Дорога из Освенцима Моррис Хезер
Когда Силка возвращается в родильное отделение, ее встречает Петр:
– Здравствуй! Где ты была?
– По соседству – в детском бараке. Я ходила туда с Анной Анатольевной и ее ребенком.
Силка больше ничего не объясняет, она хочет освободиться от недавно увиденных картин, заняться уборкой.
– И что ты думаешь о детском бараке?
– Вы когда-нибудь там бываете? – выпаливает она.
– Нет, моя работа здесь, я принимаю роды. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что некоторые из этих младенцев, которых вы приняли целыми и невредимыми, лежат на полу больные и умирают.
– И ты знаешь, что они умирают?
– Я сама это видела. Персонал там – не знаю, как вы их называете, но они не медсестры – не уделяет детям должного внимания. Они сказали мне, что выживают только сильные, но дети могут быть просто больными. Они выжили бы, если бы получали уход и лечение.
– Хорошо-хорошо, Силка, успокойся. Поговорим об этом в другой раз.
– Когда?
– Когда будем не так заняты.
– Завтра?
– Когда будем не так заняты, – повторяет Петр. – А теперь пора приниматься за работу.
Проходит несколько недель. Начинает таять снег, дни становятся длиннее. Петр как будто избегает Силку. Она борется с собой. Она усвоила урок о невмешательстве в медицинские дела, поэтому не упоминает о соседнем здании с заброшенными детьми. Но все это мучает ее. Сознание того, что можно что-то сделать. Однажды ей пришлось примириться с похожими обстоятельствами. Как примириться сейчас?
Как-то она работает вместе с Татьяной, и роженица только одна. Входит Петр и осматривает женщину. Он наблюдает, как Силка прибирается у регистрационной стойки, аккуратно складывает карточки пациенток, просматривает записи. Это можно делать только при отсутствии текущей работы. Пододвинув стул, врач говорит Силке:
– Давай побеседуем о младенцах из детского барака, согласна?
– Я… Мне не следовало ничего говорить, это не мое дело. – Силка стискивает зубы.
– Верно. – На его лице с кустистыми бровями и пышными усами написано какое-то загадочное выражение. – Знаешь, я разговаривал о тебе с Еленой Георгиевной. Она все время про тебя спрашивает.
– Правда? Как там она?
У Силки щемит в груди. Она не признается себе в том, что скучает по кому-то и чему-то, пока само тело не напомнит об этом.
– Хорошо. Очень занята. Я передал ей твои слова о грудничках.
– Что она сказала?
– Она рассмеялась и сказала, что это похоже на Силку – пытаться все исправить.
– Просто, ну… вы отлично заботитесь о матерях, стараясь, чтобы у них были здоровые дети, потом их отправляют туда, где до них никому нет дела.
– Уверен, о детях заботятся матери.
– Да, конечно, но они весь день работают и возвращаются только вечером. Разве они могут позвать врача к ребенку?
– Это очень хороший вопрос. Что ж, государство тоже о них заботится или должно заботиться. Эти дети – наши будущие работники.
Силка думает, что в лагере на этот счет есть много противоречий. К примеру, когда у работника снижается производительность труда, он получает меньше еды, или в случае наказания. Всегда найдется еще больше людей, которых арестуют, и они заменят умерших.
– А что, если мы, воспользовавшись сегодняшним затишьем, пойдем с тобой в детский барак и я взгляну на любого ребенка, который, по твоему мнению, нуждается во врачебном осмотре, – предлагает Петр.
– Пойду возьму ватник.
Петр со смехом берет свое пальто и выходит наружу вслед за Силкой.
Улыбка исчезает с лица Петра в тот же миг, как он входит в детский барак. Три медсестры сидят вместе, прихлебывая горячий чай. Груднички и дети постарше лежат на полу, некоторые ползают кругами, как в летаргическом сне. Врач смотрит, не веря своим глазам.
– Ты вернулась, – не сразу разобравшись, что Силка не одна, подает голос Ирина Игоревна.
Женщина ставит свою кружку и спешит к Силке и Петру.
– Это Петр Давидович, врач родильного отделения, – говорит Силка. – Он пришел посмотреть на детей, выяснить, нуждается ли кто-нибудь в медицинской помощи.
Вытирая о платье грязные руки, женщина протягивает одну врачу:
– Ирина Игоревна. я здесь старшая.
Петр не берет ее руку.
– Рад, что вы назвали себя. Хочу взглянуть на некоторых младенцев. Покажите мне график их режима кормления.
– Ну, у нас нет графика. Просто мы кормим их, когда можем, и тем, что у нас есть. Еды всегда не хватает, и мы кормим самых сильных. Они шумят больше всех, – хихикает она.
Петр подходит к ближайшему ребенку, лежащему без движения на одеяле. Он одет в просторный тонкий комбинезон, глаза запали. Ребенок не реагирует, когда врач берет его на руки. Петр подносит ребенка к столу, вокруг которого сидели три женщины, отодвигает их кружки в сторону, осторожно кладет ребенка на стол и начинает осматривать его. Силка стоит рядом.
– Какой возраст этого младенца? – (Женщины обмениваются взглядами, не желая говорить.) – Ирина Игоревна, я спрашиваю: сколько ему месяцев?
– Не знаю, мы просто присматриваем за ними днем, когда их матери работают. Их слишком много, чтобы знать всех, а нас только трое, – говорит она, махнув рукой в сторону других.
– Этот ребенок голодает. Когда вы кормили его в последний раз?
– Мы собирались дать ему что-нибудь пару часов назад, но вряд ли он стал бы есть, – отвечает Ирина.
– Силка, положи его в кроватку.
Силка берет малыша и осторожно кладет его в кроватку. Петр подходит к следующему ребенку и тоже осматривает его. Он больше не задает вопросов нянечкам. Силке передают и этого ребенка.
После быстрого осмотра всех больных детей семь из них уложены рядком в две кроватки.
– Вы двое, – говорит Петр двум нянечкам, – оденьтесь, заверните каждая по два ребенка и пойдемте со мной. Силка, можешь взять еще двоих, пожалуйста?
Он берет оставшегося ребенка, засовывает себе под пальто и выходит из барака вместе с Силкой и двумя нянечками.
Вернувшись в родильное отделение, врач устраивает троих детей на одной койке, четырех на другой. Взмахом руки он отпускает нянечек, которые поспешно ретируются.
К койкам подходят Татьяна и Светлана и рассматривают детей.
– О господи, что с ними стряслось?! – причитает Светлана.
– Кто-нибудь знает, где бы нам достать молока? – спрашивает Петр.
– Я выясню это. Присмотрите за ними, а я скоро вернусь, – говорит Татьяна и, хватая свое пальто, выходит на двор.
– Светлана, попробуй найти врача Елену Георгиевну и попроси ее прийти сюда.
– А мне что делать? – спрашивает Силка.
– Ну, я бы сказал, ты сделала уже достаточно, – с усмешкой произносит он. – Возьми карточки и запиши то, что я тебе скажу, о каждом из этих бедняжек. Мы не знаем их имен, так что будешь называть их: ребенок первый, ребенок второй и так далее.
Когда Силка с картами и ручкой проходит мимо единственной роженицы в отделении, женщина негромко окликает ее:
– Что там происходит?
– Все хорошо, просто там больные дети. Не волнуйтесь, мы собираемся позаботиться о них.
Петр заворачивает первого осмотренного ребенка.
– Ребенок номер один, – говорит он. – Мальчик. Сильное истощение, повышенная температура, инфицированные укусы клопов, возможно, глухота. Возраст: от четырех до шести месяцев, трудно сказать.
Силка быстро записывает комментарии под строкой «Ребенок № 1». Толстым карандашом она осторожно наносит на лоб младенца цифру 1, отгоняя от себя воспоминания о собственной постоянной метке.
Они слышат, как открывается дверь, и звучит голос:
– Ох, Силка, что ты еще натворила?
Светлана вернулась с Еленой. Почти сразу вслед за ними вбегает Татьяна, неся коробку с детскими бутылочками, наполовину наполненными молоком кормящих матерей.
Петр посвящает Елену в свои проблемы. Она немедленно берет на руки ребенка и раздевает его для осмотра.
– Пусть это будет номер три. Силка, у меня сейчас номер два, – сообщает Петр.
Татьяна со Светланой занялись нагреванием бутылочек, погрузив их в тазик с горячей водой. Елена предупреждает их, чтобы не давали грудничкам сразу много молока. Чтобы дети выздоровели, их надо кормить понемногу и часто. Новоиспеченная мать, чей ребенок крепко спит, предлагает свою помощь в кормлении, и у нее на руках оказывается чужой ребенок.
Когда заканчивается рабочий день, в отделении появляются семь обеспокоенных матерей, которые ищут своих детей. С ними разговаривают Петр и Елена, уверяя матерей, что не винят их в том, что их дети оказались в таком состоянии. Им велят остаться на ночь в отделении, еду им принесут, и их научат, как кормить детей каждый час – небольшими порциями.
Появляются медсестры на ночную смену. Татьяна отсылает их прочь, говоря, что останется на ночь. Силка просит разрешения тоже остаться.
В течение следующих нескольких недель руководство детским бараком претерпевает изменения. Прежний штат заменяют сиделками, выбранными Петром и Татьяной. Введена система записи состояния каждого ребенка. Петр вменяет Силке в обязанность посещение барака раз в неделю для выяснения того, нуждается ли кто-нибудь из детей в медицинской помощи. Вопреки уверенности Петра в том, что эти дети важны для системы как будущие работники, Силка думает, что расходы на них могут считаться излишними. Она подозревает, что все они, медики, из-за этого рискуют понести наказание, но знает, что будет бороться за жизнь этих младенцев.
Однажды поздно вечером, когда они лежат в постели и солнце еще стоит высоко в небе, Силка спрашивает у Йоси:
– Думаешь, это мое призвание?
– Что ты имеешь в виду? – переспрашивает Йося.
Силке трудно высказать свои потаенные мысли. Она тревожится, как бы еще что-нибудь не открылось, не выплеснулось из нее. Йося выжидающе смотрит на нее.
– Может быть, мне и не суждено самой стать матерью, но я смогу помогать тем, кому суждено?
Йося разражается слезами:
– О-о, Силка, кажется, я беременна.
Глава 14
Разбуженная храпом, Силка встает, стягивает с Йоси одеяло и осторожно ощупывает ее вспухшее тело, укрытое грудами одежды. Потом снова натягивает одеяло под подбородок подруги.
– Когда ты заподозрила? – спрашивает Силка.
– Не знаю, может, месяц назад. Немудрено потерять счет времени в этом Богом забытом месте.
– Йося, я почувствовала толчки ребенка. У тебя уже большой срок. Почему ты не сказала раньше?
Тело Йоси сотрясается от рыданий, она вцепилась зубами в одеяло.
– Я боюсь, Силка, боюсь. Не кричи на меня.
– Ш-ш-ш, потише. Это не я кричу.
– Что со мной будет? – Силка замечает, что Йося бросает взгляд на топчан, на котором раньше спала Наталья. – Ты должна мне помочь, Силка.
– Ты родишь ребенка, и я помогу тебе. Завтра надо будет сказать Антонине. Наверняка тебе рискованно работать среди больных людей.
– А другие женщины?
– Они поймут. Не волнуйся, мы все поможем тебе. – Силка старается придать своему взгляду теплоту и оптимизм. – Ты станешь мамочкой!
– А как же Вадим? Ему надо говорить? По-твоему, что он скажет?
– Странно, что он не догадался, – говорит Силка. – Наверняка он почувствовал, что ты растолстела в талии.
– Он просто сказал мне, что я поправилась. Такой глупый парень! Ему бы и в голову не пришло.
– Угу, ты, пожалуй, права, но надо ему сказать. В следующий раз, как он придет.
– Что, если он…
– Просто скажи ему. Будем волноваться из-за его реакции, когда увидим ее. Ты ведь понимаешь, они не собираются отпустить вас обоих, чтобы вы жили где-то как счастливая семья, так ведь?
– Могли бы.
– Не отпустят.
На следующее утро после переклички Силка подходит с Йосей к Антонине:
– У нее будет ребенок.
– Неужели? Интересно, как это случилось? – с отвращением говорит Антонина.
Силка предпочитает проигнорировать это замечание. Йося стоит с опущенной головой. Пристыженная, униженная.
– Я думаю, месяцев пять, – сообщает Силка бригадирше.
– Я сама посмотрю. Расстегни ватник.
Йося распахивает ватник, дрожа от ветра и страха публичного унижения. Грубые руки сильно надавливают на явный живот беременной. Ощупывают бока, пройдясь сверху донизу.
Йося вскрикивает от боли:
– Перестаньте, мне больно!
– Просто проверяю, что ты не натолкала туда тряпок. Была бы не первой.
Силка отводит руку бригадирши в сторону:
– Хватит! Довольны?
– А ты отправляйся на работу. Что касается этой потаскушки, то она тоже пусть идет. Не вижу причины не заниматься ее непыльной работой. Придется сказать об этом Клавдии Арсеньевне. Она будет недовольна.
Силка и Йося спешат к санчасти.
– Я не возражаю против работы. Мне это не трудно и отвлекает днем, но по вечерам…
В тот вечер Йося оказывается в центре внимания всех женщин в бараке. Они щупают ее живот, чтобы почувствовать ребенка. Некоторые счастливицы получают толчок за свои усилия.
– Ты носишь ребенка, прямо как я своих мальчишек, – улыбаясь сквозь слезы, говорит Ольга.
Кто-то вспоминает Наталью, единственную беременную из их барака, и ее трагический конец.
Ольга замечает, как влияют на Йосю разговоры про Наталью, и быстро меняет тему. Она предлагает всем принять участие в шитье одежды для ребенка Йоси. Ее немедленно назначают модельером. Женщины прикидывают, какие простыни можно использовать для этого. Вышивальщицы радуются возможности создать что-то значимое для новой жизни.
Ханна сидит в задних рядах, с неприязнью наблюдая за всей этой суетой.
– Зачем вы тратите столько энергии, – говорит она, – чтобы только обманывать себя?
– Ханна, – резко обрывает ее Ольга, – найти слабую надежду во тьме не значит обманывать себя.
Ханна качает головой:
– Как и красивую шубку, да, Силка?
Женщины смотрят на Силку. Лицо ее горит, в горле комок. Она не знает, что ответить – объяснять или возражать. Силка нервно откашливается.
– Ханна права, – говорит Йося, кладя на постель лоскут простыни. – Глупо забывать, где мы находимся.
– Я так не считаю, – возражает Ольга, решительно выдергивая из ткани нитку. – По-моему, это помогает выжить.
Проходит чуть больше недели, и появляется Вадим. Он принимается щупать и лапать Йосю, но она останавливает его:
– Мне надо тебе кое-что сказать.
– Не хочу сейчас с тобой разговаривать.
– У меня будет от тебя ребенок! – выпаливает она.
Чтобы услышать этот разговор, Силка отворачивается от Бориса.
– В чем дело? – спрашивает Борис.
– Ничего, ш-ш-ш.
– Что ты сказала?! – рычит Вадим.
– У меня будет ребенок, твой ребенок.
– Я думал, ты просто поправилась.
– Нет.
– Не хочу никакого долбаного ребенка. О чем ты думаешь, черт подери! Родить ребенка?
– Это ты со мной сделал. Я ничего такого не просила.
– Откуда мне знать, что он мой?
Йося с воплями отталкивает его:
– Потому что ты сделал меня своей собственностью, помнишь? Никому другому не разрешается дотрагиваться до меня, не помнишь? Убирайся отсюда, уходи, уходи!
Крики Йоси переходят в плач.
Вадим неуклюже слезает с топчана и прыгает вокруг в поисках разбросанной одежды. Ссора выводит из равновесия всех находящихся в бараке мужчин, которые поспешно одеваются и потихоньку уходят.
– Я никогда так не говорил бы с тобой, – замечает Борис, отводя прядь волос Силки с ее глаз. – На самом деле я был бы счастлив, если бы ты родила мне ребенка.
Этого не произойдет, Борис, думает она, но говорит только, что ему пора уходить. В другом месте у нее надолго прекратились месячные, как у многих женщин оттуда, и теперь приходят нерегулярно. Плохое питание, стресс – она не знает, в чем дело. Возможно, этого уже не исправить.
– Хорошо, я уйду, но буду думать о тебе.
В темноте женщины пробираются к топчану Йоси, подбадривая ее и обнимая. С несколько извращенным чувством юмора, появившимся у них за последние несколько лет, женщины рассказывают, чего не хватает приходящим к ним мужчинам и могут ли они зачать ребенка. Йося посреди рыданий неожиданно для себя начинает смеяться. Силка чувствует, как в ней просыпается любовь к этим женщинам с впалыми щеками и щербатыми ртами – чувство, появляющееся лишь в краткие моменты. То, что она испытывала к сестре. К Гите. Она скрывает это чувство в глубине души, где ничто не сможет навредить ему.
В течение следующих нескольких недель настроение Йоси непредсказуемо меняется. По утрам она просыпается, идет вместе со всеми на завтрак и перекличку, с радостью отправляется на работу, где врачи и медсестры будут справляться о ее самочувствии. В конце дня она от усталости еле говорит, ложится в постель и часто не идет на ужин. Поначалу она была в восторге от крошечных распашонок, сшитых для нее женщинами, а теперь едва смотрит на них.
Силка и Лена деликатно выспрашивают Йосю, думая, что перепады ее настроения вызваны приближающимися родами. Но на самом деле Йосю волнует Вадим. Как она в будущем скажет ребенку об отце? Женщины как могут утешают Йосю, обещают всегда быть рядом с ней, хотя прекрасно понимают, что это обещание трудно будет выполнить. Всего лишь слова поддержки, которые помогут ей справиться с трудностями.
За месяц с небольшим до ожидаемых родов Йоси Силка в испуге просыпается среди ночи от звука хлопающей на ветру двери барака. Она бросает взгляд на постель Йоси. Та пуста. Много ночей подряд Силка смотрела на спящую подругу, на ее тревожное даже во сне лицо, на растущий живот, выпирающий под одеялом.
Испугавшись, Силка хлопает ладонью по топчану, чтобы удостовериться в отсутствии Йоси, и руками нащупывает что-то мягкое, похожее на одежду. На улице значительно ниже нуля. Силка садится, хватает ватник и еще кое-что из одежды.
Силка находит свои сапоги и бесшумно идет мимо ряда топчанов к постели Лены, будит ее и велит быстро одеться. Хорошенько закутав лица и руки, женщины выходят из барака.
На дворе жгучий холод. Идет легкий снег. Несмотря на теплую одежду, ледяной ветер пронизывает до костей. Ближайший прожектор отбрасывает на снег их движущиеся призрачные тени. Женщины замечают на снегу отпечатки босых ног, идущие от барака. Они идут по следу, скрипя подошвами сапог.
Йосю находят за столовой. Раздетая, без сознания, она свернулась калачиком у лагерной ограды. У Силки перехватывает дыхание – нет! И потом над ней снова смыкается пустота.
– Что нам с ней делать? Наверное, она умерла, – шепчет Лена.
Силка наклоняется и укутывает Йосю в ватник, который принесла с собой.
– Нам надо отнести ее в барак и согреть ее. Ах, Йося, что ты наделала! – плачет Силка.
Она приподнимает девушку за плечи, Лена берет за ноги. Вместе они, спотыкаясь, тащат Йосю в барак.
Им не удается без шума открыть и закрыть дверь, и вскоре все женщины просыпаются, желая знать, что происходит. Лена рассказывает о происшествии и призывает их на помощь. Силка на время теряет дар речи. Женщины окружают Йосю, помогая кто чем может. Две женщины растирают ступни девушки, две другие – ее руки. Силка прижимается ухом к животу Йоси, попросив всех не шуметь, и прислушивается.
Ту-дум, раздается четко и громко.
– Она еще жива, и ребенок жив, – говорит Силка.
Лена качает головой:
– Еще несколько минут там, на снегу… Силка, как здорово, что ты заметила ее отсутствие!
– Ну же, давайте скорее ее согреем, – просит Силка.
Она берет кружку горячей воды, приоткрывает рот Йоси и вливает немного. Девушку укутывают одеялами. Она начинает стонать. Лена легонько хлопает ее по лицу.
– Однажды я видела, как человека без сознания хлопали по лицу, – объясняет она.
В темноте им не видно, открыла ли Йося глаза. Силка чувствует, что подруга приходит в себя, и тихо заговаривает с ней. Прикоснувшись к лицу Йоси, она чувствует слезы.
– Все хорошо, Йося, ты с нами. – Силке не так-то просто говорить ровным голосом.
В ней еще кипит гнев, она чувствует себя такой беспомощной, и у нее немного кружится голова. Она видела слишком много нагих тел, лежащих на снегу. У тех несчастных не было выбора. Но у Йоси он есть. Может быть, Силка не помогла подруге понять это.
– Йося, у тебя все будет хорошо. Мы не допустим, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Хор ободряющих голосов заставляет Йосю заплакать еще сильнее.
– Простите меня, – задыхаясь от слез, лепечет она. – Простите. Я не могу это сделать.
– Нет, можешь, – с нажимом произносит Силка. – Можешь. И должна.
– Ты можешь, Йося, – произносит Лена, и другие женщины повторяют эти слова, протягивая к ней руки.
– Теперь у нее все будет нормально, – говорит Силка. – Заберите свои одеяла и поспите немного. Я останусь с ней на ночь.
Она ляжет рядом с подругой, несмотря на головокружение; она позаботится о ней. Она обнимет Йосю. Она заставит ее понять, что это не конец.
– Спасибо вам всем, – благодарит Силка. – Нам надо держаться вместе. Мы – это все, что у нас есть.
Многие женщины, прежде чем вернуться в свои постели и, если удастся, хотя бы немного поспать, по очереди обнимают Йосю и Силку. Внешне Силка не отвечает на проявления их любви, но в глубине души чувствует благодарность.
Силка пододвигает Йосю и ложится к ней на топчан. Обняв рукой большой живот Йоси и прижавшись к ней, Силка что-то тихо бормочет. Вскоре Йося засыпает. Но к Силке сон так и не приходит, и она не спит, когда в темноте раздаются лязгающие звуки, объявляющие побудку.
После переклички Силка рассказывает Антонине, что у Йоси начались боли и что, по мнению Силки, ее нужно отправить в родильное отделение в ожидании родов. Антонина всем своим видом показывает, что ей до смерти надоели просьбы Силки, но ничего не говорит, и Силка делает вывод, что ей разрешено взять с собой подругу. Чтобы избежать нежелательных последствий, придется принести вечером бригадирше чая или хлеба.
Петр осматривает Йосю:
– С ребенком все хорошо. У него четкий сердечный ритм, но он еще не готов родиться.
Йося, которая не произнесла за утро ни слова и пришла в родильное отделение с Силкой, держащей ее под руку, говорит врачу, что хочет лишь, чтобы ребенок родился. Петр чувствует, что девушка что-то недоговаривает, и велит ей ложиться на койку и отдыхать.
Силка благодарна врачам. У Йоси нет признаков обморожения, потому что ее быстро нашли, но она дрожала всю ночь и теперь нуждается в отдыхе и тепле. Петр отводит Силку в сторону, спрашивая о том, что происходит с Йосей. Силка смотрит в доброе лицо врача и думает, что может рискнуть и рассказать ему о случившемся прошедшей ночью, подчеркивая, что Йося не сачок, что ей на самом деле нехорошо.
Йося спит весь день. Когда приходит время им с Силкой возвращаться в барак, Петр обещает, что будет присматривать за Йосей, поскольку ребенок может родиться в любое время. Он вручает Силке записку для Антонины, в которой говорится, что, пока ребенок не родился, Йося должна каждый день приходить в больницу на осмотр. Силка засовывает в карман записку вместе с хлебом, припасенным от своего обеда. В животе у нее урчит. Она сама сегодня не наелась, и от усталости голод еще усиливается, но надо ублажать бригадиршу.
На протяжении следующих трех недель Йося отсыпается, а когда не спит, помогает в родильном отделении. Она держит за руку рожающих молодых женщин – таких же, как она. Силка видит, что пребывание в этом отделении помогает Йосе, как помогло и ей. Йосю все еще пугает предстоящее событие, но она говорит Силке, что справится с этим, и начинает предвкушать будущую встречу со своим ребенком: как она возьмет его на руки с тем же чувством, какое наблюдала на лицах многих исхудавших, измученных женщин, впервые увидевших свое дитя. Силка начинает понемногу улыбаться, осознавая, насколько напряжены мышцы ее шеи и плеч, но не от холода, а от тревоги за Йосю, которая может не справиться со всем этим. Сама Силка не понимает, каким образом она всегда находила выход, не понимает, откуда у нее это берется. Она никогда не хотела умереть, несмотря на все ужасы.
Роды у Йоси начинаются в первый день Хануки. Роды долгие и мучительные. Силка, Петр и Татьяна помогают ей, стараются подбодрить ее. В голове у Силки витают благословения и песни этого светлого праздника, их утешительные и радостные слова. В маленьком ограниченном пространстве, где появляется новая жизнь, вспоминать их не так мучительно.
Силке разрешают остаться с Йосей до конца ее смены. Когда часы бьют полночь, Йося производит на свет крошечную красивую девочку, громким криком заявляющую о своем рождении.
Когда мать и дитя вымыли и в отделении воцарилась тишина, Силка спрашивает:
– Ты придумала для нее имя?
– Да, – глядя подруге в глаза, отвечает Йося. – Хочу назвать ее Натия Силка. Не возражаешь, если второе имя будет в твою честь? – Йося передает ребенка Силке.
– Здравствуй, маленькая Натия, – произносит Силка. – Я горжусь, что у тебя со мной одно имя. – В голове Силки роится множество мыслей: каким опасным и непредсказуемым может оказаться путь этого крошечного существа. – Натия, сегодня начинается история твоей жизни. Надеюсь, ты сможешь выбрать собственный путь с помощью твоей мамы и всех, кто полюбит тебя. Где-то там есть мир лучше этого. Я видела его. Я помню его.
Силка поднимает глаза на Йосю, осознавая, что ребенок позволил ей высказать подруге нечто такое, чего она не может сказать прямо. Она возвращает девочку матери и наклоняется, целуя их обеих.
На следующее утро Петр внимательно осматривает Натию и заявляет, что она самая здоровая и прелестная новорожденная из тех, что он видел, а видел он их немало. Йося сияет.
К вечеру Силка отводит Йосю с Натией в соседний барак и устраивает их там. На следующие два года это будет их дом. Никто не говорит о том, что может случиться к концу этого срока. Силка слышала от медсестер, что детей в два года отправляют в сиротские приюты, но она не сообщает об этом Йосе. Скоро та сама узнает. Два года – большой срок для подобного места, и Силка настроена найти способ не разлучать их.
В тот вечер Силка посвящает других женщин из барака во все подробности родов Йоси. Многих расстраивает ее отсутствие. Через несколько дней на ее топчане будет спать другая женщина. Маленькие распашонки, с любовью сшитые ими, через Силку отправлены Йосе. Женщины обещают, что будут продолжать шить одежду для малышки Натии, с удовольствием украшая вышивкой и кружевом вещички для маленькой девочки.