хоть все время мое забери, только убери эту дверь между мной и дочерью, – прошу я.

«Немного времени» оборачивается часом или около того. Часов у меня, естественно нет, а здесь, в пещерах, да еще ночью, приходится полагаться исключительно на внутреннее чутье. По просьбе Рамона я перекидываюсь в волчицу и нетерпеливо слоняюсь по тоннелю. Истинный тоже перекидывается и вместе с другими вервольфами действительно пробует протаранить вход в бункер. Но сколько бы волков не было, какими бы мощными они не были, двери выдерживает: на них остаются лишь царапины.

Безрезультатно.

Как и попытки набрать на панели код доступа. Это действительно будто сейф. Но я готова ждать. Бдеть в этих коридорах неделями, если понадобится. Главное, у меня есть знание, что с Сарой все хорошо.

– Зачем ей это место? – интересуюсь у Рамона, принимая в очередной раз человеческий облик. – Почему именно здесь? На землях джайо.

– Формально эта территория никому не принадлежит. Да, Илайя присматривал за ней, но здесь всегда жили дикари. Здесь нет камер, Волчьему Союзу не так просто отследить то, что здесь происходит.

Волчий союз!

– Альма не позвонит им? Не попросит помощи?

Как-то совсем не хочется, чтобы на нас и весь этот остров сбросили ракету.

– Не думаю, – мотает головой Рамон. – Она лучше всех знает, что официально ее ждет суд и суровое наказание. Неофициально – Артур ей подобного не простит, так что до суда она вряд ли доживет.

– Даже не знаю, сочувствовать ей или сдать на руки Союзу, когда мы все-таки откроем эту консервную банку.

– Кровожадно, – коротко усмехается Рамон.

– Это все материнский инстинкт.

И снова эти объятия, которым я не противлюсь. Да и зачем? Сейчас как никогда хочется чувствовать поддержку друг друга, и Рамону это нужно не меньше, чем мне. Я обнимаю его. Как-то неловко, но обнимаю.

– Опять эта стена, – горько выдыхаю я. – В прошлый раз была между тобой и мной.

– Была? – переспрашивает он, утыкаясь носом мне в шею.

– Когда ты был здесь, а я пыталась до тебя достучаться.

– Я думал, ты о той, что между нами сейчас.

Продолжать этот разговор я точно не хочу: куда-то не туда он сворачивает. Лучше говорить об Альме и Саре.

– Она давно это планировала, да? Чтобы вы с Мишель сделали ребенка и отдали ей.

– Я бы не отдал своего ребенка, – холодно отрезает Рамон.

– Как видишь, для Альмы это никогда не было помехой.

– Очевидно, ты права.

Я тяжело вздыхаю:

– Я с удовольствием бы ошиблась.

– А я ведь даже не был с ней знаком, когда это все началось. Когда она взялась перестраивать мою жизнь. Сначала избавилась от отца, потом сделала все, чтобы Сиенна меня ненавидела… – Рамон осекается, но я кладу руку ему на плечо.

– У нее не получилось.

– У Альмы?

Это тоже опасная тема, но я начала ее сама.

– У Сиенны. У нее не получилось тебя возненавидеть. Кажется, у нее по-прежнему к тебе чувства. Несмотря ни на что.

– Только я ничего не чувствую к ней. Было глупо спутать юношескую влюбленность с истинностью. Это совершенно другое. Теперь я вижу разницу.

Мой пульс откровенно частит, когда он проводит по моей щеке, и это слишком близко. Слишком опасно. Поэтому я делаю шаг назад, отхожу к двери и панели.

– Жаль, мы не знаем кодов доступа. Это может быть все, что угодно.

Я говорю это просто так, чтобы стереть эту неловкую паузу между нами. Хотя, если быть до конца честной, стереть отсутствие этой самой неловкости. Говорить с Рамоном, молчать с Рамоном одинаково уютно, будто эта функция идет в комплекте с истинностью. Но он шагает за мной со словами:

– Ты права!

– Я права? В чем?

Что-то я совсем потеряла нить нашего разговора.

– Что Альма давно это спланировала. С тех пор, как узнала, что я унаследовал ген предков.

Я чувствую его. Мы будто до сих пор связаны, и все чувства Рамона передаются мне. И сейчас в нотках суровой сосредоточенности я улавливаю перемены. Предвкушение. Надежду? Это определенно надежда, но я по-прежнему ничего не понимаю.

– И? Как это нам поможет?

– Потому что я хорошо знаю Альму, она психопатка, но как любой психопат сентиментальна.

– Сентиментальна? – приподнимаю брови.

– Помешана на значимых цифрах. И если моя догадка верна, код доступа такой.

Рамон быстро набирает число на экране.

– Что это? – спрашиваю хрипло. Даже в горле пересыхает от волнения.

– Дата нашего с Альмой знакомства, – быстро объясняет он, а экран вдруг вспыхивает надписью «Доступ разрешен».

Желание спрашивать, откуда Рамон помнит дату или что-то вроде этого, отпадает сразу, когда толстые двери начинают отъезжать в сторону, как автоматические ворота. Меня тут же подхватывают и оттесняют в сторону, к стене пещеры, прикрывая собой. Я не успеваю даже пискнуть. Но за дверью достаточно узкий, длинный и ярко освещенный коридор. Тихий. Никто его не охраняет, он выглядит безопасно. По крайней мере, на первый взгляд.

– Рамон, я иду с тобой, – шиплю я.

– Нет, Венера.

– Да-да, – я буквально повисаю на нем, вцепившись в плечи. – Пожалуйста. Мы должны идти вместе. Мы сила, когда мы вместе.

Он смотрит на меня зло, с отчаянием, но уже по взгляду истинного я понимаю, что победила.

– Хорошо, – кивает он. – Но ты пойдешь в конце, волчицей, с Хантером.

Я и не заметила, как друг оказался здесь – огромный серый волк с сияющими синим светом глазами. Очевидно, кто-то уже сообщил ему, что мы вскрыли бункер. Спорить – только время терять, а Альма уже в курсе, что мы вторглись в ее домик, так что я вместо ответа снова отдаю контроль волчице.

Коридор оказывается не настолько длинным – это обман зрения из-за света, мы преодолеваем его за пару минут. Дверь в конце открывается просто, с помощью нажатия кнопки, как лифт. Но за ней нет лифта. За ней большое помещение, похожее на дом без окон. На какой-то безумный дизайнерский дом из камня и металла. И в этом должна была жить и расти моя дочь? Р-р-р!

Но рассмотреть подробности у меня не получается: наших волков атакуют. Откуда-то появляются люди в черной одежде, их лица прикрыты, а в руках у них оружие.

Безликие.

Резкий звук автоматной очереди и рев раненого зверя вспарывает гудящую тишину кондиционеров, и воздух мгновенно наполняется ароматом крови. Волки в долгу не остаются, и крови становится больше. Крови, яростного рычания, человеческих воплей боли. Две противоборствующие стороны схлестываются стенка на стенку, сталкиваются друг с другом, как волна с берегом.

В памяти вспыхивает воспоминание о том, как Рамон прикрывал меня собой, и на меня находит ступор. Разве что сейчас меня закрывает собой Хантер. Я замираю, мое тело подрагивает, хотя мозг, инстинкты велят бросаться вперед, спасать ребенка. Спасать истинного.

Вдруг Рамона ранят? Или убьют? Где он вообще?

Но я вижу его практически сразу: огромный волк бросается сначала на одного безликого, перегрызая ему горло, затем прыгает на другого. Кажется, сейчас пули даже не могут его задеть, я чувствую его ярость, но не боль. Они проскакивают мимо – настолько быстро он движется. Они все движутся слишком быстро для вервольфов, понимаю я. Этот отряд, эта стая – они дети имани, нерен. Лучшие представители нашей расы. У безликих нет шансов, и битва заканчивается за несколько бросков злых яростных хищников.

Снова наступает тишина, и в это мгновение откуда-то из глубин этого бункера доносится детский плач.

Сара, хочу сказать я, но с губ, естественно, срывается протяжный вой. В ответ на это, на зов нашей дочери, истинный срывается туда, проломив дверь, за которой держат малышку. Я тоже бросаюсь туда, к проему, в котором скрылся волк Рамона, но Хантер преграждает мне дорогу. От него не разит кровью, бывший чемпион Волчьего ринга не участвовал в битве, потому что все время прикрывал меня. Но сейчас это лишено смысла. Мы победили!

– Хантер, пусти! – я снова перекидываюсь в человека. – Мне нужно к Рамону.

Друг следует моему примеру, а я, кажется, уже скоро привыкну к этим перевоплощениям туда-сюда. Хотя это и не самый приятный процесс в мире.

– Он сам справится. – Голос у Хантера уверенный и строгий, таким он, наверное, вразумляет своих студентов, а хватка волчья. Мне с ним не справиться. – Подожди пару минут.

– Почему он не выходит?

Я волчьим слухом слышу голос Рамона и, кажется, голос Альмы, но разобрать, о чем они говорят, у меня не получается. Почему он вообще с ней болтает? И почему Сара до сих пор плачет? Прислушиваюсь к его чувствам, но они сейчас на замке. Рамон снова от меня отгородился.

– Хантер, мне надо к моему истинному и дочери. Пожалуйста, пусти.

– Нет, Ви. Истинная – это все. Это самое дорогое.

– Дети – это самое дорогое, – ощетиниваюсь я. – Просто у тебя их пока нет.

Взгляд Хантера превращается в сочувствующий, а я стараюсь поглубже спрятать злость и раздражение. Потому что они мне сейчас не помощники. А кто помощник? Только я сама. Мужчины же явно вознамерились защищать меня несмотря ни на что.

– Хорошо, – говорю, опустив глаза в пол и покачнувшись. – Тогда давай отойдем хотя бы в тот коридор, меня уже тошнит от этих запахов.

Хантер облегченно вздыхает и действительно отводит меня в сторону. Правда, расслабленности в нем ни на каплю: собран, по-прежнему готов к битве. Но не со мной же ему драться? Поэтому, когда вервольф все-таки отвлекается, на долю секунды оглядывается на снующих туда-сюда, вынюхивающих здесь все волков, я проскальзываю мимо него. Точнее, хочу проскользнуть, но Хантер крепко хватает меня за руку, дергает назад.

– Венера! – рычит он очень похоже на Рамона. Но я не теряюсь: в одно мгновение перекидываюсь. Моя рука превращается в волчью лапу, и остаточной волной оборота Хантера будто отталкивает от меня. Это дает мне крошечную фору. Но дает!

Я уже на всех лапах несусь к заветной комнате, и врываюсь туда, практически врезаюсь в бурого волка, что пришел с Рамоном. Отпрыгиваю, оцениваю обстановку и расставленные как в шахматах фигуры.

Это спальня. Да, такая же каменная и металлическая, как весь бункер, но с круглой кроватью, пейзажем маслом на всю стену вместо окна, с детской кроваткой с прозрачным балдахином и каруселью игрушек над ней. Рядом с этой кроваткой как раз стоит Альма: в одной руке у нее ревущая малышка, а в другой какой-то странный пистолет с длинной толстой иглой – с таким можно охотится на слонов, не то что на вервольфов. И она держит это оружие над моей дочерью!

– Венера, – радостно оскаливается мне Альма. – Так и знала, что ты придешь ко мне. И не одна.

Это она про Хантера, который недобро дышит мне в спину.

– Добро пожаловать на нашу вечеринку! Для вновь прибывших объясняю, что в ваших же интересах не делать резких движений. В этой игле яд, который убьет даже большого волка. Не говоря уже о маленьком.

ГЛАВА 11

На мгновение у меня темнеет перед глазами. Волна ярости, смешанная с отчаянием, поднимается в груди, сметая все на своем пути. Перекидывание обратно в человека дается мне в секунду: наверное, я еще никогда не трансформировалfсь так быстро, но адреналин в крови и материнский инстинкт делают это возможным.

Я перекидываюсь в ту, что способна говорить, в ту, у которой человеческие черты, но мой голос все равно похож на рычание:

– Как ты смеешь угрожать моей дочери? Как ты смеешь ей прикрываться?

Ярости во мне столько, что кажется – одно неосторожное движение, и я взорвусь, словно припрятанная кем-то, потревоженная мина. В какой-то момент я даже понимаю, что это не только мои чувства, но и эмоции Рамона тоже. Тревога за его крошку пополам с желанием убивать. Где-то здесь можно встретить и отголоски гнева на меня, за то, что прибежала сюда. За то, что сейчас я уязвимый человек. И он тоже человек, все остальные джайо и Хантер сохраняют звериный облик, Рамон же перекинулся. Но если верить этой ведьме, похитившей Сару, сейчас мы все уязвимы, а если не верить… Предки, прошу, пусть она всего лишь блефует!

Альма то ли совсем безумна, то ли еще на что-то надеется, потому что просто пожимает плечами:

– Вы не оставили мне выбора. Ворвались в мой дом, убили мою охрану, а теперь вот окружили меня с дочерью.

– Мое предложение все еще в силе, – говорит Рамон, делая шаг и заслоняя меня собой. Как будто это самый естественный жест.

«Уходи, Венера. Я все решу», – отчетливо раздается его голос в моей голове. Я даже вздрагиваю от неожиданности, мне кажется, все это слышат. Альма тоже. Но она никак не реагирует на эти слова.

– Мы с тобой похожи, Рамон. Иногда я даже представляла, что ты мог бы быть моим сыном. Ты не бросаешь слов на ветер. Так и сейчас: я не открыла двери, не отдаю тебе дочь. Мы с тобой знаем, что ты со мной сделаешь, когда до меня доберешься.

«Я нужнее здесь», – отправляю в ответ, правда, совсем не уверена, что он получит «сообщение». Хотя судя по тому, что Рамон сильнее сжимает кулаки, он мое мнение услышал. А до меня доходит, зачем я здесь, и зачем нам эта связь.

– Мы с тобой совсем разные, Альма, как бы тебе ни хотелось верить в обратное. Я не убийца и никогда им не был. Я не манипулирую жизнями других людей или вервольфов. Не краду чужих детей. Не посылаю убить истинных.

– Это было огромной ошибкой, – поджимает губы Альма. – Попытки убрать Венеру. Откуда же я могла знать, что у истинных пар рождаются такие удивительные дети. Вы знали, что она уже способна перекидываться в волчонка?

Что? Способность у вервольфов к трансформации проявляется ближе к году, до этого времени это считается невозможным. Если вервольф рождается волчонком, то до года он таким и остается. Если человеком, то ничем не отличается от обычного младенца, как Сара сейчас. Сара и родилась просто девочкой, несмотря на то, что я сама перекинулась в волчицу. Такой она и должна была оставаться. Поэтому то ли Альма бредит, то ли Сара – самая удивительная девочка в мире.

– Мама тоже ошибается. Да, моя маленькая? – пытается она укачать хныкающую малышку. – Я едва тебя не лишилась, но это все в прошлом. Мама не повторит своих ошибок, будет с тобой всегда.

– Если ты ей мать, то почему не можешь успокоить? – спрашивает Рамон.

– Это все из-за вас, – шипит Альма. – Вы заставляете ее нервничать. Все вы.

И это, к сожалению, так. Мое сердце разрывается на части от ее плача.

Я стараюсь отвлечься от их разговора. Потянуться к моей доченьке, успокоить ее. Мама рядом. Мама здесь. Настоящая, а не эта психопатка. Я открываюсь сердцем, пробуждая в себе самые светлые, самые теплые чувства, и будто обнимаю свое дитя. Это срабатывает почти мгновенно: Сара перестает хныкать, расслабляется и даже засыпает.

– Успокоилась, – удивленно говорит Альма, отвлекаясь на младенца.

– Почувствовала присутствие истинной матери. – Рамон меня почувствовал. Конечно, он почувствовал. Эта связь теперь одна на троих, и у меня теплеет в груди. Несмотря на все это напряжение, меня окутывает этим теплом и нежностью.

Но Альму такой расклад не устраивает:

– Что вы сделали? – рычит она. – Почему она без сознания?

Если бы только рычала! Еще и оружием размахивает, отчего мне еще сильнее хочется впиться ей в глотку.

– Она просто уснула, Альма. – Не знаю, какой ценой дается спокойствие Рамону, но оно ему дается. – Это сделали мы с Венерой. Ее настоящие родители.

– Будете мертвыми родителями, если еще раз вздумаете как-то воздействовать на мою дочь.

Странное и пугающее орудие она нацеливает прямо в грудь Рамону.

У меня сердце обрывается, пропускает удар, так, что даже малышка начинает снова возиться во сне. Она вообще единственная, кто здесь шевелится: кажется, все вервольфы замерли, затаили дыхание.

– Она не твоя дочь, Альма, – жестко отвечает Рамон. – И не будет твоей. К тому же, у тебя одна стрела, один дротик, а нас двое.

Впервые с тех пор, как мы сюда вошли, с лица Альмы слетает высокомерие. Она выглядит растерянной, если не сказать разочарованной. Но это длится лишь секунду.

– Хочешь умереть? Или лишиться пары?

– Умру, если потребуется, – он делает шаг к ней. – Но я хочу жить ради своей семьи.

«Не вздумай, Рамон!» – отправляю ему собственную мысль. В моей голове она звучит как крик, как мольба.

– Так оставь меня в покое и живи, – рычит волчица, отступая.

– Отдай дочь и оставлю. Я своего слова не нарушу, ты знаешь, Альма. У меня есть принципы.

– Ты не нарушишь, а вот Артур не настолько принципиален.

– Я могу защитить тебя. Просто передай мне мою дочь, и все закончится.

Рамон замолкает, Альма молчит в ответ, а я затаила дыхание вместе с остальными.

– Не приближайся, – новый приказ от психопатки, но какой-то уже не такой уверенный, вялый. Кажется, ее окончательно добило убаюкивание Сары. – Я ведь могу убить Афину.

«Нет!»

«Она не убьет ее, nena. Успокойся».

– Не убьешь, Альма. Ты ее тоже полюбила, а еще она особенная. Уникальная. Она уже стала твоей семьей.

– Которую ты хочешь у меня забрать.

– Которую я хочу подержать на руках. Я ведь ее отец. Благодаря тебе я долгое время был лишен детей.

Альма раздумывает всего мгновение, а потом вскидывает руку и направляет пистолет на меня.

– Так давай мы будем ей родителями, – говорит и без предупреждения стреляет.

Меня прошивает насквозь: словно жало в сердце вонзили. Острое, яд которого тут же растекается обжигающей кислотой во всем теле. Я инстинктивно поднимаю руку в попытке схватиться за иглу, вытащить ее из груди, избавиться от нее… но натыкаюсь на пустоту.

Жала нет.

И эта боль не моя.

– Нет!

И крик тоже не мой.

Меня скручивает от того, что Рамон падает на колени. Он снова заслонил меня собой. Осознание, что это его боль, совсем не помогает. Как и то, что нужно подняться, бороться с теперь уже безоружной Альмой, а все, чего мне хочется – это ползти к Рамону. Забрать его боль. Вытащить жало. Вытащить эту отраву.

Мой мир словно замедляется. Я хочу вдохнуть, но у меня не получается. Вижу, как растекается красное пятно на груди Рамона, кляксой расходясь в разные стороны от смертоносной иглы: я, кажется, все-таки оказываюсь возле него, поэтому вижу все это очень хорошо. Отчетливо. Как и то, что лицо Альмы искажает страдание, это она раскрывает широко-широко рот и кричит, разбудив, напугав малышку.

– Только не ты! – кричит она. – Лучше бы дал умереть этой сучке!

Она смотрит на меня с ненавистью, а я вижу только кровь, кровь, кровь. И мои ладони в крови. Почему так много крови? Нужно встать, забрать у этой сумасшедшей Сару, но у меня словно отказывают инстинкты. Я отказываюсь верить в происходящее, мой мозг будто отдает приказы, а до тела они не доходят, сковав меня по рукам и ногам, запечатав в моем человеческом аватаре.

Альму сбивает с ног один из вервольфов джайо, а второй перехватывает Сару за комбинезончик и уносит в угол. В безопасное место. Безумная волчица продолжает надрываться, но ее вопли, ее угрозы проходят мимо меня. Я тянусь к ядовитой спице в груди истинного.

Коснуться иглы мне не позволяет Хантер, вздергивая за подмышки, оттаскивает от Рамона.

– Ты рехнулась, Ви? Хочешь, чтобы Сара и второго родителя лишилась?

Временной пузырь словно лопается, и мир разом ускоряется. Я делаю вдох, и он обжигает легкие. Боль в груди не позволяет нормально дышать.

– Сара! – выдыхаю я. – Где Сара?

– Она здесь, – ко мне выступает Зен, протягивая мне малышку. Маленькая. Моя маленькая красавица. Она не плачет, только таращит глаза на меня и на парня. Почувствовала присутствие альфы и успокоилась? Может быть.

Я касаюсь темного пуха волосиков на ее голове, жадно впитываю все детские черточки. Какая же она кроха: маленькие ручки, маленькие ножки, а носик вовсе как мелкая розовая пуговка. Мне хочется обнять ее и разрыдаться. Потому что не так я представляла нашу встречу. Не такой ценой.