Дом на краю темноты Сейгер Райли

Глава десятая

Сейчас середина ночи, и я лежу в кровати — не сплю, но и не бодрствую.

У моего папы была для этого особая фраза.

В серости.

Так он называл тот потусторонний мир между сном и явью.

И вот, я в серости.

Или по крайней мере мне так кажется.

Может, я сплю, потому что в этой мутной серости я слышу, как открываются двери шкафа.

Я открываю глаза, поднимаю голову с подушки и смотрю на шкаф у стены напротив кровати.

Двери и правда открыты. Совсем чуть-чуть. Темная щель, через которую я могу заглянуть в шкаф.

И внутри мужчина.

Смотрит.

Глаза немигающие.

Губы сжаты.

Мистер Тень.

«Это нереально», — повторяю я в своей голове, как мантру. — «Это нереально. Это нереально».

Но мистер Тень все еще там, таится во тьме. Не двигается. Просто смотрит.

Затем двери шкафа открываются, и вот он уже у кровати, наклоняется ко мне, хватая мои запястья, и шипит:

— Ты тут умрешь.

Мои глаза резко распахиваются — на этот раз по-настоящему. Я сажусь в кровати, из моего горла рвется испуганный вопль. Я в панике бросаю взгляд на шкаф. Его двери закрыты. Нет никакого мистера Тень. Это был всего лишь сон.

Нет, это не сон.

Ночной кошмар.

И он остается со мной, когда я встаю с кровати и на цыпочках подхожу к шкафу. Хотя я и знаю, что веду себя как параноик и это просто нелепо, я все равно прижимаю ухо к одной из дверей, прислушиваясь к намеку на шум изнутри.

Там ничего нет.

Я это знаю.

Если бы я думала иначе, то это бы делало меня такой же легковерной, как Венди Дэвенпорт и другие люди, которые верят Книге.

И все же страх сжимает мою грудь, когда я чуть приоткрываю дверь. Я говорю себе, что это бдительность заставляет меня заглянуть внутрь. Кто-то вломился в дом прошлой ночью, и стоит убедиться, что он не вернулся, кто бы это ни был.

Но я-то себя знаю.

Я проверяю, нет ли там мистера Тень.

Внутри шкафа я вижу лишь платья, которые все еще висят в темноте. Они становятся ярче, когда я открываю двери шире и на них льется сероватый свет из окон спальни.

Шкаф пуст. Разумеется.

Но кошмар все равно не забывается. До такой степени, что я решаю начать свой день, хотя сейчас даже не рассвело. Но даже в ванной каждый стон скрипучих труб, казалось бы, предвещает приближение мистера Тень. Каждый раз, когда я закрываю глаза из-за потока воды, я ожидаю увидеть его передо мной, когда открою их.

Что меня так сильно беспокоит в этом кошмаре, так это то, что он не был похож на кошмар. У него было ощущение реально пережитого. Чего-то реального.

Воспоминание.

Точно такое же, как то, где мы с папой красили кухню.

Но этого не может быть.

Я не могу помнить того, чего никогда не было.

А это значит, что я вспоминаю именно Книгу. Неплохая теория, если бы мой отец не написал ее от первого лица. Читатель видит все только его глазами, а я слишком много раз читала «Дом ужасов», чтобы знать наверняка, что папа не писал такую сцену.

Конечно, я выхожу из душа невредимой и спускаюсь вниз. Клочок бумаги все еще торчит в передней двери. Как и во всех окнах.

Никто ничего не трогал.

Я здесь одна.

Никого, кроме нас, цыплят.

Когда Дэйн приходит в восемь, я уже пью третью чашку кофе. Кофеин делает меня еще более нервной. И подозрительной. В глубине души я знаю, что Дэйн не имел никакого отношения к событиям прошлой ночи. И все же, когда я вижу, как он входит в Бейнберри Холл, не нуждаясь в том, чтобы я отпирала ворота и входную дверь, я вспоминаю участок недостающей стены и коттедж сразу за ним. А еще стоит подумать о проигрывателе. Больше никто не знал, что мы нашли его вчера. Только я и Дэйн, который настоял на том, чтобы перетащить его на стол.

— Какой коттедж ваш? — спрашиваю я его. — Желтый или коричневый?

— Коричневый.

Это значит, что вчера я видела дом Дитмеров. Дом Дэйна находится на другой стороне дороги.

— А теперь у меня есть вопрос, — говорит он, оглядывая чашку кофе в моих руках. — Есть ли еще и могу ли я себе налить?

— Там еще полкофейника, и все ваше.

Когда мы спускаемся на кухню, я наливаю кофе в гигантскую чашку и отдаю ее Дэйну.

Он делает глоток и спрашивает:

— Почему вы спросили о моем коттедже? Вы хотели ко мне зайти?

Я замечаю флирт в его голосе. Его невозможно пропустить. На этот раз, в отличие от ночи моего приезда, это не так удивительно. И не так излишне. Но выбор времени определенно мог быть и лучше. У меня есть более насущные проблемы.

— Прошлой ночью кто-то вломился в дом, — говорю я.

— Серьезно?

— Серьезно.

Я пересказываю события прошлой ночи, не упуская никаких подробностей. Он слышит все — про колокольчик, про музыку, про пропавшего медведя, про меня, кричащую на того, кто сбежал через лес.

— И вы решили, что это я? — спрашивает он.

— Нет, конечно, — говорю я, стараясь звучать правдиво, чтобы не обидеть его. — Я просто хотела узнать, не видели ли вы вчера вечером чего-нибудь подозрительного.

— Нет, ничего. А вы спрашивали Ханну?

— У меня не было возможности. А вы знаете о проломе в стене? Там есть место, где она обвалилась.

— Да, эта дыра там уже лет десять, мне кажется. В прошлом году я написал вашему отцу, не хочет ли он ее заделать, но он мне так и не ответил.

Это потому, что он тогда выносил кошмарные сеансы химиотерапии, хотя никто из нас особо не надеялся, что это поможет. Это была просто тактика увиливания. Способ продлить папину жизнь еще на несколько месяцев.

— Ну, кто-то использовал ее, чтобы проникнуть на территорию, — говорю я. — Он пробрался в дом, хотя я не знаю как.

Дэйн хватает стул и садится задом наперед — его ноги по обе стороны спинки.

— Вы в этом уверены? Мишка мог просто упасть за стол. Мы там много вещей складывали.

— Но это не объясняет проигрыватель. Он же не мог сам включиться.

— Да, но возможно, здесь проблемы с проводкой. Вы не замечали еще чего-нибудь странного?

— Да, — говорю я, вспоминая ночь моего приезда. — В Комнате Индиго не работает выключатель. Не говоря уже о том, что когда я вчера приехала домой, то горела люстра.

— А здесь, внизу? — Дэйн смотрит на потолок кухни и изучает светильник — массивный прямоугольник из дымчатого стекла с золотой отделкой, который, как и вся остальная кухня, попахивает восьмидесятыми. Его взгляд вскоре перемещается на выпуклую, покрытую пятнами полоску на потолке, расположенную прямо над столом.

— Похоже, тут протекала вода, — говорит он.

— Я уже добавила это к очень длинному списку вещей, которые нужно сделать на этой кухне.

Дэйн забирается на стол и встает под выступом, пытаясь рассмотреть его поближе.

— Что вы делаете?

— Проверяю, не поврежден ли потолок, — говорит он. — Возможно, придется ремонтировать его как можно раньше.

Он тычет в выпуклость указательным пальцем. Затем нажимает на нее целой рукой. Вид потолка, слегка прогибающегося под его пальцами, возвращает мне еще одно воспоминание, известное только по Книге. Мой желудок сжимается, когда я представляю, как штукатурка раскрывается и змеи вываливаются наружу.

— Дэйн, не надо, — мой голос звучит более взволнованно, чем мне бы хотелось. — Оставьте пока его в покое.

— Эта штукатурка чертовски слаба, — говорит он, продолжая давить. Потолок расширяется и слегка сжимается — будто вздымается и опускается, как грудь спящего человека.

«Это змеи», — шепчет мне голос, который я слышала вчера. Голос папы. — «Ты знаешь, что они там, Мэгги».

Если под потолком кишат змеи, я хочу притвориться, что их там нет, точно так же, как мои родители притворялись, что Книга не разлучила нашу семью.

— Дэйн, я серьезно, — говорю я, отбросив вежливость и уже злая. — Прекрати это делать.

— Я просто…

Рука Дэйна прорывается сквозь потолок, пробивая штукатурку до самого запястья. Он чертыхается и отдергивает кулак.

Потолок дрожит, когда маленькие кусочки штукатурки осыпаются вокруг него.

Швы заплаты потемнели, становясь все более заметными. Клубы штукатурной пыли выскакивают из вновь образовавшихся щелей и спиралью падают на стол.

Затем следует тихий стон.

Звук обваливающегося потолка.

А потом он падает.

Прямоугольный кусок опускается вниз, как люк. Он падает на Дэйна, который пытается отпрыгнуть с его пути. Но потолок все равно врезается в него, сбивая с ног.

Он тяжело падает и отскакивает назад, едва не задев полосу штукатурки, которая полностью отрывается от потолка и разбивается о столешницу. Из-под обломков поднимается пыль — отвратительно пахнущее облако, которое плывет по кухне.

Я закрываю глаза и прижимаюсь к кухонному столу, мои руки сжимают край, готовясь к змеям, которые, я уверена, начнут сыпаться вниз в любой момент.

Я не удивляюсь, когда что-то падает с потолка.

Я этого ждала.

Я даже не вздрагиваю, когда слышу, как оно приземляется на стол с глухим стуком.

Когда пыль рассеивается, мы с Дэйном открываем глаза и видим бесформенную кляксу, лежащую на столе как экспонат.

Дэйн моргает в недоумении.

— Что. За. Хрень.

Он спрыгивает со стола и пятится назад. Я же делаю обратное и подхожу ближе.

Это мешок. Думаю, холщовый. Или, может, это холст. Из-за пыли трудно сказать наверняка. Я тыкаю туда указательным пальцем, и то, что внутри, сдвигается, создавая звук, который я могу сравнить только со стуком игральных костей в тканевом мешочке.

— Может, это запрятанное сокровище, — говорит Дэйн, его голос звучит настолько потрясенно, что я не понимаю, шутит он или говорит серьезно.

Ничего не говоря, я поднимаю мешок и наклоняю его. То, что внутри, выливается пыльным потоком и падает на стол тускло-серой грудой.

Это кости.

Человеческие.

Я знаю, потому что последним из мешка падает череп, который катится по куче. К кости липнут кожистые лоскутки ткани, из которых торчат жесткие пряди волос. Глазницы напоминают две черные дыры.

Оцепенев от ужаса, я вглядываюсь в них, зная в глубине души — там, где живут только мои самые мрачные мысли и страхи — что именно поэтому моя семья уехала из Бейнберри Холл.

День 8

— Говорите, черт вас дери, прямо сейчас, что еще не так с этим домом, или клянусь богом, я сделаю все, чтобы вы больше никогда в жизни не работали риэлтором!

Голос Джесс, который и так становился громче, когда она злилась, был до предела разъяренным и громким, когда она говорила по телефону с Джейни Джун.

— Да, черт возьми, я очень серьезно! — закричала Джесс в ответ на то, что сказала Джейни Джун. — Как и насчет того, что я подам на вас в суд и отберу все до последней монетки!

Это все были пустые угрозы. Мы ничего не могли сделать в пределах закона. Когда мы согласились купить Бейнберри Холл, все его проблемы стали нашими. А еще мы вызвали бригаду в дом, но они не нашли ничего, что указывало бы на то, что в потолке жило семейство змей. Это было одним из тех случаев, когда Мать-природа просто была последней сучкой.

И все же Джесс продолжала орать на Джейни Джун еще пятнадцать минут, ее голос эхом отскакивал от обшитых деревянными панелями стен нашей комнаты.

Когда-то дешевый придорожный мотель, «Две сосны» знавал лучшие времена. Номера были крошечными, освещение плохим, и каждая поверхность, казалось, пропахла сигаретным дымом и хлоркой. Если бы в Бартлби нашлось другое место, куда можно было бы заехать на ночь, мы бы туда и отправились. Но «Две сосны» был единственным мотелем в городе. А поскольку наш дом кишел змеями, нам было не до придирок.

Тем не менее мы пытались извлечь максимум пользы из плохой ситуации. После того как мы въехали сюда за день до этого, Джесс отправилась обыскивать торговые автоматы. Она вернулась с охапкой черствых крекеров, шоколадных батончиков и теплой газировки. Мы ели все это, сидя на полу, и Мэгги сияла от счастья, что ест на обед сладости. После ужина в закусочной в полумиле отсюда мы провели ночь, ютившись на одной из двух односпальных кроватей, смотря телевизор, который мерцал помехами независимо от канала.

Сейчас было утро, и все попытки сделать хоть что-то правильно просто улетели в трубу. Или в окно. Хотя не то чтобы окна в «Двух соснах» можно было открыть. Они были запечатаны, отчего в комнате было душно, а Джесс все продолжала свою тираду.

Я почувствовал облегчение, когда офицер Олкотт постучала в нашу дверь прямо перед тем, как мы должны были уезжать, и сказала нам, что всех змей убрали и мы можем возвращаться домой.

— Что это были за змеи? — спросила Джесс, когда закончила орать на Джейни Джун.

— Обычные красные змеи, — сказала офицер Олкотт. — Абсолютно безобидные.

— Ну да, у вас же они в кофе не плавали, — ответил я.

— Ну, теперь их там нет. Служба контроля животных всех отловила. Но мне надо вас предупредить — ваша кухня теперь выглядит ужасно, как после катастрофы. Я подумала, что лучше сказать заранее, чтобы вы не были в шоке, когда вернетесь.

— Спасибо, — сказал я.

Когда офицер Олкотт ушла, мы попрощались с «Двумя соснами» и устало вернулись в дом, хотя не были уверены, что хотим туда вернуться. Я молча повез нас домой, чувствуя себя глупо из-за того, что никогда не задумывался о том, что реальность владения Бейнберри Холл будет сильно отличаться от фантазии, которую я себе нарисовал. Но теперь нам не оставалось ничего, кроме реальности. Хватило чуть больше недели, чтобы мечта о Бейнберри Холл превратилась в кошмар.

И еще один кошмар ждал нас, когда мы с Джесс спустились по ступенькам на кухню.

Офицер Олкотт ошиблась. Это место не было похоже на катастрофу. Оно больше походило на зону военных действий. Лондон во время бомбежки. Змеи исчезли, но обломки остались. Куски потолка. Щепки дерева. Пушистые кусочки утеплителя, в которых, наверное, был асбест. Я закрыл нос и рот и велел Джесс сделать то же самое, прежде чем мы войдем в самую гущу беспорядка.

И это оказалось хорошей идеей, так как сильный и неприятный запах наполнил воздух кухни. Воняло пылью, гнилью и чем-то сернистым, чего вчера не было.

Я шел по развалинам с ощущением тошноты в животе. Здесь придется серьезно убираться. И это влетит в копеечку. Мне хотелось схватить Джесс за руку, развернуться и навсегда сбежать из Бейнберри Холл. Он был слишком большим, с кучей проблем и слишком длинной историей.

Но мы не могли, мы вложили почти все наши деньги в это место. И хотя мы не были обременены ипотекой, я знал, что мы не сможем его продать. Не так быстро и уж точно не в таком состоянии.

Мы застряли в Бейнберри Холл.

И все же это не означало, что нам нужно было его любить.

Джесс прекрасно суммировала мои чувства, глядя в зияющую дыру, которая раньше была потолком нашей кухни.

— К черту этот дом, — сказала она.

Глава одиннадцатая

Я сижу на крыльце, гадая, можно ли мне зайти в дом. Даже если и можно, то я не хочу, хотя мне срочно нужно помыться. Мои волосы покрыты пылью, а лицо превратилось в грязное месиво. А еще я воняю. Потом. Гипсокартоном. Рвотой, потому что именно это я и сделала через несколько минут после того, как увидела, что выскользнуло из мешка. Кстати, это был холст. Мне сообщили это несколько часов назад. Холщовый мешок, в который засунули тело.

За те шесть часов, что я просидела на этом крыльце, я многое узнала. Например, я знаю, что Бейнберри Холл теперь считается местом преступления — на входную дверь натянута желтая лента, а у подъездной дорожки припаркован фургон полиции штата.

Я знаю, что, когда скелет падает с потолка на ваш кухонный стол, вам задают много вопросов. На некоторые можно ответить. Например: «Из-за чего рухнул потолок?» Или: «Найдя скелет, вы что-нибудь делали с костями?» Другие — например, «Как вообще скелет попал в ваш потолок?» — ставят вас в тупик.

И я знаю, что если вас в комнате двое, когда неожиданно с вашего потолка сыплются кости, то вас допрашивают по отдельности, чтобы проверить, совпадают ли истории. Так и произошло со мной и Дэйном, которого отвели в заднюю часть дома на допрос.

Теперь Дэйна здесь нет, его отправила домой шеф полиции Олкотт. Я сижу тут, потому что формально это мой дом. А когда в доме находят человеческие останки, полиция следит за тем, чтобы хозяин немножко задержался.

Шеф Олкотт, которая уже несколько часов входит и выходит из дома, появляется с резиновыми перчатками на руках и бумажными бахилами поверх ботинок. Она садится ко мне на крыльцо, снимая перчатки и вытирая руки о форму.

— Вам стоит начать думать, где остаться на ночь, — говорит она. — Это займет какое-то время. Наши ребята закончили собирать все останки, но еще нужно осмотреть все комнаты, собрать улики, подать рапорт. Обычная волокита. Надеюсь, после всего этого мы сможем выяснить, кто это.

— Это Петра Дитмер, — говорю я.

Единственный человек, кто это может быть. Девочка, которая пропала на двадцать пять лет. Девушка, которая так и не вернулась домой с той самой ночи, когда мои родители отсюда уехали.

Девочка, которая точно не сбежала.

— Я не делаю поспешных выводов, — говорит шеф. — И вам не стоит. Мы узнаем все где-то через день. Останки отправят в лабораторию судмедэкспертизы в Уотербери. Они разберутся во всем, проверят зубные карты, попытаются точно опознать личность.

Было бы приятно думать, что я могу ошибаться. Что эти кости принадлежат кому-то другому, а не шестнадцатилетней девочке. Может, это какой-то особенно отвратительный член семьи Гарсон. Или неизвестная жертва Кертиса Карвера.

Но я уверена, что это Петра.

— А вы смогли понять, как тело оказалось в потолке? — спрашиваю я.

— Сверху, — отвечает шеф Олкотт. — Мы нашли там место с расшатанными половицами. Четыре на три фута. Их можно было поднять, а потом опустить на место, и никто бы не заметил. Прибавьте к этому ковер сверху, и вот вам идеальное укрытие.

Я знаю. Папа писал об этом в Книге. Но я до сих пор считала, что он это выдумал.

Так много мыслей проносится в моей голове. Все они ужасны. Что все время, пока я была здесь, в доме были человеческие останки. Что эти останки когда-то принадлежали Петре Дитмер, и к черту заверения шефа Олкотт. Что ее тело засунули в мешок под половицами. Что я, вероятно, проходила мимо нее десятки раз и даже не осознавала.

— И в какой это комнате? — спрашиваю я.

— Во второй от входа. С зелеными стенами и камином.

Комната Индиго.

То же самое место, где рыскала Эльза Дитмер, когда я сюда приехала. Может, она не настолько больна, как мы все думаем. Есть вероятность, что, несмотря на свою болезнь, она знает гораздо больше, чем остальные, и все пытается найти правильный способ рассказать нам.

— Послушайте, Мэгги, — говорит шеф Олкотт, — я буду с вами честна. Если это действительно окажется Петра Дитмер…

— Это она.