Сплетая рассвет Лим Элизабет

Глава 34

Следующие несколько дней я пережила только благодаря тому, что с головой погрузилась в работу. Меня так поглотил процесс завершения платьев леди Сарнай, что я почти не замечала звона колоколов каждые утро и ночь или барабанной дроби дождя по крыше от бурь, разражавшихся вне стен Осеннего дворца. Даже не обращала внимания, когда Амми лепетала о чудесном выздоровлении императора, хотя один раз все же навострила уши, когда она пожаловалась, что лорд-чародей почти не ел за ужином. Магия, наполнявшая платья, заглушала все звуки снаружи, из-за чего казалось, что день представления их леди Сарнай наступит очень-очень не скоро.

После трех месяцев в дороге я забыла, как волнительно погружаться в свое ремесло. Не так давно моим заветным желанием было стать величайшей портнихой в Аланди. Тогда жизнь была совсем другой – до прибытия во дворец, до работы с волшебными ножницами, до знакомства с Эданом.

Он меня не навещал. Это задевало, но я его не винила. Должно быть, император Ханюцзинь ему запретил, хотя порой, сидя у окна, мне казалось, будто ястреб наблюдал за моей работой до поздней ночи. В глубине души я убеждала себя, что это к лучшему – для нас обоих. Возможно, когда нам придется навеки расстаться, будет уже не так больно.

Посему при помощи волшебных ножниц и перчаток из паучьего шелка я днями напролет пряла солнечный свет в такую золотую нить, чтобы она не ослепляла и не обжигала. Это не тот материал, который можно разложить на раскроечном столе и отмерить лентой. Поэтому я доставала свет прямо из ореха и обрезала его ножницами в такие тонкие лучики, насколько это было возможно. Затем наматывала их на лезвия и пряла в нить, которая сама проскальзывала в ушко иглы. С лунным сиянием поступила так же, только сплела серебристые лучи в утонченные, сверкающие веревки.

В ночь перед алым солнцем я вшила солнечный свет в первое платье. Смех солнца никоим образом не облегчил тяжесть на моем сердце, но когда его лучи заплясали на ножницах, мне захотелось рассмеяться – не от радости, а от изумления и облегчения. В законченном виде солнечное платье оказалось таким лучезарным, что мои глаза заслезились от его блистательности; даже когда я отвернулась, солнечные «коронки» продолжили жалить глаза.

Я часто заморгала и размяла пальцы. На коленях у меня лежал теплый пузырек с кровью звезд; ножницы загудели, когда я принялась пришивать слезы луны ко второму платью леди Сарнай. В процессе работы мне вспоминалось мое испытание на Пике Чудотворца и плаванье в ледяном пруду. По щеке скатилась слеза – не от грусти, а от горького понимания, что Майя, заканчивающая эти платья, уже не та девушка, которая начала их три месяца назад. Они воплощали мое путешествие, но вскоре мне придется с ними распрощаться.

Я наложила последний шов на платье из лунного сияния. Осталось лишь одно – из крови звезд.

Я вытерла глаза тыльной стороной ладони, мои пальцы дрожали. Сон мне только снился, и усталость начинала брать свое. Мысли разбегались, решимость пошатнулась.

Моя игла замерла над последним платьем. Что со мной будет, когда я его закончу?

Император знал, что я девушка. Когда платья будут готовы, оставит ли он меня во дворце? Это все, чего хотела прошлая, наивная я – добиться благосклонности его величества и стать императорской портнихой. Но теперь жизнь открыла мне глаза.

Если он все же позволит остаться, это постоянно будет напоминать мне, какой властью он надо мной обладает. Напоминать о том, что я потеряла.

Завтра Эдан вернется на острова Лапзура и станет демоном, как Бандур.

Все из-за меня.

Только работа не давала мне окончательно потерять надежду. Но скоро и ее у меня отнимут. Платья были почти готовы, и утром леди Сарнай заберет их себе.

Я шумно выдохнула и плюхнулась на кровать. Столько месяцев мне приходилось быть сильной: ради семьи, ради себя, ради Эдана.

Наконец я дала слабину. Все, что я так тщательно держала внутри себя, все погребенные обиды и печали полились из моего сердца и вылились во всхлип.

Почему я не могла быть просто Майей – послушной дочерью? Девушкой, которая любила шить и мечтала провести остаток жизни с тремя братьями и отцом? Но Финлея не стало. И Сэндо. А Кетон… был лишь призраком прошлого себя.

Эдан наполнил пустоту, оставленную братьями. Пробудил во мне путешественницу, мечтательницу и бунтарку. А теперь я потеряю и его.

Я не могла позволить этому случиться.

Ни в коем случае.

Я попыталась успокоить поток своих мыслей, собирая их воедино. Если Эдан освободится от клятвы, данной императору Ханюцзиню… то перестанет быть чародеем. Не станет демоном. Не сможет занять место Бандура в качестве стража Забытых островов.

Я скатилась с кровати и взяла ножницы. Используя зубы, достала пробку из пузырька с кровью звезд и осторожно вылила драгоценное содержимое на лезвия. Затем коснулась ими гладкого белого шелка последнего платья.

Медленно, постепенно, кровь звезд начала растекаться краской по чистому холсту.

Ночь выдалась темной и беззвездной, но в моей маленькой комнате сплетался целый мир света.

Платья сияли так ярко, что их могущество проливалось сквозь закрытые двери и окна. Вид всех трех сразу должен был ослепить меня – но я была их создателем, и это защищало меня от их света.

Я шагнула назад и выдохнула, глядя на свои творения.

– Первое соткано из смеха солнца, – прошептала я. – Второе расшито слезами луны, и последнее раскрашено кровью звезд.

Я попыталась найти какой-то изъян, выбившуюся нить или лишнюю пуговицу, но мы в паре с ножницами не совершали ошибок. Платья выглядели безупречно. Достойными императрицы. Достойными богини.

Вздохнув, я провела рукой по последнему из них. Краска высохла неестественно быстро, и, когда мои пальцы задержались на нежном шелке, я поняла, что это самое прекрасное из трех, мой шедевр. Платье из солнца было пышным, великолепный золотой подол с закругленными полами напоминал лучи солнца, а гладкое и серебристое платье из луны с открытыми плечами и струящимися рукавами заканчивалось шлейфом. Но платье из звезд… оно было черным, как ночь, но стоило к нему прикоснуться, и оно переливалось всей гаммой цветов, мерцая золотым, серебряным, фиолетовым и тысячью других оттенков, которым я не знала названий. Я прижала корсаж к груди, представляя себя в нем.

«Почему бы и нет, Майя? Ты всю жизнь шила для других, придумывая платья, которые никогда не осмеливалась примерить».

Прежде чем успеть передумать, я расстегнула сотню пуговиц, которые кропотливо пришивала к окрашенному звездами платью, натянула юбку и застегнула корсаж, просовывая руки в рукава. Какой бы силой ни обладали платья Аманы, сегодня я это узнаю.

С помощью волшебства юбка расправилась, пуговицы застегнулись одна за другой, пояс сам завязался на талии. Я прижала руки к груди, пытаясь утихомирить свой восторг. Платье сидело идеально. Оно полностью облегало мои бедра, а дальше мягкий шелк расцветал в стороны, как лепестки розы. Сама ткань была теплой, из-за чего казалась живой.

Я распустила волосы и спрятала лицо под тонкой вуалью из остатков шелка.

Затем вышла наружу. Во дворце царил мрак; фонарики, освещавшие садовые тропинки, мерцали, их свечи почти догорели. Но я не нуждалась в фонарике или факеле, чтобы видеть дорогу. Платье сверкало и освещало мне путь.

Стражи уставились на меня с открытыми ртами. Некоторые упали на колени, прижимаясь лбами к земле, словно перед богиней. Никто не спрашивал, кто я или куда направляюсь. Я дошла до Великого храма. Мои плечи напряглись, но я прошла через деревянные двери и подошла к святыне.

Там меня ждал алтарь Аманы, озаренный свечами и благовониями, благодаря чему статуи сияли, хотя в храме никого не было. Я аккуратно взяла связку благовоний и приподняла юбку, чтобы опуститься на колени.

– Амана, благослови и прости меня. Ибо я создала три легендарных платья из твоих детей: солнца, луны и звезд.

Я поставила благовония в горшочек, поклонилась и собралась уже уходить. Затем завыл ветер. Нет, не ветер. Звук напомнил мне ножницы – тихая песня, резонирующая с моим естеством, словно только я могла ее слышать.

Я повернулась. Статуи Аманы засияли ярче.

«Значит, ты нашла моих детей, – произнес женский голос; низкий, властный, но в то же время ласковый. – И сшила мои платья».

Я вновь рухнула на колени.

– Да, богиня-мать.

«Они обладают большим могуществом – слишком большим для твоего мира».

Я склонила голову от ее предупреждения.

– Теперь я это понимаю, богиня-мать, – мой голос задрожал. – И понесу любое наказание, какое ты пожелаешь.

Амана задумалась. «В наказании нет нужды. Ты много страдала, а сила платьев может дорого тебе обойтись. – Она помедлила. – Я сжалюсь над тобой и освобожу от одного бремени. Назови мне свое самое сокровенное желание, Майя. И я его исполню».

Мое сердце наполнилось надеждой. В голову сразу пришел ответ.

– Умоляю, Амана, освободи Эдана от клятвы императору Ханюцзиню, чтобы он был свободен.

Запах благовоний усилился, а глаза Аманы сузились. «Твое желание будет иметь огромные последствия, Майя. Эдан не сможет выполнить обещание, данное демону Бандуру. Тебе придется заплатить за нарушенную клятву».

– Мне все равно, – пылко произнесла я. – Я люблю Эдана.

Последовала пауза. Я затаила дыхание в ожидании.

«Ты действительно желаешь только любви? В тебе кроется ярость, дитя. Ярость и большое горе. Может, ты хочешь чего-то для себя?»

При этих словах мои плечи поникли. Богине-матери врать нельзя.

– Я годами мечтала, чтобы моя семья снова была единой, – тихо призналась я. – Но такую потерю даже ты, богиня-мать, не можешь исправить. А тем временем Эдан… для него еще не все потеряно.

«Значит, будь посему, – наконец сказала Амана. – Именем света и крови звезд, которыми он связан, твоя любовь будет свободна».

– Спасибо, – прошептала я. – Спасибо, Амана.

Я трижды поклонилась, прижимаясь к прохладным деревянным доскам пола храма, а затем сбежала по трем ступенькам. Мое сердце отяжелело от благословения Аманы, руки широко распростерлись от надежды – завтра сплетется новый рассвет.

Глава 35

Я проспала гонг, оповещающий о рассвете, и даже обычные утренние колокола. Когда Амми ворвалась ко мне в комнату, то обнаружила меня спящей поверх одеяла, со свисающими с кровати ногами.

Она яростно потрясла меня за плечи.

– Все тебя ждут! – воскликнула служанка, ее косы взметнулись от беспокойства. – Ты должен был появиться в комнате леди Сарнай двадцать минут назад!

Я подскочила на месте. Первым делом увидела алое солнце. Оно сердито светило на меня, окутывая комнату багровым сиянием – и даже поднос с завтраком, оставленным на полу несколько часов назад. Суп частично вылился на лакированный поднос и в свете солнца напоминал кровь.

Мой взгляд переместился к платьям. Из солнца и луны были аккуратно сложены стопкой, готовые явиться пред глаза императора Ханюцзиня и леди Сарнай. Но последнее… оно висело на стуле, его подол задевал пол.

Должно быть, все это было сном.

– Вставай, вставай! – Амми потянула меня за руку, пытаясь поднять с кровати. – Хорошо хоть, что ты уснул в одежде.

Так и было. Странно, но я не помнила, как переоделась прошлой ночью. Слева от меня стояло длинное и прямоугольное зеркало с палисандровой рамкой. Я увидела свое отражение: впалые глаза, уставшие от беспокойства и недостатка сна, пряди черных волос, спутавшиеся на концах. Ничего необычного.

Я связала волосы и расправила штаны.

– Все-все, я проснулся.

Амми отошла и скрестила руки.

– На завтрак нет времени, – наклонилась, чтобы вытереть капли супа с подноса. – Я оставлю его здесь, чтобы ты мог поесть позже.

Я кивнула, застегивая пояс с инструментами. Ножницы знакомо прижались к боку.

Амми стряхнула пыль с моей шляпы и передала ее мне.

– У тебя отросли волосы.

Я замешкалась, жалея, что чары Эдана распространились и на Амми. Было бы приятно, если бы хоть одна девушка знала мой секрет.

– Знаю, – ответила я, забирая шляпу. – Спасибо.

Я сложила платья в корзинку и поспешила к дому леди Сарнай, чуть не забыв трость и что должна хромать. Как и в Летнем дворце, Орхидейный павильон находился в другом конце территории, и пока я шла по открытым коридорам и дворикам, то старалась избегать взглядов на небо. Боковым зрением я заметила огненные облака, и даже моя тень приобрела красный оттенок. Но я отказывалась поднимать голову и смотреть на пламенно-алое солнце.

Я спешно поднялась по ступенькам и, когда стражи впустили меня внутрь, упала на колени в поклоне.

– Ваше императорское величество, я приношу глубокие извинения за…

От вида императора Ханюцзиня у меня пропал дар речи. Низкий и слабый правитель, которого я встретила всего пять дней назад, пропал. Благодаря магии Эдана он вновь стал могучим императором, которого все любили и боялись. Его волосы были черными, словно эбеновое дерево, и прятались под головным убором, полностью сделанным из золота. Его глаза лучились, хоть и не добротой. Эта маска была настолько потрясающей, что я забыла, как он выглядел на самом деле.

Я оторвала от него взгляд, не желая позволять магии играть с моим восприятием и чувствами. Рядом с императором стоял Эдан. Я поджала губы. Мы не виделись уже много дней. Его волосы стали короче, кудри были зачесаны назад, и он был одет в черный халат, который всегда носил в присутствии своего господина.

Эдан выпрямился. Натянулся как струна. Усмиренный своей клятвой. Золотой браслет, сковывающий запястье, и аура императора сияли ярче, чем обычно. Должно быть, мне привиделась встреча с Аманой прошлой ночью. Увидев Эдана таким, я почувствовала, что мое сердце вот-вот разорвется.

Слегка повернув голову, я осмотрела покои леди Сарнай. Они казались меньше, чем ее комната в Летнем дворце. Возможно, из-за количества собравшихся в ней людей: министра Лорсы и трех других евнухов, ряда придворных, нескольких служанок ее высочества… и лорда Сины. Все они пришли посмотреть, преуспела ли я в воссоздании платьев Аманы.

– Вы опоздали, – сказал император Ханюцзинь, когда двери закрылись. На меня он не смотрел, и я не сразу поняла, что кто-то еще прибыл после меня.

Сзади подошла леди Сарнай. На ее плече висел лук, будто она только вернулась с охоты. В руке была стрела – такая же острая, как враждебность в глазах дочери шаньсэня. Любопытно, не подумывала ли она пристрелить меня в этот момент. Она определенно не радовалась моему присутствию.

Леди Сарнай отдала лук одному из императорских евнухов, а стрелу и колчан уронила на пол. Если ее и удивило присутствие лорда Сины, она хорошо это скрыла, кланяясь императору.

– Встаньте, – приказал он, занимая место на одном из двух лакированных кресел, подготовленных для него и леди Сарнай в центре комнаты, с горящими рядом благовониями. Я заметила амулет Эдана на его поясе. Тот выглядел так же, как и всегда – старым и тусклым, с гравировкой в виде ястреба.

– Алое солнце прибыло, – объявил император Ханюцзинь. – Мастер-портной, мы долго ждали, когда вы закончите платья Аманы. Представьте их леди Сарнай, чтобы она надела одно из них на наш праздничный банкет в честь приезда шаньсэня.

Я сглотнула и встала, не поднимая головы и держась за трость.

– Ваше высочество, – обратилась к леди Сарнай, – я закончил платья и представляю их вам в предвкушении вашей свадьбы с императором Ханюцзинем.

Подняв и расправив все платья, я восхищенно заметила, что ткань не омрачила ни одна складочка. Раздались вздохи служанок. Юбки были пышными, как облака, ткань мерцала и сверкала так ярко, что казалось, будто она соткана из лучей солнца и луны, из золота, бриллиантов и драгоценных камней.

– Первое соткано из смеха солнца, – комментировала я, пока служанки преподносили платья леди Сарнай. – Второе расшито слезами луны.

Леди Сарнай едва обратила на них внимание, хоть это и было сложно. Вблизи платья ослепляли, но мои глаза привыкли к их сиянию.

– И последнее разукрашено кровью звезд.

– Подождите. – Лорд Сина вышел вперед, чтобы осмотреть платья.

Его крупные руки замерли над тканью, которая, как ни странно, не блестела и не сияла. Даже несмотря на то, что воспоминания о вчерашнем вечере были смутными, я могла поклясться, что на мне платье ожило красками. Словно таило в себе свет звезд.

Но нет, платье оставалось черными. Черным, как уголь, как чернила – как смерть.

– Не самый благоприятный цвет для свадьбы, вы так не считаете? – спросил лорд Сина у императора. – Вы оскорбляете шаньсэня.

Уголки губ леди Сарнай приподнялись.

– Даже если бы меня не отталкивал цвет, оно чрезвычайно простое, мастер Тамарин. Едва ли его можно назвать платьем, напоминающим о нашей великой богине.

Я подошла к служанке и попыталась поставить ее под свет. Но тот был багровым и никоим образом не выявлял сияние звезд.

– Оно отражает свет, ваше высочество, – сказала я, пытаясь скрыть свое замешательство из-за тусклости платья. – Возможно, всему виной алое солнце.

Император Ханюцзинь сложил руки на груди, его длинные шелковые рукава задели пол.

– Не будьте такой угрюмой, леди Сарнай. Как по мне, цвет вполне вам идет.

– Я его не надену. Лорд Сина прав, оно выглядит зловеще.

– Быть может, ее высочеству стоит примерить другое платье, – подал голос Эдан. – То, которое из солнца.

Та прищурилась.

– Какое имеет значение другое платье, если это не потрясает? Я просила сшить мне три платья богини Аманы, а не имитации.

– Они не имитации, – резко ответил Эдан.

– Верно, – кивнул император Ханюцзинь, опуская руки на колени. Он выглядел подозрительно спокойным. – Мои стражники клянутся, что прошлой ночью видели богиню Аману у Великого храма, одетую в платье из звезд.

Несколько евнухов начали перешептываться, что тоже слышали об этом.

Лорд Сина повернулся к Эдану, его лицо исказилось от злости.

– Вы хотели одурачить нас своей магией? Заставить поверить, что богиня Амана и вправду спустилась на землю в этом… гнусном платье?

– Наденьте его, – приказал мне император Ханюцзинь.

Почти все головы удивленно повернулись к нему, включая мою.

– Сир?

– Мастер Тамарин, продемонстрируйте его силу, как, насколько я полагаю, сделали вчера.

– Это неуместно! – вмешался лорд Сина. – Мастер Тамарин мужчина. Он никак не мог…

– Вот тут вы ошибаетесь, лорд Сина, – губы императора расплылись в улыбке. – Мастер Тамарин – младший ребенок Калсана Тамарина. Его дочь, Майя.

Я ахнула, на лицах всех присутствующих отразился шок. Зачем он это сделал?

– Самозванка! – раздалось бормотание.

Министр Лорса прикрыл рот ладонью, евнух рядом с ним начал яростно что-то писать. Ухмылка леди Сарнай испарилась, сменяясь недоумением, но я слишком сосредоточилась на Эдане, чтобы насладиться этим. Только его лицо оставалось спокойным и мрачным. Он вскинул бровь – намек, что он понятия не имел о планах императора. Я начала взволнованно выкручивать пальцы.

– Майя Тамарин, надень платье.

Эдан начал было идти ко мне, чтобы помочь, но Ханюцзинь остановил его рукой.

Чувствуя на себе всеобщее внимание, я забрала платье, окрашенное звездами, и ушла за ширму. Леди Сарнай прожигала ее взглядом, ожидая, когда я потерплю неудачу и не смогу оживить магию Аманы.

Мой желудок скрутило от страха, что она может оказаться права. Никто из служанок не пытался мне помочь, а пуговицы отказывались застегиваться сами, как вчера. Я потянулась к ножницам – и это все, что потребовалось, чтобы волшебство вернулось. Пуговицы быстро застегнули платье.

Не мешкая ни секунды, я сняла шляпу, и волосы каскадом упали ниже плеч. Затем вышла из-за ширмы.

Платье лучилось ослепительным светом, которого хватило, чтобы озарить всю комнату. От неожиданности император Ханюцзинь поднял руки, чтобы прикрыть глаза. Леди Сарнай и лорд Сина поступили так же.

Но Эдан не отвернулся. С его уст сорвался тихий вздох. В глазах замерцало восхищение, и на секунду мой Эдан вернулся, затмевая того, что был слугой императора Ханюцзиня. Но смотрел он не на платье – а на меня.

– Ты светишься, – прошептал он так тихо, чтобы только я могла услышать.

Я недоуменно опустила взгляд. Мое платье вернулось к жизни, как прошлой ночью. Сегодня оно было иного цвета, больше фиолетовым, чем черным, – насыщеннее, чем краска, которую могли себе позволить только короли и королевы. Ткань пошла рябью и засияла всеми цветами, которые только можно представить, отбрасывая их на потолок и стены. Затем я увидела свое отражение в зеркале. Я действительно светилась – моя кожа, волосы, руки, – все тело источало мягкий серебристый свет, который заблистал пуще прежнего, когда я заметила его. Эдан потянулся за моими ножницами. Я так сильно схватила их, что они отпечатались на моей ладони.

Платье стало ярче, когда я протянула руку к Эдану, но он отступил, и его место занял император Ханюцзинь.

В его глазах читалось изумление. Усмешка сошла с губ, и он поднял мое лицо за подбородок, как в тюремной камере.

– Какая замечательная трансформация, – сказал Ханюцзинь, изучая меня со всех сторон. – Теперь я понимаю, почему тебя приняли за саму Аману. Пройдись-ка.