Генерал и его семья Кибиров Тимур
– Нет.
- Отшелушилась охра и опала.
- Белилам цинковым доверившись, пейзаж
- Замызган и затерт. Лишь свет полуподвальный,
- Чердачный колотун, наждачный говор наш.
- И гарью стылою, бесстыжею, венозной,
- Вороньей сажею мы дышим и поем.
– Гарь-то почему венозная? А, умник?
– Да не знаю я, мне это вообще не нравится. Да, может, просто для рифмы.
Ну так и есть!
- В кровь обдирая рот, христосуясь с морозной
- Стальной неправдою, петровым топором.
– М-да. Отказать категорически… А вот, Василий Иваныч, по вашей части стишки.
- 1. Строевой смотр
- В кирзе чугунной воин запечен.
- Для запаха добавлены портянки.
- Плац чист, как помышленья пуританки,
- И, как вакханки похоть, раскален.
- И по ранжиру выстроенный взвод
- Похож на диаграмму возрастанья
- Сознания и благосостоянья,
- Которому подвержен наш народ.
- Ласкает взгляд прекрасный внешний вид –
- Петлички, бляхи, сапоги и лычки.
- Взвод получил за экстерьер «отлично»,
- И замполит бойцов благодарит.
– При чем замполит-то? Какое ему до строевого смотра дело? Опять для рифмы?
– Не исключено.
- 2. Самоволка
- Ночи чифирь просветлел
- От лимонного сока луны.
- Запах портянок уныл.
- Телу постыла постель.
- Выдь в самоволку. Урчит
- Среднеазийская глушь.
- Лишь часовой на углу,
- Тушью начертан, торчит.
- Озеро. Небо. Земля.
- Паховая теплынь.
- Тело намылилось плыть.
- Слышится шаг патруля.
– Что это за «выть»?
– Ну как у Некрасова – «Выдь на Волгу, чей стон раздается…».
– Тоже мне Некрасов нашелся… А портянки стирать надо почаще, а то запах ему уныл. Не мне ты попался, сучонок!
И Бочажок мечтательно вздохнул.
- 3
- Личный состав на просмотре кино.
- Жаркое небо дивится в окно
- На уставную заправку постелей.
- Тихо кемарит дневальный без дела.
- Он худосочен и стрижен под нуль
- И под восьмерку ремень затянул.
- В ленинской комнате сонная тень,
- Стенды суровые смотрят со стен.
- Маршал крепить и беречь призывает.
- Кто-то в курилке гитару терзает.
- Рыжий ефрейтор грустит над письмом.
- Любка-дешевка забыла о нем.
- 4
- Я помяну добром казенный дом,
- И хлопоты фальшивые, и дам
- Из шулерской колоды сновидений
- За то, что был я молод, и за то,
- Что на разводе духовой оркестр
- На фоне непомерного заката
- Ни в склад, ни в лад прощался со славянкой.
- Ну и за то уж, кстати, что славянка
- Меня не дождалась… Еще за то,
- Что утром благовония лились
- Из розовой степи. И я зубрил
- Законы злобы и стихосложенья.
На месте генерала я бы не преминул съязвить, что злобности-то автор, видать, обучился, а вот стихосложению что-то не очень, на троечку с минусом.
Но Василий Иванович сам был уже чересчур озлоблен, чтобы шутки шутить!
Казенный дом! Это он армию с тюрьмой, что ли, сравнивает?!
Выписывать дальше незамысловатые и однообразные реакции генерала смысла особого нету. Читатель проницательный сам их может представить, а другие обойдутся. И так уже эта глава непомерно раздулась, вот-вот лопнет, как лягушка (нет, не крыловская, которая тягалась с волом, а настоящая из детства, которую злые мальчишки, вставив в задницу соломинку, надули и которую К.К. поминает в нижеследующих стихах – не точно и не очень умело):
- Майский жук прилетел из дошкольных времен.
- Привяжу ему нитку за лапку.
- Пусть несет меня в мир, где я был вознесен
- На закорки военного папки.
- В забылицу о том, как я нравился всем,
- В фокус-покус лучей обожанья,
- В угол, где отбывал я – недолго совсем –
- По доносу сестры наказанье.
- Где страшнее всего было то, что убил
- Сын соседский лягушку живую
- И что ревой-коровой меня он дразнил,
- Когда с ветки упал в крапиву я.
- В белой кухне бабуля стоит над плитой,
- Я вбегаю, обиженный болью,
- Но поставлен на стул и читаю Барто,
- Умиляя хмельное застолье.
- И из бани я с дедушкой рядом иду –
- Чистый-чистый под синей матроской.
- Алычою зеленой объемся в саду,
- Перемажусь в сарае известкой.
- Где не то что оправдывать – и подавать
- Я надежды еще не обязан!
- И опять к логопеду ведет меня мать,
- И язык мой еще не развязан…
- 3
- Я горбушку хлеба натру чесноком пахучим.
- Я слюной прилеплю к порезу лист подорожника.
- Я услышу рассказы страшные про красные руки,
- про кровавые пятна и черный-пречерный гроб.
- Я залезу на дерево у кинотеатра «Зеленый»,
- Чтоб бесплатно глядеть «Королеву бензоколонки».
- За сараем закашляюсь я от окурка «Казбека».
- И в сортире на Республиканской запомню рисунки.
- А Хвалько, а Хвалько босиком и в ситцевых трусиках
- будет вечно бежать и орать, а тетя Раиса
- будет вечно его догонять с ремнем или прутиком.
- 4. ИЛЛЮСТРАЦИЯ К РОМАНУ
- С медным сеттером на поводке
- Дед в соломенной шляпе
- И герой в бескозырке «Герой» –
- Пуантилизм июньского парка,
- Силомеры и комната смеха,
- Платья клеш и китайские зонтики,
- Парашютная вышка, пересохший фонтан.
- До чего ж интересны плакаты
- Против стиляг, куклуксклановцев и бюрократов!
- До чего же прекрасен бумажный стаканчик
- С фруктовым за семь копеек!
- (Мы потом узнаем, что пес был украден,
- Дедушка умер, а герой оказался
- Никудышным и жалким,
- Негодным.)
- Блеск курортных озер.
- Толкотня нумерованных лодок.
- Плавки с завязками.
- Тенниски.
- Полубокс.
- Аромат подгоревшего
- Шашлыка.
- В этом месте генерал потерял терпенье и скакнул к самому концу.
- Вот родная земля со следами былой красоты,
- Кою стерли с лица ее – значит, была макияжем.
- Здесь со звездами красными мирно ужились кресты
- На кладбищах, где тоже костьми мы когда-нибудь ляжем.
- И смешаемся с глиной, с родимой своею землей,
- И она нам не пухом – матрацем казарменным будет.
- И вповалку сгнием и безликой солдатской гурьбой
- Мы столпимся у входа, когда нас архангел разбудит.
- В час, когда протрубят нам «Подъем», мы предстанем Отцу,
- Как молитву читая наколки свои «Бог не фраер!».
– Опять двадцать пять!
Генерал перевернул еще одну страничку, но последнее стихотворение, на мой взгляд, совсем неплохое, он прочесть уже не успел.
- Я прошу, пусть герани еще поцветут на окошках,
- Пусть поварят варенье в тазу в окружении ос,
- Пусть дерутся в пивной, пусть целуются в парке взасос,
- Пусть еще поорут, пусть еще постоят за горошком,
- Чтоб салат оливье удался к юбилею отца,
- Чтоб пеленки, подгузники и ползунки трепетали
- На веревке средь августа, чтоб «За отвагу» медалью
- Погордился пьянчуга. И чтобы не видеть конца
- Даже мне – мне, который чужой, но который сродни
- Тем не менее всем, собутыльник, подельник, соавтор…
- Я прошу, не спеши, справедливое гневное Завтра,
- Придержи наступление. Как тетиву, оттяни.
– Я тебе не помешаю? – раздался за спиной у Василия Ивановича тихий голос ядовитой змеи, не иначе черной мамбы.
– Ай! – по-бабьи вскрикнул Бочажок. – Я это… Ты не подумай… я просто… я хотел…
Взгляд был еще страшнее голоса. Помолчали.
– Ну если ты закончил, я бы попросила тебя, если не трудно, конечно…
– Ну прости, ну прости! Ну что ты сразу… Я просто хотел узнать, кто он такой, ну не надо так, Аня!
– Я могу остаться одна?
Генерал опустил свою бедовую головушку и вышел – красный, как рак, немой, как щука, и беспомощный, как лебедь, запряженный за каким-то хером в непосильный воз.
Глава десятая
Не стоит восставать против обычаев страны, в которой живешь; это ничего не принесет, кроме страдания; а в таком маленьком городке, как наш, все сразу становится известным, все передается из уст в уста.
Ж. де Сталь в переводе М. Черневич
От каких же ничтожнейших случайностей и бессмысленных мелочей зависит подчас наше благополучие! И даже не утлому челну в нелюдимом море оно подобно, а непрочному и невесомому воздушному шарику, на котором Бибигон отважился покорять воздушный океан.
Задумайся об этом, о проницательнейший из читателей, и не возносись духом, не кичись Эвклидовым умом, не надо. На всякого мудреца у нашей быстротекущей жизни довольно глупостей, и буквально на каждую хитрую жопу отыщется у нее что-нибудь эдакое – с винтом!
Вот не купи генерал этих моченых яблок в «Мечте рыбака» или купи их хотя бы не в таком раблезианском количестве (даже Степка до сих пор не справился), Анечка бы не вспомнила о них и не почувствовала бы уже в зрительном зале неодолимое желание, осталась бы смотреть смешное кино, Василий Иванович успел бы замести следы – и не разразилось бы никакой катастрофы, и все было бы хорошо! Но что проку мусолить эти бесконечные «бы» да «кабы»! Только еще больнее и обиднее от этого.
И как будто и не было сладостной и краткосрочной семейной идиллии, все тут же вернулось на круги своя и вращалось теперь в этих замкнутых и порочных кругах, как заевшая пластинка или как танк с перебитой гусеницей в кино про войну.
Правда, в отличие от первых дней своего пребывания под отчим кровом, Анечка не валялась целыми днями на неубранной кровати, а стала все время, остающееся после выполнения домашних обязанностей (которые она отрабатывала теперь со злобной старательностью), проводить на свежем воздухе или в Машкиной библиотеке.
Гуляла она действительно в старых валенках с калошами и в мамином пуховом платке, не том белом, который был совсем уж тоненький и ажурный, а в обыкновенном темно-сером, да еще и повязывала она его как-то по-старушечьи. Хотела ли она своим колхозным видом эпатировать гарнизонное общество, или просто было ей глубоко начхать, но результатом такого неглижирования стали обидные сплетни о генеральской скупости – вроде не самая бедная семья, могли бы, кажется, дочку приодеть и поприличнее, ходит как пугало огородное!
Да еще и Степка стал щеголять в Анечкиных любимых джинсах (на ней-то они уж давно не сходились) – настоящих, фирменных, тертых до белизны и в некоторых местах даже залатанных замшей от старых перчаток! А поскольку он по недосмотру отца ходил не в зимнем пальто, а в демисезонной курточке, типа матросского бушлата, сшитой Травиатой Захаровной из старой шинели и уже коротковатой, то эти заплатки бросались в глаза и подливали масла в огонь гарнизонного злоязычия.
Не любили Василия Иваныча в поселке, уважали, боялись, но не любили. Большинство сослуживцев и соседей разделяли мнение, высказанное однажды пьяным Пилипенко:
– Хороший ты командир, Василий Иваныч, ничего не скажешь, офицер – первый сорт, комар носа не подточит! Это да! Но человек! Ты не обижайся – дрянь-человек! Души в тебе нет, ну нету души, понимаешь? Один гонор!
Ну а гонор каждому нормальному человеку хочется сбить, поэтому слухи о генеральской скаредности распространялись с энтузиазмом и выслушивались с удовольствием.
Читать бесплатно другие книги:
