Девушка, которая должна умереть Лагеркранц Давид
– Почему вы так думаете?
– Просто у меня возникло такое ощущение. Быть может, он ревновал или… знаете что… я думаю, Виктор это заметил. Более того, мне кажется, что именно это и стало главной причиной его нервозности накануне восхождения.
– Но с какой стати это так на него подействовало?
– Его что-то пугало, я бы так сказала. Неколебимый как скала, он вдруг стал задумчивым и робким. И я все думаю, не было ли это связано со Сванте?
– Со Сванте?
– Да. Что, если Виктор боялся, что Сванте разболтает обо всем Стану Энгельману?
– У вас есть основания подозревать, что они общались?
– Возможно, но…
– Что?
– Сванте производил впечатление вероломного человека. Он все чаще говорил об Энгельмане как о хорошем знакомом, даже имя его произносил так, будто намекал на что-то. Хотя не исключено, что все это не более чем мои фантазии… И потом, под конец изменился даже Сванте…
– Что, тоже занервничал?
– Мы все нервничали. – Элин кивнула.
– Это понятно. Но вы назвали его самой большой загадкой в лагере?
– Именно так. Сванте держался королем, но при этом… как будто все время за тобой подглядывал. На первый взгляд та же расточительность и щедрость, что и у Юханнеса, но под ней… что-то гадкое и противное. Он мог опутать человека лестью лишь для того, чтобы в следующий момент больно подколоть.
– И какие у него были отношения с Форселлем?
– Сложные, как мне кажется. Безусловно, какая-то часть Сванте была влюблена в Юханнеса.
– А остальные части?
– Он как будто следил за ним, все время был настороже.
– С чего это вы так решили? – удивился Блумквист.
– Не знаю… – Элин вздохнула. – Может, так на меня подействовала последняя газетная кампания против него?
– То есть?
– Все это ощущалось как несправедливость, – пояснила Элин. – Как будто Сванте причиняет Юханнесу какие-то страдания… Похоже, я слишком разговорилась.
Микаэль осторожно рассмеялся.
– Да, похоже на то. Но я благодарен вам за это. Насчет моего репортажа можете не беспокиться, как я уже сказал. Я тоже люблю фантазировать и домысливать, но в моей работе важно придерживаться фактов.
– Скучно. – Элин снова вздохнула.
– Возможно, но это все равно что лазать по горам. Я должен знать, где находится следующий выступ. Знать – а не полагать или верить. Иначе плохо кончу.
– Это так.
Взглянув на свой мобильник, Микаэль обнаружил сообщение от Катрин Линдос. Она ответила вопросом, и это была одна из причин немедленно проститься с Элин Фельке. Блумквист подхватил дорожную сумку и покинул дом в Эстермальме, не имея ни малейшего представления о том, куда теперь направится.
Вернувшись домой поздно вечером, Фредрика Нюман обнаружила в электронном ящике длинное письмо от психиатра Фарзада Мансура – главного врача закрытой клиники «Сёдра Флюгель».
Мансур подтверждал, что Нима Рита был его пациентом, но Фредрике все равно не верилось в это. Не убеждали и следы антипсихотических препаратов в крови шерпы – уж очень убогим и грязным выглядел он для такого учреждения. Фредрика была заинтригована, возможно, это и заставило ее с таким напряжением несколько раз перечитать письмо Фарзада.
По телефону у Мансура был такой приятный голос, что Фредрике сразу захотелось отыскать его фотографию в Сети. На его страничке в Фейсбуке она обнаружила множество снимков приветливо улыбающегося мужчины, в том числе и на фоне парусников и моря. При этом текст на мониторе, адресованный ей и Бублански, больше походил на объяснительную записку и не соответствовал возвышенному образу любителя парусного спорта.
«К сожалению, – писал доктор Мансур, – случилось то, что случилось. Нам всем очень жаль, но печальное событие совпало с самым тяжелым периодом этого года, а именно с последней неделей июля, когда ни меня, ни доктора Кристера Альма не было на рабочем месте».
Что за событие? Фредрика Нюман ничего не понимала. Она была так огорчена и разочарована, что плохо воспринимала написанное. И все же, пробежав глазами текст, поняла, что Нима Рита и в самом деле лечился в «Сёдра Флюгель», хоть и под другим именем. И что однажды, а именно вечером двадцать седьмого июля этого года, он сбежал из клиники и не был даже объявлен в розыск, поскольку все руководство находилось в отпуске.
Но и это не всё. Ниме Рите были прописаны особые процедуры, которые – не то по халатности, не то из соображений заботы о пациенте – проводились крайне нерегулярно.
«Как вам, наверное, известно, – писал Фарзад Мансур, – я и Кристер Альм приняли руководство клиникой “Сёдра Флюгель” в марте этого года и сразу обнаружили множество злоупотреблений. Несколько пациентов содержались в закрытых палатах и подвергались принудительному лечению, которое, по нашему с доктором Альмом мнению, сказывалось на их состоянии негативно. Одним из них был мужчина, поступивший в наше учреждение в октябре 2017 года под именем Нихара Раваля. Документы, подтверждающие его личность, отсутствовали, но, судя по записям в истории болезни, пациенту было пятьдесят четыре года, он страдал параноидальной формой шизофрении и имел повреждения неврологического характера, о степени тяжести которых судить трудно. Якобы он был выходцем из горных областей Непала».
Фредрика посмотрела на дочерей, как всегда, сидевших на диване с мобильниками, и вернулась к письму.
«Пациент не получал даже стоматологической помощи, – продолжал Мансур, – и не имел возможности общения с кардиологом, в чем крайне нуждался. При этом получал большое количество психиатрических препаратов и подвергался насильственному лечению. Есть информация, – источник которой я здесь, к сожалению, открыть не могу, – что этот человек мог представлять опасность для общества. Возможно, мы с Кристером не оценили серьезности этих предупреждений и не снимаем с себя ответственности. Мы всего лишь действовали в интересах пациента, поэтому старались проявить больше человечности по отношению к нему, с тем чтобы заручиться его доверием. Но пациент был дезориентирован. Он совершенно не понимал, где находится. В то же время проявлял агрессию, прежде всего в отношении тех, кто не желал выслушивать его бесконечные истории. Поэтому мы, значительно сократив дозу медикаментозных препаратов, сделали акцент на терапевтическом лечении. Боюсь, и оно не было особенно успешным.
Дезориентация усугублялась. Больной говорил все больше, при этом недоверие к нашему учреждению и всем нам росло. Не теряя надежды установить с ним контакт, мы стали называть его Нимой, «сидраром Нимой», как он того хотел.
Помимо прочего, пациент был одержим своей умершей женой Луной и вечерами бродил по больничным коридорам, выкрикивая ее имя. Иногда слышал ее плач и крики о помощи. Во время особенно тяжелых приступов он бредил какой-то «мэмсахиб», которую мы с Кристером поначалу отождествляли с той же Луной. Теперь же, дополнив картину новыми сведениями, я могу утверждать, что речь шла не об одной, а о двух травмах.
К сожалению, мы не преуспели в том, чтобы внести больше ясности в его историю. Но, с учетом обстоятельств, крайне неблагоприятных для работы с самого начала, наши действия вполне можно назвать успешными. В конце июня пациенту была возвращена его куртка, по всей видимости, внушавшая чувство защищенности. Правда, больной постоянно требовал спиртного – обычное следствие снижения седативных препаратов, – но слуховые галлюцинации по ночам, насколько мы могли судить, прекратились. Во всяком случае, он стал меньше кричать.
В общем, мы с Кристером имели все основания уйти в отпуск со спокойной совестью, будучи уверены, что придерживаемся правильной стратегии, как в отношении этого пациента, так и клиники в целом…»
«Да, конечно, – думала Фредрика Нюман. – Но Нима Рита мертв, а значит, руководство клиники просчиталось. То, что они позволили пациенту пребывание на террасе, с учетом общей картины заболевания, вопросов не вызывает. Но он находился там один, а это явное нарушение правил».
Нима Рита сбежал двадцать седьмого июля вечером. В узком промежутке между ограждением и крышей террасы был обнаружен кусочек ткани от его брюк. Очевидно, пациент умудрился протиснуться в эту щель, после чего спустился с крутой скалы к Остравикену и нашел пристанище в кварталах в окрестностях Мариаторгет.
Самым возмутительным при этом было то, что в клинике не предпринимали никаких действий по его розыску, вплоть до возвращения из отпуска Кристера Альма четвертого августа. Но и тогда сообщили не в полицию, а некоему контактному лицу, которого предписывалось ставить в известность обо всем, что касалось Нимы Риты.
Фредрике Нюман не нравилась ни эта таинственность, ни канцелярский стиль доктора Мансура. Она еще порылась в Сети в надежде узнать больше о клинике «Сёдра Флюгель», поговорила с комиссаром Бублански, а потом сделала то же, что и в первый день знакомства с историей Нимы Риты.
Она позвонила Блумквисту.
Микаэль еще не успел ответить Катрин. Он сидел в «Тюдор Армс» на Гревгатан, пил «Гиннесс» и продумывал план дальнейших действий. Первое – добраться до Сванте Линдберга. Блумквист убеждался все больше, что именно Линдберг был ключом ко всей истории. С другой стороны, не менее ценным источником оставался Юханнес Форселль.
Как он себя чувствовал? Не имея возможности связаться ни с Форселлем, ни с его женой, ни с пресс-секретарем Никласом Келлером, Блумквист решил взять паузу и определиться с жильем. Прежде всего, ему требовалось место для работы и сна. Но не успел Микаэль всерьез озадачиться этой проблемой, как зазвонил мобильник.
Это оказалась Фредрика Нюман, которой тоже удалось нарыть много интересного. Блумквист извинился, дал отбой и послал ей сообщение, в котором советовал скачать приложение «Сигнал», с тем чтобы они могли общаться по секретной линии.
«Ради бога, – ответила Фредрика. – Эти приложения сводят меня с ума. Ненавижу их».
«Разве у вас нет дочерей, которые дни напролет сидят с мобильниками?» – написал Блумквист.
«Вы шутите?»
«Попросите их скачать для вас приложение. Скажите, что мама решила подработать детективным агентом».
«Я попробую».
Блумквист глотнул пива и посмотрел на улицу, где две женщины возились с детскими колясками. Он отпустил мысли на волю, пока сигнал мобильника не возвестил получение очередного сообщения:
«Вы что, и вправду Микаэль Блумквист?»
Он послал им селфи с выставленными в виде буквы «V» пальцами.
«Круто».
«Не преувеличивай».
«Правда, что мама подрабатывает у вас детективным агентом?»
«Правда».
Он прикрепил смайлик, изловчившись на этот раз не попасть на красное сердце, и далее объяснил девочке по имени Аманда, что именно она должна делать. Спустя пятнадцать минут Фредрика Нюман перезвонила Блумквисту по секретной линии. К тому времени он уже вышел на улицу и продолжил беседу на ходу.
– Даже не представляете себе, как я выросла в глазах дочерей! – похвасталась доктор Нюман.
– Значит, сегодня я сделал хоть что-то разумное, – ответил Микаэль.
Фредрика Нюман отпила белого вина из бокала и рассказала Блумквисту о том, что узнала из письма доктора Мансура.
– То есть как он туда попал, по-прежнему неизвестно, – резюмировал Микаэль.
– Все окутано тайной, – подтвердила Фредрика. – Военной тайной, я бы сказала.
– Вопрос национальной безопасности?
– Откуда мне знать?
– …или же речь идет скорее о безопасности отдельных лиц, – продолжал рассуждать Блумквист.
– И такое вполне возможно.
– Странно, вы не находите?
– Еще бы… – Фредрика Нюман вздохнула. – Человек годами сидел взаперти, не имея возможности даже лечиться у дантиста, – это же готовый скандал. Или я что-то не так понимаю… Вы вообще слышали об этой клинике?
– Я читал программную декларацию ее основателя Густава Ставшё.
– Да, там все здорово написано, – подхватила Фредрика. – Что самые больные должны пользоваться наибольшим вниманием. Что главный критерий развитости общества – его забота о самых слабых.
– Он сгорел на своей работе, не так ли?
– Именно так, – подтвердила Фредрика. – Но тогда было другое время. Сегодня его представления об обществе и терапии многим кажутся наивными. Психиатрия пошла по другому пути, медикаментозных средств и принудительного лечения. И учреждение на живописной скале, так похожее на благоустроенный пансионат, превратилось в место изоляции самых безнадежных. Вы слышали, что у них проблемы с кадрами? Набирать людей все труднее, ведь у клиники плохая репутация.
– В это легко поверить.
– Одно время ее вообще хотели расформировать, а пациентов распределить по муниципальным больницам. Но последователи Густава Ставшё воспротивились и не дали осуществиться этим планам. Они пригласили доцента Кристера Альма, психиатра с хорошей репутацией, занять директорское кресло. Доктор Альм начал процесс модернизации, и тут ему на глаза попался Нима, или Нихар Раваль, как он значится в журналах.
– По крайней мере, они не изменили инициалы.
– Это так, но тумана от этого не убавилось. Право на информацию из первых рук узурпировало некое контактное лицо, имени которого клиника не открывает. Похоже, некто высокопоставленный, перед кем весь персонал стоит на цыпочках.
– Некто вроде Сванте Линдберга, – подхватил Блумквист.
– Или министра обороны Юханнеса Форселля.
– Тогда все совсем безнадежно.
– Почему?
– Слишком много вопросов.
– В любом случае их более чем достаточно.
– А вы не выясняли, не упоминал ли Нима Форселля во время сеансов их терапии? – спросил Блумквист.
– Ничего об этом не знаю.
– Понятно.
– Бублански вообще считает, что одержимость Форселлем началась после того, как Нима увидел его на экране телевизора в магазине на Хорнсгатан. Возможно, это связано и с тем, что у шерпы в кармане оказалась бумажка с вашим номером.
– Я должен расследовать эту историю до конца.
– Что ж, удачи, – напутствовала Фредрика.
– Благодарю, она мне понадобится.
– Могу я спросить у вас еще одну вещь?
– Конечно.
– Ваш генетик из Лондона, кто она?
– Моя хорошая знакомая, не более.
– Тоже таинственная особа…
– У нее на это свои причины.
Они пожелали друг другу хорошего вечера, и Фредрика выглянула в окно, где в окутавшем озеро тумане снова угадывались силуэты двух белых лебедей.
Глава 23
27 августа
Саландер получила шифрованное сообщение от Блумквиста, но оно ее почти не заинтересовало. Лисбет была озабочена другим. За день она успела не только справить себе новую «Беретту-87», в точности такую, какая была у нее в Москве, но и новый IMSI-перехватчик, а также забрать свой мотоцикл «Кавасаки Ниндзя» из гаража на Фискаргатан, где он стоял до сих пор.
Она повесила в гардероб черный костюм и снова надела джинсы, куртку «монах» и обула спортивные туфли. Сейчас Лисбет сидела в номере отеля «Нобис» на Норрмальмторг, не так далеко от Страндвеген, где находилась квартира Камиллы, и просматривала материалы с камер слежения. Она старалась разжечь в себе жажду мести, какую чувствовала прошлым летом, но ничего не получалось. Мешали призраки прошлого, с которыми у Лисбет не осталось времени разбираться.
Ей нужно было сосредоточиться, любой ценой. Особенно сейчас, когда в игру вступил Галинов. Собственно, Лисбет толком ничего о нем не знала – ничего, кроме слухов, роившихся в секретной Сети. Но Галинов был близок к ее отцу, начинающему сотруднику ГРУ, и это говорило о многом.
Иван Галинов покрывал повстанцев в странах третьего мира и торговцев оружием. При этом его личный статус оставался неопределенным, а имя всплывало в Сети в самых разных контекстах и амплуа. И объяснялось это не выдающимся актерским талантом, совсем напротив. Галинов, как никто другой, всегда оставался самим собой. Именно это в нем и внушало доверие и составляло его главное преимущество.
Он свободно говорил на одиннадцати языках. Благодаря выразительной внешности сразу оказывался в центре внимания в любом обществе. У людей просто не укладывалось в голове, что человек с таким запоминающимся лицом может оказаться русским шпионом. При этом Галинов с легкостью менял маски. Безжалостность перетекала в столь же безоглядную доброжелательность и заботливость.
Он пытал в застенках ГРУ своих лучших друзей и как будто не видел в этом никакой моральной проблемы. Сейчас Галинов, давно вышедший в отставку, работал неофициально. Под маской бизнесмена или переводчика он оставался тем, кем был всегда, – гангстером. И, будучи связан с преступным синдикатом, много помогал Камилле. Он был ее главным козырем. Одно имя Ивана Галинова наводило на ее врагов ужас.
Но что больше всего беспокоило Лисбет, это его контакты в ГРУ. Саландер понимала, что из этого следует: рано или поздно они к ней постучатся. Именно поэтому она не могла себе позволить быть нерешительной. Надавить на них – вот и все, что ей оставалось. Толкнуть их на неверный шаг, вынудить совершить ошибку.
Лисбет перечитала сообщение Блумквиста:
«Беспокоюсь за тебя. Знаю, ты сердишься, когда я так говорю, но думаю, тебе все же стоит принять помощь полиции. Бублански обо всем позаботится, я уже гворил с ним.
Нима Рита и в самом деле содержался в клинике “Сёдра Флюгель” под другим именем. Похоже, это дело рук военных».
Саландер не ответила. Взяла со стола «Беретту» и сунула в серую сумку на ремне. Потом натянула капюшон на голову, надела солнечные очки, вышла из номера и направилась к лифту.
Над площадью нависало хмурое небо. Было довольно людно – на улицах, в кафе и магазинах. Лисбет решительно повернула на Смоландсгатан, вышла на Биргерярлсгатан, спустилась в метро на станции «Эстерммальсторг» и села в электричку до «Сёдермальма».
Ребека Форселль сидела на койке мужа в палате Каролинской больницы, когда Микаэль Блумквист снова позвонил. В тот момент, когда она собиралась ответить, Юханнес вздрогнул, как от кошмарного сна. Ребека погладила его по голове. Мобильник продолжал сигналить, трое военных в коридоре следили за каждым ее движением.
Ее лишили права находиться с ним наедине, заботиться о нем. Как так можно? Они нанесли визит даже его маме, какое бесстыдство! И хуже всех был Клас Берг, шеф МУСТа. Но и Сванте Линдберг… боже, Ребеке не хотелось и думать об этой лисе. Он явился с шоколадом, цветами и слезами в глазах. Но при этом слишком много потел и все интересовался, что говорил ей Юханнес на Сандёне и кого упоминал в бреду. Ребеке хотелось закричать: «Что ты от меня скрываешь?», но она сдержалась. Поблагодарила за поддержку и попросила его уйти.
У Ребеки не осталось сил на визитеров, так она и сказала. Линдберг исчез, и незадолго после этого Юханнес очнулся. Это было счастье. Он сказал «прости», что, помимо прочего, показалось ей справедливым. Потом они поговорили о сыновьях, и Юханнес снова впал в забытье. На ее вопрос: «Почему, Юханнес, почему?» он уже не ответил.
Быть может, на это просто не хватило сил. Или же таким образом он хотел скрыться, уйти от всего этого. Теперь Юханнес спал или лежал в забытьи, но и это состояние едва ли можно было назвать счастливым. Ребека взяла мужа за руку – и тут просигналил мобильник. Эсэмэска от Блумквиста. Он извинялся и просил поговорить с ним по секретной линии или встретиться где-нибудь наедине. Только не сейчас. Ребека в отчаянии смотрела на мужа, который что-то бормотал в полудреме.
Юханнес Форселль вернулся на Эверест. Он шел по склону под свистящим ветром, таким холодным, что тот выдувал из головы все мысли. Юханнес просто переставлял ноги, слыша, как скрипят альпинистские кошки, как гудит тяжелое небо, сливающееся с белой далью. Сколько еще так можно выдержать?
Иногда он воспринимал проступающую из метели фигуру Сванте или собственное дыхание под кислородной маской, но потом пропадало и это.
Время от времени все вокруг становилось черным – быть может, оттого, что он шел с закрытыми глазами. Когда впереди возникала скала, Юханнес просто взбирался на нее и падал вниз. В такие моменты стихал даже реактивный ветер. Юханнес двигался в тишину и мрак, в ничто. Он даже не вспоминал отца, много лет назад поставившего его на лыжи: «Тебе предстоит еще много пройти, мой мальчик».
Он подошел к последнему рубежу. Пока ужас держал сердце в ледяных когтях, Юханнес из последних сил цеплялся за отцовские слова. Но теперь все дороги закончились. И только Юханнес посмотрел на свои ботинки и подумал о том, что самое время сдаться и просто упасть в снег, как раздался крик о помощи, почти нечеловеческий, как будто исходивший от самой горы…
Ребека четко расслышала этот вопрос, хотя и совсем не была уверена, что это не бред.
– Ты слышишь?
Она не слышала ничего особенного. Только гул улицы за окном, жужжание аппаратов, шаги и голоса в коридоре. Поэтому она не ответила, просто утерла пот с лица мужа и поправила ему челку. В этот момент он открыл глаза – и она тоже ожила. «Поговори со мной, – мысленно попросила Ребека, – расскажи, что произшло».
Заглянув в его глаза, она испугалась.
– Приснилось что-нибудь?
– Опять кто-то кричал…
– Кто-то кричал?
– Да, на Эвересте.
Сколько раз они обсуждали то, что произошло на Эвересте. Но Юханнес никогда не говорил про этот крик. Ребека решила не вдаваться в подробности. Похоже, он все-таки бредил.
– Не совсем понимаю, о чем ты, – сказала она.
– О том шторме, помнишь? О ветрах, которые воют человеческими голосами.
– Нет, любимый, я не помню, – ответила Ребека. – Меня ведь не было с тобой наверху, я осталась в лагере.
– Разве я тебе не рассказывал?
Ребека покачала головой и решила сменить тему. И не только потому, что Юханнес был явно не в себе. Она чувствовала, что с этими криками связано что-то ужасное.
– Не хочешь отдохнуть еще немного? – спросила она.
– Потом я подумал, что это дикие собаки, – продолжал Юханнес.
– Что?
– Дикие собаки на высоте восемь тысяч метров, представляешь?
– Давай поговорим об этом позже, – сказала она. – А теперь помоги мне понять одну вещь, Юханнес. Почему ты убежал из дома?
– Когда?
– На Сандёне, помнишь? Ты уплыл к фьордам.
Его взгляд стал осознанным и сразу потух. Очевидно, с дикими собаками на Эвересте Юханессу было лучше.
– Кто вытащил меня из воды? Эрик?
– Нет, это был не телохранитель.
– А кто?
Ей стало интересно, как он отреагирует.
– Микаэль Блумквист.
– Журналист?
– Именно он.
– Как странно, – ответил Юханнес.
Хотя это и в самом деле было в высшей степени странно.
Он посмотрел на свои руки, и это безразличие еще больше напугало Ребеку. Она ждала вопросов, и они последовали. Хотя в голосе Юханнеса по-прежнему не было и намека на любопытство.
– Как все было?
– Он позвонил мне, когда я была в истерике. Попросил помочь с репортажем.
– Что за репортаж?
– Ты все равно мне не поверишь, – ответила Ребека, хотя и была уверена в обратном.
Лисбет вышла из метро на станции «Цинкенсдамм» и по Рингвеген направилась в сторону Бреннчюркагатан. Ее снова мучили воспоминания прошлого. Может, потому, что это был квартал ее детства или просто немного сдали нервы перед ответственной операцией.
Небо потемнело. Не иначе, собирался дождь, как тогда, в Москве. Воздух потяжелел, как всегда перед грозой. Лисбет увидела молодого человека, который стоял, склонившись над тротуаром, словно неважно себя чувствовал. И повсюду были пьяные, как после большого праздника. Интересно, здесь всегда так на выходные или только после получки?
Лисбет повернула налево и по лестнице поднялась к дому Блумквиста со стороны Тавастгатан. Постепенно она сосредоточилась, взгляд выхватывал из окружения все новые детали. Но того, что Лисбет ожидала увидеть, здесь не было. Неужели она просчиталась? Собственно, она не замечала ничего подозрительного, всего лишь необыкновенное количество пьяных. Пока не посмотрела в сторону перекрестка.
Он стоял спиной – широкоплечий, в вельветовом пиджаке и с книгой в руке. Бандиты не носят вельвет и не читают книг; тем не менее что-то в этом молодом человеке ее насторожило. Лисбет прошла мимо него и оглянулась. Так и есть – пиджак и книга не более чем маскировка. Он был довольно высокого роста, полноват и смотрел в небо, неуклюже разыгрывая местного хипстера. Но Лисбет не только раскусила этого парня, она его узнала.
Это был Конни Андерссон, без пяти минут член мотоклуба и мальчик на побегушках. Не бог весть какая фигура, но как раз это ее не удивляло. Парню доверили самую черную работу – поджидать клиента, который уж точно не планировал здесь объявиться. Не говоря о том, что на роль шпиона, при почти двухметровом росте и крепком сложении, Конни подходил хуже некуда.
Лисбет пошла на него, чуть склонив голову, как будто смотрела совсем в другую сторону. По противоположной стороне улицы шли двое молодых людей лет по двадцать, оба – в стельку. Там же, подозрительно медленно, прогуливалась женщина лет шестидесяти. Саландер все это не нравилось, но времени ждать не было. Когда Конни ее заметил, она злорадно усмехнулась и направилась к нему.
Не доходя до Конни пару метров, резко отскочила вправо. Он хотел вытащить оружие, но не успел. Она ударила его коленом между ног и два раза врезала по голове. Конни согнулся, потерял равновесие, а потом послышался возмущенный крик пожилой дамы:
– Что вы делаете?
У Лисбет не было времени ее успокаивать. Она знала, что дама не решится ей помешать и что она сколько угодно может звонить в полицию. Никто не успеет прийти на помощь Конни, прежде чем все будет кончено.
Он повалился на асфальт. Лисбет с быстротой молнии сняла солнечные очки, вытащила пистолет из сумочки и приставила дуло к его адамову яблоку.
– Я тебя убью, – сказала она.
Конни пробормотал что-то невнятное.
– Я убью тебя, – повторила Лисбет ледяным тоном. – Тебя и других, если ваш чертов клуб не перестанет преследовать Блумквиста. Если вам нужна я, следите за мной, и ни за кем другим. Тебе понятно?
– Мне понятно, – отозвался Конни.
– И еще… Передай Марко, что я приду за всеми вами, и это уже никак не связано с Блумквистом.
Конни Андерссон молчал, и Лисбет еще сильней прижала «Беретту» к его горлу.
– Так что?
– Я передам, – выдавил сквозь зубы Конни.
– Отлично. Ну а теперь…
– Что?
– На нас смотрит женщина, поэтому я не могу бросить на тротуар твой пистолет или сделать что-нибудь другое, что привлекло бы слишком много внимания. Поэтому я просто пну тебя в голову. А если попытаешься вытащить оружие – пристрелю. Это понятно?
Лисбет стукнула Конни по голове и вытащила телефон из кармана его джинсов – новый «Айфон» с функцией распознавания лица владельца, – пояснив:
– Я всего лишь хочу отправить сообщение. Они получат его, даже если ты умрешь. – Ствол скользнул к его подбородку. – Улыбочку, Конни…
– Что?
Саландер поднесла мобильник к его лицу и тем самым включила. Потом еще пару раз стукнула Конни по голове, сняла на камеру и снова надела солнечные очки. Удаляясь в сторону Шлюза и Гамла Стана, она прошлась по телефонной книжке Конни. Известный актер, двое политиков и полицейский из отдела по борьбе с наркотиками, наверняка купленный. Саландер удивилась, но не более того.
Она выбрала номера других членов «Свавельшё», кого нашла, и послала им фотографию поверженного товарища, сопроводив ее коротким сообщением:
«Парню есть что рассказать».
После чего, скопировав содержимое памяти в свой мобильник, выбросила «Айфон» в воду на Риддарфьорден.
Глава 24
27 августа
Юханнес Форселль хотел исчезнуть, поэтому искал убежища в снах и воспоминаниях. И только имя Нимы Риты, отчетливо кем-то произнесенное, вернуло его к действительности.
– Как так получилось, что он вообще объявился в Швеции? Я думала, он мертв.
– Кто здесь был? – спросил Юханнес.
И почувствовал раздражение жены оттого, что не ответил на ее вопрос.
– Я только что сказала, – ответила Ребека.
– Я не слышал.
– Мальчики, конечно, и твоя мама. Сейчас она занимается ими.
– Как они?
– Что мне ответить тебе, Юханнес?.. – Ребека вздохнула.
– Прости.
– Спасибо.
Читать бесплатно другие книги:
