Жнец Лисина Александра

Мелочь сидела неподалеку — затаилась на потолочной балке и даже невидимость снимать не стала, хотя магов в кабаке не было. Но над тем, почему она не вмешалась, когда Тори оглушили, я задуматься не успел — один из верзил занес над пареньком нож, поэтому пришлось срочно выходить из тени. Проще говоря, вынырнуть из Тьмы перед носом у отшатнувшегося мужика и, пнув его по лицу, ровным голосом сообщить:

— Столичное Управление сыска. Всем оставаться на местах.

В кабаке на мгновение повисла безрадостная тишина, в которой было слышно только, как из разбитого носа на пол капают тяжелые алые капли. Мужики, по-моему, даже дышать перестали, вылупившись на меня во все глаза. Пузан за стойкой подавился. Верзила, которому я разбил лицо, сдавленно захрипел, зажав двумя руками свою несчастную носопырку. Но потом медленно поднялся с колен, посмотрел на меня налитыми кровью глазами. После чего промычал что-то нечленораздельное, махнул своим и… вся толпа вдруг в едином порыве ринулась в мою сторону.

Надо сказать, для бандитов это было нетипичное поведение: за нападение на сотрудника УГС им грозила тюрьма, а за убийство — смертная казнь. И они об этом прекрасно знали. Но, видимо, и без того достаточно нагрешили по жизни, если без раздумий схватились за ножи.

Некоторое время после этого мне было не до рассуждений — когда на тебя бросается толпа аж из двадцати шести рыл, становится как то не до жиру. Если бы я был светлым, меня бы там и похоронили, не позволив сотворить ни одного заклинания. Но Тьма дарила своим избранникам немало преимуществ, поэтому, когда на меня с ревом полетела вооруженная толпа, я просто ушел обратно на темную сторону. Через мгновение вынырнул со всем в другом месте, с чувством приложив по темечку удачно подвернувшего громилу. Не дожидаясь, когда он упадет, а его соседи повернутся, снова ушел во Тьму. Через мгновение опять вернулся, по пути сломав кому-то челюсть и заодно сразу обе руки. И так еще двадцать четыре раза, пока наконец на полу не оказались все без исключения посетители, кроме трясущегося за стойкой хозяина, у которого единственного хватило ума не наставлять на меня нож.

Нет, я бы мог, конечно, быть вежливым и пырнуть их по-благородному шпагой. Но во-первых, вежливым я был далеко не со всеми, а шпагу уже лет десять как в руках не держал. Во-вторых, за убийство местных жителей, да еще и на чужой территории, ГУСС меня достал бы потом с объяснительными. Наконец, в третьих, передо мной находились не просто соучастники, но и свидетели. А бездумно расходовать столь ценный материал я посчитал нерациональным.

Разбив об столешницу последнюю башку и сломав для верности чудаку еще и ногу, я придирчиво оглядел поле боя и удовлетворенно кивнул.

Ни одного убитого. Ни одного дееспособного. Отлично.

— Н-не трогайте меня, г-господин маг, — проблеял толстяк и трагично заломил руки, когда я повернулся к стойке. — Я н-не виноват… меня з-заставили… жену и д-деток убить и расчленить угрожали!

Да? А не слишком ли ты хорошо одет для простого подметалы? А еще у тебя на пальце есть перстенек с секретом. Не знаю, правда, что там за магия, но очень скоро выясню. Только сперва разберусь с более важными делами.

— Г-господин маг… — снова затрясся толстяк, когда я шагнул в его сторону. — Не убивайте меня! П-пожалуй ста! У меня же жена! И д-детки! Малые!

Где-то это я уже слышал…

— Заткнись и сиди тихо, — велел я трясущемуся как в лихорадке жирдяю, после чего склонился над Тори, по достоинству оценил рваную рану на его затылке, после чего перевернул парня на спину и бесцеремонно похлопал по щекам. — Ну-ка, просыпайся, герой. Тори-и… давай, открывай глаза. Я же вижу, что ты живой.

Мальчишка со стоном приоткрыл одно веко.

— Мастер Рэйш?

— Вставай, — повторил я, помогая парню подняться. А когда усадил его на чудом уцелевший стул, бросил кабатчику: — Неси лед. И тряпки. Надо перевязать.

Толстяк мгновенно засуетился. Сперва убежал в подсобку за льдом, затем самолично завернул его в чистую тряпицу. Даже попытался приложить к разбитой голове пацана, но я рыкнул, и он, тряся толстыми брылями, убрался обратно за стойку. Где трусливо затих и даже дышать опасался, пока я осматривал рану, останавливал кровь и занимался всем тем, чем обычно в таких случаях занимаются целители.

— Спасибо, мастер Рэйш, — поморщился Тори, когда я закончил перевязку и приложил к его многострадальному затылку мешочек со льдом. — Я даже не понял, кто это меня так. Только вошел, представился как положено… и сразу темнота. А потом уже вы рядом стоите и смотрите на меня как на дурака.

— Ты не дурак, — хмыкнул я, убедившись, что парень в порядке. — Просто поторопился. И зря один сюда сунулся. Надо было меня сначала позвать. Или хотя бы патруля дождаться.

— Да какой в этом районе патруль? — вздохнул юный маг, придерживая рукой холодный мешочек. — Это ж окраина. Тут днем с огнем никого из участка не сыскать. Я вот тоже постоял, подождал, никого на улице не увидел… и решил, что возвращаться за вами долго.

— Зато разумно.

— Ваша правда, — с еще одним вздохом согласился Тори. А потом наконец заметил тихонько стоящего в углу кабатчика и скривился. — Это ты, паскуда, меня по башке огрел?!

Под моим взглядом толстяк едва не поседел.

— К-как можно, господин маг?! Я ж предупредить хотел… я ж чуть богу душу не отдал, когда вас увидел… думал, вот оно, избавление мое пришло! А Громых как размахнется, да как вдарит вам промеж ушей! А лапища у него знаете какая тяжелая?! В один удар стол на две половинки ребром ладони разрубает! Чудо, что вас на месте не убило! Не иначе сам Род за вами приглядывает!

— Ты ври да не завирайся, — хмуро сказал я, когда мужик угодливо заулыбался и принялся быстро-быстро кланяться. — Что у тебя тут за шваль образовалась? Чем занимались? Как промышляли?

Кабатчик горестно всплеснул руками.

— Да всем, господин маг! Убийствами, грабежами, похищениями…

— Какими похищениями? — одновременно встрепенулись мы с Тори.

— Да вон, сами посмотрите! В подвале они! Родом кля нусь, что еще живые!

Мы с парнем переглянулись, но он был явно не в состоянии исследовать чужие подвалы. Так что я оставил его караулить жирную гниду и велел Мелочи проследить за обоими. А сам кинул на валяющихся на полу красавцев парализующее заклинание и, успокоившись на их счет, толкнул неприметную дверцу, на которую трясущимся пальцем указал кабатчик.

За ней оказалась старая, но недавно подлатанная и почти не скрипучая лестница. Еще дальше — узкий коридор и вторая дверца, скрытая от посторонних глаз простенькой, но эффективной иллюзией. Если бы не линза, даже я мог бы ее пропустить. Ну а случайно забредшему посетителю и вовсе показалось бы, что стена перед ним цельная.

За дверью я нашел еще одну, только на этот раз не деревянную, а каменную лестницу, которая уводила в глубокий подпол. Причем глубокий настолько, что на стенах тут и там стали появляться островки колючего, абсолютно неестественного для разгара весны инея.

Оказавшись перед третьей по счету, на этот раз — железной дверью, которая была покрыта инеем практически целиком, я почувствовал себя неуютно. Это было неправильно. Ненормально, и я не о глубине подвала говорю. Нет, под столицей наверняка вырыто немало катакомб, в которых нечистые на руку дельцы хранили ворованное добро. Здесь же царил совсем другой холод. И у меня аж под ложечкой засосало при мысли о том, что ЕУСС умудрилось это пропустить.

Дверь открылась от толчка довольно легко, но с ужасающим скрипом. Внутри было еще холоднее, чем в коридоре. Небольшое, вырытое прямо в земле и облицованное камнем помещение было похоже на тюремный каземат, в котором доживали свои последние дни смертники. На полу я заметил несколько круглых, примерно с мой кулак в диаметре, отверстий. Такие же дыры виднелись и в стенах, и даже на потолке, однако на вентиляцию совсем не походили. А посреди помещения стояло три каменных гроба, накрытых тяжелыми крышками, в которых кто-то заботливо просверлил многочисленные отверстия.

Невольно вспомнив про баржу, я машинально поискал наверху светляков, но ничьи души не висели здесь под потолком. Только магические руны пылали на выбитых прямо в камне знаках. Защитные руны. Еасящие магию. И делающие этот каменный мешок абсолютно недосягаемым для магического взора.

Сцепив зубы, я подошел к первому гробу и, с усилием толкнув крышку, с грохотом скинул ее на пол.

Гроб оказался пустым, однако, судя по опаленным стенкам и слежавшемуся на дне пеплу, им не раз пользовались. А если жертва проявляла упрямство или же похитители не получали выкупа, от неугодного пленника избавлялись просто и незатейливо — просто кидали внутрь пару магических огоньков и закрывали крышку, ожидая, пока от человека останется лишь кучка праха.

Очень удобно, не так ли?

Чувствуя, как в душе поднимается злость, я открыл второй гроб и, обнаружив там такую же картину, искренне засомневался, что мои свидетели доживут до приезда сыскарей из ГУССа. Честное слово, я бы удавил их собственными руками и считал бы, что поступил правильно, несмотря на мнение идиотов из Королевского суда.

Третий гроб так просто вскрыть не удалось: снаружи крышку удерживали цепи, которые даже мне не удалось сорвать с нахрапа, а также целая сеть охранных заклинаний, словно внутри не людей удерживали, а каких-нибудь демонов.

Впрочем, для демона эта защита была слишком слаба. Да и не нуждались твари в вентиляционных отверстиях. Но я был слишком раздражен, чтобы всерьез об этом задуматься, поэтому, недолго думая, перешел на темную сторону и, обнаружив, что на проржавевших цепях висят еще и замки, попросту спалил их, призвав темный огонь.

Сдвинуть после этого крышку оказалось совсем несложно, потому что вместе с цепями я уничтожил и охранную сеть. Кто ее создал, мне было без разницы, но, судя по некоторым элементам, плетение было достаточно старым. Хотя и периодически обновлялось. Скорее всего, с помощью обычного артефакта-накопителя.

Но что самое отвратительное, оказалось, что третий гроб не пустовал — внутри я нашел сразу два высушенных от времени тела, обнявшихся, словно возлюбленные. Одно из них, судя по длине волос, когда-то принадлежало женщине. А вот второе явно было детским. Навскидку, это был подросток лет семи или восьми. А если точнее, мальчишка, при виде которого у меня в груди шелохнулось страшное подозрение.

Когда прямо у меня на глазах от тела женщины отделился и с тихим хлопком испарился крохотный огонек, похожий на расправившуюся крылья маленькую птицу, эти подозрения окрепли. И окончательно превратились в уверенность, едва я отвел в сторону закоченевшую, чудовищно худую руку девушки и увидел такое же изможденное, серое, помертвевшее мальчишечье лицо, обрамленное белокурыми волосами.

Это был не кто иной, как Роберт Лернан Искадо — младший племянник герцога Искадо — доверенного лица его величества Ринорка Шестого Справедливого. Тот самый пропавший мальчик-маг, на которого я смотрел со все возрастающим недоверием.

Фол меня забери… что должно было произойти, чтобы всего за несколько дней цветущий пацан превратился в эту ссохшуюся и резко постаревшую мумию?! Он исчез на прошлой неделе! Даже если все это время его не кормили, он все равно не должен был измениться так страшно!

А леди Мелани Крит?! Полагаю, это ее вестника я только что видел. И это значит, что девчонка, которая выглядит сейчас как столетняя старушка, действительно умерла, а в Ордене всего через пару мгновений поднимется тихая паника.

Поняв, что вестника я увидел лишь одного, а не двух, я спохватился и торопливо склонился над мальчишкой. С трудом, но все же услышал слетевший с его губ невесомый вздох, после чего глухо выругался, схватил на руки умирающего пацана и… неожиданно не смог вытащить его из гроба.

Как оказалось, перед смертью леди Крит так крепко обняла юного герцога и так тесно к нему прижалась, что не было никакой возможности оторвать ее от мальчика, не переломав хрупкие, высохшие до состояния яичной скорлупы кости. Пришлось, матерясь как сапожник, вытаскивать из гроба обоих и, держа на руках, словно фарфоровых кукол, опрометью нестись наверх. К теплу. К свету. Туда, куда скоро по тревоге должны были прибыть маги из ГУССа, потому что защиту с мальчишки я только что снял и его метка должна была растревожить все поисковые заклинания в столице.

Проблема заключалась в том, что юный герцог находился на той стадии истощения, когда от смерти его отделяла лишь пара мгновений. А я не был ни светлым, ни даже целителем. И, пока бежал наверх, едва не свихнулся, пытаясь придумать, как сохранить высокородному мальчишке жизнь.

— Мастер Рэйш! — ахнул Тори, когда я выскочил из подсобки и со всей аккуратностью, на которую был способен, уложил на стойку два тела. — Что это?!

— Помоги, — отрывисто бросил я, сбрасывая с себя плащ и накрывая им обоих. — Девушка мертва. Я видел вестник. Но мелкого еще можно вытащить. Подержи — ему нужно тепло. Я сейчас вернусь.

— Хорошо, сделаю, — севшим голосом отозвался Тори. А я одним прыжком ушел на темную сторону и, углядев в ее вечном сумраке первый цветной огонек, со всей доступной скоростью бросился туда.

Я знаю, взлом чужого жилища — это серьезное право нарушение, особенно если оно сочетается с кражей ценного имущества. Но ничем иным помочь юному герцогу я был не в состоянии. Только собрать для него как можно больше богатых магией побрякушек, а затем перекачать из них энергию в надежде, что хотя бы на ней он продержится до приезда грамотного целителя.

Сорвав сразу три подходящих огонька, я вернулся к Тори и одобрительно кивнул, обнаружив, что за время моего отсутствия парень сумел выпутать мальчишку из объятий леди Мелани Крит, укутал его в плащ и прижал к собственной груди, одновременно с этим схватив мальца за исхудавшую руку.

Когда я приложил к груди пацана связку украденных артефактов, веки юного лорда слабо дрогнули, а с обветренных губ слетел слабый стон. В сознании или нет, но умирать маленький маг отчаянно не хотел, поэтому даже без посторонней помощи сделал то, на что я надеялся, — одним махом вытянул из амулетов энергию и снова подозрительно затих.

Когда это случилось, Тори вскинул на меня испуганный взгляд, но я лишь качнул головой и снова ушел на темную сторону.

Нет, пацан еще жив. И он будет жить, пока я смогу обеспечивать его достаточно сильными источниками. Как это скажется на его здоровье в дальнейшем, я, конечно, сказать не возьмусь. Но моя задача — не думать о будущем, а удержать мальчика в этом мире до приезда людей Корна. А они, как я надеялся, уже на всех парах мчались в этот гнилой кабак, чтобы выяснить наконец, что здесь происходит.

— Толстяк сбежал! — крикнул Тори, когда я во второй раз появился в обеденном зале и бросил на стойку еще одну связку артефактов. — Мастер Рэйш! Он удрал, и я не смог его остановить!

Лежащий на его руках мальчик освобожденно вздохнул, артефакты один за другим принялись стремительно гаснуть, и у меня на душе немного полегчало. Но тут я заметил, что кабатчик и впрямь улепетывает во все лопатки, и далеко не сразу сообразил, что я вижу его только левым глазом. Через линзу. При этом вокруг жирной гниды разливается ядовитое желтое свечение, которое слишком уж явственно слепит мои глаза.

— Фолова бездна! — пораженно воскликнул Тори, поднеся к глазам визуализатор. — Он уходит по темной стороне! Простой человек! Мастер Рэйш, как это возможно?!

Я сцедил сквозь зубы еще одно проклятие. После чего рывком ушел во Тьму и, дернув поводок притаившейся рядом куклы, скупо бросил:

— Задержи.

О том, что с использованием магии и резким повышением магического фона я должен был перебудить всю окрестную нежить, я, естественно, знал. Как и о том, что в каморке дежурного мага восточного участка сейчас во все колокола звонит тревожная сирена. Впопыхах я оборвал в домах все защитные нити, грубо потревожил охранные заклинания, оставил после себя массу следов. С одной стороны, это упростит процесс поиска коллегам из городского сыска. С другой — здорово усложнит работу мне, потому что прыткого толстяка следовало найти во что бы то ни стало. И желательно до того, как его сожрет нежить или им заинтересуются люди из ГУССа.

Кинув быстрый взгляд на порозовевшие щеки Роберта Искадо, я подсчитал, насколько хватит добытых мной амулетов. После чего выскочил на улицу и, убедившись, что Тори меня не видит, одним громадным прыжком переместился в точку, где находилась умчавшаяся в погоню Мелочь.

На удивление, толстяк проявил недюжинную прыть и за это время успел добежать аж до соседней улицы, остановившись только на перекрестке, где скалилось мое маленькое чудовище. На безымянном пальце правой руки кабатчика по-прежнему сияло и переливалось слепяще-яркое кольцо. При этом его хозяин выглядел более чем пристойно для человека, случайно оказавшегося на темной стороне. Только потел слишком сильно. И мелкими шажками пятился прочь, не сводя глаз с угрожающе щелкающей куклы.

— Далеко собрался? — вкрадчиво поинтересовался я, еще одним прыжком оказавшись за спиной у этого борова.

Толстяк аж икнул от неожиданности. А затем медленно-медленно обернулся и при виде моей лучезарной улыбки внезапно обмяк. При этом, что странно, ни инея, ни трупных пятен на его лощеной морде не виднелось. И вообще он выглядел редкостным живчиком для существа, которому жить осталось меньше десятой части мерной свечи.

— Г-господин маг… — пролепетал кабатчик, грузно оседая в снег. — Я н-не виноват…

Я вздернул его за шкирку и поставил на разъезжающиеся ноги.

— Откуда у тебя это?! — рыкнул, дернув его за оплывший палец. Но перстень снять так и не сумел — стоило мне его коснуться, как толстяк в голос взвыл, весь побледнел-посинел-позеленел. После чего клещами вцепился в мою руку, а когда я приставил к его горлу лезвие секиры, еще и обмочился. — Говори, тварь! Живо, не то обрежу к демонам собачьим!

— Не надо, господин маг! Не снимайте! Умоляю! Я все расскажу!

— Говори, — процедил я, демонстративно качнув в ладони секиру. Лицо кабатчика после этого исказилось до неузнаваемости, а потом он обвис на моей руке как тряпка, вскинул покрытое потом лицо и быстро-быстро залепетал:

— Он мне в наследство достался… от бати… говорят, если его надеть, никакая нежить тебя не тронет! Не знаю почему… не спрашивал никогда… но батя зря не скажет! Он на этом такие деньжищи сколотил… знаете, сколько во Тьме барахлишка магического припрятано?! А сколько можно взять из домов, пока хозяева спят?! Следов ведь в реальном мире не остается: как пришел, так и ушел — никто не увидел. Потом что взял — продашь, денюжку в копилку положишь. Затем снова продашь и глядишь — приданое дочерям уже наполовину собрал…

— Откуда перстень взялся у твоего отца?!

— Не знаю, господин маг! — истово прошептал мужик. — Всеми светлыми богами поклянусь, он не говорил! Слышал только, что от деда получил! А тот еще от кого-то… но подробностей мне не сообщали! Только про плату сказали: кому и сколько я должен буду за него заплатить!

Я чуть не сплюнул в снег.

— Что тебе, денег было мало? Барыжил недостаточно рьяно?

— Да кто ж меня спрашивал-то? — испуганно пробормотал толстяк. — Если бы я отказался, меня бы сразу и похоронили. В гробу. Как остальных. А я что, не человек, что ли? Может, я и торговал краденым… может, у меня в трактире и столовались все окрестные бандиты… но я ведь тоже жить хочу, господин маг! А чтобы жить, приходится выбирать: или ты, или тебя!

— И чем же ты расплачивался за свободный проход на темную сторону? — процедил я.

— Д-душами, — сглотнул толстяк, а у меня потемнело лицо. — По двое в месяц, не меньше. Раз в год хотя бы одного мага, но обязательно надо было добыть. И всех в клетку… под замок. И ни в коем случае не заходить туда до следующей партии. Когда от старых ничего не оставалось, тела я сжигал, а потом закладывал новые…

Фол! Двое за месяц! Как минимум раз в год маг! Это сколько же народу в том подвале перемерло?!

— Как ты узнавал, что в клетку можно войти?

— На стенах иней пропадал, господин маг. И в коридоре становилось не так холодно.

— Отец твой тоже расплачивался за привилегии оставаться живым на темной стороне?! — рыкнул я, едва сдерживаясь, чтобы не удавить этого хряка.

— Д-да, — всхлипнул кабатчик. — И не только он.

— Что значит, не только?!

— То и значит, г-господин маг. В каждом, почитай, районе у меня собрат по несчастью есть. У каждого такой же перстень — издалека узнать можно. Кому жребий выпадет, тот в ближайшие годы и платит за всех дань. Остальные в это время отдыхают, делают свои обычные дела, заодно присматривают на всякий случай, кого можно без лишнего шума принести в жертву. Потом меняемся. Зато у нас, почитай, вся местная братва собирается. Наводки спрашивают, процент регулярно отстегивают… и я давал что просили. Да, давал! — снова всхлипнул толстяк, когда я ухватил его за глотку и чуток придушил. — А как не дашь — жить-то надо?! Кто отказывался тянуть жребий, первым в гроб попадал! А у меня семья! Дети малые…

— Заткнись, — выдохнул я, шалея от того, что узнал. — Заткнись и не смей мне говорить про семью! Кому ты продавал души, сука?! Кто платил тебе за чужие души?!

— Н-не знаю! — пискнул кабатчик, когда мои пальцы сжались вокруг его горла сильнее. — Не видел их никогда! Только трупы потом сжигал!

— И на их место живых подкладывал?! — скрипнул зубами я. — Девчонку из «Щипаного гуся» твои люди похитили?!

— Да, — плаксиво сознался кабатчик. — У меня информаторы на всех постоялых дворах, вот на той неделе один и сообщил, что есть подходящая магичка на примете. Мол, приезжая, молодая, города совсем не знает… я к ней человечка-то подослал. Он амулет ей в карман подбросил. Ну, она следующей ночью сама ко мне и пришла.

— Что за амулет?!

— Под стойкой у меня лежит, — съежился жирдяй. — Маленький такой, на монетку похож. У кого в кармане хотя бы день пролежит, тот к ночи разум потеряет. Себя забудет, на темную сторону уйдет… сам. Как крыса — на зов волшебной дудочки. Где ту монетку для него заговорят, туда и придет. Жаль только, монетка лишь один раз срабатывает. Потом приходится новую доставать.

Я недобро прищурился:

— И много у тебя таких монеток?

— С каждого трупа сыплются, — шепотом сознался толстяк. — Иногда по две бывает, и тогда я в следующий раз двоих стараюсь в один гроб подложить. Если монетка медная, значитца, можно обычную жертву принести. Если серебряная, то надо всенепременно мага искать.

— С юным герцогом Искадо ты поэтому связался? Тебе две серебряных в последний раз выпало?

— Д-да, господин маг, — истово закивал он. — Первый раз за тридцать два года. Только-только жребий вытянул, и сразу на тебе подлянку. Сперва я решил: все — конец мне пришел. Самому придется в гроб укладываться, ибо где я им столько магов за раз и без шума добуду?! Но пару недель назад один из информаторов донес, что подбросил монетку какому-то одаренному сопляку на рынке…

Кабатчик тяжело вздохнул и понурился.

— Необученный он еще. Совсем дурной. Вот и прицепился к первому встречному, не посмотрев, кто и во что одет. Даже лица не запомнил, идиотина, зато гордился собой… пока Громых его не удавил. Я ждал-ждал, когда мальчишка ко мне пожалует, а он все не шел и не шел. Я и не знал поначалу, кто это. Подумал, что сопляк мою монетку-то нашел да и выкинул. И успокоился, старый болван. А когда время для жертвы подошло, а мы так второго и не нашли… когда в самый последний миг этот сорванец в пижаме все-таки появился… просто камзолы он не носил одни и те же! Тот, куда монетка попала, почти две недели в шкафу провисел! И вот недавно его снова надели, а монетка-то и сработала. Представляете?! И что я должен был после этого делать? Обратно его отправить, беспамятного, чтобы весь ГУСС потом на дыбы взвился? Или удавить пацана, когда у меня уже сроки горели?!

Я с трудом заставил себя отвести лезвие от жирной шеи.

— И как часто вы бросаете жребий?

— Каждые двенадцать лет, господин маг. Таковы правила.

— Когда его вытянул ты?

— Почти два года тому, — вздрогнул он и тяжело плюхнулся на землю, когда мои пальцы без предупреждения отпустили его ворот, а подгибающиеся коленки отказались держать грузное тело. — Поэтому и мучаюсь теперь с вами…

— Два года, — медленно повторил я, со смешанным чувством глядя на барахтающегося в снегу человека. — Двадцать четыре души, смерть которых лежит на твоей совести. А до этого сколько их было? Сколько циклов ты успел захватить?

— Один, — непонимающе замер толстяк. — Но в тот раз все прошло хорошо, господин маг. Время кормежки всегда одинаковое — около полуночи. И если правильно подгадать с посетителями, то никто не заподозрит неладного, если один или два из них не вернутся к столу.

Я на мгновение прикрыл тяжелые веки, а потом тихо спросил:

— А знаешь, кому ты все это время прислуживал, тварь? Догадываешься, кому продавал соседских детей и стариков?

— Да какая разница? — пробормотал этот урод, отведя глаза. — Своя шкура небось ближе к телу. А я тех людей, почитай, живыми-то и не видел.

— Ты заключил сделку с нежитью, — сухо известил его я. — И годами кормил ее людскими душами в надежде, что тебе оставят твою. Ты знаешь, кто такие вампиры? Неужто не догадывался, каким образом они питаются, раз убирал за ними трупы?!

На губах толстяка появилась просительная улыбка.

— Пощади! — прошептал он, жалобно косясь на кончик секиры. — Клянусь жизнью, я все потом отмолю! Все грехи! Все ошибки! И за тебя тоже замолвлю словечко! Каждый день поминать в молитвах стану! Только опусти, Родом тебя прошу! Не бери лишний грех на душу!

Неожиданно в моей голове прозвенел тревожный звоночек — это подходило к концу время, которое я отвел для истощенного мальца и добытых мной амулетов. Через несколько ударов сердца эти запасы закончатся, и тогда юный герцог умрет.

— Опусти… — едва слышно повторил кабатчик, когда я сжал челюсти. — Богом молю — не губи отца трех дочерей и их единственного кормильца!

Секира в моей руке задумчиво дрогнула, а затем ткнулась острым кончиком в землю.

— Проваливай.

— Род тебя не забудет, благодетель! — просиял кабатчик. Жирные щеки расплылись в льстивой улыбке, в глазах загорелась надежда. — Спасибо, святой человек! Век твоей доброты не забуду! Жизнью клянусь!

После чего проворно вскочил, поклонился едва ли не до земли. Приглушенно охнул, схватившись за поясницу. Но все же отвернулся и торопливо похромал прочь, даже не заметив, как за окном ближайшего дома мелькнула и пропала гибкая тень.

Когда он удалился шагов на тридцать, смирно сидящая в сугробе кукла вопросительно пискнула. Но в погоню не ринулась. Только проводила быстро удаляющегося человека недоверчивым взглядом и передала через поводок что-то вроде: «Хозяин, как же так?!»

Я молча отвернулся и направился в обратную сторону, мысленно отсчитывая последние оставшиеся юному герцогу мгновения. И удовлетворенно кивнул, когда позади раздались короткий вскрик, торжествующий рык сразу на несколько голосов и звуки раздираемой плоти.

Я же говорил — времени у герцога осталось немного, поэтому тратить его на такую мразь я не стал. Да и метка убийцы в ауре мне не нужна. На такого, как я, привлеченная большим количеством артефактов нежить напасть не осмелится — для тварей я сейчас сродни моргулу. Или умруну, от которого следует держаться подальше. А вот разгуливающий во Тьме человек — легкая добыча. Особенно после того, как я изменил свойства кольца одним несложным заклинанием.

— Забери у него перстень, — не оборачиваясь, бросил я, услышав сзади довольный щелчок. — И будь осторожна — скоро сюда пожалуют маги. Тебя не должны опознать по следам.

Кукла, судя по звуку, прямой тропой прыгнула в гущу пирующих гулей. Оттуда раздался испуганный писк, звучный хруст, словно Мелочь, не мудрствуя, просто откусила мертвецу палец. Затем звуки пиршества возобновились. А вскоре неподалеку снова простучали костяшки и послышалось тихое урчание.

Когда же я вынырнул в реальный мир, оказалось, что у нас появилась новая проблема — неподалеку от того места, где появился я, неожиданно обнаружилась лишняя кучка снега. Так, словно незадолго до моего возвращения кто-то еще успел сходить на темную сторону и незримой тенью поприсутствовать при нашем разговоре с толстяком.

Кто это был — догадаться несложно: возле сугроба, зябко кутаясь в промерзшую насквозь куртку, стоял бледный как покойник Тори. А рядом валялся разбитый визуализатор, при виде которого я остановился и всерьез призадумался, как же теперь быть.