Дом на краю темноты Сейгер Райли

Глава восемнадцатая

— Я не знала, что вы написали первую статью о Кертисе Карвере, — говорю я.

— Да, — Брайан Принс так ухмыляется, что у меня сводит желудок. Он гордится этим фактом. — Это была моя первая сенсация.

Я снова смотрю на статью, предпочитая фотографию семьи Карвер болезненному самодовольству Брайана.

— Как много вы помните о том дне?

— Очень, — говорит Брайан. — Как я уже сказал, я не так давно пришел в «Газетт», хотя и прожил в Бартлби всю свою жизнь. Тогда газета была больше. В те дни все газеты были больше. Из-за того, что многие опытные репортеры все еще работали, мне почти ничего не светило. Конкурсы собак и выпечки. Я разговаривал с Мартой Карвер за несколько дней до убийства. Она повела меня на экскурсию по Бейнберри Холл и рассказала, что хотела там сделать. Я планировал написать похожую статью про вашу семью, но я просто не успел.

— Полагаю, вы там не нашли никаких призраков? — говорю я.

— Ни одного. Вот это уж точно была бы сенсация.

— Какой была Марта Карвер, когда вы брали у нее интервью?

— Она была милой. Дружелюбной. Разговорчивой. И казалась счастливой, — Брайан замолкает, на его лице появляется задумчивое выражение. В первый раз за сегодняшний день он похож на нормального человека. — Я много думаю о том дне. Что это был последний из ее счастливых дней за всю жизнь.

— Она так и не вышла замуж? И не родила еще детей?

Брайан качает головой.

— И не уехала из города, что вообще-то всех удивляет. Многие думали, что она переедет туда, где никто не знает, кто она и что с ней случилось.

— Как думаете, почему она осталась?

— Наверное, она привыкла к городу, — говорит Брайан. — Кэти похоронили на кладбище за церковью. Может, она подумала, что если уедет, то бросит свою дочь.

Я смотрю на фотографию на странице передо мной — Кертис Карвер стоит отдельно от своей семьи.

— А Кертиса с ней не похоронили?

— Его кремировали. Марта так просила. Поговаривают, что она выбросила прах.

Урна с прахом моего папы стоит в задней части шкафа в моей квартире в Бостоне, все еще в коробке, которую мне вручили в похоронном бюро, когда я уходила с поминок. Я собиралась этим летом рассеять прах в Бостонской бухте. Если докажут, что это он убил Петру Дитмер, я, может, откажусь от этой идеи и последую примеру Марты Карвер.

— Ей, должно быть, очень тяжело, — говорю я. — Даже после стольких лет.

— В каждом городе есть человек, с которым случилось что-то плохое. Тот, кого все жалеют, — говорит Брайан. — В Бартлби это Марта Карвер. Она справляется с достоинством. Я это признаю. То, что она пережила… мало кто смог бы пережить такое, и город ей восхищается. Тем более сейчас.

Об этом я не подумала — как текущие новости, связанные с Бейнберри Холл, влияют и на Марту Карвер. Еще одну мертвую девочку нашли в том самом доме, где умерла ее дочь. Наверное, это всколыхнуло много плохих воспоминаний.

— Мой папа писал, что она почти все свои вещи оставила в Бейнберри Холл, — говорю я. — Это правда?

— Наверное, — отвечает Брайан. — Она так и не вернулась в дом, я точно знаю. Когда она увидела мертвых мужа с дочерью, Марта в истерике позвонила в полицию. Когда полицейские прибыли туда, они нашли ее в оцепенении на крыльце и отвезли в больницу. Одна из ее подруг мне сказала, что с тех пор Марта ни разу не заходила в Бейнберри Холл.

Я наклоняюсь ближе к фотографии, изучая лицо Марты Карвер. Здесь не так уж много интересного. Черты ее лица расплываются. Ничего, кроме пятен старых чернил. Но ей есть что рассказать.

— Мне надо идти, — заявляю я, когда встаю из-за стола, оставляя там все эти старые тома с газетами. — Спасибо, что помогли.

— Спасибо за интервью, — говорит Брайан, рисуя в воздухе вокруг этого слова кавычки, подчеркивая сарказм.

Я притворяюсь, что не заметила. У меня есть дела поважнее. И я бы хотела их избежать. Но тут уж ничего не поделаешь.

Мне нужно поговорить с Мартой Карвер.

О Бейнберри Холл.

И о том, что ее история похожа на историю моего папы больше, чем кто-либо может подумать.

Поскольку сейчас время обеда, здесь довольно многолюдно. В суши-ресторан на Кленовой улице заходит мужчина, а из соседнего вегетарианского заведения выходит женщина с несколькими пакетами еды на вынос. Но больше всего внимания привлекает пекарня Марты Карвер. Снаружи люди толпятся за столиками кафе, проверяя свои телефоны и потягивая кофе со льдом. Внутри, сразу за дверью, образуется очередь и змеится мимо стены с птицами.

Когда я подхожу к стойке, Марта приветствует меня с той же вежливой официальностью, что и раньше.

— Что я могу вам предложить, Мисс Холт?

Мне приходит в голову, что я должна была разработать план, прежде чем приходить сюда. Или по крайней мере придумать, что сказать. Вместо этого я лишь неловко колеблюсь, прежде чем сказать:

— Я бы хотела с вами поговорить. Где-нибудь наедине.

Я не говорю ей, о чем именно, и Марта не спрашивает. Она уже знает. Большой вопрос, согласится ли она. Книга дала ей все основания сказать «нет». Вот почему я теряю бдительность, когда она быстро кивает.

— С удовольствием.

— Правда?

Должно быть, я выглядела настолько же удивленной, насколько себя чувствовала, потому что Марта говорит:

— Мы очень похожи, Мэгги. Мы обе зависим от Бейнберри Холл.

Гость в очереди за мной прокашливается, выражая нетерпение.

— Мне пора, — говорю я. — Я могу вернуться попозже. После закрытия пекарни.

— Я сама приеду, — отвечает Марта. — В конце концов, дорогу-то я знаю. Кроме того, пора мне снова взглянуть на это место. И мне будет спокойнее, если вы будете рядом.

Я покидаю пекарню с чувством облегчения. Все прошло лучше, чем я ожидала.

А еще мне повезло, что после моего внезапного ухода из редакции «Газетт» Брайан Принс не решил пойти за мной. Тогда у него была бы новая «сенсация».

Марта Карвер возвращается в Бейнберри Холл.

День 16

В то утро, когда Джесс ушла на работу, я уговорила Петру Дитмер посидеть с Мэгги несколько часов. Она не очень-то хотела. Вполне понятно, учитывая то, что произошло во время ее последнего визита в Бейнберри Холл. Она согласилась только после того, как я удвоил ее обычную плату.

Пока Петра была с Мэгги, я отправился в пекарню Марты Карвер в центре города. Она стояла за прилавком, а потом изобразила вежливую улыбку и сказала:

— Чем могу помочь, мистер Холт?

— Нам нужно поговорить, — сказал я.

Марта кивнула на покупателя за моей спиной.

— Простите, но я сейчас занята.

— Это важно, — возразил я. — Все дело в Бейнберри Холл.

— Я правда не хочу говорить об этом месте.

Ее плечи опустились, будто на них буквально лежало горе. Я хотел оставить ее в покое. У нее и без того хватало забот, мне не хотелось их усугублять. Только желание узнать больше о том, что происходит в Бейнберри Холл, заставило меня говорить.

— Я боюсь за свою дочь, — сказал я. — Она что-то видит. И я пытаюсь это понять, но не могу.

Марта резко выпрямилась. После очередного взгляда на покупателя за моей спиной она прошептала:

— Встретимся в библиотеке через десять минут.

Я вернулся в библиотеку и стал ждать в читальном зале. Марта появилась ровно через десять минут — все еще в фартуке и с пятном глазури на предплечье. На линзах ее очков осело немного муки, и выглядело так, будто она только что пробежала сквозь снежную бурю.

— Расскажите побольше о вашей дочери, — сказала она. — Что с ней происходит?

— Она кое-что видит. Когда ваша семья жила в Бейнберри Холл, никто не замечал странностей?

— Каких странностей?

— Каких-то явлений. Необъяснимых звуков.

— Вы намекаете на то, что в доме призраки?

— Да, — отрицать это было бесполезно. Именно так я и думал. — Думаю, что в Бейнберри Холл находиться что-то сверхъестественное.

— Нет, мистер Холт, — сказала Марта. — Я никогда не видела ничего такого, что можно принять за призрака.

— А как насчет Кэти и Кертиса?

Марта заморгала при упоминании ее семьи, как будто их имена были потоком воздуха, от которого ей нужно было прикрыться.

— Вряд ли, — сказала она. — Мой муж заявлял, что слышит по ночам стук в прихожей, но я уверена, что это трубы. Это старый дом, вы и сами знаете.

Я предположил, что это тот же звук, который и я там слышал.

Тук-тук-тук.

Я-то думал, это мятежный дух Кертиса Карвера, но тот факт, что он тоже это слышал, говорит о том, что это что-то другое. Или кто-то другой. Потому что я до сих пор не верил, что виноваты трубы.

— Вернемся к вашей дочери, — сказала Марта. — Она больна?

— Не физически. Может, ментально. А… — я смог остановить себя до того, как назвал имя Кэти. Учитывая первую реакцию Марты, лучше этого не повторять. — А ваша дочь болела?

— Да, болела, — ответила Марта. — И часто. Постоянная слабость и тошнота. Мы не знали причины. Мы водили ее ко всем докторам, надеясь, что кто-нибудь из них сможет понять, что с ней. Мы даже ходили к онкологу, когда предположили, что это какая-то форма рака.

Иметь больного ребенка и быть не в состоянии ничего с этим сделать — кошмар любого родителя. Я уже испытал намек на это с Мэгги, когда мы ходили к доктору Вебер. Но то, что описывала Марта, было гораздо хуже.

— Все тесты были отрицательными, — продолжала она. — Кэти, по крайней мере на бумагах, была абсолютно здоровым ребенком. Самым близким хоть к какому-то диагнозу оказалось предположение врача, что в доме могла быть плесень. Что-то такое, на что у нее одной была аллергия, а на других это никак не влияло. Мы запланировали все проверить. Этого так и не случилось.

Больше она ничего не сказала, давая понять причину.

— Я понимаю, что вам ужасно тяжело об этом говорить, — сказал я, — но не могли бы вы рассказать, что произошло в тот день?

— Мой муж убил мою дочь, а потом себя, — Марта Карвер прямо смотрела мне в глаза, когда сказала это, будто проверяя, отвернусь ли я.

Я не отвернулся.

— Мне нужно узнать, как это случилось, — мягко попросил я.

— Я правда не понимаю, чем вам поможет описание худшего дня в моей жизни.

— Я себе и не помогаю, — ответил я. — Я помогаю своей дочери.

Марта чуть кивнула. Я ее убедил.

Прежде чем заговорить, она поерзала на стуле и положила ладони на стол. На ее лице не было ни единой эмоции. Я понял, что она делает — отстраняется от реальности, пока описывает гибель своей семьи.

— Сначала я нашла Кертиса, — ее голос тоже изменился. Он был безжизненным, почти холодным.

Еще одно отстранение.

— Он был на третьем этаже. В этой его комнате. В мужской пещере. Он так ее называл. Девочкам вход воспрещен. Я сочла бы это смешным, если бы Бейнберри Холл не был таким громадным. У нас у всех там могло быть по несколько комнат.

В то утро меня разбудил шум в пещере Кертиса. Когда я увидела, что его нет в кровати, я сразу же забеспокоилась. Я подумала, что он мог упасть и удариться. Я побежала вверх по лестнице на третий этаж, не понимая, что жизнь, которую я знала и любила, вот-вот закончится. Но потом я увидела Кертиса на полу и поняла, что он мертв. На голове у него был мусорный мешок, а на шее — ремень, и он не двигался. Вообще. Кажется, я закричала. Я не уверена. Помню, как кричала Кэти, чтобы она позвонила в скорую. Когда она не ответила, я побежала обратно на второй этаж и кричала, что ей нужно встать, что мне нужна ее помощь и что ей ни при каких обстоятельствах нельзя подниматься на третий этаж.

Я вообще не думала о том, почему она не отвечает, до тех пор, пока не оказалась в паре сантиметров от двери в ее спальню. Тогда я все поняла. Что она тоже была мертва. Я знала это еще до того, как открыла дверь. И когда я все-таки открыла, то увидела, что это правда. Она лежала там так неподвижно. И подушка…

Горе пронзило ее голос, как топор. Похожее на маску выражение лица исчезло. На его месте было мучительное сочетание боли, печали и сожаления.

— Я больше не могу, — сказала она. — Простите, мистер Холт.

— Нет, это вы меня простите, — ответил я. — Нельзя было на этом настаивать.

И все же я должен был узнать еще одну вещь. Я не хотел это спрашивать, потому что понимал, что это лишь сделает боль Марты еще сильнее.

— У меня есть последний вопрос.

— Какой? — ответила Марта с праведным раздражением.

— Вы сказали, что вас разбудил звук с третьего этажа.

— Да. Потом я поняла, что это тело Кертиса упало на пол. Громкий, ужасный стук.

— Вы, случайно, не знаете, который был час?

Я посмотрела на часы, когда поняла, что Кертиса не было в постели. Было четыре пятьдесят четыре утра.

Я уже и так это понял. И все же это не остановило дрожь по всему телу, когда я это услышал.

«Бейнберри Холл помнит», — сказал Хиббс.

Так и было.

Он запоминал ключевые события и повторял их. Я пытался понять, почему это произошло. Должна же быть причина, по которой каждое утро я слышал сверху этот ужасный стук. Точно так же, как была причина и для звона колокольчиков и постоянных визитов к Мэгги человека, которого она звала мистером Тенью.

Он говорит, что мы тут умрем.

Из уст моей дочери это звучало как угроза. Неугомонный дух Кертиса Карвера хотел нам навредить.

Тогда почему он так этого и не сделал? Вместо этого он продолжал с нами разговаривать. И из-за этого я подумал, что он вовсе нам не угрожал.

Он пытался нас предупредить.

— Помимо стуков, которые слышал ваш муж, больше ничего такого странного там не было? — спросил я Марту.

— Я уже сказала, что нет, — ответила она.

— И он никогда не говорил, что ему в доме было нехорошо?

Нет.

— Или что он переживал о безопасности вашей семьи в этом доме?

Марта скрестила руки и сказала:

— Нет, и я была бы рада, если бы вы мне сказали, на что вы намекаете, мистер Холт.

— Что кто-то другой — или что-то другое — убил вашего мужа и дочь.

Мне кажется, Марта Карвер не выглядела бы более шокированной, даже если бы я ее ударил. Ее тело на мгновение замерло. Вся краска отхлынула от лица. Ее выражение было настолько тревожным, что я испугался, что она упадет в обморок посреди библиотеки. Но потом все встало на свои места, когда она рявкнула:

— Как вы смеете?

— Простите меня, — сказал я. — Просто я начинаю подозревать, что в тот день произошло совсем не то, что вы подумали.

— Не говорите мне, что я знаю и чего не знаю о гибели моей семьи, — сказала Марта с явным отвращением. — Как вы можете знать лучше меня о том, что произошло?

Я заколебался, зная, что мои слова покажутся откровенной чушью. Даже сумасшествием. Не говоря уже о полной бестактности к судьбе женщины, сидевшей напротив меня.

— Мне сказал ваш муж.

Марта вскочила со стула, прямая и быстрая, как выпущенная из лука стрела. Она посмотрела на меня со смесью злости и жалости.

— Я знала, что вы наивны, мистер Холт, — сказала она. — Это было ясно с той самой минуты, как мне сообщили, что вы купили Бейнберри Холл. Но я не знала — до этого момента — что вы еще и жестоки.

Она повернулась ко мне спиной и начала уходить. Прочь от стола, прочь из читального зала и, наконец, прочь из библиотеки.

Я остался сидеть за столом, чувствуя всю тяжесть вины от слов Марты. Да, с моей стороны было жестоко обременять ее своими вопросами. И, да, возможно, я был также наивен относительно намерений Кертиса Карвера. Но что-то вот-вот случится в Бейнберри Холл. Еще одно воспоминание и повторение. Наивно или нет, но я верил, что Кертис Карвер пытается спасти нас от той же участи, что постигла его семью. И чтобы этого избежать, мне нужно было знать, кто несет за это ответственность.

После еще десяти минут вины и беспокойства я вышел из библиотеки. По дороге я прошел мимо мемориальной доски, посвященной Уильяму Гарсону, а напротив нее — более добрый и мягкий портрет по сравнению с тем, что висел в Бейнберри Холл.

Застыв у картины, я заметил, что внешность мистера Гарсона была не единственной разницей между двумя портретами.

Здесь в правой руке он сжимал трость.

Я сосредоточился на ней, рассматривая каждую деталь. Эбонитовая трость. Серебряная ручка. Уильям Гарсон так крепко сжимал ее, что костяшки пальцев скрючились, словно закаменев. Увидев все это, я вспомнил звук, который слышал несколько раз в предыдущие дни.

Тук-тук-тук.

По моему телу пробежал холод. Такой же ледяной, как в ту ночь, когда я впервые услышал проигрыватель.

«Нет, — подумал я. — Это просто нелепо. Призрак Уильяма Гарсона не бродит по Бейнберри Холл, а его трость не стучит в коридорах».

Но холод продолжал обнимать меня изнутри, даже когда я вышел на улицу в июльскую жару, и стук эхом отдавался в моих мыслях всю дорогу до дома.

Глава девятнадцатая

Марта Карвер приезжает незадолго до заката, с застенчивой улыбкой и вишневым пирогом.

— Это из пекарни, — объясняет она. — Мы печем свежую выпечку каждое утро, поэтому я люблю раздавать друзьям то, что осталось.