Стальные останки Морган Ричард
– Пространство? – Эрил сдавленно хихикнул. – Я же тебе сказал, болт прошел сквозь эту хрень. Как ты собираешься драться мечом?!
Не слушая его, Рингил поднялся на несколько ступенек и снова вышел во внутренний двор. Эрил последовал за ним, но было видно, что наемник почти сломлен, и рассчитывать на его помощь не стоит. Рингил уже видел такие лица у бесчисленного множества бойцов из Лиги и Империи – на побережье Раджала и в Демлашаране, когда пришли драконы. Глаза говорили обо всем. Люди – они как клинки, рано или поздно ломаются, и он сам не исключение. Но стоит взглянуть на тех, кем ты командуешь, и по глазам понятно, какой сталью придется орудовать, как ее выковали и закалили, сколько ударов она выдержит, если выдержит вообще.
Он вздохнул.
– Ладно, вали отсюда.
– Что? – Эрил крепче сжал рукоять ножа. Облизал губы. – Послушай…
– Я сказал – уходи. Ты прав. Ты не сможешь с ним драться. – Рингил почувствовал внезапное всепоглощающее желание положить руку Эрилу на плечо, туда, где оно переходило в мягкий подъем шеи. Вместо этого он напряженно улыбнулся. – Но я смогу.
Теперь было видно, как по лестничному пролету поднимается синеватое свечение и пятнами ложится на внутреннюю стену. Рингил принял оборонительную стойку, держа Друга Воронов обеими руками. Эрил все еще топтался рядом, замерев на грани ужаса, который с трудом мог контролировать.
– Ладно, я останусь с…
– Нет. – Прозвучало резче, время для красивых жестов миновало, и собственный страх Рингила начал разъедать его решимость. – Убирайся, пока можешь. Вернись к Милакару живым и расскажи, что тут случилось. Позаботься, чтобы Братство выплатило семье Гирша кровавый долг.
– Ты…
– Просто уматывай на хрен, будь другом. – Рингил метнул в него сердитый взгляд и опять сосредоточился на дверном проеме и силе, которая должна была пройти сквозь него. Воздух наполнился тихим мелодичным гулом, от которого он стиснул зубы. – Ты уже проиграл в этой битве. Разве не видишь? Если останешься, сумеешь только сдохнуть.
Существо, которое убило Гирша, выплыло во внутренний двор.
Рингил испытал знакомое по полусотне битв ощущение: миг своеобразного спокойствия, когда все прочие варианты развития событий утратили важность. Но не считая этого, давно знакомого перехода, он почувствовал, как волна ледяного ужаса пробежала по хребту до затылка. Существо под названием «двенда» совсем не походило на образ, который сложился в его воображении.
«Хойранов кривой хрен, Шалак, ты бы это видел. Ты и твои друзья, любители всего олдрейнского. Они бы наложили полные штаны».
Как огонь по бумаге, оно шло к Рингилу, словно танцующий синий ливень шириной в дюжину футов, и сияние разливалось по полу, чтобы взметнуться опять. В нем появлялись зигзаги более яркого света, похожие на трещины, разъедающие прозаичные каменные плиты двора и прохладный воздух, как солнце разъедает тени. Тварь рассмеялась, приближаясь; что-то пропела себе под нос без слов, как мастер, занятый любимым ремеслом; говорливый ручей или костер, для которого не пожалели дров; как все они сразу – сравнения пришли на ум в один миг, – но в потоке звуков, хлынувших точно рой кусачей мошкары ему в уши, звучало недоброе, гулкое эхо, от которого необъяснимым образом заныло в груди.
– Беги! – крикнул он Эрилу. Все, больше ни единого вздоха за пределами битвы.
Оно не было человеком, и даже ничем не напоминало. Образы жутких надменных существ из Шалаковских обрывков рукописей и иллюстраций исчезли, словно марионетки в кукольном театре, когда кукольник встает из-за ширмы, чтобы насладиться аплодисментами. Двенда шел к Рингилу, что-то бормотал ему, пел и трепетал; он шел, чтобы забрать Рингила, и тот наконец понял, какое подспудное болезненное чувство сопровождало происходящее.
Утрата.
Это был отдающий синевой привкус тоски, столь глубокой, что ни один лот не достал бы до ее дна. Победа при Раджале, которая не случилась; его брат, уходящий по длинному темному коридору; жизнь, которую он мог бы прожить в Ихельтете, если бы отвращение и ярость не вынудили его отправиться в изгнание. Рабы, которых он не освободил; кричащие женщины и дети Эннишмина, которых не спас; груды немых мертвецов и руины домов. Каждое неправильное решение, которое он принял, каждый путь, по которому не смог пройти – все распростерлось перед ним. И какую же он почувствовал боль… Рингил глядел на свои потери, и они разъедали его, как драконья слюна. Теперь он видел, что у двенды было мерцающее сердце: там плясала какая-то тень, просматривались изгибы, которые могли быть изящными конечностями – возможно, стройный, широкий торс, длинный, быстрый край чего-то…
Друг Воронов взлетел, и Рингил принял защитную стойку.
От удара по рукам прошла волна, суставы заныли. Меч будто все сделал сам, и в этом было нечто зловещее. От столкновения с чем-то, невидимым за пеленой синего свечения, полетели искры. Над внутренним двором раскатился долгий, гулкий звон. Двенда перестал петь.
«Ух ты. – Мысль пронеслась в голове, пульсируя, полная неистового ликования. – Заткнулся, урод?»
Будто прочитав мысли, едва заметная режущая кромка вновь ринулась на него сквозь рябь. Рингил извернулся и опять блокировал удар – теперь, когда звон в ушах прекратился, вышло легче. На этот раз он действительно увидел, как встретились клинки. Существо было вооружено невероятно узким длинным мечом, чьи края светились, словно косяк приоткрытой двери в комнату, наполненную синим огнем. За взмахом меча мелькнула высокая фигура с длинными руками и ногами, развевающимися волосами – и, возможно, блеснули глаза. Свечение еще мерцало повсюду, но Рингилу показалось, что оно тускнеет.
Одновременно утихала боль – веер неудач, раскинувшийся перед ним, складывался и сводился к абстрактному, мимолетному признанию, а потом и вовсе ни к чему. Сожаление исчезло, сморщилось точно бумага в огне. Он наполнился битвой, словно растопленная печь – огнем. Он опять оскалился, как когда убивал подручных Терипа Хейла. Взял Друга Воронов наизготовку.
– Ну, иди сюда, кусок дерьма с лицом феечки. Решил, что сможешь меня одолеть?
Существо взревело – его голос был похож на звон серебряного колокола – и ударило слева. Рингил парировал, а когда клинки скрестились, шагнул вперед и яростно пнул врага куда-то на высоте колена. Это была бандитская, трактирная техника боя, и он ощутил, что каблук, пройдя сквозь синее сияние, попал в цель. Олдраинская тварь пронзительно заорала и попятилась. Рингил резко вырвал клинок из захвата и рубанул на уровне живота. Его противник отскочил назад, уходя от удара. Рингил усилил натиск, атаковал из более высокой позиции. Существо блокировало с таким проворством, будто ударило хлыстом. Маневр намертво остановил Друга Воронов. Ответный выпад случился так скоро, что Рингил не успел шевельнуть мечом. Он рывком убрал голову и почувствовал, как лезвие двенды прошло на волосок от щеки, оставив после себя холодный воздух и слабое потрескивание. Опять зазвучал призрачный смех, но Рингилу показалось, что теперь в нем слышится что-то жесткое – не до веселья, если тебе приходится прилагать больше усилий, чем ты ожидал.
«Лучше привыкай к такому, дрянь».
Глубокий выпад со всей возможной скоростью, целясь прямо в глаза или место, где они должны были находиться. Противник поймал Друга Воронов, отбил и ударил вдоль клинка, высекая искры – Рингилу пришлось отпрянуть, чтобы спасти руку. Он отступил. Существо опять атаковало, вертя мерцающим длинным мечом, осыпая его ложными выпадами и финтами. Будь в руках у Рингила меч из обычной стали, он сдался бы под натиском более умелого врага, перешел бы в глухую оборону, делая широкие защитные взмахи. Но Друг Воронов оказался на высоте, как дрессированный пес. Он звенел, оповещая о наиболее дальних атаках двенды, отбивал удары длинного меча с синими краями, наделял Рингила неистовым, кипучим боевым пылом, возмещающим неземную выдержку противника. Он задыхался от усилий, которые для этого требовались, но одновременно испытывал окрыляющую страсть, заставлявшую его улыбаться.
Битва помогла вспомнить, что он кое-чего стоит в этом деле.
А сияние умирало, в этом теперь не было сомнений. Тень в центре мерцающего облака сгущалась, из размытого пятна неопределенной формы превращаясь во все более реального противника, которого он мог убить. Теперь он видел глаза: странного разреза, слегка светящиеся, но узнаваемые органы зрения. Синие, сбивающие с толку переливы исчезали, свечение на краях меча двенды потускнело и превратилось в едва заметный блеск. Дуэль все больше озарял холодный свет Ленты. И все чаще Рингил видел за скрещением клинков лицо противника – с выступающими скулами, бледное, прищуренное и оскаленное; искаженное боевой гримасой, отражающей его собственную. Ему уже не казалось, что все происходит во сне, он видел истинную картину – танец двух мужчин, состязание стали, предвещающее кровь и смерть на холодных каменных плитах внутреннего двора.
«Что ж, покончим с этим».
Двенда, в свете Ленты казавшийся черно-серебристой тенью, будто услышал его и атаковал с удвоенной быстротой. Рингил ответил, слабо парировал и не смог справиться с натиском противника. Отшатнулся. Клинок двенды дотянулся кончиком, коснулся лица, прошелся по плечу и груди. Рингил почувствовал внезапное тепло и понял: зацепили. Он заорал и ударил в ответ, но двенда его опередил, предугадал движение, и Друг Воронов соскользнул, наткнувшись на аккуратную верхнюю защиту. Рингил развернул оружие, снова попытался ударить по глазам, не смог и был вынужден отступить.
Двенда кинулся в атаку.
«Как мне его убить, Шал?»
И в памяти вплыло мрачное, полное сомнений лицо продавца мифов в лавчонке, забитой ерундой. «Придется действовать с неимоверной быстротой».
Рингил начал контратаку без предупреждения, из позиции парирования, которая выглядела как отступление. Это было последнее, чего мог ждать противник, но такой маневр позволял вложить в обратный натиск всю скорость, на какую он был способен. Лезвие вверх и внутрь, наклон вперед, а не назад, яростный рубящий удар, нацеленный в бедро. Застигнутый врасплох двенда тяжело отскочил, и его ноги оказались расположены неподходящим образом для атаки, которую он теперь не мог осуществить. Блок пришел с опозданием, он не мог отразить силу Друга Воронов…
Почти сработало.
Почти.
Двенда взвыл и подпрыгнул на месте, взмыл почти на высоту груди, подобравшись, словно кот. Друг Воронов со свистом пронесся сквозь пустоту под ним, и Рингил пошатнулся, теряя равновесие в позиции для удара, а противник, развернувшись в воздухе, пронзительно заорал и приземляясь ударил его ногой в голову.
Двор вокруг крутанулся, потускнел, перед глазами поплыли крошечные пурпурные огоньки. Лента пронеслась над головой, рассекая край поля зрения и волоча за собой шлейф размытого белого пламени. Каменный пол поднялся и атаковал: схватил за плечо, саданул по виску, вырвал Друга Воронов из рук.
Несколько долгих, муторных мгновений он цеплялся за сознание.
Внутренний двор, казалось, перевернулся, пытаясь сбросить его со своей поверхности в поджидающую внизу теплую тьму. Он боролся с этим, хоть перед глазами все плыло и силы убывали, шарил по холодным камням в поисках утраченного меча, извивался и корчился, словно полураздавленное насекомое на столе таверны.
На него упала тень.
Он с трудом повернул голову, изо всех сил пытаясь сосредоточиться.
Над ним возвышалась черная фигура, обрамленная светом Ленты и озаренная мягкими синими проблесками света по краям длинного меча в руках.
Клинок взмыл вверх.
Кто-то задул свечи.
Глава 22
«Это неправда, неправда, этого не может быть…»
Он знал, что может.
Доведенными до автоматизма движениями Эгар опять оседлал коня, нацепил щит и топор, воткнул копье тупым концом в землю. Отметил, что пальцы дрожат. Закутанная в кожаный плащ фигура маячила на краю воспоминаний. Он отогнал ее – на это сейчас нет времени, как и на вопросы, копошащиеся в голове, от которых холодок вдоль хребта. Он снова отыскал взглядом всадников, уже покинувших горизонт и ставших почти невидимыми в залитой закатным сиянием степи. Одежда на них была серо-коричневая, что необычно для маджаков, если только они не устраивают секретный рейд.
Например, с целью братоубийства.
Эгар сжал губы. Пересчитал их по головам. Семь или восемь, идут вереницей. Шансов маловато, и время на исходе. Всадники двигались не быстро, но в том, как они ехали, и какую дорогу выбрали, ощущалась целеустремленность. Не требовалось долго наблюдать, чтобы понять: едут к дереву и могиле Эркана.
Костер беззаботно потрескивал, набирая силу.
«Ублюдки вероломные …»
На миг он слепо уставился поверх головы коня, и вместо силуэтов всадников увидел перед собой лицо Эргунда.
«Я поеду с ним, Эг. Ты же знаешь, каким становится Алраг, когда думает про отца и пьет. Глазом моргнуть не успеешь, как он полез в драку, и мне надо быть рядом, чтобы его удержать».
«Ага, – ответил Эгар, вспоминая собственную пьяную драку с молчаливым имперцем почти двадцать лет назад. – Староват он уже для такого дерьма, да?»
Эргунд бросил на него странный взгляд.
«Каждый развлекается по-своему, Эг. Кто сказал, что твой способ – лучший?»
«Я не это имел в виду».
«Нет, но…»
«Ладно, забыли. Какая разница. Присмотри за ним».
И он отправился на собрание скотоводов, с которым надеялся покончить за пару часов – к тому моменту Сула должна была разобраться с домашними делами, и в юрте его ждало бы горячее юное тело. К тому же она успела бы налюбоваться собой в высоком кириатском зеркале, что там стояло. Он подкрался бы к ней и…
Теперь, глядя на всадников, Эгар вспоминал, как от этих мыслей ощутил приятное напряжение в животе и, довольный, проследил взглядом за Эргундом, поехавшим в Ишлин-ичан.
Он радовался, что для бдения требовался всего один сын, и что в кои-то веки от ранга и традиции есть толк – ведь они требовали, чтобы Драконья Погибель взял эту роль на себя. Ему ужасно не хотелось провести ночь в компании Эргунда или Алрага, если на то пошло, любого из братьев – ни погрузившись в вонючий, душный, шумный хаос ишлин-ичанской таверны, ни здесь, на холодных просторах степи. Ведь им было нечего друг другу сказать.
Эгар прыгнул в седло, развернул коня и выдернул копье из земли. Оскалил зубы.
«Что ж, полагаю, теперь нам есть, о чем поговорить».
И погнал коня на вершину холма, подальше от дерева, где положил копье поперек седла под углом и сдал ждать всадников.
Он заметил Алрага, когда вновь прибывшие находились в сотне ярдов: старший брат обычно сидел в седле с напыщенным видом, словно петух. Эгар по одной осанке узнал бы его, где угодно, несмотря на тяжелый плащ с капюшоном.
Их было семь, а не восемь («Спасибочки, Уранн, хоть в этом удружил, мать твою!»), и все нарядились в плащи с капюшонами. Под тканью смутно угадывались силуэты оружия, которое могло оказаться, чем угодно – булавой, топориком… Кто знает? Но у четверых имелись широкие мечи: обнаженные клинки красноречиво выглядывали из-под накидок. Значит, наемники. Маджаки не любили возиться с такими мечами – слишком дорогие, по-южному броские, и годятся лишь для того, чтобы убивать людей. Оружие, с которым нельзя охотиться и которое нельзя использовать для бытовых дел, любого степняка оскорбляло до глубины души. Выходит, Алраг по такому случаю нанял людей – южную шваль, слишком низкого пошиба, чтобы рубиться в родных краях, либо маджакских изгоев с амбициями, взявших за обыкновение подражать своим кумирам.
Эгар немного расслабился. Этих он, наверное, убьет без особых проблем. Драконья Погибель сидел не двигаясь и опустив голову, позволяя всадникам приблизиться. Когда расстояние сократилось настолько, что можно было слышать друг друга, он взглянул на гостей, не шевельнув ни единым мускулом.
– Ну, что, братишка, – крикнул он. – Может, снимешь сраный жреческий капюшон и покажешь мне свое ебало?
Три руки натянули поводья, а одна даже поднялась, но упала, не коснувшись капюшона. Эгар бесстрастно кивнул. Трое без мечей. Выходит, предательство почти полное. Алраг и Эргунд, несомненно. И еще один, Гант либо Эршал. Наверняка Гант. Он достаточно много болтал о том, какой из Эгара дерьмовый вождь, и не упустил бы такой шанс.
Отряд расхлябанным строем остановился менее чем в двадцати ярдах. Эгар по-прежнему не шевелился.
– А что ты, Эргунд? Пришел меня убить, но в глаза посмотреть боишься? Отец гордился бы тобой.
Одна из фигур в плаще подняла руку и сдернула капюшон. Эргунд, готовясь к битве, надел шлем. В тускнеющем свете заката брат Эгара выглядел бледным, но решительным.
– Мы пришли не для того, чтобы тебя убивать, – крикнул он. – Если ты…
– Да, за этим мы и пришли. – Теперь и Алраг стряхнул капюшон. Он тоже был в шлеме, чуть более замысловатом, чем у Эргунда, с низким гребнем из конского волоса. – Он слишком упрям, чтобы отступить по-хорошему. Это очевидно.
– Но не нужно…
– Нужно, Эргунд, – раздался из-под капюшона голос Эршала. Он не открыл лица. – Алраг прав, полумеры не годятся.
Эгар скрыл изумление и обиду, которой не ожидал.
– И тебе привет, братик. Не думал тебя здесь увидеть. Был о тебе лучшего мнения.
– Ну да, мы тоже были о тебе лучшего мнения, – огрызнулся Эршал. – Давным-давно, когда казалось, что ты заслужил звание вождя. Эгар, мы дали тебе семь лет. Семь лет, мать твою! И что ты сделал с нашей верностью? Просрал. Превратил нас в посмешище для маджаков, а нашу семью – в посмешище для клана. Ты не годишься быть главным. Такова правда, все это знают.
– Прямо все, да? А с Гантом что? Сломал ногу, забираясь в седло? Или залил себе в глотку меньше храбрости трактирного розлива, чем вы?
Эршал снял капюшон. Из трех братьев лишь он приехал с непокрытой головой.
– Мы не пьяны, – спокойно сказал он. – А Гант не будет вмешиваться, но примет итог. Он знает, как и все, что вождем должен быть кто-то понадежнее.
Эгар глядел на него, не мигая и не шевелясь.
– Ты же понимаешь, что вам придется меня убить, – сказал он наконец.
– Тебе выбирать. – Эршал не отвел взгляда. – Но нам ты выбора не оставил. Шаман прав. Если мы не примем меры, ты навлечешь на наши головы гнев Серого Владыки.
– Шаман, значит? Выходит, вы развесили уши перед этим иссохшим старым стервятником? Что за идиотский…
– Небожители послали видение, – крикнул Эргунд. – Ты оскверняешь их имена во всеуслышание. Оскорбляешь почтенных людей, будто они какие-нибудь наемные слуги, а сам спешишь в юрту, чтобы нажраться и вставить малолетней шлюхе, которая тебе приглянется. Ты почти не утруждаешь себя соблюдением ритуалов, вместо этого пьешь и сидишь с мрачным видом в одиночестве или надираешься и бродишь всю ночь, всем подряд рассказывая о том, как охуительно было на юге, как ты по нему скучаешь, как всем нам стоит измениться и стать похожими на южан, цивилизованными. Ты не зачал достойного наследника и не подал хороший пример молодежи, научил лишь уклоняться от обязательств и удирать на юг в поисках приключений. Ах, да – еще трахать каждую дешевую доярку, какая позволит задрать ей юбку.
– Обзавидовался, Эргунд?
– Иди на хер!
Эгар повернулся к Алрагу. Их взгляды скрестились.
– А ты, брат. Тоже зачитаешь мне список жалоб? В твоих глазах я преступил еще какие-нибудь священные границы?
Алраг пожал плечами.
– Плевать, с кем ты трахаешься. Но ты мне мешаешь.
Казалось, с реальности сбросили капюшон, и истинное положение вещей оскалилось будто скелет. В повисшем молчании слова облетали, как мертвые листья. От того, что должно было произойти, веяло холодом.
Наверное, Эргунд чувствовал это сильнее остальных.
– Послушай, Эгар. Необязательно, чтобы все закончилось так. Ты можешь уйти. Просто отдай оружие и коня. Поклянись на кургане отца, что не вернешься. Тебя отвезут к горам и отпустят.
В ответ можно было расхохотаться, но Эгар обошелся легкой ухмылкой.
– Они тебе так сказали, Эргунд? Ты поэтому согласился?
– Это правда!
– Гребаная ложь. Причем незатейливая. – Эгар кивком указал на молчаливых мечников, чьи лица оставались под капюшонами. – А эти? Они перережут мне глотку, как только вы исчезнете за горизонтом, просто чтобы далеко не тащиться. Странно, что они явились сюда до того, как вы меня обезоружили. Надеюсь, вы не платили им вперед.
Кто-то из наемников ворчливо ругнулся, один сорвал меч с пояса и нацелил на Эгара, держа одной рукой. Но от резкого движения его конь переступил с ноги на ногу и погубил театральный жест. Раздавшийся голос был молодым и напряженным.
– А ну, захлопни поганую пасть.
– Нет, я лучше подожду, когда ты подойдешь и попытаешься ее захлопнуть. – Ни вождь, ни его ихельтетский боевой конь не шевельнулись – они походили на изваяние. Эгар заметил, что меч дрожит в руке, старательно удерживающей тяжесть в горизонтальном положении. Увидел, что кончик движется, и ухмыльнулся, пусть и не видел лица молодого наемника под тенью капюшона. – Сынок, тебя, похоже, обманули. Сказали, кто я такой?
Юноша откинул капюшон и воспользовался движением, чтобы опустить меч до положения, в котором его легче удерживать. Эгар увидел грубый металлический шлем, а на плечах и горле – только кожу. Значит, ниже, в худшем случае, кираса из тонких деревянных пластинок. Стальной брони не было. Лицо над воротом соответствовало голосу – с жидкой бороденкой, шрамами от угрей и бледными чертами уроженца свободных городов или чего-то поблизости. Лет восемнадцать-девятнадцать самое большее. Влажные губы растянуты в ухмылке, полной юношеского гнева.
– Я знаю, что ты покойник! – заорал он в ответ.
– Все там будем, рано или поздно. И все же, сдается мне, на Небесной Тропе ты меня опередишь. Я зарабатывал на жизнь убийством драконов, сынок. А из тебя зубочистку сделаю.
– Да мы тебе кишки на хрен выпустим!
– В мечтах твоей матушки, сифилитичной шлюхи – да, возможно.
А потом, конечно, все пошло кувырком.
Он услышал крик Алрага, но не понял, была это попытка остановить надвигающуюся бойню или нетерпеливое желание ее ускорить. Впрочем, неважно – молодой наемник пришпорил коня и неуклюже атаковал, продолжая что-то говорить с искаженным злобой лицом. Соратник юнца последовал его примеру, на ходу вытаскивая меч; капюшон болтался у него на голове, мешая ясно видеть. Он что-то кричал. Может, слово «сын» – момент был напряженный, Эгар не расслышал.
«Гребаные дилетанты».
Драконья Погибель встретил двух мужчин лицом к лицу. Ударил копьем пониже, рассек горло лошади юнца, и она метнулась прочь в панике, переходящей в агонию. С лезвия копья взлетели брызги крови; крики умирающего животного и вопли всадника, свалившегося на землю, слились воедино. Конь Эгара изящно шагнул в сторону, будто освобождая дорогу дамской карете на бульваре Предсказанной Благодати. Второй наемник жестко осадил коня, пытаясь избежать возникшего на пути беспорядка и явно забыв об атаке. Эгар подался вперед и одним сильным ударом снизу вверх срезал с него капюшон вместе с большей частью лица. Мужчина пронзительно завопил и вслепую махнул мечом. Шлем слетел с его головы, точно кружка со стола в таверне. Куски плоти и лохмотья кожи болтались из стороны в сторону, ослепляя его, как это делал чуть раньше капюшон. Конь под ним пришел в ужас, завертелся, жалобно заржал и сбросил седока. Эгар свистнул, и его боевой жеребец шагнул вперед с тем же отточенным изяществом, с каким прежде ушел в сторону, и подкованными сталью копытами раздавил грудную клетку упавшего наемника. Эгар услышал хруст, ощутил треск костей, который волной прошел по телу коня до самого паха. Он запрокинул голову и завыл.
Тут Алраг понесся на него, оскалив зубы, высоко вскинув собственное копье-посох для удара, который невозможно блокировать.
И все же…
Повинуясь Эгару, ихельтетский дестриэ [2] отпрянул и оказался с незащищенной стороны Алрага. Брат Драконьей Погибели заметил маневр, но не сумел вовремя переместить копье и был вынужден ограничиться неуклюжим защитным блоком. Эгар ударил собственным копьем, держа его двумя руками как посох. Древки копий скользнули друг по другу, и Алраг пронесся мимо, резко развернул коня, продолжая атаку. Эгар знал это животное: конь был хорошо обученным и энергичным, а его старший брат превосходно с ним обращался. Времени осталось мало.
Два наемника держались рядом, словно для взаимной поддержки. Один из них размахивал мечом, у другого был маленький арбалет, и он отчаянно пытался натянуть тетиву. Эгар пустил коня в галоп прямиком на эту пару, на ходу издав новый долгий вопль берсеркера.
Как он надеялся, их лошади запаниковали и разделились. Проигнорировал наемника с мечом и бросился на арбалетчика, пока тот не совладал с лошадью и не пустил в ход оружие. Лезвие копья-посоха вонзилось в его спину с такой силой, что выбило из седла. Наверное, проткнуло насквозь тонкий доспех из деревянных пластинок, если он был, и рассекло позвоночник. Эгар быстро выдернул оружие, чтобы не потерять его, когда труп повалится на землю. Лезвие вышло без труда, а тело наемника стало клониться к земле так, словно оно без костей. Эгар не увидел момент падения – он уже разворачивал коня: Алраг был у него на хвосте.
Эгар взревел, повернул копье и ударил острием, когда брат налетел на него. Алраг увернулся, и оба копья прошли мимо целей. Кони снова разминулись в сумерках. Вождь собрался, мельком взглянул на степь слева и справа, увидел последнего наемника, который мчался прочь во весь опор, подгоняя лошадь к горизонту, будто за ним гнались демоны.
Драконья Погибель оскалился.
– Теперь только семья, – завопил он в темнеющее небо. – Удобно, не правда ли?
Что-то просвистело в воздухе. Ихельтетский боевой конь под ним жалобно заржал и взбрыкнул. Стрела с черным опереньем торчала из его плеча. Эгар завертелся и увидел Эршала с коротким луком в руке – брат тянулся к колчану за следующей стрелой. Драконья Погибель слишком поздно вспомнил, чем его младший брат славился с детских лет.
– Ах ты, говнюк!
Он подтолкнул дестриэ вперед бедрами. Конь пошатнулся, пытаясь повиноваться. Вторая стрела глубоко вошла в бок. Хлынула кровь. Жеребец опять заржал, с трудом одолел полдюжины отчаянных шагов, изгибая шею и спотыкаясь. Эгар тоже закричал, вскинул копье, желая вместе с конем оказаться ближе к брату.
– За это я вырву твое гнусное сердце, Эршал!!!
Третья стрела выбила животному глаз. Конь обезумел, попятился и встал на дыбы, сбросил Эгара. Драконья Погибель ударился о землю, перекатился, каким-то образом сумел не потерять копье и не напороться на лезвие; замер в траве, сжимая древко. Позади раздался грохот: его конь упал на землю и, в конвульсиях, пытался встать, но не сумел. Он кричал, пока бился в агонии, и от его криков сердце обливалось кровью.
Эгар как пьяный встал на четвереньки. В глубине его глотки родилось тихое, пульсирующее рычание. «А ну, маджак, быстро встал на ноги, мать твою». Конь опять закричал. Эгар огляделся в густых сумерках и обнаружил Эргунда и Эршала в паре дюжин шагов в стороне, озаренных светом Ленты. Алраг был дальше, но ехал к ним, прямой как палка в седле, самодовольный. Все трое были слишком далеко, чтобы метнуть нож.
Слева молодой наемник, который стоял и стонал, пошатываясь, резко упал и затерялся в траве. Похоже, рухнув с лошади, юноша сильно ударился головой. Больше он не поднялся.
Эршал всадил еще одну стрелу в поверженного боевого коня. Тот снова закричал, но уже слабо.
– Ради Уранна, убьешь ты его наконец?!
Эргунд всю жизнь ненавидел, когда страдали животные. Эгар вспомнил, как ему было десять лет и…
Свист и глухой удар очередной стрелы. Конь всхрапнул и затих. Эгар скользнул через траву, припадая к земле, будто степной налетчик, и сжимая побелевшими пальцами древко копья. В голове пульсировала яростная мысль, подобная острию клинка. Что бы ни случилось, перед смертью он разорвет Эршала на части.
– Хватит, Эгар.
По сравнению с отголосками агонии дестриэ, голос брата звучал очень спокойно. Эгар выглянул из травы, колышущейся на ночном ветру, и увидел Эршала, который стоял в стременах, нацелив на него лук менее чем с десяти ярдов. В ожидании выстрела Драконья Погибель ощутил холодный ужас – брат не мог промахнуться, а с такого расстояния стрела из лука с двойным изгибом проткнет его насквозь и пришпилит к земле.
– Все кончено. Встань так, чтобы я тебя видел.
Эгар выпрямился. Горькая улыбка тронула уголки его рта. Он слышал, как тяжело дышит конь, умирая. Может, бросить нож? Он выронил копье.
– Давай, сволочь вероломная. Прикончи меня.
– Тебе дали возможность…
– Да хватит уже херней страдать.
Алраг подъехал, с ненужной жестокостью осадил коня и перевел взгляд со стрелы на цель.
– Какого хрена ты медлишь? – едко спросил он.
Эршал метнул взгляд в Алрага, потом – в Эргунда. Но большей частью он по-прежнему был сосредоточен на Эгаре, которого держал на прицеле.
– Так что, договорились?
Эгар потянулся к ножу.
Эршал спустил тетиву.
Мир охватила тьма.
«Нет, не тьма», – понял Эгар.
И у него было время это понять.
Стрела в него не попала.
Не тьма, просто все вокруг потускнело, как бывает, если долго смотреть на солнце, а потом войти в юрту. Это было похоже на полумрак в ихельтетском театре, сгустившийся перед тем, как поднимется занавес.
Ветер над степью будто затаил дыхание.
На пути Эршаловской стрелы кто-то возник. Кожаный плащ, лицо спрятано под шляпой с мягкими полями. Незнакомец поднял руку и взял стрелу из воздуха, будто она была вымпелом на копье, взметнувшимся на ветру. Пальцы на руке – Эгар старательно прищурился – были слишком длинные и сгибались там, где не полагается. В пустоте, заменившей ветер, послышался шепот, одновременно далекий и близкий.
– Боюсь, я не могу этого допустить.
Внезапно ветер налетел с новой силой, и Эгар вновь почувствовал в нем примесь горелой химической дряни. Лошади братьев тоже ее учуяли – они в ужасе заржали и попятились. Эршал выругался и уронил лук, сражаясь со своим конем.
– Харджалат! – вскричал Алраг.
– Не он, нет. – Призрак опустил руку и ловким движением пальцев разломил стрелу пополам. Выронил куски. – Харджалат выглядит… иначе, когда хочет проявить себя. Впрочем, для ваших целей конечная разница несущественна.
Продолжая одной рукой успокаивать коня, другую Эргунд поспешно сложил в охранный знак.
– Мы выполняем поручение Келгрис, демон. Изыди. Ты нам не помешаешь.
– Все не так просто, – прошептало существо. – Поглядите.
Той же рукой, которой разломал стрелу напополам, он коснулся травы, как поверхности воды. От его прикосновения побежали волны, будто случайные, но наперекор преобладающему ветру с севера. Трава клонилась, трепетала, колыхалась из стороны в сторону и рождала холмы, похожие на спины морских существ, которые мчатся почти на поверхности.
– Вы это видите?
Окружив фигуру, холмы замерли, потом безмолвно поднялись и приняли более явные очертания. Наверное, с полдюжины разных форм, а то и больше. Эгар затаил дыхание, осознав, на что смотрит. Существо в кожаном плаще внезапно окружило себя людьми, сплетенными из травы, которые двигались по ее поверхности, словно купальщики, двигающиеся стоя по пояс в реке.
– Нет в степи угла, – шептало существо, и его голос прозвучал до странности рассеянно, даже сонно. – Нет такого угла, где бы не пролилась людская кровь и не удобрила землю. Иной раз можно сделать так, чтобы степь об этом вспомнила. Убейте их.
Травяные люди бросились вперед.
У них не было оружия, кроме рук, сплетенных из волокон и усиков травы, но они хлынули на перепуганных лошадей, как злобные волны, и там, где они хватали плоть, на шкуре животных появились брызги крови. Эгар увидел, как существа повалили коня Эргунда – тот задрыгал ногами, тараща глаза, – а потом сам Эргунд, шатаясь, ненадолго встал на ноги и принялся неистово делать охранные знаки, вопя имя Келгрис, пока и его не затащили в траву, а крики не перешли в сдавленный хрип и бульканье. Он увидел, как Алраг рубит вокруг себя копьем, вопит и сыплет проклятиями, как Эршал с искаженным от ужаса лицом разворачивает лошадь, к которой со всех сторон подбирается хаос…
На прочее времени не было – пара травяных созданий атаковала и Эгара. Он поспешил схватить копье, которое незадолго до этого бросил. Но с копьем поднялась трава, ее отдельные ростки цеплялись к древку и сворачивались вокруг него, упрямо стараясь вернуть оружие на землю. На один безумный миг Эгару показалось, что он играет в перетягивание игрушки с каким-то удивительно сильным карапузом посреди лагеря. Потом он сумел выдрать копье из зарослей и взмахнул им, защищаясь от длинной, тонкой и стремительной руки существа с пустыми глазницами в голове из травы. Эгар отсек руку там, где мог бы располагаться локтевой сустав, и увидел, как она заново соткалась из травы. Рваная дыра открылась в голове существа на месте, где мог бы находиться рот. От шелестящего, пронзительного вопля, который вырвался из этой дыры, кровь превратилась в лед.
– Его не трогать!
Фигура в кожаном плаще произнесла – точнее, неистово прошипела – эти слова, не оборачиваясь, и сделала быстрый жест, будто хлестнула себя рукой по спине, отчего нормальный человек вывихнул бы плечо. Две травяные твари опустились, как волны, таящие на берегу, и внезапно исчезли. Слабеющие движения в траве, случайный порыв ветра – и ничего. Эгар судорожно втянул воздух и растерянно огляделся, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Алрага, который еще размахивал копьем, стащили в траву навстречу воющей смерти, и как Эршал пустил коня в галоп, неистово размахивая позади себя ножом и рубя пустой воздух у крупа скакуна, словно безумный. Призванные существа пару секунд перетекали туда-сюда, может, в поисках новых жертв, а потом тоже опустились в траву, породившую их. Эгар стоял, тяжело дыша, наедине с созданием в кожаном плаще.
Спаситель медленно повернулся. То, что черты лица под краем шляпы были непримечательными и человеческими, показалось невероятным. Голос, ударивший барабанным боем внутри черепа, обрушился на Эгара, как приступ тяжелого похмелья.
– Ты должен был бежать, Драконья Погибель. В этом смысл предупреждения.
– Кто… – Эгар попытался выровнять дыхание. – Что. Ты. За хрень?
Глаза под шляпой сверкнули – это было еще одно предупреждение.
– Сложно объяснить.
– Так это, кругом одни гребаные покойники. Время есть.
– Не так много, как ты думаешь. Слышал, твой брат Эргунд упомянул Келгрис? Она проснулась и не сидит без дела. Полтар, шаман, завоевал ее благосклонность. Все, что я сделал – чуть сдержал ее натиск.
Эгар обнаружил, что его гнев по-прежнему превосходит страх. Он сжал древко копья, отрывисто дыша. Поморщился.
– Послушай. Не думай, что я тебе не благодарен, это не так. Ты спас мне жизнь. Колдовством или нет, я все равно перед тобой в кровном долгу, и ты убедишься, что я не скряга. Но чтобы считать свой долг честным, я должен узнать твое имя.
В сумерках трудно разобрать, но Эгару показалось, что существо закатило глаза. На секунду оно отвернулось и будто уставилось на степь или просто на тонкую струйку дыма, что поднималась над костерком возле могилы.
– Ну и хрень. Поверить не могу, что докатился до такого, – пробормотало оно. – Торговаться с гребаным скотоводом – это как-то… Послушай, ты, бандит-козоеб, я однажды украл огонь. Слыхал такую историю? Я, твою мать, вестник рока, приходящий к королям. – Существо раздраженно вскинуло руку. – В те времена, когда Земля была молода, а в гребаном небе еще висела луна, я надевал любую плоть по необходимости и вселял ужас в сердца могущественных и власть имущих по всему этому шарику из грязи и на дюжине таких же. Я принимал обличье духа и пересекал бескрайние… А, пошло все на хрен, забудь. Ну да, имя. Ты его знаешь.
Внезапно Эгар понял, что и впрямь знает.
Это было похоже на то, как если бы кто-то снял с его глаз повязку, или он внезапно выбрался из мутного тумана лихорадки. Эгар увидел морской капитанский плащ будто впервые, вспомнил сказки и намеки из маджакских мифов, которые слушал всю свою жизнь. Тот, кто много странствует – по суше, но чаще по морю, – мастер маскировки и любитель стратагем; смертоносная сила, уничтожающая всех подряд, когда ее выпускают на волю, в человеческом обличье несовершенен. Наименее предсказуемый и наиболее непостоянный из всех Небожителей.
Эгара пробрал озноб.
– Такавач, – прошептал Драконья Погибель.
Лицо в тени широкополой шляпы слегка повернулось к маджаку, и тот будто увидел проблеск холодной улыбки.
– Молодец. Доволен теперь, раз узнал все, что хотел?
– Чего? – Эгар сглотнул. И продолжил шепотом: – Что тебе нужно?
– Уже лучше. В первую очередь, мне нужно, чтобы ты заткнулся и слушал. Твой брат Эршал сбежал. Через считанные часы он подымет лагерь и скажет, что ты одержим демонами.
– Демонами? Этот ублюдок не посмеет…
– Перебьешь меня еще раз, зашью твой сраный рот травой. И не думай, что это шутка. – Существо, претендующее на имя Такавача, перевело дух. – А теперь слушай, мать твою. Эршал скажет, что они с братьями, возможно, во хмелю – это объяснит неуместность поступка – поехали к тебе, чтобы продолжить бдение вместе. Но ты пришел в ярость, призвал демонические силы и зверски убил Алрага и Эргунда, он же еле спасся. Полтар подтвердит его историю обычным бредом сивой кобылы про то, как твои южные привычки оскверняют чистый образ маджака – он некоторое время рассказывает про тебя такие вещи, надо же, какое совпадение. А на рассвете они отправятся сюда и все увидят сами. Хочешь взглянуть поближе, как умерли твои братья?
Отвечать на вопрос не требовалось. Такавач уже направился сквозь траву туда, где пал Алраг. Эгар двинулся следом, плотно сжав губы и думая о том, что увидит. Сперва им преградил путь труп убитого коня, лежащий на боку, в потеках крови и облепленный травой. Эгар обошел его со стороны крупа и увидел по другую сторону перемешанное с лошадиными внутренностями кровавое месиво.
Алраг лежал на примятой и пропитавшейся кровью траве, он был привязан к земле. Стебельки и побеги обвили его конечности и торс у каждого сустава и прижали так плотно, что на запястьях и шее прорвали кожу и впились в плоть. Они забрались в ноздри, уши и глаза, превратив последние в два сгустка кровавой слизи. Развернули голову и шею набок, разинули рот до земли, так широко, что вывихнули челюсть. Проникли внутрь, в глотку, свиваясь в скользкую от крови травяную веревку толщиной с предплечье Эгара.
В свете Ленты вид был нереальный, словно он смотрел на вытравленную на металле картину. Эгар заставил себя не отводить взгляд и не моргать, пока глаза не заболели.
«Братоубийца».
Он сам не знал, кого обвиняет звучащий в голове голос.
Такавач, стоявший рядом, посмотрел на него с любопытством, затем шагнул вперед и присел у головы Алрага. Кожаный плащ собрался на земле вокруг него, придав фигуре сгорбленный, нечеловеческий вид. Эгар подумал об одиноком стервятнике, который собирается пировать.
Небожитель бросил взгляд через плечо.
Читать бесплатно другие книги:
