Всего лишь тень Жибель Карин

– В двух словах это нелегко сделать!

– Тогда в двух фразах.

– В сильном упрощении, параноидный бред не следует никакой логике, он анархичен. Говоря обычным языком, он расползается во все стороны! В один из дней пациент проникается уверенностью, что его преследуют инопланетяне; назавтра он вполне может считать себя Иисусом. Вот тут бывают галлюцинации… Визуальные, звуковые, обонятельные и даже вкусовые. А в случае параноика – а не шизофреника, заметьте – бред жестко структурирован и всегда следует одной и той же логике. Она обращена только к механизму интерпретации, а не к галлюцинаторному. Я излагаю схематично, чтобы дать вам общее представление.

Уловив вопрос в молчании собеседника, психиатр терпеливо продолжает:

– Если так будет понятнее, параноик будет раз за разом проигрывать одни и те же факты. Он будет деформировать реальность, интерпретировать ее так, чтобы она соответствовала его бреду. Чтобы она идеально подходила под его теорию заговора.

– Можете привести пример?

– Ладно… возьмем сознательно упрощенный пример: если пациент-параноик считает себя чьей-то мишенью и на дороге у него лопнет шина, он будет убежден, что это его преследователь подсунул гвоздь на проезжую часть. Понимаете, куда я веду?

– Да, понимаю, – говорит Александр. – Любой обыденный случай станет актом враждебности со стороны его недруга.

– Именно! Если у него ломается стиральная машина, то это происки того или той, кого он назначил врагом. Это саботаж! Если его собака умирает от сердечного приступа, то же самое… Другой пример: если больной паранойей думает, что за ним следят спецслужбы, и замечает на тротуаре туриста с фотоаппаратом, он будет убежден, что речь идет о секретном агенте, переодетом в туриста, который его подстерегает.

– Понимаю, – говорит Александр.

– Но никаких галлюцинаций. И никакой лжи, кстати.

– Только ложная интерпретация реальности, – подхватывает Александр. – Шизофреник видит инопланетян, которые не существуют, а параноик видит вполне реального туриста, но принимает его за секретного агента.

– Совершенно точно, майор.

– Спасибо, доктор, вы мне очень помогли. И… Не согласитесь ли вы выслушать одного человека? Принять этого человека, а потом изложить мне свое мнение?

– Ну что ж… пусть этот человек запишется, я его приму. Однако я не смогу поделиться с вами результатами этой встречи, майор. Напоминаю, я обязана соблюдать профессиональную тайну.

– Конечно, но…

– Нет, никаких но! Я не могу этого сделать, если только судья не попросит у меня экспертного заключения, разумеется.

– Ладно, спасибо за помощь, доктор.

– Не за что. Доброго дня, майор… Да, и последнее: я не знаю, какая у вас складывается ситуация, но имейте в виду, что параноики в фазе бреда очень убедительны. Как правило, их теория настолько логична, что окружающие начинают им верить.

– Согласен… А что еще?

– Они могут стать опасными. И даже крайне опасными. Бред параноика, который не получает лечения нейролептиками, а то и госпитализации, может закончиться тем, что пациент перейдет к активным действиям.

– Перейдет к действиям? – глупо переспрашивает Александр.

– Да. Больной может совершить попытку самоубийства, чтобы избежать мучений. Но он также может совершить покушение на того или ту, которых считает ответственными за свои несчастья. Другими словами, попытаться их убить.

За предупреждением следует тяжелое молчание.

– Спасибо за совет, доктор.

Вода всегда цвета неба.

Потому что у самой воды цвета нет. Только тот, который ей придают.

У Александра ощущение, что он опустился на самое дно. Ощущение, что его глаза погрузились в илистые и темные глубины Марны. В уродство, присущее всякой вещи, всякому существу, всякой мысли.

Почему его взгляд всегда различает эту вечную мерзость? Почему он не скользит по поверхности вещей?

Сидя на скамейке, он курит сигарету за сигаретой. На его взгляд, рак штука слишком медленная. И кстати, ненадежная. Наверняка существует более быстрый выход. И менее болезненный тоже.

Он больше ничего не знает.

Больна ли Хлоя. Может, ее вязать пора.

Или же она говорит правду, и Квентин ее убивает.

Квентин или кто-то другой. В одном только парижском районе медбратьев из психлечебниц наверняка сотни.

Нет, он действительно больше ничего не знает. Он не эксперт в психиатрии, просто коп, который в скором времени будет уволен, в скором времени будет мертв. Беспомощный и устаревший.

Он только знает, что хочет помочь Хлое. Потребность спасти ее, будь то от собственных демонов или от настоящей опасности.

Потребность спасти, но почему?

Что она такое для меня? Я даже не знаю, кто она. Какая она.

Бросить ее? А потом?

А потом бросить себя. Отбросить обеими руками.

Сегодня вода серая, как небо. Как его сегодняшние мысли. Как и вчерашние, и позавчерашние… Как в день, когда он именно здесь встретил Хлою. И в ту секунду она словно что-то затронула в нем. Он увидел ее страдание и принял его как свое.

Он мог бы в тот день броситься в реку. Но Хлоя перешла ему дорогу.

И потому он еще здесь.

Он медленно идет вдоль реки. Звонок мобильника вырывает его из мучительного созерцания. Он узнает номер капитана Вийяра.

– Привет, старик.

– У меня информация, которую ты просил, – объявляет капитан.

– Выкладывай!

– Твой Квентин Варфоломей живет в Кретее, сейчас сброшу его точный адрес по СМС… Работает медбратом в штате психиатрической лечебницы в Вильжюиф. Холост, детей нет.

Гомес застывает на месте.

– Холост и детей нет, ты уверен?

– Ну да. И полицейского досье на него тоже нет… он чист.

– Ладно, спасибо.

– Не за что, Алекс. А что у тебя на этого типа?

– Ничего, не беспокойся.

– Когда ты вернешься?

– Представления не имею. Спроси у нашего уважаемого шефа!

– Не премину… А вообще, как дела?

– Идут. А как, и сам не знаю. До скорого, старик. И еще раз спасибо.

Александр дает отбой, поднимает глаза к небу.

Квентин Варфоломей не является ни хорошим мужем, ни хорошим отцом. Это еще не делает его убийцей. Только отчаянным вруном. И без всякого сомнения, настоящим извращенцем.

– Как дела, чемпион?

Глаза Лаваля по-прежнему закрыты. Но лицо скорее безмятежно, когда Гомес целует его в лоб.

– А вот мне плохо, – тихо говорит Александр. – Не очень представляю, что теперь делать…

Постоянные звуки, доносящиеся из аппарата, с непристойной откровенностью докладывают о биении сердца лейтенанта. Сердца, которое сопротивляется, отказываясь сдаться.

Александр смотрит на него какое-то время, убаюканный ритмичной пульсацией. Потом кладет руку рядом с рукой Пацана и в конце концов берет ее в свою.

Потом начинает говорить с ним тихим голосом. Рассказывает о своем расследовании, о своих сомнениях и слабостях.

О своей зарождающейся любви к Хлое. Любви, с которой он не знает, что делать. Которая напоминает последнюю судорогу, почти последний бой.

Говорит, какая она красивая. Какая она сильная. И в какой она опасности.

– Она бы тебе понравилась, сынок… Я уверен. Конечно, ее надо узнать получше, но… пусть у нее паршивый характер и перебор с самомнением, но думаю, она бы тебе понравилась. Она кажется высокомерной и презрительной, но это всего лишь прикрытие, ты понимаешь. На самом деле, я думаю, она так страдала после несчастного случая с сестрой, что соорудила себе панцирь, чтобы выжить. Смотрите, какая я сильная!

После долгого молчания Александр начинает говорить о Софи. Слезы набегают ему на глаза, но он этого даже не замечает. И тогда рука Лаваля сжимает его собственную с неожиданной силой. Александр расплывается в глуповатой улыбке.

– Ты меня слышишь? Я точно знаю, что слышишь, маленький поганец! Тогда почему не открываешь глаза? Не желаешь видеть мою морду, да? Заметь, я тебя понимаю. После всего, что я тебе сделал… Или же ты просто не хочешь видеть весь этот мир. Но и здесь есть кое-что приятное, вспомни…

Рука Лаваля снова становится куском неподвижной плоти. Но Александр продолжает улыбаться.

Он берет блокнот с прикроватной тумбочки, достает ручку и исписывает пару страниц.

Потом снова целует Пацана. Как поцеловал бы сына.

Две минуты спустя он уже в машине. С новой энергией. Может, Лаваль передал ему свою?

Он должен выяснить, является ли Квентин Варфоломей тем человеком, которого он преследует. Стратегия проста; нужно выманить волка из леса. Чтобы добиться этого, существует только одно решение: отдалиться от Хлои, чтобы Тень поверила, будто та осталась без защиты.

Предоставить свободу действий Квентину Варфоломею. Или Бертрану. Не важно.

Больше не изображать из себя телохранителя и наблюдать издалека.

Вот только Хлоя, скорее всего, не согласится. Она даже может умереть.

Он размышляет, как лучше привести свой план в действие, когда мобильник звонит снова.

– Привет, Алекс, это Маяр.

Их разделяет замерзшее озеро. Каждый на своем берегу. А когда-то они были друзьями, прежде.

В те времена, когда у Лаваля были обе ноги.

– Погоди, я припаркуюсь…

Александр останавливает машину у тротуара, выключает мотор.

– Ты видел Пацана в последние дни? – сразу наезжает комиссар.

– Я только что из госпиталя, – сообщает Гомес. – Он пожал мне руку. Он реагирует, думаю, это добрый знак.

– Тем лучше, – бормочет дивизионный. – Тем лучше…

– Ты ведь не для того звонишь, чтобы узнать новости о Лавале, верно?

– Нет, не для того. На самом деле тебя хочет видеть Кутюрье. Он тебя скоро вызовет.

Кутюрье. Капитан из Главной инспекции, которому поручено внутреннее расследование промаха в деле Томора Башкима.

– Вот я и решил тебя предупредить, – продолжает Маяр.

– Спасибо, очень мило.

– Я говорил с ним сегодня утром… дело для тебя оборачивается не очень хорошо.

– Неужели? – усмехается Гомес.

– Поскольку Лаваль не приходит в себя, а твой отпуск рано или поздно подойдет к концу, он…

Маяр подбирает слова, Александр решает протянуть ему руку помощи.

– Он отстранит меня от исполнения обязанностей, так?

– Да.

Гомес молчит, справляясь с ударом. Он знал, что так случится, но услышать об этом больно.

– А ты что сказал? – спрашивает он наконец.

– А что ты хотел, чтобы я сказал? – вздыхает дивизионный. – Это временное отстранение, пока не закончится расследование.

– Они меня выпрут, и ты это прекрасно знаешь. Они уже забыли про все, что я сделал раньше, верно?

– Послушай, Алекс, я всегда тебя прикрывал. Но тут я ничего не мог поделать, клянусь.

– А я вот думаю, что ты не захотел ничего делать, – наносит ответный удар майор. – Думаю, ты меня бросил на произвол судьбы. И даже думаю, что ты сказал, будто я втихаря веду какое-то расследование! Я думаю, ты меня слил.

– Кончай нести хрень! – рычит Маяр. – Ты бредишь. Я сделал все, что было в моих силах.

– Ну да, могу себе представить! Но не беспокойся, я сдам ствол и карточку и не стану качать права. Со мной у тебя никаких проблем не будет! Можешь спать спокойно, приятель.

– Алекс, не говори…

Маяр не успел закончить фразу, Александр уже отключился.

Он бьет кулаком по рулю, утыкается лбом в ладони.

Все логично. Я облажался и должен заплатить. Должен заплатить за Пацана, который валяется на больничной койке и, возможно, больше никогда не увидит цвета неба.

А потому Александр снова заводит мотор и пытается подавить всплеск ненависти.

Почувствует ли он себя менее виноватым, когда понесет наказание? Чушь собачья! Даже если ему отрежут ногу, он не перестанет чувствовать свою вину. Единственным, что могло бы облегчить этот гигантский груз, стала бы улыбка Пацана. Слова прощения.

Гомес опускает стекло и вдыхает всей грудью, стараясь снова сосредоточиться на расследовании. Последнем в его карьере, он знает.

И тут снова заявляет о себе мобильник. Гомес отвечает, предварительно удостоверившись, что это не Маяр.

– Да?

– Александр? Это Квентин Варфоломей.

Артериальное давление Гомеса мгновенно подскакивает до опасной отметки.

– Привет, Квентин… Что случилось?

– Я много думал после твоего вчерашнего визита. И мне бы хотелось с тобой увидеться.

Гомес молчит секунды три, прежде чем ответить, и Квентин продолжает:

– Я поговорил о случае Хлои с одним из лучших специалистов и думаю, что смогу тебе помочь… Ты сейчас свободен?

– Да… Хочешь, чтобы я приехал в Вильжюиф?

– Нет, я сегодня не работаю. Я могу приехать к тебе, если ты дашь адрес.

Гомес снова колеблется. Но даже если Квентин и Тень одно лицо, он не особо рискует. В конечном счете этот мерзавец просто трус, способный только терроризировать одиноких женщин.

– Мой адрес: бульвар Клемансо, сто пятьдесят шесть.

– Отлично, я найду. Скажем, через час, устраивает?

– Вполне. До встречи, – заключает Александр.

Или парень настоящий профессионал, который действительно хочет помочь Хлое, или волк решил все-таки выйти в одиночку из леса. Легко понять причины и логику: продолжить промывать мозги копу и настраивать его против Хлои. Чтобы последний ее защитник решил, что она сумасшедшая и прекратил бдеть над ней. Тактика не хуже прочих.

При условии, что виновный именно он.

Но виновный в чем? С точки зрения закона сажать его не за что. Даже не за что отдавать под суд.

Он надел на голову капюшон и преследовал Хлою. Он надел темные очки и напугал ее, господин прокурор.

Как доказать, что он забрался к ней в дом? Что он накачал ее наркотиками и раздел догола в лесу? Что он превратил ее жизнь в кошмар?

После этой встречи, с точки зрения Варфоломея, будет логично, если я брошу Хлою. Он почувствует себя в безопасности и начнет играть по-крупному.

Идеальная западня.

По дороге Александр звонит Хлое. Попадает на автоответчик.

– Привет, красавица, это Алекс. Я просто хотел узнать, как у тебя дела… Ладно, до вечера, целую. Очень крепко целую.

Он нажимает отбой, бросает мобильник на пассажирское сиденье и прибавляет скорость. Ему захотелось сказать Люблю тебя. Его это удивило. И уж конечно, он выдал себя тем, как сказал Целую…

Бульвар Клемансо, Гомес замечает Варфоломея, который уже поджидает его у дома. Он паркует «пежо», не торопясь подходит к медбрату.

– Я приехал немного раньше, – извиняется Квентин, пожимая ему руку.

– Нет проблем.

Майор набирает код, проследив, чтобы спина загораживала клавиатуру, и толкает входную дверь.

– Я живу на третьем, – уточняет он, начиная подниматься по лестнице. – Значит, ты выяснил для меня кое-что интересное?

– Думаю, да.

Поднявшись на свой этаж, Гомес открывает дверь квартиры, заходит первым.

– Не обращай внимания на бардак.

– Не беспокойся… Ты живешь один?

– Нет, – заявляет Александр. – Но моя жена следит за порядком не больше моего!

– Порядок – это инстинкт самосохранения.

– Ты решил устроить мне сеанс психоанализа?

Квентин смеется, вешает свою куртку у входа.

– Я на такое не способен! Я простой медбрат, а не психиатр.

– Тем лучше. Выпьешь что-нибудь?

– Кофе, если у тебя есть. Спасибо.

– Садись, я сейчас вернусь, – предлагает Александр, направляясь в кухню.

Квентин пользуется отсутствием хозяина, чтобы рассмотреть окружающую обстановку. Гостиная, погруженная в полумрак, скудно обставлена. И унылая до смерти.

Такое впечатление, что здесь никто не живет. Или только призрак.

– А твоя жена работает? – спрашивает он, повысив голос.

Рука Александра сжимается на пакете с кофе, он сыплет мимо фильтра.

– Да. У нотариуса, – отвечает он.

– А… Неплохо!

– А твоя? – подхватывает тему коп, возвращаясь в гостиную.

– Должен открыть тебе один секрет, – улыбается Квентин, – я не женат.

Гомес изображает полнейшее удивление. Кстати, он и впрямь удивлен. Тем, с какой непринужденностью Варфоломей выложил ему правду. Он все больше сомневается в его виновности, но остается начеку. Между прочим, изменив привычке, он не избавился от оружия, войдя в квартиру.

– Хлоя сказала мне, что…

– Я знаю. На самом деле я так сказал Кароль, но это неправда. Ты же меня не выдашь, а?

– Меня это не касается, – бросает Александр, пожимая плечами.

– Я знаю, что не проведу всю жизнь рядом с Кароль, а маленькая ложь позволяет держать дистанцию и не дает ей строить планы нашего совместного будущего.

– Все равно как-то гадко! – замечает коп.

– Конечно. Но с девицами так сложно…

Квентин садится на диван, Александр идет за кофе в кухню, потом устраивается в кресле напротив.

– Ладно, расскажи мне о Хлое, – переходит к делу майор.

– Я поговорил с профессором, который руководит нашей лечебницей. Знаешь, он крупный специалист… Я описал ему симптомы, которыми страдает Хлоя, и он подтвердил то, что я думал. С его точки зрения, у нее приступ параноидального бреда.

Александр прикуривает сигарету, предлагает Варфоломею, тот отказывается.

– Он мне еще сказал, что слышал об очень схожем случае от коллеги, женщины, у которой кабинет где-то в городе.

– Правда? – удивляется Гомес.

– Речь шла о молодой женщине, которая считала, что ее преследует мужчина… Она была кассиршей в супермаркете, кажется.

Гомес едва не роняет сигарету, но старается сохранить невозмутимое лицо.

– И что?

– А то, что она в результате покончила с собой, – продолжает медбрат, поднося чашку к губам. – Выбросилась из окна.

Этот мерзавец ничего не боится. Даже идет на провокацию.

Или же он невинен, как новорожденный агнец.

– Не думаю, что у Хлои появится желание свести счеты с жизнью, – возражает Александр.

– Самоубийства случаются без предупреждения.

Александр смотрит медбрату в глаза, пытаясь понять, что за игру тот ведет.

– Я принес тебе кое-какие материалы по этой теме, – добавляет Квентин, вставая. – Читать немного долго, но зато, как мне кажется, ты узнаешь многое о паранойе.

– Гениально! – хмыкает Гомес. – Всегда мечтал порыться в книгах по психиатрии! Может, изложишь мне вкратце?

Квентин поворачивается к входной двери, где оставил свою сумку.

– Уверен, что для тебя это будет очень увлекательно! – говорит он, смеясь.

Гомес выдавливает улыбку и допивает кофе. Повернув голову к окну, он видит отражение мужчины, стоящего у него за спиной. У того что-то в руках, воздетых к потолку.

Он чувствует, как странный озноб пробегает по его позвоночнику. Длится нескончаемая секунда.

Во время которой Гомес ничего не делает.

Во время которой Квентин замахивается.

Потом Александр резко вскакивает, оборачивается и получает удар прямо в висок.

Даже не вскрикнув, он отлетает назад и падает перед диваном.

Удар страшный, у него ощущение, что череп раскололся пополам.

Он пытается достать оружие, но его руку придавливает чужая нога, приковывая ее к полу.

Он тихо хрипит, чувствуя, как сознание покидает его.