Протокол «Сигма» Ладлэм Роберт
Мой бог, так они и об этом знали! Но откуда? Бен почувствовал, что на него нахлынула волна паники.
— Он был знакомым моего друга.
— И вы так странно обошлись со знакомым вашего друга — убили его?
О, Боже!
— Когда я попал туда, он уже был мертв!
— Действительно, — сказала Наварро, по-видимому, не совсем уверенная в том, что дело обстояло именно так. — Он ожидал вас?
— Нет. Я приехал без предупреждения.
— Потому что вам нравятся спонтанные поступки?
— Я хотел удивить его.
— А вышло, что вместо этого он сам удивил вас?
— Да, это было для меня потрясением.
— Как вы добрались до Россиньоля? Кто помог вам установить с ним контакт?
Бен замялся; это продолжалось немного дольше, чем нужно.
— Я предпочел бы не вдаваться в подробности.
Женщина сразу же прицепилась к этим словам.
— Потому что у вас не было никакого общего знакомого и вообще никаких отношений с ним, не так ли? Какая связь была у Россиньоля с вашим отцом?
Что, черт возьми, это означает? Много ли ей известно? Бен вскинул голову и в упор взглянул на нее.
— Позвольте мне сказать вам одну вещь, — сухо проговорила Анна Наварро. — Мне знаком ваш тип людей. Богатый мальчик, всегда получает то, что хочет. Каждый раз, когда вы оказываетесь по уши в дерьме, вас спасает ваш папа, или, быть может, семейный адвокат вносит за вас залог. Вы привыкли творить любую чертовщину, какая только приходит вам на ум, и думать при этом, что вам никогда не придется платить по счетам. Возможно, что это более или менее правильно, но не для этого раза, мой друг.
Бен невольно улыбнулся, но отказался доставить женщине-агенту удовольствие, вступив с нею в спор.
— Ваш отец прошел через Холокост, но сумел уцелеть, ведь так? — продолжала она расспросы.
Значит, ей известно не все.
Бен пожал плечами.
— Во всяком случае, так мне говорили. — Конечно же, у нее нет никакого права знать правду.
. — А Россиньоль был крупнейшим швейцарским банкиром, не так ли? — теперь она, не отрываясь, следила за выражением его лица.
К чему она клонит?
— Так вот почему вы со всей этой толпой австрийских полицейских топтались перед домом Ленца, — сказал он. — Вы явились туда, чтобы меня арестовать.
— На самом деле нет, — все тем же холодным тоном ответила американка. — Чтобы поговорить с вами.
— Вы могли просто попросить меня о разговоре. И для этого вам не понадобилась бы половина полицейских сил Вены. Готов держать пари, что вы были бы рады повесить убийство Россиньоля на меня. И снять ЦРУ с крючка, правильно? Или же вы, в министерстве юстиции, ненавидите ЦРУ? Я, похоже, запутался.
Агент Наварро наклонилась вперед, взгляд ее прекрасных карих глаз сделался жестким.
— Почему у вас оказалось с собой оружие?
Бен снова замялся, но на сей раз всего лишь на одну-две секунды.
— Для самозащиты.
— Так ли... — Это было скептическое утверждение, а не вопрос. — У вас есть разрешение австрийских властей на владение оружием?
— Я полагаю, что это касается меня и австрийских властей.
— Австрийские власти сидят на стуле рядом с мною. Если они решат отдать вас под суд за незаконное ношение оружия, я не стану пытаться воспрепятствовать им. Австрийцы очень не любят иностранных визитеров, у которых оказываются в карманах незарегистрированные пистолеты.
Бен пожал плечами. У нее, конечно, имелись определенные основания для того, чтобы так говорить. Хотя его самого все это в данный момент занимало очень мало.
— Поэтому, мистер Хартман, позвольте мне сказать вам кое-что еще, — продолжала агент Наварро. — Мне почему-то трудновато поверить в то, что вы носите с собой пушку, отправляясь навещать “знакомых ваших друзей”. Особенно после того, как ваши отпечатки пальцев были найдены чуть ли не по всему дому Россиньоля. Вы меня понимаете?
— Я бы не сказал. Вы, что, обвиняете меня в его убийстве? Если да, то почему не хотите прямо так и сказать? — Бен заметил, что ему трудно дышать; владевшее им напряжение все больше ибольше нарастало.
— Швейцарцы считают, что ваш брат вел вендетту против банковского сообщества. Возможно, в вас что-то надломилось после его гибели, и вы решили продолжить преследование, которое начал он, и перевести все на смертоносный уровень. Найти мотивы будет совсем не трудно. Я думаю, что у швейцарского суда не окажется никаких проблем, когда речь пойдет о том, чтобы обвинить вас.
Она что, искренне полагала, что он убил Россиньоля? А если так, то почему специальный следователь из министерства юстиции настолько заинтересовался этим делом? Бен понятия не имел, какими возможностями она располагает в Европе, насколько велики неприятности, в которые он влип, и неуверенность сама по себе вызывала у него излишнюю тревогу. Только не уходить в оборону, говорил он себе. Надо переходить в контратаку.
Бен выпрямился и перевел дух.
— У вас здесь нет никаких полномочий.
— Совершенно верно. Но мне и не нужны полномочия.
Что, черт возьми, она хотела этим сказать?
— В таком случае, чего вы хотите от меня?
— Я хочу получить информацию. Я хочу знать, зачем в действительности вы посещали Россиньоля. Зачем в действительности вы посещали Юргена Ленца. Что вам на самом деле нужно, мистер Хартман.
— А если я не хочу делиться этой информацией? — он решил попытаться выжать максимум возможного из конфиденциальности.
Женщина вскинула голову.
— Может быть, вы хотите узнать, что за этим последует? Почему бы вам не рискнуть?
“Господи, у нее толковые мозги”, — подумал Бен. Он глубоко вздохнул. Стены комнаты, казалось ему, понемногу сдвигались. Он постарался сохранить непроницаемое, равнодушное выражение лица.
А женщина между тем продолжала:
— Вы знаете, что в Цюрихе выдан ордер на ваш арест?
Бен пожал плечами.
— Это просто смешно. — Он решил, что настало самое время ему перестать защищаться и сделаться агрессивным и разозленным, таким, каким следует быть неправомерно арестованному американцу. — Наверно, привычки швейцарцев знакомы мне лучше, чем вам. С одной стороны, они выдадут ордер на арест, стоит вам выплюнуть на тротуар жевательную резинку. А с другой стороны, у них чертовские проблемы с экстрадицией. — Он немало почерпнул из бесед с Хови. — У кантона Цюриха существуют большие сложности в сотрудничестве с Polizei других швейцарских кантонов. А тот факт, что Швейцария прославилась укрывательством беглецов от налогов, означает, что другие страны придерживаются политики игнорирования швейцарских запросов об экстрадиции. — Это были слова Хови, и Бен с бесстрастным видом пересказывал их, осаживая эту женщину. Следовало дать ей понять, что она не сможет переиграть его. — Цюрихские “быки” клялись, что хотели “встретиться со мной для беседы”. Они даже не делали вида, что могут выдвинуть против меня обвинение. Так почему бы нам не перестать толочь воду в ступе?
Женщина-агент снова наклонилась к нему.
— Широко известно, что ваш брат пытался возбудить дело против швейцарского банковского сообщества. Гастон Россиньоль был выдающимся швейцарским банкиром. Вы посещаете его, и он оказывается мертвым. Давайте задержимся на этом. Затем вы внезапно оказываетесь в Вене, где встречаетесь с сыном одного из крупных нацистов, прославившихся своими преступлениями. Притом известно, что ваш отец был в концентрационном лагере. Вся ваша поездка ужасно похожа на некий вояж с целью мести.
Так вот к чему она подводила. Возможно, это и впрямь должно было произвести именно такое впечатление на человека, не знающего правды. Но я не могу сказать ей правду!
— Это нелепость, — почти не задумываясь, огрызнулся Бен, — я даже не хочу рассуждать по поводу ваших фантазий с какой-то вендеттой и насилием. Вы говорите о швейцарских банкирах. Я веду дела с этими людьми, агент Наварро. Это моя работа. Международные финансовые операции вовсе не предусматривают буйства и убийств. Самые серьезные травмы, которые можно получить в моем мире, это порезы о листы бумаги.
— Тогда объясните, что же произошло на Банхофплатц.
— Не могу. Швейцарские “быки” много раз задавали мне этот самый вопрос.
— Объясните, как вы разыскали Россиньоля.
Бен помотал головой.
— И все остальное. Валяйте. Я хочу знать, откуда вы узнали их имена и их местонахождение.
Бен лишь молча посмотрел на нее.
— Где вы находились в среду?
— Не помню.
— Случайно, не в Новой Шотландии?
— Если напрячь память, то окажется, что я был арестован в Цюрихе, — резко бросил он в ответ. — Вы можете проверить это у ваших друзей из цюрихской полиции. Видите ли, я люблю попадать под арест в каждой стране, которую посещаю. Это самый лучший способ познакомиться с местными традициями.
Анна не обратила ни малейшего внимания на колкость.
— Расскажите мне, за что вас арестовали.
— Вам это известно не хуже, чем мне.
Наварро посмотрела на своего задумчивого соседа, а потом снова на Бена.
— За последнюю пару дней вас самого несколько раз чуть не убили. В том числе и сегодня...
Бен с удивлением почувствовал, что сквозь владевшую им унылую, почти безнадежную тревогу прорывается теплая волна благодарности.
— Вы спасли мне жизнь. Думаю, что я должен поблагодарить вас.
— Вы чертовски правы: должны, — ответила она. — А теперь сообщите мне, что вы сами думаете на этот счет? Почему кто-то пытался убить вас? Кому могло быть известно, чем вы занимаетесь и куда направляетесь?
Хорошая попытка, леди.
— Я понятия не имею.
— Могу поспорить, что какие-то соображения у вас все же есть.
— Сожалею. Может быть, вам стоит спросить у ваших друзей из ЦРУ, что они так старательно покрывают. Или ваша контора тоже участвует в прикрытии?
— Мистер Хартман, ваш брат-близнец погиб в Швейцарии, в подозрительной авиационной катастрофе. А совсем недавно вы оказываетесь связаны с несколькими перестрелками, случившимися в этой стране, причем ни одна из них не имеет никакого объяснения. Можно подумать, что смерть окружает вас, словно запах дешевого одеколона. Что, по вашему мнению, я могу обо всем этом думать?
— Думайте, что хотите. Я не совершал никакого преступления.
— Я хочу еще раз спросить вас: откуда вы узнали их имена и адреса?
— Чьи?
— Россиньоля и Ленца.
— Я уже сказал вам — от общих знакомых.
— Я в это не верю.
— Верьте, во что хотите.
— Что вы скрываете? Почему вы не желаете быть со мной откровенным, мистер Хартман?
— Извините. Мне нечего скрывать.
Агент Наварро вытянула и снова согнула свои длинные красивые ноги. Было заметно, что ею владело крайнее раздражение.
— Мистер Хартман, — сказала она, — я хочу предложить вам сделку. Вы будете сотрудничать со мною, а я постараюсь убедить швейцарцев и австрийцев отступиться от вас.
Могла ли она быть искренней? Недоверие стало у него чуть ли не инстинктом.
— Учитывая, что, судя по всему, именно вы направили их следить за мною, ваши слова кажутся мне пустым обещанием. Я не обязан больше оставаться здесь, не так ли?
Анна молча смотрела на него, покусывая зубами щеку изнутри.
— Нет, не обязаны. — Она вынула из сумочки визитную карточку, что-то приписала на ней и протянула Хартману. — Если вы вдруг передумаете, то здесь телефон номера гостиницы, в которой я остановилась в Вене.
Все закончилось. Слава богу. Бен вздохнул, ощутив, как воздух заполнил самые дальние уголки его легких, и его беспокойство внезапно снова усилилось.
— Было приятно познакомиться с вами, агент Наварро, — сказал он, поднимаясь. — И еще раз примите благодарность за то, что вы спасли мне жизнь.
Глава 26
Боль была резкой и чрезвычайно сильной; любой другой человек непременно лишился бы сознания. Собрав в кулак все свое умение концентрироваться, Тревор отправил боль в иное тело — в двойника, которого он сумел с предельной четкостью представить себе; пусть теперь двойник, а не он изнемогает от страданий. Держась на одной лишь силе воли, он сумел найти путь через Вену к дому на Таборштрассе.
Затем он вспомнил, что автомобиль, на котором он ехал, был краденым. Его мозг работал очень вяло, и именно это встревожило Тревора больше всего.
Он отогнал машину на пять кварталов и оставил там; ключи болтались в замке зажигания. Возможно, какой-нибудь идиот снова угонит “Пежо” и попадет в общегородскую облаву, которая, он был уверен, должна вот-вот начаться.
Пошатываясь, он тащился по улице, игнорируя бесчисленные взгляды прохожих. Он знал, что пиджак костюма пропитан его собственной кровью, и потому надел сверху пальто, но и сквозь него уже проступила кровь. Он потерял много крови. Он чувствовал головокружение.
Он был в состоянии вернуться на Таборштрассе, к наружной двери с медной табличкой, на которой было написано: “Д-Р ТЕОДОР ШРАЙБЕР, ТЕРАПИЯ И ОБЩАЯ ХИРУРГИЯ”.
В приемной было темно, и, когда Тревор позвонил, не последовало никакого ответа. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, так как уже минуло восемь часов вечера, а у доктора Шрайбера были определены приемные часы и он придерживался их. Но Тревор все равно продолжал нажимать на кнопку. Он знал, что Шрайбер живет в квартире, примыкающей к его маленькому офису и звонок из приемной проведен и в жилые комнаты.
Через пять минут в приемной зажегся свет, и из динамика послышался громкий и раздраженный голос:
— Ja?
— Doktor Schreiber, es is Christoph. Es ist ein Notfall[39].
Электронный замок, запиравший входную дверь, щелкнул, и дверь отворилась. После этого открылась дверь, ведущая из вестибюля внутрь; на ней тоже красовалась табличка с именем доктора.
У доктора Шрайбера был недовольный вид.
— Вы прервали мой обед, — важно заявил он. — Я полагаю, что у вас действительно были серьезные... — Тут он заметил промокшее от крови пальто. — Хорошо, хорошо, следуйте за мной. — Врач повернулся и зашагал в свой смотровой кабинет.
У доктора Шрайбера была сестра, которая несколько десятков лет прожила в Дрездене, в Восточной Германии. До тех пор, пока не разрушили Стену, — он убежал из Восточного Берлина в 1961 году, а его сестра была вынуждена остаться там, — этого простого географического казуса было вполне достаточно для того, чтобы дать восточногерманской разведке власть над доктором.
Впрочем, штази не стремилась шантажировать Шрайбера или заставлять его шпионить — как будто врач мог когда-нибудь оказаться полезным в качестве шпиона. Нет, штази нашла для него гораздо более спокойное и полезное занятие: просто оказывать медицинскую помощь ее агентам в Австрии в критических случаях. В Австрии, как и во многих других странах, закон требует от врачей сообщать об огнестрельных ранениях в полицию. Доктору Шрайберу приходилось вести себя более чем осторожно, когда у него — как правило, глубокой ночью — появлялся случайно раненный агент штази.
Тревора, который много лет прожил в Лондоне в качестве тайного агента штази, до того как его завербовали в “Сигму”, нередко под предлогом деловой поездки посылали в Вену, и дважды ему потребовалась помощь хорошего врача.
Даже теперь, когда “холодная война” давно закончилась и срок давности по преступлению Шрайбера — тайное содействие Восточной Германии — почти истек, Тревор почти не сомневался в том, что врач согласится сотрудничать с ним. Шрайбера все еще могли привлечь к суду за содействие штази. А этого он, конечно, не хотел.
Даже уязвимое положение доктора Шрайбера не могло заставить его удержаться от ехидных колкостей, за которыми он не слишком старательно скрывал свое негодование.
— Вы чрезвычайно везучий человек, — бесцеремонно заявил врач. — Посудите сами, пуля прошла прямо над вашим сердцем. Окажись угол чуть другим, и вы умерли бы на месте. Вместо этого она, похоже, двигалась по наклонной линии, проделав нечто вроде траншеи в коже и жировой ткани. Она даже вырвала несколько поверхностных волокон из ресtoralis major, вашей грудной мышцы. И вышла справа, вот здесь, через axilla. Вы, видимо, очень вовремя повернулись.
Доктор Шрайбер посмотрел поверх узких стекол своих очков на Тревора, который никак не отреагировал на этот монолог.
Он ткнул в рану пинцетом, Тревор содрогнулся. Боль оказалась ужасной. Все его тело сразу захлестнула волна неприятного колючего жара.
— Вам также грозило серьезное повреждение нервов и кровеносных сосудов в области brachial plexus. Если бы это произошло, то вы навсегда потеряли бы способность пользоваться правой рукой. А может быть, лишились бы и самой руки.
— Я левша, — ответил Тревор. — Но в любом случае мне вовсе ни к чему знать все эти неприятные подробности.
— Да, — рассеянно отозвался врач. — Да, вам необходимо лечь в больницу, в Allgemeines Krankenhaus, если, конечно, мы хотим, чтобы все было сделано как следует.
— Об этом не может быть и речи, и вы сами это отлично знаете. — Руку раненого пронзила боль, словно удар молнии.
Доктор отложил пинцет и, несколько раз наполнив шприц, обколол рану препаратом для местной анестезии. При помощи маленьких ножниц и пинцета он отстриг несколько клочков почерневшей кожи и плоти, промыл рану, а затем начал зашивать ее.
Тревор чувствовал сильный дискомфорт, но никакой настоящей боли не было. Он скрипнул зубами.
— Мне нужно быть уверенным, что рана не откроется, если вдруг придется быстро поворачиваться, — сказал он.
— Вам следует на некоторое время воздержаться от резких движений.
— На мне все быстро заживает.
— Правильно, — сказал врач. — Теперь я вас вспомнил. — По странному капризу природы, на этом человеке действительно все быстро заживало.
— Как раз время — это та единственная роскошь, которая мне недоступна, — ответил Тревор. — Я хочу, чтобы вы зашили рану покрепче.
— В таком случае я могу воспользоваться более грубым шовным материалом, скажем, нейлоном 3-0, но после него может остаться довольно уродливый шрам.
— Меня это не тревожит.
— Тогда прекрасно, — сказал врач, поворачиваясь к стальному столику на колесах, на котором были аккуратно разложены стерильные хирургические инструменты. — Что касается боли, то я могу дать вам немного “демерола”. — И сухо добавил: — Или вы предпочитаете не пользоваться лекарствами?
— Вполне сойдет и ибупрофен, — ответил Тревор.
— Как вам будет угодно.
Тревор выпрямился; его била дрожь.
— Что ж, я ценю вашу помощь. — Он вручил доктору несколько тысячешиллинговых банкнот.
Врач смерил его взглядом и проговорил чрезвычайно неискренним тоном:
— Всегда к вашим услугам.
Анна мыла лицо горячей водой. Плеснула ровно тридцать раз, как ее учила мать. Из всех форм тщеславия мать имела только эту. Следи за тем, чтобы кожа была упругой и светилась. Сквозь шум воды она услышала телефонный звонок. Схватив полотенце, чтобы вытереть лицо, она бегом бросилась к трубке.
— Анна, это Роберт Полоцци из отдела идентификации. Я звоню не слишком поздно?
— Нет-нет, Роберт, нисколько. Так что это оказалось?
— Слушайте. Во-первых, насчет патентного поиска.
Анна совсем забыла о том, что просила провести патентный поиск. Она приложила полотенце к лицу, с которого капала вода.
— Нейротоксин... — заговорил ее коллега.
— Ну да, конечно. Вам удалось что-нибудь найти?
— Держите. 16 мая этого года, номер патента... ну, это очень длинное число. Так или иначе, патент на именно этот синтетический состав получила маленькая биотехнологическая компания, зарегистрированная в Филадельфии. Называется она “Вортекс”. Это, как сказано в описании, “синтетический аналог яда морской улитки конус, предназначенный для исследований in-vitro”. А дальше идет всякая ахинея насчет “локализации ионных каналов” и “меченых хемохимических рецепторов”. — Он сделал паузу, а затем снова заговорил; его голос звучал несколько нерешительно. — Я позвонил туда. Я имею в виду в “Вортекс”. Конечно, выдумав предлог.
Немного неортодоксальный путь, но Анна ничего не имела против.
— Удалось что-нибудь узнать?
— В общем-то, совсем немного. Они говорят, что запас этого токсина у них минимальный и весь находится под строжайшим учетом. Его трудно производить, и поэтому вещества очень мало, тем более что оно используется в смехотворно крошечных количествах и все еще остается экспериментальным. Я спросил, можно ли его использовать как яд, и парень — я говорил с научным директором фирмы — сказал, что да, конечно, можно, что природный яд морской улитки конус обладает страшной силой. Он сказал, что крошечное количество его, попав в организм, влечет немедленную остановку сердца.
Анна почувствовала нарастающее волнение.
— Он вам сказал, что вещество находится под строжайшим учетом — это значит, что оно лежит в шкафу и заперто на замок?
— Именно так.
— И этот парень нормально воспринял ваш звонок?
— Мне так показалось, хотя, кто знает.
— Прекрасная работа, благодарю вас. А не могли бы вы выяснить у них, не было ли в какой-нибудь из партий этого вещества недостачи или вообще какой-нибудь путаницы?
— Уже сделано, — гордо сообщил агент. — Ответ отрицательный.
Анна почувствовала острый приступ разочарования.
— Вы могли бы разузнать для меня все, что удастся, насчет “Вортекса”? Кому фирма принадлежит, кто ею руководит, кто в ней работает, ну, и так далее?
— Будет сделано.
Она повесила трубку, села на край кровати и задумалась. Вполне возможно, что, потянув за эту ниточку, удастся распутать заговор, стоявший за всеми этими убийствами. Или не распутать ничего.
Ход ее расследования принимал все более и более обескураживающий характер. К тому же венская полиция нисколько не преуспела в розысках стрелка. Автомобиль “Пежо”, в котором он сидел, был уже некоторое время назад объявлен угнанным — неудивительно... Еще один тупик.
Этот Хартман оказался для нее загадкой. Вопреки собственному желанию она сочла его симпатичным, даже привлекательным. Но он был типичным представителем своего круга. Золотой мальчик, рожденный для того, чтобы иметь деньги, наделенный симпатичной внешностью, самонадеянный. Он был Брэдом, тем самым футболистом, который изнасиловал ее. Такие люди идут по жизни, не оглядываясь и не глядя под ноги. Они, как говорила ее подруга по колледжу, большая любительница крепких выражений, считают, что их дерьмо не смердит. Они считают, что могут выбраться из любых неприятностей.
Но был ли он убийцей? Как ни взгляни, это казалось ей маловероятным. Анна поверила его версии о том, что случилось в доме Россиньоля в Цюрихе; это подтверждалось расположением отпечатков пальцев, да и собственное мнение Анны об этом человеке говорило в данном случае в его пользу. Но при всем том у него была с собой пушка, паспортный контроль не располагал никакими сведениями о его прибытии в Австрию, а сам он не пожелал дать всему этому никаких объяснений... К тому же тщательнейший обыск его автомобиля ничего не дал. Там не оказалось ни шприца, ни ядов, ничего вообще.
Трудно сказать, участвовал он в этом заговоре или нет. Он считал, что его брат, погибший четыре года назад, был убит; не исключено, что то убийство явилось катализатором всех убийств, которые произошли позже. Но почему их оказалось так много, и почему они сосредоточены в таком коротком промежутке времени?
Оставался единственный факт: Бенджамин Хартман знал больше, чем пожелал сказать. А у нее не было ни полномочий, ни основания задержать его. Это глубоко расстраивало Анну. Она вдруг спросила себя, не могло ли ее желание — ладно, пусть навязчивая идея арестовать его — быть продиктованным ее отношением к богатым мальчикам, к старым ранам, к Брэду...
Она взяла лежавшую на краю стола записную книжку, разыскала номер и набрала его.
Ей пришлось довольно долго слушать гудки, прежде чем хриплый мужской голос произнес:
— Донахью.
Донахью был величайшим специалистом по проблеме отмывания денег во всем министерстве юстиции, и Анна потихоньку заручилась его поддержкой перед отъездом в Швейцарию. Она не стала ничего говорить о контексте дела; сообщила лишь информацию о счетах. Донахью не стал возражать против того, что она оставила его в темноте относительно своего расследования; он, похоже, расценил это как вызов.
— Это Анна Наварро, — сказала она.
— А, конечно. Ну, Анна, как поживаете?
Она заметила, что ее голос изменился, и заговорила как “свой парень”. Это получилось у нее без всякого труда: так говорили приятели ее отца, соседи ее родителей.
— Поживаю нормально, спасибо. А как там наши делишки со следами деньжишек?
— А никак. Мы себе все лбы расшибли о толстенную кирпичную стену. Такое впечатление, будто каждый из покойников получал регулярные переводы на свой счет из какой-нибудь благословенной страны. Каймановы острова, Британские Вирджинские острова, Кюрасао... Как раз те самые места, где мы до сих пор не можем пробить стенку.
— А что будет, если вы обратитесь в эти оффшорные банки с официальным запросом?
Донахью вдруг разразился громким, отрывистым, похожим на лай хохотом.
— Они покажут нам средний палец. Когда мы обращаемся к ним с запросом по линии ДССП об их финансовых отчетах, они говорят, что рассмотрят этот вопрос в течение ближайших лет. — Анна знала, что ДССП — двухстороннее соглашение о помощи — было в принципе заключено между Соединенными Штатами и многими из этих оффшорных приютов. — Британские Вирджины и Кайманы хуже всего. Они всегда говорят, что у них это займет два, а может быть, три года.
— Н-да...
— Но даже если бы им нужно было всего-навсего приоткрыть волшебную дверцу и показать, что за ней находится, мы все равно не узнали бы ничего, кроме того, откуда эти деньги прибыли. Можете держать пари на свой месячный оклад, что это окажется какой-то другой оффшор. Остров Мэн, Багамы, Бермуды, Люксембург, Сан-Марино, Антилья. Скорее всего там обнаружится целая цепь оффшоров и подставных компаний. В наши дни деньги могут за считанные секунды несколько раз обойти вокруг света, побывав на нескольких десятках счетов.
— Можно я задам вам один вопрос? — осведомилась Анна.
— Валяйте.
— Каким образом вам и вашим парням вообще удается разыскивать отмываемые деньги?
— О, удается-то удается, — оправдывающимся тоном ответил Донахью. — Только на это уходят годы.
— Потрясающе, — сказала она. — Большое вам спасибо.
В маленькой комнатушке на пятом этаже Sicherheitsburo, в штаб-квартире венской полиции, расположенной на Россауэр-ланде, перед экраном компьютера сидел молодой человек с наушниками на голове. Время от времени он с презрительным видом гасил окурки в большой золотой пепельнице, стоявшей на столе из серой формайки прямо под табличкой “Не курить!”.
Под верхней кромкой экрана находилась маленькая рамка. В ней был записан номер телефона, который он контролировал, а также дата, время начала разговора, его продолжиельность, измеренная с точностью до десятой доли секунды, и номер вызываемого телефона. В другой части экрана располагался список телефонных номеров, по которым звонили с данного аппарата. Достаточно было навести курсор на любой из номеров, дважды “кликнуть”, и записанная в цифровой форме беседа зазвучала бы в наушниках или через внешние динамики. Началась бы пляска небольших красных полосок, сопровождавшая колебания силы звука. Можно было регулировать не только громкость, но даже скорость воспроизведения.
Все телефонные звонки, которые женщина сделала из своего гостиничного номера, были записаны на жесткий диск компьютера. Для этого использовалась современнейшая технология, предоставленная полиции Вены израильтянами.
Дверь в комнатку открылась, и на традиционный для всего учреждения зеленый линолеум ступил детектив сержант Вальтер Хайслер. Он тоже курил. Вместо приветствия он чуть заметно кивнул головой. Техник снял наушники, положил сигарету на край пепельницы и уставился на вошедшего.
— Было что-нибудь интересное? — осведомился детектив.
— Большинство звонков сделано в Вашингтон.
— Строго говоря, предполагается, что, когда мы делаем запись любых международных звонков, мы ставим в известность Интерпол. — Детектив, не меняя строгого выражения лица, подмигнул.
Техник понимающе вскинул брови. Хайслер пододвинул стул.
— Не будете против, если я к вам присоединюсь?
* * *
Калифорния
Молодой миллиардер, компьютерный магнат Арнольд Карр прогуливался со своим старшим другом и наставником в вопросах капиталовложений Россом Камероном по лесу в Северной Калифорнии, когда в его кармане зазвонил сотовый телефон.
Эти двое проводили уикэнд в компании, куда входили несколько самых богатых и могущественных людей Америки, в некоем совершенно эксклюзивном местечке, носившем название Богемская роща. В лагере в данный момент были в самом разгаре соревнования по идиотской игре, именуемой пейнтбол. Возглавляли их президент “Бэнк оф Америка” и американский посол при Букингемском дворце.
В отличие от них Карр, основатель весьма преуспевающей компании, занимавшейся разработкой программного обеспечения, воспользовался редкой возможностью пообщаться со своим приятелем, таким же, как он сам, миллиардером Россом Камероном — его часто называли мудрецом из Санта-Фе. Поэтому они подолгу бродили по лесу, беседуя о деньгах и бизнесе, о филантропии и коллекционировании произведений искусства, о своих детях и не имевшем себе равных строго секретном проекте, к которому им обоим предложили присоединиться.
Карр с видимым раздражением вытащил из кармана пендлтоновской клетчатой рубашки крошечный телефончик. Этот номер был очень мало кому известен, а тем немногочисленным служащим, которые могли бы решиться позвонить по нему, было строго-настрого сказано, чтобы они ни в коем случае не беспокоили его во время уикэнда.
Читать бесплатно другие книги:
