Похитители снов Стивотер Мэгги
Огонь внутри Ронана не позволял ему умереть.
Заметив, что Ронан направляется прямо к нему, Кавински приложил ладонь к плоскому боку.
– Эй, дамочка, это закрытая вечеринка. Мы никого не пускаем. Только если ты привез угощение.
В качестве ответа Ронан одной рукой ухватил Кавински за горло, второй за плечо и аккуратно уложил его на капот «Мицубиси». Для пущего эффекта он навалился сверху и врезал Кавински кулаком в нос.
Пока тот пытался встать, Ронан показал ему измазанные кровью костяшки.
– Вот тебе угощение.
Кавински вытер нос голым предплечьем, оставив на нем красную полосу.
– Блин, чувак, не обязательно быть таким грубым.
Ганси, стоя рядом с Ронаном, вскинул руку в универсальном жесте «к ноге, мальчик».
– Не хочу мешать вашим развлечениям, – произнес он холодно и величественно, – поэтому просто скажу: держись подальше от Монмутской фабрики.
Кавински ответил:
– Да я вообще не понимаю, о чем ты. Ну-ка, детка, дай мне курнуть.
Последняя фраза была адресована девушке, которая развалилась на пассажирском сиденье помятого «Мицубиси» и, судя по глазам, слабо отдавала себе отчет в происходящем. Она даже не удостоила Кавински ответа.
Ронан вытащил одно из поддельных удостоверений.
Кавински широко улыбнулся, разглядывая свою работу. Впалые щеки делали его похожим на упыря.
– Ты злишься, потому что я не оставил тебе заодно и печатный станок?
– Я злюсь, потому что ты разгромил мою квартиру, – ответил Ганси. – Радуйся, что ты сейчас здесь, а не в участке.
– Эй, чувак, – сказал Кавински, – Сбавь обороты. Не пойму, кто из нас курил. Погоди. Я не трогал твою квартиру.
– Пожалуйста, не сомневайся в моем интеллекте, – проговорил Ганси, и в его голосе послышался легчайший намек на ледяной смех.
Ронан подумал, что этот смех страшен и прекрасен. Ганси вложил в него лишь презрение и ни грамма юмора.
Их разговор прервал знакомый звук разрушения: столкнулись две машины. Впрочем, если сталкивались автомобили новых марок, ничего особо страшного не происходило: благодаря защитным амортизаторам слышался глухой стук ломающегося пластика, и всё. Впрочем, дрожь прошла по спине Ронана не от громкости, а от специфики звука. Он был уникальным.
Кавински перехватил их внимание.
– А, – произнес он, – хотите поучаствовать?
– Откуда все эти парни? – спросил Ганси, прищурившись. – Это, кажется, Моррис? Я думал, он в Нью-Хэйвене.
Кавински пожал плечами.
– Это закрытая вечеринка, – повторил он.
– В Нью-Хэйвене нет вечеринок? – прорычал Ронан.
– Таких – нет. А здесь Страна чудес. Откусишь от одного – вырастешь, откусишь от другого – уменьшишься…
Он цитировал неправильно. Довольно-таки уместно, но неправильно. Ронан вырос на двух сюжетах, которые нежно любили его родители. Любимой историей Авроры Линч был старый черно-белый фильм «Пигмалион» – очередная версия мифа о скульпторе, который влюбился в одну из своих статуй. А Ниалл Линч питал необыкновенное пристрастие к безобразному старому изданию «Алисы в Стране чудес». Эту сказку он часто читал вслух двоим или троим мрачным, полусонным сыновьям. Ронан в детстве видел «Пигмалиона» и слушал «Алису» так часто, что уже не мог судить, хороши они или нет. Он даже не знал, нравятся ли они ему. Кино и книга стали историей. Они и были его родителями.
Поэтому Ронан знал, что цитата на самом деле выглядит так: «Откусишь с одной стороны – вырастешь, откусишь с другой стороны – уменьшишься».
– Зависит от того, с какой стороны ты, – сказал Ронан, обращаясь, скорее, к мертвому отцу, чем к Кавински.
– Логично, – согласился Кавински. – Ну, так что вы собираетесь делать с крысами?
Ганси моргнул.
– Что?
Кавински оглушительно расхохотался, а потом замолчал и ответил:
– Если твое жилье разгромил не я, значит, там завелся кто-то еще.
Ганси быстро взглянул на Ронана. «Это возможно?»
Конечно, такая возможность была. Кто-то иной, нежели Ронан, разбил лицо Диклану Линчу, а значит, некто иной, нежели Кавински, теоретически мог вломиться на Монмутскую фабрику. «Это возможно?» Возможно было всё, что угодно.
– Линч! – крикнул еще один парень, узнавший его.
Ронан, в свою очередь, тоже его узнал: Прокопенко. У того заплетался язык, но силуэт оставался хорошо знакомым. Одно плечо выше другого, уши как торчащие кверху ручки от кастрюли.
– И Ганси!
– Ага, – отозвался Кавински, сунув большие пальцы в задние карманы джинсов, которые съехали ниже тазовых костей. – Мамочка и папочка. Ганси, ты нашел няньку для Пэрриша? Ай, ладно, чувак, не отвечай, давай выкурим трубку мира.
Ганси немедленно ответил – с откровенным презрением:
– Меня ваша дурь не интересует.
– Ой, мистер Ганси, – насмешливо отозвался Кавински. – Первое правило закрытой вечеринки с веществами: мы не обсуждаем закрытую вечеринку. Второе правило: ты сам приносишь угощение, если хочешь попробовать чужое.
Прокопенко фыркнул.
– К счастью, мистер Ганси, – продолжал Кавински, имитируя, очевидно, светский акцент, – я знаю, что любит твоя собака.
Прокопенко снова фыркнул. Это значило, что его вот-вот вырвет. Ганси, очевидно, это понял, поскольку отступил на шаг.
В обычной ситуации он поступил бы иначе. Поскольку они добились всего, чего хотели, он сказал бы Ронану, что пора ехать. Он был бы холодно вежлив с Кавински. А затем он бы ушел.
Но сейчас перед Кавински стоял не обычный Ганси.
Это был Ганси с высокомерно вздернутым подбородком и снисходительной улыбкой на губах. Ганси, который знал: вне зависимости от того, что происходит здесь, он вернется на Момутскую фабрику и будет править своей частью мира.
Ронан понял: это был Ганси, которого Адам возненавидел бы.
Ганси спросил:
– И что же любит моя собака?
Губы Ронана изогнулись в улыбке.
К черту прошлое. Это было настоящее.
Кавински ответил:
– Пиротехнику. Бум!
Он стукнул по крыше своей помятой машины, а потом добродушно обратился к девушке на пассажирском сиденье:
– Вылезай давай. Если не хочешь умереть. Лично мне всё равно.
И тут до Ронана дошло, что Кавински собирался взорвать «Мицубиси».
В штате Вирджиния фейверверки, которые выбрасывали пламя выше, чем на двенадцать футов, были под запретом (если только ты не обзавелся специальным разрешением). Большинству жителей Генриетты, впрочем, не приходилось из-за этого волноваться, поскольку в пределах штата было невозможно найти фейерверк, способный бабахнуть хоть капельку примечательно, а уж тем более противозаконно. Если человек хотел устроить на выходных впечатляющее огненное шоу, то ехал на склад в большой город. Если он был сорвиголовой из Агленби или просто работягой побогаче, то пересекал границу штата и набивал багажник нелегальными фейерверками из Пенсильвании.
А Кавински создавал фейерверки сам.
– Эту вмятину можно убрать, – заметил Ронан, одновременно в восторге и в ужасе при мысли об уничтожении «Мицубиси».
Столько раз, заметив его задние фары на дороге впереди, он немедленно ощущал прилив адреналина…
– Я всегда буду помнить, что она была там, – беспечно ответил Кавински. – Детка, выскакивай. Прокопенко, старик, сделай мне коктейль.
Тот был рад повиноваться.
– Расслабься, – велел Кавински.
Он повернулся к Ганси, держа бутылку в руке. Внутри плескалась жидкость; в горлышке торчала свернутая жгутом футболка. Она горела.
Это был «коктейль Молотова».
К удивлению и восторгу Ронана, Ганси взял бутылку.
Он выглядел великолепно и опасно в ту минуту, когда стоял там, перед разгромленным «Мицубиси», держа в руке самодельную бомбу. Ронан вспомнил сон про маску – зубастую версию Адама.
Вместо того чтобы бросить «коктейль» в машину Кавински, Ганси прицелился в стоящий поодаль «Вольво». Он запустил бутылку – высоко, изящно и точно. Головы двигались, следя за ее полетом. Кто-то из толпы крикнул: «Давай, давай!», а значит, тут присутствовал хотя бы один член школьной гребной команды. Через секунду бутылка упала неподалеку от задних колес «Вольво». Одновременно послышались треск стекла и взрыв, как будто «коктейль Молотова» всосался в землю. Ганси вытер руки о штаны и отвернулся.
– Хороший бросок, – сказал Кавински, – но не та машина. Эй, Проко!
Прокопенко протянул ему новый «коктейль». На сей раз Кавински вручил его Ронану. Он придвинулся ближе – слишком близко – и сказал:
– Это бомба. Как ты.
В душе Ронана что-то затрепетало. Происходящее, во всей его остроте, напоминало сон. Тяжесть бутылки в руке, жар от пылающего фитиля, запах запретного удовольствия…
Кавински указал на «Мицубиси».
– Целься повыше, – посоветовал он.
Глаза у него сверкали; в этих черных омутах отражался маленький ад в хватке Ронана.
– И поскорей, чувак, иначе руку оторвет. Половина татуировки – куда это годится.
Случилось нечто странное, когда бутылка взмыла в воздух. Пока она летела, оставляя за собой россыпь искр, Ронану казалось, что это летит его собственное сердце. Он почувствовал разрыв в ту секунду, когда выпустил бутылку. Тело наполнил жар, вливаясь в проделанную им дыру. Зато теперь, когда в груди, вдруг сделавшейся легкой, появилось место, он мог дышать. Прошлое было чем-то, что случилось с прежним Ронаном – с той версией, которую ничего не стоило поджечь и выбросить.
Бутылка влетела в окно «Мицубиси». Казалось, жидкости там не было, только огонь. Языки пламени разлились по водительскому сиденью, как живые. Вокруг послышались радостные вопли. Все устремились к машине, как бабочки к лампе.
Ронан тяжело выдохнул.
Кавински, смеясь пронзительным смехом маньяка, швырнул в окно еще одну бомбу. Прокопенко – третью. Салон горел, и запах стоял отвратительный.
Отчасти Ронан не мог поверить, что «Мицубиси» больше нет.
Когда другие начали бросать в огонь сигареты и плескать пиво, музыка внезапно оборвалась: расплавилась стереосистема. Казалось, что машина полностью и окончательно умерла, как только это случилось.
– Эй! – крикнул Кавински. – Музыку!
Загремела чья-то другая стереосистема, подхватив песню на том самом месте, где замолчал «Мицубиси».
Кавински с хитрой улыбкой повернулся к Ронану:
– Ты в этом году отмечаешь Четвертое июля?
Ронан переглянулся с Ганси, но тот, прищурившись, смотрел на бесчисленные силуэты вокруг.
– Возможно, – ответил Ронан.
– Это будет похоже на сегодняшнюю вечеринку, – продолжал Кавински. – Если хочешь увидеть, как что-то взрывается, принеси то, что взрывается.
В его словах звучал вызов. Вызов, на который можно было ответить, смотавшись за границу штата и составив некую хитроумную смесь по рецепту, найденному в Интернете.
«Но, – подумал Ронан с тем же внезапным трепетом, – лично он мог ответить на этот вызов и сном».
Всякие опасные штуки ему неплохо удавались и во сне, и наяву.
– Возможно, – повторил он.
Ганси зашагал к «БМВ».
– Я поставлю свечку за твою машину.
– Ты что, уходишь? Жаль.
Если Ганси решил уехать, Ронану тоже было пора. Он задержался лишь для того, чтобы запустить в голую грудь Кавински поддельным удостоверением.
– Не суйся к нам.
Кавински лучезарно и криво улыбнулся.
– Я прихожу, только когда меня приглашают, чувак.
– Линч, – позвал Ганси. – Мы уходим.
– Правильно, – крикнул вслед Кавински. – Отзови собаку!
Он произнес это так, как будто Ронану либо Ганси следовало оскорбиться.
Но Ронан ничего не чувствовал, кроме яростной пустоты в груди. Он опустился на водительское сиденье, а Ганси захлопнул дверцу со своей стороны.
В кармашке на двери загудел телефон. Ронан взглянул на экран – там было сообщение от Кавински.
«увидимся на улице»
Ронан бросил телефон обратно, завел мотор и выехал, эффектно развернувшись в грязи. Ганси издал одобрительный звук.
– Ох, Кавински, – сказал он всё так же небрежно, с легким смешком. – Он думает, что это место принадлежит ему. Он думает, жизнь – это ролик в Интернете.
Он ухватился за дверцу, когда Ронан позволил «БМВ» как следует разогнаться. Машина радостно и бесстрашно понеслась к городу, который находился за несколько миль. Спидометр отражал частоту их пульса.
Ронан спросил:
– Ты не понимаешь, в чем прелесть?
Ганси, закрыв глаза и вздернув подбородок, откинулся на спинку кресла. Горло у него было зеленым в свете приборной доски. На губах по-прежнему играла небезопасная улыбка – настоящая пытка скрытыми возможностями. Ганси ответил:
– Мы с тобой никогда так не развлекались. Знаешь, в чем разница между нами и Кавински? Мы что-то значим.
И в ту секунду мысль о Ганси, уезжающим в Вашингтон без него, стала нестерпимой. Они так долго были двухголовым существом. Ронан-и-Ганси. Ронан, впрочем, не мог сказать этого вслух. По тысяче причин.
– Когда я уеду, – произнес Ганси, помедлив, – показывай мне сны. Что-нибудь новенькое каждую ночь.
28
– Добрый вечер, король мечей.
– Добрый вечер, благородный клинок. Вы гадали до моего прихода? Чтобы узнать, как пройдет свидание? – спросил Серый Человек, шагая вместе с Морой к «Кремовой Мерзости».
Он принял душ, прежде чем ехать на Фокс-Вэй, но не стал сбривать с подбородка фирменную щетину. Серый Человек выглядел весьма неплохо, хотя Мора этого не отметила.
– А вы убили кого-нибудь, прежде чем заехать за мной? – поинтересовалась она.
Мора сменила свои потрепанные синие джинсы на чуть менее потрепанные. Еще она надела футболку с широким воротом, который позволял убедиться, как хорошо ладят ее ключицы и шея. Она выглядела весьма неплохо, хотя Серый Человек об этом умолчал.
Но каждый знал, что другой это заметил.
– Нет, конечно. Я убил гораздо меньше людей, чем вы думаете, – сказал он, открывая перед ней дверцу машины. – Знаете, это первый раз, когда я вижу вас обутой. О… что там такое?
Мора посмотрела через плечо. Вслед за ними тронулся с места маленький потрепанный «Фордик».
– Это Калла. Она проводит нас до ресторана, чтобы убедиться, что вы действительно отвезли меня туда, а не закопали в лесу.
Серый Человек ответил:
– Какая нелепость. Я никогда и никого не закапываю.
Калла злобно помахала ему. Ее пальцы на руле напоминали когти.
– Вы ей нравитесь, – сказала Мора. – Радуйтесь. Калла – хороший друг.
Потрепанный «Форд» доехал за ними до ресторана и подождал у обочины, пока Серый Человек и Мора не устроились за столиком под жимолостью и шпалерой, увитой рождественскими фонариками. Стоявшие по углам вентиляторы разгоняли вечернюю жару.
Мора сказала:
– Я вас угощу.
Она сделала паузу, выжидая, не возразит ли он, но Серый Человек просто произнес в ответ:
– У меня аллергия на клубнику.
– Как у шестидесяти процентов людей.
Он сказал:
– Я понимаю, почему у вас такая дочь.
Мора лучезарно улыбнулась. У нее была очаровательная, открытая, идеальная улыбка, неподдельно радостная и очень красивая. Серый Человек подумал: «Я никогда еще не принимал такого скверного решения».
Она заказала еду. Вина никто не пил. Закуски оказались восхитительны – не из-за того, что ресторан славился своим шеф-поваром, но потому, что восхитительна любая еда в предвкушении поцелуя.
Серый Человек спросил:
– Ну и как это – быть ясновидящей?
– Забавная формулировка.
– Я имею в виду – много ли вы видите и насколько отчетливо. Вы знали, что я задам этот вопрос? Вам известны мои мысли?
Мора хитро улыбнулась.
– Это как сон или воспоминание. По большей части смутно. Но иногда мы явственно видим один какой-нибудь фрагмент. Необязательно в будущем. Часто, когда люди приходят на сеанс, мы говорим им то, что они уже знают. Поэтому – нет, я понятия не имела, что вы зададите этот вопрос. И да, я знаю, о чем вы думаете, но только потому что я хорошо умею угадывать, а не потому что я хороший экстрасенс.
«Надо же, – подумал Серый Человек, – какая она веселая». Улыбка всегда готова показаться на ее губах. Трудно заметить на лице Моры грусть или тоску, если не знать, что они там есть. Но в том-то и фокус, правда? У всех свои разочарования; но некоторые люди держат их во внутренних карманах, а не тащат на спине. Был и еще некоторый фокус: Мора не изображала радость. Она одновременно была очень счастлива и очень печальна.
Принесли горячее. Мора заказала для Серого Человека лосося.
– Потому что вы чем-то похожи на рыбу, – объяснила она.
Тот развеселился.
– Ну и как это – быть киллером?
– Забавная формулировка.
Но вообще-то Серому Человеку не хотелось говорить о своей работе. Не потому что он ее стыдился – он был настоящий профи, просто он ею не ограничивался. В свободное время Серый Человек занимался кое-чем другим.
– На жизнь хватает. Но я предпочитаю стихи.
Мора заказала себе маленькую птичку, которую подали в таком виде, как будто она сама зашла на тарелку. И теперь, казалось, Мора сомневалась в принятом решении.
– Ваша древнеанглийская поэзия. Ладно, предположим. Расскажите, почему вы ее любите.
И он рассказал. Насколько это было возможно, без упоминаний о том, где он учился и чем занимался, прежде чем издать книгу. Серый Человек упомянул, что у него есть брат, но тут же сдал назад и обошел эту часть истории. Он поведал о себе всё, что мог, не назвав своего настоящего имени.
Телефон вновь загудел, но он не ответил.
– Значит, вы работаете киллером, чтобы прокормиться, – подытожила Мора. – Разве вам не жаль причинять людям боль?
Серый Человек задумался. Он не хотел лгать.
– Жаль, – признал он. – Но я просто… отключаю эту часть мозга.
Мора оторвала от своей крохотной птички одну ногу.
– Наверно, мне незачем объяснять вам, что это психологически вредно.
– В мире масса деструктивных импульсов, – заметил он. – В целом я обрел равновесие. А как насчет вас и ваших амбиций?
Ее глаза удивленно расширились.
– Почему вы об этом заговорили?
– Вспомнил игру, которой вы развлекались в тот вечер. Когда угадывали карты. Тренировались. Экспериментировали.
– Я просто хочу понять, в чем штука, – сказала Мора. – Дар изменил мою жизнь. Будет страшно жаль, если я не выясню всё, что смогу. Впрочем, не знаю, можно ли назвать это амбициями. Нет, не знаю. И проблем от этого тоже хватает… Итак, вы упомянули, что у вас есть брат.
Она умудрилась каким-то образом связать брата и проблему. Серому Человеку показалось, что она проникла в самую суть их отношений.
– Мой брат, – начал он, а затем замолчал и переформулировал. Аккуратно подбирая слова, он произнес: – Мой брат – очень умный человек. Он способен нарисовать карту местности, побывав там всего один раз. Он умеет складывать в уме большие числа. В детстве я всегда смотрел на него с восхищением. Он придумывал сложные игры и весь день ими занимался. Иногда он приглашал и меня, если я обещал следовать правилам. Иногда он брал игру типа шахмат и применял ее правила ко всему на свете. Иногда мы строили форты и прятались в них. Иногда он находил разные вещи в чужих домах и делал мне больно. Иногда он ловил животных и вытворял с ними разные штуки. Иногда мы переодевались и разыгрывали пьесы.
Мора отодвинула тарелку.
– То есть он был социопатом.
– Видимо, так.
Она вздохнула. Очень грустно.
– А вы стали киллером. Где он теперь? В тюрьме?
– Он вкладывает чужие деньги в пенсионные проекты. Он никогда не сядет в тюрьму. Мой брат для этого слишком умен.
– А вы?
– Сомневаюсь, что в тюрьме мне будет хорошо, – ответил он. – Так что я предпочту туда не попадать.
Мора долго молчала. Затем она свернула салфетку, отложила ее и наклонилась к нему.
– Вас не беспокоит, что вы стали таким из-за него? Вы ведь понимаете, почему так вышло?
Все части души Серого Человека, способные из-за этого беспокоиться, отмерли давным-давно – сожженные спичками, вырезанные ножницами, выколотые булавками. Когда он посмотрел на Мору, то не сумел этого скрыть.
– О, – сказала она.
Протянув руку через стол, она приложила ладонь к его щеке. Рука была прохладная, мягкая, совсем не такая, как он ожидал. Более реальная. Гораздо более настоящая.
– Мне жаль, что никто не сумел вас спасти.
Разве он не спасся? И разве эта история могла закончиться как-то иначе?
Мора попросила счет. Серый Человек расплатился. Он оставил на своей тарелке две кусочка лосося, и Мора, вооружившись вилкой, стянула их.
– Теперь мы оба будем пахнуть рыбой, – заявила она.
А потом, в темноте рядом с «Кремовой Пародией», он поцеловал ее. Оба уже некоторое время ни с кем не целовались, но это было неважно. Поцелуи сродни смеху. Если шутка удачная, неважно, как давно ты смеялся в последний раз.
Наконец Мора пробормотала, запустив руку ему под рубашку и обводя пальцами ребра:
– Это очень плохая идея.
– Нет плохих идей, – поправил Серый Человек. – Есть идеи, плохо реализованные.
– И это тоже психологически нездравый концепт.
Потом, когда он подвез Мору домой и поехал в гостиницу, то обнаружил, что Шорти и Пэтти Ветцель отчаянно пытались весь вечер дозвониться ему. Они сообщили, что его комнату кто-то обшарил.
– Вы разве не слышали, как мы звонили? – спросила Пэтти.
Серый Человек вспомнил гудение телефона и похлопал себя по карманам. Мобильник пропал. Мора Сарджент стянула его, пока они обнимались.
На месте телефона оказалась десятка мечей: Серый Человек лежал убитым на земле, а Мора была клинком, пронзившим ему сердце.
Читать бесплатно другие книги:
