Могила девы Дивер Джеффри

18:40

Когда-то Джо Силберт научился печатать двумя пальцами на машинке «Ундервуд», пахнущей маслом, чернилами и горьковатой сладостью остатков забивалки, которая, скопившись внутри механизма, затрудняла движение каретки.

Технический прогресс ничего не изменил для него, и он все так же неистово колотил указательными пальцами по клавиатуре своего портативного «Компака». Оранжевый отсвет экрана делал лица — и его и Теда Биггинса — изможденными и желтушными. Силберт подумал, что поскольку он вдвое старше коллеги, то, наверное, и выглядит еще непривлекательнее.

Филипп Молто, как и было приказано его беспокойным начальником капитаном Баддом, нес при них неусыпную вахту.

— Ну, что думаешь? — спросил у Биггинса Силберт.

Младший коллега взглянул поверх его плеча на забитый текстом в одно поле экран.

— Мне позволишь приложить руку?

— Пожалуйста.

Биггинс печатал виртуозно — пальцы бесшумно и незаметно, но очень быстро носились по клавишам.

— Мне что-то напечатать — раз плюнуть, — похвастался он. Но правда заключалась в том, что этот аккуратно причесанный человек был не журналистом, а техником-инженером, а сам Силберт — телерепортером.

— Послушайте, офицер, — обратился старший журналист к Молто, — наша смена подходит к концу. Мы оставим компьютер — пусть другие продолжают там, где закончили мы.

— Вы на это идете?

— Дело коллективное. Только присмотрите за компьютером.

— Разумеется. Вас что-то смущает?

Силберт нахмурился, бросив взгляд на рощицу и кусты можжевельника за линией полицейского оцепления.

— Слышали?

Биггинс беспокойно привстал и оглянулся.

— Да.

Молто вскинул голову. Звук шагов. Хруст ветки. Шарканье ног.

— Там никого нет, — сказал лейтенант скорее себе, чем другим. — То есть не должно быть.

Силберт посмотрел на Молто, и выражение его лица свидетельствовало о том, что ему не раз приходилось бывать в зонах боевых действий. Он криво улыбнулся.

— Вот сукин сын! Лейтенант, а у нас незваный гость.

Рука полицейского легла на пистолет, он шагнул в кусты и вернулся с двумя мужчинами в черных спортивных костюмах и с карточками аккредитации.

— Так, посмотрим, кто это такие, — проговорил Силберт. — Уолтер Кронкайт и Чет Хантли.

Биггинс взглянул на Молто.

— Если собираетесь арестовать их, не выдвигайте обвинений в незаконном проникновении на запрещенную территорию. Пусть ваше обвинение звучит по-другому — «первостатейные идиоты».

— Вы знаете друг друга?

Один из пленников поморщился.

— Силберт, ты подонок. Это ты настучал на нас? А этот сосунок, который с тобой, пусть вообще заткнется.

— Это Сэм Келлог и Тони Бьянко из КЛТВ, — объяснил Силберт лейтенанту. — Ребята, кажется, забыли, что мы организовали журналистский пул.

— Да пошел ты, — разозлился Бьянко.

— Я, как и ты, Келлог, отказался от того, чтобы единолично готовить эксклюзивный материал. И до тебя дошла бы очередь.

— Вы арестованы, — объявил Молто самозванцам.

— Черта с два. Не имеете права.

— Я обдумаю это по пути к журналистской палатке. Пошли.

— Послушайте, офицер, — начал Келлог, — пока мы…

— А как вы вообще сюда попали? — перебил его Биггинс. — Приползли на брюхе?

— Пошел ты куда подальше.

Молто увел журналистов. И когда патрульный автомобиль скрылся из вида, Силберт повернулся к Биггинсу.

— Давай!

Биггинс расстегнул футляр монитора, открыл его и извлек видеокамеру «Нипона ЛЛЗР», суперминиатюрный прибор стоимостью сто тридцать тысяч долларов. Камера весила всего четырнадцать унций, к ней прилагались складывающаяся двенадцатидюймовая параболическая антенна и передатчик. Она воспроизводила на телеэкране пригодное для показа изображение почти в темноте, а ее телеобъектив не уступал оптическому прицелу снайперской винтовки. Камера посылала сигнал на три мили, чего вполне хватало для того, чтобы его принял передвижной ретрансляционный центр КФАЛ. Там коллеги Силберта (Тони Бьянко и Сэм Келлог) будут, если их не арестуют, ждать передачи. Но даже если они падут жертвами Первой поправки к Конституции, брешь закроют другие люди.

Силберт открыл саквояж и достал два черных нейлоновых тренировочных костюма — таких же, как на Келлоге и Бьянко, — однако на спинах были напечатаны слова «Федеральный маршал». Силберт и Биггинс облачились в костюмы.

— Постой. — Силберт наклонился над компьютером и удалил все, что напечатал его коллега. Весь текст состоял из одного предложения: «Проворная бурая лисица перепрыгнула через ленивую собаку», — которое повторялось триста раз. Нажал на две клавиши — и файла как не бывало. На мониторе появился душещипательный рассказ о некоем полицейском, который журналист написал года три назад, и вызвал на экран, как только они загрузили компьютер. Рассказ этот очень понравился долдону Артуру Поттеру.

Проделав все это, мужчины спустились в овражек неподалеку от командного пункта и направились в ночь, туда, где находился Дэн Тримэйн со своими незаметными спецназовцами.

Канистра из-под бензина.

Это была ее первая мысль, когда она открыла глаза и обвела взглядом зал забоя.

Эмили, стоя на коленях и исполняя роль доброй сестры милосердия, вытирала кровь со лба Мелани. Веки учительницы опухли, но глаза не закрылись. Девочка оторвала полосу с подола своего любимого платья от Лоры Эшли и еще раз промокнула кровь.

Мелани лежала на полу, боль в голове немного утихла, зрение вернулось. Одна из близняшек, Сузи (Мелани решила, что это была именно она), гладила ее по волосам своими маленькими изящными пальчиками.

Канистра из-под бензина. Она там.

Наконец Мелани поднялась и подползла к Беверли.

— Ты как? — спросила она девочку.

Бедная Беверли с ее белокурыми кудряшками словно сошла с известного фирменного логотипа, изображающего голландского мальчугана в картузе. Теперь ее мокрые от пота пряди волос прилипли к лицу. Девочка успокаивающе кивнула, но ее грудь тяжело поднималась и опускалась. Она снова прыснула в рот из ингалятора. Мелани никогда не видела ее в таком состоянии. Лекарство как будто не действовало.

Миссис Харстрон по-прежнему лежала на спине. Она плакала, но очень тихо. Мелани потянула с ее плеч цветной свитер. Учительница что-то пробормотала. Девушке показалось, что она сказала: «Не надо. Мне холодно».

— Он мне нужен, — ответила Мелани. Ее пальцы прыгали перед глазами миссис Харстрон, но та, судя по всему, не понимала, что ей говорят.

Сняв свитер, Мелани оглянулась и отбросила его к стене, туда, где о пол опиралась сторона арочного прохода, ведущего в глубину бойни. Затем поползла вперед, пока ей не открылся обзор главного помещения. Медведь иногда поглядывал в их сторону. Но большую часть времени мужчины смотрели телевизор. Бросив взгляд на сестер-близняшек, Мелани едва заметно просигналила:

— Подойдите к канистре.

Девочки испуганно переглянулись.

— Давайте делайте! — Движения рук Мелани стали резкими и властными.

Сестры на четвереньках подобрались к желто-красной канистре. Когда Сузи обернулась на учительницу, та приказала:

— Возьми свитер.

Его связала в Топике мать миссис Харстрон. Она выбрала очень яркие синие, белые и красные нити. Сейчас это было им не на руку, зато пригодится, когда девочки выберутся из здания. Но Сузи не двигалась. Мелани повторила приказ, пренебрегая осторожностью:

— Пошевеливайся!

«Почему она колеблется? Почему смотрит на меня?

Нет, не на меня…»

В этот момент на нее упала тень.

Мелани вздрогнула, когда Брут, взяв ее за плечи, повернул к себе.

— Строишь из себя героиню? Я убивал людей за гораздо меньшее, чем то, что сделала ты.

Мелани пришла в ужас. Ей казалось, что Брут в самом деле читал ее мысли и, обладая шестым звериным чувством, разгадал ее план с канистрой. Но затем поняла, что он говорит о Киэл, о том, что она выпихнула ее из двери. Может, удар пистолетом — недостаточное наказание? Брут вытащил оружие и приставил дуло к ее голове.

Мелани пришла в ярость. Оттолкнув ствол, она поднялась и, не обращая внимания на вибрацию от криков за спиной, направилась в главный зал. Подошла к бочке из-под масла. Медведь сделал шаг ей навстречу, но она, не взглянув на него, взяла ручку, бумагу и вернулась в зал забоя. Написала: «Стараетесь изо всех сил доказать, какой вы плохой человек?» — и швырнула бумажку Бруту в лицо.

Тот рассмеялся, вырвал у Мелани блокнот, бросил на пол, долго смотрел на нее, затем зловеще-спокойно сказал:

— Смотри-ка, мы можем с тобой трепаться. Не так уж много людей, с кем мне охота говорить. А с тобой говорю. В чем дело? Наверное, в том, что ты не споришь. Это хорошо, когда женщина не спорит. У Прис голова на плечах, и это мне нравится, но иногда ее заносит и я не понимаю, о чем она говорит. А с тобой… гляжу в лицо и понимаю тебя. Ты похожа на маленькую мышку, но, может быть, в тебе что-то все-таки есть? Признайся.

Мелани ужаснулась, ощутив в глубине души что-то вроде радости. Этот ужасный, ужасный человек одобрял ее. «Он убил Сьюзан, он убил Сьюзан, он убил Сьюзан, — повторяла она себе. — И меня, если захочет, через секунду убьет». Понимая все это, Мелани в этот миг радовалась его похвале.

Брут убрал пистолет и стал теребить шнурки ботинок.

— Думаешь, я плох для… чтобы быть твоим другом. Да, с твоей точки зрения, это так. Я не семи пядей во лбу, и у меня нет особенных талантов. Самое главное во мне — это зло. Я не утверждаю, что у меня нет сердца и что я ни разу в жизни не плакал. Плакал целую неделю, когда кто-то убил моего брата. Да, это так. — Брут помолчал, тонкогубый рот приоткрылся, обнажая ряд острых зубов. — А этот козел… — Он кивнул в сторону телефона.

Де л’Эпе? Неужели он говорит о де л’Эпе?

— Мы ведем с ним битву — я против него. И он проиграет. Хочешь знать почему? Потому что зло — это просто, а добро — сложно. Простое всегда побеждает сложное. Вот к чему в конце концов приходит простое — всегда выигрывает. Таков закон природы, и тебе прекрасно известно, сколько люди навлекают на себя неприятностей, если противятся природе. Взгляни на себя и себе подобных глухих. Вы вымрете прежде, чем такие, как я. Если мне что-то нужно, я скажу: «Дай!» Открываю рот, и те, с кем я говорю, поступают так, как мне надо. А тебе приходится проделывать странные фокусы руками. Писать на бумажке. Это очень сложно. Ты урод. Умрешь, а я выживу. Таков закон природы.

Я забираю девчонку, ту, что в платье с цветами. И через десять минут застрелю… если не прилетит вертолет. А я думаю, что не прилетит. Для меня убить — все равно что почесать прыщ или проглотить газировку с сиропом.

Брут посмотрел на Мелани, и его губы искривились в подобии улыбки. Но разве так смотрит хищник на жертву? — подумала Мелани. Она вспомнила насмешки одноклассников, гложущее отчаяние от того, что не может понять вещи, постижение которых дается лишь посредством чудесного дара слуха. Почувствовала, как пуста жизнь без любимого человека. Представила папку с нотами, на обложке которой стояли слова «Изумительная благодать», а внутри — лишь пустые белые листы.

Божья воля…

Взгляд Брута…

И тут Мелани попыталась вцепиться ему в глаза.

Прыгнула вперед, царапая ногтями его лицо.

Брут удивленно вскрикнул, отступил назад и потянулся за пистолетом. Вырвал его из-за пояса, но девушка ударила Брута по руке, и пистолет выпал. Мелани была вне себя; ее охватил всепоглощающий гнев, какого она никогда еще не испытывала. Этот гнев изливался бурным потоком, делал Мелани незащищенной, ломал, как та лихорадка, от которой пылала ее кожа, когда ей было восемь лет, и которая отняла у нее все простое, сделав жизнь такой сложной.

Ее пальцы, сильные, потому что долгие годы приходилось изъясняться знаками, впились Бруту в щеку, оцарапав нос, искали глаза. Брут упал на спину, и Мелани прыгнула ему на грудь, колено вдавилось в солнечное сплетение. Воздух со стоном вылетел из его легких. Брут ткнул Мелани кулаком в грудь, но она, хоть и откинулась назад, не почувствовала боли — он не мог размахнуться и удар получился не сильным.

— Господи! — Его жилистые руки тянулись к ее шее, но Мелани оттолкнула их и сама с силой вцепилась ему в горло. Бруту не удавалось добраться до нее — откуда только взялась ее сила? Мелани колотила голову Брута о цемент и наблюдала, как синеет его лицо.

Может, Горностай и Медведь уже бежали к ней, может, уже целились в нее из своих пистолетов. Или Бруту не хватало воздуха и поэтому он не звал на помощь, или был для этого слишком горд. Мелани не знала, да и какая ей разница? Теперь для нее существовал только этот человек, воплотивший в себе все мировое зло. Она не думала ни о девочках, ни о миссис Харстрон, ни даже о душе. Не думала о Сьюзан, которая, как верила Мелани, в этот момент плыла над ними в образе прекрасного серафима. Только о нем.

И собиралась убить его.

Внезапно Брут обмяк и стал безвольным как тряпка. Язык вывалился из побледневших губ. И она подумала: «Я сделала это». Торжествующая и потрясенная, Мелани откинулась назад и посмотрела на сестер-близняшек всхлипывающую Эмили и тяжело дышащую Беверли.

Когда колено Брута внезапно подпрыгнуло, Мелани не успела уклониться, и оно врезалось ей между ног. Задохнувшись от боли, Мелани зажала промежность руками, и тогда Брут ударил ее под дых. Она согнулась.

Брут легко поднялся, и Мелани увидела только ссадины у него на щеке. Брут играл с ней. Нарочно затеял драку.

Схватив девушку за волосы, он выволок ее в главный зал.

Мелани впилась ногтями ему в кисть, и Брут ударил ее по лицу. В глазах вспыхнул свет, руки безвольно повисли.

Мелани осознала, что находится перед окном и смотрит на продуваемое ветром поле и сияющий свет направленных на здание прожекторов.

Лицо было крепко прижато к стеклу, и она подумала, что может продавить его и порезать осколками глаза. И тогда вечная тьма. Нет, пожалуйста…

Горностай сделал шаг вперед, но Брут махнул ему рукой. И встал так, чтобы она видела его губы.

— Если бы ты могла говорить, как нормальный человек, то сказала бы что-нибудь, чтобы спастись. Но ты не можешь. Ты урод и скоро будешь еще уродливее, если не прилетит вертолет. Шеп, сколько времени?

Горностай как будто колебался, потом что-то сказал, но Мелани не разобрала, что именно.

— Я спросил, сколько долбаного времени? — Пунцовое лицо Брута исказилось от гнева.

Получив ответ, он поднес пистолет к щеке Мелани. Затем вцепился в волосы и повернул ее голову так, чтобы она смотрела на слепящий белый свет.

Мелани. Поттер разглядел ее лицо в сильный полевой бинокль. Значит, следующей жертвой Хэнди выбрал ее.

Бадд, Лебоу и Фрэнсис смотрели в окно. В эфир вышел Стиллуэл и сообщил:

— Один из моих снайперов докладывает, что на Хэнди кровь. Рана не серьезная, но его лицо в царапинах.

— До истечения срока ультиматума двенадцать минут, — сказал Тоби. — Связь установлена.

Телефон зазвонил, и Поттер немедленно ответил.

— Лу, в чем дело?

— У меня новенькая. — Голос Хэнди звенел от злости. — Девушка с характером. Я простил ее за то, что она выпихнула из двери ту баламутку. Но она вбила себе в голову, что ей надо обязательно поразвлечься. Хочет покувыркаться со мной на сене.

«Спокойствие, — сказал себе Поттер. — Он опять играет с тобой». — Переговорщик усилием воли подавил в себе злость — отклик на состояние Хэнди.

— Совершенно ненормальная, Арт. Законченная садомазо. Что ж, она получит чего добивается. У тебя примерно десять минут, Арт. Я не слышу вертолета, и мы готовимся сделать девице пластическую операцию калибра девять миллиметров. Я жду вертолет. Ты получил его?

— Вызвали из Топики. Ждем.

— Здесь в трех милях есть аэропорт. На кой черт тебе понадобилось вызывать оттуда?

— Ты же сам сказал, что…

— Десять минут.

Щелк.

Поттер закрыл глаза и вздохнул.

— Анжи?

— По-моему, у нас проблема, — ответила психолог. — У него серьезное намерение причинить ей боль.

Это было крупной неудачей. Поттер, вероятно, оттянул бы время ультиматума, если бы Лу Хэнди не охватила злоба. Мстительный Лу Хэнди вышел из себя и теперь не собирался ничего уступать. Он жаждет крови.

Ах, Мелани, ну зачем ты вмешалась? (Что еще чувствовал Поттер? Гордость за эту девушку, у которой хватило духа противостоять Хэнди, пытавшемуся избить ее? Благодарность за то, что она спасла Киэл? Восхищение? Что еще?

Анжи нахмурилась.

— В чем дело? — спросил ее Бадд.

— Почему Хэнди заговорил о пластической операции? Что он имел в виду?

— Он пока не хочет убивать, — ответил переговорщик. — Встревожен тем, что потерял слишком много заложников, не получив взамен ничего существенного. Видимо, собирается ранить ее — может быть, выколоть глаз.

— Боже мой! — прошептал Бадд.

— Артур! — окликнул переговорщика Тоби. — Я засек поблизости кодированный сигнал.

— На какой частоте?

— Хотите спросить, сколько мегагерц?

— Мне плевать на цифры! Кому он принадлежит?

— Свободная частота.

— Связь двусторонняя?

— Да. Причем с меняющимся шифром.

Иногда правоохранительные органы осуществляют настолько секретные операции, что пользуются специальным радиооборудованием, меняющим код шифра каждые несколько секунд. Дерек подтвердил, что у полицейских таких раций нет.

— Как близко?

— В пределах мили.

— Пресса?

— Не исключено, хотя обычно журналисты такими штуками не пользуются.

У Поттера не было времени разбираться с этим. Сжав кулак, он смотрел в бинокль. В окулярах он видел Мелани, ее белокурые волосы и черную точку пистолета. И стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, спросил:

— Ну как, Чарли, вы еще не придумали, какие воображаемые батарейки можно предложить для его игрушки?

Бадд беспомощно развел руками.

— Не знаю. Ничего не приходит в голову. — Его голос сорвался. — Смотрите, сколько времени.

— Генри?

Лебоу пробежал глазами по ставшему уже объемным досье Луиса Хэнди и, повернувшись к встревоженному Бадду, заметил:

— Чем неотложнее задание, капитан, тем медленнее его надо выполнять. Так, посмотрим… В детстве он часто воровал автомобили. Может, он автомобильный фанат? Не потянуть ли нам за эту ниточку?

— Нет, Чарли прав: надо придумать нечто такое, что имело бы отношение к его освобождению.

— На что еще он мог бы потратить деньги? — спросила Анжи.

— Выбор небольшой. Никогда не владел собственностью. Никогда не грабил ювелирные магазины…

— Интересы? — перебил Поттер.

— Отчеты о его условном освобождении? — пришло в голову Анжи. — У нас они есть?

— Я их отсканировал.

— Читай. Не обращался ли он за разрешением покинуть предписываемую зону проживания? И на каких основаниях?

Пальцы Лебоу побежали по клавишам.

— Было такое. Он дважды покидал Милуоки и ездил на рыбалку в Миннесоту. Куда-то рядом с Интернэшнл-Фоллс. И еще трижды в Канаду. Во всех случаях возвращался без всяких инцидентов. — Лебоу наморщил лоб. — Рыбалка… это мне что-то напоминает. — Он снова пробежался по клавишам и вызвал отчет тюремного адвоката. — Вот: зарабатывал очки, чтобы получить разрешение ловить форель на территории Пенсильванской государственной тюрьмы.

Поттер задумался. Миннесота, его родной штат. Страна тысячи озер. Канада.

Бадд застыл, вытянувшись во весь рост и по-военному развернув плечи, — сплошной комок нервов. Каждые пять секунд он смотрел на часы.

— Ради Бога, Чарли.

— У нас осталось всего семь минут!

— Знаю. Поэтому пошевели мозгами. Что ты там придумал?

— Не знаю, никак не могу сформулировать.

Поттер снова посмотрел на Мелани и тут же приказал себе: «Прекрати! Забудь о ней!» Внезапно он выпрямился.

— Есть! Ему нравится рыбачить, и он любит север?

— Так, — подтвердил Бадд, хотя в его голосе скорее слышался вопрос: «Ну и что из того?»

Но Лебоу уже понял и кивнул.

— Ты настоящий поэт, Артур.

— Все благодаря Чарли. Он навел меня на эту мысль.

Капитан полиции недоуменно посмотрел на переговорщика.

— Пять минут, — объявил Тоби.

— Мы заключим с ним дутую сделку о побеге. — Поттер поспешно указал на список ложных обещаний. Лебоу поднялся и взял фломастер. Переговорщик еще немного подумал. — Хэнди захочет проверить то, что я ему скажу, и будет звонить в местное управление Федерального авиационного агентства. Где оно находится, Чарли?

— В Топике.

Поттер повернулся к Тоби.

— Немедленно сделайте так, чтобы все звонки в ФАА переадресовывались сюда. — Он показал на телефон на консоли. Переговорщик понимал, что это трудное задание, но Тоби, не говоря ни слова, приступил к исполнению и стал нажимать какие-то кнопки и что-то говорить в микрофон гарнитуры.

— Нет времени, — запротестовал Бадд. — Просто дайте ему наш номер. Откуда он узнает, что это не телефон агентства?

— Слишком рискованно: может проверить. — Поттер взял аппарат и нажал на кнопку повторного набора. Ему ответил бодрый голос.