Книга Пыли. Тайное содружество Пулман Филип
– Мистер Кубичек, вы можете это прочесть? Никак не разгляжу адрес.
Ван Донген тоже вскочил, нетерпеливо хлопая в ладоши, так что в воздух поднимались фонтанчики искр, похожие на крошечные фейерверки. Одна искра попала Лире на руку и ужалила, словно кожу проткнули иголкой. Лира вскрикнула, прихлопнула искру и поспешно отступила.
– Ох, простите меня, простите!.. – всполошился голландец. – Только читайте скорее!
– Не так громко! – испугался Кубичек. – Ван Донген, умоляю, говорите тише! Адрес… Да-да, понятно.
– Какой адрес? Где он живет? – из горла ван Донгена рвался глухой рев подземного огня.
– Стари Железнични Мост, сорок три. Это недалеко отсюда. Там… целый квартал мастерских под старым железнодорожным мостом. Я даже не ожидал…
– Отведите меня туда! – потребовал ван Донген. – Мы идем сейчас же!
– Я объясню, где это… дам карту…
– Нет! Вы должны помочь. Вы, мисс, вы тоже идите с нами. К вам он отнесется с уважением.
В этом Лира очень сомневалась, но ей все равно пришлось бы пойти, ведь она хотела, чтобы Кубичек потом проводил ее обратно, на вокзал. Она кивнула. В любом случае это будет любопытно, да и с новым методом возиться не придется.
– Пожалуйста, ван Донген, идите тихо и говорите поменьше. Мы просто обычные горожане, идем домой…
– Да, да. Идемте же!
Кубичек повел их через дом и дальше, наружу. Голландец с величайшей осторожностью проскользнул между кипами книг. Лира шла последней, держась на безопасном расстоянии от него.
Темные улочки и кривые переулки Малой Страны были почти пусты. Иногда только кошка кралась куда-то по своим делам или крыса шмыгала в подворотню. И ни одного человека, пока они не вышли на пустырь у высокой фабричной стены. Там, вокруг жаровни собралось несколько мужчин. Они сидели на каких-то ящиках и мешках, курили и провожали троицу взглядом. Кубичек пробормотал вежливое приветствие, которое осталось без внимания. Лира буквально физически ощущала их внимание, пока шла мимо, спотыкаясь на неровной земле, стараясь не упасть и не вступить в отливавшую керосином лужу. Ван Донген наблюдателей, кажется, вообще не заметил, да и сам не слишком их заинтересовал. Голландец стремился к поднимавшимся впереди каменным аркам старого железнодорожного моста.
– Это то самое место? Да? Да?
Пламя ударило вверх, зависло над ним, как воздушный шар, и пропало. От бочки с огнем раздались испуганные голоса. Прямо перед ними над пустырем взлетал черный мост. Под каждой аркой виднелись двери: деревянные, из ржавого железа, из фанеры. Большинство были заперты на замок. Две стояли открытые, и внутри под нафтовыми лампами разливалось на земле озерцо желтого света. За первой механик собирал мотор, а его мартышка-деймон подавала запчасти; за второй пожилая женщина продавала пакетик трав женщине помоложе, с совершенно загнанным лицом – возможно, беременной.
Ван Донген шагал вдоль дверей, жадно высматривая номер 43.
– Его тут нет! – завопил он, выкашливая языки пламени с каждым словом. – Нет сорок третьего!
Механик с карбюратором в руке оглянулся и уставился на них.
– Ван Донген! – взмолился Кубичек, и голландец послушно закрыл рот.
Он тяжело дышал, его глаза полыхали, как прожекторы.
– Тут номера не по порядку, – заметила Лира.
– В Праге дома нумеруют в том порядке, в каком они строились, – пояснил Кубичек. – И с мастерскими то же самое. Придется проверить каждую.
Он все время оглядывался на тех людей у бочки. Лира тоже посмотрела: двое уже встали и не сводили с них глаз. Ван Донген носился по пустырю вдоль всего моста, бросая торопливые взгляды на двери и оставляя за собой шлейф искр и полосу выжженной травы. Лира ходила следом и смотрела уже более внимательно. Некоторые номера читались без труда, выведенные белой краской или мелом, другие совсем выцвели, осыпались, и различить их было почти невозможно.
А потом ее взгляд упал на дверь, более крепкую, чем остальные, из темного дуба, на тяжелых железных петлях. Рядом, на кирпичах арки, красовалась бронзовая львиная морда. А на двери кто-то гвоздем нацарапал номер 43.
– Мистер Кубичек! Мистер ван Донген! – тихо позвала она. – Вот он.
Оба тут же очутились рядом: Кубичек аккуратно обходя лужи, ван Донген – напролом. Лира каким-то образом оказалась во главе операции, хотя сама не поняла, как это произошло. Она решительно постучала.
– Кто вы? – раздался голос. Он доносился из бронзового льва.
– Путешественники, – ответила Лира. – Мы слышали о мудрости великого мастера, доктора Иоганна Агриппы, и хотим его наставлений.
Только тут она осознала, что голос обращался к ним по-английски, и она машинально ответила на том же языке.
– Мастер занят, – сообщил лев. – Приходите на следующей неделе.
– Тогда мы будем уже очень далеко отсюда. Нам нужно увидеться с ним сейчас. И… у меня послание для него из Голландской республики.
Кубичек испуганно вцепился в ее руку. Ван Донген лихорадочно сбивал язычки пламени, проступившие вокруг рта. Они стояли и ждали.
– Мастер Агриппа уделит вам ровно пять минут, – наконец сказал лев. – Входите и ждите.
Дверь открылась, изнутри пахнуло дымом. Пыльный запах трав, пряностей, минералов окутал их будто облаком.
Ван Донген тут же попытался пролезть мимо Лиры. Она схватила его за руку и тут же об этом пожалела: ей показалось, что она коснулась раскаленного железа.
Она прижала руку к груди, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать, и шагнула в мастерскую первой. Дверь за ними захлопнулась. Кирпичные стены и бетонный пол озарял тусклый свет жемчужины, свисавшей с потолка на нитке. Ее сияние разгоралось и меркло в ритме, подобном дыханию. В ее свете они увидели… ничего, пустоту. Комната была совершенно пуста.
– Куда нам идти? – вслух спросила Лира.
– Вниз, – шепнул воздух.
Ван Донген указал пальцем в угол.
– Туда!
Огромный язык пламени вырвался у него изо рта, ударил в потолок и погас, но они успели разглядеть люк в полу. Голландец ринулся поднимать крышку за железное кольцо, но Лира его остановила.
– Нет! Ничего не трогайте. И вниз вы не пойдете. Останетесь здесь и будете ждать, пока я вам не скажу. Мистер Кубичек, проследите за этим.
Кубичек увлек ван Донгена в противоположный угол, и Лира сама подняла крышку. Она увидела деревянные ступени, которые вели в подвал, озаряемый какими-то мрачными вспышками. Внизу Лира остановилась и стала оглядываться. Своды подвала за много веков почернели от дыма. В центре стоял громадный кузнечный горн под медным колпаком, труба уходила в потолок. Тысячи разных предметов стояли на полу, свисали со стен и потолка: реторты, тигли, глиняные банки; ящики без крышки, с солями, пигментами и сушеными травами; книги, старые и новые, большие и маленькие – некоторые были открыты, другие теснились на полках; философские инструменты, компасы, фотографический пресс, камера-люцида, целый стеллаж лейденских банок, генератор Ван де Граафа; кучи костей, среди которых вполне могли оказаться и человеческие; всевозможные растения под пыльными стеклянными колпаками и еще очень много всего. «Мейкпис!» – подумала Лира. Все это живо напомнило ей лабораторию оксфордского алхимика.
У печи, озаренный багровым светом углей, стоял человек в грубой рабочей одежде. Он мешал в кипящем котле нечто, источающее едкий запах, и декламировал некий текст – возможно, заклинание… возможно, на древнееврейском языке. Лира пока не могла разглядеть его как следует, но по профилю было ясно, что перед ней человек средних лет, гордый, нетерпеливый, сильный и обладающий недюжинным умом. Ее он, судя по всему, еще не увидел.
На мгновение он напомнил ей отца… но Лира постаралась тут же выкинуть эту мысль из головы и поспешно перевела взгляд на другой большой предмет, попавший в ее поле зрения, – каменный чан футов десяти в длину и шести в ширину. Высотой он был ей по пояс.
Чан был полон воды, а в воде… извиваясь, устремляясь то в одну сторону, то в другую, изгибаясь и едва не завязываясь узлом, как вьющаяся жимолость, ползущая по ветке дерева, не останавливаясь ни на миг, сновала русалка – идеальная, прекрасная, грациозная. Деймон Корнелиса ван Донгена – Динесса, водяной дух.
Она была удивительно хороша – нагая, с длинными черными волосами, струившимися в воде, как ленты нежнейших водорослей. Развернувшись у дальнего края чана, она увидала Лиру и метнулась к ней, стремительно, как рыбка.
Но прежде чем она выплеснулась из воды, Лира поспешно прижала палец к губам и показала на погруженного в свои заклинания волшебника. Русалка поняла и послушно замерла на дне, испытующе глядя на Лиру сквозь толщу воды. Лира кивнула, попробовала улыбнуться и тут только заметила громоздившуюся над чаном путаницу клапанов, поршней, карданных и коленчатых валов, шестерней и прочих деталей, чьих названий она не знала, а назначения не могла угадать.
Сзади раздался крик, и струя огня опалила ей волосы. Она обернулась: ван Донген уже спустился до половины лестницы. На нем висел, морщась от боли, Кубичек. Обожженную ладонь Лиры дернуло болью.
Они ступили на пол подвала, и тут разверзся ад. Чучело крокодила, тихо висевшее на цепях под потолком, развернулось, хлестнуло хвостом и взревело. Батарея пыльных сосудов, каждый объемом в галлон или больше, с жуткими странными заспиртованными образцами внутри, с зародышами, гомункулами и кефалоподами, озарилась изнутри, а мертвые твари заколотили кулаками в стекло, яростно завыли и заметались в своих банках. Металлическая птица в ржавой клетке хрипло заголосила. Вода в бассейне с Динессой в ужасе отхлынула от ван Донгена, поднялась огромной волной и застыла, сверкая и трепеща, а в ней – водяной деймон, словно насекомое, навеки застывшее в янтаре. Русалка увидела своего человека и, простирая к нему руки – из воды в воздух, закричала:
– Корнелис! Корнелис!
Все это случилось так быстро, что никто не успел ничего сделать.
– Динесса! – воскликнул ван Донген и кинулся к замершей волне. Динесса бросилась из стеклянного плена прямо в его объятия.
Они соединились во взрыве и вспышке пламени. Еще секунду Лира видела их лица, озаренные грозовым сиянием, охваченные экстазом, слившиеся в последнем поцелуе, – и вот их уже не стало. Зато в механизмах над чаном что-то происходило. Струи перегретого пара устремились к цилиндрам, заколотили поршни, карданные валы заходили взад и вперед, вращая гигантское колесо. Защелкали, затикали хорошо смазанные детали.
Потрясенные Лира и Кубичек отступили. А колдун закрыл свою книгу с таким видом, будто завершил долгий и тяжкий труд.
– Что вы сделали? – с трудом спросила Лира.
– Запустил этот двигатель.
– Но как? Где человек и его деймон?
– Они исполнили предназначение, ради которого и были сотворены.
– Они были сотворены не для этого!
– Ты об этом ничего не знаешь. Я устроил их появление на свет, я доставил сюда деймона, чтобы совершить эту работу, но мальчишка сбежал. Впрочем, неважно. Я сделал так, чтобы ты нашла его и привела сюда. Теперь и твоя задача выполнена. Можешь идти.
– Родной отец их предал, а вы… вы сделали с ними…
– Я и есть их отец.
Лира умолкла, оглушенная. Машина работала все быстрее, сотрясая своей мощью подвал. Крокодил успокоился, хотя все еще медленно помахивал хвостом; гомункулы перестали вопить и колотиться в стекло, и теперь умиротворенно бултыхались в своих банках. Металлическая птица, чьи золотые перья теперь искрились богатыми эмалями и драгоценными камнями, пела сладко, как соловей.
Агриппа стоял с книгой в руках, спокойно глядя на Лиру, и как будто ждал, когда она задаст вопрос.
– Почему? – спросила она, наконец. – Зачем было делать это… так? Приносить в жертву две жизни? Неужели нельзя было развести огонь обычным способом?
– Это не обычный огонь.
– Но зачем?
– Это не обычный двигатель. Не обычный огонь. И не обычный пар.
– И это все, чем они стали? Необычный пар? Пар – это всего лишь пар.
– Ничто на свете не исчерпывается самим собой.
– Неправда! Все на свете – такое, как есть, и не более того!
От цитаты из Бранда Лире вдруг стало не по себе.
– Так ты тоже поверила этой лжи?
– Вы считаете, это ложь?
– Одна из величайших на свете, произнесенных человеком. Я думал, у тебя слишком развито воображение, чтобы поверить такому.
– Да что вы обо мне знаете? – отшатнулась от него Лира.
– Все, что нужно.
– Я найду своего деймона?
– Да, но не так, как ты думаешь.
– Что это значит?
– Все на свете взаимосвязано.
Лира задумалась.
– И какова же моя связь вот с этим?
– Это привело тебя к единственному человеку, который может тебе сказать, куда дальше ехать – на юг или на восток.
У Лиры закружилась голова. Это было невозможно… и все-таки происходило.
– И куда же мне ехать?
– Загляни в свою clavicula, – он указал на записную книжку, которую Лира сжимала в руках.
Она открыла страницу с карандашными строчками и под его именем и адресом вдруг увидела то… чего раньше не замечала: «Скажи ей ехать на юг».
– Кто это здесь написал?!
– Тот же, кто написал мое имя и адрес, – мастер Себастьян Мейкпис.
Лире пришлось схватиться за край каменного чана.
– Но как он…
– Придет время, и ты узнаешь. Нет никакого смысла рассказывать тебе сейчас. Все равно не поймешь.
Кто-то осторожно тронул ее за руку. Бледный Кубичек встревоженно смотрел на нее.
– Минуту, – сказала она ему и повернулась к Агриппе. – Расскажите мне о Пыли. Вы знаете, о чем я говорю?
– Разумеется, я слышал о Пыли и о поле Русакова. Думаешь, у нас тут все еще семнадцатый век? Я читаю все научные журналы, некоторые на редкость забавны. Лучше я расскажу тебе о другом. У тебя же есть алетиометр?
– Да.
– Алетиометр – не единственный способ читать Пыль, и даже не самый лучший.
– А какие еще есть способы?
– Я назову тебе только один. Колода карт.
– Вы говорите о Таро?
– Вот еще. Эта грубая современная подделка годится лишь для того, чтобы выуживать деньги у легковерных романтиков. Я говорю о колоде карт с картинками. Совсем простыми. Ты узнаешь ее, когда увидишь.
– А что вы можете мне сказать о тайном содружестве?
– Так называется мир, с которым я работаю. Мир тайных сил и скрытых взаимосвязей. Именно поэтому ничто на свете не сводится к самому себе. Во всем есть нечто большее.
– Еще два вопроса. Мне нужно найти место под названием Синий отель, аль-Хан аль-Азрак. Чтобы вернуть моего деймона. Вы слышали о нем?
– Да. У него есть и другое имя: Мадинат аль-Камар, Лунный город.
– Где он находится?
– Между Селевкией и Алеппо. Добраться до него можно из любого из этих двух городов. Но ты найдешь своего деймона, только пройдя через страшную боль и великие трудности. И он не сможет уйти с тобой, если ты не принесешь великую жертву. Ты к этому готова?
– Да. И второй вопрос: что означает слово «актерракех»?
– Где ты его услышала?
– Оно связано с одним местом, которое называется Карамакан. Кажется, это такой способ путешествовать или что-то вроде того. Ты должен двигаться актерракех…
– Это латынь.
– Что?!
– Да. Aqua terraque.
– Вода и земля…
– По воде и по земле.
– И что это значит?
– Есть особые места, куда можно попасть, только если ты и твой деймон путешествуете по отдельности. Один из вас движется по воде, а другой – по земле.
– Но это место посреди пустыни. Там нет никакой воды!
– Неверно. Место, о котором ты говоришь, на самом деле находится между пустыней и блуждающим озером – солеными болотами и мелководными протоками Лобнор, где водные пути меняются и перемещаются непредсказуемым образом.
– Понятно, – кивнула Лира.
Потрепанные записки Штрауса, которые они нашли тогда в рюкзаке Хассала, вдруг стали ей совершенно ясны. О, столько всего вдруг стало совершенно ясно! Чтобы попасть в красное здание, людям нужно было отделиться от своих деймонов. Деймон Штрауса успешно прибыл на место, и они смогли войти. Но деймон Хассаля до них не добрался… хотя потом они нашли друг друга. Так вот, значит, как это работает. Она сама сможет попасть туда, только если Пан согласится идти через Лобнор, пока она будет пересекать пустыню… Только тогда она войдет в красный дом. И пока эта волна ясности катилась через ее разум, сметая на пути все туманы и сомнения, Лира вспомнила свое первое впечатление от дневника: тогда она была уверена, что знает… знает, что там, внутри этого красного дома. Вот и сейчас знание мелькнуло перед внутренним взором, будто мираж… но опять осталось недосягаемым.
Она стояла в закопченном подвале, слыша мощное, уверенное биение поршней и клапанов, свидетельствовавшее, что Корнелис и Динесса наконец обрели друг друга… и изо всех сил пыталась снова сосредоточиться на Агриппе.
– Откуда вы все это знаете? – спросила она. – Вы тоже путешествовали туда?
– Довольно вопросов. Иди.
Кубичек потянул ее за рукав к лестнице. У самых ступеней Лира снова оглянулась и окинула взором подвал, где все было исполнено жизни, где вершились великие и тайные дела. Агриппа уже доставал ящик с травами, расчищал место на верстаке, устанавливал весы. Паровой двигатель вошел в тихий, мощный ритм. Волшебник протянул руку и взял из воздуха маленькую коробочку, которая, казалось, приплыла к нему сама. На банках, ящичках и флаконах, стоявших тут и там на полках, вспыхнули огоньки, и еще – на двух ящиках огромного шкафа из красного дерева. Чародей взял что-то из каждого вместилища, подсвеченного таким образом, и тогда каждый светящийся дух (другого слова Лира для него не нашла), перелетел на верстак и присоединился там к своему товарищу. Все в подвале казалось живым и подчиненным единой цели, а Агриппа – спокойным, сосредоточенным и готовым к следующему этапу работы.
Они с Кубичеком молча поднялись по лестнице и вышли наружу, на пустырь. Люди ушли, их жаровня догорала. Лира почувствовала, как холодный воздух хлынул в ее благодарные легкие, словно река с небес, словно ветер от мириад звезд.
– Что ж, – сказала она, – по крайней мере, теперь ясно, что мне нужен поезд на юг. Я успею на вокзал?
Колокол на соборной башне пробил два часа ночи.
– Если отправимся туда немедленно.
Они торопливо пошли через Старый город, к реке и дальше, по мосту. В лодках горели огни. Мимо проплыла баржа, нагруженная огромными сосновыми бревнами, – ее ждали Эльба, Гамбург и Северное море. На дальнем конце моста по рельсам прогромыхал трамвай. Внутри, словно в подсвеченном аквариуме, виднелись трое припозднившихся пассажиров.
До самого вокзала никто не проронил ни слова.
– Я помогу вам купить билет, – сказал Кубичек, когда они пришли. – Но сначала позвольте еще раз взглянуть на вашу clavicula.
Некоторое время он листал записную книжку.
– Ага, – с удовлетворением произнес он наконец.
– Что вы там ищете?
– Хотел узнать, есть ли кто-нибудь в Смирне. В Константинополе таких, как мы, нет, но если доберетесь до Смирны, вот эта дама сможет вам помочь.
Лира спрятала книжку и обменялась с Кубичеком рукопожатием, слишком поздно вспомнив, что их ладони обожжены.
– Странный у вас выдался вечер в Праге, – заметил ее провожатый, шагая к единственному освещенному окошечку в кассе.
– Но важный. Спасибо за помощь.
Пять минут спустя она уже сидела в спальном купе, одна, уставшая, страдая от боли в руке, но зато живая и ликующая. Теперь у нее была цель и ясная задача. А еще через пять минут после того, как поезд тронулся с места, Лира уже крепко спала.
Глава 21. Плен и побег
Марсель Деламар редко приходил в ярость. Его недовольство обычно выражалось в виде наказания, которое он тайно, холодно и точно отмерял тому, кто имел несчастье ему досадить. И делал это так тонко, что наказанный поначалу бывал польщен, полагая, что сумел привлечь внимание столь важной персоны, и лишь потом понимал все неприятные последствия.
Но Оливье Бонневиль не просто ему досадил. Он отважился на прямое и вопиющее неповиновение, а значит, заслужил показательную казнь. Лучше всего с подобными преступниками управлялся Дисциплинарный суд консистории, и Деламар предоставил в ДСК всю информацию, необходимую для поимки, захвата и допроса Бонневиля, включая и кое-какие факты о его происхождении, самому Бонневилю неизвестные. Этот молодой наглец был вовсе не так хитер, как думал, и выследить его не составило особого труда. По билету, который он купил в Дрездене, можно было проплыть до самого Гамбурга, так что ДСК выставил наблюдательные посты во всех портах на Эльбе. Как только Бонневиль ступил на пристань в Виттенберге, единственный находившийся там агент его опознал, последовал за ним и при первой возможности отправил просьбу о подкреплении в Магдебург, до которого было всего несколько часов вниз по реке. Объект не заметил слежки. Он был жалким любителем, а агент – профессионалом. Проследив, как Бонневиль заселился в дешевую гостиницу, агент уселся в кафе напротив и стал дожидаться прибытия коллег из Магдебурга. Они наняли моторную лодку, а значит, не заставят себя долго ждать.
Большую часть дня Бонневиль провел над алетиометром в душной каюте, наблюдая за перемещениями Пана по городу – от беседы с девочкой из школы для слепых до путешествия по крышам и разговора с другой девочкой в саду. Вторая была куда миловиднее первой. Но тут Бонневиля затошнило, пришлось выйти на палубу проветриться, а когда он снова взялся за инструмент, деймон Лиры уже толковал о философии с каким-то стариком. До чего же было тяжело! Если смотреть, сразу становилось дурно, а если только слушать, местонахождение деймона оставалось неясным. Так что время от времени все же приходилось поглядывать, иначе он бы ничего не узнал.
Гостиничный номер оказался таким же душным, как и каюта на пароходе, с той лишь разницей, что воняло тут капустой, а не машинным маслом. Решив не дожидаться нового приступа тошноты, Бонневиль отправился на прогулку по вечерним улицам. В голове прояснится, а если смотреть в оба, может, он даже выследит этого беглого деймона.
Агент ДСК увидел из кафе, как Бонневиль выходит из гостиницы и направляется куда-то неспешным шагом. На плече у него сидел деймон – какая-то птица, похожая на ястреба, – а в руке была небольшая сумка, но рюкзак остался в гостинице, а значит, рано или поздно объект вернется в номер. Агент оставил несколько монет на столике и двинулся следом.
А Пантелеймон вернулся в сад школы Святой Луции для слепых и свернулся клубком в развилке того же дерева, на котором прятался утром. Он не спал. Весь вечер он наблюдал за освещенными окнами школы и надеялся, что та девочка, Анна, снова выйдет почитать свою книгу. Но было понятно, что надеяться нечего: на дворе холодно и сыро, так что наверняка она останется после ужина в тепле, со своими подругами. Их голоса долетали до Пана через темную лужайку.
Он задумался о Готфриде Бранде и Сабине – как они там, в этом высоком доме с пустым чердаком? Может, до сих пор ссорятся? Пан корил себя: надо было задать Бранде другие вопросы. Надо было попытаться поговорить с этим его таинственным деймоном, овчаркой Козимой. И, самое главное, не надо было так обращаться с Сабиной. Следовало проявить терпение. В чем-то она была очень похожа на Лиру… И от одной этой мысли Пана скрутила тоска. Лира, наверное, так и живет в «Форели»… беседует с Малкольмом… И с ними деймон Малкольма, Аста, прелестная золотисто-рыжая кошка… Пан представил себе, как Лира нерешительно протягивает к ней руку, прекрасно сознавая, что стоит за подобным жестом. Но нет, невозможно! Пан сразу отбросил эту мысль.
Но вернуться к ней, не разыскав того, что искал, он не мог. Он не понимал, что делать, и не находил покоя. Впервые за все время он задумался, что же он сам имел в виду, когда говорил о воображении Лиры. Непонятно… но ясно, что возвращаться без него нельзя.
Нет, так он никогда не уснет! Его сейчас раздражало все, и он сам – в первую очередь. Пан встал, потянулся, перепрыгнул на стену и выскочил из сада на темную улицу.
Бонневиль между тем шагал в сторону главной церкви, заглядывал в каждый переулок и рассматривал каждую крышу. Чтобы не привлекать внимания, он старался выглядеть как турист или студент, изучающий архитектуру. В какой-то момент он даже подумал, не достать ли блокнот и карандаш, но на улицах сгущался туман, а в такую погоду делать зарисовки никто не станет.
В сумке, рядом с алетиометром, лежала сеть из угольного шелка, необычайно прочная и легкая. Этой сетью он изловит деймона девчонки, потом отнесет в какое-нибудь уединенное место и допросит. В мыслях Бонневиль уже видел, как это происходит: он много тренировался и наловчился обращаться с сетью так искусно, что немало огорчался из-за того, что некому продемонстрировать свое мастерство.
В кафе на главной площади Бонневиль заказал стакан пива и сел, оглядываясь и прислушиваясь к разговорам.
– Этот старик, – тихонько сказал он своему деймону. – Старик на чердаке.
– Мы с тобой уже слышали похожие рассуждения. То, о чем он говорил… Должно быть, он какая-то знаменитость.
– Я пытаюсь понять, где он живет.
– Думаешь, тот деймон до сих пор с ним?
– Нет. Они беседовали совсем не по-дружески. Деймон в чем-то его обвинял.
– Как будто этот старик сделал что-то плохое его девчонке.
– Ну да.
– Думаешь, он еще к нему вернется?
– Может быть. Хорошо бы выяснить, где этот дом.
– Мы сами могли бы с ним поговорить.
– Ну-у, не знаю, – протянул Бонневиль. – Не факт, что старик знает, куда пошел деймон. Говорили они не по-хорошему.
– А вдруг та другая девчонка что-то знает? Может, она – его дочь.
Эта мысль пришлась Бонневилю почти по душе. Он умел обращаться с девчонками. Но, подумав, он покачал головой и сказал:
– Пустые догадки. Нужно сосредоточиться на нем самом. Сейчас я кое-что попробую…
И он сунул руку в сумку. Ястребиха, вместе с ним страдавшая от дурноты, воскликнула:
– Нет-нет, не сейчас!
– Я не собираюсь смотреть. Только послушаю.
Она покачала головой и отвернулась. В кафе было еще с полдюжины посетителей, в основном мужчины средних лет, явно расположившиеся тут на весь вечер. Кто беседовал, кто курил, кто играл в карты – и никому не было дела до незнакомого молодого человека за столиком в углу.
Бонневиль положил алетиометр на колени, обхватил его обеими руками. Ястребиха перелетела со спинки стула на стол. А он закрыл глаза и потянулся мыслями к Пантелеймону. Сначала удалось вызвать только зрительный образ, и ястребиха негромко предостерегла его:
– Нет! Нет!
Бонневиль глубоко вздохнул и начал заново. На этот раз он не стал закрывать глаза. Глядя на свой полупустой стакан, он сосредоточился на звуках, ожидая услышать цокот коготков по брусчатке, шум машин и гомон прохожих. Но услышал лишь одинокий и печальный рев береговой сирены.
В следующий миг до него дошло, что сирена звучит наяву: люди за соседними столиками повернули головы в сторону реки, потом посмотрели друг на друга, сказали что-то и покивали. А затем сирена взревела опять, но теперь уже только в голове Бонневиля, – и вместе с этим звуком послышались и другие: скрежет коготков, человеческие голоса, плеск воды, глухие удары чего-то большого и тяжелого обо что-то большое и неподвижное, скрип веревки по мокрому дереву… Должно быть, пароход швартуется у причала.
Значит, деймон Лиры снова пустился в путь.
– Ну, что ж, – Бонневиль встал и уложил алетиометр обратно в сумку. – Если поспешим, может, увидим, как он пробирается на борт. Тут-то мы его и схватим.
Он быстро заплатил по счету и двинулся к реке.
Пантелеймон сидел в тени под стеной билетной кассы. Если верить расписанию, висевшему на стене, этот пароход пойдет вверх по реке, до самой Праги. Что ж, годится.
Но пристань была слишком ярко освещена, а по трапу сновали люди, так что проникнуть на борт с этой стороны не удастся. Не поможет даже туман.
Однако никто не мешал зайти со стороны воды. Не тратя времени на раздумья, Пан выскочил из-за кассы и помчался к концу причала, но не успел он пробежать и полпути, как сверху на него что-то упало. Сеть!
Из-за резкой остановки Пан перекувырнулся через голову, а затем почувствовал, как его куда-то тащат по каменным плитам. Он забился, извиваясь, щелкая зубами, пытаясь разорвать сеть лапами, но она была слишком прочной, а молодой человек, державший ее, не знал пощады. Сеть рывком поднялась, и Пан мельком увидел искаженное злобой лицо своего похитителя, темные глаза… Сходившие с парохода пассажиры обратили на них внимание и смотрели, застыв от изумления, – и тут произошло несколько событий одновременно. На реке взревела моторная лодка, подходившая к причалу задним ходом, пассажиры разразились криками, молодой человек, державший сеть, изрыгнул проклятие, а потом Пан услышал топот бегущих ног и низкий мужской голос:
– Оливье Бонневиль, вы арестованы!
Сеть упала на землю, Пан забился в ней изо всех сил, но только еще больше запутался. Отвлекаться на происходящее вокруг он не хотел, но по долетавшим до него звукам понимал: люди с моторной лодки бегут по причалу, молодой человек (Бонневиль! Бонневиль!) громко протестует, люди вокруг потрясенно вскрикивают: «Деймон! Деймон!»… а потом – о ужас! – рука совершенно чужого человека хватает его за шею.
Рука вздернула его в воздух, и Пан увидел перед собой лицо с налитыми кровью, страшно выпученными глазами. В ноздри ему ударил запах пива, курительного листа и дешевого одеколона. Пан попытался прокусить по-прежнему опутывавшую его сеть, но рука сжалась у него на шее, как железный ошейник. Уже теряя сознание, он услышал, как молодой человек сердито выговаривает арестовавшим его людям:
– Мой наниматель – Марсель Деламар из La Maison Juste. Я буду вынужден поставить его в известность о произошедшем, и он будет очень недоволен. Давайте пройдем в какое-нибудь тихое место, и я все объясню…
На этом Пан лишился чувств.
«Милашка» оказалась не менее легкой и изящной, чем «Прекрасная дикарка», на которой Малкольм ходил в детстве. Вот только парус, который он нашел и попытался поставить, обветшал и расползался прямо под руками, – это было ясно даже в темноте.
– Значит, пойдем на веслах, – вздохнул Малкольм. Он знал, что парусные лодки часто не слушаются весла, но выбора не оставалось. К тому же парус все равно был белым (хорошо, допустим, серым), а значит, слишком бросался бы в глаза под покровом ночи.
При свете спички он увидел, что ворота лодочного сарая тоже заперты на висячий замок. Избавиться от этого замка оказалось труднее, но все-таки удалось – и вот перед ними открылась широкая гладь озера.
– Вы готовы, месье? – спросил он своего спутника, удерживая лодку у берега, пока тот не взойдет на борт.
– Да, готов. Если будет на то воля Божья.
Малкольм оттолкнулся, и лодка двинулась прочь от берега. Выждав, пока она отойдет на достаточное расстояние, он взялся за весла.
Лодочный сарай стоял в неглубоком заливе, над которым нависал скалистый мыс, и Малкольм предполагал, что, как только они выйдут на открытую воду, поднимется ветер. Но, к его немалому удивлению, озеро оставалось неподвижным и гладким, как стекло.
Воздух был плотным, вязким; вокруг царила неестественная тишина. После долгих дней пути Малкольму приятно было поработать руками, размять мышцы, но все равно казалось, будто они не под открытым небом, а в душной комнате. Заговорив с Каримовым, он невольно понизил голос.
– Вы сказали, у вас были какие-то дела с Марселем Деламаром, – напомнил он. – Что за дела?
– Он поручил мне привезти образец розового масла из пустыни Карамакан. Задание я выполнил, но оплаты так и не дождался. Боюсь, он тянул с выплатой, чтобы задержать меня в Женеве и как-то мне навредить. Надо было уехать еще раньше, но я без гроша.
Читать бесплатно другие книги:
