Книга Пыли. Тайное содружество Пулман Филип

– О чем ты?

– Ты умеешь разделяться. Мы никогда не видели, чтобы ты это делала, но просто казалось, что если кто-то на такое и способен, то это ты. Когда он ушел?

– Ночью.

– И ни записки, ничего?

– Ну, не совсем… Мы с ним поругались… Все слишком сложно.

– Может, просто подождать, и он вернется?

– Он теперь долго не вернется. Может, никогда.

– Как знать?

– Думаю, я должна сама его найти.

Сверху донесся тоненький вскрик. Дик посмотрел на дверь.

– Пойду посмотрю, что ей нужно, – сказал он. – Вернусь через минуту.

Бинди выскочила за дверь первой. Лира закрыла глаза и попыталась дышать медленнее, чтобы успокоиться. Когда Дик вернулся, чайник уже кипел. Ложка кофейной эссенции, немного молока, ложка сахару – все это Дик залил кипятком и вручил одну из кружек Лире.

– Спасибо. Что там с твоей бабушкой?

– Она старая, и у нее ум за разум заходит. Плохо спит. Поэтому надо, чтобы кто-то всегда был рядом – на случай, если она встанет, начнет бродить по дому и обо что-нибудь ушибется или упадет.

– Дедушка, о котором ты говорил позавчера в «Белой лошади»… это его жена?

– Нет. Это папина мама. А цыгане у меня в роду с маминой стороны.

– Ты сказал, он сейчас в Оксфорде?

– Ага. Приехал с какой-то поставкой для верфи Касл-Милл, но скоро уедет. А что?

– Послушай, а он не мог бы… Можно мне с ним познакомиться?

– Да, почему нет. Пойдем к нему вместе, когда мама вернется.

Лира вспомнила, что мать Дика работает уборщицей в Вустер-колледже.

– А когда она придет?

– Часов в одиннадцать. Ну, может, немного задержится. Зайдет в магазин или куда еще. А зачем тебе мой дедушка?

– Мне надо попасть на Болота. Там живет один человек, с которым я должна увидеться. Нужно выяснить, как туда добраться, чтобы меня не заметили, не поймали и не… В общем, я хочу спросить у него совета.

Дик кивнул и отхлебнул кофе. Сам он сейчас был не очень похож на цыгана: встрепанный, с покрасневшими от недосыпа глазами.

– Не хочу, чтобы у тебя тоже были неприятности, – добавила Лира.

– Это как-то связано с тем, о чем ты говорила позавчера? С этим убийством у реки?

– Возможно. Но я пока не вижу связи.

– Между прочим, Бенни Моррис так пока и не вышел на работу.

– А, тот, которого в ногу ранили… Ты ведь никому не рассказывал о том, что я сказала?

– А как же, написал объявление большими буквами и вывесил в общей столовой! За кого ты меня принимаешь, а? Я ни за что на свете не сдам тебя, моя красотка.

– Да, я знаю.

– Но это дело слишком серьезное, так?

– Так.

– Кто-то еще знает?

– Да. Есть один человек, доктор Полстед. Малкольм Полстед, ученый из Дарем-колледжа. Когда-то давно пытался меня учить. Он обо всем знает, потому что… Ох, это так сложно, Дик! Но я ему доверяю. Он знает то, что больше никому не известно. Но сказать ему, что Пан ушел, я не могу. Не могу, и все. Мы с Паном… понимаешь, мы все время ссорились. Это было ужасно! Спорили и никак не могли прийти к согласию в самом главном. Знаешь, как будто… как будто тебя разрубили надвое! А потом случилось это убийство, и оказалось, что я тоже в опасности. По-моему, кто-то знает, что Пан все видел. Я жила несколько дней в трактире родителей доктора Полстеда, но…

– Что за трактир?

– «Форель», в Годстоу.

– А они знают, что Пан… исчез?

– Нет. Я ушла рано утром, все еще спали. Послушай, Дик, мне и правда очень нужно на Болота. Можно мне встретиться с твоим дедом? Ну, пожалуйста!

Сверху раздался еще один крик, а за ним глухой удар, как будто на пол упало что-то тяжелое. Дик покачал головой и снова выбежал за дверь.

Лира слишком волновалась, чтобы усидеть на месте. Она встала и начала кружить по кухне. Взгляд ее падал то за окно, на аккуратный, мощенный булыжником дворик с маленькой клумбой, то на стенной календарь с картинкой, изображавшей Букингемский дворец и смену караула, то на сковороду на сушилке, с уже застывшим жиром от бекона. Хотелось плакать, но Лира сдержалась, крепко зажмурившись и сделав три глубоких вдоха.

Дверь открылась – это вернулся Дик.

– Ну вот, она окончательно проснулась, черт бы все побрал, – проворчал он. – Теперь надо отнести ей овсянки. А ты точно не хочешь пожить немного здесь? Никто и не догадается.

– Нет. На самом деле мне уже пора.

– Ну… тогда возьми вот это.

Дик протянул ей сине-белый, в горошек, шейный платок – тот самый, который Лира видела на днях, или очень на него похожий. Платок был завязан каким-то замысловатым узлом.

– Спасибо. Но зачем?

– Видишь узел? Это цыганская штучка. Означает, что ты просишь о помощи. Покажи его моему деду. Его лодка называется «Португальская дева». А сам он здоровенный, крепкий… настоящий красавец, вроде меня. В общем, не пропустишь. Зовут его Джорджо Брабандт.

– Ладно. И спасибо, Дик! Надеюсь, твоя бабуля поправится.

– Это вряд ли, такое не лечится. Бедная бабуля.

Лира поцеловала его. Дик был просто замечательный.

– Увидимся… когда я вернусь, – сказала она.

– А сколько ты пробудешь на Болотах?

– Надеюсь, не дольше, чем нужно.

– Напомни-ка еще раз, как зовут того типа? Доктора?

– Малкольм Полстед.

– Ага, ясно. – Дик проводил ее до двери. – Если пойдешь сейчас вверх по Бинси-лейн, за последним домом тропа через лесочек. По ней выйдешь к реке. Там старый деревянный мостик, перейди по нему и топай дальше. Скоро увидишь канал. Поверни налево и по дорожке вдоль канала – так и доберешься до Касл-Милл. Удачи тебе! Закутайся как следует и не расстегивай куртку – так все подумают, что он у тебя… ну, в общем, ты поняла.

Поцеловав и коротко обняв ее на прощание, Дик отпер дверь. В глазах Бинди Лира прочла сострадание и подумала, как было бы здорово погладить эту милую лисичку – просто чтобы снова прикоснуться к деймону. Но это, конечно же, было невозможно. С верхнего этажа донесся дрожащий старушечий голос – бабуля опять звала Дика. Лира шагнула за порог, и дверь за ней захлопнулась.

Лира выбралась обратно на людную Ботли-роуд, перебежала через дорогу и нырнула в переулок, о котором говорил Дик. Глубоко надвинув капюшон и опустив голову, она старалась идти как можно быстрее. Вскоре она заметила ту самую тропу через лесок и, свернув на нее, вышла к деревянному мостику. Перед ней протянулась длинная лента реки: вверх по течению был Порт-Медоу, вниз по течению – Окспенс и место убийства. Лира огляделась по сторонам – ни единой живой души. Она перешла через мостик и зашагала дальше по раскисшей тропинке между заливными лугами. Тропинка вывела ее к каналу, и Лира увидела длинный ряд пришвартованных лодок: у некоторых из жестяных труб поднимался дым, рядом с одной яростно лаяла собака, но когда Лира подошла ближе, затихла, почуяв что-то неладное, отвернулась и, поскуливая, отползла в дальний конец лодки.

Чуть подальше Лира заметила женщину, развешивавшую белье на веревке, протянутой вдоль лодки.

– Доброе утро, леди, – поздоровалась она. – Я ищу Джорджо Брабандта с «Португальской девы». Не подскажете ли, где его найти?

Женщина повернулась, привычно насторожившись при виде чужого человека, но тут же смягчилась: ведь Лира обратилась к ней уважительно – и именно так, как полагалось чужаку обращаться к цыганам.

– Выше по каналу, – ответила она. – Около верфи. Но он собирался сегодня в обратный путь. Возможно, вы его упустили.

– Спасибо, – кивнула Лира и поспешила дальше, прежде чем женщина заметит, что с ней что-то не так.

Верфь находилась на другой стороне канала, и прямо над ней возвышалась звонница Святого Варнавы. Это было людное, оживленное место, здесь по-прежнему работала та самая лавка с судовой утварью, куда Малкольм двадцать лет назад приходил за красной краской, а вокруг были разнообразные мастерские, сухой док, кузница и разная тяжелая машинерия. Цыгане работали бок о бок с сухопутными, латая корпуса, поновляя краску, починяя рулевые колеса, а самой длинной и богаче всего украшенной из пришвартованных здесь лодок оказалась именно та, которую Лира искала, – «Португальская дева».

Лира направилась к ней вдоль причала, перейдя реку по металлическому мостику. Крупный мужчина с закатанными по локоть рукавами, из-под которых виднелись татуировки, стоял на коленях в рубке и громыхал гаечным ключом в моторе. Когда Лира остановилась возле лодки, он не обернулся, но его деймон, черный с серебром кеесхонд, вскочил и зарычал, вздыбив гриву, как лев.

Лира подошла ближе – тихо, настороженно, не слишком быстро.

– Доброе утро, мастер Брабандт, – сказала она.

Мужчина поднял голову, и Лира словно увидела перед собой второго Дика, только крупнее, грубее и сильнее – ну и, само собой, гораздо старше. На приветствие он не ответил, только прищурился и нахмурил брови.

Лира достала из кармана шейный платок и бережно, обеими руками, протянула его Брабандту, демонстрируя узел. Цыган взглянул на него – и настороженность в его глазах сменилась гневом.

– Где ты это взяла? – рявкнул он, побагровев от злости.

– У вашего внука Дика. Он дал мне его полчаса назад. Я к нему обратилась, потому что у меня неприятности. Мне нужна помощь.

– Спрячь это немедленно и поднимайся на борт. Не оглядывайся. Просто залезай и сразу проходи в каюту.

Цыган вытер руки замасленной тряпкой, вошел в каюту вслед за Лирой и закрыл дверь.

– Что у тебя за дела с Диком?

– Мы просто друзья.

– И он набил тебе пузо неприятностями?

Лира вспыхнула, когда до нее дошло, что он имеет в виду.

– Нет! Это не те неприятности. И вообще… я прекрасно знаю, как о себе позаботиться. Дело в другом. Видите ли… мой деймон…

Она не смогла закончить фразу. Сейчас, когда предстояло выставить свою беду напоказ перед чужим человеком, она вдруг почувствовала себя ужасно беззащитной. Но делать было нечего. Пожав плечами, Лира расстегнула парку и раскинула руки в стороны.

Брабандт оглядел ее с головы до ног и побелел как мел. Отступив на шаг, он вцепился в дверную раму.

– Ты не ведьма? – спросил он.

– Нет. Обычный человек.

– Господи ты боже мой. Но что же с тобой случилось?

– Мой деймон потерялся. Думаю, он меня бросил.

– И чем, по-твоему, я тут могу помочь?

– Не знаю, мастер Брабандт. Но я хотела спросить: как попасть на Болота так, чтобы меня не поймали? Мне нужно увидеться с одним старым другом. Его зовут Корам ван Тексель.

– Фардер Корам? Говоришь, вы с ним друзья?

– Десять лет назад мы с ним и с лордом Фаа ездили на Север. Фардер Корам был со мной, когда я познакомилась с Йореком Бирнисоном, королем медведей.

– И как же тебя зовут?

– Лира Сирин. Это имя дал мне Йорек. А до тех пор меня звали Лира Белаква.

– Ну и что же ты не сказала?

– Я сказала. Вот только что.

На секунду ей почудилось, что он сейчас даст ей в ухо за наглость, но лицо пожилого цыгана внезапно смягчилось и кровь снова прилила к его щекам. Брабандт действительно был хорош собой, как и сказал его внук, но сейчас черты его были искажены тревогой и даже, пожалуй, страхом.

– Эти твои неприятности… – промолвил он. – Когда это случилось?

– Сегодня утром. То есть, вчера вечером он еще был со мной. Но мы ужасно поссорились, а когда я проснулась, его уже не было. Я не знала, что делать. Но потом подумала про цыган, Болота и Фардера Корама. И подумала, что он не осудит меня. Он поймет и, возможно, поможет.

– О том путешествии на Север мы вспоминаем по сей день, – сказал Брабандт. – Лорд Фаа умер, но мы не забыли. Это был великий поход. А Фардер Корам редко теперь покидает свою лодку, но он все еще довольно крепок и в ясном уме.

– Рада это слышать. Хотя боюсь, что доставлю ему хлопот.

– Его этим не испугать. Но ты ведь не собиралась путешествовать в таком виде? Без деймона ты далеко не уйдешь.

– Я знаю. Это будет непросто. Но я не могу оставаться там, где была, потому что… В общем, у них из-за меня будут неприятности. К ним постоянно приходят самые разные люди. Долго прятаться я бы все равно не смогла, и вообще это нечестно по отношению к ним, потому что я думаю, что мне еще грозит опасность от ДСК. Но, к счастью, я случайно услышала от Дика, что вы сейчас в Оксфорде, и подумала, а что, если… В общем, я не знаю. Мне просто некуда больше идти.

– Да, это понятно. Ну что ж…

Он выглянул из окна – на верфи по-прежнему кипела работа, – а потом посмотрел на своего деймона, большого лохматого кеесхонда. Тот ответил спокойным взглядом.

– Ну что ж, – повторил Брабандт. – Джон Фаа вернулся из того путешествия с цыганскими детьми, которых мы не надеялись увидеть живыми. Этим мы обязаны тебе. К тому же наш народ подружился кое с кем из ведьм, а ведь ничего подобного раньше не бывало. В ближайшие пару недель я совершенно свободен. Время сейчас для торговли неподходящее. А ты когда-нибудь уже плавала на цыганской лодке? Наверняка случалось.

– Да, мы с Ма Костой и ее семьей плавали на Болота.

– С Ма Костой, говоришь? Ну что ж, она женщина серьезная. Готовить умеешь? Чистоту наводить сможешь?

– Да.

– Тогда добро пожаловать на борт, Лира. Я нынче сам по себе – с тех пор, как последняя моя подружка сбежала на берег, да так и не вернулась. Нет, нет, не волнуйся – замены я не ищу, да и ты для меня слишком молоденькая. Я люблю женщин с опытом. Но если ты согласна готовить, заниматься уборкой и стиркой и держаться подальше от сухопутников, я тебе помогу и отвезу на Болота. Идет?

Он протянул перепачканную маслом руку, и Лира без колебаний пожала ее:

– Договорились.

В тот самый момент, когда Лира пожимала руку Джорджо Брабандту, Марсель Деламар сидел у себя в кабинете в La Maison Juste. Перед ним на столе красного дерева стояла маленькая бутылочка. Деламар тыкал в нее концом карандаша, поворачивая так и сяк. Погода была ясная, и бутылочка посверкивала в лучах солнца, падавших из окна. Размером она была не больше его мизинца, с пробкой, запечатанной красным воском, оставившим на стекле длинный потек.

Деламар поднес бутылочку к глазам и посмотрел сквозь нее, на просвет. Его посетитель – человек тартарской наружности, в поношенной европейской одежде, с изможденным, темным от загара лицом, – молча ждал.

– Значит, это оно? – спросил Деламар. – Знаменитое масло?

– Так мне сказали, сэр. Я лишь передаю вам слова продавца.

– Он сам вас нашел? Откуда он узнал, что вы заинтересованы в покупке?

– В поисках я доехал до Акчи. Я расспрашивал торговцев, караванщиков, разносчиков… Наконец, к моему столику подошел один человек и…

– К вашему столику?

– Такие дела делаются в чайных домах. Садишься за столик и даешь людям знать, что ты готов продать шелк, опиум, чай… словом, что у тебя есть на продажу. Я действовал под видом лекаря. Торговцы подходили ко мне, предлагали всякие травы и экстракты, разные масла, плоды, семена. Кое-что я покупал, чтобы поддержать образ. Чеки все при мне.

– Но откуда вам знать, что это именно оно? Это может быть что угодно.

– Со всем уважением, месье Деламар, но это действительно розовое масло из Карамакана. Я готов подождать оплаты до тех пор, пока вы его не проверите.

– О, разумеется. Мы проверим, непременно проверим. Но чем он вас убедил?

Посетитель откинулся на спинку стула, всем своим видом показывая, как он устал, но стойко держится и терпит придирки. Между его пальцами бесконечной лентой перетекал деймон – песочно-серая змея с узором из красных ромбов. Деламар почувствовал в этом признак сильного, хотя и затаенного волнения.

– Я проверил сам, – произнес посетитель. – Как и рекомендовал продавец, я нанес крохотную каплю на кончик мизинца и коснулся им глазного яблока. Боль и впрямь оказалась ужасная – я понял, почему продавец настоял, чтобы для проверки мы перешли из чайного дома в гостиницу, где я остановился. Такой дикой боли я не выдержал и закричал. Я хотел тут же промыть глаз, но продавец посоветовал не делать этого и просто немного подождать. Сказал, что от воды жжение только распространится. Очевидно, именно это и делают шаманы – те, которые пользуются этим маслом. Минут через десять или, может, пятнадцать худшее осталось позади. Боль начала стихать, а я стал наблюдать явления, описанные в поэме о Джахане и Рухсане.

Деламар старательно записывал за посетителем. Но при этих словах он остановился и поднял голову:

– Что за поэма?

– Она так и называется – «Джахан и Рухсана». О приключениях влюбленной пары – юноши и девушки, которые ищут розовый сад. И, наконец, находят его после многих испытаний и при помощи царя птиц. Войдя в этот сад, они получают чудесный дар: перед ними, как лепестки розы, начинают разворачиваться видения, открывающие истину за истиной. В той части Центральной Азии эту поэму знают и высоко чтут вот уже почти тысячу лет.

– А на европейские языки ее переводили?

– Насколько я знаю, есть один французский перевод, но его считают не слишком точным.

Деламар записал и это.

– И что же вы увидели под влиянием этого масла? – спросил он.

– Вокруг продавца появился сияющий ореол из крохотных зернышек света, каждое не больше песчинки. А между ним и его деймоном-воробьихой непрерывно перетекали такие же крупицы света. Туда и обратно, в обе стороны. Глядя на это, я понял, что наблюдаю некую глубочайшую истину, которую впоследствии уже никогда не смогу отрицать. Мало-помалу видение растаяло, но я убедился, что масло подлинное. Я заплатил продавцу и отправился в обратный путь. Чек я сохранил…

– Оставьте на столе. Вы кому-нибудь еще об этом рассказывали?

– Нет, месье Деламар.

– Вот и славно. Тот городок, где вы купили масло… покажите-ка его мне на карте.

Деламар поднялся, достал из ящика стола карту, скатанную в трубку, и развернул ее перед посетителем. Карта охватывала территорию примерно в четыреста квадратных километров, с севера и с юга ограниченную горами.

Посетитель надел очки в старомодной проволочной оправе и уставился в карту, а через некоторое время коснулся точки неподалеку от западного края. Деламар посмотрел – и перевел взгляд на восточный край карты, выискивая что-то глазами.

– Пустыня Карамакан – чуть дальше на юг, – заметил путешественник. – На этой карте ее нет.

– На каком она расстоянии от города, который вы назвали? От Акчи?

– Километров пятьсот.

– Выходит, этим розовым маслом торгуют даже так далеко к западу.

– Я дал знать, что мне нужно, и приготовился ждать, – пояснил путешественник, снимая очки. – Продавец приехал специально ко мне. Он мог бы продать масло медицинской компании, не покидая родных мест, и все же уважил мое желание.

– Медицинской компании? Какой именно?

– Их там три или четыре. Западные компании. Они охотно выложили бы круглую сумму, но этот образец все-таки достался мне. Счет за покупку…

– Успокойтесь, получите вы свои деньги. Но сначала еще несколько вопросов. Кто запечатал бутылочку воском?

– Я.

– И она все время оставалась при вас?

– Днем и ночью.

– А у этого масла есть, так сказать, срок годности? Не может ли оно со временем утратить свои свойства?

– Не знаю.

– Кто его обычно покупает? У этого продавца есть постоянные клиенты?

– Он не только маслом торгует, месье Деламар. Но другие товары у него обычные – целебные травы, кулинарные пряности, все в таком роде. Их покупают все подряд. А этим необычным маслом пользуются в основном шаманы, насколько я понимаю. Впрочем, есть одно научное заведение в Ташбулаке, а это… – он снова надел очки и вгляделся в карту, – …это, как и пустыня, осталось за краем карты. Несколько раз он продавал масло тамошним ученым. Они очень хотели его получить и платили исправно, хотя и не так много, как медицинские компании. Впрочем… я сказал «есть» – это не совсем точно. Такое заведение было – до недавнего времени.

Деламар подался вперед, но не слишком резко.

– Было? – повторил он. – Продолжайте.

– Это сообщил мне тот же продавец. Он сказал, что в последний его визит на эту станцию все там были страшно перепуганы: исследования потребовали прекратить, пригрозив уничтожением. Они как раз собирали вещи, готовились к отъезду. Но уже на обратном пути из Акчи до меня дошел слух, что станцию все-таки разгромили. Все, кто не успел уехать, – и ученые, и местные работники, – погибли или пропали без вести.

– Когда вы об этом услышали?

– Не так давно. Но следует иметь в виду, что по дорогам новости расходятся быстро.

– И кто же уничтожил эту станцию?

– Какие-то люди с гор. Это все, что мне известно.

– Каких именно гор?

– Горы там с трех сторон – на севере, западе и юге. А на востоке – только пустыня, ужасней которой нет на свете. Горные перевалы безопасны – или, по крайней мере, так было раньше. Там довольно оживленное движение. Но, может быть, ситуация изменилась. Вообще-то горы всегда опасны. Мало ли какие люди там живут? В горах полно чудовищ и духов, так что люди, которые обитают с ними по соседству, наверняка свирепы и жестоки. И потом эти птицы, огаб-горги… О них такое рассказывают, что просто волосы дыбом.

– Меня интересуют люди. Что они говорят? Хорошо ли они организованы? Есть ли у них вожак? Откуда известно, что именно они уничтожили станцию в Ташбулаке?

– Насколько я понял, они считают, что тамошние ученые осквернили святыню.

– И что же у них за религия? Что именно они считают осквернением?

Путешественник лишь покачал головой и развел руками.

Деламар медленно кивнул и постучал карандашом по стопке грязных, свернутых вчетверо бумажек.

– Это все чеки и счета? – уточнил он.

– Они самые. И, разумеется, счет за само масло. Я был бы очень признателен…

– Вам заплатят завтра. Вы остановились в отеле «Рембрандт», как я рекомендовал?

– Да.

– Там и оставайтесь. Скоро курьер доставит вам деньги. Со своей стороны хочу напомнить вам о договоре, который мы подписали до вашего отъезда.

– А-а, договор…

– Вот именно, договор. Если я узнаю, что вы распространяетесь об этом деле, я обращусь к пункту о конфиденциальности и затаскаю вас по судам. Вы потеряете куда больше, чем получите.

– Я помню этот пункт.

– Тогда у меня все. Хорошего дня.

Посетитель поклонился и ушел. Деламар убрал бутылочку с маслом в ящик стола, запер на ключ и задумался. Новости и сами по себе представляли интерес, но вдобавок было у этого человека что-то такое во взгляде… то ли удивление, то ли сомнение, не разобрать. Об людях с гор Деламар уже был наслышан и расспрашивал лишь для того, чтобы понять, сколько известно другим.

Впрочем, неважно. Он черкнул записку ректору Колледжа теофизических исследований и снова углубился в проект, который занимал большую часть его времени, – грядущий конгресс Магистериума. Впервые за всю историю представители всех его организаций соберутся вместе. Главный повод – розовое масло и судьба станции в Ташбулаке, хотя лишь очень немногие делегаты будут об этом знать.

Все утро и большую часть дня Малкольму пришлось потратить на дела колледжа, но под вечер он наконец отправился в Годстоу. Ему не терпелось рассказать Лире о собрании в Ботаническом саду и обо всем, что он узнал, – и не просто для того, чтобы предостеречь ее: он хотел увидеть выражение ее лица, когда она поймет все последствия. Все эмоции необыкновенно живо отражались на ее лице, и Малкольму казалось, что он не встречал еще человека, настроенного на один лад с мирозданием настолько точно, как она. Он и сам не вполне понимал, что это значит, и ни за что никому не стал бы об этом говорить, а ей – особенно. Но наблюдать за этим ему очень нравилось – оторваться было невозможно.

К ночи похолодало, и Малкольм стал опасаться, не пойдет ли снег. Когда он добрался до «Форели» и прошел в кухню, сразу повеяло знакомым теплом и вкусными запахами. Мать раскатывала тесто. Услышав его шаги, она подняла голову – и Малкольм сразу насторожился: лицо ее было напряженным, во взгляде застыла тревога.

– Ты виделся с ней? – спросила она, даже не поздоровавшись.

– С Лирой? В каком смысле?

Миссис Полстед кивком указала на оставленную Лирой записку – та все еще лежала в центре стола. Малкольм схватил ее и быстро пробежал глазами, а затем перечитал еще раз, медленно.

– И это все? – спросил он.

– Часть вещей она оставила наверху. Похоже, забрала столько, сколько могла унести. И, должно быть, ушла очень рано, когда все еще спали.

– А вчера она ничего такого не говорила?

– Мы думали, она просто чем-то озабочена. Или несчастна, как утверждает твой отец. Она старалась бодриться, хотя по большей части отмалчивалась. И спать легла рано.

– Так когда же она ушла?

– Еще до того, как мы встали. Записка тут и лежала, на столе. Я подумала, может, она отправилась к тебе в Дарем… или, может, к Элис…

Малкольм взбежал по лестнице в комнату, где ночевала Лира. Ее книги – по крайней мере, некоторые – остались на столике. Постель была заправлена. В одном из ящиков шкафа обнаружилась кое-какая одежда. И все.

Малкольм выругался.

– А вот интересно… – протянула Аста, наблюдавшая за ним с подоконника.

– Что?

– Интересно, они с Пантелеймоном ушли вместе? Или, может, она подумала, что он ушел, и пошла его искать? Мы же знаем, что они не… что они не очень-то ладили друг с другом.

– Но куда он мог уйти?

– Да просто пошел куда-то сам. Мы же знаем, что он так делает. Именно так мы и поняли, что они могут разделяться, – когда я увидела, как он гуляет сам по себе.

– Но…

Малкольм был в смятении, и ужасно зол, и расстроен куда сильнее, чем случалось за многие годы.

– Правда, он всегда возвращался, и она знала, что рано или поздно он придет, – добавила Аста.

– Может, на этот раз не вернулся, – предположил Малкольм и тут же воскликнул: – Элис! Вот к кому мы сейчас пойдем.

Элис отдыхала после ужина в гостиной у стюарда, за стаканчиком вина.

– Добрый вечер, доктор Полстед, – сказал стюард, вставая. – Выпьете с нами портвейна?