Артемида Вейер Энди

– Предложение отклонено, – ответила Нгуги.

– Но это же просто нелепо! Она совершенно точно виновна. Что вы так печетесь об этой девчонке?

– Девчонке? – возмутилась я. – Да мне уже двадцать шесть!

– Она одна из нас, – сказала Нгуги. – Она выросла на Луне. Что означает, что ей позволено больше, чем другим.

– Чушь собачья! Вы просто что-то недоговариваете, – вспылил Руди. Я никогда не слышала прежде, чтобы он кому-то грубил.

Нгуги улыбнулась:

– Я не стану высылать Джазмин, констебль. И сколько еще вы собираетесь продержать ее прикованной наручниками к стулу?

Руди подумал, потом вытащил из кармана ключ и снял с меня наручники. Я потерла запястья:

– Благодарю вас, Администратор.

– Береги себя, детка, – Нгуги вышла из офиса.

Руди сердито посмотрел ей вслед, потом обернулся ко мне:

– Ты все еще в опасности. Лучше бы призналась в том, что сделала, и согласилась бы на высылку в Саудовскую Аравию. Там легче спрятаться, чем здесь.

– Лучше бы ты заткнулся наконец.

– «Паласио» не отстанет от тебя только потому, что я поймал одного из их наемников. Можешь не сомневаться, со следующим «скотовозом» они пришлют кого-то другого.

– Во-первых, я это и без тебя знаю, – ответила я, – во-вторых, это не ты его поймал, а я. И напоследок вопрос: как он смог выследить мой Гизмо?

Руди нахмурился:

– Меня тоже беспокоит этот вопрос.

– Короче, я пошла домой. Если тебе нужно будет со мной связаться, ты знаешь, под каким именем меня найти.

При аресте Руди конфисковал мой Гизмо на имя Харприта Сингха, и сейчас прибор лежал на столе. Я подняла его:

– И у тебя была куча возможностей убить меня, если бы ты этого хотел, но ты ими не воспользовался.

– Спасибо за доверие. Для твоей же безопасности тебе лучше бы держаться поближе ко мне.

Звучало соблазнительно, но я не могла себе этого позволить. Я и сама еще не знала, что буду делать дальше, но находиться при этом под наблюдением Руди в мои планы не входило.

– Спасибо, но я справлюсь сама. – Я повернулась к Чжину Чу. – Так что такое ЗАФО?

– Да пошла ты!

– Иди отсюда, – сказал Руди. – Возвращайся, если понадобится защита.

– Ухожу, ухожу.

У «Хартнелла», как всегда, сидели тихие и спокойные почти алкаши, каждого из которых я знала в лицо, а то и по имени. Посторонних в баре сегодня не было, а завсегдатаи даже не взглянули в мою сторону. На водопое все было без перемен.

Билли налил мне традиционную пинту:

– А ты разве не в бегах? Ну, или что-то в этом роде?

Я помотала кистью руки:

– Вот именно, что-то в этом роде.

Интересно, Альварез был единственным наемником «Паласио» в Артемиде? Может, да, а может, и нет. Сколько, по-вашему, мафии нужно людей, чтобы наблюдать за операцией отмывки денег на Луне? Ясно было только одно: они еще не могли прислать никого нового. Чтобы добраться сюда с Земли, требуется не одна неделя.

– В таком случае, разумно ли приходить в свой любимый бар?

– Неразумно. Это один из самых глупых поступков в моей жизни, а в этом плане мне есть из чего выбирать.

Билли перекинул полотенце через плечо:

– А чего тогда пришла?

Я продолжала потягивать пиво:

– Только потому, что заключила сделку.

Билли посмотрел через мое плечо на дверь и его глаза округлились:

– Обалдеть! Вот кого я здесь тыщу лет не видел!

Дейл подошел к стулу рядом со мной, на котором он обычно устраивался в прошлые годы, и сел, ухмыляясь от уха до уха:

– Билли, мне пинту твоего плохонького пива!

– Для тебя – задаром! – отозвался Билли, наливая Дейлу пиво. – Как поживает мой любимый гомик?

– Не могу пожаловаться. Но все равно регулярно жалуюсь.

Билли хохотнул и придвинул пиво к Дейлу:

– Ладно, голубки войны, оставлю вас наедине поболтать.

Дейл отхлебнул пива и усмехнулся:

– Я не был уверен, что ты придешь.

– Уговор есть уговор, – ответила я. – Но если сюда кто-нибудь заявится, чтобы убить меня, мне придется удалиться раньше времени.

– Кстати, а что вообще происходит? Ходят слухи, что ты как-то замешана в этих убийствах.

– И слухи правы. – Я осушила кружку и постучала ею по барной стойке. Билли толкнул уже налитую следующую кружку в мою сторону. – Я должна была стать следующей жертвой.

– Но Руди ведь поймал убийцу? В новостях передали, что это вроде какой-то португалец?

– Бразилец. Но это не важно. Они просто пошлют за мной кого-нибудь еще, так что у меня мало времени на передышку.

– Дерьмовая ситуация, Джаз. Я могу чем-нибудь помочь?

Я посмотрела ему в глаза:

– Дейл, мы с тобой не друзья. Так что не беспокойся за меня.

Он вздохнул:

– Но мы могли бы снова быть друзьями? Может, со временем?

– Не представляю себе такую возможность.

– Ладно, по крайней мере, у меня есть один вечер в неделю, чтобы заставить тебя передумать. – Хитрый маленький говнюк еще и ухмылялся. – А зачем тебе вообще понадобилось угробить эти комбайны?

– Тронд пообещал заплатить мне целую кучу денег.

– Оно понятно, но… – Дейл задумался, – это совсем не твой стиль. Это была очень рискованная работа – ты слишком умна, чтобы подобным заниматься. Ты никогда не делаешь ничего рискованного, кроме тех случаев, когда без этого не обойтись. Насколько я знаю, ты не сидишь по уши в долгах. Да, денег у тебя немного, но ситуация стабильная. Ты никаким ростовщикам не должна?

– Нет.

– Ты, случайно, не проигралась всерьез?

– Нет. Дейл, прекрати.

– Джаз, послушай, в чем все-таки дело? – Дейл наклонился поближе ко мне: – Я не понимаю, зачем ты это сделала.

– А тебе и не надо понимать. – Я проверила свой Гизмо. – Кстати, до полуночи осталось три часа пятьдесят две минуты, а после этого твой вечер закончится.

– Значит, три часа пятьдесят две минуты я буду задавать тебе один и тот же вопрос.

Вот ведь заноза в заднице… я вздохнула:

– Мне нужно 416 922 жетона.

– Очень точное число, я бы сказал. А зачем они тебе нужны?

– Затем, что не твое собачье дело, вот зачем.

– Джаз…

– Нет! – рявкнула я. – Больше я тебе ничего не скажу.

Мы помолчали. После неловкой паузы я спросила:

– Как Тайлер? Он… не знаю, как сказать. Он счастлив?

– Да, счастлив, – ответил Дейл. – Всякое бывает, иногда мы ссоримся, как любая пара, но мы знаем, как с этим справляться. В последнее время он расстроен из-за всей этой ерунды с Гильдией электриков.

Я хихикнула:

– Он всегда ненавидел этих мерзавцев. Он все так же не в Гильдии?

– Конечно. И никогда туда не вступит. Он отличный электрик, с чего это он должен добровольно согласиться получать меньше?

– Они что, давят на него? – спросила я. Одна из отрицательных сторон почти полного отсутствия законов: монополии с их тактикой давления.

Дейл сделал неопределенный жест:

– Не очень. Слухи всякие распускают, клиентов перехватывают, цены демпингуют. Он вполне способен с этим справиться.

– Если тебе покажется, что они зашли слишком далеко, скажи мне.

– А ты что можешь сделать?

– Не знаю. Но я не желаю, чтобы кто-то ставил ему палки в колеса.

Дейл поднял стакан:

– В таком случае я не завидую тем, кто попробует это сделать.

Мы чокнулись и отхлебнули пива.

– Постарайся, чтобы он был счастлив, – сказала я.

– Еще как постараюсь.

Мой (харпритовский) Гизмо зажужжал, и я глянула на экран. Пришло сообщение от Свободы: «Этот ЗАФО просто офигенная штука. Встретимся в моей лаборатории».

– Подожди секундочку, – сказала я Дейлу и быстро напечатала: «Удалось что-то узнать?»

«Долго рассказывать. К тому же, я хочу, чтобы ты посмотрела, что эта штука может делать».

Я хмыкнула.

– Какие-то проблемы? – спросил Дейл.

– Да один знакомый просит встретиться. А последний раз, когда я пришла на такую встречу, попала в западню.

– Нужна подмога?

Я покачала головой и напечатала: «Дорогуша, я знаю, чего тебе хочется, но я слишком устала, чтобы заниматься сексом».

«Это ты о чем? – ответил Свобода. И сразу же: – Ага, я понял. Ты боишься, что я не один и меня кто-то принуждает написать тебе. Все в порядке, Джаз, это не ловушка».

«Я просто стараюсь быть осторожной. В данный момент я занята, давай встретимся в лаборатории завтра утром?»

«Отлично. Кстати, на случай если вдруг кто-то будет мне угрожать, я вставлю в разговор слово «дельфин». Идет?»

«Договорились», – ответила я и убрала Гизмо в карман.

Дейл задумчиво пожевал губами:

– Джаз, насколько вообще вся эта ситуация серьезна?

– Учитывая, что меня хотят убить, – весьма.

– А кто эти люди и почему они хотят тебя убить?

Я провела пальцем по запотевшему стакану, стирая капельки воды:

– Это бразильский криминальный синдикат «Паласио». «Санчез Алюминий» принадлежит им, и они знают, что это я взорвала комбайны.

– Блин, – выдавил Дейл. – Тебе нужно место, чтобы спрятаться?

– Я в порядке, – ответила я. И добавила: – Но если мне понадобится помощь, я вспомню твое предложение.

Он улыбнулся:

– Для начала это уже кое-что.

– Заткнись и пей свое пиво. – Я осушила стакан. – Ты и так уже отстал на две пинты.

– Ну раз так… – Дейл махнул рукой Билли. – Бармен! Тут одна малявка думает, что сможет меня перепить. Тащи шесть пинт – три для гея, три для гоя[38].

На следующее утро я проснулась в своем закутке вся затекшая, с больной головой и в состоянии жутчайшего похмелья. Возможно, надраться в стельку посреди такого кризиса и не было самым разумным решением, но мы уже установили, что у меня талант на неразумные решения.

Несколько минут я лежала, тихо моля о смерти, потом выпила столько воды, сколько смогло вместиться, и выползла из своего укрытия, как слизняк.

Я перекусила сухим «месивом» (так вкус меньше чувствуется) и побрела к общественной ванной на 16-й Верхний Уровень Бина. Остаток утра я провела, отмокая в ванне.

Потом я забежала на 18-й уровень в магазинчик недорогой, но приличной одежды. Я уже столько дней не вылезала из одного и того же комбинезона, что к этому времени он почти уже мог стоять сам по себе.

После всего этого я снова почувствовала себя человеком.

По узким коридорам сферы Армстронга я дошла до лаборатории ЕКИ, встретив по дороге нескольких ученых, которые явно шли на работу.

Я даже не успела постучать, как Свобода открыл дверь:

– Джаз! Ты сейчас такое увидишь… черт, ты сегодня выглядишь, как полумертвая.

– Спасибо на добром слове.

Он вытащил пачку мятных леденцов и отсыпал мне несколько штук:

– У меня нет времени обсуждать твои алкогольные пристрастия, надо показать тебе, что этот ЗАФО делает. Иди сюда!

Он провел меня в лабораторию, которая сегодня выглядела по-другому. Свобода разложил ЗАФО и различные приборы (большая часть из которых выглядела совершенно загадочно) на столе в центре, сдвинув все остальное оборудование к стенам, чтобы освободить место.

От возбуждения он чуть ли не подпрыгивал:

– Это просто потрясающая штука!

– Хорошо, я поняла, – ответила я, – так отчего ты в таком ажиотаже?

Он уселся на стул и с хрустом размял пальцы:

– Для начала я провел визуальное исследование.

– Ты осмотрел кабель. Ты в курсе, что можно просто сказать «осмотрел»?

– По внешним признакам это обычный одномодовый оптоволоконный кабель. Наружная оболочка, внутримодульный гидрофобный заполнитель, промежуточная оболочка – все стандартное. Сердцевина имеет диаметр 8 мкм – тоже вполне нормальна. Но я подумал, что именно сердцевина может представлять интерес, поэтому отрезал несколько образцов для…

– Отрезал? – спросила я. – Я не давала разрешения резать его.

– Ну не давала, меня это не волнует, – он постучал по одному из разложенных на столе приборов. – Вот эта малышка предназначена для измерения показателя преломления сердцевины кабеля. Для оптоволоконного кабеля это очень важный показатель.

Я взяла со стола пятисантиметровый отрезок ЗАФО:

– И ты обнаружил что-то странное?

– Нет, – ответил Свобода. – Показатель преломления 1.458. Чуть выше, чем обычно, но ненамного.

Я вздохнула:

– Свобода, ты можешь пропустить все, что «нормально», и просто сказать мне, что ты обнаружил?

– Хорошо, хорошо, – он поднял со стола какой-то прибор и показал его мне. – Я нашел разгадку тайны с помощью вот этой штуковины.

– Я понимаю, ты хочешь, чтобы я спросила тебя, что это такое, но честное слово, мне уже…

– Это оптический рефлектометр для измерения затухания светового луча. Коротко ОР. Он показывает уровень затухания сигнала, свойственный данному волокну. Затухание – это поглощение оптической энергии, которая преобразуется в тепло во время передачи сигнала.

– Я знаю, что такое затухание, – ответила я. С таким же успехом могла бы ничего не говорить: когда Свобода сядет на своего конька, остановить его невозможно. Я не знаю никого, кто любил бы свою работу так, как этот парень.

Он положил ОР на стол:

– Итак, типичные показатели затухания для высококачественного кабеля составляют около 0.4 децибела на километр. А теперь угадай показатели ЗАФО.

– Нет.

– Ну. Пожалуйста, ну, предположи что-нибудь!

– Просто скажи мне и все.

– Ноль. Гребаный НОЛЬ! – Свобода сложил пальцы в нолик. – Нооооооль!

Я присела на стул рядом с ним:

– Ты хочешь сказать, что при прохождении сигнала не происходит вообще никакой потери света?

– Именно так! Ну, насколько я могу судить по своим приборам. У моего ОР допустимая погрешность примерно 0.001 децибела на километр.

Я посмотрела на отрезок кабеля, который по-прежнему держала в руках:

– Какое-то затухание все равно ведь есть? Не может же это на самом деле быть полный ноль?

Мартин пожал плечами:

– Сверхпроводники демонстрируют нулевое сопротивление электрическому сигналу. Почему бы не быть материалу с нулевым сопротивлением оптическому сигналу?

– ЗАФО… – пробормотала я, – «оптоволоконный кабель с нулевым затуханием»[39].

Свобода хлопнул себя по лбу:

– Ну конечно!

– Из чего он сделан?

Он повернулся к укрепленному на стене прибору и ласково погладил его:

– А вот тут пригодился мой спектрометр! Это девочка, и ее зовут Нора.

– И что тебе сказала Нора?

– Сердцевина состоит в основном из стекла. В этом нет ничего странного, в большинстве кабелей для сердцевины используется именно стекло. Но там в незначительных количествах присутствуют также тантал, литий и германий.

– А зачем они там нужны?

– Понятия не имею.

Я почувствовала, как в висках начинает пульсировать боль. Похмелье все еще давало о себе знать. Я потерла глаза:

– Все понятно, но почему это такой важный фактор? Меньше энергии уйдет на передачу сигнала?

– Нет, там все еще более впечатляюще, – ответил Свобода. – Длина обычного оптоволоконного кабеля не превышает 15 километров. После этого затухание сигнала становится слишком сильным. Поэтому необходимы регенераторы сигнала. Они считывают сигнал и передают его дальше в первоначальной форме. Но они стоят денег, требуют перезарядки и вообще это достаточно сложный процесс. К тому же, они замедляют передачу сигнала.

– А с ЗАФО регенераторы будут не нужны.

– Вот именно! – подтвердил Свобода. – На Земле проложено огромное количество кабелей для волоконно-оптической связи. Подумай, насколько все было бы проще без всех этих регенераторов. К тому же, передача информации через подобную линию означает, что там почти не будет ошибок. Что также увеличивает пропускную способность. Это просто фантастика!

– Все это чудесно, но стоило ли ради этого убивать кого-то?

Свобода задумался:

– Мне кажется, практически каждая телекоммуникационная компания захочет оборудовать свои каналы информации подобными кабелями. Как ты думаешь, сколько стоит весь коммуникационный бизнес Земли? Потому что примерно столько владельцы ЗАФО смогут получить за свое детище. Я бы сказал, что за такие деньги убьют без малейших колебаний.

Я потерла подбородок: чем больше я размышляла об этой ситуации, тем меньше она мне нравилась. Внезапно кусочки сложились в картинку и я поняла, в чем было дело:

– Черт бы их побрал!

– Ты что? – спросил Свобода. – Кто это тебе так насолил?

– Дело вообще не в алюминии! – Я встала со стула. – Спасибо, Свобо. Я твоя должница.

– Что? Почему ты решила, что дело не в алюминии? А в чем тогда?

Но я уже неслась к двери:

– Свобо, ты чудо. Оставайся таким всегда. Я тебе позвоню.

Офис Администратора раньше находился в сфере Армстронга, поскольку тогда других куполов еще не было. Но когда Армстронг превратился в шумный технический центр, она переехала в маленький однокомнатный офис на 19-м Верхнем Уровне купола Бина.

Да, вы не ослышались. Администратор Артемиды – наиболее важная и могущественная персона на Луне, которая могла бесплатно занять практически любое помещение, – предпочла устроиться в самом простецком рабочем районе. Будь я на ее месте, заняла бы огромный офис с видом на Пассаж. С баром, кожаными креслами и прочими крутыми признаками богатства и могущества.

И непременно с персональным помощником. Я бы завела себе огромного, но вежливого секретаря, который постоянно звал бы меня «мэм». Эх, мечты…

Но у Нгуги всего этого не было. У нее даже секретаря не было. На ее двери висела простая табличка «Администратор Фиделис Нгуги».

Я нажала на кнопку у двери и услышала, как в комнате зазвенел звонок.

– Войдите, – раздался голос Нгуги.

Я открыла дверь и вошла в офис, оказавшийся еще скромнее, чем я ожидала. Обстановка была прямо-таки спартанская. На некрашеной алюминиевой стене висело несколько полок с семейными фотографиями. Стол из металлических листов прибыл сюда прямиком из 1950-х годов. Единственной уступкой персональному комфорту было удобное рабочее кресло. Но оно и понятно: когда мне будет семьдесят лет, мне тоже захочется удобное кресло.

Администратор что-то печатала на ноутбуке. Старшее поколение предпочитало пользоваться не Гизмо, а компьютерами или устройствами с голосовым управлением. Каким-то образом эта женщина ухитрялась сохранять грацию и уверенность в себе даже сидя согнувшись над столом. Одета она была во что-то повседневное, а на голове у нее красовался традиционный шарф-дхуку. Нгуги закончила печатать и улыбнулась мне:

– Джазмин! Рада тебя видеть, дорогая. Пожалуйста, садись.

– Спасибо… ну да, я сяду, – пробормотала я, усаживаясь в одно из двух кресел, стоявших напротив ее стола.

Нгуги сцепила руки, положила их на стол и подалась вперед:

– Детка моя, я очень беспокоилась о тебе. Чем я могу тебе помочь?

– У меня к вам вопрос относительно экономики.

Она удивленно приподняла брови:

– Экономики? Что ж, я немного разбираюсь в этом вопросе.

Сказать, что Администратор явно скромничала, это ничего не сказать. Эта женщина превратила Кению в международный космический центр. Да ей Нобелевскую премию надо было дать! Даже две – за вклад в экономику и Премию мира.

– Что вы знаете о земной телекоммуникационной индустрии?