Дорога из Освенцима Моррис Хезер
– Никто не говорил, что она особенная.
– Взгляни на них, смотри, как они рады просто слышать ее имя.
Силка задумывается.
– Попав сюда, мы вместе прошли через многое. Йося была самой юной из нас, и, наверное, мы немного опекали ее. Потом она забеременела. Ей было очень тяжело, и мы помогали ей справиться с этим. Вот и все. Теперь тебе понятно, почему они так хотят увидеть Йосю с ребенком. Для них ее ребенок почти как свой. Они шьют для малышки одежду. у некоторых дома остались дети, поэтому они страшно хотят подержать на руках маленькую Натию.
– Понятно, – кивает Анастасия. – Я тоже хочу познакомиться с ней.
Некоторое время они идут молча.
– Тот мужчина, который приходит к тебе иногда, – говорит Анастасия, – ты его любишь?
Силка ошарашена вопросом.
– Что?
– Ты любишь его?
– Зачем ты задаешь такой вопрос? Разве можно любить мужчину, который насилует тебя?
– У вас другое.
– В каком смысле?
– Я слышала, как этот парень разговаривал с тобой. Он влюблен в тебя. Я просто стала думать, любишь ли ты его тоже. Не похоже, чтобы ты говорила ему те же слова.
Силка придвигается к Анастасии и твердо произносит:
– Ты не будешь снова меня об этом спрашивать. Это не твое дело. Ты молодая, и тебе многое предстоит узнать о лагере и своем месте здесь. Ясно?
Анастасия поражена.
– Не надо на меня сердиться. Я ведь просто спросила.
– Я не сержусь. – Силка понимает, что ведет себя так, как вела себя раньше; прорываясь сквозь внешнее безразличие, в ней поднимается возмущение. – Хочу, чтобы ты в отношении меня не переходила границ. Я все сделаю, чтобы помочь тебе, но не вмешивайся в мои дела.
– Прости меня, ладно? Я жалею, что сказала это. Просто я подумала, если ты его тоже любишь, это было бы здорово, – говорит Анастасия.
Вопросы Анастасии смущают Силку. Она знает, что Борис относится к ней не так, как она к нему. Она всегда считала их отношения не более чем сделкой, в которой она отдает ему свое тело, утешает его. Любовь! Она любит женщин из своего барака, любит врача Елену, Раису и Любу. Она относится к ним с теплотой, сделает для них что угодно. Она пытается связать подобные эмоции с Борисом и не может. Исчезни он завтра, будет ли она скучать по нему? Нет, отвечает она себе. Если он попросит ее сделать что-то такое, что доставит ей неприятности? Ответ тот же. От чего он в состоянии ее защитить, так это от группового изнасилования. Она знает, что это такое – быть собственностью влиятельного мужчины, который обеспечивает девушке защиту. Впрочем, в этом деле выбирать ей не приходилось. Нет, она не может думать о любви.
– Эй ты, медсестра!
Силка смотрит вправо, откуда доносится голос, но она не вполне уверена, что обращаются к ней.
– Гуляешь в свое удовольствие?
Силка замирает. Она интуитивно отталкивает Анастасию, желая оградить ее от опасности, для нее самой неизбежной. Бандит, державший тогда нож у ее горла, всего метрах в двух от нее, в окружении своих дружков. Все они ухмыляются, некоторые плотоядно пялятся на девушек. Бандит достает из кармана нож, размахивая им перед Силкой.
– Я возвращаюсь в барак, – отрывисто говорит она Анастасии. – Пойди разыщи остальных, и встретимся там.
– Но…
– Иди, Анастасия, не задавай вопросов.
Анастасия медленно уходит к другим женщинам. Их барак находится под юрисдикцией Бориса и блатных, охраняющих своих женщин, поэтому Силка думает, что там они будут в безопасности.
– Что вам надо? – спрашивает она в надежде, что они переключат внимание на нее, а другие женщины смогут уйти.
– Просто увидели тебя и решили поздороваться, – ухмыляется верзила.
Силка задает им еще какие-то вопросы, но не для того, чтобы подразнить, а пытаясь отвлечь их. Она замечает стоящего чуть поодаль Вадима, наблюдающего за ней.
– Я не помешаю вашим… делам, – говорит она.
Повернувшись к ним спиной, она уходит, чувствуя, как волосы встают дыбом у нее на загривке. Как легко мог бы тот бандит вонзить нож ей в спину.
Рухнув на свою постель в бараке, Силка смотрит на соседний топчан, где спит Анастасия, девочка, совсем недавно оказавшаяся в опасности из-за Силки, девочка, спросившая Силку о любви. Совсем девчонка, всего шестнадцать. В таком возрасте Силка попала в другое место. Не потому ли Силка так огорчилась? Была ли она такой же наивной в возрасте Анастасии? Верила ли в любовь? Да, верила.
Силка смотрит, как мимо нее идут гуськом сотни обнаженных женщин. На земле лежит толстый слой снега, и снег продолжает сыпать с неба, кружась под ветром. Она натягивает шапку на глаза, закрывает нос и рот воротником пальто. Женщины идут мимо нее неизвестно куда, одно ясно: их ожидает смерть. Она остолбенела и не может пошевелиться. Как будто она должна стать свидетелем этого ужаса. Она сможет пережить этот ад на земле и стать тем человеком, который расскажет всякому, кто захочет услышать.
По обе стороны от женщин вышагивают эсэсовцы. Другие заключенные, отворачиваясь, спешат пройти. Постичь эту картину невозможно, сплошная мука.
Мимо Силки проходит последний конвойный, и она видит коменданта Освенцима Антона Таубе, который на ходу постукивает себя стеком по бедру. Он старший офицер над Шварцхубером. Силка узнает его. Он замечает ее. И прежде чем она успевает повернуться и убежать, он хватает ее за руку, принуждая идти рядом с ним. Силка не осмеливается говорить или вырваться. Из всех старших офицеров Таубе больше всех ненавидят и боятся, больше даже, чем Шварцхубера. Таубе уже бывал у нее в комнатушке. И дал ей понять, что придет к ней, когда ему заблагорассудится.
Они выходят из ворот Биркенау и оказываются на огороженном участке в стороне от дороги, отделяющем Освенцим от Биркенау.
Пихая и подталкивая, конвойные заставляют встать женщин в шеренгу, плечо к плечу. Несчастные замерзают, трясутся и рыдают. Силка стоит рядом с Таубе, опустив глаза в землю.
– Пойдем со мной, – говорит ей Таубе.
Они останавливаются перед первой женщиной. Концом стека Таубе приподнимает ей грудь. Когда он отпускает стек, грудь обвисает. Идущему перед ним конвойному он делает знак подвинуть женщину на шаг назад. Силка видит, что две следующие женщины, груди которых тоже обвисли, оказываются в заднем ряду. Четвертая женщина, груди которой не обвисли, остается в шеренге.
Он выбирает для женщин жизнь или смерть в зависимости от того, упругие у них груди или нет.
Силка сыта всем этим по горло. Она ковыляет рядом с Таубе, не поднимая глаз, отказываясь замечать, оставили следующую женщину в шеренге или отодвинули на шаг назад.
Отвернувшись, она извергает из себя фонтан рвоты, забрызгивая девственно-белый снег смесью утреннего кофе с хлебом.
Таубе хохочет.
Словно слепая, Силка позволяет конвойному схватить себя за руку и уволочь в барак.
– Можешь сделать перерыв, – говорит Раиса Силке на следующий день. – Положи ноги повыше и съешь что-нибудь. Осталось полно еды, у некоторых больных совсем нет аппетита.
– Можно мне ненадолго сходить в детский барак? Хочу повидать малышку Натию и оставить записку для Йоси.
Раиса задумывается.
– Только недолго.
Силка рассчитала время посещения так, чтобы избежать блатных. Войдя, она встает около двери, наблюдая, как Натия, встав на четвереньки, пытается ползти, а потом плюхается вниз, словно ее придавило большой ладонью. Силка машет рукой медсестрам, указывая на Натию. Они кивают, тем самым одобряя ее приход.
Сидя на полу в нескольких футах от малышки, Силка подманивает ее к себе. С заметным усилием девчушка балансирует на руках и коленях, а потом медленно перемещает сначала руку, потом противоположную ногу. И визжит от восторга, что получилось. Силка поощряет ее ползти дальше. Вперед движется вторая рука, девочка качается, потом вперед движется нога, раз – два – три гигантских скачка для крошки, которую затем Силка подхватывает на руки, так сильно прижимая к себе, что девочка визжит и вырывается.
– Ну, теперь ее не остановишь. Посмотри, что ты натворила! Придется бегать вдогонку еще за одной, – говорит медсестра, которую зовут Белла Арменовна, как узнала Силка.
Силка не знает, сердится Белла всерьез или просто подшучивает над ней, и пускается в извинения:
– Рано или поздно, это все равно случилось бы. Я рада, что вы увидели, как она начала ползать. Ведь она под вашим присмотром.
– Это было очень занятно, да?
– Мы не скажем об этом Йосе, и не сомневаюсь, когда она принесет малышку утром, то сообщит нам, как она впервые поползла накануне вечером.
– Это будет здорово, – говорит Силка. – Хотела спросить, не могли бы вы передать кое-что Йосе от меня?
– Если увижу ее, то, конечно, передам.
– Скажите ей, что подруги хотели бы видеть ее и малышку и не могла бы она прийти в воскресенье после того, как выключат свет?
– В это время года не важно, если выключат свет, но я понимаю, о чем ты. Где вы думаете встретиться?
Силка не хочет, чтобы Йося уходила далеко от комфорта и безопасности. Если они соберутся группой и Силка спрячется в середине, женщинам из барака ничто не будет угрожать.
– Мы встретимся между родильным отделением и детским бараком.
Анастасия отступает назад, когда женщины, с которыми она делит жилье, с криками толкаются, чтобы дотронуться до Йоси и приникшего к ней маленького ребенка. Для Натии это чересчур. Судя по всему, она напугана таким проявлением внимания со стороны незнакомых людей. Йося поворачивается к женщинам спиной и нежно качает Натию, пытаясь успокоить ее.
– Лучше всего по одному или вдвоем, – вновь с улыбкой поворачиваясь к ним, говорит Йося. – Она пока не знает вас, но я хочу, чтобы узнала. Хочу, чтобы она узнала людей, благодаря которым живет.
Вперед проталкивается Лена:
– Я первая. можно подержать ее?
Йося легко притрагивается к лицу Лены, уверенная, что Натия видит этот жест, а потом медленно передает дочь Лене. Та держит ребенка на вытянутых руках, не зная, что с ним делать. Почувствовав, что Натия, не отрывая взгляда от лица матери, расслабилась, Лена прижимает ребенка к груди. И пока Натия видит свою маму, она позволяет каждой женщине подержать и покачать себя.
Силка держится в стороне, наслаждаясь редкой очаровательной сценкой, происходящей у нее на глазах. Она не может припомнить, когда в последний раз эти женщины улыбались щербатыми ртами, смеялись и плакали одновременно. Она восхищается тем, что в таком месте, как лагерь, любой светлый момент способен отвлечь их от непрекращающегося изнурительного кошмара, от напоминания о долгих предстоящих годах. И такие моменты бесценны. Право, жаль, что Ханна не пошла с ними. Предпочитает отлеживаться на своем топчане.
Решив, что все, кроме стеснительной Анастасии, успели подержать Натию, Силка проталкивается вперед. Заметив ее, Натия немедленно протягивает к ней ручонки. Остальные женщины добродушно ворчат и жалуются. Силка подходит к Анастасии. На руках у Силки ребенок даже не вспоминает о матери.
Силка знакомит Натию с Анастасией. Малышка озадаченно смотрит на девушку, поскольку та не пытается потрогать ее, протягивает руку и хватает Анастасию за пряди отросших волос, выбившихся из-под шарфа. Обе хихикают. Анастасия отвергает предложение подержать девочку – она вполне счастлива, просто глядя на нее.
К ним подходят остальные женщины, и Йося говорит им, что они разбаловали Натию и девочка, вероятно, будет плохо спать ночью. Натию неохотно возвращают матери. Все прощаются, пообещав встретиться через неделю на том же месте.
Женщины медленно бредут к бараку, разговаривая о прошедшем вечере. Вышивальщицы обсуждают размер следующей рубашки, которую они сошьют для Натии. Все сходятся на том, что она самый красивый ребенок из тех, что они видели. Для них Натия – как луч солнца, пробивающийся сквозь темные тучи. Ни одна не вспоминает о неопределенном будущем Натии и Йоси или о суровых условиях, в которых Натия появилась на свет. Ни одна из них не хочет заводить этот разговор.
Они видятся с Йосей и Натией во второй и в третий раз. В третий раз, улучив момент, когда они с Йосей оказались в стороне от остальных, Силка спрашивает ее, не попадался ли ей на работе в административном здании мужчина по имени Александр.
– Чех? – уточняет Йося.
– Да, он работает курьером. Или, по крайней мере, работал, – отвечает Силка.
– Да, мы нечасто встречаемся с ним по работе, но иногда я вижу его. Он очень дружелюбный, – говорит Йося. – А это здесь редкость.
– Верно, – соглашается Силка. – Наверное, поэтому я его и запомнила.
Йося пристально разглядывает Силку:
– Могу попытаться заговорить с ним о тебе…
– О-о, нет… – отвечает Силка. – Просто я хотела узнать, здесь ли он еще. Давно его не видела.
Йося кивает, похоже, хочет сказать что-то еще, но отворачивается и зовет малышку Натию, которая тянется к ней.
Четвертый запланированный визит не состоялся, поскольку рано наступила осень. Резко понизилась температура, дождь и мокрый снег загнали под крышу всех, кроме самых безрассудных и тех, кому пришлось работать. Блатные перестали надоедать Силке каждый день. Возможно, решили, что она все уяснила, или терроризируют кого-то другого. Но тем не менее запасы лекарств убывают, и тот врач кажется постоянно напуганным. Силку изводит тревога. Ненастье окутывает ее тьмой и холодом.
Глава 19
Изо дня в день жизнь Силки не меняется, меняются только пациенты на больничных койках. На нее опускается мрак еще одной зимы в пятидесяти милях от Северного полярного круга.
Ей совсем не хочется вставать с постели в темноте. Часто она пропускает завтраки в столовой. Перестала участвовать в вечерних разговорах и больше не садится вместе со всеми у печки, чтобы, прихлебывая горячий чай, слушать истории и жалобы женщин, которые отправляются на работу в различные части лагеря с разными условиями в плане тепла, еды и физических нагрузок. Большинство обитательниц барака в состоянии помочь другим, так что этот груз снят с плеч Силки, ведь теперь не она одна может приносить дополнительные пайки или материалы. Однако Силка вряд ли согласна быть менее полезной, чем была.
Ее убежищем становится постель, и она лежит, повернувшись лицом к стене.
В отделении Раиса и Люба замечают эту перемену, высказываются и спрашивают, не случилось ли чего. Могут ли они чем-нибудь ей помочь? С вымученной полуулыбкой Силка отвечает, что у нее все в порядке, ничего не случилось. Она не может по-другому ответить на их вопросы. Силка не в состоянии сформулировать для себя, а тем более для других, свои чувства.
Впервые за много лет она позволила, чтобы на нее обрушилась чудовищность того, что она видела, слышала и совершила или не совершила. Того, что она теперь многого лишена и о чем не смеет даже мечтать. Это как лавина: никакими силами ее не сдержать. Она не понимает, каким образом сдерживалась раньше, но подозревает: эта лавина обрушилась, потому что она призналась Елене, что выжила в другом месте. И еще Силка не перестает думать о Йосе. С каждым проходящим днем Йося приближается к моменту, когда ее разлучат с дочерью.
Силка думала, что спасалась от этого чувства отчаяния, когда использовала свое положение для улучшения ситуации многих больных и обиженных. Теперь она знает, что это чувство все равно настигнет ее. Ее одолевает тоска. Зачем жить дальше?
– Принеси дневные препараты, – пытаясь вывести Силку из состояния меланхолии, говорит однажды Раиса.
Не отвечая, Силка бредет на аптечный склад и закрывает за собой дверь. Не в силах сориентироваться, она долго смотрит на полки, заполненные лекарствами. Потом берет бутылочку с таблетками. Название, написанное кириллицей, расплывается у нее перед глазами. Если принять их все, то ее накроет пустота. Она высыпает содержимое себе на ладонь.
Перекатывает таблетки на ладони.
Потом запихивает их обратно в бутылочку и, дрожа, просыпает несколько на пол. Силка опускается на колени и принимается подбирать их. Открывается дверь, и Силка испуганно оборачивается.
– Силка, я тебя искала, – просунув голову в дверь, говорит Елена. – Ты что-то уронила?
– Да, – не поднимая глаз, отвечает Силка. – Сейчас выйду.
Справившись с дрожью, Силка приносит лекарства Раисе, а потом находит Елену. Докторша несколько мгновений пристально разглядывает Силку, словно пытаясь разгадать, что же недавно происходило в ее голове: танец со смертью, забвение, освобождение от мучительных потерь, чувство вины и стыда, а затем шаг назад от бездны.
– Ты готова принять новый вызов? – спрашивает Елена у Силки.
– Не совсем, – отвечает Силка.
– А я думаю, готова, – медленно произносит Елена, не спуская с Силки внимательного взгляда. – По крайней мере, можешь попробовать. Если не понравится, что ж, всегда сможешь отказаться.
– Вы открываете новое отделение?
– Нет, не отделение. Нам нужна медсестра на «скорой помощи». Что скажешь?
– Я видела, кого привозит «скорая помощь». Как я смогу им помочь? Мне надо, чтобы вы, и Раиса, и Люба говорили, что делать.
– Нет, не надо. Больше не надо, Силка. Полагаю, ты можешь очень пригодиться на месте происшествия. Им нужен человек, способный быстро соображать на ходу, способный сделать все необходимое, чтобы доставить сюда пострадавшего, а потом приходит наша очередь. Не хочешь хотя бы попробовать?
Что я потеряю? – думает Силка.
– Да, согласна.
– Не забывай, Силка, я здесь. В любое время, когда захочешь поговорить.
Силка чуть покачивается на ногах. Иногда она действительно прокручивает эти слова в голове. Но сможет ли она озвучить их?
– Мне пора возвращаться на работу.
– А в конце рабочего дня? – настаивает Елена. – Если пропустишь ужин, я договорюсь, чтобы тебя накормили.
Силка боится вспоминать, боится дать волю чувствам. Но она еще не пробовала поговорить с кем-нибудь обо всем. Она ощущает проблеск надежды, как будто запускается механизм выживания. Может быть, стоит попробовать. Она чуть заметно кивает.
– Не здесь. Не хочу, чтобы кто-нибудь из наших видел, как мы разговариваем.
– Я найду для нас отдельную комнату.
Пока они разговаривали, привезли раненого. Повязки на его голой груди пропитаны кровью. Он тихо стонет. Силка научилась распознавать эти глухие мучительные звуки, издаваемые в полубессознательном состоянии больными, не способными кричать от боли. Она рада, что отвлечется от своих мыслей.
– Помощь нужна? – обращается она к мужчинам, грубо переносящим пострадавшего с носилок на койку.
– Он вряд ли долго протянет, – отзывается один из санитаров.
Силка подходит к койке, захватив карточку больного, лежащую у него в ногах. Читает краткую запись. Множественные колотые раны груди и живота, большая потеря крови. Активного лечения нет.
Чья-то рука хватает ее за фартук. Мужчина нарочно с силой тянет ее к изголовью койки. Глаза умоляют, из окровавленного рта вырываются тихие всхлипы.
– Помоги, – еле слышно шепчет он.
Силка берет его за руку и смотрит на раненого. Не сразу она узнает его. Это тот бандит, который угрожал ей в аптечном складе, а потом преследовал ее.
– Это ты, – шепчет он.
– Да, я.
– Наркотики…
Силка видит на его лице выражение раскаяния.
– Я знаю, это сделал с тобой лагерь, – говорит Силка.
Мужчина с трудом кивает и сжимает ее руку.
Силка держит руку мужчины в своих руках до того момента, когда рука бессильно повисает. Силка опускает эту руку на койку и закрывает ему глаза. Она не знает, что именно он совершил в жизни или в лагере, но теперь он не причинит никому вреда. И она решает подумать о нем и помолиться за него.
Открыв карточку, она записывает время смерти.
Потом относит карточку на стойку медсестры и спрашивает Раису о том, что случилось с этим человеком, смерть которого она только что зафиксировала.
– Он проиграл в драке. Блатные из криминальной группировки всегда хотят быть здесь хозяевами положения, и вот чем это заканчивается.
В конце смены Силка бегло оглядывает палату, но не видит Елену. Взяв ватник, она идет к выходу, стараясь не признаваться себе, что будет только рада, если разговор не состоится. Однако в приемной ее ждет Елена, которая делает знак Силке идти за ней в комнатушку, смежную с палатой.
В комнате из мебели только стол и два стула. Елена ставит стулья напротив друг друга.
Она ждет, когда Силка начнет. Силка не спеша складывает ватник и кладет его на пол рядом с собой.
Подняв голову, она смотрит Елене прямо в глаза:
– Мне было всего шестнадцать, когда я попала в то место. Но я быстро повзрослела. – (Елена молчит.) – Нам сказали, что им нужны люди для работы на них. – (Елена кивает.) – Немцы, нацисты. Несколько дней я ехала стоя в теплушке для перевозки скота, мочилась, не сходя с места. Со всех сторон меня сдавливали людские тела.
– И тебя привезли в лагерь, называемый Освенцим.
– Да, – тихо отвечает Силка. – И мою сестру тоже.
– Сколько времени вы там пробыли?
– Три года.
– Но это…
– Долгий срок для такого места, да. Три года я жила в аду – в бездне. Хотя здесь я нахожусь столько же.
– Расскажи мне о цифрах у тебя на руке.
– Это было наше предисловие к Освенциму. У меня отобрали сумочку с моими принадлежностями. Отобрали одежду. Отобрали мою юность, мою личность, а потом отобрали имя и присвоили номер.
– Как… как ты?…
– Выжила? – Силку начинает трясти. – В месте, созданном для одной цели – уничтожить нас? Не знаю, смогу ли рассказать вам. – Она обхватывает себя руками.
– Силка, ничего страшного. Ты не должна рассказывать мне, если не хочешь.
– Спасибо, Елена Георгиевна, – говорит Силка, а потом заставляет себя спросить кое-что. – Вы знаете, почему я здесь?
– Нет, не знаю. Я не знаю ни об одном, почему он или она здесь, и не имею желания спрашивать. Прости, если я кажусь тебе трусливой.
Силка откашливается:
– Я здесь, потому что спала с врагами или меня в этом обвиняли. В том, что я спала с врагом. Работала с врагом. У меня сна не было. Он – они – приходили ко мне в постель и иногда засыпали после того, как…
– Насиловали тебя?
– Это изнасилование, если девушка не сопротивляется, не говорит «нет»?
– Ты хотела, чтобы они занимались с тобой сексом?
– Нет! Нет! Конечно нет.
– Тогда изнасилование. Полагаю, эти мужчины обладали властью и могли распоряжаться тобой?
Силка смеется. Встает и начинает ходить по комнате.
– Это были старшие офицеры.
– О-о, понятно. Это происходило в Освенциме?
– Да и нет. Был еще один лагерь неподалеку от Освенцима, его часть. Назывался Биркенау.
– И… три года?
– Два с половиной. Да… И я ни разу не сказала «нет», ни разу не сопротивлялась.
– Как можно было сопротивляться мужчине? Наверняка они были больше и сильнее тебя.
– Не то слово. Один из них – я даже не доходила ему до подбородка, и там были, там были…
– Что было?
– Газовые камеры, куда отправляли всех. Люди входили туда живыми, а потом из трубы крематория вылетал пепел. Я видела их каждый день, каждый день. Меня ждало такое же будущее, если бы я не…
– Значит, ты говоришь, что два с половиной года тебя насиловали командные чины лагеря, в котором ты была заключенной, и за это тебя сослали сюда?
Силка садится на стул и, наклонившись вперед, смотрит Елене прямо в глаза:
– Я сдалась.
Елена качает головой.
Есть кое-что еще, думает Силка. Сможет ли она говорить об этом? Рассказать Елене все? Силка уже чувствует себя измотанной.
Елена берет Силку за руки:
– Впервые увидев тебя, я почувствовала в тебе какую-то силу, способность к самопознанию, которую редко встретишь у людей. А теперь, услышав то немногое о твоем пребывании там, я могу лишь сказать, что ты очень храбрая. Я ничего не могу сделать, чтобы вызволить тебя отсюда, но я могу позаботиться о тебе, оберегать тебя. Ты показала, какой ты борец. Господи, как тебе это удалось?!
– Просто я хочу жить. Мне необходимо ощущать боль, с которой я просыпаюсь каждое утро, зная, что я жива, а мои родные – нет. Эта боль – мое наказание за выживание, и мне надо чувствовать ее, жить ею.
– Силка, не знаю, что еще сказать тебе, помимо «живи». Просыпайся каждое утро и дыши. Здесь ты делаешь много важного, а если станешь работать в «скорой помощи», то поможешь сохранить жизнь многим людям. Я искренне верю, что на этой работе ты преуспеешь.
– Хорошо, я займусь этим. Я буду храброй благодаря вам. Вы самая отважная из всех нас. Я не говорила этого раньше, но так я думаю. Такая отважная! Работаете здесь, хотя и не должны.
– Не обязательно это говорить. Да, я сама выбрала это место. Я врач и всегда хотела помогать людям, а здесь – да, здесь многие люди нуждаются в моей помощи. Но мы пришли сюда поговорить не обо мне.
Силка улыбается Елене:
– Что ж, я очень ценю это, Елена Георгиевна, спасибо вам.
Силка встает, думая о том, как бы поскорее лечь в постель и повернуться лицом к стене.
Елена тоже встает, и Силка смотрит на нее, исполненная благодарности за то, что не чувствует жалости к себе.
– Тогда увидимся завтра, Силка.
– До завтра.
Выйдя во двор, Силка бросает взгляд в сторону административного здания. Сегодня он там. Александр. Стоит в снегу под светом прожектора. Подносит к губам сигарету, закрывает глаза. Поводит плечами, чтобы согреться. Она уходит, но в памяти отпечатывается его яркий образ.
Глава 20
Весь следующий день Силка рассеянная и немного нервная. Путает имена пациентов, мешкает с раздачей лекарств. Она постоянно обращает взгляд на дверь, ожидая появления человека, который объявит о том, что «скорая помощь» сейчас выезжает.
Этого не происходит, и Силка возвращается в барак разочарованной. Предполагалось, что сегодня меланхолия отступит от нее, ведь она избавилась от части бремени воспоминаний и обрела надежду сосредоточиться на чем-то новом. Она жаждет немедленного разрешения проблемы, которую даже не может сформулировать.
В довершение всего Ханна опять приперла ее к стене, говоря, что у нее иссяк запас и что Силка должна добыть ей наркотики. Так что, скорее всего, все это время Ханну снабжал тот бандит из блатных, который умер. И, несмотря на свой разговор с Еленой, оглядываясь на женщин в бараке, Силка думает, что не сможет перенести тот момент, когда на их лицах отразится ужас, жалость, страх и, возможно, даже ненависть.
На следующее утро она заставляет себя сосредоточиться, чтобы заняться текущей работой. Когда поступает вызов «скорой помощи», Силка пропускает его.
– Силка, тебя зовут! – кричит ей Раиса.
Силка смотрит на Раису, потом на дверь и видит ожидающего человека.
Схватив ватник, шапку, шарф и перчатки, Силка выходит вслед за ним в метель и вечный мрак полярной зимы.
– Поторопитесь! Пока вы напяливаете на себя всю эту одежду, люди там умирают! – нетерпеливо газуя двигателем, кричит водитель.
Мужчина, который вывел Силку на улицу, открывает заднюю дверь модифицированного грузовика и делает ей знак забираться внутрь. «Скорая» резко отъезжает, хотя еще не закрыта дверь, и Силка падает. Сидящий на переднем сиденье пассажир с улыбкой оборачивается, а Силка выпрямляется и садится на пол у борта, приготовившись к сумасшедшей езде.
– Не видел тебя раньше. Как тебя зовут?
Упираясь ладонями в пол и расставив ноги для опоры, Силка критически оглядывает парня. В добродушной улыбке обнажаются большие редкие и кривые зубы. Он жилистый и смуглый, густые брови нависают над яркими глазами.
– Я Силка. Это мой первый выезд.
– Эй, Павел, это ее имя, не фамилия, – говорит неприветливый водитель; он полнее и шире Павла. – Судя по ее виду, это, возможно, будет и ее последний. Взгляни, какая она маленькая.
– Тут ты, может быть, ошибаешься, Кирилл Григорьевич, – возражает Павел.
Мужчины гогочут. Когда они подъезжают к закрытым воротам, освещенным прожекторами лагеря, Кирилл опускает окно. Высунув голову из машины, он кричит часовому:
Читать бесплатно другие книги:
