Спасти мир в одиночку Корецкий Данил

И когда остальные нгвама с рычанием разбуженных ягуаров вскочили на ноги, а мой друг, которого я даже вспомнил по имени – Бокари, что свидетельствовало о нашей особой близости, сунул руку за пазуху, я с сожалением понял, что не ошибся, и эти бедные дети джунглей используют для успокоения души вовсе не святые тексты, и именно я должен исправить положение и поставить их на правильный путь!

Ведь вопреки ошибочному впечатлению, которое могло сложиться у поверхностного читателя, эти милые парни, конечно, ничего против меня не имели: просто они не узнали своего друга и покровителя! Ничего странного: ведь они видели меня второй раз в жизни, причем впервые при свете дня, да ещё в шляпе и очках! И я совершенно их за это не осуждал. Просто я расстегнул рубашку до пояса, и строгий лик Макумбы выглянул на свет, вмиг расставив все по своим местам.

Правда, в этот раз на глазах сотен зевак и их средств аудио-видео фиксации обошлось без излишеств вроде падения на колени и попыток целования одежды. Просто мои темнокожие друзья принялись улыбаться, проявляя искреннюю симпатию, и выказывать знаки уважения. Я сердечно перездоровался со всеми, прижимая к груди и тщательно ощупывая каждого. Как я и предполагал, у Адисо за поясом, судя по конфигурации и отдельным деталям, оказался «Кольт» образца 1911 года, а за пазухой у Бокари – с большой долей вероятности «Беретта – 92». У Дуны между лопатками висел нож приличных размеров, а у Лузалы в кармане ждал своего часа кастет. Похоже было, что наивные дети борсханских джунглей в ходе адаптации к европейской жизни довольно быстро миновали несколько промежуточных стадий эволюции и из племени превратились в опасную банду…

Хотя я и предполагал нечто подобное, но умело скрыл свое разочарование, тем более что новоявленные гангстеры демонстративно угождали Большому Бобону и всячески о нем заботились. Из катера Адисо достал раскладное креслице, которое с трудом уместилось на узком бетонном карнизе, но я все же устроился на довольно шатком сиденье; то ли Дуна, то ли Лузала протянул бутылку воды, которая пришлась кстати – день был жаркий, и я, наглядно демонстрируя свое верховенство в стае и оправдывая бремя власти, лежащее на плечах белого сахиба, с удовольствием напился. Мой друг Бокари стал рядом со мной и, то ли от избытка чувств, то ли просто демонстрируя свою расположенность и полезность, принялся гладить меня по голове, как маленького несмышленого мальчика.

Я принимал их идущие от души порывы как должное, хотя понимал, что в другой ситуации, они с таким же искренним простодушием съели бы меня в самом прямом и первобытном смысле этого слова. И портрет Великого Духа бы не помог, потому что хорошо известно: если закрыть глаза и не смотреть на грозное божество, то оно, как бы вовсе отсутствует, а значит, и греха никакого нет, к тому же впоследствии провинность можно искупить, принеся Верховному божеству жертву – например, курицу или кролика. От такого эквивалента опытному разведчику полковнику Полянскому, как курица или кролик, я даже поморщился, словно внезапно заболели зубы.

Правда, мои позиции всё равно были крепче, чем у Макумбы: страшный идол не имел рук ни у меня на груди, ни за её пределами, а следовательно, карать и наказывать мог только опосредованно и в отдаленной перспективе, что несколько снижало страх перед ним. А у меня руки имелись, о чем свидетельствовали гематомы и кровоподтеки на лицах несчастных нгвама, и хотя травмы из-за цвета кожи выглядели непривычно, но были не менее болезненными.

Впрочем, угрызения совести меня не мучили: если бы в нашу первую встречу они были вооружены, то следов побоев на добрых лицах, конечно бы, не осталось, но и меня тоже бы не было на поверхности земли в радиусе трех-пяти километров… Но зачем думать о плохом прошлом, тем более если оно не состоялось и впереди нас ждет хорошее будущее? Я уже хотел поговорить со своими друзьями по душам, но разговор пришлось отложить, ибо у них тоже оказались важные дела: Лузала, деликатно полуотвернувшись от меня, непринужденно справил прямо в канал малую нужду, а Дуна, как более застенчивый, последовал его примеру, но скромнее – сидя на краешке бетонного бортика и свесив ноги к воде. Многочисленные очевидцы на мосту их не смущали, как и проплывающие мимо гондолы, до которых было и вовсе струёй подать…

Некоторые туристы в них отворачивались, некоторые, смеясь, фотографировали, дамы поджимали губы и изображали, что не замечают столь циничного варварства, или варварского цинизма. Гондольеры, правда, ругались, но не из-за ухудшения санитарного состояния каналов, которое и так оставляло желать лучшего, а потому, что катер Адисо сужал проход и затруднял судоходство. Адисо отругивался, к счастью, не доставая свой «Кольт».

Я же отвернулся, закрыл глаза и, по обычаю народа нгвама, сделал вид, что меня тут вообще нет. Наконец, конфликт культур благополучно рассосался сам собой, и мои чернокожие друзья приготовились слушать мудрые речи Большого Бобона, который ведь не просто так при всей своей занятости выкроил для них драгоценное время.

– Я хочу купить у вас пару сувениров, – благожелательно начал Большой Бобон. – Например, макет моста Вздохов, карнавальную маску и что-нибудь еще…

Нгвама недоуменно переглянулись.

– Какого «моста Вздохов»?

– Да вот этого! – я указал пальцем. – Вы что, не знаете?

Недоумение только усилилось.

– Ничего не знаем, Большой Бобон! – ответил за всех Бокари. – Мы же не местные!

– Да про него говорят сто раз в час изо дня в день!

– Мы язык плохо знаем… А от чего они там вздыхают?

– Да от того, что по нему вели осужденных из суда в тюрьму, а они смотрели на водный простор, чаек, облака, – и вздыхали от тоски! – раздраженно сказал я, нарушая правила гильдии экскурсоводов: не рассказывать без лицензии о местных достопримечательностях.

Нгвама насторожились и внимательно слушали. Похоже, их эта тема заинтересовала.

– Так это что, суд? – спросил Бокари. – А это тюрьма?

– Можно считать и так! И когда вас поведут по нему, вы тоже будете тяжело вздыхать!

– А за что нас поведут в тюрьму? – насторожился Адисо.

– За оружие, которым у вас набиты карманы! Или за то, что вы делаете прямо в канал на глазах сотен туристов!

Нгвама переглянулись, не очень искренне изобразили смущение, но тут же наперебой стали объяснять:

– Мы здесь целый день, жидкость требует выхода, а на площади уборные платные – по два евро за один раз! Это нам надо весь заработок туда носить, еще и не хватит! – возмущенно кричали они.

Большому Бобону оставалось только развести руками: действительно, если 30 евро в день тратить на туалет, то сколько надо зарабатывать?

– Ну, а оружие вам зачем?

– Для самозащиты. Это очень выгодное место, а вокруг много шакалов, которые за него и убить могут, – мрачно сказал Адисо. – А после работы мы его прячем и с собой не носим!

– А почему бы не вооружиться луками, копьями, не нанести боевую окраску и изображать самих себя? – задал я тестовый вопрос. – И заработок, и защита!

Нгвама рассмеялись.

– Уже и в Борсхане луков и копий все меньше – в основном пистолеты и автоматы! А тут нас бы с луками сразу в полицию забрали, – сказал Бокари. – Вон, Дуну и без лука задержали. Теперь надо тысячу евро платить!

Четыре пары глаз внимательно и требовательно уставились на меня. Как будто для Дуны у меня была открыта безлимитная кредитная линия. А может, и не только для него.

– А что ж ты такого сделал? – поинтересовался я у виновника. Тот пожал плечами.

– Ничего! Совсем ничего! В пиццерии музыкальный автомат случайно сломал. Бросил монету, а он не играет, ну, стал дергать туда-сюда… А ручка и отломилась, пластинки высыпались…

– А зачем дергал?

– Откуда я знал, что делать? Обычно инструкцию пишут – что можно, чего нельзя, рисунки вешают… А тут ничего не было – что правильно, что неправильно…

У него было лицо несправедливо обиженного человека. А я усмехнулся внезапно пришедшей мысли: гигантские фирмы, снабжающие техникой и электроникой весь мир: «Мерседес», «Сони», «Филипс», «Панасоник», «Самсунг», – обязаны прикладывать к ним инструкции на языке страны-покупателя… А «Беретта», «Кольт», «Глок», «Таурус» – этим не заморачиваются и потребители прекрасно обходятся без подсказок!

– Вам смешно, а где мне деньги взять? – недоброжелательно спросил Дуна. Я молча протянул ему две пятисотевровые купюры, и он мгновенно успокоился. Атмосфера разрядилась, и глаза его сотоварищей утратили требовательность. Но вместо нее в карих зрачках зажегся огонек жадности. Если у Большого Бобона так легко выдоить тысячу евро, значит – он лох! А как обходятся с лохами – и в Африке известно!

Я не хотел их пугать и пошутил еще:

– Слушайте, парни, а у вас на пушки есть наставления в переводе на язык нгвама? – и похлопал по спрятанной за пазухой Бокари «Беретте».

– Нет, на такие штуки они не нужны. С ними и так все ясно! – нгвама рассмеялись. Но огонек жадности в глазах продолжал гореть.

И я сменил мягкий дружественный тон лоха на визгливый голос вождя Твалы, которым он приказывал бросить подлинного или мнимого виновника голодным крокодилам:

– Ну ладно, тогда подведем итоги! Никакими сувенирами вы не торгуете, на катере никого не катаете! За целый час вы не заработали ни евроцента! За целый день вчера – тоже!

Про вчерашний день я, естественно, ничего не знал, но понял, что попал в точку: нгвама опускали головы и отводили взгляды. Цивилизация еще не подняла их до того уровня, на котором человек может бессовестно врать.

– На что вы живете?! Может, добываете деньги тем, что прячете под одеждой?! Но тогда вы знаете, как поступят с вами здесь, да и на родине! Я могу вызвать охотников на колдунов, они приедут сюда за неделю, а вы знаете, как они рубят пальцы и сдирают кожу…

– Но мы не колдуны, – робко вставил Лузала.

– Это никого не интересует! – отрезал я. – Надо начинать работу, которая не бросит тень на честное племя нгвама!

– Понимаешь, Большой Бобон, работы тут нет! – робко объяснил Адисо. – Посмотри вокруг – каждого туриста тянут в свою сторону наши враги! Нам не каждый вечер удается поужинать…

Я снова вынул деньги, но на этот раз дал каждому по сотенной купюре, что тоже вызвало довольное оживление.

– Для тебя у меня есть персональная работа! – сказал я Адисо и протянул сложенную в несколько раз вырезку из газеты. – Для остальных я тоже постараюсь что-нибудь найти. Но имейте в виду, если вздумаете меня обмануть – вам придется плохо! Я здесь не один и за каждым вашим шагом внимательно следят!

В это время с горбатого мостика раздался пронзительный свист. Я и мои чернокожие друзья подняли головы. Дело шло к обеду, и народу на набережной поубавилось, поэтому Рыбака, которого я меньше всего ожидал здесь и сейчас увидеть, можно было рассмотреть во всей красе: в новеньком пиджаке, с синим шейным платком, черной шляпе на благородной седине и темных очках, закрывающих пол-лица, Джузеппе Брандолини был похож на влиятельного мафиози. Он размахивал тростью, и что-то кричал, по доносящимся обрывкам звуков можно было разобрать, что он меня ждет. Что ж, это был удачный экспромт!

– Вот видите? Это только один из моих помощников! – многозначительно, с не очень скрытой угрозой проговорил я.

– Не волнуйся, друг, мы тебя не подведём, – Адисо положил руку на сердце и склонил голову. – Я от всех говорю!

– Я не сомневаюсь в этом! – жестко сказал я. – Пойдем, ты меня проводишь! А остальные должны хорошо запомнить все, что я сказал!

Попрощавшись с каждым за руку, я хотел уходить, но друг Бокари положил руку на моё плечо и взволнованно сказал:

– Белые редко обращаются с нами как с равными. Большой Бобон – исключение. Приходи к нам в любое время, мы всегда будем рады. Хоть сюда, хоть в дом, возле которого мы так неудачно познакомились.

– Спасибо, Бокари, я действительно очень высоко ценю нашу дружбу, – кивнул я, и мы обнялись.

Слова могут ничего не значить, а могут значить очень многое. Тем более что нгвама еще не искушены в изощренных хитростях цивилизованного человека. Во всяком случае к концу нашего разговора жадные огоньки в их глазах погасли, и это обнадеживало.

Адисо поднялся со мной по железной лестнице на набережную. Я дал ему подробный инструктаж и незаметно передал тысячу долларов. Конечно, я превышал смету «оперативные расходы», но спасение мира дорого стоит…

Рыбак, широко улыбаясь, крепко пожал мне руку и долго тряс.

– А я случайно тут прогуливался и вдруг гляжу – ты или не ты? – громко удивлялся он. – Думал, ошибся: что тебе делать под мостом Вздохов, да еще в целой компании африканцев? Присмотрелся – действительно ты!

– Кто же еще?! Конечно я! – со столь же широкой улыбкой тряс я его руку в ответ.

А сам думал: «Чёрт его знает, этого потомка основателей Свободной Венеции, случайно он здесь гулял или фиксировал мои контакты?» Не то чтобы я подозревал агента, просто в случайности никто из нас не верит…

– А откуда у тебя в Венеции столько знакомых негров? – с обычной бесцеремонностью спросил Брандолини и приобнял меня за плечи.

Я деликатно освободился и отошел на шаг. Не терплю амикашонства, тем более, когда оно исходит от агента, связь с которым лучше не «засвечивать» вообще! Мы пошли в сторону площади Святого Марка как случайные знакомые. В сувенирных лавках вокруг продавали модели гондол, ночники в виде Дворца дожей, футболки с надписью: «Венеция» и сотни всевозможных карнавальных масок разных расцветок и размеров. Возле них еще толпились не потерявшие азарта и жертвующие обедом туристы.

– Господи, Джузеппе, да я известен во всем мире! Не всякий министр иностранных дел побывал в стольких странах, как я… Меня знают и андоррцы, и эскимосы, и даже эти нгвама – чудный африканский народ. Поэтому в любой точке на земле, даже в диких джунглях, я могу встретить знакомых…

– Завидую! – тяжело вздохнул Рыбак. – А у меня с каждым годом знакомых все меньше… Я уж не говорю про друзей… Недавно я понял, что их у меня нет… Совсем нет!

– Есть поговорка: «Не беда, если нет друзей, беда – если они фальшивы и продажны…»

Он безнадежно покрутил головой.

– Это слова, Цицерон, обычные слова, простое сотрясение воздуха! А мы говорим о жизни… Конечно, я провожу время с Лукой Манфреди – выпиваем, играем в карты, болтаем… И хотя до звания друга ему далеко, он скрашивает мое существование, позволяя заполнить часы одиночества… Но Лука намного старше и уйдет в мир иной раньше…

– Никто не знает, когда и кого призовет Господь! – без нажима заметил мудрый Цицерон. Но Рыбак пропустил реплику мимо ушей.

– А меня ждет злая, одинокая старость… Сегодня мне приснилась прекрасная фея со стрекозиными крылышками – она перелетала с цветка на цветок и лакомилась нектаром. И представь себе, это оказалась Кончитина Конте! Да, та самая… Красавица, я сразу в нее влюбился и до сих пор о ней думаю. Иногда мне кажется, что, если бы я тогда на ней женился, мы бы прожили долгую счастливую жизнь…

У меня отпала челюсть: крыша у Рыбака съезжала конкретно! Вербовщица и пойманный ею на крючок агент женятся – надо же такое придумать! Интересно, кого бы они пригласили на свадьбу?! Но виду подавать было нельзя – это нарушит тонкие нити связывающих нас отношений.

– Перестань травить себе душу, Джузеппе! – как можно прочувственней произнес я. – У тебя есть братья, есть бывшие сослуживцы, есть я, наконец, – твой верный и проверенный друг! А все мои знакомцы – это разбросанные по странам и континентам чужие люди, они знают меня по работе – под разными именами, а иногда и под непохожими лицами. Если вдруг они заговорят обо мне, то не как об общем знакомом, а о совершенно разных персонах! Вот эти чернокожие ребята, например, знают меня под именем Большой Бобон!

Я усмехнулся и многозначительно подмигнул. Но, то ли Брандолини не понял намёка, то ли графское воспитание не позволяло ему понимать пошлости – он никак не отреагировал. Кстати, надо будет как-нибудь тактично поинтересоваться – действительно ли он граф? В моём досье об этом не было достоверных данных.

Но своему агенту надо всегда подыгрывать, оказывать знаки внимания и другими способами производить хорошее впечатление. Поэтому я совершенно серьезно добавил:

– Это очень достойные люди, настоящие африканские воины! Я вас при случае представлю друг другу. Можешь обращаться к ним от моего имени по любому поводу и в любое время – не откажут и всегда помогут!

Я поймал себя на том, что слегка преувеличил готовность нгвама помогать Большому Бобону. А может, и не слегка. Но разум моего агента уже прояснился.

– Надеюсь, не придётся, – Рыбак перекрестился быстрым скользящим жестом. То есть он находился в здравом уме и прекрасно оценивал жизненные ситуации! Очевидно, сводила его с ума и лишала трезвости мышления только одна женщина – столь же красивая, сколь и распутная Кончитина Конте. Но она уже затерялась в бурных волнах прошедших десятилетий.

– Так что, не стоит мне завидовать, Джузеппе, – вернулся я к мучившему его вопросу. – Лучше один настоящий друг…

Я выпятил грудь, чтобы до предела прояснить сказанное.

– Чем десятки шапочных знакомых и собутыльников.

– Потому я и ждал тебя на мосту, Цицерон, – сказал он. – Хочу пригласить на обед. Помнишь тратторию, где мы познакомились?

– Конечно! – радостно воскликнул я. – Прекрасная домашняя еда! Я всё никак не могу забыть баклажанную пармеджану и кремовые шарики из протёртой трески, да и вино у них замечательное! А какая радушная хозяйка – тетушка Сюзи, если я не ошибаюсь… Я с удовольствием пообедаю в этом чудесном месте вместе с тобой, моим настоящим другом!

– Спасибо, дорогой! – Брандолини чуть не прослезился. – Ты разбираешься в еде, как настоящий итальянец! А ведь основная масса людей стремится только набить желудок гамбургерами или хот-догами!

– Согласен с тобой, это ужасно!

– Я не понимаю и французов с их лягушачьими лапками, и китайцев с сушеными кузнечиками…

– Фу, какая гадость!

– Все-таки чтобы там ни говорили, а наша кухня – лучшая в мире!

– А кто может с этим спорить?! Итальянская кухня – мать всех кухонь мира! И французы признают, что они учились у итальянцев!

– Ну, это их несколько извиняет…

Болтая о вещах, которые демонстрировали полное совпадение взглядов и сближали нас еще больше, мы пришли туда, куда хотели. Домашняя траттория оказалась недалеко, как, собственно, и все объекты в небольшом центре Венеции. Она находилась не на проторенных туристических маршрутах, поэтому в небольшом чистеньком зале был занят только один столик. Мы быстро сделали заказ, и уже через несколько минут выпили по первой рюмочке граппы под острые зеленые оливки, фаршированные маленьким, но жгучим красным перцем «чили». Огонь во рту требовал еды и выпивки, он получил и то, и другое. На этот раз тетушка Сюзи сначала угостила нас томлеными в молоке мидиями, потом подала знаменитую баклажанную пармеджану.

Во время перемены блюд мы закурили по сигаре, и я показал своему другу скачанные в телефон фотографии из окрестностей замка Маутендорф – точнее, не красивейшие пейзажи и монументальные приметы седой старины, а только обращенные к небу лица неизвестных людей.

– Знаешь кого-нибудь из них?

Брандолини тут же бесцеремонно ткнул пальцем в обладателя «Бриони».

– Вот этого!

– Кто он?

– Батиста Карабчино, до недавнего времени наш Министр финансов, могущественная фигура в Правительстве. В своей второй, тайной жизни, Великий Магистр масонской ложи Италии!

– Откуда ты это знаешь?!

Брандолини обиженно развел руками, уронив сигарный пепел на белоснежную скатерть.

– Я сам член ложи! Только, похоже, теперь Вольным каменщикам приходится потесниться – на свет выходит новый Орден Чёрного волка. Собственно, ему больше четырехсот лет, но он всегда находился в тени… В отличие от масонов, кстати! Какие могут быть тайны, если о них регулярно пишут газеты?

– А чем Карабчино известен и почему покинул министерский пост?

Рыбак ребром ладони счистил пепел на пол, оставив на скатерти серые разводы.

– Он был ярым сторонником криптовалюты, а ты ведь знаешь: для мировой финансовой системы это скрытая бомба! А почему ушел… Не знаю, – Джузеппе вытер ладонь салфеткой. – Но я думаю, что он сам принял такое решение. При его политическом весе было бы очень трудно его отодвинуть… Значит, придумал для себя что-то более выгодное!

– А рядом с ним кто?

– Эти? – палец небрежно вытер остатки пепла об остальные физиономии. – Никто. Шелуха. Вот!

Джузеппе указал на черную глиняную кастрюлю, полную скорлупками от мидий.

– Моллюсков мы съели, а панцири Сюзи выбросит в мусорник. И делиться гастрономическими впечатлениями мы будем только о мидиях. Кто вспомнит про их скорлупки? Такова судьба и этих олухов…

Я посмотрел на испачканные пеплом скатерть и фотографию…

– Скажи, Джованни, а ты действительно настоящий граф?

– Конечно! О чем разговор! – убежденно ответил Рыбак. – Разве ты сомневаешься?

– Ну что ты! – я замахал руками. – Как я могу тебе не верить?

И действительно, курирующий офицер должен априори верить своему другу-агенту. Или по крайней мере делать вид, что верит. В конце концов, только графья старого разлива обладали хорошими манерами и не пачкали пеплом своей сигары всё вокруг. Общество меняется не в лучшую сторону, а с ним и потомки древних благородных родов…

– А почетный титул открывает новый уровень доверия! Кстати, сделай для меня одно дело!

– Я готов! – приосанился граф. – Что от меня требуется?

– Есть такая книга «Копьем и мечом», вышла в Берлине в издательстве «История рыцарства»… А от тебя требуется вот что…

– О, я обожаю погружаться в историю! – воскликнул Рыбак, выслушав задание. – В прошедших веках есть столько загадок, о которых и не подозревают тысячи толкущихся здесь с утра до ночи никчемных людей, мешающих жить настоящим венецианцам! Вот, например, эти бесконечные маски, которыми набиты сувенирные магазинчики – что ты о них знаешь?

– Ну, такая, с огромным носом, предназначена для лекаря. Туда закладывались лечебные соли и полезные травы, лекарь вдыхал их пары, защищающие от холеры и других болезней…

– Да, это знают все! – довольно констатировал Джузеппе. – А остальные маски? Их ведь десятки, если не сотни! Какие функции они выполняли?

– Не знаю, – сделав над собой усилие, честно сказал я.

– Вот то-то! – как ребенок обрадовался Рыбак. – Они скрывали личность! Поэтому Венеция так любила карнавалы: гости в масках, в просторном зале, при ярком освещении, но все анонимны, как будто находятся в каком-то темном подвале! Маска Солнца беседует с маской Луны, маска попугая приглашает на танец маску ромашки, маска рыбы прижимается к маске звезды, дракон увлекает куда-то русалку… Никто не знает: кто с кем говорит, танцует, кого уводит в укромный уголок… Стыд, неловкость, скромность, приличия, – всё это спрятано за масками, а значит, ничего этого нет!

Джузеппе огляделся и понизил голос.

– Можно уединиться в безлюдном закоулке дворца с дамой и… – он быстро постучал указательным пальцем о большой, будто замыкал контакты в рации: точка, тире, точка, точка…

– А потом вернуться в общий зал и затеряться среди толпы гостей… И даже не знать – с кем ты это делал! – Рыбак вытаращил глаза. – Может, с соседкой? Или с недоступной красавицей, дочерью маркиза? Или с женой судьи? А может, со своей собственной женой?! Вот будет неожиданность для обоих, если это случайно выяснится!!

Он громко захохотал.

– Синьоры, я подаю кремовые шарики, – объявила хозяйка, и мы вернулись к столу.

Только Джузеппе опять опечалился.

– А я ведь всю жизнь, как на карнавале, – вдруг сказал он. – В маске Брандолини, но когда я ее снимаю, то становлюсь Дожем…

– Кем?! – удивился я.

– Рыбаком, конечно! Не могли подобрать мне красивый псевдоним!

– Но ты сказал «Дожем»! Что это значит?

– Что, что! Оговорился, вот что! Хотя мне бы больше нравилось быть Дожем!

– Успокойся, Джованни! Мы все носим маски – такая у нас работа!

Я отметил, что Рыбак весь на нервах. Быстрые смены настроения – не очень хороший признак психологического статуса… Как бы он не сорвался в самую неподходящую минуту.

– Твоё появление оживило и украсило мою жизнь, – медленно проговорил он. – Я вновь дышу полной грудью, у меня появились важные дела и интересы… Но ведь ты рано или поздно уедешь, и скорее рано, чем поздно… И с кем останусь я? С этим старым пьяницей Манфреди? У братьев своя жизнь, свои интересы, семьи и друзья…

– Всё, всё, всё! – я замахал руками. – Я еще никуда не уезжаю, у нас с тобой будет еще много дел! А пока давай продолжим наш замечательный обед, дружище! Я хочу выпить за тебя, за моего друга, на которого я всегда могу положиться!

Мы выпили. Граппа и вкусная еда делали своё дело: настроение у агента постепенно улучшалось. И у меня тоже: хотя я и не ставил для себя такой задачи, но перечисленные ингредиенты обладают универсальными свойствами, а потому одинаково действуют на всех.