Стальные останки Морган Ричард

– Они говорят о тебе.

– А, ну да…

Тропинка опять увела их в сторону от береговой линии. Вместо высоченного потолка морской пещеры над головой теперь были скалы, местами обвалившиеся, отчего внизу виднелись груды гигантских обломков. Ситлоу вел Рингила по узкой ложбине между пьяно накренившимися плитами, каждая размером с перевернутую императорскую карету. Они начали удаляться от моря. Рингил опять легко коснулся навершия Друга Воронов.

– Когда ты вернул мне меч?

– Он был при тебе с самого начала. Ты просто это не осознавал. Довольно простой трюк. Вот ему, хм, я бы мог тебя научить.

– Оружие все время было при мне? Даже в лесу, где мы разбили лагерь?

Ситлоу оглянулся, опять изогнув губы в усмешке.

– Мы еще не добрались до леса.

Рингил почувствовал, как сила утекает из ног, словно вода. Скала слева будто зашаталась, угрожая вот-вот рухнуть и похоронить его под собой.

– Но…

– Заткнись!

Шедший впереди Ситлоу резко остановился посреди узкого пространства и вскинул руку, сжав кулак, точно головной дозорный, призывающий к тишине и неподвижности. Очень осторожно, не шевеля другими частями тела, он указал подбородком вверх. Рингил проследил за взглядом двенды – и перестал дышать.

«Твою мать».

Одной из акийя, похоже, показалось мало просто следить за ними, оставаясь в океане. Она устроилась на верхушке каменной плиты справа, в двух ярдах над их головами, словно ящерица с растопыренными лапами. Мощные пальцы изгибались, вонзаясь как когти в трещины и углубления гранита.

Рука Рингила взлетела к навершию Друга Воронов. Голова акийя качнулась, похожие на фонари глаза уставились на него.

– Я кому сказал, не трогать!

Впервые за все время, что Рингил знал Ситлоу, он услышал в сладкозвучном голосе двенды неподдельный страх и опустил руку. Акийя опять повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. Ее взгляд был подобен удару.

– Только без глупостей, – очень тихо произнес Ситлоу. – Не шевелись и не делай резких движений.

Рингил сглотнул и наконец перевел дыхание. Пристально взглянул на тварь в ответ, мысленно и с трудом подыскивая сравнения.

Больше всего акийя напоминала ночной кошмар в женском облике, который мог бы присниться сутенеру из портовых трущоб. Нечто, порожденное избытком фландрейна и неустанным, вкрадчивым плеском воды, бьющейся об опоры причала. Существо было длинноволосым, полногрудым, под бледной кожей в свете тусклого подобия солнца выделялись тугие мышцы прирожденного пловца. Но всклокоченные волосы обрамляли морду, при взгляде на которую хотелось завопить. Глаза размером с кулак сидели в глазницах, которые больше напоминали череп ящера, чем человека, хоть во взгляде и ощущался свирепый ум. Скулы с мощными костяными выростами будто приподнимали и раздвигали их, отделяя верхнюю часть «лица» от нижней, лишенной подбородка и приспособленной исключительно для хватания – расположенный на ней круглый рот миноги сейчас был обращен на чужаков, словно еще один огромный глаз.

Приподнявшись на изгибе каменной плиты, тварь торопливо спустилась на пару футов и теперь почти висела над ними вверх тормашками. Рингил зачарованно смотрел, как две длинные, снабженные плавниками конечности темным силуэтом изогнулись позади ее головы. Он услышал скрежет когтей, выискивающих, за что ухватиться.

Он тихонько кашлянул.

– Стой на месте, – пробормотал Ситлоу. – Если бы она захотела тебе навредить, уже сделала бы это.

Цепляясь когтями, акийя спускалась по каменной стене, пока не повисла вниз головой, почти на расстоянии вытянутой руки от лица Рингила. От нее пахнуло соленым, причем к свежести океанской воды примешивались более тяжелые ароматы, невероятно напоминавшие запах Ситлоу. Космы упали ей на глаза, словно обрывки испорченной рыболовной сети. В какой-то момент она оторвала одну руку от камня и удивительно женственным движением откинула их с лица. Левый глаз на мгновение закрыла мигательная перепонка, а обрамляющая рот круговая мышца сжалась и расширилась, как радужка. Рингил, глядевший наверх, так, что шею свело, увидел, как в глубокой глотке приподнялись и спрятались концентрические круги зубов. Он сглотнул, сражаясь с чувством беззащитности, от которого по коже лица и головы побежали мурашки. Предположение, что акийя могла бы откусить ему голову с той же легкостью, с какой ихельтетский рыбак срезает мачете верхушку кокосового ореха, казалось вполне реальным.

Из горла твари донеслось то же булькающее щебетание, которое он слышал ранее. Она помотала головой взад-вперед, поглядывая то на человека, то на двенду, будто озадаченная таким сочетанием.

Краем глаза Рингил заметил, что Ситлоу кивнул.

Потом акийя с быстротой убегающей ящерицы повернулась на каменной плите и исчезла, перемахнув через ее верхнюю часть так проворно, что он едва успел заметить мелькание бледных изгибов и изогнутых задних конечностей. Откуда-то сверху донеслись звуки, свидетельствующие о том, что она удирает прочь.

Рингил вздохнул с облегчением и почувствовал, что сердце еще колотится после внезапной встречи.

И все-таки жаль, что у него нет при себе никакого оружия.

Они трахались где-то в прохладной, влажной от росы траве, в кругу окутанных туманом стоячих камней, под звездами, которые он не узнавал. У происходящего был особый привкус, сродни жгучей и бесшабашной развязности, которая настигает после удара наотмашь по физиономии: Ситлоу, голый и белый, как слоновая кость, стоял перед ним на четвереньках, тяжело дыша и рыча, словно пес, пока Рингил, пристроившись сзади, входил в него снова и снова, ухватив сцепленными руками за бедра. По телу прокатилась дрожь беззащитности, будто камни были молчаливыми, но возбужденными зрителями, заплатившими, чтобы поглядеть, чем они двое занимаются. Рингил, вне себя от вожделения, потянулся к члену двенды – тот оказался твердым как камень, пульсирующим на грани кульминации.

От этого ощущения лопнули последние узы самоконтроля; он взревел и увидел себя со стороны, будто паря выше камней – как в бешеном ритме бьется о разъятые ягодицы Ситлоу, накачивая пенис в руке, пока тот не пытается вырваться из хватки, и двенда с воем впивается скрюченными пальцами в траву, а вслед за ним кончает и Рингил, словно отвечая на зов.

А потом оседает, падает лицом вперед, как охваченный пожаром дом сползает в реку, и двенда тоже валится во влажную траву, так что рука Рингила застревает под его телом, все еще неистово продолжая выжимать из члена последние капли, а лицо вжимается в широкие бледные плечи, и он смеется, а потом всхлипывает, и опять из его глаз льются слезы – на этот раз ледяные, – чтобы упасть на кожу олдрейна.

* * *

За невысокими холмами, под небом, густо усеянным звездами, пролегла дорога из черного камня, построенная для гигантов. Ее поверхность покрылась трещинами и поросла сорняками, но она простиралась на пятнадцать-двадцать ярдов в обе стороны от них. Идя по ней, они время от времени проходили под мостами из бледного камня, которые вздымались выше Восточных ворот Трелейна. Справа у подножия холмов виднелись скопища башен, прямых и строгих как часовые. Взгляд Рингила то и дело устремлялся к ним. С этими сооружениями что-то было не так. Башни выглядели безликими, простыми и плоскими, как на рисунке малыша, но очень высокими – настолько, что будто простирались за пределы всех измерений, освоенных людьми.

– Там кто-нибудь живет? – спросил он Ситлоу.

Двенда бросил на башни долгий взгляд.

– Нет, если есть другие варианты, – ответил он загадочно. – Не по собственной воле.

– То есть это тюрьмы?

– Ну да, в каком-то смысле.

Некоторое время с ними по дороге шел Джелим, но такого Джелима Рингил видел впервые. Угрюмый красавчик изменился, стал кем-то зрелым и мудрым – тем, кем у настоящего Джелима не было ни единого шанса стать. Он похож, смутно подумал Рингил, на преуспевающего молодого капитана, который странствовало достаточно, чтобы поумнеть, но еще не устал от жизни. Джелим болтал с самоуверенностью завсегдатая кофейни, часто улыбался и касался Рингила без утайки, уверенно, будто они находились внутри одной из тех фантастических фресок, которые Миляга мог бы заказать для потолка своей спальни.

– А как нынче дела у твоего отца?

Рингил уставился на него.

– Ты, верно, шутишь.

– Встретил его пару месяцев назад на улице. – Джелим нахмурился, напрягая память. – Кажется, где-то в Тервинале. Ну, ты знаешь, как бывает – ни мне, ни ему не хватило времени, чтобы остановиться и поболтать. Напомни ему обо мне, хорошо? Скажи, что я скучаю по нашим спорам у камина.

– Конечно. Обязательно скажу.

В какой-то момент – Рингил уже не помнил, в какой – он перестал спорить со своими призраками.

Так или иначе, на этот раз ему было проще отличить реальность от вымысла. Неуловимые воспоминания о веселых вечерах у камина, вместе с Гигнреном, просачивались в его голову, но у них не было ни единого шанса закрепиться.

И все же, когда Джелим наклонился, взъерошил ему волосы и небрежно поцеловал в шею, как всегда делал тот, другой Джелим… это было больно. А когда двойник его покинул, не прощаясь – медленно растаял, воскликнув: «Вперед, ребята, давайте ускорим шаг!» и со смехом устремившись навстречу прозрачности и пустоте, – когда это случилось, что-то внутри Рингила заныло, как когда он впервые встретил двенду, окутанного синей бурей.

Позже они устроили привал под одним из огромных белесых мостов, и Ситлоу призвал огонь из богато украшенной фляги с широким дном, которую имел при себе. Что бы ни было внутри, оно горело зловещим зеленоватым пламенем, но порождало тепло, которое не вязалось с размерами сосуда. Рингил сидел и смотрел, как за спиной двенды, на опорной колонне из бледного камня, пляшут тени.

– Когда ты призываешь бурю, – медленно проговорил он, – что чувствуешь?

– Чувствую? – ответил Ситлоу, как в полусне. – А что я должен чувствовать? Это сила, ну… просто сила. Потенциал и воля, которая нужна, чтобы его использовать. В этом, знаешь ли, заключается суть магии.

– Я думал, в магии есть правила.

– Ты думал? – Выразительный рот олдрейна изогнулся в кривой усмешке. – А кто тебе такое сказал? Гадалка с рынка Стров?

Рингил пропустил насмешку мимо ушей.

– Тебе от этого не больно? От бури?

– Нет. – На лице двенды отразилось понимание. – А, вот в чем дело. Ты говоришь о сожалении? О чувстве утраты? Да, он тоже всегда об этом говорил. Насколько я могу судить, такое происходит лишь со смертными. Аспектная буря – это искривление материи любого возможного результата, какой допускает Вселенная. Она собирает и сминает альтернативы, как новобрачная подол своего платья. Для смертных эти альтернативы, большей частью, представляют тропы, по которым они никогда не пройдут, и вещи, которые не сделают. Организм на каком-то уровне это понимает.

«Он?»

Впрочем, Рингил испытал лишь мимолетный всплеск любопытства. Было слишком много всего прочего. Печаль, которую оставил после себя Джелим, еще окутывала его сердце неровными складками.

– Но ты ничего такого не чувствуешь, – сказал он с горечью. – Ты же бессмертный, верно?

Ситлоу мягко улыбнулся.

– Покамест.

А потом его взгляд переместился куда-то влево, и глаза сузились. Рингил услышал, как кто-то идет по черной каменной дороге сзади.

– …Ситлоу…

Голос был женский, плавный и мелодичный, но слегка приглушенный; имя двенды было единственным словом, которое Рингил расслышал, и даже оно прозвучало растянуто, искаженно, почти за гранью узнавания. Он повернул голову и в свете зеленого «костра» увидел, что сзади кто-то стоит. Незнакомка была в черном и несла за спиной длинный меч, а ее голова оказалась гладкой и округлой. Миг спустя Рингил понял, что смотрит на существо, облаченное в такой же костюм со шлемом, как тот, что Ситлоу показал ему под городом. Потом вновь прибывшая подняла руку к гладкой выпуклости на голове и сдвинула стеклянное забрало наверх. В открывшейся полости Рингил увидел лицо двенды с глазами без белков.

По спине пробежала неприятная дрожь, с которой он не сумел совладать. На миг в призрачном, ненадежном свете под мостом ему показалось, что невыразительная тьма в глазницах незнакомки сливается с чернотой шлема, а ее белое словно кость лицо превращается в тонкую, вылепленную маску с пустыми глазницами, шлем внутри шлема, закрепленный на плечах доспеха, в котором, как твердила интуиция, обязана быть та же самая пустота, что простирается позади глаз.

Ситлоу поднялся и неторопливо прошел навстречу гостье. Они некрепко пожали друг другу обе руки, держа их на уровне талии, словно два ребенка, готовые играть в «ударь меня, если сможешь». Перебросились парой фраз будто бы на том же языке, который использовала незнакомка, но когда Ситлоу указал на Рингила, он перешел на древний диалект наомского, на котором разговаривал до сих пор.

– …мой гость. Окажи мне любезность.

Женщина-двенда недолго изучала Рингила. Ее лицо при этом оставалось таким же невыразительным, как маска, на которую оно недавно смахивало. Потом ее губы изогнулись в кривой ухмылке, и Рингилу показалось, что она что-то пробормотала себе под нос. Гостья сняла гладкий черный шлем – он, похоже, был очень тугим и поддавался медленно, – тряхнула шелковистыми длинными волосами, по черноте слегка уступавшими волосам Ситлоу, и пару раз покрутила головой, разминая мышцы шеи. Рингил услышал, как щелкают позвонки. Затем, сунув шлем под мышку, новая двенда шагнула вперед и лениво протянула левую руку в слабом отражении приветственного жеста, которым встретила Ситлоу.

– Мое почтение людям твоей крови. – Древний наомский, судя по всему, она знала не очень хорошо. – Я быть по имени Рисгиллен Иллракская, сестра уже известного тебе Ситлоу. Как тебя называть?

Рингил принял протянутую руку, как чуть раньше это сделал Ситлоу, и подумал: неужели тот факт, что она протянула ему всего одну руку, небрежно, представляет собой завуалированное оскорбление?

– Рингил, – сказал он. – Наслышан о вас.

Рисгиллен бросила взгляд на брата. Тот коротко покачал головой и что-то сказал на другом языке. Женщина-двенда обнажила зубы в пародии на улыбку и отпустила руку Рингила.

– Вы пришли неожиданным путем, и я не пере… не пред… не подготовилась как положено. Сожалею.

– Мы вышли к берегу и наткнулись на акийя, – объяснил Ситлоу. – Я думал, там будет безопаснее.

– Мерроигай? – Рисгиллен нахмурилась. – При должном уважении, они не должны были вас потревожить.

– Ну, вышло иначе.

– Такое событие мне не по нраву. А если вспомнить о других вещах… Что-то происходит, Ситлоу, и дело не в нас.

– Ты слишком беспокоишься. Пришла одна?

Рисгиллен взмахом руки указала в ту сторону, откуда появилась.

– Эшгрин и Пелмараг где-то позади. Но они ищут тебя в других плоскостях и вероятностях, далеких от этой. Никто не думал, что тебя занесет так далеко. Я сама нашла тебя только по запаху.

– Я позову их.

Ситлоу вышел из-под моста и исчез во мраке. Проводив брата взглядом, Рисгиллен с олдрейнским изяществом села у костра. Некоторое время она смотрела на пламя странноватого оттенка – возможно, подбирая слова, прежде чем пустить их в ход.

– Ты не первый, – тихо проговорила она, глядя на огонь. – Такое уже бывало. Я сама делала такое со смертными мужчинами и женщинами. Но я не теряю себя, как бывает с моим братом. Мой взгляд ничто не застит.

– Рад за тебя.

– Да. Поэтому вот, что я тебе скажу. – Рисгиллен обратила лицо к Рингилу и вперила в него взгляд пустых глаз. – Не питай сомнений: если причинишь моему брату хоть какой-нибудь вред, ты труп.

* * *

Чуть позже из темноты донесся вой.

Рингил посмотрел на Рисгиллен, но в зеленоватом свете костра черты ее безупречного лица по-прежнему ничего не выражали – не считая легчайшего намека на улыбку. Осознание нахлынуло, как поток ледяной воды: он узнал звук.

Это выл Ситлоу, призывая сородичей.

Рисгиллен не смотрела на Рингила, но ее улыбка стала шире. Она знала, что он за ней наблюдает, и что он наконец понял, где находится.

«Грядет битва, сражение сил, каких ты еще не видел».

Слова гадалки у Восточных ворот всколыхнулись в памяти, как холодный ил на дне реки. Какая уверенность звучала в ее голосе…

«Восстанет темный владыка».

Глава 26

«Мы пытались их остановить. Но они забрали ее».

Несколько долгих мгновений слова казались бессмыслицей. Ишгрим была подарком императора, и украсть ее можно было лишь с риском очень медленной и неприятной смерти после того, как до вора доберутся Монаршие гонцы – а они доберутся, поскольку иначе пострадают от Джирала сами. Она, конечно, длинноногая красавица, но разве мало таких среди рабынь-северянок? Если приспичило, любую можно купить в какой-нибудь портовой конторе дешевле, чем достойную лошадь, даже с учетом налогов – такие нынче времена.

«Да забудь ты об этом! – заорал в голове внутренний голос, взбудораженный крином. – Как они вообще пронюхали, мать твою? Император подарил ее только вчера. Никто не в курсе, что она тут. Даже ты сама все узнала лишь ранним утром».

Она обняла Кефанина, сбитая с толку невероятностью произошедшего.

– Кто? Кто, Кеф? Кто ее забрал?

В глотке у мажордома что-то булькнуло. Полученный в боях опыт мгновенно подсказал, что ранение не смертельное, но удар сильно оглушил. Арчет не знала, удастся ли добиться от Кефанина вразумительного ответа в таком состоянии.

– Одеяния… Цитадели, – с трудом выговорил он.

Фрагменты головоломки мгновенно сложились, как в цирке из дюжины ухмыляющихся клоунов с размалеванными физиономиями складывается живая башня.

Не Ишгрим – «…выкинь из головы эту бледную плоть, Арчиди, возьми себя в руки, мать твою…» – речь не о подарке императора.

Речь об Элит.

Менкарак: «Она неверная, северянка, поклоняющаяся камням, которая не приняла истинную веру, когда ей по-дружески протянули руку Откровения, и она упорно цеплялась за свои суеверия, пребывая глубоко в пределах нашей территории. Улики говорят сами за себя – она даже сорвала картаг с одежды, чтобы ослепить верных, среди которых обитает. Она погрязла в обмане».

Сочетание истеричных обвинений и притворных воззваний к закону отдалось звоном в голове Арчет, будто в ней перекатывался металлический шар. Легко догадаться, что ждет Элит, как только ее заведут в Цитадель…

– Давно? – прошептала она.

Кефанин снова потерял сознание.

Снаружи раздались шаги. Арчет мгновенно развернулась, в ее руке как по волшебству появился нож. В дверях застыл сбитый с толку мальчишка-конюх; ему в спину светило утреннее солнце.

– Моя госпожа, они…

– Давно? – заорала она.

– Я… – Он вошел, демонстрируя синяк под левым глазом и подсыхающую кровь под носом с той же стороны. – И получаса не прошло, моя госпожа. Точно не прошло.

Перед внутренним взором Арчет вспыхнула карта лабиринта улиц в южной части города. Кринзанц и ярость в крови, объединившись, высветили пульсирующим красным саму Цитадель и маршрут, который ее приспешники скорее всего выбрали, чтобы вернуться.

– Сколько их? – спросила она, уже спокойнее.

– Кажется, шестеро, моя госпожа. В одеяниях…

– Да, я знаю. – Советница императора спрятала нож и почувствовала, как подергивается мышца в щеке. – Приведи лекаря. Скажи, если Кефанин выживет, заплачу вдвое. Если умрет, выкину нахрен из города.

И умчалась прочь.

* * *

«Шестеро мужчин, в одеяниях Цитадели».

По забитым улицам верхом не проехать, разве что со скоростью пешехода. У Арчет не было ни мундира, ни дубины и свистка, ни тупой сабли, чтобы расчистить себе путь. И, конечно, так ее заметили бы за сотню ярдов.

Она срезала путь, свернув влево, и в безлюдном круто изгибающемся переулке понеслась что было сил. Нахлынуло облегчение: здесь царила прохлада. Пара куриц в панике сиганула из-под сапог, когда Арчет свернула за угол, но в остальном ей ничто не мешало. Выскочив на проезд Победы Всадника – такой многолюдный, что, ха-ха три раза, верхом не проедешь, разве что на телеге с товаром, – протолкалась сквозь толпу и добралась до отмытых добела каменных ступеней, ведущих на крышу таверны «Голова ящера». Там можно было осмотреться и сопоставить окружающую картину с картой в голове. А потом перескочить на другую сторону переулка и забраться на крышу базара, утыканную выпуклостями куполов-луковиц.

– Эй, туда нельзя поднима…

Она толкнула пузатого трактирщика на лежак, с которого тот начал подниматься. Шмыгнула мимо, подныривая и виляя между натянутыми веревками с бельем. Мельком увидела простирающиеся за висящими белыми простынями крыши и то, что располагалось вдали. «Точно, Арчиди. Думай». Базар. Ткацкий ряд. Лабиринт Хастреевых Закоулков. Если они отправились в Цитадель самым прямым путем, сейчас идут по проезду Пустынной Мудрости, в стороне от главного бульвара, под углом в сорок пять градусов. Чтобы выйти им наперерез…

Она подбежала к краю крыши, согнула ноги в прыжке и перескочила на плоский верх базара. Боль обожгла колени, но дочь Флараднама не остановилась. «Нет времени, нет времени». Обежав первый из луковичных куполов, она – вот дерьмо! – увидела перед собой широкий витражный световой люк. И…

Запнувшись, взмыла в неуклюжем прыжке, размахивая руками и ногами на лету.

Мельком увидела, как внизу движется толпа покупателей, похожая на рыб в красно-синем аквариуме, и представила себе, как разбивает стекло и падает им на головы…

Но все же добралась до другой стороны, перескочив край на считанные дюймы, приземлилась неуклюже, пошатнулась и отчаянно замахала руками, чтобы не рухнуть на спину, а потом…

Выпрямилась. Опять побежала, виляя между куполами и стараясь держать путь на Юго-Восток.

Все равно что нестись по вершине мира. Звуки города затерялись внизу, с неба падал блистающий меч солнечного света, а с западного направления веяло прохладой. Слева приближались высокие ряды домов, окаймляющие проезд Пустынной Мудрости.

Рынок у нее под ногами был одним из самых крупных в городе – даже уступая неохватному великолепию Имперского базара к северу от реки, он занимал несколько кварталов. По его крыше Арчет за считанные минуты одолела расстояние, на которое внизу ушло бы почти полчаса.

Добравшись до восточного края, она быстро пробежала вдоль водосточного желоба и, обнаружив стоящую внизу телегу с зерном, спрыгнула в нее. Кто-то испуганно выругался; боль обожгла зад, спину и бедро. Арчет перекатилась и встала, пошатываясь, утопая в зерне по лодыжки. На нее уставились какие-то мужчины.

– Это что еще за хрень?

– Сука, это же мое…

– Ой, ты только глянь. Перг, она же черная, как сгоревшая булочка. Это гребаная кирисийка, точно.

– Кириатка, – рявкнула Арчет и спрыгнула с телеги. Оттолкнула мужиков и припустила рысью по Хастреевым Закоулкам – лабиринту узких улочек, которые использовали для хранения и подвоза товаров. Она уворачивалась от торговцев, волочивших подносы с изделиями, пробегала мимо трудяг, деливших хлеб. «Шестеро мужчин, в одеяниях Цитадели». Если Менкарак действовал сообразно роли, в отряде имелся надзиратель-советник, чтобы следить за процедурой – наверняка кто-то в летах, – а вооруженных охранников пятеро.

Пока внутри пульсировал крин, расклад казался неплохим.

Хастреевы Закоулки выводили тут и там на длинную, сильно изогнутую улицу под названием Вьючной Путь. Ее облюбовали те, кто торговал дешевой бижутерией и диковинками, так что здесь было полным-полно горожан, глазевших на выставленные в зарешеченных витринах товары. Арчет пришлось пробираться сквозь них, толкаясь и ругаясь. На нее бросали сердитые взгляды, но потом, заметив цвет кожи, отворачивались и время от времени делали знаки, отвращающие зло.

Три квартала, бесконечные яростные тычки и пинки – «Ну давай, давай, Арчиди, быстрее, мать твою» – и вот перед ней Парусинный двор. По углам стояли ларьки швей, в остальном тут было спокойно. Она перебежала неширокое прямоугольное пространство, врезалась в ограждение на другой стороне и, тяжело дыша, уставилась туда, где у подножия земляного склона виднелся изгиб проезда Пустынной Мудрости.

«Одеяние Цитадели, одеяние Цитадели, одеяние… Вот они!»

На проезде Пустынной Мудрости было еще многолюднее, чем на Вьючном Пути или бульваре. Они одолели даже меньшее расстояние, чем она думала. Арчет заметила сперва одеяние надзирателя-советника, черное с золотом и с серым шелковым капюшоном, знаком статуса. Охранники вели женщину в белом – она еле волочила ноги, ее голова была опущена, а руки связаны за спиной. Если отряд и торопился, это не было заметно.

Арчет судорожно втянула воздух и кувыркнулась через ограждение.

Шестью футами ниже ее ступни ударились о земляной склон и едва в нем не увязли, что грозило падением головой вниз. Она удержала равновесие и помчалась широкими скачками, едва управляя спуском и пытаясь обмануть силу тяжести. Вырвалась на проезд Пустынной Мудрости, набрав такую скорость, что расшвыряла прохожих, оказавшихся на пути. Вновь обретя контроль, изменила направление посреди паники, которую посеяла, и углубилась в толпу. Ей осталось преодолеть самое большее пару сотен ярдов.

– По приказу дворца, по приказу дворца! – орала она что есть мочи. – С дороги! Пошевеливайтесь, мать вашу!

Сперва это не помогало – ее крики встречали насмешками и не спешили оборачиваться. Но у тех, в кого она врезалась, другого выхода не было, и когда они видели, с кем имеют дело, от подобострастия начинали выворачиваться наизнанку. Перед ней стали расступаться, и по толпе сам собой прокатился неслышный приказ, как волна по озерной глади. Через сотню ярдов ей уже почти не нужно было проталкиваться вперед.

– По приказу дворца, по приказу…

Два охранника отстали от товарищей и преградили ей дорогу. Арчет увидела волчьи ухмылки, обнаженный короткий меч, поднятую дубину – и ножи в мгновение ока прыгнули ей в руки. В толпе неподалеку кто-то испуганно заорал. Волны паники разошлись во все стороны, раздался новый крик, и еще один. Толпа всколыхнулась и разделилась, рассеялась, словно перепуганный косяк рыб.

Арчет метнула нож левой рукой, и он вонзился обладателю меча в правый глаз. Это был Проблеск Ленты – более узкий, чем остальные, сверкнул белизной в лучах солнца и вошел по самую рукоять. Охранник пошатнулся, взвыл словно ошпаренное дитя, выронил меч и схватился за лицо, из которого торчала металлическая штуковина с потертой рукоятью. Арчет нагрянула вслед за собственным ножом, вопя и легко удерживая Хохотушку в опущенной правой руке. Второй головорез из Цитадели заметно вздрогнул от звуков, которые издавала воительница, и запаниковал, как любой случайный прохожий в толпе, но замахнулся дубинкой. Ему удалось лишь сбить с ног товарища, продолжавшего орать от боли. Арчет увернулась, а потом схватила его за руку, воспользовалась инерцией удара, повалила на мостовую и перерезала противнику горло быстрее, чем он успел прийти в себя.

Она наполовину выпрямилась, забрызганная кровью. В пятнадцати ярдах от себя увидела среди убегающих и спотыкающихся прохожих надзирателя-советника, который одной рукой держал Элит за плечо и недоверчиво таращился на трупы своих людей и склонившуюся над ними окровавленную черную женщину.

Оставшиеся трое вооруженных охранников перегородили улицу, создав что-то вроде кордона для защиты хозяина и его трофея. Два меча, еще одна дубинка. У владельца последней был арбалет, но он висел на спине. Тот, кому она воткнула в глаз Проблеск Ленты, свернулся калачиком в грязи и выл.

Из ножен на пояснице Арчет машинально достала Безжалостного. И двинулась вперед, держа в другой руке Хохотушку, нацеленную на противников.

– Вы забрали мою гостью, – крикнула она. – Живые или мертвые, но вы ее отдадите.

Улица опустела – никто не поверил бы, что считанные секунды прошли с той поры, как она была полна народу. Арчет надвигалась, мусор хрустел у нее под ногами. Безжалостный сверкнул в лучах солнца, когда она перехватила его поудобнее. Охранники неуверенно переглянулись.

– Ты что, обезумела?! – Надзиратель-советник обрел дар речи, хотя его голос звучал визгливо. Потемнев лицом от ярости, он завопил: – Да как ты смеешь препятствовать священному труду во славу Откровения?!

Не обращая на него внимания, Арчет уставилась на троих охранников и с презрением в голосе ответила:

– Священный, значит, труд? Семь племен считают гостеприимство священным долгом. Вы это знаете – или, по крайней мере, ваши предки знали. Кто из вас хочет умереть первым?

– Да пошла ты, сука, – неуверенно огрызнулся тот, что с дубинкой.

– Мама! – внезапно вскрикнул охранник с ножом в глазнице. – Мне больно, я ничего не вижу… Где ты?

Улыбка Арчет была холодна как зимний лед.

– Хочешь к нему присоединиться? – спросила она.

– Эта кириатская шлюха – воплощение мерзости и дерзкий вызов Откровению! – орал тем временем надзиратель-советник, обретя власть над голосом, который уже не срывался на визг. – Ваш священный долг – зарубить ее на месте; прикончить суку – святое дело!

Раненый издал невнятный всхлип, который перешел в тихий, безнадежный плач. Арчет ждала.

Мечник справа не выдержал первым и бросился вперед, что-то неразборчиво вопя во всю глотку.

Хохотушка остановила его на втором шаге, пронзив горло. Он рухнул, захлебываясь кровью. Убийца Призраков оказался в руке у Арчет еще до того, как охранник упал. Обладатель дубины, ринувшись в атаку за товарищем, застыл при виде нового ножа. Или, быть может, заметил рукоять Падающего Ангела, которая торчала из-за голенища. Либо и то, и другое. Арчет встретилась с ним взглядом и снова улыбнулась. Он сломался и побежал прочь.

Последний охранник, промедлив совсем немного, удрал в толпу зрителей.

Арчет перевела дух. Все.

Надзиратель стоял рядом с Элит, безвольно осевшей на мостовую, и орал на Арчет, зрителей и, похоже, всех жителей города – грешников, чтобы они пали ниц перед величием Откровения, умерили гордыню, покаялись – да, вашу мать, покаялись, – пока не стало…

Арчет решительно приблизилась к нему и ударом Безжалостного перерезала горло.

Надзиратель, шатаясь, отпрянул и упал на руки зевакам. Вдоль разреза проступила кровь и хлынула наружу, мгновенно пропитав одеяния. Он шевелил губами – наверное, как предположила Арчет, договаривал свои нравоучения, – но не было слышно ни звука. Арчет присела рядом с Элит и убедилась, что ее лишь накачали каким-то безвредным зельем. Дышала она нормально. Советница императора в последний раз взглянула на надзирателя, чьи предсмертные конвульсии собирали толпу, и вернулась к раненому, в чьей глазнице торчал Проблеск Ленты. Он был жив, и когда Арчет, присев рядом, потянулась за ножом, легко коснулся ее руки своей, издав едва слышный всхлип. Она прижала другую руку к его лбу, чтобы было удобнее вытаскивать оружие; от прикосновения он улыбнулся словно младенец.

Когда она высвободила Проблеск Ленты, он умер.

* * *

– Богом клянусь, Арчет, такой бардак меня не радует.

– Меня тоже, мой повелитель. – Ее тошнило и трясло, но сесть было некуда, а искать повод, чтобы попросить кресло, не стоило. – Я не в силах понять, отчего Цитадель повела себя так.

– Что ты, неужели? – Джирал расхаживал взад-вперед по опустевшему тронному залу будто тигр. Он вышвырнул всех в приступе царственного гнева, и Арчет осталась с ним наедине. Каждая мышца в ее теле гудела после погони и битвы, она все еще была в крови и чувствовала холодок в желудке от передозировки крина. – Да ну тебя, женщина, не разыгрывай дуру. Это борьба за власть, ты все прекрасно понимаешь.

– Если так, мой повелитель, она потрясающе грубая.

– Нет. – Он остановился и обрушился на нее, грозно вскинув палец. – Это ты повела себя потрясающе грубо. Если бы ты не погналась следом за маленьким отрядом ревнителей веры и не перерезала их на глазах у половины города, мы не столкнулись бы с этим кризисом.

– Нет. Столкнулись бы с другим.

– Вот именно. – Джирал отвернулся, поднялся по ступенькам на трон и упал в его блистающие объятия. Мрачно уставился в пустоту. – Мы имели бы дело с вежливо-невозмутимой Цитаделью, где все сплотились бы, нравится им или нет, вокруг клики, возглавляемой сучонком Менкараком, который усиленно отрицал бы свою причастность к похищению твоей гостьи, одновременно громко и наполовину публично настаивая, что светские власти империи явно ослабели, чтобы защищать правоверных от зла, грозящего извне.

– Наверняка он и теперь будет придерживаться той же роли.

– Ага. Будет как с Братством Памяти Девятого Племени, чтоб его… – Джирал бросил на нее мрачный взгляд. – Помнишь этих ребят, да? Я хочу сказать, ты же их застала.

– Да. Ваш дед приказал их всех казнить.

– Не искушай меня, мать твою.

Это было пустое сотрясание воздуха, о чем знали оба. Те дни прошли. Акал давным-давно продался Цитадели с потрохами, чтобы та поддержала его завоевания – займами, благословениями, твердой рукой помощи от молитвенных башен и проповедников, вербующих дополнительные войска из числа истинно верующих. Когда Ихельтет начал расширять свою территорию под предводительством Акала Великого, треть солдат считали себя святыми воинами. С точки зрения Арчет, в сражениях их погибло маловато, даже когда пришли Чешуйчатые. В империи оставалось слишком много молодых и горячих бойцов, обученных и закаленных в войне, развернувшейся под ложным предлогом, им хотелось продолжить битву. Неважно, против кого.

Джирал унаследовал их всех вместе с долгами и торжественно принятым соглашением о разделе полномочий между светской и духовной властью.

– На кого из Учителей Цитадели вы можете опереться? – тихо спросила она.

– В такой ситуации? – Он пожал плечами. – Мало на кого. Арчет, ты перерезала горло надзирателю. Средь бела дня, чтоб его, посреди оживленной улицы. Что, по-твоему, они должны сказать на этот счет?

– На кого, мой повелитель? – повторила она с нажимом. Правила поведения в тронном зале стремительно утрачивали важность.

Джирал подавленно вздохнул.

– Речь о тех, кого можно подкупить или шантажировать? Ну, человек пятнадцать-двадцать. Добавь нескольких старых друзей моего отца – тех, кто почувствует опасность, если положение станет угрожающим. В лучшем случае, это еще полдюжины.

– Итого, допустим, двадцать пять?

– Если поднажмем и нам повезет – да.

– Не большинство.

Джирал скривился.

– А то я не знаю.

– Понятно. – Тошнотворный комок в желудке опять дал о себе знать. Она уставилась на свои ладони, держа их на уровне талии, и приказала растопыренным пальцам не дрожать. – Давайте посмотрим. Они проголосуют, достигнут очевидного решения и в лучшем случае потребуют, чтобы я предстала перед инквизиторским судом в Цитадели. Элит туда тоже поволокут, хотя бы как свидетельницу. Скорее всего, нужные ответы они не получат, а это значит продолжение допросов. После чего…

– Не смей переживать. – Внезапная мрачная горячность, с которой император это произнес, вынудила Арчет резко перевести на него взгляд. – Я дал слово отцу на смертном одре и сдержу его. Эти мерзавцы тебя не получат.

От благодарности защипало в глазах. Казалось, с ней заговорил не он – будто кто-то другой сидел на троне. Она сбежала бы из города, чтобы не попасть в руки приспешникам Цитадели, уже начала строить приблизительные планы на сей счет. Но такого… не ждала.

– Я… спасибо, мой повелитель. Мне не хватит слов, чтобы выразить…

– Ладно, ладно, – отмахнулся Джирал. – С этим разобрались, да? Мне самому не хочется иметь дело ни с грязными инквизиторами, ни с их игрушками. Вопрос, как нам выпутаться из ситуации, не прибегая к помощи войск. В конце месяца у нас не что-нибудь, а день рождения Пророка. В городе и без того будет полным-полно фанатиков, бьющих себя в грудь. Мне не надо, чтобы они собрались в разъяренную толпу и отправились штурмовать дворец.

– С точки зрения закона…

Он покачал головой.

– Забудь. Не поможет. Они будут цитировать законы с выгодой для себя и умалчивать о них там, где ее нет. Это духовные лица, Арчет, которые проводят всю свою гребаную жизнь, избирательно интерпретируя важные тексты в свою пользу. Мы должны подрезать им сухожилия еще до того, как они возьмутся за дело всерьез. – Он сплел пальцы и задумался. – Вообще-то, Арчет, тебе надо исчезнуть на некоторое время.

– И Элит.

– Ну да, конечно. Замечательно. И твоей северной ведьме тоже. Думаю, так даже лучше. Если вас обеих здесь не будет, у них исчезнет основа для претензий. – Он кивнул – медленно, но с нарастающей живостью. – Да, это сработает. Точно сработает. Мы вытащим тебя из города тайно, до темноты. Файлеху Ракану я поручу собрать эскорт. Тем временем соглашусь на созыв чрезвычайного совещания с Учителями Цитадели и пойду на уступки. Мы пошлем за тобой, а тебя нигде нет. Повторный вызов – никакого результата. Толика изворотливости – а Святая, чтоб ее, Мать в курсе, что этого таланта у придворных в избытке – позволит дотянуть до вечера. К тому моменту все поймут, что ты сбежала, а в наступившей темноте можешь находиться, где угодно. На рассвете по моему поручению городские патрули будут искать тебя по всем улицам. Когда не найдут, скажем, что по следам высланы Монаршие гонцы. Может, кое-кому из особо надежных я велю искать тебя не там, где надо, и помалкивать об этом. Пойдут слухи, что ты уехала в Трелейн или, возможно, в пустоши. Мы делаем все, что в наших силах, господа, спасибо, что уделили внимание. Будем держать вас в курсе. – Он пригрозил Арчет пальцем. – А пока мы тебя спрячем… где? Есть идеи, куда ты пойдешь?

Что-то сдвинулось у нее в голове, как смазанные детали люкового механизма на огненном корабле – компоненты один за другим скользнули и замерли в новом положении. Она почти услышала, как раздался глухой лязг. Внезапное волнение пригасило криновую ломку и заставило кровь быстрее бежать по венам.

Страницы: «« ... 1314151617181920 »»

Читать бесплатно другие книги:

Кто бы мог подумать, что первый же самостоятельный полет навигатора Анжелики Орзовой закончится плен...
Я узнала тайну академии. Но от того, что страшная участь обошла меня стороной, легче не становится. ...
Марина Серова – феномен современного отечественного детективного жанра. Выпускница юрфака МГУ, работ...
Амсдам – негласная столица Республики. Самый большой город на восточном побережье, взбалмошный и суе...
Лео Зикосу надо только радоваться, что нашел для себя идеальную невесту, вот только к ней не испытыв...
Я хотела помочь подруге, но в итоге сама влипла в шикарные проблемы по самый замуж! И всё из-за того...