Дорога из Освенцима Моррис Хезер

Они отходят от группы мужчин, и вслед им несутся вопли той девицы.

Силка умоляет Бориса отпстить ее в барак. Ей хочется побыть одной. Силку охватывает оцепенение. Стараясь не показывать страха, она уверяет его, что дело тут не в нем – просто ей нужно побыть одной.

Свернувшись калачиком на постели лицом к стене, она никак не может заснуть даже с повязкой на глазах. В ее воображении возникают нелепые, странные образы. Эсэсовец с винтовкой, украшенной кружевом; Гита и Йося сидят около груды измельченного угля, ищут в траве цветки клевера с четырьмя листочками, смеются и перешептываются, а Силка издали смотрит на них; доктор Елена уводит мать Силки от грузовика, на который грудой наваливают тела других женщин, еле живых и обреченных на смерть; Борис в форме офицера СС протягивает к ней руки, предлагая увядшие цветы. Она тихо рыдает от нахлынувшего вдруг чувства безысходности и тоски по людям, которых уже никогда не будет в ее жизни.

Освенцим-Биркенау, 1944 год

Силка выходит из барака 25. За воротами внутреннего двора стоит грузовик, на котором обитательниц ее барака повезут на смерть. Рядом с грузовиком прохаживаются четверо эсэсовцев. Женщины медленно бредут за ворота, идут мертвые женщины. Силка проталкивается мимо них и подходит к двоим эсэсовцам, стоящим ближе:

– Ночью две умерли. Хотите, чтобы я погрузила их тела на повозку для трупов?

Один из них кивает.

Силка останавливает четырех женщин.

– Вернитесь в барак и заберите тех двух, которые облапошили газовую камеру, – строго говорит она.

Четыре женщины возвращаются в барак. Силка входит вслед за ними и прикрывает за собой дверь.

– Ну-ка, дайте помогу, – говорит она; женщины смотрят на нее в недоумении, приняв это за шутку; Силка хмурится. – Не скажи я что-то первая, они загнали бы вас в барак прикладами винтовок.

Женщины понимающе кивают. Одна из умерших женщин лежит на верхних нарах. Силка поднимается к ней и осторожно опускает ее на руки двух ожидающих женщин. Тело почти невесомо. Спустившись вниз, Силка помогает положить тело им на руки, потом поправляет жалкую одежду женщины, чтобы у нее в смерти был более достойный вид.

Двух умерших женщин выносят из барака, и Силка смотрит на отъезжающий грузовик. До нее доносится писк и шум возни голодных крыс. Через минуту она войдет в барак и наденет чистые нейлоновые чулки, обмененные на хлеб. Если он придет с визитом, она должна быть опрятно одета. И она хочет попросить его об услуге для подруги Гиты в отношении парня, которого та любит. Слово «любит» кажется Силке странным. Оно крутится у нее в голове, не вызывая никаких эмоций. Но если Гита способна испытывать это чувство, Силка сделает все, чтобы сберечь его. Перед тем как войти в барак, она бросает взгляд в сторону газовых камер и крематория. Вначале, когда она оказалась в этом аду на земле, то всегда возносила молитву. Но сейчас слова застревают в горле.

* * *

Лежа в постели, Силка пытается отогнать воспоминания, призывая сон.

Ей осталось тринадцать лет.

Глава 10

Кричит маленький ребенок. Когда дверь в отделение распахивается и вбегает женщина с маленькой девочкой на руках, пациенты и персонал поворачиваются в ее сторону. Лицо и платье девочки окровавлены, левая рука свисает под невообразимым углом. За ней идут двое охранников, громко зовя врача.

Силка смотрит, как Елена подбегает к хорошо одетой женщине. На ней теплое пальто и шапка. Она не заключенная. Обняв женщину за плечи, Елена ведет ее в дальний конец отделения. Проходя мимо Силки, она зовет ее:

– Пойдем со мной.

Силка замыкает процессию, ребенок продолжает кричать. В процедурном кабинете Елена бережно берет ребенка на руки, потом кладет девочку на койку, и та как-то обмякает. Ее крики переходят в хныканье.

– Помогите, помогите ей! – умоляет мать девочки.

– Как ее зовут? – спокойно спрашивает Елена.

– Катя.

– А вас как зовут?

– Я Мария Даниловна, ее мать.

– Это жена и дочь коменданта лагеря Алексея Демьяновича Кухтикова, – сообщает один из охранников. – Офицерский госпиталь заполнен под завязку из-за реконструкции отделения, поэтому мы доставили их прямо сюда.

Кивнув, Елена спрашивает мать:

– Что случилось?

– Она полезла за старшим братом на крышу и упала оттуда.

Елена поворачивается к Силке:

– Принеси влажные салфетки и помоги смыть кровь, чтобы были видны повреждения.

На стуле рядом с раковиной лежит небольшая стопка полотенец. Силка смачивает два из них. Нет времени греть воду, сойдет и холодная. Передавая одно полотенце Елене, Силка вместе с ней вытирает кровь с лица девочки. Влажное холодное полотенце, похоже, приводит девочку в чувство, и крики возобновляются.

– Пожалуйста, помогите моей малышке, прошу вас! – рыдает Мария.

– Мы помогаем, – мягко произносит Елена. – Надо отмыть кровь, чтобы увидеть, где у нее повреждения. Осторожней с рукой, Силка, – она сломана, и мы наложим шину.

Силка бросает взгляд на руку девочки, свисающую с койки, и отодвигается в сторону, чтобы не задеть. Наклонившись, она разговаривает с Катей тихим, успокаивающим голосом, говорит, что не сделает ей больно, а просто умоет ей лицо. Теперь Катино хныканье сопровождается дрожью, сотрясающей ее маленькое тело.

– Принеси одеяло, побыстрее! И укрой ее. Надо, чтобы она была в тепле.

Силка берет одеяло и, сложив пополам, осторожно укрывает Катю, опять что-то нашептывая ей.

– Я вижу рану с одной стороны головы. Это глубокий порез. Силка, продолжай смывать кровь с лица. Я принесу материалы и медикаменты.

Елена закрывает краем полотенца правую часть головы Кати и ее правый глаз.

Мария встает перед Еленой:

– Вам нельзя оставлять ее, вы врач. Пошлите медсестру.

У Силки сильно бьется сердце. Сегодня ей придется пойти на аптечный склад, где хранятся все медикаменты и медицинские материалы для санчасти, хотя она сама страшится того, что задумала.

– Она не знает, что выбрать. Я скоро вернусь. А пока Катя и вы, Мария Даниловна, остаетесь в хороших руках. – Елена выходит из кабинета.

– Наверное, вы хотите подержать ее за руку, – предлагает Силка Марии, которая, кивнув, берет здоровую руку Кати.

Силка смачивает чистое полотенце.

Когда Елена возвращается, Силка разговаривает с Катей:

– Катя, меня зовут Силка Кляйн. Мы с доктором Калдани позаботимся о тебе. Поняла? – (Девочка в ответ что-то бормочет.) – Умница. А теперь, Катя, скажи мне, где у тебя болит. Мы знаем, что у тебя болит голова и болит рука, но болит ли где-нибудь еще?

– Нога… нога, – лепечет Катя.

– Умница. А еще где?

– Голова болит. Мама, мамочка!

– Я здесь, малышка моя, я здесь. Ты такая храбрая малютка, ты скоро поправишься.

Елена ставит принесенный поднос на прикроватную тумбочку. Потом осторожно приподнимает одеяло, чтобы взглянуть на ноги Кати. На ногах толстые чулки, и ран не видно.

– Силка, помоги снять с нее чулки, чтобы мы осмотрели ноги.

Похоже, Катя не чувствует особой боли, когда Елена и Силка снимают с нее ботинки и чулки. Елена осматривает ноги девочки. На правой видна небольшая припухлость с синяком вокруг колена. Елена осторожно двигает коленом. Катя не реагирует.

– Думаю, ничего серьезного. Вернемся к голове.

– А как же рука? – спрашивает Силка.

– Дойдет очередь и до руки. Ты все делаешь правильно, Силка. Спасибо, что спросила ее о других травмах. Часто маленькие дети не отвечают на вопросы. Приходится самой искать травмы. Простите, Мария Даниловна, сколько лет Кате?

– Почти четыре.

– Прелестный возраст, – тихо говорит Елена скорее себе, чем Марии.

Елена убирает полотенце с головы Кати. Кровь больше не течет из зияющей раны, но рваные края выглядят неприятно. Врач слышит судорожный вздох Марии.

Елена смачивает бинт с тампоном антисептиком и осторожно накладывает на рану. Силка продолжает смывать кровь с волос Кати.

– У тебя красивые волосы, Катя. Очень подходят к твоему хорошенькому личику.

– Продолжай разговаривать с ней, Силка. Мария Даниловна, вот что нам предстоит сделать. Я не смогу заняться травмами Кати без анестезии. Я сделаю ей укол, чтобы она уснула, осмотрю более детально, а потом мы перевезем Катю в операционную, чтобы зашить рану на голове и заняться ее рукой. Рука сломана между локтем и запястьем, и перед наложением гипсовой повязки нам придется вправить ее. Понимаете?

– Да. Вы уверены, что Катю нужно усыпить? Что, если она не проснется? Я слышала, что иногда врачи усыпляют людей, и они не просыпаются.

– Ей необходимо быть под наркозом, Мария Даниловна. Вы должны мне доверять.

– Откуда вы? Где проходили обучение? – спрашивает Мария у Елены, и Силка чувствует беспокойство под ее напускной храбростью.

– Я из Грузии и обучалась там.

– Я тоже из Грузии. У них там хорошие больницы.

– После мы еще побеседуем, но сейчас я должна заняться Катей, – говорит Елена и тихо добавляет: – Вы сами скажете ей про укол и про то, что она уснет, или сказать мне?

Мария поворачивается к Силке:

– Пусть она скажет, у нее вроде получается успокаивать Катю.

Хотя Силка слышала этот диалог, но просит Елену еще раз повторить, что надо сказать Кате. Ей не хочется что-то перепутать и напугать девочку. Рассказывая Кате, что сейчас сделает врач, Силка гладит девочку по лицу. Когда Елена вводит анестезию, Катя даже не вздрагивает, и они смотрят, как у Кати трепещут веки и закрываются глаза.

Убедившись, что Катя в глубоком сне, Елена отодвигает одеяло и принимается разрезать на девочке одежду, которая слой за слоем падает на пол. На девочке остаются только майка и трусы. Силка замечает в кабинете двоих охранников.

– Выйдите! – твердо говорит им Силка.

Они без лишнего слова уходят. Им не приходится повторять дважды.

Когда дверь за ними закрывается, по отделению разносятся крики.

– Где она, где моя малышка Катя?

– Мой муж, – шепчет Мария.

Силка наблюдает, как выражение облегчения, появившееся на лице женщины при звуках голоса мужа, сменяется чем-то вроде страха. Мария отходит от койки.

Дверь распахивается, и в кабинет врывается комендант лагеря Алексей Демьянович Кухтиков. Следом за ним протискивается главврач, громко приговаривая:

– Алексей Демьянович, Алексей Демьянович, я за все отвечаю.

Комендант подходит к койке, видит травмированное, окровавленное тело дочери. Переводит взгляд на жену:

– Маша, что случилось?

– Алеша…

Елена приходит Марии на помощь:

– Она играла, Алексей Демьянович, и упала. На вид это хуже, чем есть на самом деле. Я усыпила ее, чтобы заняться травмами. Уверяю вас, она поправится.

Комендант слушает, не прерывая Елену, но главврач вмешивается:

– Алексей Демьянович, я здесь главный. Простите, я не знал, что у нас ваша дочь. – Повернувшись к Елене, он кричит: – Никто не доложил мне, что у нас здесь дочь коменданта. Теперь я сам займусь ею.

Мария осторожно подходит к мужу:

– Эти два ангела заботятся о нашей маленькой девочке. Пусть закончат то, что начали.

Алексей смотрит на жену:

– А с тобой все хорошо?

– Извините, Алексей Демьянович, – вмешивается главврач, – я здесь самый опытный врач, и мой долг позаботиться о вашей дочери.

Не глядя на него, комендант отвечает:

– Если моя жена говорит, что доверяет этим двум женщинам лечение Кати, то пусть продолжают, и спасибо им за это. – Он поворачивается к Елене. – Вы, наверное, врач.

– Да, Алексей Демьянович, я Елена Георгиевна, или доктор Калдани.

– А вы медсестра? – обращается он к Силке.

– Она даже не медсестра, она… – вмешивается главврач.

– Медсестра на стажировке, Алексей Демьянович, и очень способная, – говорит Елена.

Комендант робко дотрагивается до спутанных окровавленных волос Кати, потом наклоняется и нежно целует ее в щеку:

– Я возвращаюсь к себе в кабинет и оставляю ее на вашем попечении. Пусть мне доложат, когда вы закончите, и я организую ее перевозку в другое место, она здесь не останется. – Он поворачивается к Марии. – Побудь с ней, дорогая.

– Я и не собиралась уходить.

Силка и Мария идут следом за Еленой, которая толкает перед собой Катину койку на колесиках в операционную. Силка еще не бывала в этой части больницы. Дверь в конце отделения всегда представлялась ей запретной территорией. Короткий коридор ведет в две небольшие прихожие, откуда попадаешь в более просторную комнату с большой лампой под потолком. Силка слышала о таких комнатах в Освенциме. Ее охватывает дрожь, учащается дыхание.

– Все в порядке, Силка, – произносит Елена, – здесь мы проводим операции. Входи, мне понадобится твоя помощь.

Пока Елена накладывает швы и забинтовывает голову Кати, обрабатывает руку девочки и накладывает гипс, осматривает синяки, проявившиеся на ногах девочки и других частях ее маленького тела и не требующие лечения, Силка с Марией стоят поблизости. Услышав, как с хрустом встают на место кости в руке девочки, Мария утыкается лицом в плечо Силки. Силка судорожно вздыхает, потом обнимает свободной рукой удрученную мать.

В послеоперационной палате Силка стоит рядом со стулом, на котором сидит Мария, приклонив голову на подушку рядом с дочерью. Когда Катя с плачем просыпается, мама успокаивает ее, а Силка убегает за Еленой.

После быстрого осмотра Елена заключает, что Катя хорошо перенесла медицинские процедуры. Силка замечает на себе недоуменный взгляд Кати, словно девочка не узнает ее.

– Привет, Катя, я Силка.

Катя узнает ее голос и чуть заметно улыбается.

– Это два ангела, которые лечили тебя, – говорит Мария дочери.

Катя продолжает смотреть на Силку одним глазом, другой частично закрыт широкой повязкой, охватывающей ее голову. Силка смущена вниманием девочки. Теперь, после окончания операции, она более остро ощущает уязвимость маленького ребенка и то, как плохо все могло закончиться.

– Снаружи ждет машина, чтобы отвезти девочку домой, – говорит стоящий в дверях охранник.

Силка рада, что не слышит работающий на холостом ходу мотор грузовика – звуки из ее ночных кошмаров, звуки, которые она слышала из своей каморки в бараке 25, – грузовика для перевозки трупов, ожидающего пассажиров. Охранник отходит в сторону, когда входят двое мужчин с носилками. Елена приподнимает Катю, носилки помещают на койку, и Елена опускает на них Катю, осторожно придерживая ее сломанную руку. Хрупкое тело девочки укутывают грудой одеял.

Мужчины поднимают носилки, направляясь к двери, а Мария оборачивается к Силке:

– Если я могу что-то для вас сделать, обращайтесь. Я говорю серьезно.

– Спасибо, – отвечает Силка. Моя свобода. Она знает, эту просьбу выполнить невозможно. – Спасибо, что позволили ухаживать за Катей.

– Никому, кроме вас и Елены Георгиевны, не позволила бы ухаживать за моими детьми или собой. – Она улыбается.

Силка улыбается ей в ответ.

– До свидания, – говорит Мария.

Силка рассматривает элегантную женщину, в обществе которой провела последние несколько часов. Ее платье украшено кружевным воротником, с шеи свисает серебряный медальон на цепочке. Платье стянуто на тонкой талии ярким ремнем, на туфлях блестящие пряжки. Уже много лет Силка не встречала нарядно одетую женщину. В памяти возникает образ ее хорошо одетой матери, и хочется, чтобы это воспоминание длилось долго. Но на смену ему приходят мысли о матери в самом конце – невыносимые мысли.

Только перед окончанием смены Силка находит предлог пойти на аптечный склад. Она берет одну упаковку таблеток и засовывает ее в подшитый к юбке карман, куда обычно кладет еду для своих товарок. Всего одна упаковка, думает она. Она не сможет смириться с потерей этого относительного мира – своего положения, своих друзей.

Выйдя на улицу после смены, Силка бросает взгляд в сторону административного здания. Она замечает того вежливого мужчину с карими глазами. Он идет по траве, освещаемой прожектором. Подносит к губам сигарету, на миг останавливается, прикрывает глаза и затягивается. Несмотря на несколько слоев одежды, шарф и шапку, поношенные сапоги, в нем угадывается изящество – в том, как он затягивается, поднося ко рту руку в перчатке, как выпускает дым. Силка чувствует, как у нее внутри что-то переворачивается.

Но она не замедляет шага.

Глава 11

Имя: Степан Адамович Скляр.

Число: 14 сентября 1947 года. Время смерти: 10:44.

Закрыв одеялом голову Степана, Силка возвращается к стойке регистратуры и принимается не спеша листать карточку Степана. Ее внимание привлекает пара недавних записей, и она читает дальше.

Украинский заключенный поступил за три дня до этого с болью в брюшной полости. При осмотре ничего не выявлено. Наблюдать и ждать. Возраст 37 лет.

Силка ищет план лечения. Такового нет. Обследования отсутствуют. Боль время от времени ослабевает.

Рядом за стойкой сидит врач. Силка протягивает ему карточку:

– Глеб Витальевич, я отметила время смерти этого пациента.

– Спасибо, оставьте карту здесь. – Он указывает на стопку карточек.

– Если захотите подписать, я сразу зарегистрирую.

Врач берет у нее карточку и бегло просматривает, потом наскоро пишет что-то на первой странице и возвращает карту Силке.

– Спасибо, я ее зарегистрирую.

Стоя к врачу спиной, Силка читает запись. Неразборчивая подпись врача под ее заметками. Потом слова: «Причина смерти: не установлена».

Силка смотрит на врача, отмечая про себя, что он делает такие скудные записи, не читает предыдущих заметок и что стопка карточек перед ним успела сократиться до трех или четырех.

Кипя от гнева, Силка замечает подходящую к ней Елену только тогда, когда та останавливается прямо перед ней, загораживая ей дорогу:

– Что-то не так, Силка?

Несколько мгновений Силка обдумывает ответ:

– Почему вы делаете все, чтобы спасти одних людей, а других – нет? Как вы решаете, кому жить, а кому умирать?

Елена хмурит брови:

– Мы стараемся спасти всех.

– Вы – да, но не всякий врач в санчасти.

Елена берет у Силки карточку, читает последние записи.

– Гм… понимаю, что ты имеешь в виду. Возможно, обследования были сделаны, но результаты не записаны.

– Возможно, но я так не думаю.

Елена внимательно смотрит на Силку:

– Будь осторожна, Силка. Администрации нужны здоровые работники, так что слова о том, что кто-то умышленно препятствует выздоровлению больных, которые обязаны еще послужить матушке-России, можно считать весьма серьезным обвинением.

Силка излишне резким движением забирает у врача карточку.

В небольшой архивной комнате, заполненной коробками, Силка ставит карточку Степана в открытую коробку. Вынув последние две карточки, она бегло просматривает записи. Причины смерти обоих пациентов представляются вескими ее неподготовленному уму. Она оставит свои мысли при себе и последует совету Елены не любопытствовать. В конце концов, она сама не все делает правильно для пациентов. Хотя она старается изо всех сил, но время от времени опускает себе в карман ту упаковку таблеток.

* * *

– Ты верующая? – как-то спрашивает Елена Силку, стоя рядом с пациентом, лежащим без сознания в углу палаты и только что осмотренным Глебом Витальевичем.

За окном темно, идет снег.

– Нет, – поспешно отвечает Силка, хотя это не полный ответ. – А что?

– Ну… – тихо произносит Елена; насколько Силка знает, в Советском Союзе не принято говорить о религии, любой религии. – Сейчас такое время, когда некоторые религии празднуют… и я не знаю, значит ли это что-то для тебя.

– Нет, не для меня. – Силка опускает взгляд на пациента.

Говорить об этом – значит говорить о многих других вещах. Говорить об истреблении ее народа. О том, как трудно обрести веру, которая прежде у нее была.

– А для вас? – задает вопрос Силка.

– Знаешь, в Грузии это было время, когда мы собирались всей семьей за столом, слушали музыку… – Силка впервые видит Елену по-настоящему печальной, задумчивой, а ведь она всегда прямолинейная и практичная. – Ты не… христианка?

– Нет, не христианка.

– Могу я спросить, какая у тебя религия? – (Силка медлит слишком долго.) – Не беспокойся. Отвечать не обязательно. Просто помни, что, если когда-нибудь захочешь поговорить о том, откуда ты родом… я не стану тебя судить.

Силка улыбается ей:

– Когда-то давно моя семья тоже праздновала… примерно в это же время года. С обильным угощением, огнями, благословениями и песнями… – Она оглядывается по сторонам, опасаясь, что кто-нибудь услышит. – Трудно теперь вспомнить.

Интуитивно Силка по-прежнему часто обращается к молитве. Ее религия связана с детством, родными, традициями и домашним уютом. С другим временем. Это частичка ее существа. В то же время ее вера была поставлена под сомнение. Стало очень трудно продолжать верить, когда оказывается, что хорошие поступки не вознаграждаются, а за плохие люди не несут наказания, когда оказывается, что события происходят случайно, а жизнь – это хаос.

– Понимаю, – тепло произносит Елена.

– Интересно, зажег ли кто-то сегодня свечку в память об этом бедняге, – говорит Силка, желая отвлечь от себя внимание.

– Будем надеяться, что да. За всех этих несчастных. Но ты не слышала, что я это сказала.

Кивнув, Силка делает шаг в сторону от койки, а потом поворачивается к Елене:

– Если я когда-нибудь заговорю о своем прошлом, то только с вами.

Она сама удивлена, что сказала это. Слишком рискованно и слишком трудно. И если Елена, больше других сочувствующая Силке, воспримет все правильно, но скажет кому-нибудь еще, что тогда будет? Даже больные не захотят общаться с ней. С человеком, видевшим столько смертей.

– Когда будешь готова, приходи ко мне, – предлагает Елена.

В отделении на короткий миг воцаряется тишина, что случается редко. Силка стоит у окна, глядя, как с темно-синего неба сыплется мелкий снег. Закрыв глаза, она представляет себе своих родных, сидящих вокруг стола. Ее любимый папа произносит благословения, горят свечи на ханукальном подсвечнике, все счастливы, что собрались вместе. Она чувствует аромат латкес – жаренных в масле картофельных оладий, – которыми все будут угощаться в течение следующих восьми дней. Силка припоминает свою радость, когда ей, маленькой девочке, разрешили зажечь первую свечу. Как она докучала отцу, чтобы ей разрешили зажечь первую свечу. Как не могла принять объяснения, что в доме это делает мужчина. Потом воспоминание о том разе, когда он уступил, говоря, что она смелая и решительная, как мальчик, и, если это будет их семейным секретом, пусть зажжет первую свечу. Затем она вспоминает, когда это было. Тот последний раз, когда она сидела с близкими на празднике Ханука.

– Ханука самеах, – шепчет она про себя. – Радостного праздника Ханука моим близким: мамочке, папочке, Магде.

Бардеёв, Чехословакия, 1942 год

– С днем рождения, Силка. Положи новое пальто, которое подарили тебе на день рождения мама и папа. Оно может тебе пригодиться, – шепчет Магда, когда сестры упаковывают свои небольшие чемоданы.

– Куда мы едем?

– В Попрад. Там мы должны сесть на поезд до Братиславы.

– А мама и папа?

– Они отвезут нас на вокзал, а потом встретят, когда мы вернемся домой. Мы должны быть храбрыми, сестренка, и спасти маму и папу, работая на немцев.

– Я всегда храбрая, – решительно произносит Силка.

– Да, конечно, но завтра, когда мы попрощаемся, тебе надо быть особенно храброй. Мы останемся одни, и… и тебе придется заботиться обо мне. – Магда подмигивает младшей сестре.

Силка продолжает укладывать в чемодан свои лучшие платья.

Она постарается, чтобы родные гордились ею.

* * *

Силка так давно держала это в себе. Не понимая, в чем дело: в темноте, в тишине или в открытом лице Елены, – она бросается в ближайшую бельевую. Закрывает дверь и с сильно бьющимся сердцем падает на пол, зарываясь лицом в грязное постельное белье, чтобы никто не услышал ее рыданий.

Время идет, и наконец Силка с трудом поднимается на ноги. Потом поправляет одежду, проводит пальцами под глазами, проверяя, не слишком ли глаза опухли от слез. Надо возвращаться к работе.

Собравшись с духом, она открывает дверь. Выйдя из кладовки, она слышит:

– А-а, вот ты где. Я тебя искал.

Силка распрямляет плечи. К ней широкими шагами направляется врач, которого она презирает за его отношение к пациентам, за полное отсутствие сострадания: Глеб Витальевич. Она часто задумывалась над тем, можно ли сравнить выживаемость его пациентов с другими врачами. Она знает: он оказался бы на последнем месте.

– Зафиксируй время смерти пациента с койки девять. Я на время уйду. Подпишу завтра.

Она смотрит, как он уходит. Я все знаю про тебя, думает она, мысленно швыряя ему в спину кинжал.

На койке 9 у окна лежит без сознания какой-то несчастный. Силка наклоняется к нему и выверенным движением щупает пульс на шее. Она поражена, нащупав внятный пульс здорового человека… Приподняв верхнее веко правого глаза, она отмечает суженный зрачок и успевает заметить трепетание. Оглядевшись по сторонам, она видит, что Елена и две медсестры сейчас заняты. В архивной комнате видна спина Йоси.

В ногах койки лежит карточка мужчины. Силка собирается взять ее, но, поколебавшись, отодвигает одеяло с ног больного. Потом проводит ногтем по его правой ступне. Ступня дергается. Силка читает карточку.

Единственная строчка. Имя: Исаак Иванович Кузнецов. 24 декабря 1947 года. Обнаружен без сознания в постели. Реакции отсутствуют, доставлен в санчасть. Не подлежит лечению.

Исаак. Еврейское имя. Силка старается унять тревогу. Нет! Нет! Не сегодня, не этот человек! Если можно сделать что-то для его спасения, она не будет сидеть и ждать, пока он умрет.

На аптечном складе Силка находит лекарство, которое применяют для приведения в чувство человека без сознания. Неприятно пахнущая жидкость, запах которой, как часто думала Силка, может разбудить и мертвого. Она осторожно похлопывает мужчину по лицу, называя по имени. С его губ слетает слабый стон. Силка подносит к его носу марлю, смоченную в нашатыре. На миг зажимает ему ноздри, а потом отпускает их. Ноздри мужчины распахиваются, и он вдыхает. Наступает немедленная реакция: открываются глаза, он ловит ртом воздух и кашляет. Силка аккуратно поворачивает его на бок, нашептывая ему успокаивающие слова. Он переводит на нее взгляд.

В этот момент к ней подходит Йося, чтобы предложить свою помощь.

– Елена Георгиевна на месте? – спрашивает Силка.

Йося с озабоченным выражением на лице протягивает к Силке руку:

– Силка, у тебя все хорошо?

Силка уже забыла о слезах в бельевой, хотя чувствует себя опустошенной.

– Да, Йося. Просто хочу помочь этому человеку.

Йося оглядывается по сторонам:

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Слабость ли – мечтать о жизни в роскоши? Постыдно ли отдаваться тем, кто готов осыпать тебя драгоцен...
Александровские кадеты идут сквозь времена и войны. Вспыхивает гражданское противостояние в их родно...
Боевые романы о ежедневном подвиге советских фронтовых разведчиков. Поединок силы и духа, когда до п...
Все больше и больше растет сила и могущество игрока, всё больше и больше копится виртуальный долг пе...
Он появился в моей жизни внезапно. Как шторм, как цунами снес меня с ног и полностью завладел моими ...
Есть старая легенда о древнем зле, что заперто в самой середине непролазной чащи. Говорят, наступит ...