Соль. Время любить Александрова Марина

— Я скажу тебе это один-единственный раз, Киран Арт Соррен. Если ты вдруг решил, что я не услышу тебя, не смогу понять или принять то, что с тобой произошло, и ты решишь, что тебе удастся просто держать меня на расстоянии вытянутой руки, то тебе стоит вспомнить, что у тебя просто ничего не выйдет, и поэтому я тебе настоятельно советую не быть опрометчивым в решениях, — извернувшись в его объятиях, я смотрела ему прямо в глаза и говорила с интонацией как не одно столетие назад, когда между нами возникали разногласия.

Как любые супруги, мы могли ругаться, спорить, даже иногда противостоять друг другу, отстаивая свои интересы. И ему следовало вспомнить, что если он будет осторожничать, утаивать и пытаться избегать меня, то я в свою очередь объявлю на него охоту, в переносном смысле, конечно, — но он знал, на ком женился, так что я не виновата. У Кирана, как и у любого мужчины благородного происхождения, были особое воспитание и отношение к женщинам. Он привык быть опорой, в его понимании это он должен был быть защитой, стенами и убежищем для своей семьи. Это было хорошо и ценно. Но, я, как человек, воспитание которого было не столь строгим и благородство для которого было довольно размытым понятием, считала так: делай все, что можешь, и будет тебе счастье. А еще я никогда не пыталась спрятаться за спину того, кого любила. За свою семью я готова была бороться любыми способами.

Он смотрел на меня так тепло и печально, что мне стало не по себе. Ощущения были такими, что эта встреча — как предвестник настоящей разлуки. Он словно впитывал мой образ и слова и в ответ прощался со мной, точно извиняясь за то, что не может…

— Просто расскажи, — очень тихо попросила я.

— Ты все такая же, — сказал он, а его пальцы ласково огладили мою кожу, отчего мои щеки обдало жаром, а дыхание сбилось, — моя женщина все так же похожа на непокорную стихию. Сейчас ты дремлешь, но твое спокойствие всегда мнимое, так? — усмехнулся он. — А вот я изменился, Соль, — еще тише сказал он, и мне будто показалось, что на то, чтобы сказать это, ему потребовалось собрать всю свою волю в кулак. — В тот день, когда я понял, что тебя больше нет…

Он замолчал, точно подбирая слова.

— Просто скажи мне, — попросила я, беря его руку в свою.

Его взгляд упал на наши сплетенные пальцы, а когда он вновь посмотрел на меня, я не могла найти в себе сил, чтобы отвести взгляд.

Его глаза затянуло глянцево-черной пеленой. Эта бездонная тьма пугала: она завораживала и притягивала одновременно. Она была как нечто давно желанное и одновременно недоступное для меня. Но стоило ему призвать свой дар, как и мой откликнулся на этот призыв, даже не спрашивая меня. Свет, исходящий от моих глаз, отразился призрачным сиянием на его лице, а тончайшие голубые нити потянулись к его руке, переплетаясь с плотными черными нитями, что, казалось, сотканы из густого тумана, как если бы моя сила льнула к чему-то родному для нее. Сперва так и было. Нежно-голубые нити оплетали энергию Кирана, плотно переплетаясь с ней. Это было странно, но приятно. До того самого момента, пока Киран не вздрогнул и не попытался отпрянуть. Нити точно сошли с ума: его туже затянулись на моих, а мои — на его. И вместе с этим пришли боль, холод и жар; я попыталась разжать пальцы, но ничего не получалось.

Я пыталась совладать с собственной силой, отпрянуть, но не выходило. Казалось, вопреки моим желаниям, сила стремилась соединиться и переплестись с даром Кирана. И, чем больше он и я сопротивлялись, тем больнее нам было. Я пыталась сказать ему это, но вместо слов из горла вырвался лишь хриплый стон. Это сильно напугало Кирана. Я видела страх в его глазах, когда он с силой сжал челюсти и в последнем рывке отпрянул от меня. Боль оглушила меня. Киран стал наваливаться на меня, скрестив руки на груди, точно пытаясь унять боль, что взрывалась внутри.

— Видишь, — его голос был хриплым и слабым, — во что я превратился…

— Что это? — кое-как пробормотала я, пытаясь избавиться от темных кругов перед глазами. — Твой Дар…

— Перевернулся, — просто сказал он, возвращая телу устойчивое положение и вновь поднимая меня с песка, помогая опереться о него спиной.

— Разве такое возможно? Перевернулся? Что ты имеешь в виду, говоря, что твой дар перевернулся? — вопросы рождались один за другим: несмотря на собственные ощущения, все, что меня сейчас волновало, — это Киран. Опасно ли то, что с ним произошло? Насколько болезненно это для него? Что я могу сделать, чтобы помочь ему?

— Именно то, что и сказал, — тихо произнес он. — Мы были созданы нести жизнь, ты и сама это знаешь, но я превратился в предвестника смерти, Соль. Это все равно как позволить собственному отражению в зеркале занять твое место в этом мире и превратить себя прежнего в того, кто живет в зеркалах. Раньше мы часто задавались вопросом, насколько наш дар определяет то, кто мы есть. Помнишь?

Я лишь кивнула, пытаясь осмыслить сказанное им.

— Теперь я знаю ответ, Соль.

На какое-то время между нами повисла пауза. Киран замолчал, а я буквально кожей почувствовала, как между нами захлопнулась сперва одна дверь, вторая, третья… это были секунды, которые я позволила себе молчать, но каждая такая секунда превращалась в плотную, непробиваемую преграду между нами. Сжав с силой кулаки, я вспомнила то, что однажды услышала во сне:

«Я подарил вам право выбирать, хотя вы почему-то считаете, что это не так».

«Любила бы — не ушла».

— И? — не выдержала я, повернувшись к нему лицом и встав на колени так, чтобы наши лица были на одном уровне, вцепившись руками в ворот его рубахи. — Что? Что ты задумал, Киран, м-м?! Смотришь так, словно обреченный перед казнью! Ведешь себя так, будто не я та женщина, которая видела тебя во всех возможных в этом мире состояниях и, прошу заметить, даже после этого продолжает считать тебя своим мужчиной! Что ты там своей аристократической башкой нафантазировал? Решил, что раз эта хрень, — ткнула я пальцем ему в грудь, — почернела, то ты теперь не такой сиятельный, как следует?! Ты говоришь, что ты изменился? Ты думаешь, что я, что ли, в клуб святош вступила, пока тебя не было? В отличие от тебя, я никогда не сочеталась с этим сиянием и тем, что нам приписывали смертные. И немного черного тебе не помешало бы, мне хоть в карты будет с кем играть! Или ты решил, что, раз твой дар изменился, то я в ужасе сбегу, проклиная тот день, когда позволила тебе встать за своей спиной?! Ты совсем идиот, если думаешь, что это что-то изменит во мне.

На последних словах я заметила, как на его губах расцветает несмелая улыбка, и это волной облегчения отдалось в сердце. Но, зная аристократический цвет Эйлирии, радоваться было рано.

— Принцесса Арт Соррен все такая же, — улыбнулся он.

— Еще раз назовешь меня принцессой — пожалеешь, — со всей серьезностью сказала я.

— Ты просто не понимаешь…

— Тогда расскажи мне так, чтобы я смогла понять и испугаться! Пока ты меня лишь бесишь!

— То, что случилось с нами тогда, не было случайностью, Соль. То, что нас осталось двое, — вот главная случайность, которая все испортила.

— Что? — нахмурилась я.

— Думаю, что ты должна знать. Это будет честно. Я не хочу напугать или оттолкнуть тебя, это вовсе не так. Когда все только произошло, несколько лет у меня ушло только на то, чтобы осознать все произошедшее, осмыслить и понять, кто и что такое я теперь. Смириться с тем, что вас больше нет рядом, тебя больше нет… это было за гранью моего восприятия реальности. Но был один вопрос, ответ на который, казалось, придавал смысл моему существованию после случившегося: «Почему?»

Я понимала, о чем он говорит, как никто другой! Этот же вопрос выворачивал все внутри меня, он пытал меня ночами, лишая сна, заставлял отворачиваться от мира вокруг в поисках ответа.

— Когда в эти земли пришли аланиты, они не просто поработили нас, Соль, — к ним в руки попали наши храмы. Те хранилища знаний, исследований, изысканий, что мы так кропотливо собирали все эти годы. На тот момент Император назначил ответственным за изучение наших работ главу Дома Дриэлл, — одного имени этого аланита было достаточно, чтобы у меня мороз пополз по коже. — Этот выродок быстро смекнул, что такое попало ему в руки, вот только заинтересовали его не изыскания по целительскому мастерству, а то, что мы сохранили на случай, если однажды у одного из нас появится такой человек, вечность без которого покажется айдовой бездной на земле. — Я знала, о чем говорит Киран. Уже знала. — Он доработал то, что не смогли мы. Ему удалось перешагнуть тот порог о доброй воле, Соль. Ты помнишь?

— Конечно, — кивнула я, вспоминая разговор с Зорисом.

— Помнишь, как мы недоумевали, почему они вели себя с нами так? Все то, через что мы прошли. Этот бесконечный голод, побои, насилие, пытки под надуманными предлогами, чтобы выведать некую несуществующую информацию, жизнь на войне. Без отдыха, без каких-либо прав. Если подумать и сравнить нашу участь и то, что случилось тогда с Кэти или Айтоном, то нам еще повезло, не находишь?

Я лишь растерянно кивнула, вспоминая, что сотворили с ними…

— Каждого из нас выматывало что-то особенно сильно. Он знал это, он изучал каждую нашу реакцию на те или иные издевательства, а после уже бил по этим точкам до тех самых пор, пока душа, подсознательное «я», называй как хочешь, просто не начинала молить о конце! Доводил до состояния, когда больше нет якоря в жизни и тебе уже не за что цепляться. Ты была моим якорем всегда. Пока была ты, я готов был выживать, — он провел рукой по моим волосам, точно проверяя, действительно ли это я сейчас перед ним. — В тот день все должно было быть закончено. Его сила крыльев и энергия нашей силы должны были соединиться и ассимилироваться. Думаю, все было бы так, вот только механизм изъятия был рассчитан на точное количество человек, и кто же знал, что я не уйду потому, что не смогу оставить тебя…

— Ты был моим якорем, — прошептала я.

Некоторое время он просто смотрел на меня, а его пальцы путались в моих волосах. Киран всегда любил прикасаться к моим волосам: почему-то это успокаивало его.

— Он сжег себе крылья, Соль, — усмехнулся Киран. — Когда я думаю об этом, это несомненно меня радует… Потому как они не заслужили того, чтобы стать частью этого существа. Только не они, — покачал он головой. — Я уничтожил наши храмы, — неожиданно добавил он. — Все до единого, — с силой сжал кулаки. — Так, точно нас и не было никогда в этом мире. Я убил Императора, — продолжил он. — Тогда я впервые ощутил течение энергии в живом существе, которую смогу перенаправить. Ты знаешь, никогда не думал, что по сути и результату мой новый дар будет похож на прежний. Убивая кого-то, я позволяю жить другому, — посмотрел он мне в глаза. — Я это чувствую: точно со смертью одного рождается множество сияющих нитей жизни вокруг. Ты не представляешь, как это жутко, — тяжело вздохнул он. — Но я стал тем, кто я есть. Тогда я был благодарен тому, что это произошло со мной. Не представляю, как бы я смог пройти через все это, зная то, что сделал и собирается делать этот аланит, и не имея возможности противостоять ему.

— Собирается делать? — переспросила я.

Киран взглянул прямо мне в глаза, и всего на миг мне стало не по себе. Его взгляд был холодным, отрешенным и в то же время точно принадлежал кому-то, кого я прежде ни разу не встречала.

— Знаешь ли ты, почему эта империя до сих пор существует, процветает и воюет лишь с теми, кто заведомо гораздо слабее? В какие бы союзы они ни объединялись, но одержать верх, как-то существенно ослабить престол не может никто?

— Полагаю, оттого, что ритарам нет до них никакого дела? — шутливо осведомилась я.

— О нет, — усмехнулся Киран, — как раз именно ритарам до них дело есть! Вот только возможности нет… не было, — поправил он сам себя. — Да и мотивации кое-кому недоставало, — тяжело вздохнул он. — Там, — указал он пальцем мне за спину, — чуть севернее места последнего нападения, расположено родовое гнездо Дома Дриэлл. При всех его достоинствах как мага и ученого, — усмехнулся Киран, выражая тем самым степень своего презрения к этому аланиту, — у Элтрайса есть один весьма существенный недостаток. Он самоуверенный параноик, привыкший складывать все яйца в одну корзину, а именно туда, где привык чувствовать себя в безопасности. Там находится и его исследовательский центр, там он сокрыл все, что смог извлечь из наших работ, там же хранится один из шести артефактов эчари.

— Эчари?

— Да, — кивнул он, — что-то вроде «благоденствия» на языке ритаров.

— Откуда?

— У меня было время, чтобы разобраться… Придя к нам, они забрали шесть божественных артефактов, предметов силы; согласно легендам ритаров, три из них изначально принадлежали им, три — аланитам: это гарантировало мир между этими расами. С исчезновением артефактов исконные земли ритаров пришли в упадок, зато земли аланитов получили абсолютную защиту от единственных существ, которые способны им противостоять. Вот только ничто не вечно под небом мира… кроме нас с тобой, — усмехнулся он, проведя ладонью по моей щеке. — Как и любой предмет силы, он имеет цикл…

— Я помню, — кивнула я, — «Основы взаимодействия энергии и материалов». Я не всегда спала на занятиях в магической академии, — усмехнулась я.

— Я знаю, — посмотрел он на меня так, что я невольно зарделась. — Но сейчас проблема в том, что цикл подходит к своему завершению. Раньше его обновляли сильнейшие представители расы. Сейчас, как ты понимаешь, это становится как невозможным, так и ненужным.

— Ненужным?

— Конечно, — кивнул Киран, — у него есть наши разработки, он уже умеет извлекать энергию из простых людей и не-людей для себя лично. Думаешь, он не предложит этот способ Императору? Как способ минимизировать потери для начала? А что потом, Соль? Разве это не идеальный товар в стране, где на вполне легальных основаниях можно организовать собственную ферму, а может, и не одну, по разведению рабов? Как считаешь, стоит ли источник неиссякаемой энергии жизни тех, кого, по сути, и не считают за живых?

Киран замолчал, погрузившись в собственные мысли. Я же не знала, что и думать. В очередной раз мои мысли спускались глубже к истокам. Я недоумевала! Мое сердце кровоточило так сильно сейчас. Как? Бога ради, как?! Мое… наше… желание спасти сына, самая светлая, чистая мечта могла превратиться в оружие массового поражения?! Как такое вообще возможно?! А еще я видела, как сильно это задевает и Кирана и что он что-то задумал…

— Я не смогу его остановить, если им удастся перезапустить цикл, Соль, — прямо взглянул он мне в глаза. — Его резиденция защищена магией такого порядка, что я не могу проникнуть сквозь эти плетения. Айд его разорви, даже смерть не может просочиться сквозь них! Есть лишь один вариант взлома этого ящика, одна сила, которая способна…

— Что ты задумал? — прямо спросила я, внутренне холодея от вариантов ответа, что он скажет мне.

Киран улыбнулся. Горько и обескураживающее печально.

— Ничего особенного, Соль. Я начну войну.

Кажется, мой вдох потерялся где-то в легких. Точно вся моя сущность вдруг ощетинилась на эти слова.

— Ты, — прикрыла я глаза, пытаясь подобрать слова и понимая, что передо мной не тот Киран, которого я знала три столетия назад. Того мужчину проще было убить, чем заставить сказать нечто подобное! Как это странно: мы не могли умереть, но ценили жизнь как нечто святое, неприступное! А еще я не понимала: кто он теперь? Ну, вот скажи я, Соль, что начну войну, и что? Боюсь, что кроме меня и моей совести, вступать в сражение будет некому. Ну, может, Кит подтянется в качестве летописца, который начертит за время боевых действий всего одно слово, и то с ошибками и из трех букв, неприличного содержания! — Что ты сделал? — тихо спросила я.

— Ничего особенного я не сделал, — пожал он плечами, — всего лишь кинул маленький кусочек мяса голодной сцима. Дальше она все сделает сама.

— Зачем? — прошептала я, понимая всю глупость своего вопроса. — Нет, я понимаю зачем, но почему именно так? Ты же знаешь, что война — это не то, что происходит где-то там! Это не игра! Пострадает много…

— Кого? Людей? Они страдают каждый божий день. А совсем скоро будет еще хуже, — он сделал глубокий вдох и приложил руку ко лбу. — Или ты переживаешь за аланитов? Закономерно, что из-за того, что они пошли против баланса сил, рано или поздно их накроет отдачей. Мне все равно, что будет с империей потом, мне нужно то, что хранит Дриэлл. Мне нужен он, — с силой сжав кулаки, сказал он. — Цивилизации исчезают, ты знаешь это так же хорошо, как и я. Но жизнь продолжает свой ход, это естественно. Но я не желаю дарить этому существу и тем, кто позарится на его возможности, вечную жизнь за счет тех, кто слабее. Я хочу исправить то, что начали мы… — уже тише закончил он.

Я смотрела на него и пыталась подобрать слова. Но почему-то ничего не приходило на ум. Все мои мысли сводились к тому, что он сказал о грядущих жертвах и о том, чья это вина.

Девушка в приталенном нежно-голубом платье без рукавов стояла на самом уступе скалы. Морской бриз путался в ее темных волосах. Она обнимала себя за плечи и смотрела на гаснущее в морских глубинах солнце. Взгляд ее был напряженным, и казалось, ей нет никакого дела до красоты заката. Она была погружена в собственные мысли.

— Почему ты здесь? — тихий мужской голос раздался из-за ее спины. Ей не было нужды оборачиваться. Она знала, кто это мог быть.

— Дорин сегодня сильно пострадал, — сказала она, так и не обернувшись. — Я была с пациентом, когда мне сообщили…

— Да? Он ничего мне не сказал, — мужчина с кроваво-медными волосами, рядом с которым девушка казалась крошечной, подошел ближе.

— Он просто не помнит, — сказала она, с силой зажмурилась, потирая глаза ладонью. — Они играли с ребятами на конюшнях, — прикусила она губу, — одна из лошадей ударила его… Он едва не умер, Киран, — повернулась она к мужчине, уже не сдерживая стоявшие в глазах слезы. — А если бы я пришла чуть позже?! Если бы меня не было дома?!

— Но ты была, — твердо сказал он, обнимая ее за плечи.

— Сегодня — да, — кивнула она. — Ему пять, Киран, а цветок так и не расцвел! Что, если он вообще не расцветет? Что тогда?

— Это и есть ответ на мой вопрос, что однажды я задала тебе? Это и есть то самое «тогда»? — прошептала я. — Послушай, — в отчаянье схватила я его за руку, бессознательно пытаясь остановить, — всегда есть способ! Его не может не быть, я помогу тебе! Вместе у нас все получится! Эта дорога будет сложнее, путь — трудным, я знаю, но всегда можно найти решение, — быстро заговорила я, прекрасно понимая, что выгляжу скорее как истеричка, чем как человек, который знает, что делать. Но откуда-то возникло ощущение, что я теряю его. Опять теряю, так толком и не успев вернуть. Это вызвало целый шквал эмоций во мне, начиная от паники и заканчивая каким-то звериным, неконтролируемым страхом.

Некоторое время он просто смотрел на меня. Не споря, не возражая, точно слушая и принимая мои никчемные доводы. А потом вдруг сказал:

— Ты же знаешь, что это все пустое? Всю свою жизнь мы шли этой дорогой — и к чему в итоге пришли? Я… просто хотел, чтобы ты знала почему. Мы оба знаем, что нет ужаснее вопроса, ответ на который не найти. Хотел увидеть тебя, прежде чем… — покачал он головой. — Я рад, что смог.

— Ты что? Прощаешься со мной? — прищурилась я, смотря в его необыкновенно глубокие глаза. Казалось, на самом дне этого зеленого омута лежит ответ на мой вопрос. Но он так глубоко, далеко, что не доплыть и не добраться. — Ты… если ты так сделаешь… если… — гнев и паника удушливой волной сковали мне горло, стало больно дышать. — Ты хоть понимаешь, что ты делаешь со мной сейчас?! — в голове зашумело, казалось, я не слышу собственного голоса, в то время как Киран поднял взгляд в розовеющее небо. Сперва я не понимала, куда он смотрит, но, последовав его примеру, наконец сообразила, что шумит не у меня в голове. В небе были сотни, тысячи крылатых существ, и от шума их крыльев, мне казалось, я оглохла. Темно-серой тучей они надвигались так стремительно, что у меня сердце ушло в пятки.

Я смотрела на темнеющее небо, и не могла найти в себе сил отвести взор. Словно неожиданно налетевший из ниоткуда шторм, их тела заволакивали собой лазоревое небо, перекрывая нежный оттенок, что было будто предвестием бури.

Я встала на ноги, продолжая смотреть на то, как надвигается это войско на едва очнувшуюся ото сна империю, и чувствовала себя маленькой, крошечной и совершенно неспособной противостоять этой мощи. Существа пролетали надо мной, не обращая на меня внимания, точно я ничтожный клоп, копошащийся в своих бедах и горестях где-то внизу. За всю жизнь мне не доводилось видеть ничего подобного. Конечно, я встречала ритаров. Видела то, какими они становятся, принимая свой второй облик. Высокие, мощные, чем-то напоминающие рептилий. Все равно что у сцимы отрезать хвост и сделать из него крылья. Даже мне было страшновато рядом с ними. В основном потому, что, как и любая рептилия, они были достаточно холоднокровными в том смысле, чтобы не мучиться из-за эмоций, которые свойственны людям. Если им было что-то нужно, то они это брали. Если тебе свезло разозлить ритара, то не стоит удивляться, когда он намотает твои кишки на кулак в воспитательных целях, вытрет руки и пойдет дальше, забыв о твоем существовании.

И в то же время эти существа были одной из самых спокойных и миролюбивых рас, населявших мир Айрис. В основном потому, что их мало что волновало и они всегда знали, чего хотят и как это получить. Странное сочетание нечеловеческой агрессии, жестокости и абсолютного пофигизма, если называть вещи своими именами. И если аланитов и оборотней я понимала хоть как-то, то эти ребята были тайной для меня.

— Значит, он не захотел больше ждать, — тихо сказал Киран, встав позади меня. — А стало быть, решение было принято…

— Решение? — переспросила я, поворачиваясь лицом к Кирану.

— Обновить цикл для эчари, — просто ответил Киран и посмотрел мне в глаза. — Пора, — сказал он, глубоко вздохнув, точно готовясь с разбега прыгнуть в темный ледяной омут.

— Что? — попыталась я спросить, когда его руки коснулись моих плеч, а сознание заволокла тьма.

Он появился в покоях, которые некогда принадлежали им обоим, бережно прижимая к груди женщину, которая была для него тем единственным, чему он все еще готов был поклоняться. Его якорь в этой бесконечной жизни, его Соль, что, как та самая специя, всегда могла придать вкус и смысл этой жизни.

В их спальне царил полумрак, а за окном переливался тысячами магических огней исчезнувший в песках город. Он так давно не видел его — город его детства, юности, счастья. Дом. Можно было представить себе, что не было всех этих лет и они с Соль никогда не становились старше; никогда не видели того, как их родина рассыпается на крошечные песчинки и исчезает с лица Айрис раз и навсегда. Это был мир, где они были созданы. Ему не хватало его. Возможно, в самом конце от него останется что-то, какая-то крошечная частичка энергии, души, что сможет вернуться сюда? Возможно ли это?

Киран жадно втянул носом ночной весенний воздух. Пахло сырой после дождя землей, приближающимся теплом и розами, которые некогда вывела его мать. Это было странно, но он знал, кто именно мог добавить этот запах, хотя по сценарию за окном было начало весны. И тем не менее он был благодарен за возможность почувствовать давно минувшую эпоху его жизни.

Он осторожно положил свою женщину на кровать, убрал с ее лица прядь темных волос, позволив себе еще одно маленькое удовольствие — смотреть на нее спящую. Быть с ней и знать, что он должен уйти.

Прикрыв глаза, он осторожно взял ее крошечную ладонь в свою и поднес к губам, а после склонился к ней, касаясь ладони лбом. Древний знак прощания и благословения, знак того, что ты отпускаешь как человека, так и то, что связывало тебя с ним. Оставаться рядом и дальше было невыносимо. Казалось, с каждой такой секундой вся его решимость довести начатое до конца тает на глазах! Но разве будет лучше, если верховный омэн выполнит то, что должен он, и завладеет тем, что должно быть уничтожено, в то время как сам Киран просто умрет у Соль на глазах?

— Прости меня, — тихо прошептал он.

Он уже поднялся с кровати и готов был использовать свой дар, чтобы скользнуть в тень, как прямо перед ним возникла Соль. Не привыкший к образам, что частенько рисовал дворец, Киран невольно вздрогнул, когда из ниоткуда перед ним возникла девушка в платье из светло-зеленого шелка, с изящными витыми золотыми браслетами на предплечьях. Ее волосы были убраны в высокую прическу, увенчанную золотым обручем, который носили все члены королевской семьи.

— Далеко собрался, красавчик? — скрестила она руки на груди, вопросительно изогнув бровь. — Что? Думал ускользнуть по-тихому и оставить меня тут одну с твоими родственничками?

— Я ухожу, и ты должен уже знать почему, — тихо ответил Киран, тем не менее с какой-то затаенной тоской и теплотой вспоминая день, из которого возник этот образ.

Перед ним была все та же Соль, только теперь на ней было невообразимо нелепое серое платье, в котором она постоянно ходила в годы ученичества, ее косы казались растрепанными, потому как кудрявые от природы волосы просто не желали лежать так, как того требовали школьные правила, взгляд дерзкий и презрительный. Кажется, эта сцена была как раз из тех времен, когда они старательно делали вид, что терпеть друг друга не могут. Порой их заносило достаточно сильно, чтобы они оба в это могли поверить.

— Ты че, рыжий, не понял, что ли? — уперев руки в боки, поинтересовалась она. — Сделаешь хоть шаг — и ты труп!

— Спасибо, — усмехнулся он, — что дал мне вспомнить.

— Ты не догоняешь, кажется, с кем связался, — вызверилась маленькая бестия напротив него. — Я тебя предупреждала, чтобы ты не лез не в свое дело? Предупреждала. Ты меня послушал? Нет, — зло усмехнулась она. — Так не обижайся, — в этот момент Соль то ли оскалилась, то ли улыбнулась, отчего глаза ее сделались чересчур большими, а сама девушка стала напоминать декоративную дворцовую собачку, что была у его матери когда-то. Жутко вредные и драчливые создания, хотя на вид весьма забавные и пушистые.

Он помнил ту историю, когда Соль выменяла несколько закупоренных заклинаний у магов со старших курсов на бутылочки с якобы любовным эликсиром, который способен из мужчины сделать просто невероятного любовника. Соль тогда подрабатывала: продавала аристократам витаминные настойки под видом средств для скорейшего избавления от лишнего веса, любовных снадобий, вечной красоты и прочего. Причем одну и ту же смесь она окрашивала в разные цвета и добавляла в нее толику своей силы, что придавало зелью свойства простого оздоровительного напитка легкого действия, а далее уже делала деньги на доверчивых детях богатых родителей. Киран имел неосторожность раскрыть ее тайну, за что и поплатился в тот день, лишившись волос на ближайшую неделю. Уже позже он узнал, что они с Айрин пытались организовать что-то вроде пункта раздачи питания для бедных. Тогда он просто попросил отца сделать это. Но это уже совсем другая история… А сейчас, судя по всему, должна была последовать какая-то гадость от дворца, потому, не дожидаясь развития событий, он просто скользнул в тень, исчезая из этой реальности и устремляясь туда, где вовсе не хотелось быть теперь.

Я шла по полю, усеянному спелой пшеницей. Пушистые золотые колосья приятно щекотали ладони, предплечья. Мне нравилось прикасаться к ним. Странно, но я совсем не помнила, как именно тут оказалась. Зачем я тут? Откуда пришла и куда иду? Попыталась осмотреться, но вокруг лишь это странное красивое поле из золотых колосков, что так упрямо тянутся к солнцу, небо, которое сначала показалось мне ясным, бескрайним, но стоило присмотреться, как я увидела, что его заволокло тяжелыми свинцовыми тучами. Сильные, хлесткие порывы ветра поднимали мои тяжелые волосы, путались в складках платья. Было тяжело идти.

«Одной всегда тяжело», — вдруг подумала я, и в тот же момент моей руки коснулось тонкая девичья ладонь.

— Но ты ведь не одна, — голос Айрин я никогда бы не спутала ни с каким другим.

Резко развернувшись, я посмотрела в ее белесые глаза, но едва не упала, однако меня подхватили крепкие мужские руки.

— Почему я всегда должен ловить одну из вас, — наигранно обиженный голос, принадлежавший Борису, заставил меня испуганно вскинуть голову. Он смотрел на меня, так тепло улыбаясь, что у меня перехватило дыхание. Локоны его льняных волос все время падали на глаза из-за сильного ветра, но я видела, как они лучатся смехом.

— Потому что вечно шляешься за ними по пятам, — ироничное высказывание донеслось вновь из-за спины.

Там-Там.

Симус.

Эмма.

Айтон.

Шиман.

Лиссан.

Джо.

Лила.

Тим.

Сорэн.

Казалось, я кружилась и кружилась на месте, чтобы в полной степени осознать, что каждый из них был здесь. Плотной стеной они окружили меня.

Знакомые, родные лица, самые любимые и дорогие, но сейчас — так пугающе живые. Быть может, я умерла?

— Ну нет, — усмехнулась Кэти, — еще чего!

— Но вы же… ушли? Вас нет? — растерянно спросила я.

— Ты спишь, — заговорила Айрин, — а мы спим вместе с тобой, — коснулась она моей руки. — Но не пора ли проснуться, м-м? — изогнув бровь, поинтересовалась она. — Не пора ли нам всем проснуться, моя дорогая? — погладила она меня по руке. — Не бросай его одного… ведь одному всегда тяжело, — грустно улыбнулась она.

Я вскочила на ноги, совершенно не понимая ни где я, ни что со мной произошло. Что сейчас такое было?! Мы разговаривали, потом поле, Айрин, остальные — и где я… сейчас?! Но самое главное…

— Киран, — попыталась я закричать, но из горла вырвался лишь невнятный сип.

Вскочила с постели, запуталась в одеяле, которым меня кто-то заботливо накрыл, и едва не растянулась на полу. Кое-как удержав равновесие, я запустила руку в свои теперь длинные волосы, точно проверяя, а не приснилось ли мне все происходящее. Может быть, я просто сошла с ума? Наконец-то…

— Знаешь, Трэн, — раздался старческий дребезжащий голос у меня со спины, — жадный, склочный, хитрожопый старикашка — вот единственное, что я могу сказать о тебе! И я скорее поверю, что сама Лурес сперла мои деньги, чем что ты забыл из-за слабости ума, как прогулял мою заначку! — совершенно сухонький старичок обличающе указывал на меня своей палочкой, призывая к ответу, по всей видимости, своего друга или одни боги ведают кого. — Так что не трать ни мое, ни свое время, изображая из себя невменяемого старого идиота! — воскликнул старичок и, кажется, приготовился атаковать.

Невнятно всхлипнув, пытаясь отгородиться от зарождающейся истерики, я кивнула.

— Ты прав, надо собраться! — с силой сжав кулаки, сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Он ушел… конечно… — я не спрашивала, я знала ответ.

Некоторое время я стояла посреди спальни, и мне казалось, что мой мир точно так же замер вместе со мной. И хотя теперь я знала почему, это вовсе не означало, что я понимала!

— Айд меня разорви, да, я не понимаю! — вскрикнула я столь неожиданно, что, кажется, даже дворец от меня такого не ожидал, потому как «атакующий» старик вздрогнул и тут же исчез. — Боже мой, боже, — забормотала я, привычно находя спасение в разговорах с умным и, несомненно, ясно мыслящим человеком, то есть с самой собой, — старый идиот! Принц-маразматик! Столько лет прожить и быть таким дураком! Что непонятного я сказала ему, что этот полоумный так и не въехал?! Вот ты, — ткнула я пальцем в стену, — понял бы? — не особенно рассчитывая на ответ, поинтересовалась я.

Хотя уж кого-кого, но дворец к разговору принуждать никогда не требовалось. Ответ последовал незамедлительно в виде пожилого клерка в очках с золоченой оправой. Весь его вид, начиная от идеально подобранного костюма и заканчивая аккуратно подстриженной бородкой, буквально кричал об аристократическом происхождении и невероятном самомнении. Мужчина что-то писал, сидя за широким деревянным столом, но тут точно с ленцой отвлекся и надменно взглянул на меня из-под очков.

— Разумеется, — фыркнул он и был таков.

— Именно! Именно! — запальчиво воскликнула я, скинув одежду. — Ванну мне! Собрать всех в холле для прислуги через полчаса!

— Но я не доиграла, — заканючила маленькая девочка, умоляюще сложив руки на груди.

— Потом, — строго заявила я.

Девочка выпятила нижнюю губу, вперила взгляд в пол и, казалось, решила меня игнорировать. Но и я отступать не собиралась.

— Только обещаешь, — тяжко вздохнуло чье-то малолетнее бедствие и тут же исчезло.

Что такое унижение, Рейнхард Эль Ариен еще несколько месяцев назад знал лишь по определению из толкового словаря. Конечно, он представлял себе, что значит унизить кого-нибудь. Даже знал, как можно это сделать, и, что уж греха таить, сам не раз унижал тех, кто казался ему чрезмерно заносчивым. О том, что он проделывал это практически ежедневно с прислугой, сам того не осознавая, он, естественно, не задумывался. Это было несущественно.

«Но если посчитать, то в какой раз за столь короткий срок общения он терпит нечто подобное от нее?» — размышлял глава Дома Ариен, пытаясь вывернуться из той массы тряпок, в которые был закутан. Сейчас он сам себе напоминал гусеницу аланийского шелкопряда: толстое, неповоротливое создание нелепой расцветки. К тому же приходилось делать все как можно тише, чтобы, упаси боги, его никто не застал в подобном положении.

Был ли он зол? Он был в ярости! Ему казалось, если он еще хотя бы раз в жизни увидит эту женщину, то свернет ей шею. Хотя это и было не так. Несмотря не злость, его лишь больше тянуло к ней! Может быть, с ним что-то не то? Среди аристократов было модным пробовать что-нибудь новенькое в любовных утехах, но даже с некоторой натяжкой произошедшее под данное определение никак не подходило! И, Пресветлая, как же у него болело сейчас все тело! Лицо горело огнем — кажется, оно распухло и отекло. Надо было скорее выбираться из этой западни, чтобы понять, что именно произошло и как ей удалось выбраться отсюда. И где, демоны ее побери, она взяла то, чем швырнула в него? С таким он прежде не сталкивался.

В отчаянной попытке выбраться он задрыгался еще сильнее, активно поджимая ноги и резко их выпрямляя, одновременно пытаясь извиваться и кататься по полу. Никогда прежде он не попадал в положение, которое хотя бы отдаленно напоминало по своей нелепости и абсурдности это! Никогда!

Сколько времени прошло, прежде чем путы немного ослабли и он смог выбраться, он не брался судить. И к этому моменту ему уже было все равно, куда и кто делся, как им это удалось и прочее, — хотелось почувствовать магию вокруг и наконец-то избавиться от последствий ожога и падения.

Кое-как, ползком, он добрался до двери и, почти согласно догадкам Соль, просто приложился к ней головой, чтобы активировать замок. Когда он наконец преодолел это столь незначительное расстояние, что разделяло камеру и коридор, то не смог сдержать облегченного вдоха. Тепло магической энергии заструилось по его внутренним энергетическим потокам, смывая боль и усталость. Он глубоко вздохнул и тут же встал на ноги. Больше не было предательской слабости и ощущения собственного бессилия, он наконец-то мог чувствовать себя полноценным аланитом. Но вместе с облегчением пришла и неприятная, ломящая боль в виске. А это могло означать только одно. Случилось что-то по-настоящему серьезное, раз его вызывает сам Император.

Он не стал терять время на то, чтобы преодолеть расстояние до собственных покоев пешком, и просто воспользовался силой крыльев, разрезая пространство и появляясь перед собственной дверью. Тут же обнаружились не на шутку встревоженный Ферт и даже Эрдан.

— Где ты был?! — без лишних церемоний воскликнул брат. — И, — вдруг запнулся он, — Бога ради, зачем ты сбрил брови? — не скрывая своего недоумения, спросил он о том, что сейчас не имело вообще никакого значения, но разозлило Рейна не на шутку.

— Так модно, — буркнул он, подходя ближе к мужчинам. — Что происходит? Меня вызывают во дворец, — обратился он уже к Ферту.

— Война! — тем не менее ответил ему Эрдан. — Ты представляешь?! Эти чешуйчатые заняли оборону и наступают на востоке! — чересчур восторженно воскликнул его недалекий брат.

Эрдан и правда не понимал, что тут такого особенного, но ни Ферт, ни Рейн не разделяли его уверенности в том, что происходящее нелепо.

ГЛАВА 11

— Что ж, — высокий мужчина в белоснежной тунике и ярко-алой расшитой золотом тоге откинулся на спинку высокого стула, который стоял во главе овального стола из массива светлого дерева. Он упрямо поджал губы — в полной уверенности, что так выглядит более властным и уверенным в себе, на деле же он казался капризным и взбалмошным. — Мой отец всегда говорил, что война не есть то зло, которого стоит избегать всеми доступными способами. Порой государству необходимо пускать кровь. Это не позволит нам окончательно разжиреть, точно свиньям, которые привыкли лишь есть и спать, проживая в достатке и даже не подозревая о том, что тот, кто кормит, в один прекрасный момент вспорет им брюхо, чтобы насытиться самому, — он скрестил пальцы рук и обвел всех присутствующих взглядом блекло-голубых глаз.

Артей взошел на престол рано. Его отец умер в своей постели при загадочных обстоятельствах, когда мальчику не было и двадцати лет от роду. Рейн тоже стал главой Дома, когда был еще несовершеннолетним, но, боги, порой ему казалось, что между ними целая бездна лет. Иногда он думал, что Император куда больше похож на его брата и скорее сошел бы за его ровесника, чем за того, кто пробыл во главе могущественной империи уже более века. Империя не была похожа по своей структуре на королевства древних людей, где во главе стоял король, а далее от него, словно круги на воде, расходились семьи аристократов, и каждый занимал свое место по важности и значению в круге. Империя была похожа на крышу, которую занимал Император, и столпы власти, Дома, где каждый имел свой ареал влияния и ветвь тех семей, которые жили под крылом того или иного Главы. Был ли Император чисто декоративной фигурой? Для такого, как Рейн, разумеется, куда важнее было иметь влияние на Дома: с их помощью можно было добиваться поставленных целей. Но тот, кто владел Императором, владел последним словом в Совете. До своей болезни Рейн довольно хорошо справлялся как с Дриэллом, так и с Императором. Когда его похоронили заживо, он потерял свои позиции. Этим не мог не воспользоваться его вечный враг. Элтрайс Эль Дриэлл отныне сидел по правую руку Императора, хотя это уж скорее Артей занимал место по левую руку Дриэлла — того, кому почти в рот заглядывал за одобрением собственных слов.

— Элтрайс, — обратился юный Император к тому, кого его отец всегда уважал и к кому прислушивался. Сам Артей благоговел в какой-то степени перед этим мужчиной. Великий маг и изобретатель, который совсем скоро подарит ему бессмертие, а его стране процветание и годы мира, — твои земли на линии удара. Мы должны сделать все возможное, чтобы ритуал прошел как надо, потому я принял решение лично отправиться на поле брани! — пафосно закончил он, а Рейн едва не раскрыл рот от подобного заявления.

Элтрайс благосклонно взглянул на того, кого даже мысленно не мог заставить себя назвать Императором. Хотя кого он обманывал: мальчишка идеально ему подходил все эти годы. Достаточно тупой, податливый и совершенно легковерный. Его было удобно защищать, им было легко управлять. Бедный Ариен так старался вразумить парнишку, не понимая одной простой истины: что в том проку, если Император туп как пробка? Эти попытки Ариен перетянуть рычаги влияния на себя забавляли Элтрайса. Не для того он взращивал этого паренька с самого его рождения, превращая, в общем-то, неглупого мальчика в ничтожество, которым он мог бы управлять, чтобы так запросто отдать его Рейну. С каждым годом Ариен раздражал его все больше. Он так рассчитывал, что его Аргус займет место главы, так терпеливо ждал, особенно не мешал и не светился перед Рейном, пока его дети не станут достаточно взрослыми, чтобы занять полагающиеся им места. Но совершенно непостижимым образом все пошло не так. Ариен начинал беспокоить его. Артей же с каждым годом становился все больше обузой, чем прикрытием, за спиной которого было когда-то так удобно править. Как только они обновят цикл эчари, Артей станет и вовсе не нужен ему. Он и Рейн — вот, собственно, те фигуры, которые ему следовало сбросить с доски в ближайшее время. Он и сам будет прекрасно смотреться в императорском кресле.

На этой мысли Элтрайс добродушно улыбнулся, от чего его лицо стало еще более прекрасным, и совершенно искренне сказал:

— Ваша поддержка в такой момент — это величайшая благость.

Никто из присутствующих так и не решился оспорить решение Императора. Прежде всего потому, что большая часть глав были не готовы к открытому противостоянию, когда Элтрайс выразил свое согласие и благодарность. Но в душу некоторым, включая Рейна, закралось нехорошее предчувствие относительно того, с каким энтузиазмом воспринял возможный риск Дриэлл.

Рейн молча наблюдал за разворачивавшейся сценой, понимая, что война — не то, на что распространяется его влияние. Его Дом не воюет, он выявляет и искореняет. И, похоже, сейчас ему предстоит усилить свои старания, чтобы выявить и искоренить один конкретный Дом. Он видел чуть дальше, чем многие из тех, кто присутствовал на этом совете. За маской благодарности на этом прекрасном лице он читал пожелание скорой смерти.

«Неужели все же решился? Как не вовремя».

Проклятая болезнь лишила его многого, что он мог бы сейчас контролировать. Ему и самому не очень нравился молодой Император. Рейн видел его недостатки. Он предпочел бы иметь во главе государства сильного лидера на своей стороне, с которым он мог бы сотрудничать и на благоразумность которого мог бы положиться. Но лучше глупый мальчишка, который не старается вникать в его дела, чем Элтрайс. Тем более не сейчас.

— Мой Дом поддержит вас в этом решении, — добавив мягкой шелковистости в голос, уверенно сказал Рейн.

Император, не скрывая воодушевления во взгляде, благодарно взглянул Рейну в глаза. Элтрайс также изобразил признательность во взгляде, вот только это выглядело для Рейна настолько неестественно, что он ни на миг не поверил ему.

— Я знал, что могу рассчитывать на тебя, — важно кивнул тот, кто был почти ровесником Рейна, но кого он не мог перестать считать ребенком.

Рейн прямо встретил взгляд Элтрайса, на его лице играла улыбка, так похожая на улыбку самого мага, но его взгляд, казалось, отделяет мясо от костей того, от кого он решил избавиться в рекордно короткие сроки. Раньше Элтрайс влиял на его империю осторожно, и Рейн готов был это терпеть, он готов был отсрочить смерть этого аланита даже после того, как узнал, кто именно стоял за его отравлением. Ему нужна была стабильность в стране. Но теперь, когда все пришло в движение, а сам маг выдвигал все более и более безумные идеи… Одним словом, с этого момента он был приравнен к «вредоносным». Он избавится от него раньше, чем эта змея успеет зашипеть на его страну.

* * *

Он сказал мне, что нет ничего хуже, чем не знать ответ на вопрос почему. Конечно, он прав. Не знать ответа на гложущие тебя вопросы паршиво. Но я не из тех людей, которые особенно сильно заморачиваются на подобных вещах. Я могу это пережить. Я люблю жить в настоящем. То, во что я превратилась за последние столетия, довольно несвойственно для человека с моим характером. Я всегда жила здесь, сейчас, в настоящем. В моем сердце были потайные комнаты, которые я предпочитала никогда не открывать. В одной из таких комнат жил мой сын. Когда-то давно это стало тем единственным горем, которое я не смогла ни отпустить, ни пережить. Потому я заперла это очень глубоко в своем сердце. Я старалась не трогать эту рану, не заглядывать слишком глубоко, боясь потеряться в той боли и отчаянье и не найти в себе сил двигаться дальше. Есть вещи, которые я просто не могла изменить. Я не могла умереть. Я не могла заставить кого-то жить вечно. И я не могла постоянно терзать себя этими мыслями. Я должна была закрыть ту дверь. Иногда я приоткрывала ее, грелась в воспоминаниях о тех днях, когда он был рядом, вновь оплакивала свое горе и точно так же закрывала эту дверь, чтобы однажды отворить ее вновь.

Сегодня я закрывала одну из самых тяжелых дверей в своей жизни. Мой траур длился триста долгих, бесконечных, полных безумия и тоски лет. Я больше не могла себе позволить тонуть в той боли и грусти. Я сделала эту комнату большой, светлой и просторной. Там будет жить моя память о сорока пяти целителях, которые были моей семьей так долго, что я не мыслила своего существования без них. Они были воздухом, которым я дышала. Землей, что всегда держала меня. Точно вода, они питали меня, делая сильнее, и я тянулась к ним, точно к солнцу. Я закрывала эту дверь, чтобы позволить себе идти вперед. Скажете, не слишком подходящий момент? Вовсе нет: я делала это, чтобы вновь стать бесстрашной, чтобы стать сильной и смелой. Мне нужно было это, чтобы найти в себе силы взглянуть собственным демонам в глаза. Ступить на землю, где шла война, было так тяжело… потому что я все еще помнила, что однажды она сделала с нами. С ними.

Проснувшись сегодня, впервые за долгие годы я испытала некую уверенность в том, что они никогда не бросали меня. Ни единого дня в этой жизни я не была одна. Я думала, что мои силы увеличились из-за пережитого шока. Что-то вроде того. Они всего лишь нашли для своей сути самый подходящий сосуд из всех. Точно так же, как наше рождение забрало энергию Эйлирии, с нашей смертью энергия всего лишь высвободилась и переместилась.

Когда-то мой Бог сказал мне, что мы — это часть его и мы вечны, как и он сам. Он сказал, что вечность заключается в выборе и изменении. И только этим утром я впервые почувствовала странную уверенность в этом. Их форма изменилась согласно сделанному выбору, но энергия не исчезла. Казалось, я всегда это знала, но почему-то приписывала это к проявлениям собственного горя, безумия. Мы всегда были вместе, они никогда не покидали меня. Теперь же нам пришло время стать едиными. Я больше не буду скорбеть. Я научусь понимать, что мы едины теперь.

Из недр своего шкафа, в котором я хранила то, что чаще всего надевала, я достала удобные и легкие сапоги, черные штаны и наглухо закрытую куртку такого же цвета. Вопреки фасону, в этой одежде не было жарко, и я могла так ходить даже под палящим солнцем Элио. Сказать страшно, сколько всему этому лет! Но у меня был дворец, который поддерживал мои вещи в идеальном состоянии, и я, если честно, не знала, возможно ли найти нечто подобное на рынках империи в настоящее время. Это был мой походный костюм, если хотите. Идеально регулирующий теплообмен, непромокающий и если не втирать грязь, то и не пачкающийся.

Заплела волосы в тугую косу, достала подходящие случаю головной убор и сумочку, с которой совсем недавно сбежала из дворца Императора. Изящная, совершенно крошечная, расшитая пайетками и бисером, она выглядела дорого и совершенно неуместно на моем фоне. Но ее ценность была в другом. Ее магическая составляющая и возможность сложить в нее все самое необходимое, не таща все это на собственном горбу, делало это чудо незаменимым в предстоящем походе. В ней уже удобно разместились мой посох, немного денег, фляга с чистой водой, провиант, кое-какие медицинские инструменты, бинты, обеззараживающие растворы, кровоостанавливающие смеси, обезболивающие, смена белья, расческа, гигиенические принадлежности, запасная одежда и обувь, кое-какие амулеты на разные случаи жизни, игральные карты на случай, если мне станет скучно, котелок на случай, если кормить больше нигде не будут, одеяло, нож и самое главное и, я думаю, нужное мне — это герметичный непромокаемый комбинезон и веревка. Если я что-то понимаю в мужчинах, то они мне обязательно понадобятся. Что там было еще, я, если честно, сказать затруднялась, но ведь каждая вещь, положенная мною туда, конечно же, была самой нужной! Женские сумки — они такие. В них всегда все только самое нужное!

Я не знаю, куда заведет меня мой путь. Пожалуй, я никогда этого не знала, и точно так же это никогда не мешало мне жить. Иногда мне кажется, что, чем больше ума в одном конкретном мозгу, тем больше этот самый человек подвержен депрессиям. Конечно, ему есть над чем подумать и из-за чего пострадать. Наверное, Киран все же очень умный. Хорошо хоть Кит в меня.

В холл, который некогда использовался слугами как зал для совещаний, я пришла спустя один час пятнадцать минут. Небольшое опоздание, думаю, осталось бы незамеченным, если бы не Кит. Все потому, что, как мой отпрыск, он был не подвержен иллюзиям дворца, и в то время как двое оборотней с усердием вникали в повестку дня собрания профсоюза слуг его величества, он, закинув голову на спинку кресла, неприлично храпел.

— Наш труд должен оплачиваться соответственно! Кроме всего прочего, — вещал полный мужчина, облаченный в форму для слуг высшего ранга, — он должен быть регламентирован! У каждого из нас должен быть трудовой договор и четкий перечень обязанностей! Вот ты, Кло, — обратился он к Лил, — разве входит в обязанности кухарки доставлять грязные скатерти в прачечную?

— Нет, — горячо заверила его оборотень. — Это совершенно не моя работа, — закивала она.

— Именно! Так доколе мы будем это терпеть?!

— Да, доколе? — воскликнул Джарред и горячо стукнул кулаком по столу, за которым они сидели.

— Предлагаю сегодня же сказать это управляющему! Вы со мной?

— Да! Конечно! — в один голос заорали оборотни, тогда как Кит совершенно неприлично хрюкнул и зачавкал, пытаясь устроиться поудобнее на кресле.

Мужик недовольно посмотрел в сторону Кита и покачал головой, точно поражаясь его безучастности при обсуждении столь важного вопроса.

— Идемте же! — воскликнул предводитель. — Старый пройдоха может уйти в отпуск, если ему кто-то сообщит о наших планах. За мной!

Они пронеслись мимо меня, точно я была частью интерьера, и лишь тот самый полный слуга-правозащитник, когда пробегал мимо меня, мимолетно посмотрел в мою сторону и столь же быстро подмигнул. Это было чем-то новым. Не думаю, что Лил и Джарред именно так представляли в своем воображении поведение слуги. А стало быть, дворец продолжает эволюционировать. Кто знает, может быть, совсем скоро мы сможем нормально поговорить?

Оставив эту мысль на потом, я спустилась по широкой лестнице как раз в тот момент, когда мой отпрыск пытался подоткнуть под себя пяточки, но нога соскользнула, и он испуганно вздрогнул, открывая глаза.

— Боги, — он сонно потер лицо, — наконец-то свалили, — вновь откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня снизу вверх. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что что-то не так. — Ты чего? Где дед? — кисло поинтересовался он как человек, которого разбудили, но он так и не проснулся до конца.

Странное дело, но мне так понравилось, как Кит назвал Кирана. Невольно усмехнувшись, я села в кресло напротив него.

— Он ушел, — сказала, не зная, как продолжить рассказ и объяснить то, что между нами произошло.

Но вопреки моим ожиданиям Кит не сказал этого вездесущего «почему». Он сказал совершенно другое:

— Ты как?

Уверившись в мысли, что парень определенно пошел в меня, я пожала плечами и скупо улыбнулась.

— Ну… — борясь с желанием озвучить наиболее подходящее определение собственного состояния в одно емкое слово, я пыталась подобрать более приличный синоним.

— Хреново? — надо сказать, Кит с этим справился быстрее меня.

Не сдержав улыбки, я кивнула.

— Именно так.

— Он тебя обидел? Избил? — зло сжав кулаки, спросил мальчик, резко напрягшись, точно готовясь вскочить с места.

— Боги, нет! Откуда у тебя такие мысли?

— Ну, обычно, если муж с женой ссорятся, то один из них непременно получает. Тут уж кто первый успел, того и правда, — с умным видом покивал этот ребенок, а я подумала, что как только разберусь со всеми проблемами, то в лепешку расшибусь, но сделаю из него цивилизованного человека.

— Нет, Кит, Киран не такой человек, что позволит себе поднять руку на женщину. Он скорее перестанет с ней разговаривать, — тяжело вздохнула я.

Мы всегда были как огонь и лед. Я была взрывной, несдержанной и порой совершенно необузданной, он же — упрямым, решительным и непреклонным. Скандал в исполнении Кирана — это холодный безразличный взгляд и полное игнорирование. Он всегда знал, чем меня пронять до костей.

На какое-то время между нами воцарилось молчание. Я не знала, с чего начать и как правильно объяснить ему свои мотивы.

— Слушай, ты пугаешь меня! Скажи же уже, что ты задумала и почему решила, что я останусь тут?! — сердито насупился он.

Должна признать, Кит умел видеть происходящее, отметая все несущественное и на каком-то интуитивном уровне вычленяя то, что важно.

Глубоко вздохнув, я решила в кои-то веки объяснить ему все максимально откровенно и детально. Возможно, Кит и был подростком, но я считала, что скрывать от него такие вещи неразумно. Я не должна ставить его перед фактом, мне стоило объяснить. Я говорила долго. Были в моем рассказе и прошлое, и неприглядное будущее, как и совершенно ужасающее настоящее.

— И? Почему ты решила идти одна? Ты что, думаешь обо мне как опузе?

Вопреки ситуации, из-за его обиженного, почти полного слез взгляда я чуть не сорвалась, из последних сил проглотив смешок.

— Никогда, — со всей серьезностью сказала я, взяв его за руку.

— Тогда почему ты не хочешь взять меня с собой?! Разве я хоть раз мешал тебе?! Я всегда делаю так, как ты говоришь! Всегда! — горячо заверил он.

— Я знаю, — тепло улыбнулась я, — знаю, и потому я прошу тебя быть там, где я могу защитить тебя. Потому что ты дорог мне, я прошу тебя быть в безопасности. Я не смогу ничего сделать, если буду знать, что рискую тобой. И, — усмехнулась я, — если мне не изменяет память, то совсем скоро начнется голодовка в знак протеста, не дай нашему дому уморить оборотней.

Кит усмехнулся и покачал головой.

— Можешь на меня в этом положиться, — улыбка слетела с его губ, и он вдруг стал таким взрослым. Его взгляд мог принадлежать человеку, который многое понимал и пережил, но никак не подростку. — Обещай, что вернешься, — со всей серьезностью сказал он. — И ты что, правда собралась остановить войну? Сколько, по-твоему, лет должно пройти, чтобы это произошло?!

Страницы: «« « ... 56789101112 » »»