Ты шутишь, наверное? Чейз Джеймс
Лепски распустил узел галстука.
– Кроваво-красная луна? Черное небо? Оранжевый песок?
– Я рада, что ты не забыл, – сказала она. – Ну и как, ты продвинулся?
Лепски даже застонал про себя.
– Все хорошо. А теперь слушай меня…
– Как это все хорошо? Что это означает?
– Ты меня слушаешь или нет? – заорал Лепски. – Я буду участвовать в передаче Пита Хэмилтона сегодня в девять часов. Я! Ты слышишь? Я…
– О, Том! – Голос Кэрол стал медовым. – Это замечательно! Правда, правда?
– Я же тебе сказал! В девять часов. Послушай, милая, предупреди, пожалуйста, соседей. Быстрее! Я хочу, чтобы они меня увидели. Скажи всем, хорошо?
– Конечно, Том. Передача Пита Хэмилтона в девять часов?
– Да, мне нужно спешить.
– Буду ждать с нетерпением!
Лепски бросил трубку, вскочил в машину и направился в студию.
Молодой служащий радостно улыбнулся ему:
– Мистер Лепски?
– Да, да.
– Мистер Хэмилтон ждет вас. Второй этаж, комната номер четыре.
– Спасибо. – Думая о первом появлении на экране, он спросил: – Мне не нужно загримироваться?
– Они это сделают там, наверху. Никаких проблем.
Лепски на лифте поднялся на второй этаж. Хэмилтон разговаривал с двумя мужчинами. Беглер уже позвонил Хэмилтону, и тот согласился.
Лепски ожидал, держа пиджак в руках и переминаясь с ноги на ногу. Наконец Хэмилтон обратил на него внимание.
– Привет, Лепски, – сказал он, глядя на него холодно и цинично.
– Салют, Пит! Я сам буду показывать пиджак. Мы не хотим, чтобы он хоть на мгновение уходил из наших рук.
– Пожалуйста, согласен. Пошли.
– А… разве не нужно гримироваться? – спросил Лепски, едва сдерживая волнение.
Хэмилтон окинул его взглядом:
– Сойдет и так. Пошли.
Он ввел Лепски в ярко освещенную студию, где у расставленных камер крутилась целая армия техников.
– Я вас пропущу вначале, – сказал Хэмилтон. – Вы только держите пиджак, говорить буду я. Быстро прорепетируем. Станьте позади, – он показал на стол пальцем, – и поднимите руки, чтобы показать пиджак.
– Минутку, – проговорил Лепски. – Может быть, снять шляпу?
Хэмилтон вздохнул:
– Все флики носят шляпы. Можете не снимать.
Лепски встал позади стола. Двое техников показали ему, как он должен держать пиджак. Камеры приблизились. Лепски напрягся. Это был великий момент в его жизни. Хэмилтон посмотрел на него, потом кивнул.
– Хорошо, расслабьтесь. – Он взглянул на часы. – Наша очередь.
Он сел в кресло. На него направили камеру.
Лепски немного вспотел, ожидая. Он понимал, что говорит Хэмилтон, но его мысли были далеко. Он думал о Кэрол, которая ожидает его появления на экране, он думал об этих мерзавцах соседях. Черт возьми! Он произведет эффект!
Потом он услышал, как Хэмилтон сказал:
– Вот пиджак, который разыскивает полиция. – Молодой бородач сделал знак Лепски, который раздумывал, какое выражение придать своему лицу. Он подумал, что лучше всего суровое. В тот момент камера передвинулась на него, бородач сделал знак не шевелиться, и не успевший нахмуриться Лепски выглядел этаким симпатягой-парнем.
– Если кто-то узнал этот пиджак, – говорил Хэмилтон, – и может сообщить любые сведения, даже самые банальные, его просят связаться с полицией.
Камера удалилась. Бородач сделал знак Лепски, что все закончилось. Лепски сложил пиджак, повесил его на руку и удовлетворенно вздохнул.
Его руки коснулась девушка и показала ему на дверь. Хэмилтон продолжал говорить. Лепски было наплевать. У него была минута славы. Когда он вышел в холл, его ноги едва касались пола. Увидев ряд кабин, он позвонил домой.
Через некоторое время трубку сняла Кэрол.
– Ну, моя радость, тебе понравилось?
– Что мне понравилось? – резко спросила она.
– Ну, ну, дорогая. Как ты меня нашла?
– Ладно, я тебе скажу. Я пригласила соседей посмотреть передачу вместе со мной. В настоящий момент они пьют твое виски, как жаждущие верблюды, а перед этим вылакали последнюю бутылку джина.
– Мне наплевать, что они делают! – закричал Лепски. – Я хочу знать, как я выглядел?
– Откуда я знаю, – сухо сказала Кэрол.
По ее голосу Лепски понял, что она в бешенстве.
– Но, черт побери! Вы разве не смотрели передачу Пита Хэмилтона?
– Разумеется, смотрели.
Лепски, чувствуя, что задыхается, слегка расслабил галстук.
– Значит, вы меня видели?
– Не кощунствуй, Лепски.
– Вы меня видели или нет? – заорал он. – Вы что, настолько нажрались моего виски, что даже не видели меня?
– Мы не были пьяны, но тебя не видели! Все, что было видно, – это пиджак крупным планом, который держат чьи-то руки. Если это были твои руки, то их следует помыть. У тебя черные ногти.
Лепски подпрыгнул, будто к нему прикоснулись оголенными проводами с подведенным к ним электрическим током.
– Ничего, кроме рук?
– Да! Мне нужно идти, пока они все не выпили. Они веселятся как ненормальные. А один сосед намекал, что он еще не ужинал! Боюсь, что они будут сидеть до утра.
– Только руки? – повторил Лепски. Теперь он понял, почему его не гримировали. Почему Хэмилтон смеялся, когда он спросил о шляпе. – Ах, сволочь!
– Возвращайся быстрее, – сказала Кэрол. – Мне нужна твоя помощь.
– Да… да. Как только смогу, – пробормотал Лепски, чувствуя, как его охватывает меланхолия.
Почувствовав по голосу, что он сильно расстроен, она решила его подбодрить.
– Том, дорогой, я действительно расстроена. Возвращайся быстрее, я сделаю все, чтобы ты забыл это.
– Хорошо, дорогая.
Лепски повесил трубку. Тяжело шагая, он пошел к машине и вернулся в комиссариат. Войдя в комнату, он остановился, открыв рот. Трое парней из уголовной бригады сидели за столами. Джейкоби и Дасти были на своих местах. Они все говорили по телефону.
Беглер взял пиджак из рук Лепски.
– Поторопись, Том. Эта передача вызвала лавину. Как только она закончилась, люди словно с цепи сорвались. Звонят не переставая. Похоже, что все жители города имеют важные сведения по поводу этого пиджака. Мы рискуем провести здесь всю ночь.
Лепски услышал, как звонит телефон на его столе. Он тяжело пересек комнату и сел за стол. Достал блокнот и карандаш, а затем снял трубку:
– Лепски, центральный комиссариат.
– Миссис Аплибаум. Я только что видела пиджак в передаче Хэмилтона. Мистер Хэмилтон сказал, что в случае чего связаться с полицией… Это так?
У нее был очень агрессивный голос.
– Да, мадам, – сказал Лепски.
– На будущей неделе будет день рождения моего мужа. Я не знаю, что купить ему в подарок.
Лепски уперся пальцами в стол.
– У вас есть сведения по поводу пиджака, мадам?
– Нет, это я хочу получить у вас сведения по поводу того… Полиция ведь для этого… не так ли?
Лепски сдвинул шляпу на затылок.
– Я не понимаю вас, мадам, – сказал он.
– Мне нужна информация! Я хочу купить точно такой же пиджак в подарок своему мужу. Где я могу его купить?
Лепски издал звук вспугнутой гиены и бросил трубку.
Глава 6
Клод Кендрик откинулся в массивном кресле и вздохнул. От этого сложенные на столе бумаги зашевелились. В мрачном настроении он осмотрел приемную, которую отказывался называть кабинетом, хотя именно здесь совершал все свои сделки. Это была большая комната, залитая светом, – гигантское окно выходило на море. Стены ее были украшены весьма дорогими картинами. Любой мог их купить, если имел деньги. Эти картины стоили целое состояние.
Эл Барни, старожил побережья, однажды дал такое описание Клода Кендрика:
«Позвольте нарисовать вам портрет Клода Кендрика. Это педераст, шестидесяти лет, высокого роста и крепкого телосложения. Он носит оранжевый парик, кстати очень плохо изготовленный, и красит губы бледно-розовой помадой. Он лыс как колено и носит эту паклю для красоты. Когда он принимает клиентку, он приподнимает парик, как шляпу… Настоящий цирковой номер! У него длинный толстый нос, маленькие зеленые глаза и основательный слой жира на лице. В общем похож на моржа, только не такой симпатичный. Несмотря на свой забавный вид и экстравагантное поведение, он является одним из самых крупных экспертов по антиквариату, драгоценностям и современному искусству. У него галерея на Парадиз-авеню, в самом шикарном квартале города. Здесь он работает вместе с несколькими молодыми гомосеками и зарабатывает кучу денег. Кроме того, Кендрик занимается подпольной деятельностью. К нему ходят крупные коллекционеры, разыскивающие интересующие их ценные картины. Они делают ему такие предложения, против которых он не может устоять. Он связан с бандой, специализирующейся на кражах произведений искусств, нанимает их для краж нужных клиентам вещей, продает их с громадной выгодой, а клиенты прячут эти сокровища в своих секретных музеях».
Этим солнечным утром Кендрик, в мрачном настроении, подводил десятидневный итог. Главная неприятность в общениях с богатыми клиентами заключалась в том, что они постепенно умирали. Новое поколение, похоже, равнодушно к старине и прекрасным картинам. Молодые хотят только любить, баловаться наркотиками, пить и разъезжать в шикарных машинах.
Он просмотрел длинный список богатых коллекционеров, включавший живых и уже мертвых. Он дошел до имени Сайроса Грэга. Вот кто был прекрасным клиентом. Кендрик снова вздохнул. Он вспомнил, как всучил ему подозрительного Пикассо, еще более сомнительного Шагала и много других дорогих вещей. С того времени как этот человек так внезапно погиб, счет его ликвидирован. Он предавался то грустным, то веселым воспоминаниям, когда дверь открылась и в комнату, прихрамывая, вошел его старший продавец Луи де Марни.
Ему можно было дать от двадцати пяти до сорока. Тощий как жердь, с длинными песочного цвета волосами, близко посаженными глазами и на редкость тонкими, почти незаметными губами, – он немного смахивал на крысу.
– Дорогой, угадай, кто к нам пришел? – проговорил он. – Криспин Грэг! Он покупает краски. Джо занимается им. Мне показалось, что ты захочешь об этом узнать.
Кендрик выбрался из кресла, снял парик и сунул его в руки Луи.
– Причеши его!
– Конечно, лапочка.
Луи вынул из кармана гребень, провел по волосам парика и вернул его Кендрику.
Подойдя к венецианскому зеркалу, которое стоило несколько тысяч долларов, он надел парик, оглядел себя, потом приветствовал свое изображение низким поклоном.
– Это дар судьбы, – сказал он. – Я сейчас как раз думал о его покойном отце.
Он вышел в обширный зал галереи. В той части, где находились принадлежности для художников, стоял Джо, маленький блондин, и раскладывал тюбики с красками на подушке из черного бархата перед высоким стройным человеком, стоявшим спиной к Кендрику. Передвигаясь как испанский галеон под всеми парусами, Кендрик воскликнул:
– Мистер Грэг!
Высокий обернулся. Кендрик увидел молодого человека с коротко остриженными волосами. Бледное лицо, как у всех избегающих солнца, черты симметричные, длинный тонкий нос, высокий лоб, хорошо очерченные губы. Эти детали Кендрик схватил сразу же, но глаза этого молодого человека не только привлекли его внимание, но и заставили вздрогнуть. Они были какие-то пустые и затянутые дымкой, как опал.
– Позвольте представиться. Клод Кендрик, – сказал он. – Я имел удовольствие обслуживать вашего незабвенного отца и считаю честью и удовольствием познакомиться с вами.
Криспин Грэг кивнул. Он не улыбнулся, не протянул руки. На лице мелькнуло выражение скуки и ледяного безразличия. Кендрика, однако, это не смутило. Он часто имел дело с богачами, которые обращались с ним как со слугой, но, в конце концов, позволяли ему неплохо заработать.
– Я просто зашел купить краски, – объяснил Криспин.
– Надеюсь, вы нашли все, что нужно, мистер Грэг?
– Да, да. – Он повернулся к Джо: – Заверните, я возьму их с собой.
– С удовольствием, – произнес Джо, кланяясь.
Он взял тюбики и направился к концу прилавка, чтобы их запаковать.
– Мистер Грэг, – сказал Кендрик, – я знаю, что вы художник. И был бы весьма огорчен, если бы так и не познакомился с вами. Ведь с вашим батюшкой мы, можно сказать, были в дружбе.
– Меня не интересуют картины других художников, – небрежно бросил Грэг. – Только мои собственные.
– Разумеется… разумеется. – Кендрик изобразил улыбку, делавшую его похожим на тюленя, ожидающего, когда ему дадут рыбку. – Вы говорите как настоящий художник. – Он сделал паузу, потом продолжал: – Мистер Грэг, мне очень хотелось бы увидеть ваши картины. Совсем недавно я разговаривал с Германом Левенштейном, крупным художественным критиком, и он мне сказал, что ваша мать консультировалась у него по поводу ваших картин и что он имел счастье видеть некоторые ваши работы. Мистер Грэг! Знающие свое дело критики очень редки. Большинство из них шарлатаны, но мистер Левенштейн – настоящий специалист. – Он врал, так как считал Левенштейна одним из самых лицемерных критиков. – Он мне сказал, что ваши полотна замечательны. – Еще одна ложь, так как тот ему сказал, что картины Грэга – это довольно гнусная писанина, явно не имеющая никакой стоимости. – Он мне сказал, что цвета, воображение, идеи ваших картин современны и исключительны. А ваша техника! С того времени, как он мне это рассказал, я мечтал познакомиться с вашими произведениями. Мистер Грэг! Я могу с гордостью вам сказать, что у меня самая лучшая галерея на Западном побережье. Мне очень хотелось бы устроить выставку ваших полотен. Пожалуйста, не отказывайтесь!
«Ну, – подумал Кендрик, – если мне не удалось сдвинуть с места этот кусок гранита, то это не удастся никому и никогда».
– Но мои произведения очень специфичны, – возразил Криспин, который почувствовал некую дрожь удовлетворения.
Он знал, что мать показывала некоторые из его пейзажей Левенштейну, но впервые слышал, какое они произвели впечатление. Ему вдруг захотелось стать широко известным художником. У него много картин, помимо тех, где ужасные сцены. Почему бы не устроить выставку? А если никто не заинтересуется? Картины действительно специфичны.
Видя, что он колеблется, Кендрик медовым голосом произнес:
– Вы скромны, мистер Грэг. Левенштейн не мог ошибиться. Пожалуйста, позвольте мне организовать вашу выставку. Что было бы с нашими великими современными художниками, если бы они были робкими? Вы представляете, что бы потерял мир?
Криспин, все еще колеблясь, ответил:
– Я не думаю, что люди готовы принять мои произведения. Мне кажется, они слишком опережают время. Может быть, позднее. Я подумаю.
«Почти готов», – подумал Кендрик. Он изобразил понимающую улыбку.
– Как я вас понимаю, мистер Грэг! Но позвольте мне быть судьей. Дайте мне только одну картину и позвольте выставить ее на витрине. Я вам обещаю, что буду абсолютно искренним, и если она не вызовет никаких эмоций, – что немыслимо! – я вам об этом скажу. Предоставьте мне возможность содействовать молодому художнику необычайного таланта. Дайте мне только одну картину.
Криспин постепенно уступал. Он знал, что его полотна замечательные, но ему была невыносима мысль, что они будут оценены богатыми недоумками, живущими в этом городе. Тем не менее…
Он принял решение.
– Хорошо, присылайте кого-нибудь ко мне, и я дам ему одну из своих картин. Это будет пейзаж. Выставите его в витрине, но картина не будет подписана. Никто не должен знать, что автор я. Я хочу знать реакцию коллекционеров. Если они не проявят интереса, вы вернете мне полотно. Если заинтересуются, я дам вам другие для организации выставки.
– Хорошо, мистер Грэг. У меня просто нет слов, чтобы выразить, какую радость вы мне доставили.
Криспин жестко посмотрел на него.
– Никто не должен знать автора этой картины. Это будет произведение неизвестного художника. Вы поняли?
Увидев блеск в его глазах, Кендрик вздрогнул.
– Все понятно, мистер Грэг, можете рассчитывать на меня. Если можно, мой служащий зайдет к вам во второй половине дня.
Подошел Джо и вручил Криспину пакет с красками.
– Я ему подберу что-нибудь, – ответил Грэг, забирая пакет. – Запишите на мой счет.
Он направился к выходу, попрощавшись со всеми кивком. Вдруг он остановился перед маленькой витриной, чтобы рассмотреть лежащий там на белом бархате предмет. Кендрик шел за ним, и его лицо просветлело.
– Ах, мистер Грэг! – воскликнул он. – Вы настоящий художник! Это исключительное украшение заставило вас остановиться.
Криспин смотрел на предмет. Он не понимал, почему тот привлек его внимание. Какая-то странная интуиция заставила его остановиться.
Предмет был примерно двенадцати сантиметров длиной. Это была узкая серебряная полоса с элегантными линиями, выполненная в форме кинжала, украшенная крошечными рубинами и изумрудами. Она была прикреплена к цепочке.
– Это культовая вещь, мистер Грэг. Очень модная в настоящее время. Я вам ее покажу. – Кендрик поднял стеклянную витрину. – Это точная копия той вещи, которую носил Сулейман Великий. Он опасался за свою жизнь. Это, мистер Грэг, секретное оружие. Это нож с выскальзывающим лезвием.
Криспин нахмурился:
– Да?
Кендрик взял нож и положил его на свою ладонь.
– Сулейман носил оружие в 1540 году. Оригинал, конечно. Кажется, он спас ему жизнь, когда на него напал убийца. Если хотите, Джо вам продемонстрирует инструмент. Это удивительно. – Подошел Джо. Кендрик надел цепь ему на шею. – Видите? Это предмет большой художественной ценности, но и не только произведение искусства. Джо!
Джо нажал на рубин, расположенный в торце рукоятки, и из серебряной безделушки выскочило тонкое узкое лезвие.
– Первый нож с выскальзывающим лезвием! Это смертоносное оружие и более острое, чем бритва. Это уникальная вещь, мистер Грэг.
Криспин смотрел на блестящее лезвие и чувствовал, как его охватывает сексуальное возбуждение. Ему совершенно необходима эта вещь!
– Сколько она стоит?
Кендрик не ожидал этого вопроса и четверть секунды колебался.
– Это уникальная вещь, мистер Грэг, музейная. Я…
– Сколько вы хотите? – сухо повторил Криспин.
– Я прошу пятьдесят тысяч долларов. Другой такой вещи в мире нет. Но для вас, если хотите приобрести… Скажем, сорок тысяч?
– Дайте его мне, – сказал Криспин Джо.
Тот нажал на изумруд, и лезвие спряталось. Джо поспешно снял с себя цепь и передал игрушку Криспину, который буквально вырвал ее из его рук…
Криспин надел цепочку на шею, подошел к зеркалу и посмотрел на себя.
Кендрик не спускал с него глаз. Купит ли он? Оригинал действительно носил Сулейман Великий. Кендрик видел его цветное изображение. В момент вдохновения он заказал своему лучшему мастеру копию. Эта копия стоила ему три тысячи долларов.
Криспин нажал на рубин, и лезвие тут же выскочило.
– Я вас прошу, будьте осторожны, мистер Грэг, – произнес Кендрик взволнованным голосом. – Это лезвие очень острое.
Криспин нажал на изумруд, и лезвие исчезло. Он повернулся и посмотрел на Кендрика. На его лице было странное выражение, которое Кендрик определить не мог, но ему почему-то стало неуютно.
– Я беру его за сорок тысяч, – сказал Криспин. – Запишите это на мой счет.
И он вышел на улицу.
Подошел Луи, исподтишка наблюдавший за этой сценой.
– Это было великолепно! – воскликнул он в экстазе. – Ты выдающийся продавец!
– В этом человеке что-то есть… – Кендрик замолчал и пожал плечами. Он только что заработал тридцать семь тысяч, зачем сплетничать по поводу Криспина Грэга. – Сегодня после полудня, Луи, ты съездишь к мистеру Грэгу за одним из его полотен. Мы его выставим. Хотя я ни во что не ставлю мнение Левенштейна, не нужно забывать, что он считал картины Грэга не имеющими никакой цены. Мы сами во всем разберемся. И потом, теперь мистер Грэг – один из наших клиентов.
Затем, все еще не освободившись от неприятного ощущения, которое он испытал при виде странного, чем-то пугающего лица Криспина, он медленно вернулся в свой кабинет.
После ста семидесяти звонков и восемнадцати визитов интерес жителей Парадиз-Сити к этому пиджаку несколько поуменьшился. В восемь утра Лепски, Джейкоби и Дасти сидели за своими столами. Накануне Лепски вернулся домой в час ночи. В гостиной все было перевернуто вверх дном. Пустая бутылка из-под виски стояла на столе. Повсюду – грязные стаканы, переполненные окурками пепельницы. Он прошел в спальню. Кэрол уже спала.
Послушав ее прерывистое, слегка посвистывающее дыхание, он решил, что она пьяна. Огорченный фиаско на телевидении, он улегся рядом и заснул.
Она еще спала, когда он с трудом поднялся, принял душ, оделся, сел в машину и приехал в управление в 7.30.
Джейкоби и Дасти пришли вслед за ним и вместе с ним принялись обрабатывать сведения, полученные после передачи. К десяти часам они закончили, но не продвинулись ни на шаг. Они нашли описание Кена Брэндона, Гарри Бентли и Сэма Мэкри, которых видели в таких пиджаках, но ни малейших указаний на четвертый, который принадлежал Сайросу Грэгу.
Лепски отодвинул стул и издал отвратительный звук, который оторвал от работы Джейкоби и Дасти.
– Ничего! Что за черт! А вы нашли что-нибудь?
Они покачали головой.
– Хорошо. Дасти, сходи к этим двум сборщикам вещей из Армии спасения и потряси их немного. Возможно, один из них врет.
Люкас кивнул и ушел. Лепски откинулся на спинку стула. Его беспокоила мысль, которая не имела ничего общего с работой копа. В будущем месяце день рождения Кэрол, но он забыл точную дату. Уже несколько дней это его беспокоило. Он хотел купить ей подарок и хотел преподнести его точно в день рождения. Он знал, что она будет капать ему на мозги несколько недель, если он ошибется не только датой, но и подарком. Любой ценой следовало этого избежать.
Он смутно помнил, что в прошлом году водил ее в роскошный ресторан. Может быть, метрдотель помнит точную дату? Но он сообразил, что не помнит названия ресторана. Он раздраженно ударил кулаком по столу.
Джейкоби знал его достаточно хорошо и понял, что это означает.
– Что-нибудь не так, Том?
– Да. Я никак не могу вспомнить дату рождения Кэрол.
– Послезавтра, – ответил не колеблясь Джейкоби.
Лепски даже подпрыгнул.
– Ты шутишь! Ее день рождения в будущем месяце!
– Послезавтра, десятого, – упорствовал Джейкоби. – У меня это записано.
– Что записано?
– Мы, евреи, несколько сентиментальны, – объяснил, улыбаясь, Джейкоби. – У отца все было записано. Он любил посылать поздравления или подарки друзьям. У меня тоже все записано в книжке. Так как Кэрол – жена моего друга, я ей уже купил духи. Послезавтра отошлю.
Лепски глубоко вздохнул.
– Ты уверен, что десятого?
– Уверен.
– О, черт возьми. – Лепски почувствовал, что руки у него вспотели. – Я был убежден, что это в будущем месяце. Духи? Ты ей даришь духи?
– Да. Я думаю, что такая красивая женщина, как Кэрол, будет рада получить духи.
– Да… да. – Лепски развязал галстук. – Ну а что я могу ей подарить?
Джейкоби, который был не женат, но имел несколько подружек, спрятал улыбку.
– Пройдись по магазинам. Женщины обожают подарки.
– Да, – сказал Лепски, глядя в пустоту. – Но я не знаю, что купить.
– Сумочку, платье, украшение. В зависимости от того, сколько ты хочешь потратить.
– Проблема не в том, сколько я хочу, а сколько могу! Впрочем, почему бы и нет? Я подарю ей сумочку.
Раздался голос:
– Когда перестанете болтать, займитесь, пожалуйста, мною.
Это был женский голос, мягкий и чувственный.
Инспектора повернулись. У загородки стояла девушка, и какая!
Лепски и Джейкоби сделали стойку, как охотничьи собаки, потом Лепски быстро подошел к загородке.
Кожа у девушки была цвета кофе с молоком. Высокая, стройная, она была одета в белые хлопчатобумажные брюки и красную блузку. Лепски даже засопел от восторга. Он никогда не видел такой божественно сложенной женщины.
– Да, мисс, – сказал Лепски, глядя в ее черные глаза и чувствуя приток крови к тому месту, куда она должна течь у женатого мужчины.
– Я пришла по поводу пиджака, который показывали вчера по телевидению, – заявила она.
Ее голос напомнил Лепски старый фильм, в котором Мэ Вест шептала: «А что потом…»
Он открыл дверь в загородке.
– Входите, входите, – сказал он, чувствуя, что Джейкоби наблюдает за ним. – Присаживайтесь.
Она прошла перед ним. Лепски проводил ее глазами, до глубины души восхищенный покачиванием ее бедер. Она села в кресло напротив стола Лепски, открыла сумочку и достала пачку сигарет.
Лепски порылся в карманах, пытаясь найти спички, но она уже зажгла сигарету от массивной золотой зажигалки.