Выжить, чтобы умереть Герритсен Тесс

На самом деле я ничего не угадывала. Я видела вашу фотографию в статье, которую вы написали для «Журнала судебной медицины». Далджит постоянно рассказывает о вас, так что мне кажется, будто мы с вами уже давно знакомы.

Как поживает Далджит?

На этой неделе он на Аляске, в отпуске. Иначе сам приехал бы.

Да и я вообще-то в отпуске, — иронично усмехнувшись, заметила Маура.

Наверное, это достает. Приезжаешь в Мэн, — и опять мертвецы. — Доктор Оуэн вытащила из карманов бахилы и, балансируя сначала на одной ноге, затем на другой, с грацией танцовщицы натянула их на свои сапоги. Как и многие другие молодые женщины-врачи, меняющие ныне облик профессии, доктор Оуэн казалась умной, физически крепкой и уверенной в себе.

Детектив Холланд уже проинформировал меня по телефону. Вы это могли предвидеть? Замечали какие-нибудь признаки суицидальных мыслей, депрессии?

Нет. Я потрясена не меньше других. Доктор Уэлливер казалась мне совершенно нормальной. Единственная сегодняшняя странность в том, что она не пришла на ужин.

А когда вы видели ее последний раз?

В обед. Полагаю, с последним студентом она беседовала в час дня. С тех пор ее никто не видел. До того момента, пока она не прыгнула.

Есть ли у вас какие-нибудь теории? Идеи, почему она это сделала?

Абсолютно никаких. Мы все поражены.

Что ж, — вздохнула молодая женщина, — если даже такой спец, как доктор Айлз, не в курсе, мы столкнулись с настоящей загадкой. — Она натянула на руки латексные перчатки. — Детектив Холланд сказал, что была свидетельница.

Одна из студенток видела, как это случилось.

О Боже. Теперь ребенку будут сниться кошмары.

«Да у Клэр Уорд их и так предостаточно», — подумала Маура.

Доктор Оуэн поглядела вверх на здание. Залитые светом окна выделялись на фоне тьмы.

Ух ты, раньше я здесь не бывала. Даже и не знала, что эта школа существует. Она похожа на замок.

Построена в девятнадцатом веке. Это поместье железнодорожного магната. Если судить по готической архитектуре, думаю, он считал себя особой королевской крови.

Вы знаете, откуда она прыгнула?

С мостика. Он ведет от башенки, где расположен кабинет доктора Уэлливер.

Доктор Оуэн поглядела на башенку — там, в кабинете психолога, все еще горел свет.

Похоже, здесь метров двадцать, может, больше. Как думаете, доктор Айлз?

Соглашусь с вами.

Когда женщины двинулись по тропинке вокруг здания, Маура размышляла: с каких это пор она стала выступать в роли Главного Специалиста? Этот статус становился тем более очевидным, когда младшая коллега обращалась к ней «доктор Айлз». Прямо перед ними вспыхнули фонарики двух детективов из полиции Мэна. Лежавшее у их ног тело покоилось под пластиковым покрывалом.

Добрый вечер, джентльмены, — поприветствовала их доктор Оуэн.

Ну что, разве психологи не всегда так и поступают? — поинтересовался один из детективов.

Она была психологом?

Да, доктор Уэлливер действительно была школьным психологом, — подтвердила Маура.

Детектив хмыкнул.

Ну я же говорю, — сказал он. — Такое впечатление, что люди именно потому и выбирают эту профессию.

Доктор Оуэн подняла покрывало, и детективы направили лучи обоих фонариков вниз, чтобы осветить тело. Анна Уэлливер лежала на спине, яркий свет падал прямо на лицо. Волосы разлеглись вокруг ее головы, словно серое проволочное гнездо. Маура посмотрела вверх, на окна студенческих комнат третьего этажа, и увидела силуэты студентов — ребята глазели вниз на то, что не было предназначено для детских глаз.

Доктор Айлз, — доктор Оуэн протянула Мауре перчатки. — Если вы захотите присоединиться ко мне.

Это предложение не показалось Мауре привлекательным, однако она натянула перчатки и опустилась на корточки рядом со своей младшей коллегой. Женщины вместе прощупали череп, осмотрели конечности, отметили явные трещины.

Нам всего только и нужно знать: это случайность или самоубийство, — сказал один из детективов.

Вы уже исключили убийство, верно? — поинтересовалась доктор Оуэн.

Он кивнул.

Мы говорили со свидетельницей. Тринадцатилетней девочкой по имени Клэр Уорд. Когда все это случилось, она была на улице, стояла прямо вот здесь, но на крыше никого, кроме погибшей, не видела. Девочка говорит, что женщина расставила руки и бросилась вниз. — Детектив указал вверх, на ярко освещенную башенку. — Дверь, ведущая в ее кабинет, была широко открыта. Никаких следов борьбы мы не заметили. Она вышла на кровельный мостик, перелезла через перила и прыгнула.

Зачем?

Детектив пожал плечами.

Пусть психологи в этом разбираются. Те, кто еще не прыгнул.

Доктор Оуэн выпрямилась быстро, а Маура поднималась куда

медленнее, ощущая свой возраст; правое колено одеревенело от многолетней работы в саду, от четырех десятилетий неизбежного износа сухожилий и хрящей. Еще одно скрипучее напоминание о том, что новое поколение уже ждет своего часа.

Значит, если основываться на словах свидетельницы, — подытожила доктор Оуэн, — эта смерть вряд ли была случайной.

Ну, если только она случайно перелезла через перила и случайно бросилась с крыши.

Хорошо. — Доктор Оуэн стянула с рук перчатки. — Вынуждена согласиться. Характер смерти — самоубийство.

Только вот никто этого не ожидал, — возразила Маура. — На это вообще ничего не указывало.

В темноте трудно было разглядеть выражения лиц полицейских, но Маура прекрасно представила, как оба мужчины закатили глаза.

Вам нужна посмертная записка? — осведомился один.

Мне нужна причина. Я знала эту женщину.

Жены считают, что знают своих мужей. А родители — что знают своих детей.

Да, я не раз слышала подобное после самоубийств. «Ничто на это не указывало». И прекрасно знаю: родственники часто теряются в догадках. Но тут… — Маура осеклась, чувствуя, что за ней наблюдают три пары глаз, ждут, как известный бостонский судмедэксперт обоснует нечто совершенно нелогичное — интуицию. — Поймите, доктор Уэлливер работала с пострадавшими детьми. Помогала им восстановиться после тяжелых эмоциональных травм. Это было делом всей ее жизни, так зачем же травмировать их еще больше таким зрелищем? Такой нарочитой смертью?

Вы знаете ответ?

Нет, не знаю. И никто из ее коллег этого не знает. Ни члены преподавательского состава, ни другие служащие школы.

А родственники? — осведомилась доктор Оуэн. — Может, кто- то знает больше коллег?

Она вдова. Если верить директору Бауму, у нее нет родственников.

Тогда, боюсь, мы ничего не узнаем, — заключила доктор Оуэн. — Но вскрытие я проведу, хотя причина смерти и кажется очевидной.

Маура бросила взгляд вниз, на тело, и подумала: установить причину смерти будет легко. Разрезать кожу, осмотреть изувеченные органы и разбитые кости, — и все будет ясно. Ее тревожило то, что многие вопросы оставались без ответа. Мотивы, скрытые муки, заставляющие людей убивать своих собратьев и лишать жизни самих себя.

Когда последняя машина, принадлежавшая правоохранительным органам, покинула двор, Маура направилась наверх, в комнату отдыха преподавателей, где уже собралась большая часть сотрудников школы. В камине горел огонь, но свет в помещении так и не зажгли, словно в этот трагический вечер он казался для присутствующих невыносимым. Маура опустилась в обитое бархатом кресло и стала наблюдать, как отсветы огня играют на лицах людей. Она услышала тихое звяканье — это Готфрид налил бокал бренди. Он без слов поставил его на стол перед Маурой, предположив, что и ей не мешало бы выпить. Маура кивнула и с благодарностью отхлебнула немного.

Кто-то из нас должен догадываться, почему она сделала это, — проговорила Лили. — Наверняка что-то произошло, что-то, что мы не сочли значимым.

Мы не можем посмотреть ее почту, — сказал Готфрид, — потому что я не знаю пароля Анны. Однако полиция просмотрела ее личные вещи в поисках посмертной записки и ничего не обнаружила.

Я разговаривал с поваром и садовникам, но и они не заметили ничего необычного, никаких признаков, что Анна самоубийца.

Сегодня утром я видела, как она срезала в саду розы, чтобы украсить свой рабочий стол, — сказала Лили. — Разве женщины, собирающиеся покончить с собой, делают такое?

Нам-то откуда знать? — пробормотал доктор Паскантонио. — Это ведь она была психологом.

Готфрид оглядел коллег, собравшихся в комнате.

Все вы говорили со студентами. У них есть предположения?

Нет, — ответила Карла Дюплесси, преподавательница литературы. — Сегодня Анна провела четыре сеанса со студентами. Последним у нее был Артур Тумз, в час дня. Он говорит, что Анна показалась ему немного рассеянной, да и только. Дети ошеломлены не меньше нашего. Если вы считаете, что это трудно для нас, вообразите, насколько тяжело им. Анна заботилась об их эмоциональных потребностях, но теперь оказывается, что именно она отличалась хрупкой психикой. Студенты задумываются: а можно ли рассчитывать на нас? Достаточно ли сильны взрослые и сумеют ли их поддержать?

Именно поэтому нам нельзя проявлять слабость. Особенно сейчас. — Мрачные слова донеслись из темного угла зала. Их произнес лесник Роман, единственный, кто не стал баловать себя успокоительной дозой бренди. — Мы должны заниматься своими делами как ни в чем не бывало.

Да это ведь неестественно! — возразила Карла Дюплесси. — Всем понадобится время, чтобы пережить это.

Пережить? Это просто красивое слово, обозначающее хандру и стенания. Женщина покончила жизнь самоубийством — с этим ничего не поделаешь, надо двигаться дальше. — Ворча, Роман поднялся и вышел из помещения; за ним потянулся шлейф хвои и табака.

Вот вам и «милосердья молоко»[10], — прошептала Карла, — Если брать пример с Романа, неудивительно, что студенты убивают петухов.

Однако господин Роман сделал правильное замечание о важности сохранения заведенного порядка, — заметил Готфрид. — Студентам это необходимо. Разумеется, детям потребуется время на оплакивание, но им также необходимо знать, что жизнь идет дальше. — Он посмотрел на Лили. — Мы продолжаем готовиться к экскурсии в Квебек?

Я ничего не отменяла, — ответила она. — Номера в гостинице забронированы, да и дети уже несколько недель только и говорят, что об этой поездке.

Значит, езжайте, как обещали.

Но едут не все, верно? — спросила Маура. — Имея в виду положение Тедди, думаю, ему слишком опасно показываться на людях без охраны.

Детектив Риццоли нам это объяснила, — ответила Лили. — Мальчик останется здесь — мы ведь знаем, что здесь безопасно. Уилл и Клэр тоже останутся. И, конечно же, Джулиан. — Лили улыбнулась. — Он сказал, что хочет побольше времени провести с вами. А такие слова подростка, доктор Айлз, — это настоящий комплимент.

Но все же что-то в этом не так, — заметила Карла. — Везти их на экскурсию сразу после смерти Анны. Мы должны остаться здесь, в память о ней. И понять, что заставило ее сделать это.

Горе, — тихо вымолвила Лили. — Иногда оно нагоняет тебя. Даже через много лет.

А это случилось когда? — фыркнул Паскантонио. — Двадцать два года назад?

Вы говорите об убийстве мужа Анны? — поинтересовалась Маура.

Кивнув, Паскантонио потянулся к бутылке бренди, чтобы снова наполнить свой бокал.

Она рассказывала мне об этом. Как Фрэнка вытащили из машины. Как его компания оплатила выкуп, но его все равно убили, а через несколько дней выбросили тело. Никого так и не арестовали.

Наверняка это привело ее в ярость, — проговорила Маура. — А сдерживаемая злоба порождает депрессию. Если она носила в себе ярость все эти годы…

Мы все носим ее, — оборвал Мауру Паскантонио. — Именно поэтому мы здесь. Поэтому выбрали такую работу. Злость — топливо, заставляющее нас действовать.

Топливо может быть еще и опасным. Оно взрывается. — Маура оглядела комнату, заполненную людьми, которые были помечены шрамами насилия. — Вы уверены, что сами сможете справиться с этим? Что ваши студенты смогут? Я видела, что повесили на ту иву. Кое-кто здесь уже доказал, что он — или она — способен на убийство.

В зале повисло неловкое молчание — учителя переглядывались.

Это очень беспокоит нас, — признала Готфрид. — Мы с Анной обсуждали это вчера. То, что один из наших студентов, возможно, глубоко болен, вероятно даже…

Психопат, — подсказала Лили.

И вы не догадываетесь о том, кто это? — спросила Маура.

Готфрид покачал головой.

Это больше всего и терзало Анну. То, что она не знала, кто это сделал.

Психопат… Глубоко болен…

Этот разговор продолжал мучить Мауру даже тогда, когда она поднималась наверх, к себе. Она думала о травмированных детях и о том, как насилие может извратить душу. Размышляла, какой ребенок способен ради забавы убить петуха, разрезать его и, выпустив внутренности, повесить на дерево. Маура задумалась — в каком помещении замка спит сейчас этот ребенок?

Вместо того чтобы вернуться в свою комнату, Маура поднялась в башенку. В кабинет Анны. Она уже была в этом помещении чуть раньше вечером, вместе с детективами здешней полиции, так что, зайдя туда на этот раз и включив свет, она не ждала ни сюрпризов, ни новых открытий. Действительно, комната казалась такой же, как во время предыдущего визита. На окнах висели хрустальные шары. Вот остатки ароматических палочек, догоревших до серого пепла. На рабочем столе — стопка личных дел, верхняя папка открыта на полицейском отчете из Сент-Томаса. Дело Тедди Клока. Рядом — ваза с розами, которые Анна срезала утром. Маура попыталась представить, что за мысли вертелись в голове у доктора Уэлливер, когда она перерезала стебли и вдыхала аромат. Сегодня я нюхаю цветы в последний раз? Или же у нее не возникало мыслей о том, что все кончается, она не прощалась с жизнью, а просто, как обычно, вышла утром в сад?

Почему же этот день вдруг обернулся такой трагедией?

Маура обошла комнату в поисках какого-либо следа, признака присутствия Анны. Она не верила в призраки, а те, кто не верят, никогда не встречаются с ними. Но Маура все равно остановилась посреди комнаты, ощущая ароматы роз и ладана, дыша тем же воздухом, которым совсем недавно дышала Анна. Дверь на мостик, через которую Анна вышла на крышу, была теперь закрыта из-за ночной прохлады. На боковом столике стоял поднос с заварочным чайником, фарфоровыми чашками и закрытой сахарницей — в то утро, когда Джейн и Маура приходили сюда вместе, он находился на этом же месте. Чашки были помыты и поставлены одна на другую, а чайник пуст. Прежде чем покончить с жизнью, Анна решила помыть и вытереть чайную посуду. Вероятно, это последняя дань уважения тем, кто будет убираться, когда все случится.

Тогда почему же она выбрала такой ужасный способ умереть? Уход из жизни, оставивший кровавые пятна на тропинке и жуткие следы в памяти студентов и коллег?

Для нас это полная бессмыслица. Верно?

Обернувшись, Маура увидела, что в дверном проеме стоит Джулиан. У его ног, как обычно, сидела собака. Волк, как и его хозяин, выглядел подавленным. На пса словно давила печаль.

А я думала, ты пошел спать, — призналась Маура.

Я не могу заснуть. Решил поговорить с вами, но вас в комнате не оказалось.

Маура вздохнула.

Я тоже не могу заснуть.

Парнишка топтался на пороге, словно зайти в кабинет Анны означало продемонстрировать неуважение к погибшей.

Она никогда не забывала поздравлять нас с днем рождения, — вспомнил Джулиан. — Мы спускались к завтраку, и нас всегда поджидал небольшой забавный подарок. Например, бейсболка «Янкиз» для мальчишки — любителя бейсбола. Или маленький хрустальный лебедь для девочки, которая носит брекеты. Она как-то сделала мне подарок без всякого дня рождения. Компас. Чтобы я всегда знал, куда иду, и всегда помнил, где я был. — Голос парнишки снизился до шепота. — Это всегда происходит с теми, кто мне дорог.

Что происходит?

Они уходят от меня.

Умирают — вот, что он имел в виду. Так оно и было. Все его родные погибли прошлой зимой, и Джулиан остался один-одинешенек в этом мире.

«Кроме меня, — подумала Маура. — У него по-прежнему есть я».

Она притянула его к себе и обняла. Джулиан оказался единственным парнишкой, к которому она относилась как к сыну, однако во многом они все еще были очень далеки друг от друга. Паренек неподвижно стоял в ее объятиях — этакая деревянная статуя, прижатая к женщине, которая тоже не умела показывать свои чувства. К сожалению, в этом отношении они были очень похожи — оба жаждали подобных отношений, но боялись открыться. В конце концов Маура почувствовала, как напряжение покинуло Джулиана, и он ответил на ее объятия, приник к ней.

Я не оставлю тебя, Крыс, — пообещала Маура. — Ты всегда можешь на меня рассчитывать.

Люди постоянно говорят это. Но случается разное.

Со мной ничего не случится.

Вы ведь знаете, что такое нельзя обещать. — Джулиан отстранился от Мауры и повернулся к рабочему столу доктора Уэлливер. — Она вот говорила, что мы можем рассчитывать на нее. И смотрите, что произошло. — Парнишка дотронулся до стоявших в вазе цветов. Один розовый лепесток упал, порхнув, словно умирающая бабочка. — Почему она так поступила?

Порой ответы не находятся. Я слишком часто сталкиваюсь с этим вопросом во время работы. Родственники пытаются понять, почему их близкие совершают самоубийства.

И что вы им говорите?

Чтобы они никогда не кляли себя. Никогда не чувствовали себя виноватыми. Потому что мы в ответе только за то, что совершаем сами. А не за то, что делает кто-то другой.

Маура не поняла, почему, услышав ее ответ, парнишка опустил голову. Он провел рукой по глазам быстро и смущенно, и после этого на его лице осталась блестящая полоска.

Крыс, что с тобой? — удивилась она.

А я чувствую себя виноватым.

Никто не знает, почему она сделала это.

Не из-за доктора Уэлливер.

А из-за кого?

Из-за Кэрри. — Парнишка посмотрел на Мауру. — На следующей неделе у нее день рождения.

Его умершая сестра. Прошлой зимой девочка вместе с мамой погибла в далекой вайомингской долине. Джулиан редко говорил о своей семье, редко рассказывал, что происходило в течение тех безнадежных недель, когда они с Маурой боролись за жизнь. Она считала, что тогдашние муки остались для него в прошлом, но, разумеется, это не так. «Джулиан куда больше похож на меня, чем я полагала, — подумала Маура. — Мы оба прячем наши печали от окружающих».

Я должен был спасти ее, — сказал парнишка.

Как бы ты это сделал? Мама не позволила бы ей уйти.

Я должен был заставить ее уйти. Я же был единственным мужчиной в семье. Моей обязанностью было оберегать ее.

Такая обязанность никогда не должна лежать на плечах шестнадцатилетнего мальчишки, подумала Маура. Пусть ростом он был со взрослого мужчину, пусть его плечи были широки, но на лице Крыса Маура видела мальчишеские слезы. Утерев их рукавом, он поискал взглядом салфетки.

Маура отправилась в туалет, примыкавший к кабинету, и отмотала кусок туалетной бумаги. Отрывая бумагу, она заметила какой-то блеск: на туалетном сиденье были раскиданы мерцающие частички, похожие на песчинки. Маура дотронулась до сиденья и внимательно посмотрела на приставшие к пальцам белые гранулы. Заметила, что на кафельном полу лежат такие же блестящие песчинки.

В туалет что-то спустили.

Маура вернулась в кабинет и посмотрела на поднос на приставном столике. Вспомнила, как Анна заваривала в фарфоровом чайнике чай с бергамотом и разливала его в три чашки. Припомнила, как доктор Уэлливер добавила три щедрые ложки сахара в свою порцию чая — такую блажь Маура не могла не заметить. Она подняла крышку сахарницы. Та оказалась пустой.

Зачем Анне понадобилось спускать сахар в туалет?

На рабочем столе Анны зазвонил телефон. От этого звука вздрогнули оба — и Маура, и Джулиан. Они поглядели друг на друга — обоих потрясло, что кто-то звонит покойнице.

Маура сняла трубку.

Школа «Вечерня». Доктор Айлз слушает.

Ты так и не перезвонила мне, — сказала Джейн Риццоли.

А должна была?

Я уже много часов назад попросила доктора Уэлливер передать тебе мою просьбу. Решила набрать снова, пока еще не совсем поздно.

Ты говорила с Анной? Когда?

Около пяти или полшестого.

Джейн, случилось нечто ужасное и…

С Тедди все в порядке? — перебила ее Джейн.

Да. Да, он в порядке.

Тогда что произошло?

Анна Уэлливер умерла. Похоже на самоубийство. Она спрыгнула с крыши.

Повисло долгое молчание. Маура слышала, как на заднем плане работает телевизор, течет вода и звенит посуда. Звуки дома, внезапно заставившие ее заскучать по собственному жилищу, собственной кухне.

Боже мой, — наконец проговорила Джейн.

Маура посмотрела на сахарницу. Представила, как Анна высыпает ее содержимое в унитаз и возвращается обратно в кабинет. Затем открывает дверь на крышу и выходит на улицу, чтобы совершить краткую прогулку в вечность.

С чего ей было совершать самоубийство? — удивилась Джейн.

Маура по-прежнему не отрывала взгляд от пустой сахарницы.

Я не уверена, что Анна его совершила, — ответила она.

22

Вы уверены, что хотите присутствовать при этом, доктор Айлз?

Они стояли в приемной морга в окружении шкафов, где хранились марлевые повязки, перчатки и бахилы. Маура облачилась во врачебный костюм-двойку, взятый из раздевалки, и теперь прятала волосы под бумажную шапочку.

Я пришлю вам окончательный отчет, — пообещала доктор Оуэн, — и закажу всесторонний токсикологический анализ, как вы советовали. Разумеется, вы вполне можете остаться, но мне кажется…

Я просто понаблюдаю, вмешиваться не стану, — успокоила коллегу Маура. — Это шоу ваше и только ваше.

Лицо доктора Оуэн, увенчанное пышной бумажной шапочкой, вспыхнуло. Даже под резким светом флуоресцентных ламп кожа на этом молодом лице выглядела на зависть гладкой; его обладательнице не надо было пользоваться маскирующими кремами и пудрами, теми, что уже начали занимать свои места в туалетном шкафчике Мауры.

Я не это имела в виду, — смутилась доктор Оуэн. — Я просто подумала о том, что вы лично знали ее. И поэтому вам наверняка очень сложно…

Через смотровое окно Маура наблюдала за тем, как дюжий молодой человек, ассистент доктора Оуэн, готовил поднос с инструментами. На столе лежало тело Анны Уэлливер, все еще одетое. Сколько трупов я разрезала, вдруг задумалась Маура, сколько раз отделяла кожу от черепа? Так много, что даже счет потеряла. Но все это были тела незнакомцев, которых она не знала живыми. А вот Анна была ей знакома. Маура помнила ее голос, улыбку, видела живой блеск ее глаз. Любой патолог постарался бы избежать присутствия на подобном вскрытии, а Маура тут как тут, надевает бахилы, защитные очки и повязку на лицо.

Это мой долг перед ней, — возразила Маура.

Сомневаюсь, что будут сюрпризы. Нам известно, как она умерла.

Но мы не знаем, что к этому привело.

Вскрытие не ответит на этот вопрос.

За час до прыжка она очень странно поговорила по телефону. Сказала детективу Риццоли, что у еды странный вкус. А еще она видела птиц, диковинных птиц, которые летали у нее за окном. Я думаю: уж не галлюцинации ли это?

Вы поэтому попросили токсикологию?

Никаких наркотиков мы у нее не обнаружили, но, возможно, что-то упустили. Или она их спрятала.

Толкнув дверь, женщины вошли в секционный зал, и доктор Оуэн сказала:

Рэнди, у нас сегодня именитая гостья. Доктор Айлз из Бостонского бюро судмедэкспертизы.

Молодой человек равнодушно кивнул и спросил:

Кто будет резать?

Это дело доктора Оуэн, — ответила Маура. — Я просто пришла посмотреть.

Маура привыкла руководить в своем морге, поэтому ей пришлось подавить желание занять обычное место у стола. Вместо этого она отошла в сторону, пока доктор Оуэн и Рэнди расставляли лотки с инструментами и настраивали свет. По правде говоря, ей вовсе не хотелось приближаться, не хотелось смотреть в лицо Анны. Только вчера Маура видела блеск мысли в ее глазах, а сейчас отсутствие этого блеска служило суровым напоминанием о том, что тело — всего-навсего оболочка, и то, из чего состоит душа, — вещь мимолетная и быстро исчезающая. Эмма Оуэн права, подумала Маура. Мне не стоило присутствовать на этом вскрытии.

Маура обратилась к предварительным рентгеновским снимкам, висевшим на негатоскопе. Пока доктор Оуэн и ее ассистент раздевали тело, она сосредоточила внимание на снимках, где не было знакомого лица. Пленки ничем не удивили ее. Вчера вечером при помощи одной лишь пальпации Маура обнаружила вдавленные переломы левой теменной кости, а теперь перед ней было черно-белое свидетельство — тонкая паутинка трещин. Следом она обратила внимание на реберный каркас грудной клетки; даже сквозь смутную тень одежды Маура распознала обширные переломы ребер — со второго по восьмое — с левой стороны. Сила свободного падения повредила и таз, сплющив крестцовое отверстие и раздробив ветвь лобковой кости. Именно этого и следует ожидать, если труп упал с высоты. Еще до того как они вскрыли грудную клетку, Маура могла предсказать, что обнаружится в ее полости, потому что не раз видела результаты свободного падения у других трупов. Падение способно сломать ребра и расплющить таз, однако в конечном счете убивает сила внезапного торможения, которая тянет за собой сердце и легкие, ранит нежные ткани и разрывает магистральные сосуды. Когда вскроют грудную клетку Анны, она скорее всего окажется полной крови.

Черт возьми, откуда у нее такое? — поразился Рэнди.

Доктор Айлз! — позвала доктор Оуэн. — Вы наверняка захотите поглядеть на это.

Маура подошла к столу. Молодые люди расстегнули верхнюю часть платья Анны, но пока не стянули его с бедер. На трупе все еще был лифчик, практичный бюстгальтер четвертого размера без всяких кружев и рюшей. Все пристально воззрились на обнаженную кожу.

Это самые странные шрамы, какие мне доводилось видеть, — призналась доктор Оуэн.

Потрясенная зрелищем, Маура не могла отвести глаз.

Давайте снимем остальную одежду, — предложила она.

Втроем они быстро сняли лифчик и стащили с бедер платье. Когда

пояс платья оказался на бедрах, Маура вспомнила переломы таза, которые только что видела на рентгеновских снимках, и поморщилась, представляя, как эти костяные фрагменты вдавливаются друг в друга. Припомнила, что как-то раз в отделении неотложной помощи слышала крики молодого человека, который раздробил кости таза во время крушения баржи. Однако Анна уже не чувствовала боли, а потому без звука рассталась со своей одеждой. Теперь она была оголена и беззащитна; ее тело покрывали синяки и неровности, появившиеся в результате переломов ребер, черепа и таза.

Но все трое безотрывно глядели на другие отметины на коже. Они были невидимы для рентгеновского аппарата, а потому проявились только сейчас. Шрамы были разбросаны по передней части туловища Анны — сетка уродливых узлов на груди, животе и даже на плечах. Маура вспомнила скромные свободные и длинные платья, которые Анна надевала даже в жаркие дни; эти наряды были выбраны не в угоду эксцентричному вкусу владелицы, а из соображений маскировки. Она задумалась: сколько же лет назад Анна в последний раз надевала купальник и вообще загорала на пляже? Судя по виду, шрамы были старыми — несмываемый сувенир, оставленный какой- то невообразимой пыткой.

Может, это кожные трансплантаты? — спросил Рэнди.

Никакие это не трансплантаты, — отозвалась доктор Оуэн.

Тогда что это?

Я не знаю. — Доктор Оуэн поглядела на Мауру. — А вы?

Маура не ответила. Она перевела взгляд на нижние конечности.

Потянувшись к свету, доктор Айлз направила его на голени, где кожа была темнее. Толще. И посмотрела на Рэнди.

Нам нужны подробные снимки ног. Особенно больших берцовых костей и обеих лодыжек.

Я уже отснял скелет, — ответил Рэнди. — Пленки висят на не- гатоскопе. На них видны все переломы.

Новые переломы меня не беспокоят. Я ищу старые.

Как они помогут нам установить причину смерти? — удивилась доктор Оуэн.

Тут дело в понимании погибшей. Ее прошлого, ее образа мыслей. Сама она уже ничего не расскажет, а вот ее тело — может.

Маура и доктор Оуэн удалились в приемную, откуда наблюдали через смотровое окно, как Рэнди, теперь облаченный в рентгеноза- щитный фартук, готовит тело для новой серии снимков. «Сколько же шрамов ты скрывала, Анна?» Отметины на коже были явными, а что же с эмоциональными ранами, которые так и не затянулись, над которыми не властны фиброз и коллаген? Может, былые пытки и заставили ее в конце концов выйти на крышу и отдаться на милость земного притяжения и твердой почвы?

Прицепив новую серию снимков к негатоскопу, Рэнди помахал коллегам. Когда Маура и доктор Оуэн снова вошли в секционный зал, он сказал:

Я не вижу никаких других переломов на этих снимках.

Они должны быть старыми, — сказала Маура.

Ни Рубцовых образований, ни деформации. Знаете, уж их-то я могу опознать.

В его голосе сквозило явное раздражение. Маура — незваный гость, надменная специалистка из большого города, сомневающаяся в его компетентности. Она решила не связываться с ассистентом и переключила внимание на снимки. Рэнди говорил сущую правду: на первый взгляд очевидных старых переломов на руках и ногах не было. Маура придвинулась поближе, чтобы тщательней рассмотреть сначала правую большую берцовую кость, а затем и левую. Подозрения у нее вызывала более темная кожа на голенях Анны, и то, что Маура видела сейчас на снимках, подтверждало ее диагноз.

Вы видите это, доктор Оуэн? — Маура указала на очертания большой берцовой кости. — Обратите внимание на наслоение и плотность.

Страницы: «« « ... 89101112131415 » ... »»