Черные вороны 10. Нечестивцы Соболева Ульяна

Глава 16. Саид. Карина

Едва не задохнулась, услышав его слова, ощутив прикосновение горячих пальцев сначала к ноге, потом к белью…чёрт…что происходит вообще? Застыла, повернув голову к Нармузинову, с трудом сглатывая образовавшийся в горле ком. Его настрой…игривый? нет, скорее, заинтересованный. невозможно объяснить. Но он сбивает с толку. Особенно эти едва ощутимые касания кончиками пальцев по …там. Приподнял бровь, насмешливо глядя и слегка надаваливая пальцами на кожу.

Успокоиться. просто успокоиться, не обращая внимания на взметнувшуюся панику где-то в районе живота. Она огненной волной к груди хлынула, заставляя напрячься, медленно выдохнуть, удерживая себя от порыва отвернуться, отстраниться от мужчины.

— У кого-то хорошее настроение…Убил вагон людей или другие поводы есть для радости?

А всё же схватиться за его запястье, настырно поглаживающее мою плоть.

***

Удивлена детка. Мне нравится как вспыхнули ее глаза, как приоткрылся рот и как она испугалась собственных ощущений. Да, сегодня будет по другому. Ты начала игры, а я продолжу. Очень люблю быть взаимным.

И как же сильно ей захотелось сбежать…Но она зачем-то держится. И меня, пиздец как заводит ее игра.

Отнял руку от горячей плоти и облизал пальцы. Сначала один, потом другой.

— У кого-то стоит на тебя и ты вертела своей задницей и надела это белье именно для этого не так ли?

Подтолкнул поближе к комоду, хватая за затылок и нагибая так, чтобы ее попка оттопырилась назад, прижался к ней зудящим стояком и характерно толкнулся, не отпуская затылок, а сжимая его сильнее. Рванул ее на себя буквально впечатывая спиной мне в грудь.

— А насчет убил…мы с твоим папой можем посоревноваться. И я не знаю кто из нас возьмет главный приз…Впрочем нет. Знаю. Мой главный приз уже у меня в руках.

Погладил затылок, скользнул к горлу, слегка сдавливая, а второй рукой обхватил левую грудь и сильно сжал снизу, так чтоб она вытянулась конусом. В зеркало мне виден ее сосок. Еще не стоит…но скоро встанет. Скоро я буду кусать его и мучать.

— Так как ты там называешь наш секс? Насилие?

***

— Я предпочитаю не думать о нём. Вообще.

Перехватив его нахмурившийся взгляд, выдохнуть, стараясь сдержаться на грани, не отодвинуться от него. Напоминая себе, что я хотела именно этого? разве нет? Разве он всё равно не сделает по-своему? ЧТо я теряю? Остатки своей гордости? они растоптаны Нармузиновым в первую же ночь. И в каждую последующую, в которую он с диким упоением и болью проходился своими грязыми ботинками по её осколкам. Что я приобрету? я понятия не имела. Но знала, что должна постараться сделать хоть что-то…

Напоминает об отце. Намеренно. Плевать. Какой бы болью ни отзывалось это напоминание внутри. Сегодня будет так, как хочу я.

Выгнуться так, чтобы касаться его груди головой, отмечая, как потемнел его взгляд. И даже черты лица кажутся более заостренными. Смотрит в упор через зеркало то на мое тело, то в глаза.

— И да, ты прав. Я надела это бельё для тебя.

Заставить себя провести кончиками пальцев по его ладони, сжимающей мою шею.

— Придумаем новое название…нашему сексу?

***

Сучка! Мне нравится и в тоже время настораживает. Что она такая покладистая. Что ей нужно от меня. Все желание ласкать ее, доставить удовольствие вдруг становятся какими-то жалкими потому что я улавливаю эту нотку лжи, этот оттенок игры.

— Зачем сексу придумывать название…его уже назвали до нас. Трах, ебля, совокупление…КАк тебе нравится больше? М? Насилие уже надоело?

Пока говорю сдавливаю ее щеки обеими пальцами и разворачиваю лицо насильно к себе.

— Мы занимаемся и занимались тем, что нравится мне. И насрать как это называется. Что ты задумала, м? К чему эти тряпки, краска на лице, заигрывания. Я вижу тебя насквозь. Что тебе нужно, а…Воронова…Нет, Нармузинова. Чего ты хочешь. Попроси без этой лжи и может быть получишь.

А самому до адской боли хочется подыграть, продолжить трогать, ласкать, лизать. Слышать как она говорит, что ДЛЯ МЕНЯ. МНе нравится думать, что это могло бы быть правдой. Но я дохрена лет прожил на этом свете, чтобы давно лишиться наивности.

***

Ублюдок! Ненавижу его! Божеее. Как же я ненавижу его! Его эту чертову проницательность. Ненавижу то, как в черном взгляде в привычные ненависть и похоть вплетается насмешливое превосходство. Будто он знает заранее каждое моё действие. Плевать. Пусть задевает каждым своим словом. какое там…каждым своим проклятым презрительным взглядом. Не обещает выполнить просьбу, даёт знать, что не удивится уже ничему. Ещё и это долбаное "может быть".

— Я хочу хотя бы раз в своей жизни заняться любовью.

Выдохнуть в ответ на насмешливый взгляд. Чистую правду. И пусть хочется не с ним. Не его. Но это та часть правды, которую он, возможно, примет…

— Ни грамма лжи…Саид. Хотя бы раз. Ты умеешь заниматься любовью, а не трахать и совокупляться?

***

Шибануло током. Сильно. Так что вдоль позвоночника протянулись огненные плети и я вздрогнул. Эти слова заставили полностью развернуть ее к себе, сгрести одной рукой за талию, а другой упереться в стекло. Чтобы жадно смотреть на то как голубые глаза пристально сжигают меня своей ясной небесной синевой.

— Любовью занимаются вдвоем…Карина. До сих пор…я был в этой игре один. И наш секс даже не насилие. Нет. Скорее мастурбация. С одной лишь разницей, что моя сперма оказывалась в твоем влагалище, а не у меня в руке.

Но дышать все труднее потому что ее лицо слишком близко, а запах сводит с ума. Она умопомрачительно пахнет эта сучка, эта белокурая ведьма от одного взгляда на которую мне скручивает яйца.

И да…до сих пор между нами не было даже секса. А я хочу…Пиздец как хочу заняться с ней хотя бы сексом.

— Но я выполню твою просьбу. Я же сказал, что мне нравится честность…хотя не знаю на кой черт это тебе. Хочешь заняться любовью? Для начала поцелуй меня…сама. По настоящему. Ты же умеешь целоваться, а? Или ты раньше трахалась без этого?

***

Засмеяться. Первым порывом засмеяться в ответ на последнюю фразу. Прямо ему в лицо. Параллельно с пощёчиной, чтобы причинить хотя бы толику той боли, которая взорвалась внутри как только его голос стих.

Не знаю, как я смогла сдержаться. Прикусив со всей силы щёку изнутри. Едва не до крови, чтобы заглушить рождающуюся истерику в груди. Впиваясь ногтями в собственные пальцы, не позволяя утихнуть физической боли. Она прекрасна. Эта боль. Она — самое лучшее средство от той, что неумолимо разрывает сердце, что заставляет вскипать мозги и вызывает слёзы в глазах.

Поцеловать его? только от этой мысли начинает подташнивать. Лучше бы сказал воткнуть в себя нож…

Глубокий вздох прежде чем приподняться на носочки, прямо перед ним. молчит. каменная статуя, которая не желает помогать. которая только ждёт, что я сделаю.

Закрыв глаза, только чтобы не видеть его лица, податься вперёд. К сжатым губам. Прижаться и замереть, едва не оглохнув от собственного оглушительного сердцебиения. От панического требования собственного мозга отстраниться как можно дальше, разорвать контакт, унять это разрывающее желание тут же закрыть рот ладонью, стереть любое прикосновение к себе.

Он по-прежнему не двигается. Ждёт. Заставить себя шевельнуть губами, ещё раз, дотронувшись кончиком языка до нижней….и всё же сдаться. Отстраниться от мужчины, чтобы глубоко вдохнуть закончившийся в лёгких воздух…и наткнуться на его злую, какую-то раздражённую ухмылку.

— Я…я не могу сама. Ты….научи меня. Пожалуйста

***

Схватил за лицо, схватил за затылок, всматриваясь в глаза которые наполнились слезами. Да что ж с тобой не так, а? Ведь что-то не так. Я чувствую. я ощущаю кожей, что где-то есть…где-то есть скелет в непролазном черном как сама смерть шкафу. Но не могу найти. Помню свое разочарование когда понял, что она не девственица. Как будто выдрали что-то изнутри. Но, блядь…я и распутства не вижу. Не умеет она. Это правда. Кожей ощущаю. Или же лжет так умело как никто и никогда не лгал.

Хотя…хрен его знает с кем она там переспала. Наклонился к ее лицу и тронул губами не губы, нет…тронул ее скулу. Едва касаясь языком, оставляя мокрую дорожку. К подбородку, вверх, между нижней губой и подбородком. А потом потереться о ее губы своими. И неожиданно для себя самого со стоном наброситься на ее рот, проталкивая в него язык, сплетая с ее языком. Руки зарылись в волосы, потянули вниз заколку распуская белокурые локоны. И меня уже ведет от ее губ, ведет от дыхания, от несмелых движений языка. Оторвался от ее рта и хрипло прошептал.

— Я говорю — ты делаешь и что-то получится. Повторяешь за мной…шевели языком.

Удерживая за шею, но теперь не сильно, всматриваясь то в глаза, то на ее припухшие губы, обводя их языком и снова набрасываясь на них.

***

Закрыть глаза потому что так легче. Так легче переносить любые прикосновения. Даже такие лёгкие, почти невесомые. К лицу, к подбородку, к скулам. Стискивая всё сильнее свои пальцы, чтобы не стиснуть челюсти от осознания, что мокрые почти нежные касания не причиняют боли. Слишком непривычные, слишком осторожные? И в следующую секунду вцепиться пальцами уже в его предплечья, услышав стон. Как будто он хотел…хотел же? сам поцеловать меня. Больше никакой нежности. Терзает рот губами, затем-языком. Ласкает им мой, проводит по зубам, и так же резко разрывает поцелуй, заставив распахнуть глаза в ответ на его слова и мысленно кивнуть самой себе.

Сильнее сжать пальцы на коже рук, когда хватка мужской ладони на шее ослабела. И вновь закрыть глаза перед тем как позволить себе ответить. На поцелуй. На поцелуй Нармузинова. Не думая о том, КТО он. Сосредоточившись только на влажных и мягких, в то же время настойчивых ласках…именно ласках его губ. Языком пройтись по его нижней губе, повторяя за ним, слегка посасывая её. Как делает он с моей верхней. Чувствуя, как впи ваются его пальцы в затылок, притягивают к его лицу. ещё ближе. Так правильнее? так удобнее отвечать. Когда почти вжимает в себя. Когда слегка прикусывает мои губы, заставляя тихо зашипеть. И тут же зализывает их, успокаивая. Ещё сильнее в него пальцами, потому что…ноги подгибаются. Об этом все говорят? о том, как подкашиваются колени, и если бы не трюмо сзади и не его крепкая рука, схватившаяся за мою голову, я бы упала?

Позволить себе оттолкнуть его, чтобы сделать вздох. чтобы жадно глотнуть чёртов раскаленный кислород. И посмотреть в его лицо, в расширившиеся зрачки, черные как сама ночь. наткнуться на его внимательный взгляд. о чем он думает с жтим пламенем, разгоревшимся в самых зрачках. И едва не возненавидеть себя за нечаянно вырвавшееся:

— Мне нравится…давай ещё, Нармузинов

***

В голове все еще пульсирует ее "пожалуйста" пульсирует так словно бьет каждый раз током по венам. И каждый ответ на мой поцелуй заставляет кровь вспениться, вскипятится до пузырей обжигающих изнутри потому что никогда раньше не отвечала. И меня затрясло, меня вывернуло так, что я покрылся капельками пота, а от возбуждения член окаменел и все вены на нем болезненно вздулись узлами.

Давай еще…Как пошло, как на хрен пошло это звучит и мне срывает все планки. Срывает так, что я весь буквально трясусь от страсти.

— Нееет, — шепчу в ее опухшие, такие красные губы, — давать будешь ты, девочка.

Тронул ее губы пальцами, надавил на нижнюю. заставляя маленький рот открыться.

— Оближи их, — голос сорвался и я не дожидаясь ее ответа погрузил пальцы ей в рот, другой рукой сажая ее на трюмо, — оближи так чтоб они были мокрые, пососи их.

Послушно делает как я говорю и мне кажется мои яйца сейчас на хер взорвутся. Я поступательно двигаю пальцами у нее во рту. Хочется сильно, до самого горла…но не сегодня. Сегодня она…блядь, она меня попросила по другому. И я сам ХОЧУ. Я ХОЧУ ее по другому.

Вытащил пальцы из ее рта, другой рукой рванув на ней нежное кружево на груди, обнажая розовые соски, провел по одному из них мокрым пальцем и подул на него, а потом тут же захватил ртом. Не сильно, а слегка, дразня самый кончик языком, проводя влажную дорожку между грудей до живота, раздвигая коленом ноги, так чтоб они были по обе стороны от моих бедер и ныряю пальцами под кружево трусиков, между нижними губами, отыскивая клитор мокрыми пальцами и осторожно обводя его по кругу, мои губы сосут ее сосок. Я слегка покусываю его и тру кончиками пальцев ее нежный бугорок, который кажется таким острым и таким маленьким под подушечками моих пальцев.

Скольжу снова губами вверх, широко открытым ртом по ее горлу и снова к губам, языком в ее рот и средним пальцем внутрь ее лона. Толчком по самые костяшки, лаская изнутри стенки влагалища. и выныривая снова. Палец к нашим губам. Он взрывает мозг ее запахом и я вначале облизываю его сам, не переставая касаться губами ее губ, а затем снова погружаю в ее рот.

— Сделай его очень мокрым, маленькая….очень мокрым, — хриплю в ее губы и чувствуя как меня сейчас разорвет на хер.

***

Вцепиться рукой в край трюмо, прислоняясь спиной к зеркалу, чтобы не упасть, не сползти вниз, когда…боже, что он делал своими пальцами? Впервые что-то настолько пошлое, настолько откровенное, но без того унижения, которым раньше было пропитано каждое его действие. каждое действие каждого мужчины в отношении меня. Дышать приоткрытым ртом, потому что кислорода отчаянно мало во мне…чёрт, даже вокруг меня. Особенно когда взгляд цепляется за капли пота, стекающие по тёмному виску. Будто это всё…все эти действия даются ему так же тяжело, как и мне. Прикусить губу, когда Саид коснулся соска. Ртом. от необычных ощущений захватило дух, рука сама легла на его плечи, пока его пальцы опустились по телу вниз…скользнули между ног…тело выгнулось от острого пронзившего удовольствия, когда слегка нажал там.

Господи…И до крови в собственные губы зубами, чтобы не застонать…в его губы, потому что это всё…это всё слишком ново. Это слишком хорошо. И не просто ощущения. нееет. слишком сильно, почти больно смотреть, как он сдерживает себя. а он сдерживает. я знаю, как мужчины не могут себя контролировать.

Послушно вновь и вновь облизывать его пальцы, не смея…не желая отвести взгляд от его сосредоточенного лицаю Почему? Потому что его колбасит так же как меня саму? Почему это так важно…и так приятно?

Одними губами прошептать…попросить

"Пожалуйста".

Я не знаю, о чём я прошу. Откидывая голову к зеркалу, просто повторять это слово…мне кажется, он понимает, понимает лучше меня.

Вновь ныряя рукой между моих ног

***

Она меня сорвала. Ее "пожалуйста" такое нежное, такое хрупкое, как будто вот — вот растает. Мне хочется поймать его и сожрать, мне хочется вылизать ее "пожалуйста". А я не привык себе ни в чем отказывать притом что ее вкус и ее запах уже забились мне в каждую поры проникая через рецепторы языка.

Распахнул ее ноги еще шире, ставя пятками на крышку трюмо, сползая вниз и впиваясь ртом в ее нежные складки. Я знаю о чем она просит…это видно по трепету, это слышно в сбивчивом дыхании, в розовых щеках, в закатывающихся глазах. И мои губы обхватывают ее клитор, чтобы втянуть в себя нежно посасывая, отыскивая пальцем дырочку и потирая ее у самого входа, сатанея от того насколько она стала мокрая. ВПЕРВЫЕ МАТЬ ЕЕ. Впервые мокрая для меня. На фалангу внутрь, только лаская и одновременно беснуясь языком на ее клиторе. То всасывая в рот то вылизываю со всех сторон. Поддевая снизу вверх. Всегда одинаково, вслушиваясь в ее стоны, вслушиваясь в срывающееся дыхание и ощущая как сейчас мой член взорвется. Мне кажется что его накачали спермой так, что головка печет и скоро лопнет.

Вхожу в нее пальцем сильнее и всасываю клитор так чтобы внутри рта бить по нему языком, ритмично и сильно….Давай, маленькая…давай, со мной один раз. Со мной первый.

***

Оттолкнуть…первым порывом оттолкнуть. Потому что то, что он делал, было немыслимо! Задохнуться от осознания…подавшись вперед, вцепившись в его плечи и пытаясь не сойти с ума от этой картины: его голова между моих ног. Сердце срывается куда-то вниз, срывается с грохотом, когда горячие губы оказываются на моей плоти. Охнуть от неожиданности…от странного охватившего все тело удовольствия. Десятки, нет, сотни совершенно разных ощущений, пронзивших нервные окончания. СИльнее впиваться пальцами в его тело, стараясь удержаться в сознании. ВПЕРВЫЕ ЖЕЛАЯ ОСТАВАТЬСЯ В СОЗНАНИИ. потому что сейчас его разрывает не от боли и страха. Сейчас в сознании одна за одной взрываются звёзды, короткими, яркими вспышками, вырывают стоны, шипение, когда Саид вставляет палец, а затем губами и языком начинает терзать меня изнутри. Слишком сильно. СЛишком приятно…почти больно от удовольствия. А потом да, потом тот самый взрыв. Только теперь взрываются не звезды, теперь разлетается на мельчайшие атомы целая вселенная. Простреливает по позвоночнику ядом чистейшего наслаждения. Прорывается сквозь искусанные губы громким:

— Саииииииииид.

***

Сладко. Как же сладко слышать свое имя ее срывающимся голосом. Непроизвольно. Она кричит его почти бессознательно и содрогается в моих руках. Так сильно, что меня полностью срывает. Я лихорадочно расстегиваю штаны, продолжая сростно лизать, продолжая всовывать в нее язык чтобы сожрать ее соки, освобождая член раскаленный, как кипяток. Рвануть наверх, подхватить под ягодицы и в это вздрагивающее тело вонзиться одним толчок… и ощутить как сильным сокращением выдрала из меня самый дикий и быстрый оргазм в моей жизни. Я заорал, хрипя, впечатывая ее в стекло и адски кончая прямо внутри ее тела под судороги, под спазмы оргазма….как будто ее лоно высасывает из меня саму жизнь и я подыхаю внутри нее от бешеного наслаждения. С одного. ссссска толчка. С одного но по самые яйца и по самую ее матку. Взорвался и меня все еще разрывает. Фонтанирую внутри ее тела, кусая нежную шею, изогнутую из-за запрокинутой головы. Она непроизвольно оплела меня ногами, впилась руками в мои плечи и волосы. Впервые…такая со мной. Нашел ее стонущий рот и выдохнул в него последнюю судорогу оргазма.

Волна постепенно сходит на нет. Очень медленно. Я все еще содрогаюсь внутри нее. Мои губы все еще на ее губах. Целую. И медленно отодвигаюсь чтобы посмотреть в ее глаза. Мне важно их увидеть…Я хочу знать будет ли там полыхать ненависть.

***

Провалиться, просто рухнуть в самуюю настоящую черную дыру. в пустоту, в никуда. Когда он вдруг резко к себе дёрнул, чтобы войти…нет чтобы ворваться в меня. не давая времени понять, что происходит. Всё ещё балансируя на грани оргазма и возвращения в реальный мир ощутить, как прижал к себе, кончая. Лихорадочные укусы по моей шее, словно помечает…но это всё где-то на краю сознания. Где-то, где пока не ломает от последних отголосков наслаждения…первого в моей жизни наслаждения с мужчиной. С тем, кто прожолжает целовать, кажется, целую вечность…а затем отстраняется. Осторожно отстраняется, возвращая в реальность. В ту, в которой он не просто безликий мужчина, доставивший мне удовольствие…сломавший, чёёёрт, просто разрушивший тот каменный многослойный барьер в моём сознании, не позволявший никаких прикосновений от чужих…

и в голове, в висках диким визгом: " а ему что позволила? Своему насильнику!"

Пока он замер, слегка прищурившись и ожидая чего-то?

Медленно отвести взгляд, чтобы заткнуть истерику в себе. Ту самую, что начала зарождаться, как только Нармузинов отстранился.

— Спасибо.

Шёпотом. Потому что почти больно повышать голос.

— Это было …был первый раз.

Завтра он снова будет проклинать моего отца. Завтра я снова буду стараться стать ближе к нему, чтобы убежать.

Завтра. А сегодня мы останемся здесь. В этом моменте

Глава 17. Дарина

Я улыбалась гостям брата, стараясь поддерживать беседу, иногда бросала взгляды на широкие стеклянные двери, точно зная, что он придет и мне ужасно не хотелось, чтобы это застало меня врасплох. Меня разрывало от желания ЕГО увидеть и одновременно хотелось бежать отсюда так быстро, насколько смогу.

Увидеть Максима означало новую боль, борьбу, войну с самой собой, а я устала воевать. Мне было проще, чтобы он был где-то далеко. Вне физической досягаемости от меня.

Я сдерживала себя невероятным усилием воли, кусала губы, сжимала пальцы рук, чтобы не думать о том, что скоро он приедет и нам придётся увидеться снова. Ближе к полуночи я уже была готова сбежать снова, куда угодно. Снять гостиницу, переночевать в машине, я даже собралась извиниться перед Андреем и уехать прямо сейчас, но его новый партнер из Европы вдруг заинтересовался работой моего фонда и все же отвлек на себя внимание. Он расспрашивал о благотворительных акциях, в которых мы раньше принимали участие и какова реклама для спонсоров фонда. По каким каналам европейского телевидения говорят про наш фонд и насколько он известен. Я терпеливо отвечала на вопросы этого напыщенного индюка, одетого с иголочки, с блестящими от геля волосами и скользкой улыбочкой мачо, а он бросал весьма красноречивые взгляды в вырез моего строгого черного платья или на ноги, а иногда весьма откровенно смотрел мне в глаза и проводил кончиком языка по своим тонким губам.

— Вы лично сопровождаете спонсоров на подобные мероприятия?

— Обычно ее сопровождаю я! А спонсоры добираются сами на своих иномарках или общественном транспорте!

Я вздрогнула и резко обернулась — Максим стоял у меня за спиной и, прищурившись, сжимал зубами сигару. Он сверлил взглядом англичанина и тот мгновенно стушевался. Его глазки забегали.

Я мгновенно занервничала… сильно. Мне казалось, я чувствую его близость физически, каждой клеточкой своего тела… и это невыносимо. Особенно, когда он настолько красивый, как недосягаемая мечта, которая была у меня в руках и вдруг стала не мечтой, а кошмаром… и все же этот кошмар манил к себе с такой силой, что у меня свело скулы и заболели глаза. От его красоты.

Черные волосы небрежно растрепаны, слегка зарос и эта синяя рубашка, оттеняющая его глаза, с распахнутым воротом, в вырезе видна сильная шея и тонкая цепочка, на которой покачивается мое кольцо… то самое, что я бросила ему в лицо в порыве ненависти. До боли захотелось провести ладонью по заросшей щеке, большим пальцем по капризной нижней губе, зарыться лицом там, на плече, где пахнет его кожа и волосы, и в изнеможении застонать от его близости… Боже! Это наваждение. Это проклятие. Это зависимость на грани с безумием.

— Я имел в виду, присутствуют ли спонсоры на подобных мероприятиях? — как-то невнятно ответил англичанин и нахмурился. Похотливый блеск в его глазах тут же погас. Еще бы. Когда Зверь пронизывал его насквозь, внушая подсознательный ужас и панику.

Я посмотрела на Максима, потом снова на Питерсона, и кивнула:

— Да, обычно присутствуют.

Резко встала с кресла. Как всегда, сердце предательски билось в тысячу раз быстрее, когда он рядом. Только если я сейчас не уведу Максима подальше от Питерсона, то этот разговор превратится в перепалку, а мне нужны спонсоры в фонд. А еще я не хочу портить прием в честь столь важных событий для брата, а Максима это не остановит, если он придет в ярость.

Я хотела позвать мужа и вдруг поняла, что у меня сел голос, даже произнести его имя вслух больно. Потому что он больше не мой. Не мой муж, не мой мужчина… не мой любимый… чужой. «Макс Воронов никогда и никому не принадлежал»… а мне тем более.

— Максим…нам нужно поговорить, у тебя есть несколько минут для меня? — выдавила я и почувствовала, как от его ответа вся кровь бросилась мне в лицо, а потом отхлынула. Он медленно повернулся ко мне, все это время он сжигал презрением Питерсона, который явно мечтал исчезнуть. Как всегда, невыносимый взгляд синих глаз, пронизывающий, тяжелый окутал меня гипнозом, похожим на марево наркотика. Только дышать становилось все труднее и труднее, зная, что Максим настолько близко, мне стоит сделать несколько шагов, и я рядом, просто смотрю ему в глаза, один раз… а потом еще и еще… бег по кругу.

— Не минута, Дарина! Вся моя жизнь принадлежит тебе.

Ложь… его жизнь никогда не принадлежала мне. Она принадлежала ему самому, а я… я ее украшала, не более того.

— Не здесь, — кивнула в сторону двери, ведущей в коридор, и пошла вперед.

Я знала, что он смотрит на меня сзади. Наглый взгляд чувствовала кожей. Я немного нервничала. Его близость не просто волновала, она напрочь лишала смелости и решимости. Мы поднялись по лестнице, ведущей в левое крыло особняка, и я остановилась перед одной из комнат для гостей, замялась. Остаться с ним наедине слишком рискованно.

Максим резко распахнул дверь, пропуская меня вперёд.

— Проклятье, малыш, ты так прекрасна! — выдохнул он, и его глаза блеснули в полумраке.

Это было очень неожиданно, я даже вздрогнула. Сердце перестало биться. Оно замерло. Ни одного удара. В горле пересохло, и я непроизвольно сжала пальцы, до боли в суставах.

Смотрела на Максима и видела, что он изменился…неуловимо. Так, как умел меняться мой муж, при этом всегда оставаясь ослепительно красивым… до боли в груди.

Бывший! Бывший!.. Эхом отдалось в голове, и я болезненно поморщилась. Он стоял в дверях. Не входил. Медленно втянула воздух, не зная, что спросить, смущенная его комплиментом.

— Как ты? Тебе уже лучше?

Я отвела взгляд, стараясь не смотреть ему в глаза. Мне нужно время, секунды, чтобы собраться с мыслями и избавиться от дикого желания бросится ему в объятия.

— Твоими стараниями, малыш.

Выдохнула так же медленно, как и вдохнула. Он действительно в полном порядке. В самом что ни на есть порядке. И я рада этому, очень рада. Максим прислонился к косяку двери, и я все же посмотрела ему в глаза. Когда-нибудь, хоть когда-нибудь я смогу это делать спокойно? Без дрожи во всем теле, без болезненного желания сломаться, послать свою гордость к дьяволу, жажды быть с ним, закрывая глаза на все. Когда-нибудь я смогу. Просто нужно время.

— Я хотел поблагодарить тебя за это. Честно говоря, я хотел сделать это ещё вчера. Но у нас вышел немного другой разговор на тот момент…любимая. А когда я очнулся, тебя не было рядом, ты уехала с Фаиной, — прозвучало спокойно, даже слишком.

Только его взгляд кричал совершенно другое, он не понимал, ПОЧЕМУ меня не оказалось рядом, я видела в глубине его глаз упрек. Я и сама в чем-то себя упрекала… но не в том, что не была рядом с ним, а, наоборот, в том, что не смогла уехать вчера… Где-то в глубине души… на подсознательном уровне я жаждала увидеть Максима, это неконтролируемое желание, оно разъедает изнутри, сжигает силу воли. Я могу сколько угодно лгать отцу, я могу лгать даже Максу, но не могу лгать себе. Меня сжирает эта ненормальная зависимость, она превращает всю мою уверенность в прах.

— Не стоит благодарить. Я бы сделала это и для брата, и для Карины. Ты тоже моя семья, я не могла оставить тебя умирать. Да и лучше иногда что-то сказать позже, чем никогда. Благодарность принята.

Я слегка одернула платье, заметив, что его взгляд опустился к моим ногам, а потом медленно, скользя по всему телу, вернулся к лицу, задержался на губах. Глаза потемнели, стали насыщенно синими, он вдруг спросил хрипловатым голосом, от которого на спине выступили капельки пота:

— Так это всё, о чём ты хотела поговорить, малыш? Спросить, как я себя чувствую? Или испугалась, что я перегрызу глотку этому ублюдку англичанину, который пялился на тебя, как на десерт со сливками?

Я медленно выдохнула:

— Нет не только это, — я собралась силами и продолжила. — Мы уезжаем завтра утром, Максим. Я и дети, оттуда уже пришлю тебе бумаги с адвокатом насчет встречи с детьми.

Кивнул головой, прошёл к мини-бару, достал оттуда бутылку виски и наполнил бокал. Повернулся ко мне наверняка он прекрасно заметил напряжение, сковавшее моё тело, и бледность, и крепко сжатые губы.

— Присылай своего адвоката, Дарина… — отпил из бокала. — Ты хорошо подумала насчёт отъезда?

Внутри всколыхнулось это чувство, когда до боли знакомые жесты, привычки переворачивают душу… они настолько родные, что практически срослись со мной самой. Его привычки. Я буду тосковать и по этим мелочам… особенно по ним.

— Да, я давно обо всем хорошо подумала, Максим. Не волнуйся, ты будешь видеться с ними, когда захочешь.

Отставил в сторону стакан и шагнул ко мне, сокращая расстояние между нами:

— А с тобой? С тобой я тоже буду видеться, когда захочу, Даша?

Встретилась с ним взглядом и внутри все перевернулось. Я знала этот взгляд… боже, я все в нем знаю. Все, и одновременно ничего, сглотнула и спокойно ответила:

— Когда ты будешь приезжать к детям, конечно, ты увидишься и со мной.

Я сделала два шага назад к двери и с опаской смотрела на Максима… я не была уверена, что просто так пройду мимо, и он промолчит, даст мне уйти. Совершенно не уверена, особенно когда в его взгляде увидела нечто, заставившее мое сердце не просто забиться, а заколотится с такой силой, что мне стало невыносимо жарко, несмотря на холод этой пустой комнаты. Его глаза горели голодом, и он пожирал взглядом меня всю… я слишком хорошо знала этот взгляд… слишком хорошо помнила, что может за ним последовать. По телу прошла неконтролируемая дрожь, и я снова задержала дыхание, чтобы успокоится.

В тот момент, когда я, полная решимости, все же направилась к двери, Максим мгновенно преградил мне дорогу и захлопнул дверь, повернул ключ, сунул его в карман, и посмотрел мне в глаза:

— Куда ты собралась уехать, Дарина?

Я остановилась и, судорожно сглотнув, ответила:

–. Мы едем в новый дом, который я сняла, Максим. Так будет лучше.

— Зачем ты хочешь уехать? Зачем сбегаешь от меня?

— Я не сбегаю. Я просто хочу быть дальше от тебя.

Снова отвела взгляд. Невыносимо смотреть ему в глаза и находиться так близко.

Он осторожно взял меня за подбородок и тихо попросил:

— Посмотри на меня, Даша. Я прошу тебя. Почему, малыш? Я настолько противен тебе? Или, наоборот… — он погладил большим пальцем мою скулу. — Ты боишься, что снова поддашься своим чувствам ко мне?

Прикоснулся к моему подбородку, и я вздрогнула, по всему телу прошла волна электрического тока. Всегда от его прикосновений так, и это не изменить. ОН просит смотреть ему в глаза, а я не могу. Мне больно, невыносимо больно и страшно… я такая слабая рядом с ним.

Провел большим пальцем по моей скуле, и внутри поднялась волна тепла, обжигающего голода по его прикосновениям. ДА! Именно этого я боюсь. Именно это заставляет меня бежать как можно дальше! Эта порочная, дикая страсть, которая сводит меня с ума каждый раз, когда он прикасается ко мне. Ложь прозвучала жалко…Поверит ли он?

— Я больше ничего не боюсь. Мне больше незачем бояться и больше нечего терять.

Все же посмотрела ему в глаза. Это было неправильно… оставаться наедине…я не готова. Совсем. Совершенно. Но спонсоры с фонда и Макс…который чуть не затеял там скандал.

Он склонил голову ко мне, и я начала задыхаться.

— Мне мало просто видеть тебя по выходным, Дарина, — провёл рукой по моей обнажённой руке, — мне этого ничтожно мало. Я хочу большего…

Я нервно провела языком по пересохшим губам, чувствуя его запах и то, как предательски начинает кружиться голова, дрожать колени и учащаться дыхание. Прикоснулся к моей руке, к голой коже чуть ниже плеча, и по всему телу пошли мурашки. Как же я это ненавижу… свою реакцию на него. Одинаковую всегда… одинаковую, потому что знаю, что он может мне дать здесь и сейчас. Потому что ненавистное тело горит от жажды его прикосновений, живет своей жизнью, в диком желании получить то порочное и дикое удовольствие, которое умеет дарить этот Дьявол. Теперь Максим коснулся костяшками пальцев моей щеки, я невольно прикрыла глаза, сделала шаг назад и наткнулась на запертую дверь. Если бы я могла сейчас повернуть ручку и бежать. Без оглядки.

— Нет, — хотела сказать твердо и уверенно, но голос сорвался.

Медленно улыбнулся мне. От этой порочной улыбки я перестала дышать, в горле пересохло, и спина покрылась испариной. Он приблизился настолько, что я чувствовала жар его тела сквозь одежду. Облокотился ладонями о дверь возле моей головы, отрезая все пути к отступлению, и я почувствовала его прерывистое дыхание, колени начали предательски подгибаться, а когда Максим вдруг впился в мои губы губами, меня подбросило, оглушило, как ударной волной. Вкус его дыхания ворвался в легкие и взорвал разум. Внутри вспыхнул пожар, огненная лава. Впилась в его плечи дрожащими пальцами, закатывая глаза от наслаждения. А потом как ледяная волна по всему телу — испробованный метод, безотказный. И я безотказная. Как и все его шлюхи. Распахнула глаза и уперлась руками ему в плечи, теперь уже пытаясь оттолкнуть. На секунду удалось оторваться от его губ:

— Нет, не смей! Нет!

Максим вдруг несильно схватил меня за волосы на затылке, запрокидывая мою голову назад, и сердце забилось в горле, почувствовала, как напряглись соски и мучительно заныло внизу живота. Его животная страсть сводила с ума, с ним всегда безумно чувственно, властно, порочно, пошло. Так умеет только он. Муж рывком прижал меня к себе, и я сорвалась в пропасть. Его губы пожирали мои с диким голодом, кусая, сминая, отбирая силу воли, проникая наглым языком глубоко и быстро, сплетаясь с моим, имея мой рот безжалостно грубо и так умело.

— Да. Со мной только Да!

Отстранился от меня, и его взгляд проник мне под кожу, выворачивая изнутри, обнажая все примитивное и дикое во мне. ТО, что мог разбудить только он. Чувствовать всю мощь и жар его тело было невыносимо, как и то, что он хочет меня…Я резко выдохнула и посмотрела ему в глаза, стараясь унять предательскую дрожь. Если дотронется, я не справлюсь…Пожалуйста, пусть не трогает меня…Я уперлась руками ему в грудь, сильно, настолько сильно, насколько могла.

— Именно с тобой — нет. Я не хочу. Не хочу! Не мое тело, а я!

Максим перехватил мои руки и завел над головой, впечатывая меня в дверь, лихорадочно задирая подол платья, касаясь кожи над резинкой чулок, лаская, сминая так сильно, что я уже теряла весь контроль, он склонил голову и обхватил напряженный сосок губами, через материю платья, слегка прикусил, и я всхлипнула. На глазах блеснули слезы от бессилия. Я уткнулась лицом ему в волосы, чувствуя, как от жарких губ, сжимающих, терзающих мой сосок, по всему телу расходятся волны электрического тока и жалобно прошептала:

— Максим…нет. Пожалуйста, пойми — нет, это нет. Не надо. Я возненавижу себя. Возненавижу, понимаешь? Отпусти… прошу тебя.

Он выматерился и со свистом выдохнул через стиснутые челюсти. Его рука ослабила захват, освобождая меня. Да, так лучше. Без прикосновений. Не то я завою, я закричу… только пусть не касается меня. Иначе я сдамся… так быстро, без боя… без сопротивления. Еще одно касание, и вся моя решимость взорвется как мыльный пузырь. Я молила Бога, чтобы Максим не пустил в ход именно то оружие, против которого не может устоять ни одна женщина… Мысли о других женщинах мгновенно отрезвили, и я смело посмотрела ему в глаза, такие пронзительно синие, яркие… Он отступил назад, отвернулся к окну. Я одернула подол платья, выравнивая дыхание, собирая остатки воли по кусочкам.

— Максим, выпусти меня, пожалуйста. Отдай ключ.

— Пожалуйста, Дарина, давай поговорим. Ты же не можешь вечно убегать от меня, малыш?

— Давай поговорим, — я кивнула и посмотрела на ручку двери, потом снова перевела взгляд на него, — только недолго.

— Ты думала, что будет дальше? Завтра ты уедешь отсюда, а дальше? Что ты будешь делать? Что МЫ будем делать? Мы же не сможем стать друг другу чужими людьми…

Он вдруг в несколько шагов преодолел расстояние между нами и снова стоял напротив меня. В нескольких миллиметрах.

Я переоценила свои силы, точнее, свои нервы. Судорожно сглотнула и ответила:

— Дальше? Дальше ты вернешься к себе домой, как победитель, а я останусь с отцом. Дальше, Максим, мы подумаем, как распределить время встреч для тебя с детьми… Как я и говорила.

Осеклась на полуслове, потому что увидела, как он смотрит на меня…

— Малыш, почему? Почему ты предлагаешь ЭТО? Теперь, когда всё узнала?

От его "малыш" моментально сжалось сердце. Я была готова, что мне предстоит война. Словесная война… и она будет намного сложнее, чем его ярость и ненависть, на которую я могла отреагировать своей яростью. Мне предстояла иная атака. Атака Максима, который не привык к поражениям и чувствовал себя победителем.

— Я восхищена твоей стратегией, более того, я просто поражена, насколько ты все просчитал. Я благодарна за то, что не оставил брата одного. Только я ничего не предлагаю, Максим. Твой дом больше не мой дом. Я не вернусь к тебе, если ты это имеешь в виду. Нас больше нет. Есть ты и я. У каждого из нас своя жизнь.

Он сглотнул и все равно продолжил:

— Но почему, Даша? Ответь мне. Почему ты разделяешь нас в своих словах? С каких пор я и ты каждый сам по себе, а?

На секунду я увидела в его глазах гнев, этот знакомый обжигающий блеск, и я запаниковала. Я не доверяла ни себе, ни ему. Все могло выйти из-под контроля в любую секунду, уже чуть не вышло. Я глубоко вздохнула и ответила:

— Потому что я больше не вижу нас вместе. Потому что я устала от нас. Впервые за много лет, сейчас, находясь у Андрея, я перестала чувствовать себя как на пороховой бочке и знаешь… мне это нравится, Максим. Прими мое решение, пожалуйста. Мы не враги. Просто прими и всё.

По мере того, как я говорила, моя собственная уверенность таяла с каждой секундой. Потому что я видела его глаза…Неужели это отчаяние? Или опять его проклятая игра на моих чувствах?

— Вот так просто, маленькая? После стольких жизни вместе, после всего того, через что мы прошли…Ты просто не видишь нас вместе? — последние слова он практически проорал, стиснув руки в кулаки, словно сдерживаясь от желания пробить ими дверь у моей головы.

Я зажмурилась, ожидая удара, но он не ударил. Сердце билось очень быстро. Я все же нашла в себе силы говорить дальше:

— Это было непросто…это было тяжело, долго и больно, Максим. Очень больно. Я совсем тебя не знаю. За эти годы я представляла себе кого угодно, но не тебя настоящего. Ты никогда не изменишься. А я изменилась, и ты этого не видишь или не хочешь видеть. Я не вернусь к тебе. Хотя бы потому, что ты даже не понимаешь, почему это происходит. Ты герой, а героев не судят, верно? Вот и я не сужу героя, но ты больше не мой мужчина. И я не хочу, чтобы ты был моим.

Максим склонил голову на бок и тихо спросил:

— А кто я для тебя теперь, малыш? Дарина, не надо, — его голос охрип, и он прокашлялся, — не поступай так. Я не смогу без тебя. Это наша семья, любимая…пожалуйста, — говорил и не отрывал взгляда от моего лица. Я судорожно сглотнула. Это было невыносимо. Я смотрела на него, и сердце билось то громко и хаотично, то очень тихо. Я никогда раньше не слышала от него ничего подобного. Никогда. Какая — то часть меня рассыпалась на осколки. Приступ боли и дикого желания сжать его сейчас в объятиях, стал невыносимым…но…ведь…это его игра. Он не отступится. Он хочет вернуть меня любым способом, и это, возможно, следующий из многих его методов. Первый он применил, когда задирал на мне юбку и жадно целовал, применяя самый жестокий из методов — соблазн. Тот самый метод, который всегда действовал безотказно. Я больше не верю ему. Он смог без меня…смог не один, не два раза и сейчас сможет.

— Ты сможешь, Максим…я уверена, что сможешь. Это не впервые. Наша семья останется семьей. Ты — отец моих детей и никогда не будешь мне чужим, но… я больше не хочу быть с тобой. Пойми. Услышь меня. Я не вернусь к тебе.

Его кулак все же обрушился на дверь, и я непроизвольно вздрогнула. Максим сделал шаг ко мне и осторожно взял за подбородок, поднял мое лицо к себе: