Протокол «Сигма» Ладлэм Роберт

Глава 21

Бригада по расследованию убийств цюрихской Kantonspolizei приехала менее, чем через час. Полицейские тщательно сняли все на видеокамеру и к тому же сделали массу фотоснимков. Дом жертвы был тщательно обследован на предмет отпечатков пальцев, особенно парадная и задняя двери и три окна, в которые можно было забраться с земли. Анна попросила, чтобы специалист снял отпечатки пальцев и с инвалидного кресла Россиньоля, и со всех открытых частей его кожи. Чтобы избежать путаницы, отпечатки пальцев сняли и с трупа, прежде чем его увезли.

Если бы американцы не проявили такого интереса к Россиньолю еще при его жизни, то смерть старика, несомненно, рассматривали бы как естественную. В конце концов Гастону Россиньолю уже был девяносто один год.

Но вместо этого назначили вскрытие трупа, причем особое внимание следовало обратить на состав глазной жидкости. Патологоанатомическое обследование проводилось в Институте судебной медицины Цюрихского университета. Вполне обычное явление, так как в городе не было своего судебно-медицинского эксперта.

Анна возвратилась в гостиницу. Чувствуя себя совершенно измученной — ей так и не удалось ни на минуту заснуть во время полета из Америки, — она задернула занавески на окнах, разделась, надела огромную футболку, которую использовала вместо ночной рубашки, и легла в постель.

Разбудил ее очень резкий и неприятный телефонный звонок. На мгновение утратив ориентировку, Анна подумала, что она у себя в Вашингтоне и что сейчас глубокая ночь. Но, взглянув на светящийся циферблат своих часов, она увидела, что было два тридцать дня по цюрихскому времени. Она взяла трубку.

— Мисс Наварро? — спросил мужской голос.

— Это я, — спросонок голос у нее был хриплым и смахивал на карканье, но она тут же откашлялась и заговорила нормально. — Кто это говорит?

— Я сержант-майор Шмид из Kantonspolizei. Я детектив по расследованию убийств. Извините, не разбудил ли я вас?

— Нет, нет, я просто задремала. Что случилось?

— Поступили данные по отпечаткам пальцев. Есть кое-что интересное. Вы сможете найти дорогу к управлению полиции?

Шмид оказался приветливым человеком с широким лицом, короткими волосами и смешной маленькой челкой. На нем была светло-синяя рубашка, а на шее он носил золотую цепь.

И кабинет у него был приятным, залитым светом и скупо обставленным. Напротив друг друга стояли два стола из светлого дерева; Анна села за один, а хозяин кабинета — за другой.

Шмид рассказывал, поигрывая скрепкой для бумаг:

— Отпечатки пальцев были направлены в Kriminaltechnik. Отпечатки Россиньоля сразу отбросили, но осталось много других, большинство из которых не опознано. Он был вдовец, и поэтому мы предполагаем, что они принадлежат его домохозяйке и еще нескольким людям, работавшим у него в доме и на участке. Домохозяйка находилась в доме до утра, она приготовила хозяину завтрак и ушла. Кто-то наверняка наблюдал за домом и видел ее уход.

— У него была медсестра или сиделка?

— Нет, — ответил Шмид. Он выпрямил проволоку, из которой была сделана скрепка, и теперь азартно перегибал ее в разные стороны. — Вы, может быть, знаете, что у нас теперь тоже есть компьютеризированная база данных отпечатков пальцев, точно такая же, как и у вас. — Он имел в виду Автоматизированную службу идентификации отпечатков пальцев, в которой хранилось несколько миллионов образцов. — Отпечатки были отсканированы, оцифрованы и переданы по модему в Берн, в центральный банк данных, где их прогнали по всем доступным базам. Поиск оказался недолгим. Мы очень быстро получили ответ.

Анна вскинула голову.

— И?..

— Так вот, именно поэтому дело поручили мне. Отпечатки принадлежат человеку, который был задержан здесь всего лишь несколько дней назад, в связи со стрельбой около Банхофплатц.

— И кто же он такой?

— Некий американец по имени Бенджамин Хартман.

Имя ничего не сказало Анне.

— И что же вам о нем известно?

— Не так уж мало. Видите ли, я сам его допрашивал. — Шмид вручил Анне папку из тонкого картона, в которой находились фотокопии американского паспорта Хартмана, водительских прав, кредитных карточек и протокол допроса в швейцарской полиции с фотографиями анфас и в профиль.

Анна с замиранием сердца просматривала документы. Неужели это тот самый человек, которого она ищет, убийца? Американец? Около тридцати пяти лет, инвестиционный банкир из финансовой фирмы под названием “Хартманс Капитал Менеджмент”. Судя по всему, семейный бизнес. Это, вероятно, подразумевало, что у него имелись немалые деньги. Живет в Нью-Йорке. В Швейцарию приехал, чтобы покататься на лыжах во время отпуска. Так он сказал Шмиду.

Но все это могло быть ложью.

Три остававшиеся в живых персоны из списка “Сигма” были убиты в течение того периода, пока он находился здесь, в Цюрихе. Одна жертва жила в Германии, куда без труда можно было доехать на поезде, так что такая возможность у него имелась. Второй находился в Австрии; тоже рукой подать. Но Парагвай? Чтобы попасть туда, пришлось бы совершить весьма продолжительный перелет.

Все же такую возможность нельзя исключать. Как и возможность того, что он работал не в одиночку.

— Что случилось на Банхофштрассе? — спросила она. — Он кого-то застрелил?

Скрепка, над которой все это время измывался Шмид, сломалась посередине.

— Была большая стрельба на улице и в подземной торговой галерее под Банхофплатц. Лично я не думаю, что это он стрелял. А сам он уверяет, что кто-то пытался пристрелить его самого.

— Есть пострадавшие?

— Погибли несколько случайных прохожих. И, по его заверениям, тот самый парень, который в него стрелял.

— Хм-м... — озадаченно протянула она. Любопытный рассказ. Интересно, много ли в нем правды? — Вы отпустили этого американца?

— У нас не было оснований для ареста. К тому же из его фирмы потянули за кое-какие ниточки. Ему было строго-настрого рекомендовано покинуть кантон.

“Да, это тебе не дома. Неужели в Цюрихе практикуется именно такой подход к исполнению законов?” — расстроившись, подумала Анна.

— А у вас есть какие-нибудь предположения о том, где он может сейчас находиться?

— Тогда он заверял, что собирается уехать в Санкт-Мориц. Гостиница “Карлтон”. Но мы узнали, что он так и не появлялся там. А потом, не далее как вчера, мы получили сообщение, что он вновь появился в Цюрихе, в “Хандельсбанк Швайц”. Мы попытались задержать его для дальнейшего допроса, но он убежал. Причем при его побеге произошел еще один смертельный случай, связанный со стрельбой. Такие случаи прямо-таки тянутся за ним.

— Удивительно, удивительно... — пробормотала Анна. — Можете ли вы выяснить, остановился ли Хартман в какой-нибудь другой гостинице Цюриха, или где-то еще в стране?

Шмид кивнул.

— Я могу связаться с контролем поселения в гостиницах каждого из кантонов. Копии всех гостиничных регистрационных карточек поступают в местную полицию.

— А насколько своевременно они поступают?

— Бывает, что и с задержками, — сознался Шмид. — По крайней мере у нас появится шанс установить, где он был.

— Если он зарегистрировался под своим настоящим именем.

— Все законопослушные гостиницы требуют, чтобы иностранцы предъявляли паспорта.

— Возможно, у него не один паспорт. Он мог также остановиться не в “законопослушной” гостинице. У него могут быть здесь друзья.

На широком лице Шмида появилось раздраженное выражение.

— Посудите сами, я долго разговаривал с ним, и он не показался мне человеком, который станет возить с собой фальшивые паспорта.

— Знаете ли, у некоторых из этих международных бизнесменов бывают вторые паспорта из таких мест, как Панама, или Ирландия, или Израиль. Иногда эти документы оказываются очень полезными, — заметила Анна.

— Да, но ведь в таких паспортах все равно должны стоять настоящие имена, верно?

— Может быть, да, а может быть, и нет. Не могли бы вы установить, покинул ли он страну?

— Из страны можно выбраться различными путями: самолетом, автомобилем, поездом, даже пешком.

— А разве пограничная полиция не ведет учета?

— Считается, что пограничники должны проверять паспорта, но частенько они этого не делают, — неохотно признался Шмид. — Самая большая надежда у нас на авиалинии. У них есть списки всех пассажиров.

— А если он уехал поездом?

— Тогда мы можем не найти никаких следов, если, конечно он не забронировал себе место на международном поезде. Но я не стал бы слишком надеяться, что он так поступит.

— Да, — задумчиво согласилась Анна. — Вы можете начать общенациональный розыск?

— Ну, конечно, — возмутился Шмид. — Это же стандартная процедура.

— Когда я могу получить результаты вскрытия? Меня особенно интересует токсикология. — Она знала, что, видимо, слишком настойчиво наступает на полицейского. Но выбора у нее не было.

Шмид пожал плечами.

— Может быть, и через неделю. Я могу отправить запрос, чтобы ускорить работу.

— Я хотела бы, чтобы они поискали один определенный нейротоксин, — сказала Анна. — Для этого не должно потребоваться так много времени.

— Я могу попросить об этом.

— Было бы чудесно. И еще банковские документы. Мне нужны сведения о движении средств Россиньоля за последних два года. Как вы считаете, швейцарские банки согласятся сотрудничать с нами или станут разыгрывать свои вечные песни и пляски насчет сохранения тайны?

— В деле об убийстве они будут сотрудничать с полицией, — важно заявил Шмид.

— Приятная неожиданность. О, и еще одна вещь. Фотокопии, которые вы сняли с его кредитных карточек... Надеюсь, я могла бы их получить?

— Не вижу ничего, что могло бы вам помешать.

— Замечательно! — воскликнула Анна. Этот парень начинал ей нравиться.

* * *

Сан-Паулу, Бразилия

Свадебный прием проводился в “Ипика Жардинс”, самом фешенебельном и закрытом частном клубе во всей Бразилии.

Членами клуба были главным образом “катросентос”, бразильские аристократы, потомки первоначальных португальских поселенцев, прибывших в страну самое меньшее четыре сотни лет назад. Они являлись крупнейшими землевладельцами, полноправными хозяевами бумажных заводов, газет, издательств, фабрик по производству игральных карт, магнатами гостиничного дела — богатейшие из богатейших людей, в чем нельзя было усомниться даже на миг, особенно при взгляде на длинную вереницу “Бентли” и “Роллс-Ройсов”, выстроившихся перед зданием клуба.

Сегодня вечером многие из них — все мужчины во фраках при белых галстуках выглядели прямо-таки великолепно — собрались, чтобы отпраздновать свадьбу дочери одного из крупнейших плутократов Бразилии, Доутора Отавио Карвальо Пинто. Его дочь Фернанда выходила замуж за Алькантара Мачадоса, отпрыска столь же прославленного семейства.

Одним из гостей был почтенный седовласый человек почти девяноста лет от роду. Хотя он не принадлежал к кругу катросентос — он был уроженцем Лиссабона и иммигрировал в Сан-Паулу в пятидесятых годах, — но все же являлся чрезвычайно богатым банкиром и крупным землевладельцем, а также на протяжении нескольких десятков лет был постоянным деловым партнером и другом отца невесты.

Старик, которого звали Жорже Рамаго, сидел, наблюдая за танцующими парами; он даже не прикоснулся к своей тарелке с аппетитными телячьими нуазетт де перигордин. Одна из официанток, темноволосая молодая женщина, с величайшим почтением приблизилась к старику.

— Сеньор Рамаго, вас просят подойти к телефону, — сказала она по-португальски.

Рамаго медленно повернулся и посмотрел на нее.

— К телефону? — переспросил он.

— Да, сеньор. Сказали, что это срочно. Это из вашего дома. Ваша жена.

На лице Рамаго вдруг мелькнула тень волнения.

— Где? Где? — Он принялся с усилием подниматься на ноги.

— Сюда, господин, — сказала официантка и, осторожно подхватив старца под локоть, помогла ему подняться. Они медленно прошли через банкетный зал — старый лиссабонец жестоко страдал от ревматических болей, хотя во всем остальном его здоровье оставалось превосходным.

За дверью официантка указала Рамаго на старинную деревянную телефонную кабинку и помогла войти внутрь, одновременно заботливо поправляя смокинг старика.

В тот самый момент, когда Рамаго потянулся к телефонной трубке, он почувствовал резкий булавочный укол в верхнюю часть бедра. Старик гневно обернулся, но официантки уже не было видно. Впрочем, боль сразу же исчезла. Он приложил телефонную трубку к уху, но не услышал ничего, кроме непрерывного гудка.

— Но там никого нет. — Это было все, что сеньор Рамаго успел проговорить вслух, ни к кому не обращаясь, перед тем как потерял сознание.

Примерно через минуту одному из официантов показалось, что старик, вошедший в телефонную будку, упал в обморок. Встревоженный, он позвал на помощь.

* * *

Австрийские Альпы

Пациента номер восемнадцать разбудили в полночь. Одна из медсестер ловко наложила жгут ему на руку выше локтя, умело ввела иглу в вену и принялась брать кровь.

— Что это за чертовщина? — простонал пациент.

— Прошу извинить, сэр, — ответила медсестра. Она говорила по-английски с очень резким акцентом. — Мы должны брать у вас кровь из вены каждые четыре часа, начиная с полуночи и на протяжении всего дня.

— Помилуй бог, зачем?

— Чтобы проследить за уровнем ЭПО — эритропоэтина — в вашей крови.

— Я и понятия не имел, что во мне есть что-то подобное. — Все эти медицинские штучки ужасно раздражали его, но он знал, что впереди ожидает много больше всякой гадости.

— Теперь, пожалуйста, постарайтесь снова уснуть, сэр. Вам предстоит долгий и трудный день.

Завтракал пациент номер восемнадцать в роскошном обеденном зале, где было еще немало людей. Там находился чрезвычайно изобильный буфет с большим выбором свежих фруктов, только что испеченных бисквитов и рулетов, колбас и сосисок к завтраку, яиц, бекона и ветчины в различных видах.

Когда пациент номер восемнадцать покончил с едой, его проводили в лабораторию, находившуюся в другом крыле здания.

Там другая медсестра маленьким скальпелем осторожно вырезала у него с внутренней стороны плечевой части руки небольшой кусочек кожи. Он застонал.

— Сожалею, что пришлось причинить вам боль, — сказала медсестра.

— Да все мое тело сейчас — одна сплошная боль, — проворчал старик. — Это еще чего ради?

— Это биопсия кожи, чтобы исследовать упругость ее ретикулярных волокон, — ответила женщина, умелыми движениями делая перевязку. В глубине помещения двое врачей негромко переговаривались по-немецки. Пациент номер восемнадцать разобрал каждое их слово.

— Мозговая функция у него немного расстроена, — сказал полный коротышка, — но все же нет ничего такого, чего можно было бы ожидать у человека его возраста. Ни малейших признаков старческого слабоумия или болезни Альцгеймера.

— А как насчет массы сердечной мышцы? — осведомился высокий тощий человек с землисто-серым лицом.

— Приемлемо. Впрочем, мы измерили давление крови в задней большеберцовой артерии, использовав на сей раз допплеровскую ультразвуковую эхографию, и нашли небольшое периферическое артериальное расстройство.

— Значит, у него повышенное кровяное давление?

— Немного, но мы были к этому готовы.

— Вы подсчитали количество поврежденных кровяных частиц?

— Полагаю, что в лаборатории как раз сейчас этим занимаются.

— Отлично. Я думаю, что это хороший кандидат. Предлагаю ускорить обследование.

Хороший кандидат, повторил про себя пациент номер восемнадцать. Значит, это в конце концов может случиться. Он повернулся к разговаривавшим за его спиной врачам и широко улыбнулся, искусно изображая благодарность.

Глава 22

Вена

Частный детектив опаздывал почти на полчаса. Бен сидел в просторном вестибюле своего отеля, стоящего в стороне от Кертнерштрассе, его меланж так и стоял нетронутым — Бен ждал прихода сыщика, фамилию которого разыскал в справочнике “Желтые страницы”.

Он знал, что существует много способов нанять частного детектива, причем все они гораздо лучше венского телефонного справочника — например, можно обратиться к деловым знакомым, которых у него здесь было несколько, и спросить, кого они могут порекомендовать. Но сейчас, повинуясь велению инстинкта, он по мере возможности избегал контактов с любыми знакомыми.

Ему удалось выехать на первом же поезде, и остановился он, не привлекая ничьего внимания, в маленькой гостинице. Ему даже повезло: он снял номер, воспользовавшись одним из фальшивых паспортов своего брата — на имя Роберта Саймона. У Бена сперло дыхание, пока паспорт проверяли, но паспорт оказался в полном порядке и выглядел абсолютно как настоящий — потрепанный и проштемпелеванный, словно после нескольких лет использования.

Первое что он сделал, это перелистал венский телефонный справочник в поисках достаточно респектабельного (насколько можно судить по рекламному объявлению) сыщика. В центре города, там же где остановился Бен, обнаружилось несколько частных детективов, один из них специализировался на розыске пропавших родственников. Бен позвонил ему и велел выяснить все, что можно, об одном австрийском гражданине.

В данный же момент Бен начинал сомневаться, появится ли сыщик вообще.

Толстый мужчина примерно сорока лет плюхнулся на стул за низким столиком напротив Бена.

— Вы мистер Саймон? — Он положил на стол потрепанную кожаную папку.

— Да, это я.

— Ханс Хоффман, — представился сыщик. — Есть ли у вас деньги?

— Я тоже рад вас видеть, — язвительно откликнулся Бен. Он достал бумажник, отсчитал четыреста долларов и подвинул их через столик к детективу.

Мгновение Хоффман смотрел на деньги.

— Что-то не так? — спросил Бен. — Вы предпочитаете австрийские шиллинги? Если так, то извините, я еще не заходил в банк.

— Потребуются дополнительные расходы, — сказал детектив.

— О, неужели?

— Жест вежливости по отношению к моему старому приятелю из НМА — Heeres Nachrichtenamt. — Так называлась австрийская военная разведка.

— Иначе говоря, взятка, — сказал Бен.

Хоффман пожал плечами.

— Я не думаю, что этот ваш приятель выпишет вам квитанцию.

Хоффман вздохнул:

— У нас все это делается именно так. Вы не получите нужную вам информацию, не задействовав разные каналы. Моему другу придется воспользоваться своим удостоверением сотрудника военной разведки, чтобы достать эти сведения. Это обойдется еще в двести долларов. Номер телефона интересующей вас персоны, кстати, не включенный в справочник, и адрес — я могу сообщить вам сейчас.

Бен пропустил эти слова мимо ушей, у него закончились наличные.

Детектив пересчитал банкноты:

— Я не знаю, зачем вам понадобились адрес и телефон этого человека, но вы, должно быть, причастны к какому-то интересному делу.

— Почему вы так думаете?

— Этот ваш человек — очень важное лицо в Вене. — Он помахал официантке, а когда та подошла, заказал меланж и пирожное “Максимилиан”.

Затем он достал из портфеля переносной компьютер, открыл его и включил.

— Последнее биометрическое новшество, — с гордостью заявил детектив. — Дактилоскопический сенсор. Вместо пароля у меня — отпечаток пальца. Без него компьютер будет заблокирован. Немцы делают такие вещи, пожалуй, лучше всех.

Несколько секунд детектив стучал по клавишам, затем повернул компьютер экраном к Бену. На белом экране появились имя и адрес Юргена Ленца.

— Вы его знаете? — спросил Хоффман, поворачивая компьютер обратно к себе. — Он ваш знакомый?

— Не очень близкий. Расскажите мне о нем.

— Ладно. Доктор Ленц — один из самых богатых людей в Вене, выдающийся филантроп и меценат. Деньги его семейного фонда идут на учреждение больниц для бедных. Еще он состоит в попечительском совете Венской филармонии.

Официантка поставила на столик перед Хоффманом кофе и пирожные. Не успела она повернуться, чтобы уйти, как детектив жадно накинулся на них.

— А доктор Ленц, он доктор в какой области?

— Доктор медицины, но очень давно не практикует.

— Сколько ему лет?

— Пожалуй, за сорок.

— Должно быть, медицинская специализация — это семейное.

Хоффман рассмеялся:

— Вы вспомнили его отца, Герхарда Ленца. Интересный случай. Наша страна, наверно, в некоторой степени является не самой прогрессивной. Мои соотечественники предпочитают забывать о таких неприятных вещах. Это типично австрийская реакция: когда заходит разговор на эту тему, мы убеждаем себя в том, что Бетховен был австрийцем, а Гитлер — немцем. Но Юрген сделан из другого теста. Сын ищет пути как-то загладить зло, причиненное отцовскими преступлениями.

— Правда?

— О, чистая правда. В некоторых кругах на Юргена Ленца обижаются за откровенные высказывания об этих преступлениях. Он даже открыто обвиняет своего отца. Ему очень стыдно за все, что сделал отец. — Детектив нетерпеливо посмотрел на пирожное. — Но в отличие от других детей известных фашистов он еще и что-то делает. Фонд Ленца — это самая крупная в Австрии организация, поддерживающая изучение Холокоста, исторические исследования, библиотеки в Израиле... Они вкладывают деньги в любые проекты, направленные против преступлений на почве ненависти, расизма и тому подобных вещей. — Он снова с волчьей жадностью занялся пирожными, будто опасаясь, что их у него украдут.

Сын Ленца — выдающийся антифашист? Возможно, у Бена с ним гораздо больше общего, чем он думал.

— Ладно, — сказал Бен, махнув официантке рукой. Этот жест, как всегда и везде, означал просьбу принести счет.

— Спасибо вам.

— Я могу быть вам еще чем-нибудь полезен? — спросил детектив, стряхивая крошки с лацканов куртки.

Тревор Гриффитс вышел из отеля “Империал”, что на Кертнер Ринг, в двух кварталах от Оперы. “Империал” — это не только самый лучший отель в Вене, размышлял Тревор, он был еще известен во время войны как штаб-квартира фашистов, отсюда они правили городом. Так или иначе, но Тревору отель нравился.

Он шел прогулочным шагом по Мариахилферштрассе, направляясь в бар на Нойбаугассе. Дорога заняла немного времени. Название бара было написано яркими мерцающими неоновыми буквами — “Бродвей Клаб”. Тревор расположился в кабинке у задней стены тускло освещенного подвального помещения и стал ждать. В своем сшитом на заказ шерстяном двубортном пиджаке он смотрелся здесь неуместно, напоминая бизнесмена, высокопоставленного управленца или, возможно, процветающего адваката.

Бар был полон вонючего табачного дыма. Тревор терпеть его не мог, он ненавидел, когда волосы и одежда пропитывались этим запахом и потом воняли. Он взглянул на часы — “Адемар пежо” последней модели — одна из маленьких слабостей, которые он себе позволял. Дорогие костюмы и часы, а также хороший грубый секс. Действительно, что еще нужно для счастья, если не интересуешься ни едой, ни живописью, ни музыкой?

Он был нетерпеливым человеком. Австрийский агент опаздывал, и Тревор уже не мог спокойно ждать.

Наконец, чуть ли не через полчаса показался австриец — квадратный неуклюжий троглодит по имени Отто. Он проскользнул в кабинет и поставил перед Тревором потертую красную войлочную сумку.

— Вы англичанин, да?

Тревор кивнул, расстегивая “молнию” на сумке. В ней находились два больших металлических предмета: девятимиллиметровый “Макаров”, со стволом, приспособленным для глушителя, а также длинный дырчатый глушитель.

— Патроны? — спросил Тревор.

— Там, — сказал Отто. — Девять на восемнадцать. Полно.

“Макаров” был хорошей альтернативой. В отличие от “парабеллума” того же калибра он обладал меньшей скоростью пули и большим останавливающим моментом.

— Чье производство? — спросил Тревор. — Венгерское? Китайское?

— Русское. Но это хорошее оружие.

— Цена?

— Три тысячи шиллингов.

Тревор скорчил гримасу. Он знал, что деньги придется тратить, и ничего не имел против, но это был, по его мнению, грабеж. Он перешел на немецкий язык, так что Отто, плохо знавший английский, теперь ничего не мог упустить.

— Der Markt ist mil Makarovs uberschwemmt[25].

Отто внезапно встревожился.

— Такие идут по десять центов за дюжину, — продолжал Тревор по-немецки. — Их производят все подряд, их полно повсюду. Я даю вам тысячу шиллингов, и считайте, что вам еще повезло.

Выражение лица Отто переменилось, показав явное уважение.

— Вы немец? — удивленно спросил он.

На самом деле, если бы Отто был внимательным слушателем, он бы уловил в немецком выговоре Тревора дрезденский диалект.

Тревор уже довольно давно не говорил по-немецки, у него не было для этого подходящих возможностей. Но он легко все вспомнил.

Ведь в конце концов это был его родной язык.

Анна в полном одиночестве обедала в ресторане “Мевенпик” в нескольких кварталах от отеля, в котором остановилась. В меню не нашлось ничего, заинтересовавшего ее, и она решила, что просто не разбирается в швейцарской кухне.